Похороните меня в ягодном саду

Рука несмело нависла над желтоватым листком. Капля чернил медленно плюхнулась вниз, образуя сине-фиолетовую кляксу. Твардовский тихо чертыхнулся и, раздражённо сунув перо в чернильницу, смял листок одной ладонью, и отправил его в урну. «Нет, лучше не писать. Риск велик», — эта мысль рассеяла все сомнения. Стало ясно и понятно. После выписки из больницы Мелисов по приказу Сергея сразу же был отправлен на службу на Лисий остров. Им назывался небольшой клочок земли, на котором в питомнике содержались лисы. Твардовский, активно поддерживающий развитие биостанции, биосада, энтомологического кабинета, агрокабинета, не вызвал никаких лишних подозрений, то и дело справляясь, как там работает заключённый Мелисов. На самом деле, он всё строил планы насчёт того, чтобы увидеться со своим дорогим Олегом. Но вырваться пока не получалось: сперва одно, потом другое. Хлопот на Соловках всегда было много. И, поскольку отправиться на Лисий остров не удавалось, Сергей уже не в первый раз пытался написать письмо. И каждый раз не мог выдавить из себя ни слова. То тихое и наполненное нежными эмоциями «Серёжа» всё ещё бередило сознание Твардовского. Не могло не бередить. И, казалось, никого не удивило и не озаботило, как внезапно один за другим все очевидцы той картины были ликвидированы — начлаг не оставил свидетелей. Олег… Сергей позволил себе тёплые праздные мечтания, покуривая в одиночестве кабинета. Вспомнились взволнованные карие глаза, растрёпанные чёрные волосы, которые теребил ветер, летящий с моря, и пение чаек, которые растрепали на всё побережье о том, что происходило между Твардовским и Мелисовым. Закрыв глаза, мужчина выпустил дым в сторону. Ему казалось, что он снова погружается в те не такие уж и длинные эпизоды, когда они с Олегом принадлежали друг другу, когда один взгляд тонул в другом. Сергей чувствовал свою полную власть над этой историей: он мог погубить Мелисова, мог погубить себя, могу погубить обоих. Одна лишь короткая подпись, и всё, дело сделано… В дверь трижды постучали. Принесли свежую корреспонденцию. Твардовский вскрыл самый важный конверт, с московскими печатями и грифом. Пробежался взглядом по равнодушно набитым на печатной машинке, словам. Приезжало большое руководство. «Барин пожаловали». Через две недели Его Величество появится на Соловках в окружении свиты — всё должно быть подготовлено по высшему разряду. Сергей скрипнул зубами. С одной стороны, это послание выбивало его из колени, меняя планы. Он уже представлял, какая колоссальная работа его ждёт: как минимум, нужно привести в надлежащий вид бумаги, чтобы московское руководство не придралось ни к одной запятой. И если бы дело заканчивалось только кипой документов… С другой, новость стала толчком, катализатором того, чтобы мужчина сорвался-таки с места, и отправится на Лисий, дабы навестить Олега. Он страшно соскучился. Твардовский не стал вскрывать другие конверты — всё позже. Сложив корреспонденцию стопкой, отправил её в верхний выдвижной ящик, встал и подошёл к вешалке, на которой висел кожаный френч. Надевая его с преувеличенной сосредоточенностью, Сергей посмотрел в окно. Непогодилось. Серое небо давило на разбушевавшееся море, чайки, как обычно, сплетничали, перекрикиваясь. Взяв со стола фуражку, начлаг мрачно надел её на идеально расчёсанные по пробору волосы, и вышел из кабинета. Он хотел скорее телеграфировать — обычная стандартная процедура, обычная формальность в угоду начальству. Проходя мимо каменного двухэтажного здания, мужчина заметил курящую на крыльце Бессольцеву. В последнее время она просто здоровалась с ним, а он иногда и вовсе игнорировал это, прекрасно помня, чему она подвергла Мелисова. Поэтому Твардовский немало удивился, когда