POV Илья.
Я зашагал по раскаленному до кипятка асфальту. Воздух был пропитан липами и травами. Хлопковая ткань рубашки быстро нагрелась, что появилось очевидное желание расстегнуть верхние пуговицы. Вдали на небосводе виднелось черное пятнышко туч. Оно было таким далёким и маленьким, что надежды на возможный дождь были нереальными. Встреча была назначена в пять часов вечера у фонтана. Там собиралось много народу, была оживленная улица с вечными голосами, шумом моторов и течением жизни. На горизонте из знакомых людей никого не было. Были снующие дяденьки и тётеньки, смех, серьёзный тон, бас автомобильных грудков, свисток регулировщика на перекрёстке. По площади около фонтана ходили и те, кто был не прочь поживиться за чужой счёт. Женщина переодетая в гадалку ходила и предлагала свои магические услуги. К большому несчастья эта провидица подошла ко мне и заискивающе посмотрела в глаза. Сделал вид, что смотрю заинтересовано вдаль и не вижу её открытого любопытства. На вид псевдогадалке было не больше сорока лет, светлые волосы, косынка на голове и длинное цветастое в пол платье. — Вижу, ждёт тебя, — она прикрыла глаза и стала усиленно придумывать, чем же меня завлечь. Как жаль, что ей ничего не удастся. Ведь такие «пророчества» своими очевидными фактами, подходящими большинству людей, были неприметны и глупы. Если, конечно, человек, получивший предсказание, не наивен до чёртиков. На помощь мне явился Иларион, выходящий из своей машины. Он приветливо помахал мне рукой, идя ко мне. Мысленно я вздохнул с облегчением, ведь мучиться с этой женщиной мне придётся недолго. В этой толпе макушка Смольного скрылась, и я как ни старался, не мог его найти. Двинулся на поиски, но навязчивая женщина увязалась следом. — Девушка! Точно! Это молодая особа с тёмными волосами, — она закусила губу, поспевая за мной, и смотрела, попала ли она в яблочко или нет? Но моё лицо было, как обычно, хмурым, поэтому гадалка стала усиленно думать, чем бы меня, такого твердолобого, прошибить. Я увидел подъехавшую машину отца. Он тоже вышел из машины, но далеко не уходил, оставшись у чуть приоткрытой двери. Солнце пригревало мне голову, и я почувствовал лёгкое головокружение. Сладкий аромат лип смешался с фонтанной водой и городской пылью. Поспешил навстречу к затерявшемуся Илариону. Всё ещё с никак не мог разглядеть его в потоке людей. — С длинными, густыми волосами! Да! А ещё я вижу черную ткань и сумрак. Всё чёрное, — продолжала женщина, но я уже её не слушал и даже не слышал. Она отошла куда-то на второй план. И нет, чтобы отстать от меня, провидица хотела, видимо, доказать мне, что не лыком шита и есть у неё дар, соглашусь я с этим или нет. — Поберегись! — я стал значительно отрываться от неё, а она не хотела покидать свою золотую жилу, поэтому осталась стоять и кричать мне вслед. — Тебя ждёт страшная опасность! — последнее, что донеслось от неё. Я, обернувшись, уже не увидел её. Отогнав от себя эту чепуху, я резко наткнулся на Илариона. Он, как и всегда, улыбнулся, похлопал по спине так, что кряхтение из груди у меня вырвалось непроизвольно. — Илюша, рад тебя видеть. Всё-таки есть у Бориса эта черта — прозорливость! Ведь видит же достойного человека, которому можно доверять, — он мне подмигнул и подтолкнул к своей машине. — Илья, как я рад! — любезностей ему не занимать. Отец улыбался очень доброжелательно. От той холодности, что у него, что у Илариона не осталось и следа. — Прошу простить, я заеду перед этим по своим делам, поэтому вы поедете с нашим добрым другом, Иларионом Валентиновичем, — он нагнулся к открытому окну, и я похолодел. Резко и неожиданно. На водительском сидении