***
До особняка они добираются без проблем. Как и оговаривалось, спустя пару минут тяжелые ворота открываются изнутри, и вторая четверка впускает Арыка, Ямача, Серен и остальных людей, оставшихся с ними, внутрь. Перед Ямачем предстает просторный внутренний двор. По тому, как он пуст, становится понятно: покупали особняк явно не для того, чтобы жить в нем круглый год. Помимо самого особняка, расположенного чуть дальше, прямо по центру, Ямач замечает бассейн, не заполненный водой, и уложенную камнями дорожку. В остальном здесь лишь сплошной газон. Царящая вокруг пустота заставляет Ямача усомниться даже в том, есть ли тут хоть один человек. Но сомнения быстро развеваются: слева за особняком раздаются выстрелы. Один из людей Арыка — тот самый, с длинной густой бородой и тоннелями, — пытается связаться с первой четверкой, которая направилась в ту сторону, но что-то идет не так. Никто не отзывается. Арык сразу наставляет туда пистолет. Ямач косится на него. Видит, как указательный палец Арыка нащупывает выбрасыватель (скорее по привычке, чем осознанно: патронник не может быть пуст) и перемещается на спусковой крючок. Горячий ком застывает в горле. Ямачу не может просто казаться: с Арыком точно что-то не так. Его движения слишком резкие, он как будто готов сорваться с цепи. А во взгляде… Ямач разворачивается так, чтобы лучше видеть, и пораженно замирает: во взгляде уже знакомое сдержанное бешенство. Становится не по себе. Арык движется по левую сторону от ворот, не прекращая всматриваться в темноту у особняка. За ним следуют двое людей — главный и еще один, с длинными светлыми волосами, — проверяя каждый угол. Ямач ощущает, как руки постепенно влажнеют и пистолет становится держать неудобно. Краем глаза он замечает Серен, которая внимательно оглядывается по сторонам. Прекрасно понимая, что сейчас лучше сосредоточиться на поиске Недима, Ямач все же спрашивает: — Что-то произошло?.. Серен хмурит брови и вопросительно ведет головой. — Ты о чем? — Арык, — поясняет Ямач. — Что с ним? Серен переводит взгляд на Арыка, который вместе со своими людьми отходит все дальше. Выстрелов больше не слышно, но тишина какая-то… неправильная. — А… Я не знаю, — бросает она. — Сегодня он был в особняке, дядя зачем-то позвал его. Но он ничего мне не объяснил. Ямач замирает. Шимшек. Подарок дяди Дженгиза. Диафрагму странно зажимает, и Ямач морщится. — А с тобой что? — прерывает его мысли Серен, говоря уже тише. — Надеюсь, все в силе?.. Я почти все продумала. Ямач, помедлив, кивает. — В силе… В порядке. Серен смотрит на него внимательно, как будто пытается прочесть. Но быстро переключается на дело. Говорит громко, так, чтобы услышали оставшиеся люди Арыка: — Идем. Посмотрим, что с другой стороны. Ямач, который тоже не горит желанием стоять на месте, решает пойти с ними. Сначала им везет. Они обходят двор по периметру, встречаются с двумя четверками, которые пробирались через ограждение справа и сзади соответственно. Оказывается, они не встретили ни одного человека Недима. Нехорошее предчувствие повисает в воздухе, и Ямач осторожно интересуется, видели ли они хоть один автомобиль. Затем, получше приглядевшись, сам получает ответ на свой вопрос: одинокая черная иномарка сверкает полировкой у самого особняка. И все же это подозрительно. Почему одна? Ямач переглядывается с Серен, встречая в ее глазах тот же вопрос. Как вдруг мрачная мысль проносится в голове. «Кто стрелял?» — думает Ямач, и осознание ударяет его током. В этот же момент он слышит автоматную очередь и одиночные выстрелы вслед. Все это происходит в противоположной стороне двора. Там, куда двинулся Арык. Ни мгновения не раздумывая, Ямач бежит на шум. До него доносится, как позади Серен твердым голосом дает указания. Слышит, как люди Арыка бросаются следом, как