Найди меня

Я никогда не чувствовала себя так неловко. Притворяться журналистом — ну это точно что-то новенькое в моём репертуаре. Лучше пусть она узнает о моём обмане после того, как я уйду. А ещё лучше - пусть она вообще не узнает о нём. Эта женщина уже натерпелась горя. — Как вы узнали обо мне? — поглядела на меня Светлана, а я наконец оторвала взгляд от кольца на изящном пальце. — Всё когда-нибудь становится явным, — пробормотала я уверенно. — Не хотите ли вы сказать, что это Татьяна во всём проболталась? — подогретая интересом женщина подалась вперёд. — Возможно, — уклончиво заметила я, но Светлана медленно закивала головой, думая, что оказалась права. — Может, она не настолько ужасна, как я думала, — женщина снова посмотрела на меня. — Вы ведь знаете, кто такая Татьяна? — Само собой. Чтобы попытаться добиться интервью, мне пришлось встретиться с ней дважды. — Она такая озлобленная. И жизнь у неё сложная, — второй раз я слышу такое. Что же у неё с жизнью не сложилось? — Сын у неё попал в сложную ситуацию. Задолжал деньги каким-то мутным типам. Угадайте, кто ему помог? — Борис, — говорю я и записываю кратко в блокнот данную информацию. — Верно, — кивает и отпивает из чашки ароматный чай. — Борис, — задумчиво пробормотала она, пробуя слово на вкус, — после этого расплатился с «ростовщиками» и принял на мелкую должность её сына, решив помочь своей верной помощнице Татьяне, — будто бы шипя, пробормотала Светлана. Воспоминания о Татьяне не грели ей душу. Да и кому они будут греть душу? Разве что только Борису. — Взамен попросил не рассказывать никому о нас. Ведь я уже успела засветиться перед ней с громкими заявлениями, и она была единственной, кто знал о наших отношениях и о Лене, нашей дочке. — Расскажите поподробнее об этом? — я уже держала ручку наготове, а Светлана задумчиво посмотрела поверх моей головы. — Я явилась к дверям его предприятия полтора года назад. Была лишь Татьяна, а как жаль, — усмехнулась она и перевела глаза на меня. — Я бы устроила показательный скандал, высказав этому мерзавцу всё то, что я о нём думаю. Он пытался меня успокоить и сопроводить куда-нибудь в тихое место. Ему было стыдно, — начала она тихо смеяться, и смех этот был нервный. — Стыдно перед Татьяной, которая стала свидетельницей этого инцидента, и перед самим собой, что он поступил не по-мужски. Он отвёл меня в сторонку и без лишних разговоров сказал уезжать. Я запомнила его твёрдый голос и пристыженное лицо, — голос женщины дрожал, как расстроенная струна. — Извините. Я лишь качнула сочувственно головой, записывая всё, стараясь не упустить ни слова. — А потом, в самый последний, когда мне с одной стороны надоело следить и упрашивать его вернуться, но с другой стороны внутри меня теплилась глупая надежда, что у него осталась капля совести не прекращать общение с дочерью. И тогда я увидела её… Эту стерву светловолосую, — я сглотнула тяжело, услышав такое о моей новой знакомой, и нерешительно подняла глаза на собеседницу. — Он садился в машину с ней, мило хихикая. Я хотела погнаться за этими счастливыми голубками, но так обессилила, что зашлась в слезах и осела на бордюр, — из итак уставших глаз молодой женщины хлынули слёзы. Она закрыла лицо руками, предоставляя возможность взглянуть на кольцо ещё лучше. — Я проклинала его каждый день, надеясь, что ему будет также плохо, как и мне, — угрюмо послышалось сквозь ладони, что у меня даже холодок прошёлся вдоль позвонка. — Ваша дочь. Где она сейчас? — На лето она уезжает к бабушке. Матери Бориса. Она встала на мою сторону после того, как узнала всю ситуацию. Даже предлагала остаться жить в той квартире, где мы жили вместе с Борей. Но я гордая, — усмехнулась она как-то странно, — поэтому отказалась. И не о чём не жалею. Спасибо брату, который предоставил эту квартиру на