Найди меня

Момент тишины и зрительного контакта продлилась недолго. Селезнёв со вздохом поднялся на ноги и расцепил наши руки. — Я бы хотел вздремнуть, — он снова сел на диван, а я встала, чтобы парень смог улечься. — И тебе советую, — он стал ложиться, и я взяла одеяло, чтобы укрыть его. — Как это мило, — с улыбкой заметил он и состроил довольную мину, прикрывая глаза. — Я лишь хочу ответить вам тем же, — шмыгнула носом и постаралась тоже улыбнуться. — Лер, давай уже на «ты», — пробормотал он, проваливаясь в сон. Присела рядом с диваном и заглянула Илье в лицо. Оно постепенно расслаблялось, внушая каждому, кто посмотрит на него, чистое спокойствие. Вот и мне оно передалось. Я ощутила, как вся тревога покинула мой разум. — И я лишь делал только то, что должен был делать, — с этими словами он провалился в сон, так как дальше последовало тихое сопение, при каждом из которых его ресницы слегка подрагивали. — И я делаю лишь то, что должна, — тихо прошептала я, шагая спиной вперёд, продолжая глядеть на парня. — Надеюсь, ты это тоже поймёшь, — последнюю секунду посмотрела на него и скрылась, удаляясь в комнату. Я выложила всё, что было у меня под подушкой, предварительно закрыв за собой дверь. Мало ли что? Итак. Знак. Что он может значить? Я поднялась с листочком в руке и приблизилась к книжному шкафу. Здесь было столько всего, и я вновь, как в первый раз, провела рукой по разноцветным корешкам книг. Я искала глазами нужную книгу, надеясь, что она всё же здесь будет. В каждом доме должен быть какой-то справочник или путеводитель по городу… Так-так, посмотрим. Тонкие книжки были зажаты толстенными томами в углу шкафа, из-за этого, трудно было вытащить хоть одну из них. «Путеводитель 1990-го года» Посмотрим. Человека, разбирающегося в таких делах, стоит искать не абы где, а в музее или в архиве. Ближайший музей был совсем недалеко. Очень хорошо, иначе мои ноги не выдержали бы очередного долгого похода. Да и нужно держаться поближе к дому. Я тихо прошлась по коридору, заглянув напоследок в гостиную. Илья крепко спал, отвернувшись к стенке. Осторожно выйдя за входную дверь, я помчалась вниз по лестнице. Так рискованно я никогда не убегала. Если Илья обнаружит, что меня нет в комнате, мне и нашему мирному союзу придёт конец. Отряхнувшись от капель воды, я вошла внутрь. В музее пахло соответствующе. Этот запах старых вещей, пыли и историй, которую хранили здесь предметы, нельзя было ни с чем спутать. Остаток мелочи, которая осталась от проездного билета, я выложила из кармана и отдала кассирше в окошке. Приятная женщина дала мне маленький билетик и улыбнулась. Зайдя вовнутрь, я обнаружила роскошную люстру под потолком. Хрустальные капли переливались в лучах дневного света, раскидывая по полу разноцветных солнечных зайчиков. Оторвав зачарованный взгляд от хрусталя, я нашла глазами музееведа, стоявшего скромно в сторонке и разглядевшего экспонат, стоящий за стеклом. В музее было так мало народу, а я даже забыла взглянуть на тематику выставки. Тема была связана с Древним Востоком. Для начала неплохо было бы осмотреться и вникнуть в суть выставки. Здесь были и музыкальные инструменты, предметы быта, ювелирные украшения, столовые приборы, примеры одежды и головных уборов, носившие в те времена. Всё было интересно и увлекательно, и я оправдала потраченные деньги. Однако долго засиживаться я не могла, поэтому с заинтересованным лицом подошла к женщине, скучающей, видимо, не один час, и похвалила выставку, выказывая искреннее восхищение. Она мирно улыбнулась и закивала сонно головой. Кажется, её утомил рабочий день, который подходил уже к концу. — Не могу поверить, почему здесь так мало людей? — спросила я, а в голове уже продумывался вопрос. — В первые несколько недель здесь и яблоку негде было упасть. А теперь, спустя два месяца, выставка