Someone You Loved – Lewis Capaldi
— Пошли, пошли, пошли, — с улыбкой тараторит Джисон, двигаясь вперёд по улице, пока за его спиной раздаётся недовольное: — Да куда ты меня тащишь? Но Хан не отвечает, только сильнее стискивая чужую ладонь в своей и продолжает идти, утягивая за собой тяжёлый и наигранно недовольный груз под названием «Ли Минхо». Наигранно, потому что парень знает, какой настоящий злой хён в действии, а сейчас его выдаёт несдержанная улыбка, которая так и проглядывается в каждой реплике, хоть Минхо и пытается её скрыть. Джисон чувствует, что за последние две недели между ними что-то изменилось, но что точно — сказать не может. Откровения парней с прошлой встречи прочно засели в голове Джисона и значат разве что чуть меньше, чем то, о чём ему рассказывал Минхо. В ту ночь шелтер окутывала почти осязаемая тишина и жалость, которая поневоле выплёскивалась эмоциями на лице во время истории каждого. Это был большой шаг для них всех — открыться Джисону после предательства Дэккера — и сейчас он частично понимает, почему Минхо так тщательно хранит всю свою жизнь в тайне ото всех и почему старается никого к себе не подпускать, несмотря на то, что про Дэккера Крис рассказал ему в самых что ни на есть общих чертах. Они наверняка были близки, и удар, который тот нанёс Минхо что тогда, что в последний раз перед дракой, сыграл свою роль, подкосив доверие к людям. Сегодня они лишь вдвоём. Прогуливаются по одной из центральных улиц района, где днём самое оживлённое движение, вдоль тротуаров огромное количество небольших магазинчиков и даже в такое позднее, как сейчас, время можно встретить несколько человек. Позади уже более двух часов проведённых вместе, обмен шутками, громкий смех и неловкое держание за руку. Джисону кажется, что сегодня он заново рождается. Потому что рядом с Минхо ему непозволительно сильно хочется жить. Описать словами то, что он чувствует, находясь рядом с Лино, практически невозможно. Это что-то щекочущее, местами тянущее и немного — совсем немного, время от времени — болезненное. Не такое, как при общении с родителями и не такое, как после ссоры. Это не душевная боль и не физическая, а скорее что-то между. Может, это даже не боль, потому что Джисону от этого не хочется плакать или грустить. Просто это что-то немного пугает и волнует каждый раз, как он видит хёна, как прикасается к нему и чувствует непреодолимое желание взять его за руку, окольцевать его шею, притянуть к себе и быть ближеближеближе. Они останавливаются у небольшой бордовой шторы, рядом с которой висит доска, а сверху большая надпись чёрными буквами: «Фото». Джисон отпускает чужую руку и шарится по карманам в поисках купюры, пока Минхо недоверчиво рассматривает сначала вывеску, а потом самого Джисона. — Это что — фотобудка? — спрашивает он, отодвигая ткань. За ней малюсенькая кабинка, в которую едва поместятся два человека, стенки которой покрыты чёрной ворсистой тканью. — Ага. — И ты… — Хочу сделать с тобой фото, да, — немного нетерпеливо говорит Хан и улыбается, вытаскивая из кармана джинсов немного измятую купюру. — О нет. Нет-нет-нет, — парень выставляет руки вперёд, протестуя, и делает пару шагов назад. Он фото с Бан Чаном-то делает из чистой солидарности и то на память. Их можно удалить или переснять, а здесь четыре кадра и каждый с одной попытки, так ещё и в малюсенькой комнатушке вдвоём с Джисоном. — Пожалуйста, — младший склоняет голову вбок. — Это всего лишь фото на память, давай, — Джисон увидел эту будку несколько дней назад, когда ходил здесь недалеко по делам и ужасно загорелся желанием привести сюда Минхо. У него ведь нет ни одной совместной фотографии с ним на руках. Он делает голос чуть нежнее, как можно сильнее стараясь уговорить Ли, и добавляет: — Минхо… Лино никогда не идёт