POV Лера.
Плечо горит от боли, которая заставляет меня закрутиться по кровати и тихо заныть. Волосы прилипли к влажному от жары лицу, но я даже не предпринимаю попытки убирать их. Снова проваливаюсь в глубокий сон, который спасает ненадолго от болезненных ощущений. Я сижу в каком-то холодном, безлюдном, бетонном помещении. Стены стоят прочно, но видно, что им уже не первый десяток лет. Потолок невысокий. Холод жжёт колени, но я продолжаю сидеть и оглядываться по сторонам. Почему именно это место снится мне? Когда я вновь перевожу глаза, то у меня из горла чуть не вылетает крик. Тень, та самая, что напоминает густой сгусток смоляного дыма, плывет мне на встречу. Но на этот раз ведёт себя более дружелюбно, если так можно сказать. Она не кидается на меня, а останавливается в паре сантиметрах и извивается в воздухе, возвышаясь столбом надо мной. Я испуганно смотрю на неё, и она отплывает от меня и вновь приближается. Во сне я беспрепятственно встаю на ноги, словно и должна так поступить, и оглядываю Тень с «головы» до «ног». Кажется, когда я встала, она стала ещё выше и больше. Она начинает плавно плыть вперёд, и я в нерешительности начинаю следовать по пятам, оглядывая новые уголки этого пугающего места. Его пустота пугает больше всего. Холодный бетон обжигает ступни, на которые я гляжу мельком и понимаю, что иду босиком. Повернув за угол, я вижу обваленную стену, за которой виднеется высокая, не покошенная трава, доходящая взрослому человеку до груди. — Что это за место? — спрашиваю я то ли себя, то ли Тень, которая осталась позади меня. — Лучше запомни каждый закуток здесь, — раздаётся до боли знакомый голос. И слово «боль» здесь будет уместно как-никак. С затаённым дыханием поворачиваюсь, желая, чтобы этот сон закончился. — Привет, Лера. Давно не виделись. — Боже, — лишь шевелю губами и сбегаю в траву, в которой мгновенно скрываюсь я. Человек из прошлого не пытается меня догнать, остановить, а остаётся стоять на месте и наблюдать за мной. Я боязливо оглядываюсь на него, поспешно убегая от него. На лице застыла мерзкая улыбка, в глазах пляшут черти. Он равнодушно поднимает руку и машет мне на прощание, проговаривая вслед слова, которые звучат угрожающе, несмотря на его спокойный тон: — Беги-беги. От судьбы и воспоминаний всё равно не убежишь, — его фигура скрывается за высокой травой, а моё сердце готово выпрыгнуть из груди. Я слышу его ускоренный стук сквозь сон. День резко меняется на позднюю глубокую летнюю ночь. В небе прорезались яркие искры звёзд, которые мигают за тысячу миль от Земли. Тишину летней ночи нарушает чей-то приглушенный шепот. — Ты Свет забудь. Он чужд теперь уж, — говорит тихий мужской голос. На его фоне я различаю ещё голоса. Прохожу вперёд и вижу, как между травой пробивается ярко-оранжевый свет от огня. Костёр? Я также замечаю то бетонное здание, разрушенную стену, а также другие постройки, которые я не успела разглядеть, когда бежала от Человека из прошлого. — А Тьма, поверь, твой лучший друг. Я ступаю ещё ближе, чтобы понять, что происходит. Раздвигаю аккуратно травинки, но так и застываю с открытым ртом. Костёр горит до небес, пламя прожорливо стрекочет, взлетая к небесам, словно хочет опалить далеко живущие звёзды. Около опасного и одичавшего пламени в круг стоят люди. Все они, не побоявшись такой стихии, как огонь, подошли максимально близко, взметнув глаза к языкам пламени, резвившимися наверху. Капюшоны темно-серых мантий закрывают их фигуры и лица. Мне становится совсем не по себе, я, словно меня загипнотизировали, стою и не могу пошевелиться. Тело