моё попечение. Мне здесь лучше живётся, — величаво проговорила она, а я снова заметила хороший ремонт и обстановку в этой обычной пятиэтажке среди прочих таких же. — Можно тогда вернуться к самому началу. Как вы познакомились с Борисом Селезнёвым? — Это абсолютно обычная история, — подперла она кулачками голову. — Мой брат и он открыли совместное дело. Брат позвал на свой день рождение Бориса, а там была я. Так и стали общаться и созваниваться. Он был чуть старше меня, но я видела в нём уже самостоятельного мужчину, имевшего значительный багаж опыта и знаний. Меня он этим и подкупил. Он много говорил интересных вещей, которые до него казались такими неинтересными и незначительными… В общем, он вскружил мне голову, и я влюбилась. Мы были не женаты, хотя я о браке думала и говорила ему, но он всегда откладывал и кормил меня обещаниями о том, что ещё чуть-чуть и он вместе со мной и Леной переедет в хорошую квартиру. Но всё это был пустой звук, пустые обещания. В последующем он стал реже и реже появляться дома, стал уезжать в долгосрочные командировки, если они всё-таки были, а потом и вовсе пропал, — сухо закончила она и встала на ноги. Мне показалось, что она сейчас прогонит меня, закончив на этом интервью. Уж слишком глубокие раны этой женщины я бережу. Но Светлана только открыла форточку, отыскала где-то спрятанные глубоко в ящике сигареты и закурила. — Не возражаете? — Ваш дом - ваши правила, — сказала я, переворачивая страницы, которые успела исписать. Светлана выпустила тонкую струйку в открытую форточку и посмотрела на улицу. На сером небе проплывали грузные тяжелые облака, сурово угрожая дождём. — Знаете, я не хочу, чтобы вы меня описали, как жертву. Вовсе не хочу, — покачала она головой, следя за передвижением дождевых пухлых облаков. — Пусть в ваших интервью или статье я буду той, кто расскажет про истинную натуру этого человека, — я с любопытством посмотрела на неё, вновь отрываясь от бесконечной писанины. Трудно же быть журналистом без диктофона, а только с ручкой и листом. — Договорились? — Конечно, — сказала я, а сама почувствовала укол совести. В глазах этой женщины я надежда на то, чтобы осветить её историю во всех красках, а на деле я обычная самозванка из будущего. — Что же вам ещё рассказать? — задумчиво вопросила она сама себя, приложив палец к губам. — Может вы вспомните, были ли какие-то изменения в поведении Бориса в самые последние его визиты? Может его что-то тревожило? — спросила я, а Светлана покачала отрицательно головой. — Его тревожило лишь то, что у него есть мы и что рано или поздно о нас узнает его новая пассия, — ядовито сказала она последнее и злобно усмехнулась. В её глазах промелькнул огонёк. — Я ведь не знаю, как давно он с ней знаком… Но я с точностью могу сказать, что в последний момент мы стали помехой в его жизни, — грустно сказала женщина и вновь выпустила дым в окошко. В следующие полчаса, а может и меньше, она рассказала какие-то факты про Бориса и под конец окончательно эмоционально иссякла. Наш диалог вымотал молодую женщину, поэтому она тяжело выдохнула и откинулась на спинку стула. Нетронутый уже холодный чай стоял по-прежнему на столе, когда я закрыла блокнот полный записями и встала с места. — Спасибо Вам! Вы мне очень помогли! — я протянула руку и сжала её ладонь. На ладони поблёскивало кольцо, играючи переливаясь в дневном свете, словно дразня меня. Я сжала челюсть и натужно улыбнулась. Это кольцо меня напрягало. — Вам спасибо. Надеюсь, у Вас получится написать отличную статью, — впервые за всё это время Светлана искренне и по-доброму улыбнулась мне. В её глазах искрилась надежда на что-то. Возможно, надежда на то, что таким образом она отомстит Борису за все свои слёзы и страдания. — Мне нравится ваше кольцо, — будто ненароком заметила я, убирая обратно