***
Сергей появился в зрительном зале тихо и мрачно, словно привидение. Мелисов не сразу заметил его, будучи увлечённым игрой на фортепиано. Репетиции постепенно подходили к концу, через неделю должна была состояться премьера. Стоило Олегу увидеть сидящего на том же месте, что и тогда, начлага, как сердце гулко забилось в груди. Стало даже тяжеловато дышать. Тем не менее, доработал он на совесть, ни разу не сфальшивив. Когда актёры и режиссёр разошлись, Мелисов стал возиться с нотами, делая вид, что не замечает Твардовского. Он полагал, что мужчина снова подойдёт к сцене и заговорит с ним, как было в прошлый раз, но этого не произошло. Олег медленно спускался по скрипучим ступенькам, когда заметил, что Сергей приподнимает руку, словно понимая, что зэк только делает вид, что не замечает его. — Здра, гражданин нач… — начал было Мелисов, стремительно подойдя к Твардовскому, но тот качнул головой, мол, не нужно. — В общем, пианист, уже сегодня можешь ночевать в своей новой роте, — сказал начлаг сухо и спокойно. Словно не было между ними той безумной вспышки страсти. Олегу было от этого свободнее и грустнее одновременно. — Спасибо, — с трудом произнёс он. — Прогуляемся? — оскалился Твардовский и, заметив мелькнувшее на лице заключённого изумление, встал и направился на выход из зала. Олег покорно пошёл следом за ним. — Что думаешь о спектакле? — спросил будто бы между прочим Сергей, поправляя фуражку. Неподалёку от кремля на небольшой ограждённой площадке содержались оленята. Твардовский двинулся в их сторону. Мелисов немало удивился, когда увидел, что начлаг достаёт кусок рафинада и подносит его к мордочке животного. Оленёнок с удовольствием слизал сладкий кубик большим розовым языком. Сергей, будто бы даже не замечая Олега, принялся кормить каждого. — Что думаю? По-моему, хорошо поставлено, — помявшись, ответил брюнет. — Ой ли? — ухмыльнулся Твардовский, любуясь очередным оленёнком и угощая его с ладони. — Да, мне нравится. — А, по-моему, дрянь получается. Но премьере быть, — повышая голос, отозвался Сергей. Он не злился, и говорить в таких интонациях явно было кое-чем профессиональным. Он привык отдавать приказы и подчинять других своей воле одним только голосом. — Ты часто ходил в театр? До лагеря, — когда оленёнок слопал последний кусок сахара, Твардовский отряхнул руки и повернулся к Олегу. Всмотрелся в его глаза цвета свежесваренного кофе. Сердце того зашлось с новой силой. — Не очень часто. Примерно раз в полгода, — честно признался Мелисов. — Я тоже не причисляю себя к театралам, но кое-что в этом искусстве смыслю. У нас здесь не тюрьма, у нас тут свой мир и своё огромное хозяйство. Следовательно, и артисты должны играть достойно, а не абы как. Согласен? — Согласен. Сергей ухмыльнулся, явно ощущая свою полную власть над ситуацией. Мелисов был страшно взволнован и не понимал, как быть дальше. Не понимал, почему начлаг делает вид, будто ничего не было, да и зачем с ним заговорил, вообще? — Чем же ты занимался до ареста? В свободное от преступлений время, — насмешливо поинтересовался Твардовский, направляясь в сторону административного здания. Мелисов шёл рядом, не видя ничего вокруг. — Читал, ходил в кино, в гости к друзьям. Обычная жизнь… — А на концерты? — Да, на концертах тоже бывал. «Зачем он меня ведёт к себе? Неужели есть что-то ещё, кроме новости о переводе в другую роту?», — думал Мелисов. От переживаний ему хотелось остановиться и опустошить желудок, согнувшись пополам. Больше Сергей ничего не говорил. Стоило им зайти в его кабинет, как Твардовский запер дверь и, блестя холодными глазами, принялся расстёгивать свои галифе. Мелисов шумно сглотнул. — На колени, — приказал начлаг, отбрасывая фуражку и приспуская штаны вместе с бельём. Оставаясь при этом в застёгнутой кожанке. Олег не понимал, что им двигало, когда вместо того, чтобы возмутиться, опустился на колени. Он с восхищением увидел член Твардовского, который был немного эрегирован. — Давай, — хрипло шепнул Сергей, кладя крепкую ладонь на затылок Мелисова. Тот потянулся к органу губами и обхватил его головку, вобрал побольше в рот. Стараясь привыкнуть к новому вкусу, что мгновенно заполнил рот, Олег начал двигать головой, с