Преданная собачка

Дешевый ром, вино по акции в картонных коробках, шампанское и литры пива, из закуски нарезанные фрукты: яблоки, апельсины, бананы, купленная по дешевке клубника. Глаза разбегаются, сначала глядя на столы, а следом на толпу людей. Люди разбившись на разнообразные группки расселись по трёхкомнатной квартире кто где. В углу, как и на всех попойках, компания сидящих на диване неких отбросов или просто странных типов, зависает в телефонах, иногда отвлекаясь на подходящих к ним людей. Небольшая группка, состоящая из четырёх девушек, стоит ближе к центру, красуясь в нелепом танце, в попытке привлечь к себе внимание неподалеку стоящих парней. Они им одобрительно присвистывают, хоть из-за музыки этого не слышно. В центре комнаты, где располагается журнальный столик на пол накиданы подушки, а сверху на них сидят люди полукругом, играя в карты. В принципе, стандартная такая попойка со всеми вытекающими. На балконе стоят три человека. Сережа улыбается и снова отпивает красное вино из стакана. Олег не понимает как можно пить эту кислятину и делает глоток рома. Он приятно обжигает горло и теплотой спускается вниз. Ноги устали, хочется присесть, в голове шумно и тихо одновременно, Олег схватив Разумовского за руку, падает на свободное место на диван, усаживая рыжего к себе на колени. Губы у него яркие и сочные, красные, манящие, словно в разгар сезона черешня спелая, сладкая, которую они покупают каждый раз на рынке, неподалёку от общаги. Шумит в ушах, а в мыслях только одно — он хочет поцеловать Сережу. Опьянение приходит медленно и размеренно. Завлекая в свои сети, окутывая, расслабляя, делая ватным, все позволяющим. Слабая, но счастливая улыбка на потрескавшихся губах Олега, взгляд шальной, довольный, возбужденный, такой бывает у хищников, когда все идет по заранее продуманному сценарию, когда жертва не сопротивляется, а самолично попадает в сети. Такой взгляд у Волкова, когда он скользит кончиками пальцев по тонкой кисти руки, спускается вниз и переплетает пальцы вместе с Сережиными, он знает, что Разумовский позволит все, начиная от грубых поцелуев, которые так дешево, но в то же время живо и чувственно выглядят, и заканчивая быстрым сексом в туалете со слабой щеколдой и скрипящей дверью, в которую будут стучать без перебоя, или же в чужой комнате на смятых простынях и заляпанном покрывале. Сережа будет выгибаться, подставлять бледную шею, со сходящими засосами и громко, надрывно дышать, и обоим будет чертовски жарко и некомфортно, но они продолжат. Олег тянется к чужим манящим губам, прикрыв глаза, сначала лижет размашисто, мокро, собирая вкус вина себе на язык, а следом вцепляется в эти губы, будто ничего другого и нет. Будто ему только это надо, словно его легким становится чрезвычайно сложно дышать без Сережиных губ. Поцелуй выходит кисловатым, Сережа жмурится сам, цепляясь тонкими пальцами за шею Олега, зная, как ему это нравится. Волков готов застонать в поцелуй, вплетая руки в чужие рыжие волосы, оттягивая возле корней, заставляя Разумовского невольно откинуть голову, привычно подставляя шею. Все чувства преумножились в несколько тысяч раз, срывая голову. А в ней фейерверки взрываются вместо трезвых мыслей. Когда оба пьяные, возбужденные только от одного запаха исходящего от тел, они готовы наброситься друг на друга здесь и сейчас, наплевав на толпу людей вокруг. Есть только они вдвоём и никого больше в этой однокомнатной квартирке с дешевым гипсокартоном вместо стен, пружинами под задницей и духотой вперемешку с запахом спиртного. Рядом над ухом раздаётся неловкое покашливание и Олег, закатив раздражённо глаза, отрывается от Сережи и поворачивается к какой-то девушке. Темные длинные волосы красиво уложены на бок, концы немного закручиваются, и одну из прядей она наматывает на палец, заинтересованно рассматривая парней перед собой, пялится без стеснения. Губы накрашены темной помадой, чуть выходя за