пытаются связаться с остальными. Ямач почти не смотрит под ноги — главное успеть. Притормозив у угла особняка, он врезается в стену спиной и старается унять бешеное дыхание. Считает до трех… Покинув укрытие, он так и застывает с направленным вперед дулом пистолета. Арык в порядке. Стоит спиной к торцу особняка вместе с еще тремя своими людьми, в двух руках сжимает пистолеты и тяжело дышит. Переводит взгляд на Ямача… В этом взгляде — ничего, кроме стальной ярости. Желваки Арыка ходят ходуном, он кричит: — Сюда! Ямач, оглянувшись и взглядом найдя Серен, подбегает к нему. Сердце все еще стучит как сумасшедшее. Неожиданное воспоминание о том самом вечере, когда чуть было не умерла вселенная, неизбежно приводит его в движение, словно вечный двигатель. Ямачу приходится еще раз вглядеться в лицо Арыка, чтобы понять: все в порядке. С ним. Один из людей Арыка — светловолосый — лежит на земле, в луже крови, и зажимает рану в животе. Еще четыре неподвижно лежат чуть поодаль. — Что случилось? — раздается за спиной у Ямача голос Серен. Арык почти что выплевывает: — Они поджидали нас за авто. Сначала перебили первую четверку… Уебок точно засек нас раньше, чем должен был. Серен вздыхает. Ямач переводит взгляд в сторону. И действительно: пять внедорожников припарковано у самых ворот. Учитывая их вместимость, можно сделать вывод, что у Недима неплохая охрана. — И много их? — предвосхищает вопрос Ямача Серен. — Было одиннадцать, — пожимает плечами Арык. — Теперь не знаю. Ничего больше не говоря, он двигается вперед. Выглядывает из-за укрытия и стреляет. Ямач, не раздумывая, бросается следом. И видит, как на землю заднего двора падает еще один человек. И еще. Арык выдыхает, наконец, и опускает пистолеты. Серен выкрикивает: — Осмотрите все! Двигаемся внутрь! Как вдруг что-то щелкает у Ямача в голове. Он матерится и через задний двор мчится к иномарке, которую заметил в противоположной стороне двора. И оказывается прав: ее нет на месте. Кто-то — впрочем, Ямач не сомневается, что это Недим, — движется на ней прямо к воротам, видимо, собираясь их пробить. Но Ямач оказывается шустрее и пробивает пулей колесо. Арык появляется рядом и тоже стреляет. Куда-то подевался его второй пистолет: он держит один, да еще и двумя руками. Наконец, иномарка останавливается. Люди Арыка подбегают к ней и бьют по стеклам прикладами автоматов. Стекла раскалываются, и Ямач облегченно вздыхает. Получилось.***
Недим сидит, привязанный к обеденному стулу в гостиной особняка. Его правая бровь рассечена, да и в целом вид не очень: пока его волокли в особняк, успели приложить о дверной косяк. Сама гостиная выглядит необжитой. Мебели настолько мало, что каждый звук отдается эхом. Старомодная люстра с трудом освещает просторное помещение, лампочки мигают. Ямач не понимает, что его раздражает больше: подобное освещение или сам Недим. Серен заканчивает с последним узлом и, перекинув конец веревки Недиму на колени, отходит в сторону. Ямач в это время стаскивает с себя плащ и кладет его на второй такой же стул. Все-таки хорошо, что он надел водолазку: в ней удобнее всего наносить удары. Однако Ямач не привык избивать людей без причины. Мазнув взглядом сначала по Серен, затем — по Арыку, стоящему рядом, он подходит к Недиму почти вплотную. — Вот мы и встретились, — говорит Ямач, глядя ему в лицо. — Я тебе доверял, но оказалось, что ты работаешь на моего врага. Недим вдруг притворно удивляется. Брови его приподнимаются, но глаза словно… смеются? — Ямач-бей, — скрипуче протягивает он. — Я удивлен, что вы тоже здесь. Ведь, полагаю, вам следовало причинять вред не мне, а тем, кто вас сейчас окружает… Я не ваш враг. — И чей же? — усмехается Ямач. — Ничей, — расплывается в улыбке Недим. — Вы скоро это поймете. К слову, мне любопытно, почему вы