каждым движением ощущая всё большую влажность и солёность. Твардовский, неровно дыша, хищно наблюдал за происходящим, глядя сверху вниз и надавливая на макушку Мелисова. С каждым разом тот вбирал всё больше. И вот нос то и дело упирался в лобковые волосы начлага, а головка касалась гланд. Олег не понимал, зачем делает всё это и почему не испытывает злости и отвращения. Напротив, ему нравилось стоять на коленях и сосать член Твардовского. «Я рехнулся», — мелькнуло где-то в сознании, как табачный дым. Там же и растаяло. В какой-то момент Сергей издал сдавленный стон и, грубо сжав тёмные волосы мужчины в кулаке, начал кончать прямо ему в горло. Мелисов покорно принимал семя, прикрыв глаза и тяжело дыша. Кончив, Твардовский сделал шаг назад, нащупал штаны и быстро вернул их на место. Застегнул ширинку и подошёл к столу. Его руки подрагивали, когда он держал графин и стакан, наливая себе воду. Олег полупьяно глядел на него и чувствовал вкус спермы на губах. — Я думаю, в твоих интересах молчать, — сказал вдруг Сергей. Затем, опустошив стакан, он сел за стол и посмотрел на Мелисова как-то иначе. Не так, как раньше. Серо-голубые глаза были полны каких-то живых эмоций. — Вставай уж, — добавил он, ухмыльнувшись. И вновь, словно по щелчку, сделался отстранённым и сдержанным. Олег встал и потёр пальцами губы. — Можешь идти. Мелисов кивнул и, с трудом отведя взгляд от начлага, вышел из кабинета. Встревоженный, словно первые ласточки, он шёл в сторону своего барака, забыв обо всём на свете, кроме него, Твардовского, и той пикантности, что между ними произошла, как вдруг кто-то нагнал его и грубо толкнул в спину. Дунаев. — Ну, где пай? Договаривались, вроде, — скалясь, ухмыльнулся он. Блатной был не один: в компании двух «своих». Олег понял, что влип: они находились в закутке, где никто не услышит и не увидит, что происходит. — Нет пайка, я уже говорил, — отрезал Мелисов. И в то же мгновение он получил оглушительный удар в лицо, затем сразу же — в голову. Били блатные с оттягом и чувством, с опытом и ненавистью. Кровь лилась из носа и рта Олега. Когда он упал, его принялись пинать и охаживать железными прутьями. Было так больно, что мужчина даже онемел от яркости этой боли. Уже отключаясь, он подумал, что его разлагающееся тело найдут не сразу. А ещё вспомнил поцелуй на берегу моря, крики чаек и холодный, но такой прекрасный взгляд.***
Очнувшись, Мелисов сразу же ощутил запах спирта и медикаментов. Тело болело так, словно каждую кость выворачивал какой-нибудь грубый опытный костолом. Сглотнув, Олег провёл языком, напоминающим наждачную бумагу, по сухим губам. Слегка повернув голову набок, мужчина увидел большое помещение, на низких койках которого лежали больные. «Госпиталь», — понял Мелисов. Перед глазами всё плыло, и страшно хотелось пить. Словно прочитав его мысли, к нему подошла пожилая медсестра, держа в руке железную кружку. Ловко, но без ласки придержав подбородок Олега, она стала поить его. Дала ему сделать три глотка, и отошла от его койки. Мелисов, облизывая влажные губы, приподнял голову, которая тут же заболела так мощно, что мужчина невольно застонал. Обведя взглядом своё тело, накрытое простынёй, он заметил какое-где бинты. Подняв руку, потрогал череп и убедился, что тот тоже перевязан. — Олег, — шепнул кто-то. — Олег, рад вас видеть… Мелисов, щурясь, повернулся на звук. Через проход, на койке лежал Цукерман, и слабо улыбался. Такая встреча приободрила Олега. Тот попытался улыбнуться в ответ. — Здравствуйте, Песах. — Хотя, место для встречи, конечно, так себе, — прошептал Цукерман, привставая на локте. — Вы больше суток пролежали без сознания. Я уже начал беспокоиться. — Видимо, живучий, — пробормотал Олег и осторожно вернул голову на какую-никакую, но подушку. Было странно, дико и приятно лежать на нормальном постельном белье, на неудобной, но койке! — Кто вас так? — сочувственно взирая на приятеля, спросил Песах. — Дунай и компания, — хрипловато ответил тот. — Подлец, подлецы… Олег ощутил резкий прилив тошноты. Повернувшись на бок, он дал себе волю, и его обильно вырвало на пол. Где-то неподалёку злобно запричитала всё та же старая медсестра, но Мелисову было плевать. Ему стало легче.