услышал негромкое: — Здравствуйте, товарищ начлаг! У меня к вам срочный разговор. — Насколько срочный? — отчеканил мужчина, глянув на крупный циферблат наручных часов. — Надолго не задержу, — едва заметно ухмыльнулась Арина и кивнула на дверь, мол, идём. Сергей мрачно кивнул и последовал за ней. Они прошли в кабинет Бессольцевой. Та манерно улыбнулась начлагу, останавливаясь у окна: — Диван в твоём распоряжении. Как и раньше… Твардовский остался стоять. Только завёл руки за спину, в одной из которых держал письмо из Москвы. — Я решила, что будет правильным рассказать тебе о том, что я сделаю. Это будет честно — предупредить, — Арина провела ногтем указательного пальца по прохладному оконному стеклу. — Слушаю. — Что так официально? Будто мы чужие, — Бессольцева вопросительно и кокетливо глянула на начлага, но суровое лицо того не смягчилось. — Ну да, не антисоветская актрисулька я, что ж теперь… Так ли уж дурна?.. Твардовский слегка сузил глаза. — Вообще не понимаю, что ты в ней нашёл… — Арина, я жду. Давай к делу, — гаркнул начлаг. Бессольцева прищурилась, обвела мужчину глубоким холодным взглядом, потом снова отвернулась к окну. — Хорошо. К делу так к делу. Я решила сообщить начальству в Москву о твоих романах с заключёнными актрисками и певичками. В своём письме я также укажу, что ты пощадил напавшего на меня любовника одной из актрис, и облегчил ему условия проживания… Несколько мгновений в кабинете висела тишина, потом Твардовский жёстко спросил: — Ты уже отправила это письмо? Он понимал, что если Арина пойдёт на этот шаг, это будет означать конец и ему, и Олегу. Сердце ускорило свой стук. — Пока нет. Я… сделаю это сегодня, — Бессольцева коснулась волос и, словно найдя в себе решимость, посмотрела на мужчину, приподняв плечо. — Ну и паскудная же ты баба, Аринка, — прищурившись, неприятно рассмеялся Твардовский. Что ж, выбора у него не было. Сунув в карман френча письмо, он подошёл к женщине, скрипя сапогами. Обычно холодный и собранный взгляд Бессольцевой неуверенно метнулся. Он схватил её за плечи, развернул к себе и пристально посмотрел: — Ну спасибо, что хоть предупредила. За это Твардовский действительно был ей благодарен, понимая, что она хочет вернуть его — иначе сделала бы это чёрное дело втайне от него. И именно на этом начлаг мог сыграть — ничего другого ему не оставалось. — Вернись… И забудем… — процедила Арина словно сквозь стиснутые зубы. Где-то даже злобно. — Шалопайка, — цокнув в зуб, покачал головой мужчина и резко развернул её к себе спиной. Грубые руки задрали её юбку, взялись за бельё. Бессольцева упёрлась ладонями в подоконник: — Что ты делаешь? А глаза так и налились сладким вожделением. — То, что ты хочешь. Чуть позже, растрёпанная и страшно удовлетворённая, Арина сидела за столом и сжигала спичками доносы. — Это точно всё? — Твардовский потушил сигарету в пепельнице и встал. — Да, вот горит последний — осоловело улыбнулась Бессольцева и поправила лохматое светлое каре. — Серёж? — Что? — мужчина уже натягивал подтяжки. — Я сейчас, видимо, счастлива… Арина выглядела так, словно вылакала бутылку вина, не меньше. — И издеваться ни над кем не хочется, да? — ухмыльнулся начлаг. — Я издеваюсь только над врагами… — она потянулась к сигаретам и зажигалке, лежащим на столе. — Я надеюсь. Арина с прищуром наблюдала за тем, как начлаг приводит в порядок свою форму. — Давай, когда вернёмся с Соловков жить вместе? — спросила она, наплевав на банальность своего вопроса. Этот разговор она поднимала не впервой. Бессольцева давно смирилась с тем, что у него будут другие женщины — и она будет закрывать на это глаза, потому что в конечном счёте он всегда вернётся к ней. — А ты уже собралась уехать отсюда? — дёрнул бровью Твардовский, надевая