Преданная собачка

Объятия тёплые, крепкие. Сережа утыкается носом в чужую шею, вдыхает родной запах кофе, отдающий чуть заметной горчинкой на языке и обвивает шею руками, закрывая глаза. Сон не идет совсем, за окном по-зимнему холодно. Уже с неделю январские морозы не дают подняться вверх красной линии, на прикрепленном по ту сторону окна термометре, выше «-25». Ледяной, пробирающий до костей через все слои теплой одежды ветер завывает за окном. Крутит снежные вихри, сносит с ног редких прохожих, бьет в лицо морозными иглами, колется не на шутку. В тишине комнаты под мерное тиканье часов Олег перебирает рыжие пряди. Сережа ластится к рукам, словно дворовой кот, соскучившийся по обычной ласке. Если так подумать, то это правда. Зимняя сессия, первая в их жизни и нагрянувшая так неожиданно, сбивает с ног не хуже уличного ветра. Треплет нервы, отнимает возможность выспаться, поесть, передохнуть. Обычная зубрежка перерастает в паранойю, а темные круги под глазами растут и темнеют в геометрической прогрессии. Как раз то, что так и не смог понять Олег. Просить Серёжу объяснить ему тему не хочется от слова совсем. Разумовский уже как неделю сам на себя не похож, став вдруг нервным, раздражительным в первые дни, а сейчас молчаливым, с безразличным взглядом голубых покрасневших глаз смотрит на все. Засыпает на ходу и с ложкой овсянки во рту. Такие минуты спокойствия становятся редкостью, когда оба не бегут куда-то с тонной тетрадок и учебников из библиотеки, когда не держат зачетку в дрожащих руках возле нужного кабинета, когда не сидят низко склонившись над конспектами, шепотом повторяя материал. Сейчас у них появилась возможность успокоиться, взять перерыв. Субботний вечер, пустота когда-то оживлённых коридоров. Никто не снует туда-сюда, мешая сосредоточиться, слишком заняты все. Они лежат на узкой одноместной кровати, деля пуховое одеяло на двоих и редкие поцелуи куда-то в уголок губ, щеку, линию челюсти. Сережа пахнет удовлетворением напополам со спокойствием, им бы по-хорошему спать бы уже давно, набираться сил, но они тратят драгоценное время на друг друга. Впопыхах, совсем забегавшись, оба забывают каково это — просто лежать рядом, слушать тихое размеренное дыхание и стук сердца. — Помнишь наш выпуск со школы? — вдруг спрашивает Серёжа. Поднимает голову и заглядывает в глаза, прикусив губу. Конечно, Олег помнит, ведь в тот день многое изменилось… На выпускном слишком душно и жарко. Хлопок белой рубашки прилипает к потной спине, галстук давит удавкой на шее, а Сережа пахнет возбужденно и приторно сладко для этого вечера. В них двоих сейчас распитая на чердаке бутылка шампанского и веселые искорки в нетрезвом взгляде. За окном конец мая, сочная зелень на ветках деревьев распускается чуть смолянистыми листьями, и ярко-зеленая трава пробивается выше к солнцу. Полные легкие предвкушения новой свободной жизни. Они веселятся в танце, смеются под одобрительные крики друзей и одноклассников, Олег держит руку Сережи высоко, кружит дерзко и смело, улыбается широко, счастливо. Запахи торжества и радости смешиваются, бьют в голову, учителя и директор хлопают в ладоши, натягивая улыбку до ушей, но глядят пристально, цепко, чтобы следить за подростками, которым в голову ударил градус от выпитого алкоголя и яркий, сбивающий с ног запах свободы. — Ты пах тогда так сладко, — отзывается Олег вспоминая. Облизывается, будто и вправду чувствует тогдашнюю приторность на языке и губах. Сережа выглядел потрясающе: шальная улыбка, озорной взгляд, руки скользящие по горячему телу за закрытой дверью коморки. В спину неприятно упирается швабра, в нос бьет острый запах бытовой химии. Сережа впервые пробует на вкус губы Олега. Тогда это кажется чем-то важным, незабываемым, срывающим крышу так, что потом не восстановиться, а под веками фейерверки взрываются залпами. Тогда было совсем по-другому. Они боялись быть непонятыми друг другом, друзьями и обществом в целом, прячась, скрываясь, запрещая себе так много. Но тогда, за закрытой дверью, будто за ширмой, они могли делать то, чего так желали. Сережа ластился, был жадным до касаний, тыкался носом в шею, словно пес, надышаться не мог. — Ты меня тогда метил, — вдруг говорит Серёжа. Смотрит чуть укоризненно, ухмыляется. Пока Олег ведет теплой ладонью по спине, а в след за ней скачут мурашки по телу. Как и тогда. Запах оставался на чужом теле дольше обычного, не выветриваясь, оставаясь концентрированными нотками на сгибе плеча и шеи. Сережа чувствовал чужое присутствие