скоро закроется, — я оглядела всё и покачала понимающе головой. — Знаете, я хотела у вас кое-что спросить, но не по теме выставки, — заговорила я, доставая листочек из кармана. Женщина с любопытством посмотрела на мои действия и проследила, как я разворачиваю лист. — Вы лучше знаете, что это может значить. Я долго ломаю голову, что же может значить эта печать, — показываю ей рисунок, а она надевает очки, висящие на цепочке у неё на шее. Она пару секунд разглядывает рисунок, а я затаённо гляжу на неё, стараясь угадать по её лицу: знает ли она что-то об этом или нет? — Если честно, девушка, я мало что знаю в печатях, — проговаривает она медленно, вертя листок под разным углом, всматриваясь в каждую деталь. Без толку, ведь я рисовала приблизительно всё и наскоро. От её слов я хочу безнадёжно застонать. Не могу же я бегать по всем музеям, расспрашивая об этой почеркушке? Не в той я ситуации, у меня не так много времени, да и денег у меня нет на все эти попытки исследования… — Но у меня есть пара мыслей об этом, — в моих глазах вспыхивает новый огонёк надежды. — Это ведь вислая печать или прикладная? — спросила она меня, снимая очки. По моему недоумению на лице она поняла, что я вряд ли знаю классификацию печатей, а значит и значение этих слов. Она по-доброму посмотрела на меня и улыбнулась. — Да, простите. Я имела в виду, нанесена ли печать непосредственно на бумагу или она оттискивалась отдельно? — Прямо на бумагу. Она не восковая. Поставлена краской, — быстро проговорила я и с любопытством взглянула на женщину. Она благодушно улыбнулась и уверенно ответила. — Ну-с, она современная могу сказать точно. То есть, если бы она была сургучовая или восковая, то я не смогла ответить точно. А так, — она отдала мне обратно листок, а я взяла его и посмотрела внимательнее на знак. Я ведь даже не пыталась догадаться, что же может значить это дерево? Хотя и сейчас в голову приходило мало идей… Но поломай я её несколько часов, думаю, путное что-нибудь да вышло, — я больше ничего не могу сказать. — А этот знак? — надежда покидала меня медленно, как вода утекающая в мелкую брешь. Женщина вздохнула и озадачено подперла голову рукой. Задумалась. — Это может быть всё, что угодно. Родовой герб, символика или просто-напросто доказательство подлинности документа, на который она была оттиснута, — заключила она, и из другого конца коридора высунулась голова женщины, позвавшая мою собеседницу. На языке вертелось то, что никакой это не документ. По крайней мере, в моих глазах это выглядело как обычная страница, вырванная из книги, со странным содержанием. Какой-то стих, про Свет и Тьму… — Чем смогла, я помогла вам. Но я думаю, здесь стоит перелопатить целую историю печати и трактовок геральдических изображений. Понимаете, ведь один символ может иметь в себе две абсолютно разные интерпретации. Но, если вы вздумали разузнать об этой, возможно, фамильной ценности, то флаг вам в руки! Не представляете, насколько увлекательно заниматься собственным исследованием, — она так горела своим делом, а я лишь гасла с каждой секундой. Она ведь не понимала, что времени у меня не так мало. Но я искренне поблагодарила женщину, которая отправилась на очередной зов коллеги, оставив меня одну. Я стояла в музейном зале и не знала, что дальше делать. Природа приходила в себя после ливня, грустно свесив свои зеленеющие ветки вниз. Всё затихло. Ветер не смел шелохнуть хоть одну травинку, небо застыло в своём сером воплощении, угрюмо наблюдая за нами, людьми, гуляющими внизу. Я поглядела на него и вдохнула дождевую свежесть. Заметно похолодало, уже хотелось уйти домой и согреться, но сдвинуться с места в сторону дома я не могла. Я побрела медленно куда-то вдаль, шлепая по мокрому асфальту. Не ведая, куда иду, но подчиняясь внутреннему голосу, тому самому, что