сидел Фёдор. О черт! Черт! Я побежал скорее к машине Илариона, надеясь, что водитель меня не заметит. Сев на пассажирское сидение, я опасливо, как ребёнок, выглянул из-за кресла и заметил, как водитель смотрит на машину Илариона. Он был спокоен, но всматривался в салон очень внимательно, продолжая разговаривать с отцом через окно. А через минуту они скрылись за потоком машин. Я тяжело сглотнул. Нервозность, стягивающая горло невидимой верёвкой, стала усиливаться. Я закашлялся. Иларион сел за руль и, весело обернувшись, спросил: — Нервничаешь, Илюша? Не бойся! Всё будет хорошо, — после этих слов я вспомнил, как за этой фразой очень часто не следует ничего хорошего. Обычно так пытаются успокоить, не рассчитывая на хороший результат. Мне вспомнилось, как в детстве такой же улыбчивый врач, как Иларион, приближается со шприцом и мирно чирикает, что всё будет хорошо. Нет, не будет. Будет больно. Пробка образовалась в центре города, прямо перед зданием городского суда. Типичная авария для этого участка. Как назло, здесь всегда ломался светофор, а регулировщика почему-то сюда не могли поставить. Одним словом, Фёдор сидя на сидении пыхтел от злости на жару, пробку и всё, что только вздумается. Его также не покидало странное чувство, будто сейчас его шеф разговаривал не с кем иным, как с журналюгой из гадкой газеты. Хоть он и знал, что Ольга написала о Борисе мемуары вперемешку с дифирамбами, то сейчас её навязчивость ему не нравилась. Да и Татьяна стала казаться не такой склочной тёткой, не подпускающей журналистку. Она всё же никогда не хотела плохого Борису, ни-ко-гда! И если на его шефа пытаются нарыть компромат, он не допустит этого. Мама воспитала в нём угодливость, приговаривая: «Сынок, никогда не кусай руку, кормящую тебя!» Сынок отчётливо запомнило эту фразу и всегда себе её повторял. — Борис Валерьевич, это, конечно, не моё дело, — начал жалобно блеять Фёдор, стуча пальцами по рулю. — Ну так если не твоё, к чему все разговоры? — мужчина был весь день взвинчен до предела. Всё повторял Фёдору не забыть заехать к столярному мастеру, потом на старую квартиру, и на тебе! Опять к этому столяру ехать! По пробкам, по жаре. — Это вас касается… И вашей жены. И журналистов, что пытаются у вас интервью выпросить, — в той же раболепной манере ответил Фёдор. Борис оторвал взгляд от пейзажа под дрожащим горячим воздухом и взглянул на личного водителя с нахмуренными бровями. — О чём речь? И при чём здесь моя жена? — голос его сделался строгим, но в то же время в них была нотка любопытства. — Ну так эта вот заноза-то, Ольга… Зотова, кажется, — почесал затылок Фёдор и скривил лицо, вспоминая. — Она ведь всё просила вашего разрешения на интервью. — Да. Знаю. Нехорошее у меня предчувствие было по этому поводу. Очень много стали злые языки болтать, и газета паршивая написала обо мне. А у газетчиков имеется дурная манера: они сегодня тебя возносят до небес, а завтра ругают на чём свет стоит. Всё зависит от того, как ты себя преподносишь и что говоришь. Так, а в чём дело? — Борис не причислял себя к числу мнительных, однако после первого интервью стал опасаться. — Так она не добившись согласия вашего стала к Марине Егоровне подлизываться. — Как это? — возмутился Борис, заелозив на кресле от нервного напряжения. — А вот так. Всё ходила, ходила, выпрашивала что-то у неё. А вы ведь знаете Марину Егоровну, — Фёдор попытался подобрать правильные слова. На ум ему шли только хорошие и доброжелательные фразы. — Она такая наивная, что с ней постоянно болтала, — брякнул Фёдор и нервно засмеялся. — Что-о? — протянул было Борис и покраснел ещё больше. Фёдор даже испугался, как бы его