Панацея

Парень сидит в полупустой аудитории и отчаянно пытается разобраться в тексте, натурально плывущем перед глазами. Перевод двух листов А4, а потом анализ прочитанного на том же английском языке, как оказалось, сам себя не сделает. А так хотелось… До начала пары ещё двадцать минут. Перерыв большой, потому что на обед, но Минхо совсем не до еды. У него слипаются глаза, нещадно гудит голова от недосыпа, что даже две таблетки обезбола не помогают. Хочется плюнуть на всё это, улечься на парту и просто проспаться, потому что иначе мозг грозится отключиться прямо во время лекции. Повезло, что препод собирает работы только под конец пары, у него будет время, чтобы написать самый корявый анализ и получить хотя бы «удовлетворительно». А конспекты он может потом спросить у кого-нибудь. Буквы расплываются, он не воспринимает даже самые знакомые слова, а обычная латиница, которую Ли вызубрил ещё в школе, представляется китайскими иероглифами. Из китайского он знает только «Привет, меня зовут Ли Минхо, подскажите, пожалуйста, как пройти в библиотеку.» Вообще, он хороший студент, добросовестный. Получает стипендию, все задания выполняет, не опаздывает (почти), не грубит преподавателям. И он знает, что нельзя было оставлять этот злосчастный анализ до последнего, но прокрастинация взяла верх и сейчас приходится за это отдуваться. Но голова такая тяжёлая, а собственные руки такие мягкие, что Ли укладывается всего на пару секунд, чтобы дать перегруженным мозгам передышку. Всего пара секунд, за них ведь ничего не случится. Повезло, что в аудитории тихо. Студенты шелестят бумажками, за дверью шумят приглушённые разговоры, из окна, открытого прямо напротив, дует прохладный весенний ветер. Совсем скоро начнётся монотонная лекция о структуре и значении дискурса в английском языке, и ученики примутся за конспекты, в то время как Минхо будет со скоростью света строчить анализ этого самого дискурса рядом с переводом несчастного текста. Хоть его удосужился написать вчера вечером. Наверное, будь у парня деньги на хороший консилер и время по утрам, синяки под глазами не были бы так заметны каждое утро. Хотя обычно он выглядит гораздо бодрее сегодняшнего. Так и знал, что вчера нужно было остаться дома. Неделя и без того выдалась тяжёлой, а тут ещё этот мальчишка. Минхо, конечно, не обладает стереотипным мышлением и не судит людей по возрасту или положению, но этот… Хан Джисон просто натуральная заноза в заднице. Так он решил ещё с самой первой встречи. Но сейчас вспоминать о нём совершенно не хочется, потому что перед носом лежит недоделанное задание, веки закрываются сами по себе, а в голове сплошной бардак. Помимо всего прочего, хозяин комнаты, в которой он живёт, тянет с него арендную плату и грозит выселением, а до стипендии ещё целая неделя. И Ли просто без понятия, как разгребать всё это дерьмо. Он чувствует, как неосознанно начинает погружаться в сон, чего делать категорически нельзя, но противостоять сил просто нет. Ему кажется, что не проходит и трёх секунд с того момента, как глаза закрылись, но приходится поднять голову и посмотреть на человека, неожиданно хлопающего его по плечу. — Ты, я вижу, бодрячком? — парень, как всегда, широко улыбается. Минхо, сумевший разлепить только один глаз, падает обратно себе на руки и тихо мычит. Ему сейчас совсем не до шуток. — Ладно тебе, не злись. Я не заставлял тебя приходить вчера. Ли снова глухо мычит себе в руки. Если бы он мог говорить, то сказал бы, что и сам всё знает. Сам виноват в том, что попёрся вчера на встречу вместо того, чтобы отоспаться дома. Но стены комнаты вчерашним вечером после написанного перевода так давили на голову, что сбежать хотелось. Вот он и сбежал. А лучше бы потерпел, бодрее бы был. — Ли-и-ино, — тот снова треплет друга за плечо, — до начала пары пять минут, вставай, если не хочешь получить выговор. — Что ты пристал ко мне, Чан-хён? — стонет тот, неохотно поднимаясь. Смотрит другу в