постоянно, будто вот он, стоит чуть позади, касаясь грудью плеча. — Это плохо? — вдруг слишком серьезно спрашивает Волков, поднимает сережино лицо аккурат за подбородок, цепляет взгляд, не дает оторваться, отвести взгляд. — Я тогда не понимал, что значит это. Сережа нагло врет и Олег это знает. Позволяет, закрывает глаза и делает вид, что верит, поднимая вверх уголки губ в некой одобрительной улыбке. Сережа прекрасно знал, что это значит и был, честно говоря, рад. Сначала, в одиннадцать лет наблюдая за спокойным, не лезущим первым в драки, не озлобленным, как все в этом детском доме Олегом, Сережа подумал, что с ним нужно подружиться только для собственной выгоды, некая непробиваемая стена, имеющая уже репутация. Сережа подумал, что за ним можно будет прятаться. Но позже понял, что и сам может дать сдачи обидчикам и не нуждается в помощи. Олег заинтересовал его неким безразличием к происходящему и к самому Разумовскому. Стало любопытно и тогда рыжик, как прозвали его девчонки, стал провоцировать Волкова, чтобы получить должное внимание и не важно какой ценой. Кофе он и вправду не любит, горечь в привкусе, пряность. Сережа разбавляет напиток молоком, и добавляет две ложки сахара. А тут немного сложнее, ведь Волков пах именно, как черный кофе, без всяких добавлений. Сережа морщил нос, как только слышал его запах. Когда в первый раз сказав, что терпеть не может кофе, Сережа был невероятно зол и обижен. На родителей, которые его бросили, на полицейского, который сначала решил с ним познакомиться и поговорить, а потом привез в это поганое место. Он был зол на себя, что ничего не может сделать. Олег просто попал под руку, вот и все. Со временем Сережа притерпелся, смирился. А став старше и умнее понял, что запах Олега на собственном теле спасает его от надоедливых задир, назойливых людей, которые не прочь поиздеваться над не таким как все ребенком. Олег имел и вправду репутацию спокойного парня. На спор не лез, не пререкался со старшими, все делал по правилам. Пока не доставали, а там уже и не прочь был кулаки почесать о чье-то лицо. Не сказать, что его боялись, скорее уважали и принимали как равного. Тогда Сережа и смекнул, что его друг нехотя и сам не зная стал его защитной стеной, никто не хотел связываться с ним. Запах Сережи точно также оставался на Олеге, что явно говорило само за себя. В первое время многие дети шушукались и сплетничали, ведь все знали не понаслышке какое отношение было у Волкова к сладостям, а тут начал дружить мало того, что с новеньким, казавшимся всем ненормальным, так еще и с запахом ягоды на теле. Это не осталось незамеченным. Позже Сережа начал делать это нарочно. Касался чуть чаще, обнимал, подсаживался под бок, носил вещи его, хоть и большие ему они были на размер уж точно. Ревностно относился ко всем девушкам и парням, проявлявшим к нему интерес, отгоняя, словно дворняг. В голове стучало набатом «Олег только мой!» Олегу тогда Тема сказал, что друзья так не пахнут, но он это пропустил мимо ушей. Олега устраивало это, он не обращал внимания на сплетни, шепотки за спиной и иногда едкие слова о их ориентации. Ему было комфортно с Сережей, даже несмотря на его сложный, местами просто невыносимый характер. Но и сам Волков был не подарок и иногда парень задумывался почему же Сережа с ним подружился. Молчаливый — но никогда не перебивающий, слушающий очень внимательно, он задает вопросы по рассказу Разумовского, вовремя кивает и что-то переспрашивает, когда снова не поспевает за быстротой мыслей в рыжей макушке. Не сказать, что Олег только молчит, он и сам болтает иногда без умолку, что Сережа и слова вставить не успевает. Всегда хмурый, неодобрительный взгляд исподлобья — а на самом деле душка с ярким, чистым взглядом карих глаз. Сережа ни раз шутил, что врагам только взгляда его хватит, чтобы понять, что лезть не надо. А вырастит, еще аккуратную бородку себе сделает и вообще будет киллером или телохранителем. Олег был готов защищать Сережу. Или убить за Сережу. Наверное, так просто сложилось, что они стали друзьями, ведь такие разные, совсем непохожие друг на друга они встретились в нужном месте в нужное время. Когда Сережа нуждался в друге, а Олег был готов стать им. Кардинальное отличие во внешности, во вкусах, во взглядах и что самое главное, в поведении, привели к тому, что на выпускном они видели только друг друга и никого больше. Так банально и глупо влюбиться друг в друга, в человека, роднее которого нет и никогда, как кажется, не будет. Запахи