на уступки, всегда ставит свой комфорт на первое место, что для некоторых людей может показаться эгоистичным. Он никогда не согласится на то, что ему не нравится, никогда не заговорит с человеком, который ему неприятен, не будет тратить своё драгоценное время на то, что ему не нужно. Никогда. Так Минхо думал ровно до того момента, пока в его жизни не появился Джисон, который разрушил к чёрту все его устои и заставил делать всё то, что он никогда делать не собирался. Именно поэтому парень вздыхает, кидая короткое «Ладно» и входит в кабинку первым. Джисон улыбается, залезая следом. Иногда ему кажется, что он имеет над Минхо какое-то небольшое преимущество среди остальных, потому что вряд ли тому же Йену или Чану удалось бы уговорить парня сделать то, от чего он категорически отказывается. Но Джисон предпочитает думать, что ему это, всё-таки, лишь кажется. Автомат проглатывает купюру, и Хан нажимает на кнопки, выбирая четыре цветных фотографии, пока Минхо отчаянно пытается придумать, куда деть руки и что делать с лицом. На экране крупными цифрами высвечивается обратный отсчёт, и младший выпрямляется, улыбаясь. — И… и что делать дальше? — спрашивает Минхо, смотря на него. — Просто смотри в камеру и улыбайся, — Хан приставляет к лицу знак «Peace», потому что видел несколько похожих фото в интернете, и уже готовится к первому кадру, но замечает, что старший продолжает всё так же растеряно смотреть на него. — Расслабься, — поворачивается к нему Джисон. На экране загорается большая цифра пять. — Не могу, — почти шепчет он, неотрывно смотря в глаза Джисона. Со стороны экрана доносится щелчок, и оба понимают, что первый кадр они запороли. Соберись, чёрт возьми, думает Минхо, часто моргая. В кабинке, как он и предполагал, очень тесно, поэтому они плотно прижаты друг к другу, и это никак не помогает. Когда на экране снова загорается пятёрка, он чувствует, как чужие тёплые пальцы цепляются за его руку. Он раскрывает ладонь, позволяя Джисону переплестись с его пальцами своими, и наблюдает, как младший надувает щёки и прислоняет к одной из них палец, смотря в камеру. — Давай. Не заставляй меня выглядеть идиотом, — Минхо усмехается на его слова, но всё же смешно высовывает язык, как раз когда камера щёлкает, делая снимок. Они громко смеются, увидев в углу экрана получившуюся фотографию. Джисон цепляется свободной рукой за плечо хёна, стараясь удержаться на месте, и они совсем не замечают, как камера запечатляет их в третий раз. — Последняя, — выдыхает Минхо, внезапно осознавая, что ему, вообще-то, понравилось. Джисон мычит что-то невнятное, пока автомат вновь начинает отсчёт, и парень думает, что будет, если они поцелуются прямо сейчас. — Улыбайся, хён, — он делает всё тот же знак «Peace», и Минхо, немного колеблясь, повторяет за ним, поднося пальцы к глазу и слегка улыбаясь. Автомат делает последний щёлк и через пару секунд из небольшого окошка выпадает две полосочки с фотографиями. Младший забирает их и вручает одну Минхо, попутно рассматривая то, что получилось. И вот снова оно, пока он смотрит на глупые и неумелые четыре кадра у себя в руках, то необъяснимое чувство в груди или где-то в желудке — Хан пока не разобрался — будто вот-вот отдастся мурашками по спине или разрастётся и поглотит его полностью. И сейчас, когда он смотрит на смеющегося хёна на фотографии, оно не пугающее и не страшное. Это чувство тёплое и приятное, почти осязаемое, что Джисон просто не может сдержать улыбки, прижимая полоску с фото к груди. — Идём? — спрашивает старший, находя его руку первым. Они переплетают пальцы, будто делали так всю свою чёртову жизнь, и Джисон согласно кивает. Он не знает, куда старший поведёт его теперь, но это, если честно, и не имеет значения, потому что Хана не покидает стойкое ощущение, что сегодня он пойдёт за Минхо куда угодно.***