считаете врага Дженгиза Эрденета своим врагом. Ямач замирает. Да уж, ему следует выбирать выражения. И все же логика Недима не поддается объяснению. Только что он сказал, что ни с кем не враждует, а теперь… Ямач слышит шаги позади и отстраняется. Арык подходит ближе и становится рядом с Ямачем. Тот незаметно, стараясь не меняться в лице, вдыхает запах его одеколона. Недостаточно близко, недостаточно наедине. Ямача ведет. Гудящая тоска невозможности этой самой близости скребется в черепную коробку Ямача, и он заталкивает ее дальше, туда, куда раньше прятал безумие. Арык смеряет Недима опасным взглядом и недобро поблескивает глазами. Усмехнувшись, произносит: — Если ты хочешь выбраться отсюда живым, то советую начать говорить по делу. Недим снисходительно улыбается, но взгляда от Ямача не отводит. — Мой клиент, — как ни в чем не бывало проговаривает Недим, — находится в давней вражде с Дженгизом Эрденетом. Их соперничество даже старше, чем вы сами, господин Ямач. Но меня беспокоит другое… То, что сын Дженгиз-бея об этом не знает. Ямач переводит настороженный взгляд на Арыка. Тот начинает выходить из себя: его взгляд мрачнеет, а правая рука сжимается в кулак. — Арык, — предостерегает его Серен. — Впрочем, Дженгиз-бей действительно мог никого не посвящать в эту занимательную историю. В его характере не показывать свою слабость, — говорит Недим. — И все же, Ямач-бей… Что вы делаете здесь, в такой компании? И как я смог себя выдать? Ямач ничего не отвечает. Вместо этого спрашивает сам: — Ты сказал, что у тебя есть клиент. Кто он? Что это значит? Лицо Недима снова искажает странновато-блаженная улыбка. — Я бы сказал вам, Ямач-бей. Когда придет время, вы все узнаете. Но поймите правильно — лишь вы один. — Недим, — щурится Ямач, отойдя на шаг назад. — Ты столько времени находился в Чукуре. Откуда мне знать, что ты никому не навредил? Если твой клиент — конкурент Дженгиза, то какого хуя я должен доверять наркоторговцу?! Последние слова он произносит на повышенных тонах, и до него не сразу доходит, как глупо они звучат — учитывая то, что сын и племянница крупнейшего наркоторговца Турции находятся в одном с ним помещении, а их люди в это время заканчивают зачистку территории особняка. Учитывая то, что Ямач не может перестать видеть в глазах Арыка беснующиеся вселенные. Недим никак на вспышку гнева не реагирует. — Вы довольно проницательны, Ямач-бей, — протягивает он. — Только упускаете один момент. Вы слышали старую поговорку? Враг моего врага… Договорить он не успевает. Ямач с размаху бьет его по лицу, и стул, к которому он привязан, ощутимо покачивается. Недим заходится в кашле. — Кто ты такой? — спрашивает Ямач. — Кто твой клиент? Что вам нужно от Чукура?! Недим смеется. На его лице множится кровь, но он все еще смеется. Ямачу вдруг думается, что это у них общее. — Я же сказал, — сипит он, — что вы все узнаете. Но не сейчас. И не в их, — кивает головой в сторону Арыка и Серен он, — присутствии. Не думайте, что сможете меня вынудить. Если я захочу, то позволю вам найти меня сам. Ямач прикрывает глаза. Злость собирается клубком где-то в области солнечного сплетения. Ямач не понимает, что его так злит в Недиме. Догадка вертится в голове, но за нее почти невозможно схватиться. Ямач бьет Недима снова. Снова, снова… Но тот не издает ни звука. Либо он слишком запуган, либо слишком предан. И если первое можно исправить еще большим страхом, то второе не лечится. В какой-то момент Ямач начинает терять веру. Конечно, есть и другие, более эффективные способы добиться признания — он прочувствовал их на своей шкуре, пока его пытали по приказу Дженгиза, — но Ямач не привык ими пользоваться. Надсадный кашель вырывается из горла Недима, но он все еще в состоянии говорить, пусть и не так разборчиво: — Я знал, что