Jackson Wang – Blow
Локации роскоши, белоснежного атласа, латексных бёдер. Пиджак сидит по случаю, но, учитывая последние мозгоебические обстоятельства напряжённого графика, слегка великоват, но Киму даже идёт. Чёрный андеркат небрежен, и часть волос спадает вперёд. Масляный тяжёлый взгляд, усталости с сучье самомнение под каждым кругом. Именно таким Хонджун предстаёт на вип-горизонте закрытой территории «White Rose». Старший Ким уверенно держится чуть впереди, бывший гонщик следует тенью, но не третьим лицом. В зале душно, приторно-пошло и безумно развратно. Глаза следуют за группой мужчин, ухватывают ответные секундные взгляды, стараются задержать их на себе подольше. Маниакальная одержимая психея. Зашторенные комнаты, наполненный зал с резервами, главный мальчик на сцене. Каждый вздох подарен ему, каждый провокационный намёк использован во благо похоти, каждый член гарантированно окажется не против его компании после номера. Но это решать не им… Отдельная комната, пятеро за низким и лакированным столом, вычурные стены. Хонджун сглатывает. Старший Ким с единогласного приветствия проходит к предложенному месту. Беседа начинается вяло, монотонно, низким градусом надменно. Оба это ощущают. Текущий расклад не в их пользу. Заслужить одобрение – первый мазок на перстне. Их немного-немало штук десять. А это означает, что грёбаный старт не заладится насухую. Козырей нет, поставщики с нуля, бесполезная трата вторсырья со складов. Но отец Кима умеет переворачивать многие вещи наизнанку, и Хонджун в этом не сомневается… Целый час утрачен на сводку и заверения, дымный выпуск эго и дорогого виски. Ким ускользает из поля зрения отца, тот, кажется, совсем не против. Повышенный объём памяти, адреналина и сучьего неправильного жжения в грудной. Хонджун грезит о беспричинном поощрении, о ласково-шепчущем голосе Пака над ухом, о багряных разводах их лучших бессонных ночей. Бывший гонщик ностальгирует и блефует. Зал затягивает и выплёвывает. Атмосфера накаляется дополнительным номером некого Хани. Ким не налегает на выпивку, но оттягивается иным способом. Угловой вип-столик, немного красного и белого, чёрного и скользкого. Обострённое чувство дорогого пресыщения. Пока на сцене творится очередная пошлая иллюзия, Хонджун погружается в свои мысли на пару с текилой, неглубоко. Время пролетает, лица мелькают и исчезают, костюмы натирают взгляд. Оповещения на телефоне, которые старательно выжидает Ким, шлют его по-паковски. Ночь перетекает за два часа. Неизвестно настроенный субъект со сцены – прямиком к нему. Скрипучий след, перекидывание одной ноги на другую, влажная шея в тонировке, самый вымученный и опасный взгляд. Хонджун подвисает на этом моменте и определённо прослеживает ход оценивания своей уединившейся здесь персоны. – Свободно, милый? – Зависит от намерений, – Ким не старался придать голосу хрипотцы, но тембр снизился ровно на третьей подаче градуса вовнутрь. – Зависит от компании, – подмигивание и резкий выхват бутылки. Хёсоб просыпает дорожку соли на бледное запястье, демонстративно её слизывает. Хонджун замирает, оценивая дёргающийся кадык и ровно пять глотков из наливаемой автоматом рюмки. – Не вырубит? – Я разве похож на новичка в этом деле? – яркий взгляд, стойкий прицел и острый кончик языка в уголке губ. – Уже нет. – Ну вот и славно… – расстояние прежнее, но ёмкость беседы становится ближе. Ким не ответит, что способствует этому заведомо неверному настрою, но с лёгкостью может предугадать сейчас, что парень в откровенном топе и высоких каблуках с ним флиртует. – Я, кажется, счастливчик на твоё внимание. С нас не сводят глаз соседние столики, – голова вполне трезвая, ракурсы свободны для осмотра. Бывший гонщик улавливает это напряжение даже в полутьме. – Плевать. Эти говнюки заебали, – резкий переход с кокетства на знакомую ноту в разговоре. Кима встряхивает. – Но я здесь тоже мимо, – три секунды взаимного молчания. – Хёсоб, – рука тянется в мужском жесте. Это выглядело бы комично, если бы не пустое безэмоциональное лицо представившегося парня в этот момент. – Хонджун, – джентльменский жест засчитывается, рука обхватывает протянутую. – Отлично, Хонджун~и, будем знакомы, – резкий и тотальный переход. Лёгкая знакомая тональность в голосе для соблазнения. Неочевидная, двухслойная, но терпкая. – Твоё имя знает не каждый, я прав? – Его знаешь теперь только ты, – быстрый и односекундный выпад, телесное касание оголённым бедром, влажный мазок языком по кимовскому уху. Хани удаляется в последующий ключевой момент перед раскрытым в реплике ртом Хонджуна. Короткие границы чёрных шортов мелькают в неоновом свете. Это опасные линии, за которые разглядеть можно чуть больше, если просунуть руку и оттянуть. Звук отточенной сильной походки по блестящему покрытию пола, десятки изголодавшихся взглядов вслед. И лишь один из них не вписывается в это скопище похотливых ублюдков. Этот взгляд определённо будет принадлежать Киму…***