окаменело, отказалось подчиняться. Фигура одного в мантии перестаёт смотреть на пламя, оборачивается и смотрит прямо мне в глаза. Вскакиваю ото сна, и боль в плече даёт о себе знать. Она уже не такая сильная, скорее всего, помогло то волшебное лекарство Ильи. Сон был настолько реален, что мне кажется, я до сих пор чувствую холод бетона, слышу потрескивание костра… Встаю с кровати и сразу натыкаюсь на своё отражение в зеркале. Я уже перестаю обращать внимание на то, как я выгляжу утром. В будущем я бы не допустила того, чтобы я просыпалась в такой состоянии, сейчас же я, хорошо это или нет, ни что не могу с этим поделать. Кровь запеклась на плече, платье уродливо окрасилось в алый цвет. Надо срочно избавиться от грязной одежды, принять душ и привести себя в порядок. Найдя в гардеробе сиреневые шорты по колено и белую кофту, я уже без какой-либо неприязни взяла всё это с собой. Наскоро приведя себя в лучший вид, в который я могла себя привести при данных условиях, я незамедлительно отправилась в гостиную, где был Илья. — Доброе утро, — сказала я аккуратно и заглянула в комнату. Было пусто. На кухне была та же история. Он снова ушёл, ничего не сказав мне. — И куда же ты ушёл? — спросила я пустоту и уселась на диван. В голове кружился пришедший сон, а ещё это место, эти люди – все они вызывали неподдельный ужас. Что это за место? И почему оно мне приснилось? Я вспомнила те слова, что говорили люди в капюшонах, вспомнила, что они очень похожи на то, что я читала на пожелтевшем листе, который я вчера видела. Точно! Вскочила на ноги и быстро побежала в комнату. Под подушкой неизменно лежали вещи, что я оставила там. Рисунок с печатью. Если бы я только знала, как переводится эта надпись… Это могло бы мне дать какую-нибудь информацию. Я отложила рисунок и повернулась к книжному ряду за спиной. Уже в который раз полезла в тайник, так умело доставая оттуда книги, словно тайник принадлежал мне. Выудила письма, вновь прочитывая инициалы. «СК» С замиранием сердца я смотрела на эти конверты, представляя, что же меня ждёт внутри них. Письма с признаниями, тайнами или секретами? В любом случае я держала в руках конверты и не решалась их вскрывать. Это не мои секреты, однако я здесь и моя роль до конца не сыграна. Чем быстрее я и Илья разберемся, что произошло, тем быстрее мы вернёмся домой. Мысль о доме пригрела душу и придала уверенности. Я встала и поплелась на кухню. Вооружившись небольшой кастрюлей, я налила туда воду и поставила на огонь. Пока вода повышала свою температуру, я сидела и непрерывно глядела на письма на столе. Тяжело сглотнув, я поднялась снова на ноги и стала ходить в ожидании туда-сюда. Кухня, словно стала в десять раз меньше, как и воздуха в ней. Вода в кастрюле начинала медленно булькать, источать белый струи пара наверх. У меня знатно дрожали руки от волнения, создавалось ощущение, словно, вскрыв письма, я выпущу на волю страшные тайны адресата или адресанта. А может и того, и другого сразу. Взяла в руки первый конверт и возвысила его над кипящей водой. Пар так игриво выходил из кастрюли, обволакивая конверт, словно играючи просил открыться всем секретам, что спрятаны за плотной бумагой. Подержав некоторое время, я положила письмо на столешницу, а вторую руку вооружила ножом с тонким лезвием. Аккуратно подсунув острие под клапан конверта, я медленно стала открывать его. Чтобы руки не сильно дрожали, я выдохнула и стиснула зубы со всей силы. Я должна прийти в себя от этого находящего волнообразного страха. Клапан нехотя открылся, я выключила газ, и вода перестала плескаться на дне кастрюли. Двумя