смешались, приторная горечь на языке и вкус дешевого шампанского на губах. Они целовались остервенело, будто дорвавшись. Руки гуляли по телу в хаотичном порядке, хотелось всего и сразу. В какой-то момент, всего на секунду оторвавшись от чужой шеи, Олег подумал, что засосы, укусы — следы, оставленные им на бледной коже Разумовского выглядят потрясно, что глаз не оторвать. А в голове «Это я сделал!». Теперь не только запах, теперь все кричит о том, что они не просто друзья. Они стали парой. — Хочу… тебя… — шептал на ухо Сережа. А потом этого самого Серёжу разворачивали лицом к стеллажам, прижимаясь к худощавому телу плотнее. Вжимались так, что возбуждение чувствовалось не только в воздухе отдавая мускусом и приторностью, а через слои одежды, крепко потираясь, распаляя больше. Сережа скулил натурально, голову сорвало еще на подходе к кладовке, пока бежали цепко держась за руки, сейчас он был горяч и не в себе. Облизывал зацелованные до красна губы постоянно, вот ведь язык во рту не держит. Жмурил глаза, чувствуя сильные ладони на своей заднице, что мнут без остановки, то как Олег потирается стояком через одежду. Было душно и жарко. Чужая рука пробирающаяся под трусы сводила с ума. Он выгибался навстречу. Цеплялся пальцами за деревянную полку стеллажа, а когда рука все-таки сжалась вокруг возбуждения, в голове переклинило окончательно, он застонал громко и надрывно, что Волкову пришлось зажимать рот ладонью. Толчки были быстрыми, резкими, чувства норовили вырваться через край, Сережа пытался дышать глубже, пытаясь отсрочить свой оргазм, думая, стыдясь сойти с дистанции первым, но вжимающийся в него Олег лишь усугублял ситуацию. Во рту металлический привкус из-за прокушенной щеки, но он не замечал этого. И Олег так правильно и сильно сжал основания члена, прошелся шершавым пальцем по оголенной чувствительной головке по кругу, оттянув крайнуюю плоть, что Сережа выгнулся неестественно, до хруста в спине, и кончил, закинув голову вверх, со стоном, похожим на скулеж. Прошло около двух минут, когда он пришел в себя. Вытер влажные глаза и щеки, запоздало подумав, что успел заплакать, наверное, это из-за переполняющих его эмоций. Развернулся лицом к Олегу, касаясь его лба своим, смотрит в двоящиеся глаза перед собой и целует нежно, чувственно, словно хочет поделиться теплотой, нежностью, тем удовольствием, медленно растекающимся приятной негой и усталостью по телу. Олег позволяет, льнет и жмурит глаза. А потом удивленно смотрит на вдруг упавшего перед ним на колени Сережу. Взгляд голубых глаз шальной, улыбка сытая, довольная и только румянец со сбившимся дыханием говорит о том, что задумал Разумовский. Олег стонет также громко, только хрипло, когда чувствует горячий язык медленно скользящий по стволу сверху вниз, сжимает в руке рыжие пряди возле корней. Сначала слегка, спрашивая разрешения, а после кивка сильнее, позволяя себе вольность — тянет ближе к своему члену. Сосет Сережа не плохо, не сказать, что хорошо, но для первого раза самое то. Олегу хватает меньше минуты, чтобы спустить в чужой кулак. Он вовремя тянет Сережу от себя, а тот понимающе дорабатывает рукой. Они тогда раскрасневшиеся, взлохмаченные и помятые выходят в коридор, держась за руки. Рубашки криво заправлены за ремень штанов, пуговицы некоторые оторваны из-за трясущихся пальцев, а взгляд их выдает с головой — такой только у наркоманов бывает. Да и все проще — от них несет сексом. Да так, что все вокруг стыдливо посматривают, а воспитатели хватаются за сердце, неодобрительно цокая. Сдают экзамены они на ура. Сережа радуется каждому своему «отлично» тихо и спокойно, сделав вид, что и не ожидал другого результата, лишь снисходительно улыбается уголками губ. Когда учителя на последней линейки начинают его расхваливать, вынудив выйти вперед из толпы, говоря о том, что он, несмотря на все обстоятельства и трудности, единственный из школы выходит с золотой медалью, Сережа кривит лицо. — Будь здесь у кого-то хоть немного мозгов, они бы… Олег успевает выхватить микрофон из его рук вовремя и продолжение фразы теряется в скрипящем звуке открывающейся двери, откуда быстренько выбегают старшеклассники. Директор неодобрительно смотрит исподлобья и качает головой. Сережа скалится и задирает нос, на что Олег вздыхает и трет лицо. Даже в тот момент Сережа оставался самим собой. Уход со школы оказался и вправду незабываемым, потому что Сережа все-таки делает то, что хотел — высказывает все что думает. И про тупость учеников и взятки учителей, не