Панацея

Джисон переступает порог чужого дома, где привычно пахнет теплом и свежей выпечкой. Девушка, открывшая ему дверь и тут же убежавшая обратно на кухню, возвращается с улыбкой на лице и вытирает руки о фартук. — Привет, Джисон, — торопливо говорит она, пока парень прикрывает входную дверь. — Сейчас я позову Суа. — Здравствуй, Чживон-нуна. Нет, пока не нужно, пусть ещё поиграют немного. Сегодня у сестры пораньше закончились занятия, и она ожидаемо убежала к подруге. Чживон позвонила почти сразу, чтобы Хан не терял Суа и не волновался. Теперь он стоит в прихожей дома семьи Кан и мнётся с ноги на ногу, пытаясь подобрать момент. Всю дорогу до сюда карман парня тяжелел от принятого им решения, и Джисон всё никак не мог правильно сформулировать предложения в своей голове. Слова в этом случае ему вовсе казались излишними, но без них никак. — Тогда проходи, я заварю чай. Как раз только что пирог из духовки достала, — девушка удаляется на кухню, чтобы поставить чайник. Она выглядит крайне уставшей: лицо слегка раскраснелось, из хвоста повылезали прядки русых волос, которые приходится сдувать с глаз. Джисон чувствует жар, который валит из кухни, несмотря на открытое окно, и запах сладкой малины. Сухой от волнения рот невольно наполняется слюной, потому что Хан знает — всё, что готовит нуна на вкус просто восхитительно. Стоит подивиться, почему она до сих пор не замужем. — Чживон, — осторожно зовёт он, так и не разуваясь, — не могла бы ты подойти, пожалуйста. — Что такое? — она снимает с руки прихватку, которой только что доставала пирог из духовки, и вопросительно смотрит на парня. Джисон выдыхает и протягивает ей небольшой конвертик, в котором обычно дарят деньги на праздники. Девушка лишь смотрит на протянутую руку и глупо моргает перед тем как спросить: — Это что? — Деньги, — пожимает плечами парень и впихивает конверт ей в руки. Он решил отблагодарить её ещё очень давно, потому что столько, сколько нуна находится с его сестрой, не находится никто другой. Она постоянно принимает Суа к себе как вторую младшую, кормит её, играет, присматривает, когда Джисон не может, и часто разрешает Суа оставаться на ночёвки. Джисон чувствует ужасную несправедливость по отношению к прекрасной Чживон, тратящей столько времени и сил на совершенно чужую ей девочку. А кроме денег Джисон ничего взамен дать и не может, поэтому пусть будет хотя бы что-то, хотя бы такая небольшая сумма. Ведь это лучше, чем ничего. — Я вижу. А мне они зачем? — всё ещё непонимающе спрашивает она и даже не открывает конверта. — Ну, ты очень много делаешь для нас и для Суа в основном, поэтому я подумал… подумал, что стоит как-то отблагодарить тебя с мистером и миссис Кан, — дослушав, девушка тут же протягивает деньги обратно парню, качая головой. Взгляд у неё даже слегка обиженный, оскорблённый, но Джисон не собирается отступать просто так. — Я не возьму их обратно. Это вам. — Джисон, я и мои родители помогаем тебе и Суа от чистого сердца. Нам не нужно ничего взамен. Забери, — она вновь пихает ему конверт, но парень непреклонно убирает руки за спину и отступает назад. — Джисон… — Нуна, пожалуйста. Я не могу позволить вам тратить свои силы и время зазря. Знаю, это всё от чистого сердца, но мне хочется отблагодарить вас чем-то большим, чем простое «спасибо», — девушка смотрит на него и поджимает губы. Она знает, как туго у них в семье всё бывает с деньгами, знает, что Джисон много работает, чтобы обеспечить Суа нормальную жизнь, поэтому взять эти деньги для неё словно лишить их последнего куска хлеба. Непосильная ноша. Джисон смотрит настойчиво. Он будет упираться в своё до конца и это Чживон тоже знает, поэтому устало выдыхает и всё же опускает руку, пряча деньги в карман фартука. — Снимай куртку и проходи, я уже поставила чайник, не отвертишься, — парень усмехается на её слова и разувается. Он оставляет куртку на вешалке в прихожей и проходит на кухню, наполненную запахом малинового пирога. Как только он садится на своё привычное место, подпирая стеной спину, Чживон