руку. — Это подарок отца. Семейная реликвия, — женщина прошла вместе со мной к порогу, чтобы проводить. — А мне нравятся ваши сандалии. Мне кажется, у меня были похожие. Да, точно! Точно такие же. С золотыми стрекозами… — она уставилась мне под ноги, а я заторопилась, пока она не стала меня расспрашивать о этих треклятых сандалиях, которые успели мне натереть ноги. Зато теперь я знаю ответ на вопрос, чьи же вещи лежат в квартире… Выйдя на улицу, я обратила внимание на то, что скамейки перед домом пустуют, а на детских площадках прекратилось какое-либо движение. Причиной этому оказался сильный ветер, гнавший песок и уличную пыль по улицам. Кажется, дождя не миновать. Я пустилась бежать, но неудобная обувь сковала мои движение и, пробежав пару метров, остановилась и скинула это недоразумение с ног, присев на скамейку, оказавшуюся как раз рядом. С гримасой боли я просидела пару минут, глядя на то, как над головой сгущаются тучи, а ветер гнёт ветви всё ниже и ниже к земле. Долго мне лучше здесь не засиживаться. Как только я поднялась с места, в лицо мне ударил сильный ветер, а вместе с ним и теплые капли дождя. Мелкая морось косо разбивалась о землю, и я стремглав побежала до остановки, держа все свои пожитки в руках. Добравшись до подъезда, я всё ещё крепко прижимала тетрадь в груди, пряча его от влаги, летящей на землю. Добравшись кое-как до входной двери, я устало бросила в угол ненавистные сандалии, а сама поплелась в комнату. Спрятав в свой личный тайник тетрадь, я поднялась и резко вспомнила о раскрытых конвертах, лежащих на кухне. Их стоило убрать. Покончив с зачисткой улик, я уже хотела бессильно усесться на стул, как вдруг за спиной послышались шаги. — Привет, — также разбито бросил Илья. На его лице была вселенская усталость, словно он не спал и очень много работал. — Давай без лишних вопросов. Мне нужно было уйти. Я уже и забыла, что он исчез сегодня утром, ничего не сказав. Покачала устало головой и всё же села на стул. — Вижу, ты тоже времени зря не теряла, — намекал он на мой измученный вид. Верно. Я сегодня и так не выспалась, хотя уже не могла вспомнить момент, когда в последний раз здесь высыпалась. — Да так, — качнула отрицательно головой. — Просто сны плохие снились. — Я тоже плохо спал, — потер руками лицо, стараясь взбодриться. — Всё никак не могу понять, что же с тобой случилось, — он сел на соседний стул и посмотрел мне на плечо. Не удержалась и глянула тоже. — Не болит? — Самую малость, — пошевелила слегка плечом, и отозвалась боль, сравнимая с легким щипком. — Спасибо. Решив, что в гостиной будет лучше, мы переместились на диван, где сели плечо к плечу и уставились в одну точку. То ещё, наверное, зрелище со стороны. Но в этот момент нам с Ильей было абсолютно всё равно, насколько странно мы выглядим. Видимо, мы испытывали одинаковое чувство усталости и измученности. И каждый из нас по-своему хотел вернуться наконец домой, покончив со всем. — Как вы считаете, — спокойно начала я, чувствуя, что мои глаза постепенно закрываются, а мир вокруг становится прозрачным и лёгким. И словно не было здесь никаких проблем, пугающих вещей, лишь мир и покой… Мир и покой, — где сейчас кольцо? — я приготовилась услышать недовольное бурчание Селезнёва, как нечто обыкновенное, однако вместо этого он невнятно произнёс: — Такая необычная вещь должна была вернуться к первоначальному владельцу. К моему отцу, я так полагаю… — эти слова стали последним, что я услышала, как стала погружаться в вязкие сновидения. И что же это значило: «первоначальный владелец»? Получается, Светлана и есть первоначальный владелец? Или её семья... Так как тогда кольцо окажется у Бориса? Снова я в этом неизвестном бетонном полуразвалившемся здании. Знать бы, что это за место и почему оно мне снится? На том же месте, где и в