преследовал меня на протяжении всех этих дней, что я здесь. Меня преследовала определенная идея, скрытый смысл, познать который я смогла бы не сразу. Я смотрела вниз, запихнув руки в карманы, ёжась от холода. Мне вдруг стало так неуютно, что я даже поморщилась. Деревья недружелюбно зашумели наверху. Природа стала оживать от проливного дождя, а я осторожно посмотрела наверх. Листва застелило небо и обдала искрами прохладной воды с очередным порывом ветра. Я поспешила уйти и вдруг оказалась на том самом месте, где я постоянно чувствую себя неудобно… Место работы Бориса Селезнёва. Я насупила брови и уже намеревалась уйти отсюда, но в голове появилось столько противоречий, от чего я снова не смогла пошевелиться. Злилась на себя, что не могу контролировать этот сумбур, творившийся у меня в голове, как вдруг услышала шаги. Если меня сейчас начнёт прогонять Татьяна, я даже не удивлюсь. Оглянулась с опаской и даже выдохнула, увидев Марину. Ну надо же. Вот с кем с кем, а с Мариной мы стали видеться так часто, словно уже стали подругами. — Это вы, — сказали мы в унисон и улыбнулись друг другу. Напряжение постепенно стало отступать, однако в кармане сильно зажгло. Нащупав там листок, я сжала его в кулаке, понадеясь, что так неприятное чувство уйдёт. Мы молча прошлись по аллее, ступая подальше от этого вечно молчаливого здания. — Вы, — нерешительно начала я, продолжая сжимать в кулаке листок, — поговорили с Борисом? — слишком ли личный вопрос? Но ведь она сама решила посветить меня в эту историю. — Да, — она как-то погрустнела. — Но он сказал, что я вечно себе что-нибудь напридумаю, а потом волнуюсь. Может, он прав? — спросила она больше себя, чем меня, в то время как я явно ощущала жгучее сопротивление у себя в кулаке. Мне буквально раскрывал пальцы этот клочок бумаги, и я не шучу! «Покажи Марине этот знак», — этот голос выбивал меня из колеи, давая каждый раз возможность сомневаться в собственной адекватности, давал в то же время дельные советы, но постоянно, постоянно нервировал меня своей упёртостью и настойчивостью. Но в этот раз это совсем перебор! «Не было же ничего страшного, когда ты пошла в гости к Светлане? Вот и сейчас не бойся и действуй! Не упускай свой шанс!» — продолжал твердить он, пока Марина рядом рассказывала о том, как она устала сомневаться в верности Бориса. — Понимаете, ведь, ведь, — запнулась она, — я люблю его. И не могу потерять его, — она положила себе руки на живот и задумчиво посмотрела вперёд. — Понимаю, — старалась не выдавать нервозности, из-за того, что в моей голове с каждым шагом нарастал голос. Через пару секунд он стал так сильно голосить у меня в сознании, что я остановилась и зажмурилась. Ещё чуть-чуть и моя голова лопнет! «Ты хотела узнать про этот символ? Так покажи Марине этот знак!» — членораздельно повторил голос, и мой кулак пронзила ужасная боль, словно меня обожгли. Я ойкнула и раскрыла свой кулак, высвобождая листок из заточения. Он упал на землю, и я скорее принялась его поднимать. — Что это у вас? — спросила Марина, обращая свой взгляд к листику. — Да так, головоломка для моего разума, — стала отряхивать от песчинок листок, намереваясь его скорее спрятать с глаз долой. — Подождите, — брови молодой особы сошлись к носу, и она строго поглядела на рисунок. Как бы я не хотела, не смогла закрыть ладонь. Надеюсь, это не выйдет мне боком! — Откуда вы знаете, — строгость сменилась растерянностью. Марина испуганно сглотнула и потёрла руки друг о друга. — Откуда это у вас? — Я, я, — опешила я от её реакции, понимая, что данную печать она видит не в первый раз. «Говори только правду», — спокойно зазвучало в голове. Нравоучительный тон не позволил мне поступить иначе. Да и могу я солгать Марине? Нет. Ей я точно не смогу говорить неправду. Ненастоящего имени было достаточно. — Я нашла у себя дома