глаза и медленно моргает пару раз, будто сейчас опять отрубится. А Чану хоть бы хны, выглядит живее всех живых. Ну правильно, самому-то сегодня к третьей паре, не то что Минхо. — У тебя сейчас занятия в другом крыле ведь, что ты здесь забыл? — Пришёл тебя повидать, еле живого, — он усмехается, ставит перед другом большой бумажный стаканчик с ароматным кофе, а сам садится рядом. Ли смотрит на часы. Вот врун, ещё целых десять минут до начала. А потом переводит удивлённый взгляд со стаканчика на Чана. — Доза американо к вашим услугам. — Чан… — выдыхает он и припадает губами к пластиковой крышечке. Аромат свежесваренного тут же ударяет в нос, и Минхо прикрывает глаза от знакомого вкуса на языке. Боже, как давно он не пил хороший кофе. Растворимый, что приходится делать дома и тот, что подают в местном кафетерии за баснословные деньги на вкус как редкостные помои. — Я уже говорил, что ты просто самый лучший друг из всех? — Так говоришь, будто я не единственный, — усмехается Чан, и Минхо пожимает плечами мол «Ну что поделать» и совсем не обижается. На правду ведь и не обидишься. Сколько Минхо себя помнит, доверять людям ему всегда было нелегко. Из всех удачных знакомств максимум: парочка друзей в школе, связь с которыми потерялась сразу же после её окончания, а теперь одногруппники, контактировать с которыми вынуждают обстоятельства. Но Чан — это что-то из ряда вон выходящее. Впервые увидев его, Ли ни за что не подумал бы, что этот человек когда-то станет для него едва не самым родным на свете. Конечно, Минхо не берёт во внимание их чудесную компанию, ведь они договорились: братья ночью, незнакомцы днём. Поэтому, считая своих друзей, Ли загибает только один палец и называет имя Бан Чана. Они познакомились совершенно случайно три года назад. Минхо тогда встречал с вокзала брата, вернувшегося с командировки. Они планировали заскочить поужинать в какую-то забегаловку по дороге домой, потому что оба были до ужаса голодными. Брата тогда задержала охрана, которой не понравилось что-то, лежащее в его сумке, и пока они разбирались, к Минхо, опёршемуся на стену, подошёл темноволосый молодой человек. Он тепло и немного сконфуженно улыбался, держа в руках листок бумаги, который позже оказался совершенно бесполезной картой города. — Я здесь впервые, вы не могли бы мне помочь? — спросил он. Лино согласно кивнул и попросил назвать адрес, куда ему нужно. Оказалось, это не так далеко от их с братом квартиры — буквально в соседнем районе. Минхо предложил поехать вместе на такси — так выйдет дешевле — а потом он доведёт парня пешком и, может, даже немного покажет город, раз уж тот здесь первый раз. Показывать, конечно, было почти нечего, но рассказать о доступных магазинах, где лучше всего покупать продукты, о транспорте и прочих бытовых мелочах было бы достаточно полезно. Парень согласился. Позже он представился как Бан Чан. Сейчас он, конечно, не выглядит так потеряно и прекрасно ориентируется в городе, но своей теплоты и открытости ни капли не растерял. За эти три года, сколько они знакомы, произошло много всего. Некоторые вещи подкосили Ли, едва не заставив его сломаться, появилось много новых проблем, растратилось уйма сил. Всё изменилось. Всё, кроме одного. Чан был рядом. Минхо тогда только заканчивал школу, вовсю готовился к экзаменам и продумывал будущее на следующий год. Чан, как оказалось, приехал поступать в местный университет. До этого он жил с бабушкой в пригороде, по окончании школы сразу же подал документы в ближайший городской вуз на специальность «Машиностроение». Сказал, ещё с детства любит в железяках копаться, это напоминает ему о дедушке. Ли никогда железяки не любил и даже под капотом у машин ни разу не лазил, поэтому ему было не понять. После сдачи экзаменов Лино и первой сессии Чана, оба стали проводить вместе ещё больше времени и постепенно сближались. А потом, не успел Минхо оглянуться, как поступил в тот же университет на лингвистику и