за мной следят… Но не думал, что вы тоже, Ямач-бей. Откуда такое рвение? Ямач стискивает зубы. Он порывается продолжить, но Арык шагает вперед. Кривая усмешка отражается на его лице, он достает заткнутый было за пояс пистолет и приставляет его к колену Недима. — Есть куда более быстрые способы заставить тебя запеть, — говорит Арык. — Ты же не хочешь хромать по-настоящему? Кадык Недима резко дергается. Но он все же улыбается в ответ. — И что дальше? Я не скажу ничего, что не собираюсь говорить. К тому же моему клиенту не важно, что со мной случится. Он не станет меня вызволять. Прямо как Дженгиз-бей, ты ведь помнишь? Арык так и замирает с пистолетом у чужого колена. Странная эмоция проносится по его лицу. Серен настороженно подходит ближе… Перед глазами Ямача проносится знакомое воспоминание. — Ямач! — кричит Салих, однако Ямач не хочет верить. Останавливается в паре метров от раздавившего легковушку микроавтобуса и мучительно всматривается. — Ямач? — подбегает Салих. — Что с тобой? Ямач хрипло смеется. Действительно, что? Что с ним? Он подбирается к Недиму почти крадучись. Злость бьет ключом, Ямачу хочется сделать столько всего сразу, что он не знает, с чего начать. Простые избиения на Недима не действуют — тогда, может, взять нож? Ямач снова стал носить его, как только вернулся в Чукур. Но вдруг в повисшей тишине его внимание привлекает странный звук. Как будто что-то капнуло… Ямач натыкается взглядом на Арыка. Тот стоит все так же рядом, только вот на полу Ямач замечает каплю крови. И еще одну, слетевшую с рукава пиджака Арыка прямо у Ямача на глазах. И он догадывается, что произошло. Арык ранен в левую руку. Ямач даже может примерно представить, когда это случилось: скорее всего, когда он наткнулся на тех одиннадцать людей Недима. И терпит ведь, хоть и избавился вынужденно от второго пистолета… Ямач вдруг осознает, что попросту застыл на месте, а Недим все это время смотрел туда же, куда он сам: на окровавленный пол. Арык как ни в чем не бывало отодвигается от Недима. Серен подходит к нему и прощупывает левую руку. — Все в порядке? — спрашивает она, и по ее лицу пробегает тень. Арык стискивает челюсти, по-прежнему глядя на Недима, и ничего не отвечает. В остальном выражение его лица никак не меняется. Ямач покачивает головой, приходя в себя. Недим неотрывно на него смотрит и изо всех сил пытается выжать из себя мнимое превосходство. Сейчас спрашивать о руке Арыка точно не выход. Недиму незачем подмечать еще большие странности в поведении Ямача, тем более… Ямач уже успел понять, что не сможет выбить из него ни слова. Он не станет пытать током, окунать в воду, как это делал с ним самим Дженгиз. Просто потому что уверен: это не поможет. А значит, Недима придется отпустить. Развернувшись, Ямач хватает свой плащ и, стараясь вести себя как обычно, все же слишком поспешно его натягивает. Серен спрашивает: — Мне с ним поработать? Но Ямач качает головой. Вряд ли сработает хоть что-то. Собачья преданность, страх — не важно. Ямачу слишком знакома эта слепая уверенность: в последний раз он видел ее в зеркале. Недим, поняв, что больше ему ничего не угрожает, уже привычно улыбается. — Благодарю. Я знал, что вы меня поймете. Ямач ничего ему не отвечает. Он выходит из гостиной первый, надеясь, что Арык не станет упорствовать и вместо тщетных попыток разговорить того, кто говорить не станет, займется собственной раной. До Ямача доносится удивленный голос Недима: — Вы меня не развяжете? Ямач невесело усмехается и бросает в ответ: — Я уверен, ты найдешь выход сам.***
