The Pretty Reckless – Only Love Can Save Me Now (feat. Matt Cameron & Kim Thayil)
Налить покрепче, вжарить погромче и чувствовать до одурения приятный ненавязчивый запах духов Кана, сидящего рядом. Локация новой вышки и стойкого ощущения адреналина в жилах. Ким не шутил, когда объявлял это лично Чону, у которого заторможенность в тот момент пересекала все сплошные. Новый лидер и новые правила, которые вручаются в единоличные руки Юнхо, которому стоило бы для начала ёбнуть фирменного Чхве, прежде чем садиться на байк в эту пятницу. Время пролетело, пыль осела после двух заездов, за которые никто не смог одолеть раскипятившегося Чона. Накачаться до усрачки и просесть – этого не могло случиться под тёплыми объятиями удачи и внимательностью ожидающего его у границы Кана в эту многообещающую ночь. – Тебе всегда нравилось у барной стойки, – Юнхо мягко опускается назад, одной рукой проводя по обивке углового диванчика рядом с удобно устроившимся к нему Ёсаном. – Мне будет нравиться там всегда, Юн~и, – томность слов Кана сбивает настрой на лёгкую волну вечера, Чон хмелеет и не старается скрыть этого, – но сегодня я хочу, чтобы тебе было приятно. Выпьем за твою победу? – шот передаётся умелыми пальцами, Чон его задерживает дольше, обхватывая кановскую руку. Оба начинают пропадать в друг друге, не моргая. – Всё ещё помню, как в наше первое знакомство ты заливался из-за проигрыша... – И предлагал тебе в отель... Лучше заб... – Я считаю это важным. Для нас, – шот вливается, согревая, Юнхо продолжает молчать. – О таком стоит помнить, Юн~и, – мягкая и тонкая улыбка Кана, такая же, как в первый раз. Чона ёбает по затылку дежавю, а затем волна пробегающих кадров толпы внизу бара, с обзора их вип-столика, отрезвляет его мозг. – Ты прав... – Тогда отметим и это? – И, видимо, вдвоём... – беглый взгляд чуть левее и вверх, к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж в комнату Кима, – раз наши звёзды бара решили на нас забить. – Я думаю, им есть, чем заняться. – И нам будет, – правдоподобный заигрывающий шёпот у самого уха едва проходится тяжёлым напускным дыханием, – чуть позже, – добавлением с выдержкой пресловутой паузы в такие решающие ситуацию моменты. – Всё ещё пытаешься флиртовать, – смех Кана льётся ярче, чем любимое мартини Уёна под пристальным вниманием Чхве. – И всё ещё не сдаюсь. – За это я люблю тебя чуть больше... Юнхо бы ответил чем-то бредовым, если бы не вовремя нависший над ним Ёсан. Терпко пахнущий Ёсан, набравшийся хоть и прилично, но куда-то мимо алкогольных паров. Гонщик никогда этого не понимал. Эта беспробудная ночная жизнь, что тянула сюда, которую дочиста осушали, насыщаясь иногда до тошноты, отдавали ей всё до последнего, выигрывала у тебя же. Контроль оставался не за тобой. У Кана был иммунитет, а у Чона была зависимость. Она осталась и пережила множество изменений, но не утратила своего назначения. Юнхо всё ещё вёлся, как последний пацан, а Ёсан, кажется, на этом даже не стирал пыли... Когда Кан отстраняется от налившихся кровью губ, Юнхо вливает в себя залпом одну рюмку, чтобы перевести сбившиеся настройки. Ёсан глубоко и долго смеётся, а затем устремляет свой взгляд прямиком на барную локацию и знакомый силуэт за ней, рядом с которым трётся почти что беспалевно сам Чхве. – Ты разговаривал напрямую с Уёном? – Ещё нет... Он как-то отстранился за последний месяц. Пишет редко, говорит ерунду, если созваниваемся, – машинальные движения бутылки, пара приятных звуков и наполненность стекла. – Значит, ничего не поменялось... Сан всё так же трусит, – глухим отскоком в шуме ненавязчивой музыкальной нирваны. – Чего? – Гетеросексуальность никуда по щелчку не выветривается, – прямой взгляд, секундное молчание и понимающий кивок от Юнхо. – И, кажется, что вся любовь Уёна, которую он так старательно показывает, ему в этом и не помогает. Сан закрыт. – Может мне тогда погов... – Твоя бестактность, Юн~и, вернёт их в прошлое, из которого мы все ползли, – голос выдаёт лёгкую издёвку, но не марает мягкость давления, – поэтому не нужно... – Тогда зачем спросил? – Чтобы убедиться, что не всё потеряно, – рука кладётся на чоновское колено, губы облизываются и снова принимают дозу алкоголя с перцем. Это изжигает всё горло, но доставляет нужный градус в мозг. И Кан немного вальяжно опирается о гонщика, убеждаясь в том, что Юнхо так и не научился держать свои мысли под вакуумом. Они очевидны и наглядны. Они честны. – Как было у нас с тобой. – Ёсан~и... – Мой действующий чемпион