Они опускаются на лавочку недалеко от дома Джисона. Ноги после долгой прогулки гудят, но на лицах их всё ещё играют лёгкие улыбки. Деревянная старая лавочка, такая же, как возле всех остальных подъездов, оказывается не особо удобной, но Минхо достаточно устал, чтобы не замечать этого, в отличие от Джисона. Тот всё никак не может усесться на месте, пока, с разрешения хёна, не ложится головой ему на колени, свешивая ноги с края скамейки. Он смахивает с глаз тёмные волосы, украдкой рассматривая шею старшего, как в тот раз, в его комнате. — На кого ты учишься? — внезапно интересуется Джисон. — Переводчик, — без интереса поясняет Ли, смотря куда-то на клумбы напротив. А после неожиданно для самого себя добавляет: — это из-за мамы. Ну и потому что в школе языки легко давались, — Джисон поджимает губы при упоминании матери Минхо. Он помнит, как ужасно Дэккер поступил в их последнюю встречу, затронув тему родителей, и всё ещё не представляет, что чувствовал Лино в тот момент. — А ты? Учишься на кого-нибудь? Джисон отрицательно качает головой. — Я выпустился в прошлом году. Закончил школу, но в универ не поступил, — говорит он немного с досадой, и Минхо, признаться честно, удивляется. Он был уверен, что Джисон первокурсник. — Плохо сдал экзамены? — Вообще-то… нет, — Хан прикрывает глаза, когда старший опускает голову, чтобы взглянуть на него, и теребит пальцами край футболки. — Я подавал документы в два здешних университета и прошёл по баллам. В оба, — Ли округляет глаза. У него в голове не укладывается. Почему же тогда не учишься, собирается спросить он, но Джисон, словно прочитав его мысли, опережает ответом: — У нас тогда настал трудный период в семье. Денег не хватало, а Суа нужно было собирать в школу, да и есть что-то надо было — на одной лапше ведь долго не протянешь. Ты и сам знаешь, сколько по времени занимает учёба и… даже с подработкой мне бы не хватило заработанных денег на обеспечение нас троих, — он говорит приглушённо, стараясь не смотреть в глаза. То ли стыдно, то ли обидно — Хан понять не может, но всё равно продолжает рассказывать. — Мне тогда словно реальностью в лицо ударило. Пока я учился в школе, можно было жить какими-то мечтами, надеждами на будущее, на учёбу и занятие музыкой. А потом реальный мир свалился мне на голову без предупреждения. Я понял, что вместо учёбы в университете и простой человеческой жизни мне светит пожизненное скитание по подработкам, чтобы заработать хоть какие-то мало-мальские деньги. С универом всё было решено быстро. Я просто не явился в приёмную комиссию. Документы прислали на почту, — прошло уже больше года, но от собственных слов всё ещё неприятно саднит где-то внутри. Может, Минхо подумает, что он слабак и просто испугался большой нагрузки, ну и пусть так. Сейчас уже всё равно ничего не изменить. Но Минхо не осуждает его. Он помнит себя, подающего документы с трясущимися руками — не знает, чего боялся больше: пройти или провалиться. Он был нацелен на переводы изначально, ещё со средней школы, но после переезда с братом, когда жить приходилось на то, что заработали, в голове стали появляться мысли о том, чтобы всё же оставить мысли об образовании и сразу идти работать. Брат категорически отказался лишать Минхо возможности на поступление, поэтому, когда тот завёл разговор о полноценной работе, сразу же выпнул младшего за дверь комнаты со словами «Ничего подобного. Ты хочешь учиться — ты будешь учиться. Мы протянем на мою работу и твою подработку.» и больше эту тему они не поднимали. Но у Минхо хотя бы был Хёнсок, который вовремя его отговорил, который поддерживал и тоже зарабатывал им на жизнь, а вот у Джисона есть только он сам. Единственный человек, который не подведёт и на плечах которого