прошлый раз. — Эй! — кричу я, и мой голос эхом отражается от стен. — Тень! — зову я ту, что пугаюсь и шарахаюсь наяву. Во сне она мне кажется не такой опасной. Но тень так и не появляется на мой зов. Видимо, ей нравится приходить без предупреждения, наводя на меня страх. Иду неспешно, оглядывая стенку за стенкой. За очередным поворотом вижу пробитую дыру в потолке. Низ обвалился и теперь лежит грудой бетонных обломков рядом с моими ногами. Решаю посмотреть, что же там наверху, поэтому встаю на самый верхний и большой обломок и тянусь руками к перекрытию второго этажа. Мне отлично удается залезть наверх без посторонней помощи. А здесь всё выглядит ещё запущенней, чем наверху. Зато моё внимание сразу привлекает огромное окно с выбитым давно стеклом, что неудивительно. Трудно окнам оставаться в заброшенных местах целыми. Я вижу то самое поле, куда выбежала я после неожиданного появления одного человека… Высокая трава убегает вперёд. Слева бетонной глыбы стоит захудалый сарай. Интересно, что же в нём? Однако даже с высоты второго этажа можно заприметить замок, преграждающий вход. Справа чернел огромный след от костра. Надо же. — Второй раз за день! — восклицают позади меня, и я от испуга чуть ли не лечу вниз. Вовремя хватаюсь за оконный переплет, как за спасительную соломинку, и со страхом гляжу вниз. Даже если бы упала, не разбилась: это всё сон. Однако мозг мой воспринимает это как реальность, поэтому теперь моё сердце колотит по ребрам, как заведённое. У меня не до конца получается понять, что я сплю. — Тебе не кажется, что это успех?! Молчу. Лучшая тактика молчание. — Эй, — хлопают меня по плечу, а я жмурюсь и твержу себе, что это сон! Его нет, он не здесь, не рядом, его здесь нет! — Лера? — Чего тебе? — вырывается у меня сквозь зубы. Открываю глаза и смотрю на траву, на небо, куда угодно, но только не назад. — Не хочешь поздороваться? Или со старыми друзьями мы больше не разговариваем? — улыбается. Я слышу это в его голосе. Улыбается и, наверное, как обычно, кусает губы — его дурацкая привычка. — Ты не мой друг. Ты лишь часть моего воображения, — шаги прекращаются, он перестает ходить туда-сюда. Всё затихает. Может, он исчез? Жду еще несколько секунд и отцепляюсь от деревянного переплета и делаю несколько больших шагов назад. Поворачиваюсь и натыкаюсь глазами на человека. Он стоит прямо передо мной, даже десяти сантиметров между нами нет. Осторожно поднимаю глаза и вижу его. Холодно-голубые глаза смотрят на меня немигающим взглядом. — А ты не задумывалась, почему я здесь? — спрашивает он без доли улыбки. — Иногда нам снится что-то давно произошедшее, но очень запоминающееся, — говорю я, отступая в сторону. Его глаза следят за мной, из-за чего мне становится жутко. — И ты один из таких вещей, — он отрицательно мотает головой, и его взгляд смягчается. — Всё не так, малышка, — морщусь, хочу убежать, но в последнюю секунду решаю остаться и дослушать его. В любом случае я уже придумала план побега отсюда. Надо только окончательно понять, что всё здесь — сон. — Я здесь потому, что ты решила помочь разгрести тайны прошлого Ильи, но ты совсем позабыла, что у тебя есть и свои тайны, — улыбается и обходит меня стороной. — Как я могу позабыть их? — усмехаюсь я горько, смотря под ноги. Не хочу глядеть на него, в особенности тогда, когда мне хочется плакать. А плакать мне хочется всегда, когда я о нём думаю. — Тебе ведь до сих пор стыдно, — укоризненно цокает и качает головой, напуская на себя жалобный вид. — И с одной стороны, плача по ночам, ты ненавидишь и себя, и меня одновременно, — он прыскает со смеху, а я со слезами на глазах набрасываюсь на него и прижимаю, насколько могу, к стене. — Я ненавижу себя знаешь почему? — реву я, колотя по нему руками, а он не прекращает безудержно смеяться, задирая голову