контур, Олег думает, что это попытка сделать их визуально больше и пухлее, но вблизи это выглядит не очень, дешево и не красиво. Клетчатая рубашка надетая поверх белой футболки, облегающие длинные ноги джинсы и милые носочки с таксами. Олег думает, что такие джинсы бы подошли Сереже, грех такие ноги скрывать под мешковатой одеждой. А еще носки с лимонами ему нравятся больше. — Что? — спрашивает Олег и облизывает губы, норовя вернуться и продолжить увлеченное занятие, которое нагло прервали. — Вы еще потрахайтесь здесь, голубки, — усмехается девушка и переводит взгляд на Разумовского. Он усмехается ей в ответ. — Тебе придётся заплатить за представление, дорогая, и увы, денежек не хватит. — Уверен? — Хммм, — тянет Сережа. — Давай ты отьебешься? — Пидоры. — Зло и пьяно шипит брюнетка и отворачивается к своей подруги, что-то говоря. Музыка сменяется, песни скачут в разнообразном порядке, то веселая, зажигательная мелодия с редкими словами, подходящая скорее для дискотек или клубов, разгоняется до предела и резко обрывается под одобрительные возгласы людей, бит качает голову. Протяжные, со смыслом в словах, в тексте, пробирающим и заставляющем задуматься, песни скакали почти через одну или две, не давая людям перестроиться на другой лад. Здесь играл Макс Корж, подходящий под оба варианта, и Олег с Сережей были рады послушать и насладиться такой музыкой, а не попсой, наполненной матом через слово и отвратительными рифмами. С таким вкусом не грех включать колонки. Олег уходит перекурить на балкон, сбросить напряжение и унять бушующий в груди ураган чувств, все игривое настроение пропало и хотелось просто подышать воздухом и покурить. Сережа уже немного выпивший, в руках таскающий пустой третий стакан из-под вина, весело и заразительно хохотал над тупой шуткой какого-то парня. Хмурый на вид парень сидящий в кепке в квартире и в обнимку с красноволосой девчонкой играл в дурака на желание и, проиграв, сейчас рассказывал десять анекдотов. Сережа смеялся с третьего и восьмого. После четвертого стаканчика вина Сережа, вольготно развалившись на Олеге, пытался доказать Игорю, что Венеция это не болото с утопленным, воняющим городом. Венеция это искусство возрождения, величайшая история архитектуры, в музеях, старинных зданиях и улицах. Это Ка-д’Оро*, Ка’Пезаро*, господи, всего так много! — Архитектурный облик города сформировался в период расцвета Венецианской республики… в… четырнадцатом по шестнадцатый веках. Вместе с Венецианской лагуной внесён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, представляете! — Воодушевленно, но немного заторможенно из-за выпитого говорил Сережа. Язык заплетался, а на щеках выступил розоватый, плохо видимый румянец. Олег провел по нему кончиками пальцев, отвлекая Разумовского от разговора, хотелось его еще поцеловать, всего казалось мало, недостаточно. — Да ну, простой городишко, я могу и на речке на лодке покататься и будет точно также. — Хмыкнул Игорь. — Архитектура, Гром! Какая нахер речка? Ты бы наши девятиэтажки на Рыбацком сравнивал с Замками и имениями. — Так вид один и тот же… — хмурясь еще больше говорит парень. Он недовольно посматривает на рыжика и тарабанит пустой рукой кончиками пальцев по полу. Кто-то нервничает и Олег понимает его, ведь Разумовский мог вывести любого из душевного равновесия, даже кажется такого непробиваемого парня на вид. — Ты тупой, Гром! Сила есть, ума не надо. — Ты такой разговорчивый, особенно язык острый уж шибко. Смотри, не нарвись на кого-нибудь, а то… Договорить Игорь не успел, девчонка сидящая с ним вдруг начала вставать и, пьяно запнувшись об чью-то ногу, случайно опрокинула из ослабевших пальцев стаканчик со сладкой газировкой на его колени, из-за чего светлые джинсы тут же стали мокрыми и липкими. Сережа прыснул от смеха куда-то в шею Волкова, а Олег лишь скривился. Не повезло. Кривился, закатывал глаза и недовольно вздыхал Олег, когда собирался