держится вся семья. — Ну а что же насчёт музыки? Ты не думал заработать на ней? — Думал. Но это не так просто. Я пишу тексты и продаю их более известным или же начинающим ребятам, но самому делать музыку и зарабатывать на этом у меня нет возможности, — заключает Джисон. — Музыка для меня была всегда больше как хобби. Я не мог учиться ей профессионально — моим родителям было всё равно, чем я интересуюсь, и даже когда я просил, в музыкалку меня так и не отдали. Я занимался около полугода в бесплатном музыкальном кружке в школе, там и научился азам на гитаре. А после об этом узнали родители, — Хан тяжело вздыхает, вспоминая день, когда мать закатила истерику буквально на ровном месте, а он был слишком мал и психически слаб, чтобы хоть как-то себя отстоять. — Это… ужасно, Джисон, — тихо говорит Ли, прикрывая глаза и еле заметно покачивая головой. — Я знаю. Джисону не нужно сочувствие ни от Минхо, ни от кого-либо другого. Он рассказывает это лишь для того, чтобы поделиться своей историей, больше открыться, показать, что он не боится доверять Минхо и ему тоже не стоит бояться. Он чувствует, как по голове, меж прядей волос скользят чужие пальцы и нисколько не сопротивляется. Можно подумать, он бы смог. Джисону немного не понятно, что за фетиш у Лино такой на его волосы, но его длинные и мягкие пальцы так замечательно ощущаются, пока лениво расчёсывают запутавшиеся волосы, что он не смеет противиться таким маленьким ласкам. — Хён, — зовёт он, рассматривая листву деревьев, заслоняющую вид на тёмное небо. Минхо мычит в ответ. — Ты когда-нибудь хотел уехать отсюда? Молчание. Неопределённое молчание, но Джисон его совсем не пугается. Он будто знает, что причина не в нём, не в его вопросе, не в его бестактности. Ещё несколько недель назад он бы тут же спохватился извиняться и ругать себя за тупость, но не сегодня. Не тогда, когда Минхо рядом и всем своим видом показывает, что ему не всё равно на Джисона. — Да. Хотел, — и не один раз, думает он. В жизни были случаи, когда Ли был чуть ли не на грани, чтобы оставить всё и уехать, куда глаза глядят. Но останавливался в последний момент, понимая, что здесь, в этом затхлом городишке, его держит слишком много. Слишком много людей, незаконченных дел, воспоминаний. И со всем этим Минхо пока что не готов расстаться. Он не готов оборвать все возможные связи, не готов начинать жизнь с самого начала где-то, где его вовсе не ждут. Возможно, когда-нибудь этот день настанет. Он поймёт, что пора, что в этом городе его больше ничего не держит, что от сердца будет больше нечего отрывать, всё-таки упакует чемоданы и с тяжестью раскроённой на части души пустится в дорогу, на поиски чего-то получше. Когда-нибудь. Но не сейчас. — И почему не уехал? Здесь ведь совершенно нечего ловить, — непринуждённо выдаёт Джисон, потираясь затылком о застывшие навесу пальцы Лино. — Есть вещи, которые ты просто не можешь оставить до определённого момента, — говорит он. — Нужно, чтобы они сами отпустили тебя. Этот город одна из таких вещей, думает Минхо. Он прожил здесь всю свою жизнь, несмотря на то, что местами она была дерьмовой. У всех есть такие воспоминания, которые определённо причиняют боль, но забыть люди их, почему-то не в силах. Не могут или не хотят, всегда по-разному — но тем не менее, продолжают хранить их в памяти, хотя бы просто потому что это часть их опыта, их истории и их жизни, которую нельзя просто так стереть. Потому что без неё они бы не были теми, кем являются. Вот и у Минхо так же. Наверное, у него просто ещё не наступил тот этап жизни, когда ты становишься настолько другим человеком, что твоё прошлое, из которого ты слеплен, просто перестаёт быть частью тебя. Со временем он отпускает плохие воспоминания, но тем не менее не отказывается от того, кем является