возвращается на кухню и разливает по кружкам кипяток из только закипевшего чайника. Она ставит кружку с чаем перед Ханом и пока нарезает пирог, который так и сочится спелой малиной, спрашивает: — Как у тебя дела вообще? Мы давно не разговаривали. Не разговаривали и правда давно. Джисон даже не помнит, когда последний раз он сидел с нуной на кухне и что-то непринуждённо обсуждал. После знакомства с парнями жизнь будто с ног на голову перевернулась, появились другие проблемы, в которые он погрузился с головой, и общения с Чживон стало в разы меньше. Только Суа по старинке продолжала часто приходить в гости к Юнми, тогда Джисон перекидывался с девушкой парой слов и тут же убегал. Голова всё это время была забита другими вещами, а если говорить честно, другим человеком. Но сейчас он снова здесь — в уютном доме семьи Кан, где постоянно царит семейная атмосфера и спокойствие, отпивает из кружки горячий чай и наблюдает за ножом, разрезающим хрустящее тесто. — Всё… хорошо, — он невольно улыбается своим воспоминаниям, и девушка тут же замечает это. — Видимо, всё и правда хорошо. Ты так улыбаешься, — у неё на душе становится заметно легче. Джисон редко делится с ней своим настоящим состоянием, но сегодня он говорит абсолютную правду. В последнее время всё идёт на лад. — Нуна, можно спросить? — после недолгого молчания начинает Хан. Чживон ставит перед ним тарелку с нарезанным пирогом и кивает. — Как понять, что ты нравишься человеку? — Оу, — девушка в изумлении поднимает брови, а после ехидно улыбается, садясь на стул напротив, — ты в кого-то влюбился? — Что? — образ Минхо мгновенно рассеивается в его голове. Влюбился? Хан нервно усмехается. — Нет, я имел в виду… ну просто, как человек нравится. Типа как друзья. Не влюблённые. Мы с Мин… то есть с Лино-хёном просто общаемся, и мы друзья. Наверное. — А, хорошо, — Чживон опускает взгляд в пол, стараясь не обращать внимания на реакцию младшего. Он немного покраснел и вцепился руками в кружку с чаем. — Ну тогда даже не знаю. Вы просто хорошо общаетесь, разговариваете, доверяете друг другу. Может, когда он помогает тебе, слушает или что-то вроде этого. Обычно, когда ты нравишься человеку только как друг, он ведёт себя именно так. — А когда просто нравишься. Не как друг, — спрашивает он на свой страх и риск и всеми силами боится услышать ответ, хотя сам не понимает почему. Девушка отпивает из своей кружки и выпрямляется. У Чживон не то чтобы большой багаж отношений за спиной — всего три парня и с теми отношения долго не продлились. Не все смогут выдержать её стойкую натуру, но те, у кого получится уж точно сорвут большой куш с такой девушкой как она. — Я точно знаю, что когда тебе нравится человек, то ты чувствуешь себя комфортно рядом с ним. Не всегда, потому что бывает, что страшно что-то рассказать, увидеть реакцию, но в целом, вам приятно находиться вместе. Ты позволяешь ему делать то, чего не позволил бы другим людям и ставишь чужие желания и чувства превыше своих, — она смотрит в окно и теребит в руках бумажку от чайного пакетика. — Люди, которым мы нравимся, часто стараются удивить нас, обрадовать, уделить внимание. Они нежные по отношению к нам, стараются постоянно заботиться о нас, поддерживать и помогать, — с виду похоже на описание какой-то слащавой дорамы, думает Джисон. — Хотя не все люди это показывают. Самые скрытные делают всё втихушку, — Чживон усмехается со своих же слов. — Я не профи в этом, ты ведь знаешь. Всё, что описывала нуна уж точно не относится к Минхо, проносится в мыслях у Хана и от этого становится даже немного грустно. Он старательно гонит из головы образ хёна, но проигрывает сам себе уже который день подряд. Танцующий в розово-фиолетовом свете со звёздным блеском в глазах парень всё ещё остаётся в его мыслях, словно его образ там прописался. И с каждым разом становится всё сложнее и сложнее не признаться себе в его привлекательности. — Я ещё хуже, поэтому всё равно спасибо. Из комнаты доносятся нечленораздельные звуки, а потом пол сотрясает топот четырёх ног. Юнми и