удар не хватил на таком солнце. — И думаю, рассказала она много чего. Они даже куда-то уходили. Далёко ли — не знаю, — Фёдор простецки пожал плечами и замолчал. — Так, так… Чего ты молчишь? Ты сказал, журналистов? Их было что, много? — тут у Бориса закружилась голова. Он понял, что его сердобольная, простая, как три копейки, жена, выросшая в деревне, не знала ни обмана всю свою жизнь, ни зла, поэтому обязательно наболтала лишнего. Обвили его Марину вокруг пальца, а она и не заметила. Вот дура! — Сегодня они меня так резко застали, что я, будьте уверены, сильно испугался, — сам Фёдор вспомнил, что и сам горазд. Готов был отвечать на любые вопросы, а как только к стенке прижали сразу сдулся. — Там была эта Оля и её помощник Илья. И вы не поверите, но этот Илья, кажется, с вами несколько минут назад разговаривал. — Что-о? — взвыл несчастный Борис и сполз по сидению. Ему сделалось так плохо, что он готов был выйти из машины и прыгнуть в реку. В холодную реку, остудившую бы его. Мужчина схватился за голову. — Но мне так кажется! Уверяю, я могу и ошибаться! — стал утешать его Фёдор, но Борис его уже не слушал. Он был занят мыслями. Быстро-быстро проматывал исходы событий. Что делать? Глаза его так и блуждали. Борис не долго страдал. Он понял, что злого умысла против него не свершиться. Вспомнил слова, что ему говорили: «Последовательность-путь к удаче. Сначала в ночь умрёт она в атласном платье. А следом двое: он, она Закончи дело раз и навсегда» От этой мысли ему резко полегчало внутри. Мерзкий предатель, ехавший на посвящение, будет наказан. Воспоминания пролетели перед глазами у Бориса. Врун! Гад! Но как хорош! Его было не раскусить. Но теперь ясны его вечные вопросы, вечное любопытство! Мимолётный страх охватил Бориса. А что, если Илья набросал достаточно материала про него и всех остальных, и в любой момент Ольга могла всё опубликовать, заподозрив неладное? Не на того напали! Он будет на несколько шагов впереди. А эту дрянь он найдёт в два счёта и расправиться не без помощи… А в прочем, у него есть время подумать. — Федя, останови машину у таксофонов, пожалуйста, — бодрым голосом оповестил водителя Борис. Мужчина кивнул и исполнил просьбу, как только автоматы показались на горизонте. — Жди тут, а я пока сделаю звонок Тарасову. Спрошу про его друга Грачёва, — с ехидной улыбкой Борис покидал салон автомобиля. Сегодня его ждёт интересная ночь. Машина тронулась с места, как только все уселись. Я попытался не подавать виду, что мне страшно, потирая ладони друг о друга. Черная точка, сверлившая яркое небо, расползалась с каждым часом, и вот уже маленькая капелька стала устрашающей тучей с устрашающим рокотом. Дорога прошла почти в тишине, играло лишь одинокое радио в салоне авто, сумерки надвигались на город. Из приоткрытого окна доносились запахи цветов, духоты, деревенской благодати и того самого запаха, что бывает перед грозой. Крапивино было немноголюдной деревушкой, и в ней была та прелесть спокойствия и умиротворения… Однако тёмные дела стали твориться в её окрестностях. От таких мыслей становилось жутковато на душе. — Приехали, — заглушил мотор Иларион и вышел на улицу. Все вышли, а я остался сидеть на месте. Только сейчас я услышал своё сбивчивое шумное дыхание. Я приказал себе быть сильнее своих страхов, поэтому вышел и захлопнул дверь. Из багажника выпала сумка, которую подхватил Иларион и пригласительным жестом показал на ворота, через которые я сегодня уже сигал вниз. — Интересное место, — пробормотал я, скрывая нервозность. Навесной замок с щелчком открылся и рухнул на землю. Буров суетливо поднял его и сунул в карман. Я старался не смотреть