переводы и стал видеться с другом ежедневно. Жизнь закрутилась, начала принимать самые неожиданные и в большей степени неприятные обороты. Бан Чан поддерживал его столько, сколько они общались, даже если парень не просил об этом в открытую и тот в свою очередь всегда пытался отплатить тем же. Сейчас, даже в таких, казалось бы, глупых и будничных ситуациях, как купить ему кофе, например, старший продолжает помогать Минхо. Продолжает его поддерживать, утирать ему слёзы (иногда даже в прямом смысле) и давать веру в себя. Ли иногда думает, что не заслуживает всего этого. Не заслуживает такого друга как Чан, потому что в силу своего положения почти ничего не может дать ему взамен. А тот лишь продолжает твердить «Если бы не ты, я бы просто потерялся здесь, так что просто принимай то, что я делаю для тебя и не бухти. Ты мой друг, больше ничего мне от тебя не нужно.» И эта отговорка с тем, что Ли якобы спас его от плутания по незнакомому городу всегда казалась ему до смеха глупой, потому что не хотел он тогда никому помогать. Ему было страшно говорить с незнакомцами, хотелось сбежать, но непонятный щелчок в мозгах сам подтолкнул его к решению помочь. Конечно, потом он ни капли не пожалел. Уже спустя десять минут общения Минхо подумал, что не так уж всё плохо и с Чаном можно даже поддерживать связь. Такую, знаете, незначительную, вроде соседской. Кто же мог знать, во что это всё выльется. Ты так неправ, горько усмехался про себя Лино, когда Чан вновь говорил о том, что пропал бы без него. Это я. Я бы загнулся без тебя за эти сраные три года, поэтому я единственный из нас, кто должен тебе пожизненно. Я, а не ты, Чан. Но вслух ничего из этого не говорил. Знал, что парень тут же отмахнётся от его слов, которые были, кстати, чистейшей правдой. — Я не увидел тебя в кафетерии и сразу понял, что ты опять ни черта не ел сегодня, — с некоторым укором говорит Бан, а после достаёт из сумки сэндвич и пихает в руку Лино. Ты и правда хочешь, чтобы я пожизненно расплачивался за твою доброту, мысленно стонет тот. — Как ты собираешься думать, если в животе пусто? — Я тебя умоляю, и не из таких ситуаций выкручивался, — усмехается парень и делает ещё один глоток. — Мне ли не знать. Они недолго молчат, пока Минхо откусывает кусок от сэндвича и быстро жуёт. Он сегодня даже не завтракал. Во-первых, нечем, во-вторых, некогда. Дома от силы две упаковки рамёна, пара яиц и скорченный огурец. Питайся, Минхо, солнечным светом. Натур-продукт, здоровее будешь. — Ты как вообще? — Чан смотрит на кривые записи, а потом снова на друга. — Ну я имею в виду не физически. Тут всё плохо, и так вижу, — у парня синяки под глазами и осунувшееся лицо, хотя если не присматриваться, никаких изменений не заметишь. — А так, в общем. «В общем» в понимании Чана означает морально и с деньгами. И с тем, и с другим у Минхо всё плохо, но говорить об этом другу то же самое, что слепому шагнуть на минное поле. Разорвёт, как ни крутись. — Пойдёт, — пожимает плечами парень. — Поэтому вчера ушёл? — он немного склоняет голову набок. — Хан сказал, ты сильно устал, поэтому сбежал не попрощавшись, — Ли облизывает губы. Конечно устал, от его навязчивости и тупости, в основном. — Ты сам сказал, что у меня на лице написано, что я еле живой. Мне вообще не стоило вчера приходить, надо было дома отсыпаться. — Лино, — осторожно зовёт Чан, — между вами с Ханом что-то случилось? Сам Хан случился. Его присутствие, его голос, его вопросы. Всё это выводит на эмоции и заставляет нервничать. Минхо вообще не понимает, зачем Чан повёл его с ними. А ещё больше Минхо не понимает, зачем привёл парнишку сам, во второй раз. Знает ведь, чем всё это может обернуться. Уже проходили через такое. Мало того, что он появился из ниоткуда. Буквально свалился им шестерым на головы, так теперь ещё и старается стать как можно ближе, расспрашивает постоянно, хочет, чтобы ему доверяли. Минхо на такое больше не купится. Ни на уговоры, ни на