благодаря тому, что сделал годами ранее. Ты одна из таких вещей, думает Джисон. Может быть, они и правда знакомы не так давно. Может быть, то, через что они прошли это лишь часть чего-то большего. А может их впереди ждёт совместное долго и счастливо, на которое он, признаться честно, даже не смеет надеяться. Но всё это так не важно по сравнению с тем, что происходит между ними в этот момент. В момент откровения и надежды, которой они делятся взаимно, в момент понимания друг друга без слов, момент доверия, когда, слушая Минхо, думая о нём и только о нём, ощущая его пальцы на коже, его мягкие бёдра и сандаловый аромат от его одежды, Джисон понимает — он не сможет от этого отказаться. Он готов приковать себя стальными цепями к Минхо и быть рядом сутки напролёт, только если Минхо сам эти цепи не разрубит и на волю его не отпустит, не оттолкнёт. Он не сможет оставить Минхо насильно, но знает, что если тот попросит его уйти, запротивиться он вряд ли сможет. Джисон впервые в жизни понимает, что ставит чужие желания выше своих. Исключая желания Суа, разумеется. Она ведь всегда стояла для него на первом месте. Минхо ёжится, растирая кожу на плечах. Похолодало. Сегодня они оба в футболках, потому что к десяти часам — когда они только встретились — лето всё ещё било жарой, как и весь день до этого. — Замёрз? — спрашивает Джисон, замечая мурашки на оголённой коже. — Немного. — Давай зайдём в подъезд, — младший рывком поднимается на ноги и ждёт, пока Минхо сделает то же самое. Он и сам немного замёрз, но прощаться слишком рано, поэтому спрятаться от холода действительно хорошее решение, как он думает. Джисон ведёт его через несколько домов почти по кромешной темноте через дворы, пока сердце почему-то неистово колотится. Минхо ощущал то же самое, когда вёл его к себе домой? Если да, то Джисон не понимает, как он это вытерпел. Он открывает тяжёлую железную дверь ключом, пропуская старшего вперёд, и заходит следом. Хан думает о том, что когда-нибудь обязательно приведёт Ли к себе домой, а не просто в подъезд. Они посмотрят какой-нибудь фильм, лёжа в обнимку, поедят, наслаждаясь компанией друг друга, и просто проведут время вместе в тепле и спокойствии. Этот момент непременно наступит, просто нужно немного подождать. Он тянет Минхо за собой по лестнице на пролёт между третьим и четвёртым этажами, улыбаясь широко, и немного нервничает. Ли замечает это и только сжимает чужую ладонь в своей, поднимает краешки губ. Он осматривается, понимая, что среди этих тридцати шести квартир сейчас есть та, в которой Джисон провёл всю свою жизнь. Здесь немногим чище, чем в подъезде дома, где живёт его отец — хотя бы подоконники и окна не такие грязные, и мусор не валяется. Краска на стенах такая же потрескавшаяся и местами осыпающаяся, а в воздухе витает запах сырости вперемешку с отчаянием здесь ныне живущих. Младший проводит пальцем по крашенному белой краской подоконнику, проверяя, насколько тот грязный, и на руках, к великому счастью, пыли не остаётся. Джисон усаживается спиной к окну, за которым кромешная темнота и еле ощутимо тянет холодом. Ли встаёт напротив, не желая даже прикасаться к этим обплёванным стенам, и складывает руки на груди. — Ну грязно же, — морщится он, на что Джисон отмахивается: — Здесь на всём районе сплошная помойка. Пойдёт. Голоса их отражаются от стен подъезда, поэтому приходится говорить тише обычного. Минхо усмехается, покачивая головой, и подходит ближе. Он выглядит таким расслабленным и простым, будто в голове у него полный порядок и жизнь проходит гладко. Может, в последнее время всё действительно наладилось, думает Джисон, а может, он всё же и правда потрясающий актёр. Хан неизбежно надеется на первое. — Мне жаль, что с Дэккером так получилось, — неожиданно выдаёт он. Плечи Лино