пальцами я извлекла письмо, с придыханием развернула его и начала читать. «Сколько писем ты выкинул уже в помойку от меня? Десять, а может двадцать? Ты ничего не отвечал мне уже шесть месяцев, я не знаю твой нынешний телефон. Тебе разве не интересно, как я, как Лена? Всё было так прекрасно, но в один день ты решил сделать вид, что тебе всё равно? Я знаю, у тебя много дел, но ты мог хотя бы изредка приезжать, звонить или писать хотя бы письма. Я скучаю по тебе, и Лена тоже.» Я не могла понять… На дне конверта было что-то ещё. Я опрокинула его, и мне на ладонь выпала фотокарточка небольшого размера. Чуть больше паспортной фотографии. С неё на меня смотрели карие глаза маленькой девочки лет двух. Малышка любопытно глядела в объектив, старающийся запечатлеть момент её замешательства. Теперь я ещё больше не могла понять всю ситуацию. У Бориса есть дочь? Отложив письмо, я принялась раскрывать оставшиеся. Кажется, одно за другим следовали в правильном порядке, ведь каждое последующее письмо становилось более черствым, сухим, а потом и вовсе злым и пропитанным ненавистью. Светлана, а именно так были подписаны письма в конце, проклинала Селезнёва-старшего и кидалась ненавистными словами, желая ему самого ужасного. «Подлец ты, Боря, и таким останешься! Я знаю, что у тебя появилась новая женщина», — здесь строчка заплясала, видимо, он нервного перевозбуждения писавшей женщины. В некоторых местах чернила ручки расползлись, словно на них капнуло что-то. -"Ненавижу тебя и твою проклятую работу! Ненавижу твою помощницу и твою новую жену!!! Единственный человек, который меня понимает, это твоя мама и мой брат! Как тебе живется с мыслью о том, что твой ребёнок растёт без отца?! Твоя родная мать перестала общаться с тобой именно из-за этого! Ты поступил, как самый настоящий мерзавец!» Строка бежала, скользила то вверх, то снова вниз. Подчерк был размашистым, небрежным. Но сколько было горечи и ненависти в этих последующих письмах. И всё это Борис складывал к себе в тайник, не желая читать проклятия в его сторону. Теперь картинка в моей голове стала складываться более чётко. Так вот почему в одном из его писем он писал своей маме о том, что она не одобрит его брак с Мариной. Не потому, как я подумала сначала, что она из небогатой семьи, а потому как у него уже была семья на стороне, о которой очевидно никто не знал, кроме родной матери Бориса. Он оставил маленького ребёнка и женщину, которую когда-то любил, за что его мать перестала с ним поддерживать какой-либо контакт. Я глянула на адрес, прописанный на конверте. Это было не так далеко, как я могла подумать. В моей голове промелькнула мысль, от которой я мотнула головой, стараясь забыть эту безумную идею. Как только я могла подумать об этом? Наведаться к ней и, может, узнать что-то? Этому не бывать. Ведь она может прогнать меня, закатив скандал… Я снова посмотрела на раскрытые письма. Все, каждое из них без исключения, вселяли печаль и уныние. И всё же тоненький голос внутри меня упрямо стоял на своём и вынуждал не бросать идею прийти к ней и ненастойчиво спросить у неё всё, что могло бы помочь в этом странном испытании для меня.POV Илья.