щенячьи глазки. Ему хватает Чана и парней, большего не надо. И пусть его считают трусом. Пусть говорят, что один раз ничего не значит. Для Минхо значит и очень много. Это его ошибки, его боль и его нервы, которые он больше не намерен тратить ни на каких-то там Ханов Джисонов, ни на кого-либо ещё. И даже Чан, сидящий сейчас перед ним, который не дай бог когда-нибудь узнает об их с Ханом перепалке, не сможет переубедить его. — С чего бы? — Ну вы остались вдвоём, всё было нормально и потом ты просто ушёл, — он пожимает плечами. Минхо делает глоток кофе и притворяется, что думает над анализом, смотря на лист. Что угодно, только бы сейчас не участвовать в этом допросе. — А ты и так не особо ладишь с Джисоном. Вот я и подумал, что что-то случилось. — Нет, Чан-хён, всё в порядке, правда, — говорит он как-то слишком ободрённо. Надеется, что Бан спишет всё это на кофе. — У меня вчера голова разболелась, а таблеток не было, поэтому я попросил Хана передать вам, что устал, и ушёл. Прости, что не попрощался, правда. Не беспокойся. Чан вздыхает, принимая его слова, а потом смотрит на часы и поднимается. — Ладно, — говорит он, — мне пора. Скоро пара начнётся. — Ага, давай. Парень направляется к выходу, но прежде, чем окончательно покинуть аудиторию, окликает друга, который уже начал чиркать что-то на своих листах: — И, Лино, — тот оборачивается и вопросительно кивает, — ты ведь знаешь, что всегда можешь всё мне рассказать? Я всегда рядом. Они тепло улыбаются друг другу, перед тем, как Минхо отвечает: — Конечно, знаю. Спасибо тебе, — кивнув в ответ, Чан выходит из аудитории. Ему предстоит за пять минут добраться до кабинета в противоположном крыле и желательно, сделать это без опоздания. Сейчас у него важный зачёт по предмету, но думает он лишь о том, что таблетки от головы, о которых говорил Минхо, вчера лежали у Чана в сумке.

***

Одышка его убивает. Пары закончились час назад, а до начала смены десять минут, за которые Минхо должен добежать до ресторана, привести себя в порядок и выйти в зал. Уже год он подрабатывает официантом в местной забегаловке недалеко от дома. Мера хоть и вынужденная — стипендии хватает только на оплату комнаты — зато зарплата хорошая, персонал понимающий, да и график два через два его вполне устраивает. Парень едва не клюёт носом, когда запинается о бордюр у самого ресторана. Заходит через служебный вход и через пару ступенек и поворотов оказывается в раздевалке. Он надеется, что не сильно опаздывает, и босс не будет сильно ругаться, потому что сам просто не представляет, как сможет отстоять на ногах всю смену в таком сонном состоянии. Кофе, принесённый Чаном, уже выветрился и следующие четыре часа нужно постараться нормально функционировать. — Явился не запылился, — выдыхает Хэчан, когда видит Ли, в спешке выбегающего из раздевалки и повязывающего фартук на ходу. — Здравствуйте. Простите, Хэчан-хён, задержался на парах, — Минхо подлетает к мужчине у стойки и кланяется. — Ничего, только включайся быстрее, — он похлопывает парня по спине и указывает на стойку. — Натри ложки пока, а потом возьми четвёртый и седьмой столики. — Понял, — кивает в ответ и, взяв в руки тряпку, принимается за натирание ложек. Хэчан-хён добрый мужчина, директор этого ресторана, относился к Минхо с пониманием с самого его прихода. Когда тот устраивался, подработка была просто необходима и ещё на испытательном сроке Ли всеми силами старался доказать, что готов работать как вол, лишь бы получить работу. К тому моменту он уже получил три отказа и этот ресторанчик был его последним шансом. Работает Минхо так же добросовестно, как и учится, хотя работу официанта просто терпеть не может. Проблем у него практически не бывает, если не считать опозданий из-за учёбы, но их ему всегда прощают. Несмотря на хороших коллег, график и зарплату, контакты с клиентами это самое ужасное, что можно придумать. Встречаются редкостные уроды, не считающие обслуживающий персонал