страницу с печатью. Эта печать выглядела примерно так, — пробормотала я, задумчиво оглядывая вновь этот рисунок. Марина отвернулась и поморщилась. Её сильно расстроили либо я, либо какие-то воспоминания, связанные с этой печатью. — Вы знаете её значение? — Марина ничего не сказала, только отошла и стала стоять поодаль от меня. Это всё из-за тебя, всезнайка голос! Господи, я разговариваю сама с собой… «Терпения», — невозмутимо сказал он. Боюсь, моего терпения скоро не останется от слова совсем. — Мне этот знак очень хорошо знаком, — отозвалась через плечо женщина, а я открыла рот. Ошарашенно вытаращила глаза и постаралась сложить пазл у себя в голове. Ничего не вышло. — Погодите-ка, — подошла я к Марине и взглянула ей в лицо. — Правда? — Да, Ольга, — выдохнула она тяжело и посмотрела на меня. Кажется, мы застыли, глядя друг на друга. Ветер словно снова стих, стараясь не нарушить эту таинственную тишину. — Я так не люблю вспоминать это, — в глазах появились капельки слёз, а мне стало так неудобно. — Извините, я не хотела затрагивать какую-то личную тему, — сказала я, а женщина замотала отрицательно головой и грустно улыбнулась. — Нет, не извиняйтесь! Просто это так странно, что вам известно про печать… Но я хочу предостеречь вас, сказав, что эти листы… — она задумалась на несколько секунд и, решив что-то про себя, повернулась ко мне и уверенно сказала. — А впрочем, вы сами всё увидите! Идёмте! — вдруг на неё нахлынула волна бодрости. Она встрепенулась, вытерла слёзы и взяла меня под руку. Мы зашагали ближе к дороге. Я поняла, что мы куда-то сейчас поедем, но факт того, что сейчас в квартире спал Цербер и с его пробуждением рухнут все мои планы, не радовал меня от слова совсем! Я заволновалась, однако осознавая, что Марина сейчас может рассказать нечто интересное. Я мыкалась, обдумывая решения про себя. — А куда мы идём? — как-то робко спросила я, продолжая идти следом за Мариной. Её лицо теперь было решительным, и даже не сказать, что с секунду назад она плакала и дрожала в испуге. Что же это за печать и что с ней связано? — Ко мне домой. Вам нужно это увидеть перед тем, как я вам расскажу кое-что, — таинственность так и сквозила в её словах. — Не беспокойтесь, это недалеко, — знала бы она истинное лицо моего беспокойства! И это лицо её сына. — Ладно, — сказала я, а про себя решила: будь что будет! Узнает Илья о том, что я врала ему в лицо, пусть выскажется о том, что думает обо мне. Одно плохо: я не смогу дальше продолжать какую-либо деятельность. Уверена, он придумает что-нибудь такое. Наконец я оказалась в тепле и уюте, которого так не хватало на холодной мокрой улице. Квартира не искрилась роскошью, но в этой простоте что-то было. — Проходите. Может, чай? — второй за день вопрос, второй раз я в чужой квартире. — Нет, спасибо, — хотелось приступить сразу к делу. Уж очень было интересно, что же имела в виду Марина. Женщина кивнула и подошла к огромному книжному шкафу во всю стену. В бесчисленном количестве книг она нашла ту самую и вытащила потрепанную книжку, если её можно было так назвать. По правде говоря, это были пожелтевшие листки, сшитые между собой. Она отряхнула её привычным жестом и положила на письменный стол. Включила настольную лампу и посмотрела на меня. Я подошла и вместе с ней посмотрела на книгу. «Пророчество о борьбе Тьмы и Света» Лишь это было написано на титульном листе. Я с интересом оглядела эту рукопись, пока Марина хотела перевернуть первую страницу. Она в нерешительности посмотрела на меня и тяжело выдохнула. — В то, что я скажу, трудно будет поверить. Но, пожалуйста, не делайте преждевременных выводов, — она с надеждой посмотрела мне в глаза, а я кивнула. Как я уже признавалась самой себе, я уже готова поверить в любое сверхъестественное. Первая страница с шелестом перевернулась, открывая