ему в глаза, так как между нами до сих пор была какая-то неловкость. — Проходи, — любезно пропустил меня первым Иларион, и я заметил, как он смотрит на примятую траву. Туда, где упала Лера. Сощурив глаза, он отстранённо пожал плечами и зашагал за мной, посвистывая. Гектар расстилался дальше, покрывая густым ковром травы это кусок земли. — Эх! Кажется, будет ливень. Надеюсь, Борис приедет до его начала, — строгость вернулась в обличье мужчины. Он расстегнул сумку и вытянул какие-то длинные черные, атласные, тяжелые ткани. Ткань была такой блестящей, что казалось струиться в сумку. Мантии. Надев одежду поверх повседневной, Иларион больше не был похож на добросердечного мужчину, азартного игрока и выпивоху. Он был похож на героя фильма. Таинственного человека в черном. Молния полоснула по небу белой краской, грохот грома разразил тишину. Поднялся ветер, листья на верхушках страшно затряслись, пыль с дороги полетела вперёд. Поднимался ураган, и как всегда было странно вспоминать жаркое начало дня. Воздушная конвекция — возникновение тепловых потоков, при которых холодный воздух вытесняет тёплый. Это и есть предпосылки грозы. Я готов был вспоминать всё, что угодно, но мысли о реальности, о настоящем пугали меня так сильно, что я сжал руки, чтобы их дрожь была незаметна другим. Но проницательный Буров с усмешкой смотрел на меня. Я нахмурился, защищаясь таким образом, но мои потуги никак на него не подействовали. На своей территории он чувствовал себя однозначно уверенней. Иларион тем временем разводил костёр, который было значительно трудно разжечь. Огонёк гас на сильном ветру, тяжелые одежды колыхались под напором разгневанной природы. Послышался звук колёс по гравию, приблизилась машина, на водительском сидении которой сидел отец. Он заглушил двигатель и сразу двинулся к нам. — Всем добрый день, — спешно заговорил он. На щеках у отца было два горящих пятна. Он всё время смотрел на меня, и в глазах его было что-то зловещее, что-то мрачное и безумное. Я отступил, почувствовав неладное. Слова цыганки и Леры смешались в моих мыслях воедино, и получилось громкое четкое: БЕГИ СЕЙЧАС ЖЕ! Я рванул с места, а сзади голос ядовито прошипел: — Держите его немедленно. Я не успел. Был не слишком быстр и ловок. Черт, я просчитался! Лера была права! Она всегда была права, и если бы я не был таким упёртым, то всё было бы нормально. А сейчас было поздно. Было слишком поздно. Меня схватили мёртвой хваткой, и я понял, что я пропал. Буров навалился на меня всей силой, что имел в своём хилом теле, а я, почувствовав дикую опасность, стал вырываться и бороться. Не стыдясь, я стал материться, вырываясь из хватки. Алексей поспешил к Бурову на подмогу, и они оба теперь держали меня и волокли, как мешок, по земле. Спиной и ногами я чувствовал каждую кочку, от чего моя ненависть взращивалась с каждой секундой. — Отпустите меня! — закричал было я во всё горло, но Иларион принялся меня успокаивать. — Успокойся. Посвящение не страшное, как тебе кажется, — но здесь дело пахло жареным, и я вновь хотел запротестовать. — Посвящения не будет! Он наглый лжец, — рявкнул отец. Его глаза налились кровью, руки сжались в такие тугие кулаки, что побелели. Неожиданно мне на лицо упало пару капель, из-за чего я дернулся. Сейчас любая мелочь вызывала во мне чувство острой опасности. Я взглянул наверх и поверх голов, которые враждебно глядели на меня, увидел грозовую тучу фиолетового цвета. — Но, — брякнул Иларион, и все подняли на отца голову, а Он смотрел только на меня. Кажется, в этот момент он уже хотел меня убить и закончить дело. — Молчать, — огрызнулся отец. — Ты врал с самого первого дня. Я