Я шёл, сопротивляясь усталости. Серое небо над головой готово было обрушиться на меня, ведь своей серостью оно давило на меня и всех остальных. С каждой секундой небо темнело и готово было извергнуть грозу и сильный дождь, как могло показаться на первый взгляд. Перед глазами расплывалась картинка, словно после сильного опьянения. Кое-как добравшись до клуба, я ступил на порог заведения, куда меня уже пропустили без лишних вопросов. Я искал кого-то, кто мог бы дать мне ещё какие-то зацепки, ведь после обнаружения того стихотворения я понял, что здесь речь идёт о чём-то таинственном, а лучше сказать мистическом. Знак, который был и на печати, и на шкатулке… Боже, здесь не может быть совпадений. Кажется, скоро я пойму, как это всё взаимосвязано. А для этого мне надо подвести разговор и попытаться узнать что-то у близких друзей папы. На удивление, в клубе было полно народу. Я уже и забыл, какой сегодня день недели. Но, пробежав глазами по лицам, я не заметил ни одного нужного человека. Устало уселся за стол и зажал между пальцами переносицу. Голова ужасно раскалывалась, недосып давал о себе знать. Табачный дым витал повсюду, негромкие разговоры то утихали, то снова возрастали и продолжали неравномерно плыть по воздуху. Как же хотелось скорее во всём разобраться. Этот старый мир был другим, в нём действительно трудно быть. Возможно, как раз поэтому Лера находится под ударом больше меня. Она — ключ к двери прошлого, поэтому задерживаться здесь крайне опасно. Опасно шутить со временем, которое ни за что не позволит поменять установленный распорядок. Но это мы ещё посмотрим. Мне на плечо легла тяжелая ладонь. Я косо глянул на неё, заметив гранатовый перстень и серебряное кольцо. — Здравствуй, мой друг, — это отец. Я выпрямился, скрывая удивление на лице. Но он, видимо, распознал его и улыбнулся. — Неожиданно, правда? Хоть я здесь редкий гость, но место это славное, — он уселся рядом на стул и закурил. — Вы занятой человек, — утвердительно проговорил я, а папа кивнул, зажимая зубами сигарету. Он порылся в кармане и извлёк карманные часы. Золотые и наверняка очень дорогие. Он открыл их и глянул на время. Золотая цепочка убегала внутрь пиджака. — Так оно и есть, но что поделать. Всю нашу жизнь мы должны что-то делать, трудиться, иначе заляжем на дно. Человек добывал огонь, охотился, чтобы выжить, теперь наша жизнь слегка упростилась, но мы всё равно не сидим на месте, — он закрыл крышку часов и провёл большим пальцем по гравировке. Я удивился сильнее, увидев дерево, тонкой гравировкой нанесённое на блестящую поверхность. Чувствовалась рука умелого мастера, не иначе. — Верно. Упростилась, — я подпёр голову кулаком, стараясь избавить от жуткой головной боли. Как это всё не вовремя. — С тобой всё хорошо, Илья? — искренне поинтересовался отец, убирая во внутренний карман пиджака золотые часы. — Может, выйдем на улицу, прогуляемся? Здесь душновато. Я согласился и следом зашагал за отцом. Портье пожелал нам хорошего дня, улыбаясь белозубой улыбкой на прощание. — Может, я могу чем-то помочь? Что-то случилось? — Всё очень трудно, — отозвался я, шагая по длинной улице. Мы шли нога в ногу, размеренно и не спеша. Воздух обдувал нас со всех сторон. — Я стараюсь справиться с не самыми лучшими моментами моей жизни. Отголосками прошлого, — сказал я, а потом пожалел. Не надо так сразу наседать на него, даже если он предлагает какую-то помощь и спрашивает. — Как я тебя понимаю, — серьёзно произнёс мужчина, выкидывая окурок в ближайший мусорный бачок. На его лице не было наигранности или ещё чего-то, когда говорят люди, стараясь утешить. — Моё прошлое не блещет прекрасными воспоминаниями. Я был глупый и зелёный, поэтому натворил кучу дел. Зато пройдя через гору ошибок, нам открываются великие знания, — лёгкая улыбка скользнула на его лице. Он словно вспомнил что-то хорошее и прекрасное, но не поддался излишним эмоциям. — Хочешь знать мой секрет? — С удовольствием выслушаю, — пробормотал я, внимая его словам. — Всё, что мы хотим, легко