***
Морозная ночь окатила меня своим неистовым холодом. Щёки и уши ощутимо больно защипало. Кажется, даже ресницы покрывались крохотным инеем. Густая тьма накрыла собой весь поселок, её покой нарушали только фонари. Местами тусклые, мигающие, нагоняющие неописуемую тревогу. Я выбежал из дома одноклассницы, стараясь не думать, не поступил ли подло и несправедливо по отношению к ней. Мысли путались, а губы всё горели, сохраняя воспоминания о первом поцелуе. Но, как же это глупо - поцеловать кого-то, а потом сбежать подальше от чужих эмоций, истерики. Я почувствовал укол вины, что терпко растекался по телу. Возвращаться уже было поздно. Я шагал вдоль дороги, пока не услышал скрип снега. Не мой, чей-то ещё. Он заставил меня остановиться. Темный силуэт надвигался прямо ко мне навстречу, завывая как дикий зверь потерявший сородича - настолько отчаянным был этот вой. Из темноты на слабый фонарный свет вышла фигура. "Рома...", прозвучало в голове. Я узнал его. Его рука была спрятана за спиной. Меня как ледяной водой окатило предчувствие чего-то плохого. Разум упрямо твердил: "Беги". Я не слушал его, невзирая на очевидную глупость этого поступка. Парень подошёл ближе, лицо его было мокрым от слез. Нос, глаза и щёки красные, чуть опухшие. Похоже, он уже долго находился в таком состоянии. Я несмело открыл рот, но не успел ничего произнести, он опередил меня. — Ну привет, Тоша.. Ты не пришел, я волновался, что с тобой что-то случилось. Его голос дрожал. Казалось, еще немного, и он сорвется на крик. Но вместо этого леденяще спокойно продолжил. — Ты был у нее? Трогал, рисовал? Что ты наделал? - тембр вновь дрогнул, за ним последовал очередной всхлип. Я словно оглох. Оторопел, не зная, стоит ли что-то ответить. Кажется, он сказал что-то про "Вольтрон" и предательство, но я не слышал. С губ беспомощно сорвалось: — Всё не так... Я понимал, как это глупо. Ведь всё, как раз, именно так, и даже больше. Рома взревел так громко, что даже незаметно до этого времени ворона, сидящая на верхушке дерева, с недовольным карканьем улетела. Я весь сжался. Звякнуло лезвие знакомого ножа-бабочки. Ужас сковал тело, пока разум всё так же умолял бежать. — Рома.. Не надо, прошу. Я не хотел ничего такого, она позвала, и.. — ..И что? Ты как послушный пёс побежал за ней, виляя блядским хвостом? Нотки ярости, обиды и боли пронизывали его голос. Он подошёл ближе, направляя на меня лезвие. Сталь поблёскивала на морозе точно снег, искрящийся под ногами. Я наконец снова заговорил, пока мне не перерезали горло. — Она не нужна мне. Она только твоя, забирай. Пожалуйста, только услышь меня, — мой голос звучал умоляюще и так беспомощно. Ромка прыснул. Истерически, злобно и, кажется.. Обречённо? — Она? Ты думаешь, я стою здесь как ебучий истукан на морозе из-за неё? На секунду мне подумалось, что я не правильно его услышал. Но Пятифанов продолжил, силясь не сорваться на очередной вой и скулеж. — Мне нахер не сдалась эта курица. Я тебя хотел. Тебя, Тоша, всё это время. Неужели ты так и не понял? Его слова застали меня врасплох. Последние слова прозвучали с особенно болезненной интонацией, которая, в конце концов, переросла в рыдания. Парень согнулся пополам, хватаясь за голову и пряча лицо в коленях, пока нож продолжал сверкать в руке. Я растерялся, испытал чувство стыда, потому что уже второй человек передо мной в истерике, а я ничего не могу сделать и хочу только спрятаться, избежать ответственности. Я не смог сбежать, да и как бы это могло обернуться? Если сейчас дать дёру, этот нож, возможно, окажется у меня в спине. Горячие слёзы тем временем быстро падали на снег, растапливая его собой. Настолько горькими были эти капли. Они будто яд, способный пробить снег и уничтожить почву под ним. Я наклонился, сел на корточки напротив. Мне нужно было осторожно успокоить Ромку, насколько это возможно. Я неуверенно начал. — Ром.. Я же не знал. Не знал, что у тебя такие.. Такие чувства ко мне. Прости. Моя замёрзшая ладонь легла на плечо паренька. Я вложил в этот жест и слова всё сожаление, которое сейчас переполняло меня. Мне показалось даже, что это помогло. На миг Рома затих. Прекратились рыдания, всхлипы. Он будто даже не дышал, но вскоре нарушил эту тишину. — Ты прав. Но незнание не спасет тебя. Не избавит от ответственности. Предательство я никогда не прощу, слышишь? Никогда!!! — крик смешался с рычанием и слёзы с новой силой брызнули из светлых глаз. Я хотел оправдаться, ответить хоть что-нибудь, но мой рот вдруг наполнился вязким и противным привкусом металла. Дышать стало тяжелее. Я опустил замыленный взгляд вниз. Из груди слева торчала рукоять бабочки. По груди заструилась горячая красная жидкость, пропитывая собой одежду. Я закашлялся от подступившей кровавой тошноты. Бордовая клякса запачкала белоснежное полотно под ногами. Я взял Ромку за руку и помог ему выдернуть сталь из моей грудной клетки. Кровь лишь быстрее просачивалась из свежей раны под очередной вопль Пятифанова. — Ро..ма... — это было последнее, что я смог произнести. Сознание покидало так стремительно. Капающие на меня солёные слезы, обнимающие неожиданно нежно руки и голос парня, протяжный, тяжелый, уже слегка охрипший. Всё это угасало, растворяясь в темноте. Боли больше не было, оставляя место ощущению скорого конца. Мог ли я догадаться раньше и всё исправить? Понять, что творилось в душе хулигана, помочь ему? Теперь это не имело смысла.***
Я резко распахнул глаза. Холодный пот и мелкая дрожь окутали тело, тяжёлое дыхание все никак не выравнивалось. Я привычно потянулся рукой влево. Машинально схватил стакан с водой и осушил его залпом, поставил и потрогал место удара. Всё было целым, словно в моей груди никогда и не было раны. Я нацепил очки и огляделся вокруг. Моя постель, я, укрытый зимним одеялом, вьюга за окном. "Я жив", прозвучал вывод в голове. Осознание, что все было сном, навело порядок в душе и успокоило сознание. Недовольное и сонное ворчание послышалось ниже справа. Теплая и большая рука обвила мой торс и притянула обратно на подушку. Лоб прикрытый каштановыми волосами ткнулся мне в шею. Я почувствовал щекотное дыхание и услышал голос. Мурлыкающий, слегка хриплый от сна, он мягко произнес: — В чем дело, Тош? Ты весь мокрый и кричал. Парень спросил об этом не открывая глаз. Видимо, боясь проснуться окончательно. Я пригладил его волосы и убрал назад, чтобы те не щекотали лоб. — Кошмар приснился. Не волнуйся, Ромочка. Спи. Ответом мне было что-то невнятное, а после послышалось умиротворенное сопение. Мой возлюбленный уснул и я устроился удобнее, тоже обнимая его. Голова наливалась возвращающимся желанием спать, а тело расслабилось, отдалось уюту и покою момента. Прежде, чем вновь закрыть глаза и отдаться сну, в голове с улыбкой промелькнуло: "Все хорошо. Мы дома".