прошедших переаттестацию, про змеиный коллектив и шлюху их завуча, спящую с трудовиком, у которого вообще сифилис третий год. Он злорадно смеется, смотря на то, как его все ненавидят, натыкаясь на злость и желчь в их взглядах, улыбается широко, раскинув руки в стороны. И пишет на стене здания о чуме, поглотившей это место. Им нужен тот, кто очистит все жестко и радикально. — Ты возомнил себя богом, — кричит тогда Олег. Держит в руке чертов аттестат и судорожно дышит. Он, походу, единственный из них двоих понимал, что Сережа перегнул палку. Да, школа — это отвратительное место, с отвратительными людьми, но это не дает ему право раскидываться прилюдно словами, будто ему ничего с этого не будет. — Ты мог промолчать и спокойно уйти, но нет, ты сделал из этого шоу. — Олег, ты же знал, что так и будет. Ты знал, что я устрою все это, но ты не остановил меня! — подходя ближе кричит Сережа. Тычет пальцем в грудь, выделяя точное и емкое «ты». — Они не заслуживают уважения! Они сгнить должны там, я им устрою! Это их вторая ссора, которая заканчивается сломанным носом. Олег четким поставленным ударом бьет в цель, заставив Разумовского заткнуться. А он смотрит вызывающе, нарывается на большее, усмехается и скалит зубы. Сплевывает тогда слюну вперемешку с кровью на пыльный асфальт и уходит, оставив Волкова одного. Через неделю сам первым подходит, губы жмет недовольно и хмурится, а на носу яркий пластырь с детскими мультяшными персонажами налеплен. Олег знает, что Сережа не может долго обижаться. Хоть и строит из себя высокомерного, напыщенного индюка с гордостью с рождения, но приходит все равно первым. — Я же тогда попросил прощения, — говорит Сережа и его волосы щекотно ползут по плечу Олега, пока он крутит головой, снова заглядывая в глаза. — Ты просто сказал, что был неправ, — поднимая брови вверх и качая головой отвечает Олег. — А прощения надо было не у меня просить. Когда заканчиваются экзамены и ворота школы скрываются за их спинами, Сережа, до этого беспросветно углубившийся в информационные технологии и все, что с этим связано, выбирает профессию в сфере It. Грезит двоичными кодами и сайтами с программами напополам, даже покупает на отложенные в дальний угол деньги себе новенький ноутбук. Олег поразмыслив некоторое время поступает на факультет физической культуры, не зря же на бокс ходит. Как они того и хотели, поступают в один университет. Комнатка на третьем этаже общаги попадается на удивление сносная, с хорошим ремонтом от бывших жильцов и приличным видом из окна. Они делят обязанности по типу уборки, выноса мусора и стирки вещей поровну. Олег, несмотря на ленивость и стойкое нежелание убираться — моет полы два раза в неделю, предварительно подметая чуть зашарканный линолеум купленной метелкой в виде швабры. Вытирает пыль неохотно, развозит это дело чуть ли не на полдня, отвлекаясь на телефон и все, что можно, но стоит заметить недовольство на знакомом лице — продолжает уборку. Сережа выносит мусор почти каждый день, зажимает нос рукой и наигранно отворачивается, скривившись. Уж сильно не любит исходящий запах от пакетов. Стирает вещи регулярно, развешивает на бельевой верёвке и исправно гладит утюгом, чтобы не было помятостей или стрелок. Знает, что такую работу Волкову точно не доверит. Готовкой занимается Олег. Все просто: Сережа рассеянный, поэтому сожжет все, что можно, забыв на плите. Готовит не то что съедобно, а даже вкусно, Сережа всегда просит добавки, а Олег только и смеется, что скоро Разумовский растолстеет с ним. — Сколько тебе еще осталось? — спрашивает Олег. Начинает потихоньку клонить в сон, систематический недосып и нервы плохо сказываются на организме и им и вправду лучше сейчас лечь спать, чтобы набраться сил. Еще не все, но скоро семестр закончится и начнутся каникулы, на которые у них много разнообразных планов и желаний. — Еще два, самые сложные позади, но на эти я не могу забить. — Сережа тоже клюет носом и Волков видит, как слипаются чужие глаза. Он трется о его грудь и ближе жмется к боку, кутаясь в одеяло. — Хочу на коньках покататься, — вдруг делится парень и улыбается, представив, как будет рассекать лед острым коньяком и ловко кружиться между людьми. — Я тоже, Олег, я тоже. И вот сейчас лежа с ним на одноместной, скрипучей кровати, перебирая воспоминания одно за другим, Олег пока не понимает, что тот Сережа из детства совсем неплох, по сравнению с тем, что лежит рядом. Впереди ждут серьёзные испытания, в которых каждый покажет свое настоящее лицо.