Послевкусие выходит отвратительным. Они практически не продвинулись в своих догадках — разве что узнали, что существует клиент, которого Дженгиз не может победить без малого тридцать лет. Конечно, Ямачу могло быть достаточно и этого: почему бы не заключить сделку и не заставить Дженгиза и Чагатая заплатить за все, что они натворили? Только вот Ямач не может. Отвратительное чувство скулит, раздирая грудь. Он знает, что балансирует, стоя на заточенных клинках. Дженгиз — семья Арыка. Арык говорил с ним сегодня. О чем? Почему? Дженгиз принял его? Ямач понятия не имеет. Ямач запутался окончательно. Он может сколько угодно оправдывать свое бездействие тем, что не хочет заключать сделку с наркобароном, но… Дженгиз опасен. Чагатай еще более опасен. В конце концов, Ямача беспокоит не их бизнес, а то, что они вгрызлись в Чукур зубами и не спешат отпускать. Ямач на линии фронта, и отступать — тем более после потери — некуда. Но он все равно медлит. Такое эгоистичное, такое жалкое стремление наплевать на долг и поступить так, как ему хочется, подначивает его, тормозит все прочие мысли. Подходя к воротам, Ямач замечает, как люди Арыка сваливают все трупы в кучу. Уже перевалило за полночь, домашние наверняка заждались… Ямач чувствует вину, но не только перед ними. «Тебя ждать?» Он делает глубокий вдох. Оборачиваясь, он видит, как из особняка выходят несколько людей Арыка, а затем и он сам. В его походке ничего не меняется, в том, как он держит руку, тоже. Он не бледен, не показывает виду, что ему хоть самую малость больно. Ямач дожидается, пока Арык его настигнет. Тот кивком приказывает своим людям идти дальше, за ворота. И останавливается. Ямач не хочет смотреть ему в глаза. Знает: чем дольше он смотрит — тем сложнее перестать. И сложнее вычленять из обрывков мыслей связную, не напрочь лишенную смысла речь. Но говорить с с ним, ни разу не пересекаясь взглядами, не получается. И Ямач может лишь мысленно материться, когда темная радужка зрачков напротив привычно вспыхивает инфлирующей вселенной. — Ты… в порядке? — сдавленно спрашивает Ямач, переводя взгляд на опущенную левую руку. По ней стекает еще несколько капель крови, но Арык даже не пытается зажать рану, как будто ее не замечает. По правде говоря, вопрос Ямача так же остается без внимания. Вместо этого Арык спрашивает его сам. Хмыкнув, пробегается по Ямачу странным, замутненным взглядом. И говорит: — Ты уходишь? Ямач молчит. Не видит смысла озвучивать то, что понятно и так. Дело Недима было последним, что их связывало, и оно с треском провалилось. Ямач нужен в Чукуре, Ямач нужен родным… Он не может. Арык, видимо, понимает все правильно, и его лицо искажает странная ухмылка. Впрочем, Ямач не улавливает в ней ни озлобленности, ни ничего общего с тем мрачным, жёстким взглядом. Предшествующим поцелую на пустыре и простому, но твердому: «Потому что не хочу». Арык не задерживает Ямача, как не задержал после той самой ночи. Ямач не понимает, что чувствует, когда это осознает. Ему хочется что-то ответить, но он попросту не может. И, когда к ним подходит Серен, возможность испаряется окончательно. Серен говорит: — Такие, как он, ломаются непросто. Не думаю, что дядя что-то расскажет об этой вражде, но стоит хотя бы попытаться. Серен говорит: — Ямач, ты домой? Он кивает, старательно глядя куда угодно, но не на Арыка. Серен говорит: — Тогда поехали. Тебя наверняка заждались. Арык не говорит ничего.***
Подъезжая к воротам собственного дома, Ямач махает ребятам рукой. Те впускают его, радостно улыбаясь, словно не переговаривались до этого, строя теории, куда он помчался на ночь глядя вслед за вереницей дорогих авто. Хотя кто знает — может, и не переговаривались вовсе, а у Ямача просто развилась паранойя. Он горько усмехается себе под нос и проезжает вперед. Уже подходя к дверям дома, он видит Салиха. Тот куда-то спешит — видимо, в кабинет отца. Ямач нагоняет его и, расспросив, оказывается прав. Салих спрашивает в ответ — о том, куда Ямач уехал на ночь глядя. Ямач в ответ предсказуемо молчит, и