Суа влетают на кухню, и вторая сразу же бросается к старшему брату. В руках у неё незнакомая кукла, а на лице счастливая детская улыбка. — Джисон-а! Джисон-а! — девочка закидывает руки ему на плечи, обнимая, и в мольбе говорит прямо на ухо. — Можно я сегодня останусь у Юнми? Пожа-а-алуйста. — Суа, сегодня будний день. Тебе ведь завтра в школу, тут нет ни твоих вещей, ни учебников. Тем более, ты можешь мешать Чживон-нуне, а ещё мистеру и миссис Кан, им ведь завтра на работу, — качает головой Джисон, и улыбка тут же стирается с её лица. Девочка обнадёживающе поворачивается к подруге, а после к нуне. — Завтра такие же уроки, как сегодня, мы можем пойти вместе с Юнми… — Суа. — Пусть останется, если хочет, — впрягается Чживон. — У меня завтра ещё выходной, так что я могу присмотреть за ними и отвести в школу с утра. — Не нужно, правда, — качает головой Джисон. — Я не хочу снова спать одна, — вдруг говорит она, смотря прямо в глаза брату, и внутри у него что-то сжимается от неподдельного волнения в её взгляде. Он действительно собирается на встречу сегодня и думал о том, что будет, если сестра проснётся посреди ночи и не обнаружит его рядом. Но снова оставлять её здесь… не слишком ли это? Она и так ночует у Юнми почти каждый раз, с тех пор, как узнала о джисоновых ночных прогулках. И он сдаётся. Кивает головой и натянуто улыбается, когда сестра с радостным визгом расцеловывает его щёку, а после убегает с подругой в другую комнату. Чживон усмехается, наблюдая за мелкими. — Прости за это снова. Я никак не могу удержать её дома. Постоянно бежит либо к вам, либо гулять, — Джисон опускает голову, потому что ему снова стыдно вешать младшую сестру на Чживон. У неё ведь из-за них двоих, наверное, совсем не остаётся свободного времени. — Брось, Джисон. Они меня не напрягают, даже вдвоём. Сидят себе спокойно в комнате, играют. Я только покушать им разогреваю, да иногда проверяю, что они делают. Не волнуйся об этом, — успокаивает его нуна, но легче от этого не становится. — К тому же, я понимаю, почему ей не хочется идти домой. Хан тоже понимает. Он ведь делает то же самое. Сбегает из дома по ночам, чтобы забыть о том, кто он такой и где живёт. Какому ребёнку понравится жить в квартире, стены которой пропитаны криками и ненавистью? Вот и Суа постоянно пытается сбежать, забыть о ссорах брата и матери, терзающих её нежное детское сердце, побыть с людьми, которые дарят ей гораздо больше тепла, нежели собственный дом. Чживон и Юнми — вот эти люди. Когда Джисон с трудом доедает кусок пирога (не потому что невкусно, а потому что еда в горло не лезет) и допивает чай, разговор начинает сходить на нет. Он несколько раз благодарит девушку, ещё раз извиняется за неудобства, которые причиняет ей в сотый раз, на что она, конечно же, закатывает глаза и отмахивается, обнимает на прощание сестру и выходит за дверь. На улице прохладно. Хан шагает по улице, пока ветер развевает подол его куртки, так что приходится сунуть руки в карманы. Левой он случайно натыкается на острый уголок бумаги и невольно останавливается, хмурясь. Выуживает из кармана конверт. Тот самый конверт с деньгами, который ранее отдал нуне в знак благодарности. Он вздыхает и открывает его, надеясь, что внутри пусто. Но теперь, помимо денег, там лежит ещё и записка. «Для истинной доброты деньги — не цена. Стань счастливым, Джисон. Это будет лучшей платой за мой труд. Твоя нуна». Он не знает, чего хочется сделать больше — рассмеяться или расплакаться. И всё же выбирает первое. Несмотря на театральность всей ситуации, Джисон с самого начала знал, что Чживон не примет от него деньги. Она слишком гордая для таких подачек, но попробовать стоило. На душе становится легче. Джисон практически доходит до подъезда, когда телефон в заднем кармане джинсов начинает вибрировать. Парень достаёт его и видит на экране большую надпись «Неизвестный номер». Он поджимает губы и принимает входящий. — Да? И в следующий момент из динамика разносится голос, от которого телефон едва не летит на землю. — Привет, сынок.