кверху. Я так бессильно себя ощущаю перед его беспечным видом. И всё равно твержу себе, что он не здесь, это сон, обычный сон! — Знаешь почему?! Потому что велась на то, что ты говорил. Мне было тебя жалко! — Нет, — успокаивается он через силу, тяжело дыша, и на его глазах тоже наворачиваются слёзы. От смеха ли? — Вовсе нет. Потому что ты до сих пор влюблена в меня по уши. И ты чувствуешь вину из-за всего произошедшего. И чем быстрее ты это признаешь, тем будет лучше! — повышает он голос, прямо глядя мне в глаза. Хочу вновь ударить его, но он исчезает, словно его и не было здесь никогда. Пусто. Лишь только я. И на лице больше нет слёз, которые я так явно ощущала на щеках. Беру себя в руки, хотя меня слегка потряхивает от нервного перевозбуждения, и снова подхожу к окну. Уже ночь! Как же быстро здесь меняется время суток. Спускаюсь вниз и подхожу к расщелине в стене. Удивительно, но там до сих пор осталась «дорожка» промятая мною сегодня. Я спрыгиваю вниз и иду к сараю. Замок уже не висит, что позволяет мне толкнуть дверь и зайти внутрь. Доски здесь уже окончательно прогнили и теперь скрипели от каждого движения. Под потолком на шнуре висела одинокая тусклая лампочка. Света она давала очень мало, но, чтобы рассмотреть обстановку в общем, хватало. Здесь висел с первого взгляда обычный дачный инвентарь. Всякие пилы, молотки и отвёртки. Но всё это было в таком запущенном состоянии, что было ясно: за этим здесь уже давно никто не следит. А вот аптечный сундук, стоявший на стальной столешнице, был здесь либо недавно, либо пользовался с завидным постоянством. Вопрос, чей он и кто здесь вообще ходит? Да и кто хранит аптечку в таком захудалом чулане? Было слишком много вопросов и так мало ответов. Я подошла ближе. У чемоданчика имелся внешний кармашек, в котором лежала тонкая полоска бумаги. На ней чопорно была выведена фамилия и инициалы «Буров А.А» Господи, у меня сон или детективный роман? Я нагнулась и посмотрела под столешницу. Стояли три огромные канистры. Принюхалась и поняла, что я даже запахи здесь ощущаю. Пахло керосином и сырым деревом. Больше на полу ничего не стояло. На другой стене, на которую свет не падал, ничего не было. Кажется, я осмотрела всё. Однако перед тем как выйти, от неподдельного любопытства я решила посмотреть в медицинский чемоданчик. Положила его на бок, резким движением открыла застёжки и затаила дыхание, не решаясь открыть его до конца. — Ну, чего же ты стоишь? Открой его, — сзади вновь послышался голос. Я вновь зажмурилась и сильно сжала зубы, лишь бы не закричать. Хотелось пойти наперекор, но желание посмотреть внутрь было сильнее. Откинула крышку чемодана и увидела на дне лишь флакон с чем-то прозрачно-желтым и шприц, наполненный этой же неизвестной жидкостью. — Что это? — тихо спросила я себя. — Это? — подошёл он ко мне и встал рядом. Почему-то именно сейчас я почувствовала фонящую опасность от него. Такую, от которой по телу прошелся электрический разряд. — Это как раз для тебя, — он схватил шприц и со всей силы всадил его прямо мне в шею. Мой крик разорвал ночную тишину. Я резко поднимаю голову, чувствуя затекшую шею. Испуганно ощупываю её двумя руками, проверяя её целость и невредимость. Вроде, не болит. Оглядываюсь и понимаю, что это был сон. Наконец-то понимаю это окончательно… Рядом сидит Илья, который откинул голову назад на подушку и покойно посапывал. Мы оба заснули. Только судя по умиротворенному лицу парня можно с точностью сказать: ему снится что-то хорошее и не тревожащее сознание. Что не скажешь о моём сне. Неосознанно прокручивая в голове увиденное, моё сердце в испуге отбивает сбивчивый ритм, руки пробирает мелкой дрожью. Стараясь успокоиться, я встаю с места и иду к окну, нервно прижимая пальцы к губам. Гляжу на разгулявшуюся погоду за окном, которая теперь мечет