возвращаться в общагу. Сережа, которому, ну реально, надо запретить пить из-за непереносимости и пятикапельности, пьяно шатался в плохо освещенной прихожей. Лампочка перегорела, напоследок звонко попрощавшись и хлопнув над их головами, сначала ослепила ярким холодным светом и тут же погасла, погрузив узкий коридор в полумрак. Пришлось подсвечивать себе фонариком. Сережа так и норовил упасть на грязный, заставленный чужой обувью линолеум, неожиданно его повело в сторону и послышался глухой звук удара об что-то твердое, и тут слух уловил недовольное шипение возле стены. Зажатый в руке Олега фонарик высветил потирающего ушибленную голову Сережу. Олег готов был сам надеть на него кроссовки и унести на руках. Медленно шагая под руку на пустых улицах города, Сережа все еще пьяно рассказывал Олегу о замках и красивых, высеченных будто из скалы каменных статуях, говорил, что сам бы хотел этим заниматься, сделал бы себе на память Деву Марию, и не знает почему ее. — Да правда не знаю, просто мысль. Олег вел себя привычно тихо, просто шел рядом, приобнимал за талию все время норовящего упасть на грязный асфальт Сережу и внимательно слушал, делая себе заметки. — Даже если… если меня отпиздят за мой… — Сережа завис, остановившись и что-то обдумывая и следом икнул. Так громко и звонко в тишине пустой тихой улице, что следом послышалось эхо. Или они просто перепили? — За твой язык, Серый, да, тебя отпиздят за него. — Но ты же их отпиздишь за меня? — вдруг Сережа так преданно смотрит ему в глаза, с мольбой и надеждой, держит за ворот толстовки, сжав ткань в кулаки и, кажется, не дышит, Олегу только и остается что кивнуть. Олег знал и сам, что за Сережу он отпиздит любого, не посмотрит даже, защищать будет до последнего и не важно, что Разумовский сам нарывается и подставляется. Разумовского он переучить не сможет, а вот вмазать несколько раз другому — запросто. Если Сережено оружие — слова, то для Олега, ходящего на бокс — кулак, самое полезное объяснение. Сережа кивнул и чмокнул его мокро в губы и поплелся дальше, запинаясь и норовя упасть. А Олег думал и смотрел. Такой родной с запахом сладкой земляники на теле и кислинкой в волосах, яркий, чего только стоит его радужный цветастый шарф на шее, в который он носом тычется, как воробушек нахохлившись на морозном воздухе. Волосы рыжие раскиданные по плечам горят ярким пламенем в отблесках уличных фонарей и улыбка нахальная на обкусанных, обветренных губах. Сережа состоит из противоречий, колкостей, наглости и эгоизма. Жгучая смесь заставляет Волкова следовать за ним по пятам, только пальцем помани и побежит. Взгляд бросает на него пылкий, жаркий, возбужденный, вот Олег его и зажимает между этажей общаги. Целует нагло, заявляя свои права на этого человека, скользит языком по чужому небу, готовый развернуть Разумовского в стену и вытрахать из его гениальной головы все мысли, что бы точно стонал и всхлипывал. Только и мог, что хвататься за стену и зажимать себе рот, потому что коменда Ирка их точно прикончит после этого. Ей хватает расцеплять их целующихся по углам и гнать мокрым полотенцем с кухни. Скользит холодными руками под чужой одеждой, мнет и не может оторваться, ощущения, будто они встретились после длительной разлуки и с ураганом чувств накинулись на друг друга, дорвавшись. Во рту сладко от возбуждения, пальцы на ногах поджимаются от одной мысли что и как можно сделать, а в голове все легкой дымкой покрыто и мысли скользят медленно и лениво, нехотя, тягучей патокой стекая вниз, куда-то в пах. Сережа чувствует его стояк через ткань одежды и жмется ближе, давая почувствовать ответную реакцию своего тела. Оба прикрывают глаза и шумно вздыхают. Дойти бы до комнаты. — Давай… — шепчет судорожно Сережа. Олега просить дважды не надо и он с довольной улыбкой на губах, сжимает чужое возбуждение, так через несколько слоёв одежды и ловит Сережин стон губами, глуша и испивая его всего и целиком.