за людей, или какие-нибудь извращенцы, но эти чаще всего пристают к девушкам. Хотя, на задницу Минхо за этот год тоже совершалась парочка покушений. Ужасное обращение — это самый главный минус работы официантом. Как только парень заканчивает с ложками, к четвёртому столику подходит небольшая компания людей. На вид все достаточно опрятные и аккуратные, два парня и две девушки. Наверное, двойное свидание, проносится в голове, миленько. Сам Ли на свидании был всего один раз и тот ничем не увенчался. Девушка постоянно что-то рассказывала, а Минхо пустую болтовню не любит, поэтому совсем её не слушал. Да и на свидание-то на это пошёл элементарно, потому что загнался по поводу отношений. Мол, чего все встречаются, а у меня в свои восемнадцать даже поцелуя нормального не было. Плюсом сюда бушующие гормоны и отсутствие каких-либо подростковых влюблённостей — в школе девчонки не особо интересовали, да и времени не было. За последние два года студенческой жизни он, конечно, побывал на паре вечеринок, куда его, завсегдатого интроверта, каким-то чудом затащил Чан, и где навыки поцелуев всё же удалось прокачать. Минхо эти развлечения стоили немало нервных клеток и головных болей, но не признать, что в какой-то мере было весело, он не мог. К тому же, Криса радовало, что друг наконец вылезает из своего пузыря безопасности. Самого его в университете вообще многие любили, у него было достаточно связей и знакомых, но как утверждает сам Чан, человека лучше Минхо он ещё не встретил. Это, несомненно льстит, но верится, почему-то, очень слабо. Ли старается не придавать этому значения. Он подходит к столику, держа в руках блокнот и ручку, как только компания усаживается, и отчеканивает заученные за год «Добрый день, меня зовут Лино. Сегодня я буду вашим официантом. Вы уже готовы сделать заказ?». Имя. Все, сколько парень себя помнит, постоянно спрашивают его об имени. Потому что с десяти лет он представляется обыденным для него Лино, вместо Ли Минхо, которое уже режет по ушам, когда его произносят. Люди вокруг: однокурсники, знакомые, родственники — все привыкли. Остаётся только парочка преподавателей, которые настаивают на том, что имя данное родителями это единственное, как мы можем зваться. Бред, если честно. Он это имя не выбирал, а значит и зваться им не обязан. К тому же, Лино быстрее запоминается и букв там меньше. Быстро и просто Ли-но. Никаких заморочек. В этот раз посетители, хвала небесам, не заостряют на этом внимания. Они быстро ведут по меню пальцами, словно не первый раз здесь, а потом Минхо под диктовку одного из парней записывает весь заказ. В то же время, как он несёт заказ на кухню — что по факту неправильно, но так гораздо удобнее и повара быстрее работают — за седьмой столик садится другой посетитель. Он молодой, наверное, одногодка Минхо, худощавый, темноволосый. И одет как-то небрежно: толстовка и джинсы. Ли обращает на него внимание, когда отдаёт листок с заказом на кухню и тут же спешит к столику. Изнутри накатывает неприятное чувство, потому что тёмная макушка вызывает свежие воспоминания. И либо у него галлюцинации, либо за этим самым столиком всё-таки сидит тот, о ком он думает. — Здравствуйте, я Лино, ваш офиц… ох, — начинает он, перед тем, как парень оборачивается. — Привет, — он тепло улыбается опешившему Минхо, — не знал, что ты здесь работаешь. Не удивительно, мы же просто проект вместе делали, а не семью создавали, язвит он про себя. А после выходит из ступора и облегчённо выдыхает. Этот парень лишь знакомый с потока, который учится вместе с Минхо на одном факультете. А он уже подумал… — Ага, работаю, — Ли снова берёт в руки блокнот из кармана поясного фартука, — что будете заказывать? Парень берёт классический пибимпап и апельсиновый сок, после чего Минхо наконец удаляется из его поля зрения и всё остальное время проводит у стойки бармена рядом с кухней, ожидая, пока приготовятся заказы, и пяля в одну точку. Мозг, работающий с