крупные капли дождя в стекло и куда только придётся. «Тебе ведь до сих пор стыдно» Нет. »…ты ненавидишь и себя, и меня одновременно» Неправда! Сон, дурацкий сон… Как же трудно, когда вспоминаешь давно забытые неприятные события. Вдруг мои размышления прерывает оживший Илья, который спросонья бормочет что-то непонятное, а потом более внятно спрашивает: — Что? Опять страшные сны? — он потягивается, издавая соответствующие звуки, и ждёт от меня ответа. Но, поняв, что не дождётся, снова спрашивает. — Лера? Что случилось? — я отворачиваюсь от окна и бреду обратно на диван. Сажусь и сжимаю кисти рук между коленями, хотя бы так стараясь унять дрожь в них. Илья всецело приходит в себя от остатков сна и наклоняется ко мне. — Эй, Валерия Петровна, — с доброй насмешкой говорит он, видимо, надеясь, что и на моём лице заиграет улыбка. А я всё сижу и гляжу вниз. Одиноко по щеке скатывается маленькая слезинка, которую я быстро убираю как что-то постыдное. А то Илья подумает, что я только и умею как плакать и истерить. — Так и будем молчать? — Я просто не знаю, что и говорить, — произношу я. — Это было давно. — Ну, начни по порядку. — История не в лучшем свете меня окрасит. Но я постараюсь, — выдохнула и крепче сжала колени друг с другом. — Вообще-то я никогда не была примерным ребёнком и подростком. Мне всегда говорили, что характером я похожа на покойную родственницу, которая на редкость обладала вредным и скандальным поведением. Зато старшие брат и сестра отличались своей покорностью и спокойным характером, поэтому моё появление на свет стало для родителей испытанием на прочность. Всё начиналось постепенно. Я хотела всегда всё делать по-своему и не слушаться взрослых. Моя мама каждые две недели навещала кабинет директора с извинениями за мой очередной выпад. Как меня ещё не отчислили, я не знаю, — устало усмехаюсь. Как же я устала держать всё в себе. Ведь за всё время я не говорила ни с кем по душам, думая, что это стыдно и я смогу сама со всем справиться. — Ну и в шестом классе к нам перешёл Крестовский Андрей. Все говорили, что всё это время он жил с папой-алкоголиком, а тут вдруг появилась его пропавшая мама и забрала сына себе, отправив в солидную школу. Сначала он забрал всю мою славу «хулигана» себе, за что я была на него зла. Видимо, мне и правда нравилось повышенное внимание к моей персоне. И неважно каким образом я достигала этого внимания. Год между нами с Андреем была безмолвная война. То он выкидывал очередной фортель, то я, и так продолжалось до начала седьмого класса. Тогда мы с ним мало-помалу стали общаться, сидя на переменах или после урока наказанные. Зато отмывая школьные доски мыльным раствором, мы весело проводили время вместе. Теперь когда нас стало двое — это означало лишь одно: теперь вдвойне можно пакостничать в стенах школы. Мы стали командой, так сказать, и теперь у нас избралась новая тактика — стать невидимками. Пусть будет что-то происходить в школе, но мы всегда будем выходить сухими из воды. Никто не заподозрит, что это мы. И у нас получилось. Для хорошего алиби мы стали стараться прилежно учиться, и наша успеваемость поднялась до уровня хорошистов. Преподаватели разводили руками, глядя на нас, а в школе то и дело срабатывала сигнализация, на время выходила из строя техника, а в супе у кого-то плавал резиновый таракан, — нервничала я всё больше, изредка поглядывая на Илью. Он внимательно меня слушал, сложив руки на груди. — Некоторые учителя тихо сетовали, зная, что это мы, но доказательств особых не было. Один раз нам удалось даже добраться до директора, отправив ему анонимное письмо по электронной почте. В следующее утро он сразу же зашёл в наш класс и с бордовым от злости лицом пригласил к себе в кабинет. Там мы стали чистейшими ангелами, когда на нас обрушился весь гнев