вид на потрепанную соседку. На ней красовалась красная печать, тот же подчерк. Несомненно, это была та самая рукопись откуда вырвали страницу в квартире, где временно обитала я с Ильёй. На странице были выведены слова: «Это видение пришло мне во сне. Я помню каждое слово из него, поэтому не могу упустить шанс записать это для подтверждения, что я стал тем, кто понесёт на себе миссию: рассказать моим почитателям, детям, детям моих детей, о том что случится. В скором будущем или нет, но я знаю, что это случится! Обязательно» О чём идёт речь? — Мне стоит рассказать предысторию, чтобы вы всё поняли, — начинает Марина, проводя пальцами по печати. Женщина задумчиво глядит, воспоминания скользят на её лице, отражаясь мимолётными эмоциями. — Мой отец был знахарем и волшебником. Самым настоящим целителем и обладателем необычных для людей способностей. К нему приходили люди, которые потеряли веру в своё излечение. С самых малых лет я помогала ему. Приносила нужные травы из ближайшего леска около нашего дома, помогала ему с пациентами, готовила отвары. Одним словом, я не по своей воле стала вникать в это. Погружённый каждый день в проблемы и болезни людей, он, сам того не замечая, стал заболевать, но продолжал лечить и помогать. Ему было всё равно на себя, он хотел приносить людям пользу, а о собственном здоровье, которое ухудшалось с каждым разом, он не хотел заботиться. В последний год его жизни, когда мне было двенадцать лет, он окончательно слёг, но не переставал исцелять людей. В один из зимних дней ему приснился сон. Сон был длинным, так как папа проспал весь день. Вечером он позвал меня и наказал взять ручку и листы бумаги. Он что-то бессвязно мне объяснил про какое-то видение, дерево Жизни и будущую судьбу нашей семьи. Я так и не поняла, что он имел в виду, но тогда это не имело значения. Я думала, он бредит, ведь ему сделалось совсем худо. Он быстро стал пересказывать свой сон, останавливаясь лишь убедиться, успела я записать слово в слово или нет, — Марина перевернула страницу, где был короткий стих. Начало видения. — Он говорил мне о Мужчине, который будет наделён сверхсилой и полномочиями. Какими, он не уточнил. Сказал лишь то, что он станет членом нашей семьи и выберет дальнейший путь, а точнее сказать исход. Он этого пути зависит продолжение нашего рода или его конец. Тьма или Свет. Что приведёт к какому концу — он не сказал. Сказал, что за выбор его не ручается, но предостерёг, что он будет очень ответственным и необратимым. — Вот как, — всё так неожиданно, что я с задумчивым лицом присела на край зелёного дивана в углу. — Думаете, я всё сочинила? — с грустью заметила Марина, а я отрицательно мотнула головой. — Нет. Я вам верю. Но почему вы хотите меня предостеречь? — недоумевала я. На улице рдеет небо. Солнце садится, и мне скоро пора будет уходить, но сейчас я так напряжена, что не могу сдвинуться с места. — Сейчас я постараюсь вам всё объяснить. Понимаете, мой будущий муж одержим идеей этого пророчества. Он считает, что это важно, что нельзя забывать о таком. Он часто берёт рукопись, читает до дыр, перечитывает, а потом до ночи размышляет в одиночестве над прочитанным. Боюсь, он рассказал это ещё кому-то, — говорит Марина, а я задаюсь вопросом: неужели Борис готов посвятить в тайну семьи ещё кого-то? Не боится ли он огласки, косых взглядов и недопонимания в своём окружении? Может ли он рассчитывать даже на тех, кому очень сильно доверяет? — Он считает, что он и есть человек из пророчества, — шепчет Марина, а я поднимаю на женщину глаза. Она слегка испугана, и я тоже. Всем нутром я чую, что здесь что-то не так. Не может быть всё так просто. Или может? Может Борис действительно тот самый. Характеристика сходится, но что-то пока не верится до конца. — Моё предостережение - так это то, что никто, кроме нас с