***

Минхо смотрит, как в окне, за стеллажами, начинает опускаться солнце. В университетской библиотеке тихо, как и всегда. Здесь почти не бывает людей, поэтому любая мозговая работа проходит гладко — отвлекаться не на кого. Только если этот кто-то не сидит у тебя в голове. Парень бьётся над заданием уже второй час, но так почти ничего и не сделал. На белом круглом столе перед ним три книги и словарь, которые он перерыл полностью, но ничего нужного так и не нашёл. Возможно, дело вовсе не в книгах, а в самом Минхо. Он не может сконцентрироваться на тексте, не воспринимает нужную информацию, потому что мысли уплывают в другое русло. Он помнит о предстоящей встрече этой ночью. Живот странно скручивает при воспоминании об этом, словно мандраж перед важным событием. Не такой, чтобы до трясучки, а просто, будто внутри у тебя прорастает что-то неясное. Прошлая ночь всё ещё никуда не ушла. Она расписана в голове Лино в мельчайших подробностях, показана в лучшем качестве. И от этого только сложнее. Перед ним светящийся радостью Джисон, его улыбка, распахнутые глаза, а после рваное дыхание. Ударить бы себя за это, выжить глупые воспоминания из головы, не давать им вернуться обратно, потому что жить с ними невыносимо. Но без них, наверное, будет ещё хуже. Как бы сильно ему ни хотелось, ненавидеть себя за содеянное не получается. Осадок от вырвавшихся чувств не позволяет, поэтому Минхо остаётся лишь закрыть на это глаза. Забыть, оставить в прошлом? Притвориться, что ничего не было, как многие любят делать? Разница лишь в том, что ничего на самом деле не было. Он думает о незначительных вещах, считая их важными. Они всего лишь посмотрели шоу, всего лишь потанцевали. В этом нет ничего такого. Так почему же тогда Минхо чувствует себя, будто предал родину? И почему ему это понравилось? Этими вопросами он насилует свой мозг с того момента, как пришёл домой под утро, после той ночи. Всему в этом мире должно быть логическое объяснение. Так как объяснить то, что он постоянно думает о Джисоне? И ещё сложнее. Почему его так сильно тянет к этим карим глазам? Минхо роняет голову на руки, кидая на стол карандаш. Сил нет больше, ни думать, ни что-либо делать. Задолбало всё: учёба непонятная, собственные мысли. Ли кажется, будто внутри у него борются титаны, и он не знает, к кому из них примкнуть. Он не понимает, что будет правильнее. А понять это необходимо, потому что шанса на ошибку у него больше нет. Телефон вовремя загорается сообщением. Минхо открывает диалог с Чаном и замирает, смотря на три фотографии, которые ему скинул друг. Он быстро находит себя, смотрящего в камеру. На лице лёгкая улыбка, прищуренные глаза, всё по стандарту. Первая фотография вышла самой удачной — на ней все чётко смотрят вперёд и улыбаются. На второй Чан приставляет рожки мелкому, который в свою очередь высовывает язык, а Феликс на заднем фоне вообще моргает. Минхо улыбается и перелистывает к третьей фотографии. Пробегается глазами по всем ребятам и задерживается лишь на одном человеке. Улыбка медленно сползает с его лица, и он ощущает, как в груди гулко стучит сердце. От этого чувства хочется немедленно избавиться и вместе с этим сохранить его навеки внутри. На третьей фотографии Джисон смотрит прямо на него, слегка приоткрыв рот так, что видно передние зубы, а уголки губ у него подняты вверх. Чёлка лезет в глаза, из которых лучится тепло, и не заметить это сложно, даже через фотографию. Но Минхо притворяется, будто не замечает и почти испуганно гасит экран. Он сгребает книги в стопку, кидает тетради и пенал в рюкзак. И так засиделся сегодня больше положенного, к тому же безуспешно. Минхо возвращает книги на полки, прощается с библиотекаршей и выбегает на улицу, чтобы наконец-то отправиться домой.