директорский. И в этот раз мы вышли из всей ситуации невиновными. Маме не нравилось, что я так тесно дружу с Андреем. Она говорила, что он подаёт мне плохой пример и что от такого отца, как у него, не следует ждать прелестного воспитания. Ирония. Ведь я тоже не золото? — Илья внимательно следил за мной, а я старалась избегать взгляда с ним, ведь подходила я всё ближе к той самой части. — Всё шло, как нам тогда казалось, своим чередом. Встретившись с Андреем после лета, я поняла, как скучала по нему. Он и сам не скрывал своих тёплых чувств ко мне, поэтому мы обоюдно признались в симпатии. И я даже перестала так сильно злиться на маму, которая ни разу не сказала доброго слова про Андрея. Однако ближе к середине девятого класса Андрей рассказал ужасную новость: у него умерла мама, и его вновь возвращают к пьющему папе. Что потом происходило с ним, сложно представить, — мой голос стал слегка дрожать, а затем я обхватила себя руками в попытке почувствовать хоть какую-то защиту… Убежать поздно вечером через окно — стало моим обыкновенным ритуалом. Я перестала чувствовать себя секретным агентом, как вначале таких тайных операций, потому что подустала от всего того, что стало твориться. Андрей теперь был агрессивным и злым, и я его понимала, но было трудно разговаривать с таким человеком и делать вид, что его обращение мне не претит. Пока сестры не было в комнате, я запихала под одеяло кучу подушек, спустилась по веревке из одеял и побежала в небольшой лесок к назначенному месту, что было неизменно. Около старого дуба, где были вырезаны наши имена и два дурацких смайлика уже стоял Андрей, прижавшись спиной к стволу дерева и смотря на ночное небо. Вообще-то уже в середине сентября было довольно прохладно для таких поздних встреч. — Мы могли обсудить всё в переписке, — вжавшись в куртку, сказала я и подошла ближе. — Это срочно, — сказал он, сильно закусывая губу. От нервов его губы часто были покусаны, что меня всегда напрягало. — Я кое-что придумал. — И что же? Написать нельзя было? — разозлилась я и нахмурила брови. Андрей направил луч света мне в лицо, из-за чего я резко зажмурилась и прикрыла ладонью глаза. — Нельзя. Чтобы не было следов. — Каких ещё следов? — сказала я и, подойдя ближе, выхватила фонарик из его рук. — О чем ты? — Хочу проучить Фасина, — жестко прозвучал он в темноте и вернул фонарик себе. — Как же? — устало спросила, опираясь о соседнее дерево. Хотелось лечь спать после трудного дня. — Я знаю, где он живёт, а ещё я знаю, что его родители уезжают на следующей неделе, а он остаётся дома. Один, — говорит он, присаживаясь на пожухлую листву на земле. — Ты и я прокрадёмся к нему в дом, ну, и немного напугаем, — как само разумеющееся проговаривает он. На моём лице явно появилось замешательство, а потом и страх. Я нахмурилась ещё сильнее, глядя сверху вниз на Андрея. — Что ты несёшь? — грубо спросила я и шагнула к его ногам. — Разобьём парочку вещей и заставим его малость понервничать. Да ты не волнуйся так, малышка, всё будет супер, — показывает мне большой палец и улыбается. Он говорит это на полном серьёзе, из-за этого я мотаю головой и отступаю назад. Парень с серьёзным видом поднимается на ноги и шагает ко мне. — Ты прости меня, Андрей, но ты, кажется, не в себе, — кручу пальцем у виска. — И вообще, я хочу спать, поэтому я пошла, — уже хочу пойти домой, но парень меня окликает. — Лер, погоди. Ты разве не понимаешь, что для меня это важно? Всё, что мы делали раньше, было забавно и так по-детски наивно, но сейчас, когда я хочу командной работы, ты берешь и уходишь? Не слишком ли грубо? — он хватает меня за руку и тянет на себя. — Ты хоть слышишь, о чём меня просишь? — повышаю я голос, но тут же сбавляю тон, вспоминая, что мы не так далеко ушли от жилых домов. — Ты просишь меня вломиться в чужой