***

Конечно, они снова чуть не сломали кровать, слышали как треснула деревянная перекладина под матрасом, сухой треск, раздавшийся неожиданно и заставивший их притормозить. Они перестали двигаться, замерев, словно статуи и прислушались. Олегу пришлось еще раз качнуть бедрами на пробу, Сережа сжался весь и послушно замер под чужое шипение, но посторонних звуков не послышалось. Оба пожали плечами и продолжили. А на утро, запутавшись в покрывале на узкой, одноместной кровати, Серёжа готов был взвыть об прострелившей поясницу боли. Одно дело, когда сидеть не можешь, он уже привык, что его любовник в лице Волкова ведет себя как настоящий зверь, дорвавшийся до особенного, но резкая простреливающая боль в спине казалась ему невыносимой, поэтому аккуратно выпутываясь из теплых объятий чужих рук, он шипел и кривился. — Волче, я тебе хер оторву за это, — зло выдыхал рыжик. На это Олег спросонья лишь хмыкнул и зарылся носом в подушки, подминая под себя оставшуюся постель. — А ты вообще, каково фига спишь? У нас пара через час, вставай! — Я не пойду, — сонно буркнул Олег. — У тебя уже и так пропусков много, вставай засранец, иначе тебе пиздец. И тут Сережа вспоминает на сонную голову, пока мысли сладкой медленной патокой текут на задворках сознания, что хотел, а точнее просто обязан был поговорить с Олегом насчет его пропусков. Так что Волков сейчас же должен был проснуться и придумать более-менее правдоподобную отмазку, иначе он ему реально хер оторвет. Еще не хватало проблем с посещением, то, что Олег учиться на чистые тройки и милую улыбку, которой все преподаватели почему-то верили, Сережа и так знал, а вот почему засранец решил, что может пропускать пары просто так, без каких-либо объяснений, он не понимал. Сейчас главное об учебе думать и плевать он хотел, что Олегу больше нравится спорт. Спорт его не прокормит, по мнению рыжика, а вот знания — да. Хотя, он не совсем уж глупый, чтобы думать, что в современном прогнившем мире со взятками на перевес с эгоистичностью и алчностью подкупных, продажных людей, можно расчитывать на корочку с бесполезными оценками. Но он точно знает, что за время обучения в универе Олег может неплохо так поднатаскаться в некоторых сферах жизни, таких как: логике — как списать так, чтобы не запалили; научиться заводить нужные связи — чтобы было у кого списать, ведь не каждый отличник даст свою тетрадь с написанными лекциями или очередным тестом, а списывать у таких же троечников нет смысла, но что главное, научиться находить общий язык с людьми в любой ситуации, ведь каждый препод считает своим долгом завалить и недопустить к сессии, ссылаясь на отсутствие лекций в тетради в клеточку и кучу пропусков в табеле у старосты. Как Сережа знает, Олегу еще могут простить не записанные на скорую руку объяснения той или иной темы, но у каждого из студентов есть определенное количество допустимых пропусков в течение одного семестра и, кажется, Олегу с его внезапным желанием выспаться по утрам, это могут и не простить. Сколько он уже пропустил? Сколько стоит «не явка» в строчках напротив его фамилии? Возможно и сам Волков не знает точно. — Да все норм, — сонно бормочет парень. Он так сладко спит, что Сережа на секунду и вправду готов поверить, что все нормально, совсем не хочется его будить и занимать глупыми разговорами о том, что ему самому вообще-то нужно. Но Сережа берет себя в руки и пихает его в бок, зная, что от одного толчка Волков не проснется точно. Олег оказался на редкость засоней, любящим в любую свободную минуту подремать, и не важно, что это может быть сидение воняющего выхлопными газами и пресловутым запахом пота от людей автобуса или та же пара, длящаяся полтора часа. В школе ему Сережа не давал спать, а сейчас увы, они на разных специальностях и этажах и, иногда, как повезет или точнее не повезет — корпусах. Спит Олег крепко, без сновидений, без постоянных хождений в туалет, в отличии от Сережи, которому просто не посчастливилось за ночь гонять раза два точно. Утром встает сложно и долго, слушает монотонную трель будильника на телефоне и зарывается носом в подушку, нехотя жмурясь и сбрасывая очередной сигнал. Их, на минуточку, почти пятнадцать с интервалом в пять минут. Сережу это жутко бесит, потому что встает он с первой мелодией. Он толкает парня еще раз и прикидывает чем бы таким ему зарядить, чтобы он тут же встал. В один из таких моментов, когда Сережа готов на стены лезть, потому что Волкова реально не добудиться, он взял и вылил на него кружку холодной воды, не раз предупредив сначала. Волков орал как резанный, даже попытался лягнуть его ногой в бедро, но не успел, реакция у Сережи тоже отменная. Вот и сейчас идея снова его облить кажется уже заманчивой. — Тебя отчислят, твою мать, и хана твоей жизни на ближайший год, тебя заберут в армию и будешь чистить толчок и траву красить на угоду старшему. — Ну армия, — Олег прикрывает один глаз, сонно моргая и щурясь от яркого света лампочки горящей над потолком. — Это же не так плохо, всего год… И не говори, что будешь скучать и