Салих становится мрачнее тучи. А затем Ямач сталкивается с Джумали. И в голову выстреливает паника. — Если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки, то сильно ошибаешься! Его замешательство не укрывается от глаз братьев. Они пытаются узнать, что случилось, но Ямач не отвечает. — Ты в порядке? Нет, Арык точно в порядке. Не в порядке сам Ямач. — Салих, я… — бормочет он, поглядывая в сторону ворот. И не знает, как продолжить. Мысленно оправдываться тем, что он хочет просто предупредить, не получается: Арык и Серен все знают и так. Ямач поднимает голову и смотрит налево, туда, где возвышается дом Вартолу. Там предсказуемо горит свет. На террасе никого нет, и Ямач вдруг представляет перед собой комнату Арыка. Вспоминает, как правильные, нужные тени гуляли по стенам, как тишина обволакивала тело Ямача, позволяя спокойно вдохнуть. Как горизонт событий зазывал к себе, защищая от внешнего мира. Ямач хочет туда вернуться. — Малыш? — хмурится Джумали. — Мы думали без тебя не начинать. Ты куда пропал? Ямач молчит. Что он может сказать? Что не в силах больше терпеть? Что не находил себе места эти полторы недели, которые провел вдали от своего кровного врага? Что хочет увидеть его снова, что ребра стискивает с силой, способной превратить их в труху? — Малыш!.. Ямач покачивает головой. Джумали в излюбленной манере поднимает указательный палец, подходит ближе и уже привычно, с важным видом начинает какую-то из наизусть выученных Ямачем тирад. Плевать. Ямач не слушает. Ямач смотрит на пустую террасу. Голова гудит и, кажется, разрывается. Ямач не понимает, что с ним происходит. Слова Джумали искажаются, становятся роем пчел, и Ямач от них пытается отмахнуться. Бормочет что-то непонятное, отстраняется… С силой вырывает руку из чужой хватки и отходит на несколько шагов назад. Салих стоит растерянный, беспокойство плещется в заботливых глазах. Вина начинает было снова скрести череп, но Ямач запрещает ей проявлять даже малейшие признаки жизни. — Мне нужно идти, — повторяет он, чеканя. — Я скоро вернусь. Весь вид Джумали кричит о том, что он готов разорвать Ямача на части, но Ямачу все равно — будь что будет. Если это та плата, которую нужно понести, то он готов. В конце концов, Джумали поступал с ним куда хуже. Не сказав ни слова больше, Ямач разворачивается и спешит к воротам. Ребята, стоящие возле них, удивленно переглядываются, но Ямач молча ждет, пока они его выпустят. Сердце стучит как ненормальное. Стараясь не оглядываться на Салиха, Ямач шагает вперед. Мысль, к которой он не знает, как относиться, проникает в сознание. Мысль о том, что он наконец-то поступает так, как хочет.***
Он снова здесь, правда, на этот раз его никто не ждал. Серен уж точно не думала, что к ней прибежит недоумевающий охранник и заявит, мол, Ямач Кочовалы сошел с ума и барабанит ногой по воротам, требуя его впустить. Но Ямачу все равно, как это выглядит со стороны. Он пришел потому, что так правильно. Потому что иначе невозможно. Он попросту не пережил бы еще одну бессонную ночь в собственной кровати, среди не таких теней. Он удивлен, что смог продержаться полторы недели, но сегодняшний вечер расставил все по местам, окончательно и бесповоротно. Он не удосуживается придумать толковое оправдание не только для себя, но и для Серен. Впрочем, она не выглядит слишком удивленной. Ее брови приподнимаются лишь самую малость, когда он появляется на пороге, запыхавшийся и с наверняка растрепанными волосами. И он благодарен ей. За то, что она не задает лишних вопросов, за то, что, не дожидаясь, пока он спросит сам, говорит: — Арык у себя. За то, что не смотрит вслед, когда он поднимается наверх и оказывается на знакомой внутренней террасе. Дверь в комнату Арыка на этот раз закрыта. Ямач прислоняется головой к стене возле нее