Борисом, не должен знать об этом. Это просто незачем. Для людей его круга это будет непонятно и странно. Но раз у вас дома оказалась эта печать, значит он уже кому-то проболтался о нашей тайне, — она не права. Никто ни о чём не знает. Борис вырвал страницу из рукописи и спрятал в другой квартире. — Понимаете, видение пришло к отцу большой поэмой, разделённой на две части. Про выбор Света или Тьмы. Тьма была второй частью, неразрывно связанной с первой. Это как борьба, понимаете? Свет пытается победить Тьму, но здесь бразды правления берёт Тьма, и играет свою роль. И я боюсь, — сказала она, присаживаясь на стул. Было видно, как она нервничает. Нервничает за Бориса и за что-то ещё… Она держалась руками за живот. И почему я не придавала этому значения? Первая встреча — ей было плохо, вторая встреча — она рассказывает о важной новости, которую она хочет рассказать Борису, и теперь сегодня. Это не может быть случайностью, и как не мне знать, как ведёт себя беременная женщина. Она переживает за ребёнка, — как бы Борис не навлёк на себя беду. — Вы сомневаетесь, что это он? — спрашиваю тихо я. Ведь если Марина сейчас скажет «да», то наши мнения совпадут. — Я уверена, что это не он. Я это знаю точно. Но когда я прячу от него книгу, стараюсь его как-то отвлечь, он приходит в дикую ярость. Кричит и говорит, чтобы я не мешала ему думать и размышлять. Говорит, что я ничего не понимаю, — бормочет она, рассматривая рукопись на столе. — И он так сильно привязан к этой книге, к этой теме пророчества, что я каждый раз пугаюсь. Я не могу прямо ему сказать, что ему не надо с этим связываться, ведь тогда он рассердится на меня и обидится. Я пытаюсь переварить все слова, сказанные Мариной, но это так трудно. Это даже труднее прекратить внутренний голос, пытающийся помочь. Это так трудно, ведь сегодня я узнала столько информации, что мне хочется скорее все расставить по полочкам. Одно я знаю точно, часть рукописи хранится у нас дома. Марина права, говоря, что Борис одержим идеей пророчества. Однако, это единственная опасность для Бориса? Может быть и нет… — Можно я почитаю? — встаю я с дивана и подхожу к столу. Свет ярко вырывает красную печать в краю листа. Точно! Печать! Я совсем забыла спросить о её значении… — Конечно, — странно, что Марина не боится посвещать меня в тайны семьи, даже если мизерный кусочек её мне известен. «Она доверчива, помнишь? Она рассказала тебе про нелёгкие взаимоотношения с Борисом, а теперь говорит про пророчество. Её доверчивость играет не ей на руку» Но мне она может доверять… — А что это за печать? Я ломала голову, думая о её значении, — аккуратно переворачиваю страницу и вновь наталкиваюсь глазами на эту красную пометку. — Печать? Ах, да. Знак и надпись, которые привиделись моему отцу во сне. Он был озадачен фразой, написанной внизу. Видите? — указывает она на латынь. — Ведь он не знал ни перевода, ни этого языка. Он был настолько взволнован данным видением, что сделал на заказ матрицу. Он мне вторил, что это какое-то древо жизни, но я ничего не понимала тогда: я была ребёнком. Да и сейчас мне некогда об этом задумываться. Признаюсь, во мне и сейчас не пробуждается интерес. Я лишь волнуюсь за Бориса. Мне не нравится его фанатичная привязанность, — она устало провела рукой по лицу. Такой знакомый жест. Я решила не докучать больше женщине, прочитать пару стихов и уйти. Радовало то, что теперь я разобралась с некоторыми деталями этой истории. Вчитываясь в строки, я пыталась запомнить и одновременно уловить их смысл. Запоминай, Лера, запоминай! Уходила я из дома Марины с каким-то тяжелым грузом на сердце. Не знаю почему, но меня тревожили мысли о Борисе и его «фанатичной привязанности», как выразилась молодая женщина. Будь я и правда журналисткой, то добрая и доверчивая натура Марины явно пострадала, а вместе с ней