улиткиной скоростью, внезапно включил режим «Накрути себя» и сейчас ярко и во всех красках пытается разъяснить самому себе, что за путаница только что произошла и с какого хрена он вообще принял этого парня за чёртова Хан Джисона. Хоть и внешне Минхо продолжает выглядеть как статуя со стеклянными глазами, внутри он буквально закипает от злости к самому себе. Мало того, что этот наглый упёртый мальчишка портит ему встречи с компанией, так теперь ещё и днём лезет ему в голову. Ли совсем этого не хочется. Ему не хочется думать о нём, не хочется, чтобы тот ему мерещился, не хочется возвращаться к их разговорам, потому что… потому что не хочется и всё. Он чувствует, что Хан не предвещает ничего хорошего в его и так неидеальном будущем. При том, что нужно полностью сконцентрироваться на учёбе и работе, чтобы не жить на улице, а для этого в голове должно быть чисто. Никаких посторонних Джисонов. Но чем больше он старается не думать об этом, тем больше вопросов появляется, тем больше фраз всплывает в памяти и тем больше это раздражает. Все их разговоры, недавние пререкания и ссора распаляют ещё сильнее. Мозгом парень понимает, что нужно остановиться, но неосознанно всё равно продолжает копать всё глубже и глубже. Он словно в прострации, между своими мыслями и реальностью, принимает поднос с едой и плетётся к четвёртому столику. Подъём сил, произошедший, пока он стоял у бара, резко сошёл на нет. От неразберихи в голове и невозможности сконцентрироваться руки стали как желе, а ноги будто совсем не слушаются. Почему он увязался за мной в тот день? Зачем я повёл его за собой? Дурак, сам вырыл себе могилу, корит он себя, но в то же время его осаждает другая мысль. Глаза Джисона в ту ночь. Тёмные, совсем чёрные в приглушённом свете старого фонаря, зрачки, в которых плескалась такая открытая раненная душа. Они стали причиной того, чтобы разрешить парню, сжалиться над ним и пустить в компанию. «— Слушай, чего ты ко мне привязался? Тебе что, идти больше некуда?» — вопрос. И немой, но такой понятный ответ. Потому что да. Потому что по живому, по больному и едва зажившему. Поэтому он стоял, будто нагой, такой открытый и жалостливый. И Минхо прочитал у него по глазам всё, что смог. И, самое страшное, увидел в его глазах своё отражение. Так правильно ли сейчас обижаться на Хана, который старается быть ближе? Которому, наверняка, страшно и не хватает поддержки настолько, что он ухватился за их компанию, как утопающий за соломинку. К которому он сам залез в душу без разрешения и покопался там своими грязными руками. Можно ли винить его за любопытство? Ведь он хотя бы спрашивает, прежде чем залезть туда, куда ему не положено, а Минхо даже не спросил. «— Просто признай, что ты трус, вот и всё, — идёт ва-банк Хан. Если уж не получается достучаться до тебя нормальным языком, то я выведу тебя хоть на какие-то эмоции, решает он. Способ опасный, но действенный. Всё лучше, чем наблюдать за вечно каменным ебалом. — Кто тут из нас ещё трус, — Лино очевидно совсем не трогают попытки Джисона выбесить его. Неприступная крепость. Но ведь у каждой крепости есть несущая стена. — Не я стараюсь сбежать от одиночества.» Он ведь знал, что попадёт в точку, поэтому стрелял словами так метко, как мог. «— Я хорошо людей читаю. — И что, много во мне прочитал? — Да у тебя на лбу написано, что ты грубиян.» Конечно написано, думает Минхо, усмехаясь, я ведь специально для таких как ты красным перманентным маркером вывел эту надпись. То же самое, как надпись на штуках под напряжением «Не влезай, убьёт!», но ты, кажись, не прочь быть убитым. «— А если я скажу, что ты просто боишься подпустить меня к себе, — кряхтит он, наваливаясь на хёна со спины. — Тебя уже ранили однажды и теперь ты прячешься, как побитый пёс. Не я, а ты тут щенок, которому нужна помощь, Лино-хён.» Ли запинается о собственную ногу, подходя почти к самому столику. Поднос с едой переворачивается, когда он не может удержать