достигается. Просто нам нужно переломить свои устарелые умозаключения, — закончил он, а я сделал вид, что понял его. На самом деле, я абсолютно ничего не понял из его слов. Они казались очередной выдержкой из мотивационной книги, что я слышал везде, где только мог. — Ясно, но вряд ли это поможет мне. — Поверь моему опыту, дорогой мой друг. Мне всегда казалось, что мои прошлые переживания будут преследовать меня всю мою жизнь. В этом мне подсобит мой близкий человек, который не терпел ошибок и при любом удобном случае припоминал мне их. Но всё сложилось наоборот, — он задумчиво посмотрел на небо. На его аристократичном лице залегла дума тревоги. Что-то явно его тревожило. — В каждом из нас есть скрытый потенциал, скрытые способности, о которых мы не предполагаем, — он остановился около моста и откинулся спиной на чугунное ограждение. Внизу темнели воды реки. — Вы правы, — помолчал я, решаясь заговорить на другую, более важную тему. — Я увидел у вас на часах знак, — начал, словно мне было это не так интересно. Я глядел на воду, на её беспокойное течение, пока отец глянул на меня и пристально задержал глаза на мне. — Гравировка на заказ. Утончённое мастерство. Такое умеют лишь несколько людей, — с долей хвастовства произнёс мужчина, положив руку на место, где лежали часы. Прямо на сердце. — Просто я встречаю этот знак не в первый раз, — оглядываюсь на него, и мужчина суживает глаза, оглядывая меня с пристальным вниманием. Кажется, на долю секунды он стал во мне сомневаться. — Неужели? Знаешь его значение? — подошёл он ближе, а я даже подумал, что если это действительно какое-то тайное общество, то сейчас отец запросто толкнёт меня за ограждение в реку. Бред, конечно, но развернуться и избегать встреч он мог бы. — Досконально не изучал это, однако меня интересуют разного рода знаки и символика, — кашлянул я в кулак. Отец всё ещё смотрел на меня с подозрением. — Расскажите, почему дерево? — Может, в другой раз. Однако, мне лестно знать, что ты встречался с этим «Древом жизни». Я предан этим часам, этому символу и считаю, что благодаря ему я обрёл своё истинное счастье и понял своё предназначение. Всё, что у меня есть, как ни странно, связано с ним. Можешь посмеяться, — сделал он паузу, словно и впрямь давал мне шанс поглумиться над его словами. Однако я просто стоял и молчал. Мне было несмешно. — Но в век, когда заряжают воду через экран телевизора и верят подозрительным целителям, можно поверить во всё. В этом и есть наше могущество и наш изъян. Мы верим в то, во что хотим, не желая знать правды. — Я бы захотел знать вашу версию значения данного символа, — сказал я, и лицо отца смягчилось. Он добродушно похлопал меня по плечу и сказал. — Что ж, Илья, в другой раз! Мне пора бежать домой, иначе жена будет снова ругаться, — усмехнулся он и стал отступать. — Но я был рад нашей маленькой встрече, надеюсь на недолгую разлуку. На прощание мы обменялись рукопожатиями и разошлись. Я ещё долго стоял на мосту и глядел в серые блики речной воды. Не было сомнений, что отцовские рассказы про успех и этот знак не случайны. Здесь явно что-то начисто. Меня прямо наталкивало на мысль о каком-то тайном обществе, братстве, секте, пропитанной магией и заклинаниями. Не знаю, было ли здесь что-то из перечисленного, однако стихотворение это было чересчур мистическое. Надо было во всём разобраться. Вода недовольно забурлила, подгоняя свои темнеющие воды вперёд…POV Лера.