заставит меня об этом сейчас жалеть? – Ни за что. – Докажи... – этот мотив известен своим самым глубоким произношением, от которого встряхивало до ебучего скрипа в груди. Чон вертит головой, потерянно осознавая промах, на ум не приходит ни единой здравой идеи. – Выгнать бы Джуна с его блондином из... – Есть комната для персонала, – Кан невзначай добавляет эту фразу, остро проводя кончиком языка по стеклянной кромке, а затем залпом осушает сбитый со счёта крепкий красный. – Ты серьёзно? – Разве я когда-нибудь шучу? – Тогда пошли... – чоновские глаза заливаются чернотой азарта, рука опоясывает, а гонщик смещается к спокойно-сидящему Ёсану ещё ближе. – Сан будет не в восторге, милый, – Кан выигрывает, даже не посвящая в это самого Юнхо, для которого сложные хитросплетения и уловки доведены до гладкости любой удобной поверхности, на которой можно разместить такого желанного и прямолинейного Ёсана. И последний об этом прекрасно знает. – А мы ему не скажем, – плёвый аргумент гонщика засчитывается, и Кана нереально ведёт сейчас только от одной мысли о том, что Чон настолько в нём зависим... Ускорить и на повторить. А большего и не надо. Выжимай...***
Для этого вечера не предназначено ничего, кроме надежды. Надежды на то, что лёд, собранный расколотыми кусками на дне, сможет подтаять и разбавить эту вечную и пустую выжидательную тактику. Их время пришло, но не установилось. Для Уёна понятия схожи, но для Сана они, кажется, до сих пор неравны. Чон не намекает, Чон говорит прямо и смело о том, чего он хочет, а Чхве не готов предоставлять свои ответы на это. Оба в проигрыше, но обоим не плевать. – Если я напьюсь, отвезёшь меня к себе? – голос плетётся, как пальцы по стойке, без разбора. Какой-то выстукивающий ритм, который никому неизвестен, кроме самого Чона. Сан оборачивается к нему, доставая новую порцию льда. – Оставлю у заднего входа, – лаконичностью между делом, обращаясь затем к ожидающему очереди гонщику по правую сторону. – Тоже заманчиво, если припомнить, сколько всего за ним было... – Родителей предупредил? – Не начинай, Сан... – Я прошу тебя примерно о том же. Но ты не слушаешь, – опора на руки, перевес по барной стойке, открытый и внимательный лисий взгляд, который вышпаривает Уёна моментально. – Ты не оговариваешь причин... А мне что думать? Я спешу? – Да, Уён. – Уверен, что в этом вся причина? – Тебе большего пока знать не за чем, – голос понижается, пустой бокал перетягивается ближе к себе, но пальцы Уёна задерживают руку Чхве. – Тогда зачем ты соглашался? Сан?.. Новая наслойка, по которой мазать уже противно. Чхве прекрасно это понимает. Для Уёна это сейчас важнее, чем что-либо ему известное. Ему нужно веское слово, крепкое заручение и чёрным по белому будущая дорога по ветру. А Сану нужно всего лишь поставить таймер до момента собственного взрыва, о котором рассказать не представляется смелости. Кто же прав? Кто обманут? После четырёх Чхве привычно разминает уставшую шею и запирает заднюю дверь, проверяя наличие охранной системы. Он чувствует позади себя простреливающий и самый родной взгляд. Затылок чешется от внимательности и огорчения. Это улавливается интуитивно. – Я вызвал тебе такси, – тон ровный, как холодное стекло, по стенкам которого накапливается безмерное терпение. Чхве его опознаёт без промаха, оборачиваясь на расклеенного Уёна. Вполне трезвого, потому что тот перестал заливаться до отключки после их партнёрского союза. – А сам? – После тебя поеду... Попрощаться хотел. – Уён, не ври. – Не сжалишься? – Ещё минуту назад об этом думал, – Сан подходит плотнее, притягивая за шею эту податливость и хитрую перспективу на помилование. Чон отвечает на объятия, но не спешит тому на уступку. – Мне не хватает одного дня, Сан... Честно. Я пробовал с этим мириться, но... – С тобой невозможно уснуть, – выдох обдаёт паром, накапливается теплом на уёновском лице и передаётся в секундном касании по губам. Почти целомудренном, но невероятно чувственном. – Выгони на диван. – Ты ворчал, что там неудобно, – лёгкий смех поделён на двоих в этом застоявшемся раннем утре, для которого всегда находится особая тишина, что не смеет перебивать их шёпоты. – Потерплю ради такого. – Опять врёшь, Уён. – Бля... – Ну и где моё такси? – Догадайся... – Перспектива оставить тебя здесь мне кажется всё ещё заманчивой, – голос вкрапливается по шее вверх, тело сминается всё крепче и роднее. Чхве не оправдывает своих же слов, а Уён на это тихо смеётся. – Ну и кто из нас херовее врёт? – Определённо оба...