равновесие, а желе-руки никак не помогают. Содержимое обеих тарелок — остальное приготовить пока не успели — разлетается по полу. Благо, тарелки чудесным образом не разбиваются, а Минхо, едва не упав на колени, всё же остаётся на ногах. Он секунд тридцать созерцает всю картину и перед тем, как начать злиться на себя и Джисона, поселившегося в его голове сегодня, тактично извиняется перед напуганными посетителями. Подбирает с пола посуду и поднос, когда Хэчан-хён подлетает к нему. Выражение лица у него несколько шокированное, но оно почти сразу же сменяется на более снисходительное. — Извините нашего официанта, он немного растяпа. Мы переделаем всё как можно быстрее. Приносим свои извинения, — он глубоко кланяется посетителям. Девушки, во все глаза уставившиеся на официанта, лепечут, что всё в порядке, когда Хэчан поднимает Минхо, сидящего на корточках, за рубашку и уводит за собой, попутно кинув уборщице просьбу прибрать здесь. — Что с тобой сегодня? — шипит он и отпускает парня у барной стойки. Ли часто моргает, старается прийти в себя, потому что налажал сильно и нужно что-то ответить. — Я… простите Хэчан-хён, я не хотел, — опускает голову, чтобы не встречаться глазами с боссом. — Я отвлёкся, а потом запнулся и всё полетело… Я за всё заплачу, обещаю… — Айщ, замолчи, — машет рукой мужчина, — не за что там платить, ты ничего не разбил. Две чашки риса и кимчи для меня не такая уж большая потеря, тебе повезло, — Минхо медленно выдыхает, но головы всё ещё не поднимает. Стыдно. А всё из-за этого Хана! — Ты сегодня вообще сам не свой. Что-то серьёзное? Вы себе даже не представляете. Веду себя как последний дурак, а ещё вырубаюсь на ходу весь день, потому что поспал от силы четыре часа. Шикарная комбинация для официанта, бегающего по залам, вы так не думаете? — Можешь не отвечать, я по лицу вижу. Тебе нужно больше спать, сынок. Бледный, как не знаю кто, — Хэчан глубоко вдыхает, сверяя взглядом подопечного, а потом сжимает переносицу пальцами. — Ладно, в зал я тебя сегодня больше не выпущу. Ты на ногах не устоишь остальные три часа. Иди за стойку, протри тарелки и накрути салфетки. Потом рассервируешь их по столам. — Хорошо, — кивает Минхо, и перед тем, как уйти, добавляет, — спасибо вам, сэр. И извините ещё раз. — Дуй уже, горе луковое. Оставшееся время до конца смены Минхо занимается мелкими поручениями, которые несильно нагружают как мозги, так и руки с ногами. Он понимает, что это неправильно, потому что даже из зарплаты испорченные блюда не вычтут, как и компенсацию за моральный ущерб посетителям, но спорить будет себе во вред. На самом деле он вообще не понимает, как босс продолжает терпеть Минхо у себя в ресторане, да ещё и так по-отцовски общаться с ним, что сердце невольно сжимается. Особенно от каждого его «сынок». Хэчан понимающий, и от этого общаться с ним просто. Но менее строгим и требовательным от этого он не становится. Он не терпит халтуры и прогулов без уважительной причины, всегда следит за работой в зале и на кухне и тщательно отбирает себе работников. Поэтому ресторанчик держится молодцом уже продолжительное время, а посещаемость только растёт. Говорят, монотонная работа помогает мыслить, но всё это время, пока Ли натирал бокалы, а за ними новую партию ложек, голова только больше засорялась ненужными мыслями. К концу смены отвлечься так и не получилось и, переодеваясь в свою обычную одежду, Минхо прислоняется головой к холодному железному шкафчику. Он выдыхает с закрытыми глазами и шепчет: — Что же тебе от меня нужно, Хан Джисон? После чего хватает рюкзак и по лестнице выходит на улицу всё через тот же служебный вход. Минхо думает, что ещё за одно благодарен Хэчану — ему не пришлось обслуживать седьмой столик до конца и снова видеть эту чёрную макушку, так предательски напоминавшую о Джисоне. Вечер. На улице спокойно и тепло. До дома идти где-то двадцать минут. Минхо вдыхает и делает первый шаг по тротуару. Ужасно хочется есть.