страдать без меня. Сережа, уже готовый разнести Волкова к чертовой матери из-за возможной потери года и отсрочки от армии из-за банальной лени, набирает в легкие побольше воздуха, чтобы уж точно ответить так, что больно не покажется, но из-за последующих слов резко сдувается и хмурится. Он как-то не подумал, что останется один, если Волков уйдёт. Связь конечно будет, хоть какая-никакая, но будет, те же редкие звонки по вечерам и сообщения в телеграмме с пожеланием доброй ночи. Но это совсем не то. Они не разлучались больше, чем на месяц и то, потому что приходилось. Но с самого детства, когда Олег единственный, кто захотел подружиться с ним, они были «не разлей вода», та самая парочка, которая горой друг за друга и все в этом духе. Да и сейчас все точно также, вот только думает ли так Олег, который так легко рассказывает об армии? Вдруг Сережа кажется чернее туч, полотном заслонивших небо над городом и цепляющих антенны на крышах многоэтажек. Они давят своей тяжестью, низко склонившись над головами, раздражают, обесцвечивают и не пропускают лучи солнца. Олегу это не нравится, как и то, что Сережа молчит. Сидит, закусив губу, о чем-то размышляя, а в следующую секунду резко встает и уходит умываться, прихватив полотенце и щетку. Олег уже жалеет о своих словах. Видимо это и вправду задело Сережу, всегда такого похуистического. Олегу даже совестно становится оттого, что не подумал о таком важном, которое скажется не только на нем, но и на рыжике тоже. Он совсем не просчитывает жизнь наперед, не строит планы и не ставит задачи на ближайшее будущее. Нет такой привычки, не заимел. С детства привык полагаться на здесь и сейчас, забросив вдруг появившуюся мысль о планировании своих дел да и жизни в целом, когда с раннего возраста учишься расчитывать только на себя и полагаться на свои силы, когда ясно и четко понимаешь, что в любой момент можешь остаться на улице никому не нужным ребенком в огромном городе, то нет желания строить планы на другой день — сегодня бы выжить. А как и с помощью чего, так это уже другой вопрос, который Олег почему-то тоже забросил в дальний угол. Умыться, перекусить чаем с печеньем и собрать рюкзак нужными вещами, а дальше выйти и натянуть капюшон пониже на голову из-за мелкого противно моросящего дождя. Погода полностью олицетворяет настроение Разумовского, точно также хмурясь и злясь на Олега за его непредусмотрительность и тупизм. В кроссовках по лужам — не самое лучшее решение, но другой обуви пока нет, так что приходится довольствоваться этим. На пары он все-таки пошел, на первой, забравшись повыше в лекционной аудитории, где парты выставленные полукругом и каждый ряд выше предыдущего, он снял толстовку, оставшись в одной футболке. Толстовка промокла и теперь сырая, повезло, что ткань впитала все в себя, не затронув следующую вещь. Немного размяв шею, Олег сверился с часами и прикинул успеет ли он списать домаху у старосты или все-таки лучше спрятаться за спинами и не отсвечивать лишний раз. Первое время сидя на парах Олег задавался вполне нормальным и логичным вопрос «зачем нужно и крайне важно боксеру читать книги про бокс?» Ведь на тренировках они получают все необходимые знания и задания для совершенствования боксерского мастерства. Но слушая преподавателей, понял и уяснил для себя, что таким вопросом могут задаться только молодые начинающие боксеры. Но, боксеры более высокого уровня, стремящиеся сделать успешную спортивную карьеру, понимают, что бокс это не только физическая сила и умение пользоваться несколькими приемами, но и в огромной части интеллектуальная игра, и побеждает не тот, кто физически сильнее, а тот кто развит не только физически, но и интеллектуально. В большинстве случаев, тренера среднестатистической боксерской секции не имеют достаточных знаний о техниках и тактиках бокса, не говоря уже о их педагогических способностях передавать свои знания и правильно воспитать будущего чемпиона. Но ему повезло, что Игорь Петрович — их тренер в клубе и по совместительству один из преподавателей университета, имел достаточно знаний и опыта работы в этом деле, в том числе диплом и лицензию на обучение. Но слушать монотонные лекции о правильности питания, наборе и поддержании веса и массы тела, о пути индивидуализации скоростно-силовой и тактико-технической подготовки единоборца, а также рассматривать различные вопросы многолетней подготовки боксеров — было утомительно и раздражающе. Олег реально начинал злиться все больше и больше, исписывая тетрадь черной гелевой ручкой, думая, что вроде это ему все и вправду нужно, но мозг да и тело категорически не хотели сидеть на парах. Настойчиво билась мысль, что вместо нудных текстов он должен показать на что реально способен. Хватит просиживать штаны на неудобных партах, надо двигаться и нарабатывать свои навыки и умения. Учиться — это для Сережи, читать, писать, логически думать и разбирать материал. И как бы он не понимал, что практика без теории ничего не значит — ничего не мог с собой поделать, наотрез отказываясь вникать в литературу.