заметно напрягаются, и он смотрит в пол, ясно давая понять, что тема эта всё ещё болезненная. Но Джисон не отступится. Не сейчас. Он слишком много раз за последнее время прогнал у себя в голове разговор с Крисом, а потом и фразы, брошенные Дэккером, чтобы просто промолчать об этом. — Это… из-за него ты не доверял мне, да? Ты думал, что я сделаю так же? Минхо поджимает губы и кивает. И если бы тогда, несколько месяцев назад, Джисон знал бы, через что ему пришлось пройти. Знал бы, какие люди встречались на пути у Минхо и насколько на самом деле разорвано и смято его доверие к незнакомым людям. Если бы он знал, что оно практически не подлежит восстановлению, то ни за что в жизни не стал бы грубить ему. Он готов стереть из памяти старшего все сказанные им ранее слова, потому что сейчас они звучат просто ужасно. Ли достаёт пачку сигарет из кармана джинсов. Она немного помялась, но сути это не меняет. Он вынимает сигарету, суёт её между зубов и, быстро чиркнув колёсиком, поджигает. Дым струится от красного огонька вверх к потолку, и Минхо старается не выдыхать на Джисона. — Он не имел никакого права говорить так про тебя, — говорит Джисон, имея в виду их последнюю стычку. Ли выдыхает через нос, и он чувствует, как горечь проникает в его собственные лёгкие. — Если ты доверился ему, значит он не имел права открывать рот насчёт этого. Я бы даже сейчас врезал ему за это, честное слово… — Джисон, — обрывает его Минхо, поднимая взгляд и снова затягиваясь, — ему всё равно, — звучит из его уст отчаянно, но парень с этим уже свыкся. Просто иногда мы выбираем неверных людей, с этим ничего не поделаешь. — Мы были друзьями, и я сам делился с ним какими-то важными для меня подробностями. Просто потом это обернулось против меня. Мы все доверяли Дэккеру, но он оказался не тем, за кого мы его принимали, вот и всё. Всё равно ничего уже не изменишь, — он тушит сигарету о стоящую на подоконнике пепельницу, явно оставленную здесь кем-то из соседей, и выдыхает последний раз. Смог развеивается быстро, оставляя после себя неприятный, оседающий на всём на чём можно привкус горечи. — Минхо, — тихо говорит он, опустив взгляд. Говорить на откровенные темы, так сильно касающиеся души их обоих, будь то семья или друзья, которыми они оба были долгое время обделены, наверное, всегда будет сложно. Но пока они есть друг у друга и пока они готовы слушать, эту возможность упускать Хан не хочет. Он смотрит на свои руки, теребящие ткань джинсов, и продолжает почти шёпотом: — ты ведь веришь мне? Веришь, что я не такой, как он? Мне можно доверять, и я буду рядом. До тех пор, — Джисон осмеливается взглянуть на парня. Тот осторожно подходит ближе, а на лице его искажается что-то между благодарностью и сочувствием,— пока ты не попросишь меня уйти. И Ли в очередной раз поражается его словам. Ведь Джисон здесь тот, кому нужна помощь. Он тот, кого нужно оберегать и кому нужно доказывать его важность в этом мире. Но выходит как всегда наоборот. — Веришь же? — и Минхо кивает, как бы говоря «Верю. Верю, и тоже не оставлю тебя, пока ты не будешь готов. Я тоже буду оберегать тебя, буду заботиться о тебе, потому что ты ещё так юн для всего этого дерьма и я так не хочу, чтобы ты повторил мою историю. Я тоже буду рядом, пока одному из нас не придётся уйти.» И в тайне надеется, что уходить не придётся ни одному из них. Минхо подходит ближе, практически упираясь Джисону в колени. Младший чувствует, как от него пахнет сигаретами и сандалом, замечает, как тусклый свет старых ламп ложится на бархатную кожу и смотрит, потому что просто не может заставить себя не. Минхо красивый. Глупо не признать этого, ведь он красив при любом освещении и обстановке, вот только Джисон не знает, думает так он сам или его бешено колотящееся сердце. — Я так хочу