и переводит дыхание. Положить кисть на дверную ручку оказывается слишком сложной задачей, справиться с собственным сердцебиением — тем более. Ворох мыслей крутится в голове. Ямач не может быть уверен, что Арык окажется ему рад. Что не посмотрит свысока, что не засмеет. Но разворачиваться слишком поздно. Если Ямач уйдет, то никогда себе этого не простит. И он, коротко вздохнув, нажимает на ручку двери. Та охотно поддается. Он видит перед собой всю ту же комнату. Со статуэтками лошадей на старинном комоде, с настенной лепниной и дорогим зеркалом. Настенные светильники освещают ее все так же тускловато… Только вот Ямач чувствует себя иначе. Он закрывает за собой дверь и замирает. Арык стоит к нему вполоборота, без пиджака. Его левое плечо забинтовано — видимо, Серен наложила повязку. Ямач приглядывается получше и облегченно вздыхает. Судя по всему, пуля в само плечо не попадала — лишь задела. Ямач подходит ближе, не решаясь ничего сказать. И замечает, как напрягаются плечи Арыка. Он поднимает взгляд на Ямача, и тот не знает, куда деть свой. Неловкость выжигает воздух. Арык все смотрит, так же ничего не говоря, и сердце Ямача падает куда-то вниз. Это падение ощущается самым что ни на есть верным. — Ты… — пытается хоть что-нибудь сказать Ямач, но слова застревают в горле. Глаза Арыка странно поблескивают, он вдруг шагает вперед. Ямач непроизвольно задерживает дыхание. Они оказываются близко друг к другу, но все еще недостаточно для того, чтобы Ямач смог почувствовать дикий, сводящий с ума запах. Он почти решается преодолеть эти несчастные полметра, но Арык вдруг беззлобно хмыкает: — Ты собирался домой. Ямач сглатывает. Выдавливает из себя неуверенное: — Вернусь позже. Арык ничего не отвечает. Ямач аккуратно, стараясь не причинять боль, обхватывает его левую руку. Проводит по ней кончиками пальцев, пробираясь все выше, к поврежденному плечу. Слышит смешок Арыка. — Все в порядке, — говорит он. — Как видишь, не умер. Ямач ему верит: на нем самом все заживает как на собаке. Но это чувство… Он не может ничего с собой поделать. Иррациональное беспокойство сковывает конечности. А еще Ямач вспоминает слова Серен — те самые, о Дженгизе. О визите Арыка в особняк. — Ты ведь говорил с отцом? — спрашивает Ямач, тщательно скрывая не до конца понятные ему самому ощущения. Щемяще-режущие, они почему-то слишком яркие. Ямач вживую наблюдает за тем, как взгляд Арыка темнеет. Желваки сжимаются, сам он как-то странно, неправильно улыбается… Ямач понимает без слов. Дженгиз Эрденет причиняет боль всем, кто его окружает. Это неизменно, это константа — и все же Ямач не хочет, чтобы сыновья отворачивались от отцов. Потому что иногда бывает поздно. Потому что холодное тело Идриса Кочовалы разлагается в земле. Но Ямач ничего не говорит: Арыку это не нужно. Разговоры о Дженгизе Эрденете — последнее, в чем он нуждается после того, как в очередной раз с ним разругался. Видимо, Ямача слишком легко прочесть, ведь Арык вдруг усмехается: — В жизни не подумал бы, что Ямача Кочовалы это так расстроит. Я растроган. Он открывает рот, чтобы ответить, но Арык перебивает его снова. — И откуда же ты взялся на мою голову? Ямач замирает. Действительно, откуда? Горячая рука ложится на шею. Ямач чувствует, что тает от одного лишь прикосновения, и опускает веки. Наслаждается тем, как пальцы Арыка движутся выше, накрывая собой сонную артерию, как добираются до скулы и остаются там. Ямач придвигается к нему вплотную. Они тянутся к губам друг друга, и этот поцелуй не похож на предыдущие. Он неторопливый, такой, как будто они оба хотят друг друга распробовать. Ямач не ощущает боли и давящей горечи — на этот раз все правильно. Он обхватывает плечи Арыка руками. Тот опускается на кровать и тянет Ямача за собой. Ямач не сопротивляется: садится