Пришлось ехать на автобусе. Потом идти было долго, сандалии, как назло, натирали ноги, но в итоге я добралась до нужного адреса. Это был старый кирпичный дом, вокруг которого были такие же кирпичные дома. Они однообразно стояли друг с другом, а на балконах одинаково висело бельё и сушилось. Я была уже готова к любому развитию событий. Прогонят? Ну, ладно! Я хотя бы пыталась. Пригласят? Это уже хорошо. Подъезд был настежь открыт, на лавочке сидели бабушки и грызли семечки. Вот уж кто-кто, а они-то точно любого в лицо знают, да и могут рассказать не мало важного про них. Ходячая картотека! — Здравствуйте! — поприветствовала я бабулек, которые устремили свои глаза на меня. — Хочу у вас узнать, здесь живёт Светлана Куницына? — Живёт, живёт, — закивали они все разом. — А тоби зачем? — Срочный разговор есть, — сказала я, на что бабушки переглянулись между собой. Клюнули, похоже. Они уже знали, что точно узнают, зачем я здесь. — На третьем этаже в сто пятьдесят восьмой квартире, — сказала одна из них. Сказав спасибо, я поплелась дальше. Все вместе они проводили меня любопытными глазами, и я скрылась из поля зрения. Подъезд, как и многие, был без света. Пришлось наощупь пробираться до третьего этажа. Дверь квартиры была новая, чистенькая и свежая. Вся нерешительность по мере приближения к нужному дому рассеивалась с каждой секундой. Удивительно. Только сегодня я тряслась от страха, распечатывая чужие письма, но вот стоя сейчас перед дверью незнакомой мне женщины, я готова горы свернуть. Я постучалась, так как звонка не было. На первый стук никто не ответил, поэтому я постучалась ещё раз. Прислушавшись, я услышала позади двери шаги. Тихие и неуверенные. — Кто там? — женский голос. Я выдохнула. — Светлана, мне нужно с вами поговорить. Меня зовут Ольга, и я, — не успела договорить, как женщина устало пробормотала. — Уходите, пожалуйста. — Погодите, прошу. Это насчёт Бориса Селезнёва, — послышалось молчание. Такое долгое и тягостное, что на секунду я подумала, что Светлана ушла, закончив тем самым разговор. Но дверь отворилась, на пороге оказалась молодая женщина лет двадцати пяти с роскошной чёрной копной волос. Она была молода, но в то же время её глаза придавали ей ещё годы. Они были тусклыми и уставшими. — К-кто вы? — с запинкой произнесла она, вглядываясь мне в лицо. — Я журналистка. Когда-то я написала о Борисе очень хорошо в газете, но сейчас он отказывается давать мне интервью. Наверное, зазнался или у него мало времени, — дёрнула плечами, строя догадки. — А я знаю, кем вы ему приходитесь. Вы можете мне очень сильно помочь в новом репортаже, рассказав о нём, — она поняла, на что я намекаю. В её глазах промчался страх. Я даже подумала, что сейчас её мнение резко поменяется, она не захочет со мной говорить и прогонит, но нет. Женщина пропустила меня в квартиру. Квартира была хорошо уставлена. Мебель была не потертая, над головой под высоким потолком висела люстра. Дорогая. Обои были роскошные, да и сама женщина выглядела с иголочки. — Хотите чаю? — предложила она, а я кивнула, оглядывая квартиру. Я перестала это делать, иначе создалось бы странное впечатление о мне. — Пойдёмте тогда на кухню. Я предварительно достала блокнот и ручку, которые я нашла в доме. Они лежали под слоем столетней пыли, которую пришлось счищать. Когда чай был разлит по чашкам, женщина уселась на против меня и обреченно поглядела на раскрытый блокнот. Её руки легли поверх столешницы. Худые, тонкие бледные руки. Я шокировано поглядела на её руку, сдержав всеми силами порыв охнуть. Сжала челюсть, что есть мочи, и заставила себя успокоиться. На её левой руке красовалось кольцо. То самое, что носил Илья, то самое, что служило ключом в прошлое, то самое, что пропало накануне…