***

Джисон сидит на диване и потягивает из бутылки слабоалкогольное пиво, заботливо купленное для него Хёнджином. Градус даёт в голову несильно, просто расслабляет, помогает отвлечься — как раз то, что сейчас нужно. Хан написал другу сразу же, как закончил разговор с отцом. Домой он так и не явился — боялся, что от злости разнесёт квартиру в пух и прах, поэтому последние часы до встречи бесцельно шатался по городу. Отходил себе все ноги, так что сейчас они приятно гудят. Хван упирается спиной ему в коленку, пока сидит на ковре. Кто-то сегодня притащил настолку, чтобы не было скучно, поэтому парни играют, отодвинув кофейный столик и разложившись на полу. Чонин по неизвестным причинам сегодня не явился, но в остальном играют все, кроме Джисона — даже Минхо на удивление согласился. Хана никакие развлечения сейчас не интересуют. Ему бы забыться, стереть себе память, чтобы не слышать гребаного отцовского голоса в трубке, который до сих пор отдаётся в голове и не даёт покоя. Рука его непроизвольно сжимается вокруг бутылки, когда он вспоминает наглое, пропитанное желчью и болью прошлого: «— Привет, сынок.» У него в то мгновение дыхание остановилось. Джисон стоял как вкопанный посреди улицы и слушал ненавистный ему бас, не понимая, почему он до сих пор не оборвал звонок и не заблокировал чёртов номер. Смысл отцовских слов даже не в полной мере доходил до него из-за шумевшей в ушах крови. Уже тогда руки сжались в кулаки, и он разбирал лишь часть заданных ему вопросов. «— Как ты? Как Суа? — Никак. Что тебе нужно? — Я хотел…» А дальше, что он хотел не имело значения. Хан давно положил болт на все его просьбы, присланные деньги, жалкие попытки быть отцом для него и Суа. Всё, чего он хотел — чтобы от них наконец отстали и дали ему спокойно заботиться о сестре самому, как приходилось делать на протяжении всей жизни. Люди, зовущиеся родителями, лишь доставляют проблемы, а толку от них никакого. После неожиданного и крайне хуёвого разговора, который закончился для Джисона красной трубкой и мгновенным добавлением в чёрный список, парень сразу же написал Хёнджину. Они общались всё время, пока он ходил по городу, слушая музыку, а после встретились самыми первыми из компании, когда только стемнело. Внутри у Хана кипел гнев, и ему просто необходимо было отвлечься и поговорить с кем-нибудь, чтобы не натворить глупостей и не получить по роже, как в тот раз, например. Хван всё это время пытался его подбодрить, хотя даже не знал сути проблемы. Просто скидывал смешные видео и картинки, рассказывал, как прошёл его день, спрашивал у Джисона то же самое и это правда помогло. Хан думал, что если дружба заключается именно в этом — в поддержке в трудные минуты, в смехе, и безмолвном понимании, то она точно стоит тех преград, которые нужно было преодолеть. И вот сейчас, Хёнджин, зная, что друг сегодня чувствует себя крайне херово, специально сел рядом. Старается как бы всем своим видом показать, что он всё ещё здесь и, если что, готов подставить плечо, чтобы младший смог поплакаться. Джисон плакаться не намерен. Он поджимает губы и безэмоционально пялится в стену — даже за игрой не наблюдает, потому что не интересно. Он всё ещё старается успокоить в себе бушующий ураган из ненависти, гнева и обиды, разбушевавшийся вновь впервые за последние годы. Как известно, на месте особо глубоких ран всегда остаются самые нежные, болезненные шрамы, которые стоит оберегать до скончания лет. И вот теперь отец задел один из таких шрамов. Тот, который он лично создал. — Эй, ты жульничаешь! — восклицает Хван, тыча пальцем в