Пак уже успел поднабраться, но ему позволительно из-за успехов на промежуточных в его богом забытом малопрестижном универе. Кан сдержан и нервно поджат из-за бестолкового внимания к горящему экрану в ожидании сообщений от Чона. Оба как-то пролетают в вопросе самостоятельного выбора выпивки сегодня, пока Чхве козыряет мимо них, смешивая коктейли в стаканах. – Где обещанный кобель? Что-то я его здесь не вижу, – шот закидывается, Сонхва шипит и молниеносно подхватывает второй со стойки. – Юнхо скоро будет... Какие-то проблемы дома, – смазанная неоднозначность и личная оскомина, заевшие Ёсана порядочной тварью. Ставки на разоблачение горят с каждым днём, но личные понятия "свободы" и "выбора" посыпаются пеплом на напряжённые складки у переносицы. – В башке у него проблемы блять, – мутное прослеживание лиц в толпе по траектории бара, очевидный выдох, новая порция шота. – Сонхва, давай без лишнего. Джуна здесь нет не по моей вине, – тяжёлая и прямолинейная давка, уставший взгляд, приправленный парой слоёв тона, чтобы заёбанность последней недели не казалась для всех такой очевидной. Но Паку она в глаза как раз-таки бросается. – Как и Юнхо. Я понял, – левая рука примирительно кладётся на кановскую шею, массируя медленно и лениво. – Напомни мне, почему я с тобой всё ещё не переспал? Ёсан расслабленно и громко начинает смеяться, запрокидывая оголённую шею, краснота давления спадает так же резко, как и появляется. Сонхва ждёт какого-то ответа, возможно, своеобразной колкости в непринуждённом стиле. – Потому что я до такого не допился, милый, – мягкой сухой ладонью по щеке, парой лёгких касаний, последующим вздохом и отстранением. – Проёб, конечно, серьёзный, – Пак убирает свою руку, отодвигаясь. – Не без этого. – Ты всё равно бы не пожалел. – А ты бы не забыл. – Хуёвая концовка, проехали, – Сонхва поворачивается к Чхве, подзывая к ним бармена. В этот момент на горизонте появляется опоздавший Чон, огибая их между узким проходом барных стульев, протесняясь в грубой байкерской куртке и аналогичной манере, опережая с открытым ртом Пака. – Нам троим по двойному, Сан, спасибо, – а затем по-джентельменски протягивая руку Ёсану в ожидании подачи. – Не, ну ты ахуел, конечно... – Прошу прощения за задержку, – кановская улыбка в этот момент достигает своей самой опасной степени, излишне довольной и палевно уловимой в этом тусклом барном освещении. Ёсан сдерживается, как последний мальчишка, готовый броситься прямо под ноги своему лучшему обольстителю неуместных сырых подкатов. Кану нравится это. Кан топится в этом. Кан счастлив. – Слабая попытка. Что скажешь, Сонхва? – позади широкой спины гонщика слышатся отборные маты и пара одобрительных слов. – Считай, дотянул с минусом. – Постараюсь вытянуть выше, – раскрепощённое тёплое объятие захватывает Ёсана врасплох, перебивает дыхание, доза странного и неприятно сладкого парфюма уничтожает обонятельные рецепторы за пару секунд. Кан напрягается всем телом. – Эй, Ёсан~и, всё хорошо? – Юнхо немного отстраняется, чтобы взглянуть на него. Становится излишне шумно и суетливо. Чхве бегает из конца барной стойки в противоположный, разливая напитки, Пак вырисовывается своим острым профилем позади них, не обращая внимания на акт смазливого приветствия, хлестая уверенно и со вкусом фирменный бармена, а Ёсан в этот момент нехило подвисает. – Ты не менял парфюм уже четыре месяца. Я прекрасно знаю твой запах, Юн~и... – по стенкам бокала трещат куски бросаемого в него льда, капли стекают по стеклу, оно запотевает. Вокруг образуется неприятная и густая тишина. Напрягаются все трое. – Кто эта шанелевская сука? Скажешь мне, наконец? – Ёсан~и, это не то... – ...что я подумал?! – резкая, уверенная, мастерски вымеренная пощёчина. Кан в этом учился у лучших, но Чону о таком не довелось узнать. Сонхва соскакивает с места, подлетая к рассвирепевшему с пол-оборота Ёсану. В глазах Юнхо вырисовывается невероятный испуг, в глазах Кана – холодная злость. У всех троих существенно прожигаются нервы. Сан обращает на них внимание как раз в этот опасный момент, крутясь неподалёку. – Парни, давайте без драк, – повышение голоса идёт наравне с беспокойством и слежением за нарастающими неприятностью позициями у барной стойки. – Сан, прошу, не лезь, – жёсткая кановская реплика, дрожащие руки и воспалённые покрасневшие глаза. Юнхо в них пропадает потерянно, стараясь перевести дыхание от резкого удара. Правая сторона лица полыхает, пот прошибает под курткой. – Ёсан~и... Я всё объясню! – Разве я это заслужил?.. – вопрос, повисший в последнем надрыве на приближающийся акт к истерике, проглатывается еле слышно. Кан пулей вылетает из бара, не оборачиваясь, не разбирая никого перед собой, сталкиваясь с кучной компанией подвыпивших гонщиков, запинаясь и криво промазываясь между ними. Пак сканирует напоследок вжатого в самого себя Юнхо, обливает его визуально всеми возможными характеристиками на сучье ублюдство и пропадает в толпе, вслед за другом. Чхве на последнем замеченном им стоп-кадре разбивает из дрогнувших рук стакан, неглубоко полосуя им руку...