Арыку на колени и, оторвавшись от его губ, стаскивает с себя плащ и обувь. Жар чужих объятий сводит с ума, долгие поцелуи не оставляют ни секунды на размышления… Ямач плавится, с трудом себя контролируя. Ему кажется, что молнии, когда-то ударившие в пол холдинга, мечутся внутри него с остаточным зарядом. И это покалывание не приносит боли. Он и Арык сидят с закрытыми глазами, прислонившись лбами друг к другу. Ямач знает: им нельзя заходить далеко. Потому что пути назад уже не будет. Но почему бы не попытаться представить, что у них действительно есть будущее?.. Арык вдруг отстраняется. Ямач не понимает, что случилось… И видит. Видит, как вселенная внутри зрачков вспыхивает с новой, пугающей силой. Ямач не может до конца понять то, что там творится, но сверкающая черная бездна поглощает его. Цепи крошат ребра, прорываясь глубже. Аккреционные диски или радужка глаз — неважно. Ямач не сможет отличить даже при желании. Его тянет, и он бессилен. Не безумие… Никогда не безумие. Что-то большее. Что-то жаркое, близкое. Самое близкое. Ямач знает это, и рука Арыка, все еще покоящаяся у него на шее, — тому подтверждение. Арык смотрит так, как будто видит Ямача в первый раз. Как будто Ямач — центр его взорвавшегося мириадами галактик мира. Ямач не понимает. Глубокий, пробивающий до мурашек голос Арыка прерывает тишину: — Они тебе больше не снятся?.. Все еще потерянный, Ямач хмурится. — Кто? — Кошмары. Все внутри переворачивается вверх дном. — Откуда ты?.. — Останься. Просьба звучит так, будто Ямач находится под толщей воды. Он все еще в странной прострации, и воспоминания о горе из человеческих тел проносятся могильным холодом по позвоночнику. И Ямач, сбегая от них, выдыхает: — Хорошо.***
Когда он снова ощущает это, они лежат лицом к лицу. В темноте, но все еще в состоянии друг друга разглядеть. Статуэтки лошадей уже привычно отбрасывают тени, но Ямач не обращает на них внимания. Он делит с Арыком одно дыхание на двоих. Наконец-то он может почувствовать его, наконец-то им никто не может помешать… В какой-то момент Ямач даже решается на то, что не смог сделать в прошлый раз: проводит рукой по татуировке Арыка на лице. Вдыхает его запах, необъяснимо нужный… И почти физически ощущает. Чувство, сплетенное с телом… Каждый атом в этой комнате пропитан им. Ямач знает: таких совпадений не бывает. Его ребра вновь целы, только вот то, что их раскрошило, уже внутри и прижимается к сердцу. Ямач прислушивается к себе и замечает, что дышит слишком тихо и часто. Впервые оно пришло к нему бешеной лавиной, сотнями молний, ударившими в пол; жестокими ударами, сбивающими с ног. Но теперь, когда Ямач лежит рядом с Арыком, не чувствуя никакой угрозы… Неужели это одно и то же? Ямач не может поверить. Ямач верит. Перед тем как лечь, он придвинулся к Арыку ближе и, коснувшись запястья, отстегнул часы. Арык ничего не сказал, но глаза его недоумевающе сверкнули в темноте. Обычно Ямач соблюдал личное пространство, но раз уж его не оттолкнули, было бы глупо не попытаться избавить Арыка от странной привычки ложиться в чем попало. Но, когда рука Ямача коснулась цепочки, неизменным атрибутом висящей у Арыка на груди, тот накрыл руку Ямача своей. Негрубо, но настойчиво. — Это… — запнулся Ямач. — От мамы. Но вскоре ладонь Арыка куда-то исчезла. Ямач не решался двинуться с места — вспомнил то, как его мама не протянула руку для поцелуя. И тогда Арык снял цепочку сам. Положил ее на прикроватную тумбу. Ямач постепенно проваливается в сон. Арык тоже закрывает глаза, и лицо его расслабляется. Ямач придвигается к нему и обводит взглядом потолок. Братья точно прикончат его… Но это будет завтра. А пока, засыпая, он слышит, как пространство вокруг тихо схлопывается и единственное, что остается за горизонтом событий, — тихое чужое дыхание.