Лино. — Ничего подобного! Я не виноват, если ты такой неудачник. — Ничего я не неудачник, блин. Джисон не знает, о чём они ведут речь, да и всё равно как-то. Он лишь надеется, что это дебильное состояние как можно скорее пройдёт и можно будет вернуться к обычной жизни. Незачем ему тревожить парней своим поникшим ебалом. Минхо поджимает губы и крутит в руках игральные кубики. За всю сегодняшнюю ночь Джисон ни разу не посмотрел на него. И вот вроде бы нужно радоваться, ну или должно быть наплевать, на крайний случай, но всё совсем наоборот. Ли не может обуздать свои собственные эмоции, которые, кажется, скоро возьмут над ним верх. Он сам, как придурок, постоянно поглядывает на Хана, подмечая его настроение сегодня, в то время как тот сидит и смотрит либо в стену, либо себе под ноги. Сегодня он даже на шутки не особо реагирует. Нет ни широкой улыбки, ни искрящихся глаз, как бывает обычно. Сегодня он какой-то другой. Отстранённый. Ли такое поведение только сильнее раздражает. Вся эта безэмоциональная маска Джисону не к лицу. Ощущение, что он издевается. Именно тогда, когда Минхо начал что-то понимать, разгребать свои мысли и сомнения, тогда, когда начал следовать своим чувствам, Хан закрылся. Он мстит? Ведёт себя так же, как Минхо несколько недель назад, чтобы проучить его. Или показывает своё настоящее лицо? Ну и зачем тогда пытаться? Он кидает на доску кубики и ходит вперёд. Игра не затягивает от слова совсем, потому что мысли заняты другим. Джисон снова делает глоток пива, глубоко вдыхает. Хёнджин трётся спиной о его коленку и запрокидывает голову. Минхо тут же подмечает его действия и невольно хмурится. — Знаете, что я хочу? — Хёнджин поднимает голову и осматривает парней. Феликс вопросительно мычит, смотря на доску, и качает головой. — Косички. Вот так, — он проводит пальцами от висков вдоль черепа, а потом поправляет волосы рукой. — Было бы круто, наверное. Но я не умею плести косички, — с ноткой грусти выдыхает он, и Хан за его спиной тут же оживляется. — Я умею, — парни мгновенно оборачиваются к нему. — Хочешь, заплету? — Да! — восклицает Хван, едва не хлопая в ладоши. Джисон ставит пустую бутылку на пол и двигается ближе. — Где ты научился плести косички? — спрашивает Сынмин, кидающий кубики на доску. — У меня-я… — Джисон заминается, прежде, чем продолжить с лёгкой улыбкой на губах, — есть младшая сестра. Я постоянно плету ей косички. Он проводит пальцами по осветлённым волосам, расчёсывает их. Волосы у Хёнджина мягкие и пахнут приятно. Джисон разделяет левую часть у виска на три пряди и берётся плести первую косичку. Начинает с тоненькой и по чуть-чуть вплетает новые пряди, из-за чего коса становится толще, уходя к затылку. Попутно он успевает перебрасываться с Хёнджином какими-то фразами, которые не долетают до ушей Минхо, и улыбаться. Это выводит. По правде говоря, вся эта картина сама по себе раздражает. Хан, лапающий волосы Принца, и второй, давящий лыбу в ответ. Минхо ощущает, как внутри у него загорается что-то странное, похожее на изжогу. Заставляет его злиться, прожигать недовольным взглядом двоих парней и сжимать зубы. Он старается отвлечься, но взгляд будто приковывает к Хану, и он постоянно возвращается к его довольному лицу. Когда Джисон заканчивает, то берёт у Принца резинку и собирает оставшиеся волосы в хвост вместе с заплетёнными косичками. Хёнджин благодарит его, лучезарно улыбаясь, а Минхо замечает за собой родившееся из ничего желание дать ему по роже. Джисон хлопает друга по плечу и возвращается на своё место. Пиво закончилось, поэтому он просто