френч. — Пока нет… А в будущем? — Живи настоящим. — Куда ты сейчас? — Арина с прищуром затянулась. — Телеграфирую в Москву — едет большое начальство. — Серёжа… Сергей остановился у двери, уже держась за ручку. Обернулся. Арина быстро потушила остаток сигареты в пепельнице и подошла к мужчине. Всё еще потрёпанная и довольная, она даже словно стала чуть краше. — Я готова ждать. Я готова к тому, что ты будешь спать с другими, но я хочу, чтобы ты в итоге всегда приходил ко мне. Я просто хочу быть выше их всех. Скажи, неужели я не заслужила этого своей преданностью? — низким голосом спросила она, касаясь его щеки. «Заслужила», — подумал Твардовский. Да, на Арину он действительно мог положиться. Но она торговалась. И это начлаг тоже видел, и мог понять. Только пока не знал, куда приведёт его тот или иной ответ. — Ты заслужила, Арина. — Думаешь, я не знаю, за что ты убрал тех медиков? — палец Бессольцевой ласково скользил по скуле, затем по подбородку Твардовского. Сердце Сергея сжалось. «Знает?! Откуда?!». — Они были в курсе, что ты спишь с Николаевой… Всё просто… — прошептала Арина, останавливая ледяные хрусталики глаз на бесстрастном лице начлага. — Если ты будешь расстреливать каждую, кого будешь считать моей любовницей, то у нас ничего не получится, — ухмыльнулся он. От сердца отлегло — не знает… — Просто ты мой, — как-то странно улыбнулась Бессольцева. В такие мгновения она походила на умалишённую с безумным стеклянным взглядом. — До встречи. Надеюсь, мы договорились, — Сергей открыл дверь и вышел. Уже переступив порог, он услышал негромкое: «Буду ждать вечером…». Но на вечер у мужчины были другие планы — он собирался отправиться на Лисий остров. Когда ещё сможет вырваться ввиду приезда начальства — неизвестно. Дальше откладывать было невозможно. *** Жизнь на острове после барачной оказалась похожей на сказку. От Олега требовалось немного: проверять состояние лис, кормить их и вести дневник наблюдения. Его напарник, Булат, был человеком незлобивым и очень молчаливым. Отмотав срок, остался работать на острове, обладая необходимыми знаниями в зоологии. Работа Мелисова была простой и понятной. Он очень быстро освоился, и неплохо справлялся. По крайней мере, Булат всегда хвалил нового напарника, когда на остров приезжали смотрители с «Большой землёй» — так негласно называли территорию, где располагалась администрация. Иногда Олега беспокоили тревожные мысли о том, что рано или поздно кто-нибудь из высшего руководства прознает, что на Лисьем острове, где относительно неплохие условия существования, сидит не зоолог и не биолог, а пианист. Мелисов надеялся, что этого не случится, и был бесконечно благодарен Твардовскому. А ещё он страшно скучал. Ночами, в которые не дежурил, мужчина утыкался лицом в подушку и представлял Сергея, его лицо; представлял какую-то совсем другую, счастливую жизнь, где они живут вместе и любят друг друга. Только эти моменты забытья и давали ему сил, дарили надежду на счастливый исход. Без надежды жить невозможно — только в лагере Мелисов это понял. Однажды ему приснились родители. Во сне мозг почти с точностью воспроизвёл тот день, когда те подарили ему фортепиано. Оно стояло в просторном зале, где на дубовом столе красовалась хрустальная ваза с конфетами и зелёными яблоками. Родители стояли возле посверкивающего в лучах солнца чёрного, словно облитого шоколадом, инструмента, и улыбались. — Спасибо… Это мне? Спасибо… — радовался во сне шестилетний Олег. И вот кто-то грубо потряс его за плечо. Солнечная комната исчезла. Лица родителей погасли во тьме. Серая деревянная стена. Запах моря. Мелисов увидел лицо Булата, наполовину рассечённое старым шрамом. — Проснись, говорю. Начлаг приехал. Сказал он безразлично и вышел из домика.