и репутация Бориса Селезнёва. А, может, я внушаю людям доверчивость? Но на одного человека мои «чары» явно не действуют. Подходя ближе к подъезду, я больше думала не об отговорках, которые сейчас предоставлю Илье, а о видении. Если задуматься, что Борис не тот человек из пророчества, то кто же? Кто? Солнечный багровый диск катился вниз, заливая всё алым прощальным светом. Я храбро вздохнула и зашла внутрь. Открыв квартиру, я на цыпочках пробралась в квартиру, тихонько прикрывая за собой дверь. Как назло под ногой что-то скрипнуло, и я зажмурилась так сильно, словно сейчас со стороны мне прилетит удар под дых. Вроде, пронесло. Шаг, шаг и ещё шаг, и я заворачиваю в комнату, вздыхая с облегчением. Но не тут-то было. Я врезаюсь во что-то жёсткое головой, из-за чего издаю характерный звук. — Ай! — зашипела я, и отошла на шаг, потирая лоб рукой. — Ай? — раздаётся сердитый голос Ильи. Ну и чего он так злится? Я ведь ничего плохо не сделала… Почти. — Сама расскажешь или мне всё же допытываться, где ты была так долго? — опускаю руку и хмуро смотрю на Илью. «Допытываться»? Он что, думает, что я всегда обязана слушаться его? Мне уже не пять лет, чтобы мною командовать. — Я гуляла, — бросила небрежно и захотела обойти парня, но он перегородил мне грудью путь. — Можно я пройду? — змееподобно прошипела я. — Думаешь, я дурак? — посмотрела ему в глаза, и на моём лице заиграла дурацкая улыбка. Я правда не хотела, само как-то вырвалось. Илья нахмурился сильнее. — Я этого не говорила, — тон сменился на беззаботный, я присела на кровать, сцепив руки на коленях, и глянула на Илью невинными глазами. — Не надо на меня так смотреть, — выдохнул парень и ожидающе посмотрел на меня. Ждёт ответа на свой вопрос. — Ну так? — Я гуляла, я ведь сказала, — вру, чувствуя, как загорается кончик носа. Уши тоже начинают рдеть, но за распущенными волосами не видно проявлений лжи. Почему это со мной происходит? Раньше я врала Илье, к большому стыду, без зазрения совести. — Гуляла? И где же ты гуляла? — неожиданное спокойствие проскальзывает в голосе и играет особую зловещую роль. Так я напрягаюсь и неотрывно смотрю на парня, который шагает в сторону, заложив руки за спину. — Лучше так и скажите, — осеклась. Мы же теперь на «ты», но как же непривычно это осознавать, — в смысле, скажи, что я должна сидеть в четырёх стенах и смотреть в потолок. Давай, скажи это. — Я говорил тебе, что тебе опасно выходить одной на улицу, — говорит он, в голосе проскакивают нотки нервозности. Спокойно, Илья. Я тебе сейчас всё объясню. — Опасно? А сидеть в квартире, где некая нечисть может с лёгкостью меня убить, это безопасно, так? — рассуждаю я и облокачиваюсь на кровать. За день я так утомилась, что у меня ломит всё тело. — А на улице у меня шансы отправиться в Рай такие же равные, как и здесь, — моим уравновешенным рассуждением я вывожу Илью из себя. Но он ничего не говорит, только злобно пыхтит, как паровоз. — Сбавь значимость по поводу моей персоны, и уверяю, ты поймёшь, что такой контроль ни к чему, — хотя трудно назвать поведение Ильи тотальным контролем. Если у меня есть лазейка, то значит не всё так строго. — А если я не могу не беспокоиться за тебя? — озадаченно гляжу на парня, а он глядит в ответ. Не отводит взгляд, а упрямо сверлит своими глазами меня, словно пытается залезть мне в душу. — Ты же мне дорога, я не могу позволить, чтобы с тобой случилась беда. — Дорога? — эхом повторяю я, но Илья доходчиво объясняет мне, подходя ближе. — Без тебя я бы не оказался здесь, а значит и не смогу вернуться обратно, — а что я ожидал ещё услышать? Для него я играю не такую важную роль, которая лежит на мне на самом деле. — Просто пойми, что я могу за себя постоять. Вот и всё, — говорю я и смотрю в окошко. Последний луч красного света проникает за занавески. Скоро наступит ночь.