поцеловать тебя, — выдыхает старший, и Хан, кажется, сейчас задохнётся. Он сглатывает, и всё, на что его хватает, это выдавить: — Так чего ты ждёшь? Джисон разводит колени, позволяя Минхо устроиться меж ними, подобраться ближе. Старший кладёт ладонь на линию его скулы и поглаживает щёку большим пальцем, пока Джисон пытается понять, как заново научиться дышать, неотрывно смотря в его глаза. Ли касается его губ нежно, намного увереннее, чем в самый первый раз, поглаживает свободной рукой бедро парня, и чувствует, как тот льнёт сильнее, поддаётся чужим касаниям. Джисону так хорошо, что он готов заплакать, когда Минхо смелеет и первым пускает в ход язык, проходясь по его нижней. Их дыхание сбивается сразу же, тишина сопровождается тихими причмокиваниями, но в головах их слышно только собственные голоса, без остановки повторяющие имена друг друга. Они отстраняются ненадолго, прижимаясь лбами друг к другу, Джисон горячо выдыхает Минхо в губы, пока тот улыбается, а потом целует снова. Им мало. Обоим чертовски мало редких встреч, ночных прогулок, прикосновений, друг друга. Они ведь и так нарушили уже все возможные правила, им больше нечего бояться. Реальность расплывается, когда он находится в объятиях Лино, кажется Джисону, но громкие шаги, отражающиеся от стен, вдруг собирают её обратно. Рядом становится холодно — не успевает Хан даже глаза открыть. Минхо отлетает от него как ошпаренный и упирается спиной в железные перила, хватаясь рукой за одно из них, чтобы не покатиться с лестницы кубарем. Спустя несколько секунд на пролёте появляется мужчина лет сорока с заметной проседью. — Здравствуйте, — сипло отзывается Джисон, а Минхо кивает, когда мужчина, подозрительно их осматривая, проходит мимо. Он быстро скрывается этажом выше, принося лишь отзвук шагов. Парни взрываются тихим смехом от тупости всей этой ситуации, и Джисон ехидно спрашивает: — Испугался, да? — Ой, ну вы посмотрите на него, — склоняет голову старший и подходит ближе. — А сам-то? — Я – вообще нет. Ни капельки. Я же храбрец, — смеётся он, пропуская Минхо на прежнее место. — Помнишь? — Ещё бы я забыл об этом. Он отвечает на тянущиеся к нему губы Джисона, складывая руки на его пояснице и сильнее прижимая к себе податливое тело. Они ещё долго целуются: то страстно, по-французски, сплетаясь языками, то нежно, едва прикасаясь губами друг к другу, хихикают и глупо улыбаются в паузах между поцелуями, когда обоим необходимо восстановить дыхание. Джисон не хочет, чтобы это заканчивалось. Им бы остаться так, пускай и посреди старого грязного подъезда, но зато вместе. Потому что, когда они вдвоём, остального мира будто и не существует вовсе. Хан знает, что это звучит очень ванильно, но один разок можно. — Ханни, — шепчет Минхо между поцелуями. — Это на английском типа «сладенький». — Я знаю, — отзывается Джисон и прячет улыбку от проницательных глаз. Запомнил всё-таки. — Но я не сладенький. — Можно ещё перевести как «милый, медовый». Думаю, тебе подходит, — пожимает плечами, будто не он только что заставил сердце Хана скакать внутри. — Прекрати, — просит он почти жалобно, словно и не хочет вовсе, чтобы тот прекращал, и снова смущённо тянет лыбу. — Ты такой слащавый. — Я слащавый? — возмущается поражённый Ли. — Ты тут у нас Ханни, а не я. Так что я бы поспорил, кто из нас слащавый. — Так не зови меня так, если не нравится. "Кто сказал, что мне не нравится?" вопрос свой Минхо не озвучивает. Лишь тянется к желанным губам и целует, массируя длинными пальцами кожу головы. Им обоим до боли в сердце хочется раствориться в этом моменте и бесконечно помнить лишь ласковое «Ханни» и правильное «Минхо» из уст друг друга. Их прерывает неожиданный звон. Минхо достаёт телефон из заднего кармана, хмурясь и смотря на время. А после поднимает голову и