дом, разбить что-то, так ещё и напугать Фасина Игоря. Если нас поймают, мы угодим в колонию! — Ах, вот как ты заговорила? — возмущенно зашипел он, дёрнув меня снова на себя. Между нашими лицами оставались считанные сантиметры, из-за чего рассерженное лицо Андрея вызывало у меня ещё больший испуг. — Проснулась осознанность? Хотя, что это я удивляюсь? Не тебя же называют отбросом и сыном отброса. Ты у нас из благополучной семьи, — фыркает пренебрежительно, глядя мне в глаза. — Согласна. Фасин недоумок, но послушай себя! Ты говоришь полный абсурд, — у него явно сейчас затуманен разум от гнева. — Проспись лучше, а завтра поговорим. — Нет. Сразу говори: ты пойдешь со мной или нет? — Нет! — вырываю руку и, как только у меня получается, я падаю вниз в кучу листьев. — Круто! — жестко говорит он и злобно глядит на меня. Сейчас я чувствую себя как никогда плохо. Мне так надоел Андрей, который, кажется, медленно сходит с ума. — Только запомни: если ты не поможешь мне, можешь меня забыть. Я исчезну из твоей жизни моментально. Можешь забыть про наш план «побега» после выпуска из школы, про всё, что ты там себе намечтала в голове, — он уходит, оставляя меня одну на земле. Моё сердце испуганно колотиться, руки сжимают с силой опавшие листья, а глаза наполняются слезами обиды. — Я была дурой, раз повелась на чувства, — бормочу я, медленно закрывая глаза и выдыхая. — Этот ненормальный следил долгое время за домом, раз знал, что на ночь не закрывают окно на кухне. Я пришла вместе с этим человеком в чужой дом. Но так и не смогла ничего сделать. Андрей хотел, чтобы Игорь испугался по-настоящему. Он разлил банку алой краски, измазал стены и двери опечатками рук, переходил из комнаты в комнату, включал свет, трескал и чем-то звенел. Он хотел, чтобы Игорь заистерил от страха. Пока Андрей ходил по второму этажу, я стояла внизу и в нерешительности переминалась с ноги на ногу. Я ждала знака сверху: три громких хлопка. После этого я должна была перенять эстафету и начать делать то же самое, что и Андрей. Мне было тошно от себя в тот момент. Мысли о том, что убежав отсюда вместе, мы укрепим доверие между друг другом, испарялись. Мысли, что, помогая ему, я буду хоть одним человеком в его жизни, кому он будет доверять, исчезали в тот момент, стоя в чужом доме с маской на лице. Я дура, дура! — ополчилась на себя, растормошив заснувшие воспоминания. — Чем всё закончилось? — спросил после долгого молчания Илья. — Андрей, видимо, сильно вошёл во вкус, поэтому затянул со «знаком». А я испугалась. Мне стало очень страшно. Я выбежала из дома, вызвала полицию, а после рванула так, словно за мной гналась стая волков. Я выкинула в огромный мусорный бак маску, избавилась от перчаток и кроссовок, в которых была. Оказавшись дома, я моментально легла в кровать и заснула. А на следующее утро новость: Андрея держат в полиции. За него некому было вступиться, а Фасин сказал, что Андрей угрожал ему убийством. Не знаю, хотел ли он этим усугубить положение Андрея или это чистейшая правда, но в тот момент я чувствовала себя ужасно… — я замолчала. Постаралась отдышаться. — Ты чувствуешь на себе вину за то, что вызвала полицию? — Илья сел на пол напротив меня, чем сильно меня удивил. Его руки взяли мои руки, приятно согревая теплом, так как мои превратились в ледышки. Кажется, они даже перестали дрожать в тот момент, когда их сомкнули в тёплых объятиях. На его вопрос я кивнула. — Хочешь знать, что я думаю? — снова кивнула. — Ты поступила правильно. Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого, а этот парень переступил все границы дозволенного, — его голос звучал так спокойно, что он заставил меня постепенно прийти в себя. Внутри затих смерч тех старых воспоминаний. — Не вини себя за свой выбор, — заключил он под конец, глядя прямиком мне в глаза.