сидит, подперев рукой затылок и наблюдает за игрой пустым взглядом. Хёнджин делает ход, а после откидывает голову Джисону на коленку и улыбается, когда тот улыбается в ответ. Минхо поднимается с места резче, чем хотелось бы. Чан наблюдает за ним, пока парень копается в кармане в поисках зажигалки, и спрашивает: — Ты куда? — Ли уже двигается к выходу из шелтера. — Пойду покурю. Бан Чан закусывает щёку и смотрит в спину другу, который через пару секунд скрывается за бетонной стеной. Минхо никогда не выходил из шелтера, чтобы покурить. Ли открывает смятую пачку и выуживает из неё последнюю сигарету. Чиркает колёсиком, поджигая, выпускает дым изо рта. Но в этот раз даже плацебо не помогает. Он опирается о стену, поднимает голову к небу, смотря на тёмно-серые сгущающиеся облака. Делает новую затяжку и, когда не чувствует расслабления, зажмуривается и несильно прикладывается затылком об кирпич. Боль прорезает голову, и Минхо тут же концентрирует на ней внимание. Всё что угодно, лишь бы не гореть изнутри. Всё что угодно, лишь бы не видеть его улыбку. Улыбку, адресованную Хёнджину.

***

Сегодня парни расходятся очень удачно. Самыми последними остаются Джисон, Минхо и Хёнджин. Последний неохотно отсеивается на перекрёстке, оставляя парней. Джисон машет ему на прощание, и они с Минхо заворачивают за угол. У Ли хоть больше нет желания прибить младшего, но легче от этого не сильно становится, поэтому он идёт молча. Раскроет рот — жди конфликта. Но Хану, кажется, насрать на это. — Ты где пойдёшь? — спрашивает он. — Могу хоть сейчас уйти, — прыскает Минхо и суёт руки в карманы. Джисон поднимает на него голову и хмурится. — Что? — Ничего. Ты опять грубишь. Минхо чувствует, как внутри снова разгорается гнев. Непонятно из-за чего, просто бесит этот Джисон и все его слова. Сам виноват. Это из-за него Минхо вечно как на иголках. — Да ты что? Ну общайся с Принцем, он никому не грубит. Ведёшь себя, как ребёнок, — выпаливает он, но Хан будто пропускает слова мимо ушей. Младший поджимает губы и слегка краснеет. Он дышит глубоко, сам пытается успокоиться и ощущает себя, будто сейчас взорвётся подобно ядерной бомбе. Он сегодня и так весь день сдерживал эмоции, а теперь Минхо снова втаптывает его чувства и самооценку в грязь парой слов. Заебало. — Я — ребёнок? А ты тогда кто? Мудрый старик, судя по всему! — выкрикивает он, смотря на парня. Ли немного опешил от такой реакции. Джисон бросается вперёд, собираясь уйти, потому что чувствует, как глаза начинает печь от несправедливости, но сильная рука останавливает его, хватая за плечо. — Отпусти меня! Минхо разворачивает парня к себе и смотрит в глаза, которые уже начали наполняться слезами. Хан быстро моргает и шмыгает носом, стараясь не расплакаться, потому что точно будет выглядеть как обиженный ребёнок. Лино не хотел такой реакции. — Почему, скажи мне! Почему все меня ненавидят? — у Минхо сердце гулко бухает в этот момент. Весь пожар внутри словно залили водой и теперь там неприятно сыро от своих же слов. — Почти все, кто был мне дорог, ненавидят меня, так почему? — Я… я не ненавижу тебя, — тихо выдыхает Ли. — Тогда почему вечно отталкиваешь? Почему заставляешь чувствовать себя виноватым? Будто я пустое место, помеха для тебя! — Хан уже не слышит, как кричит, хватаясь за предплечье старшего. Он старается отдышаться, пока Минхо смотрит в его глаза и собирается с мыслями, чтобы что-то сказать. — Хан… — Джисон мотает головой и отходит от него, готовый в любую секунду рвануть с места. — Я устал. С меня хватит, ясно?! И небо у них над головами прорезает молнией.