***

Под ногами скрипит гравий. На пластиковом уличном стуле не совсем комфортно, но более-менее терпимо. Минхо оставляет палочки в тарелке и выдыхает, откидываясь на спинку стула. На столе лежат два кусочка кимпапа, которые он собирается доесть в ближайшие пять минут. А пока что просто осматривается вокруг. Ничего не изменилось с самых школьных времён. Рядом всё так же тоненькая аллейка, редко усаженная деревьями. За спиной фургончик на колёсах, где Минхо всегда покупает еду, если денег почти нет. Здесь дешево, быстро, сытно и на удивление вкусно. Но сейчас это не главное — главное, чтобы желудок не урчал. Всю дорогу до сюда парень провёл будто в тумане. Сначала хотел просто пойти домой и увалиться спать, но живот больно скрутило, и он громко заурчал от недостатка еды. Поэтому пришлось прийти сюда. Местечко миленькое, к тому же навевает приятные воспоминания. В средней и старшей школе Минхо часто посещал это место, потому что здесь относительно тихо, несмотря на детскую площадку на расстоянии десяти метров — на ней почти никогда нет детей. Он приходил сюда, чтобы просто посидеть, перекусить или сделать уроки, когда было тепло. Они с Чаном не раз забегали в этот фургончик, чтобы быстро перехватить еды, как самые настоящие бедные студенты. К тому же, владелец фургончика — старый мамин знакомый — радушный и добрый дядюшка всегда делает Минхо скидку. Стоит лишь надеяться, что делает он это не из жалости. Вот и сейчас, когда дома в холодильнике мышь повесилась, снова пришлось сюда забежать. Ударяться в воспоминания не особо хочется, поэтому парень быстро отводит взгляд от фонтана в середине аллеи, на который пялился уже добрые три минуты и смотрит в свою тарелку. Он подхватывает палочками кимпап и отправляет себе в рот, тщательно пережёвывая. Думает о том, что все задания на сегодня в университете он всё-таки закрыл, хоть и получит за анализ дискурса не выше «удовлетворительно». Стипендия не должна сильно из-за этого пострадать, а завтра обязательно нужно поговорить с Хэчаном об авансе, если Минхо не хочет переехать в коробку от холодильника, которая уже продолжительное время стоит на ближайшей помойке. Ли сейчас просто мечтает о том, как придёт домой и завалится спать. Как отключится мозг, и бесконечный круговорот мыслей, состоящий из вчерашнего разговора, Джисона и расспросов Чана, наконец оборвётся. Он прикрывает глаза, откидываясь на спинку стула. Телефон в кармане слабо вибрирует от нового сообщения: Крис: Ты как там? Не откинулся на работе? Парень усмехается. Потом приходит ещё одно. Крис: Заходи сегодня, если хочешь. Я приготовил рис с овощами. Минхо поджимает губы. Проявление заботы со стороны друга его и правда трогает, но в такие моменты Ли чувствует себя настолько жалким и беспомощным, что хочется откинуться. LeeKnow: Спасибо, но я уже поел. LeeKnow: Не парься, я бы всё равно не дошёл. Ноги отказывают. Крис: Пхпхпх, а ведь два года назад ты был баскетболистом. Теряешь хватку, дружище. LeeKnow: Ну сейчас я официант, а не баскетболист, что ж поделать. Увидимся завтра. У меня первая пара в твоём крыле. Крис: Ок. Не кисни. Парень гасит экран и усмехается. Надо же, вспомнил он про баскетболиста. Да, работая официантом, устаёшь раз в двести больше, чем когда по полю бегаешь! Он суёт в рот последний кусок ролла, убирает со стола, хватает рюкзак и, помахав владельцу фургончика на прощание, наконец направляется домой.