устало произносит. — Будильник, — поясняет он. — У меня сегодня смена на работе, нужно идти, — дисплей показывает начало четвёртого, и Джисон немного раздосадовано выдыхает. — Ладно. — Прости, — шепчет Ли и, наклоняясь, проводит носом по щеке, от чего у Джисона по всему телу мурашки табуном бегут. — Всё в порядке. Тебе нужно идти, я понимаю, — он запускает руку в мягкие волосы и прикрывает глаза от ощущения горячего дыхания на щеке. — Увидимся послезавтра, — Минхо отстраняется, и Хан кивает в ответ, расплываясь в улыбке. Он быстро чмокает парня в щёку и пятится назад, потому что знает, что если не уйдёт прямо сейчас, то вряд ли вообще сомкнёт глаз этой ночью. — Увидимся. Джисон опирается руками о подоконник и болтает ногами, наблюдая за удаляющимся по лестнице Минхо. Тот скрывается из поля зрения спустя какую-то минуту, а ещё через чуть-чуть за ним захлопывается дверь подъезда. Вокруг с его уходом резко становится пусто и прохладно. Слишком тихо. Это именно то самое ощущение странной пустоты, когда после прогулки в шумной компании и огромного количества смеха, ты остаёшься один. Мир будто… меняется. И это так глупо, потому что, смотря сквозь стекло на то, как фигура парня удаляется и растворяется где-то в темноте, Джисон понимает, что уже по нему скучает. Ещё немного поболтав ногами, он спрыгивает с подоконника. До квартиры подать рукой, но сердце шепчет Джисону спуститься и бежать вслед за Минхо, не возвращаться домой сегодня для своего же блага. И всё равно, он ступает по бетону на лестницу, поднимаясь на несколько этажей выше. Он думает, что было бы лучше, если бы его жизнь была чуть проще. Утром он откроет глаза и начнётся очередной день сурка: школа Суа, а потом работа, работа, работа, день канет в лету, сменяясь вечером, и Джисон, забрав сестру из школы и сделав с ней уроки, опустится на подушку и заснёт, в ожидании следующей встречи с парнями. Жить в постоянном ожидании, конечно, не очень хорошо, но это гораздо лучше, чем жить в отчаянии. Джисон поворачивает ключ в скважине как можно тише. Когда он уходил из дома, матери ещё не было, поэтому он совсем не удивится, если увидит в её комнате пустоту. Однако, когда Хан открывает дверь, то в глаза сразу же бьёт свет из прихожей. Уходя, он его погасил, это точно. Парень разувается, настороженно оглядывая квартиру. В воздухе витает заметный запах перегара, у коврика в прихожей разбросана обувь, но он не обращает на это внимание, просто проходя дальше. Значит, мать всё-таки вернулась. Да ещё и пьяная. В их с Суа комнате темно и дверь слегка приоткрыта, поэтому Хан, уже начавший ощущать усталость в ногах направляется прямо туда, игнорируя комнату матери. Он тихо распахивает дверь, проходит внутрь и уже начинает представлять, как завалится в постель и уснёт, как слышит тихий всхлип где-то со стороны кровати Суа. — Джисон-а? — тоненько зовёт она, и парень поворачивается на звук. В темноте почти ничего не видно, поэтому он подходит ближе и тянется к ночнику, мягко приговаривая: — А ты чего не спишь? Девочка сидит в углу кровати, забившись к самой стене и сжимая в руках одеяло. Джисон наклоняется к ней, нащупывая выключатель и зажигает небольшой ночник у её кровати. А после переводит полный тепла взгляд на сестру. И сердце его уходит в пятки. Под носом у Суа размазана уже запёкшаяся кровь, на руках, отчаянно сжимающих одеяло виднеются алеющие синяки, и глаза красные от пролитых слёз. Рядом с ней валяется кучка окровавленных салфеток и ваты, которыми она, судя по всему, пыталась остановить кровотечение. Измазано и одеяло, и руки. Она выглядит до смерти напуганной, и не может вымолвить ни слова, пока, под меняющимся взглядом брата, на глазах в очередной раз наворачиваются слёзы. И Джисону кажется, что он проваливается в бездну. Безвозвратно.