звонил Тарасову, и он сказал, что и знать не знает никакого Илью Грачёва! — он нервно расхохотался, складываясь пополам. Я украдкой шарил быстро глазами по земле в поисках чего-то. От разбитых окон здесь валялись осколки стекла, они были близко, даже очень, но было рано что-либо предпринимать. Хватка на плечах была всё такой же крепкой. — Этот гад, — ткнул в меня пальцем, — хотел меня провести. Притворялся, будто он наш, но ты, — задержал дыхание, — ошибся с выбором жертвы для своей грязной статейки. Отец вытер слёзы, образовавшиеся в уголках глаз от сильного истерического смеха. Все с изумлением смотрели на меня. Ветер усилился ещё. Ветви гнулись, стволы деревьев трещали, злобно огрызаясь, то ли на мою вскрытую ложь, то ли на гнев отца. Я дышал полной грудью. Всё пропало. Песок, гонимый ветром, попадал в лицо, мешая нормально смотреть, поэтому я жмурился, наклоняя голову к земле. — Ты внедрился в наш круг по нашей воле и выйдешь из него также. А единственный выход – только смерть, — я сделал глубокий вдох и снова задёргался. Руки свело, голова гудела, тело было скованно страхом. — И ты даже не представляешь, насколько боль других доставляет мне удовольствие, — он двумя шагами проделал путь, разделяющий нас, и склонился, чтобы схватить меня за грудки. Руки оппонентов продолжали держать меня, но явно ослабив хватку для дальнейших разборок. — Думал, что ты сможешь меня обмануть?! Так ведь ты думал? — крикнул он мне в лицо и с размаху отвесил добротную оплеуху. Я не кричал, хоть было и больно, и даже страшно от того, что могло произойти дальше, но я скрепил зубы крепко-крепко и просто буравил глазами отца. — Побереги силы, — сказал отцу Буров. — Он нам ещё нужен живой, — мерзким голосом сказал он, от чего я гневно покосился на него. Этот мерзкий тип только и ждал, чтобы поиздеваться надо мной. Эти сектанты отбитые на всю голову, и, кажется, выбраться отсюда живым будет трудно. — Да, ты прав, — этот человек, которого я продолжаю называть папой, отошёл от меня и на посошок влепил ещё раз по лицу, не рассчитав силы, а, может, и намерено сильно. Звон разлился у меня в ушах, голова безвольно запрокинулась назад. Я увидел молнию золотисто-белого цвета. Сине-фиолетовые грозовые кудри сгущались прямо над нами. Дождь усилился и залил мне всё лицо. Капли разбивались о кожу с силой, словно шёл не дождь, а град. Сквозь звон я услышал шум дождя и всё то же завывание ветра. Приказной тон скомандовал что-то. Меня подхватили покрепче под руки и опять начали волочь по земле. Голова пару раз стукнулась об кочки. Я позволил себе секундную слабость, а теперь я должен бороться. Приоткрыв глаза, я понял, что отволокли меня всего на метр от первоначального места. Под рукой я нащупал осколок. Среднего размера, но отлично помещающегося в руку. — Без костра ничего не выйдет! — крикнул голос Алексея. — И такой ливень! — Черт возьми! — сокрушительно забормотал отец, явно нервничая. — Я прикончу его сейчас, — я приподнял голову и понял, что вся шайка скрылась и где-то за бетонной разрухой переговаривалась. Вода лилась как из ведра, и ветки накиданные для костра всё больше и больше пропитывались влагой. Приподнявшись на локтях, я наплевал на головокружение и встал на дрожащие ноги. Я справлюсь. Я построил у себя в голове план: спрятаться на этом огромном участке и там устроить засаду. Хоть у меня имеется обычный осколок, но адреналин творит необыкновенные чудеса с людьми. Я ринулся вперёд, но сзади меня послышались шаги. Опасливо обернулся и кинулся бежать. В толще проливного дождя я увидел лицо отца: белое и яростное. Я не видел, куда бегу, но я всё равно не терял надежды на своё чудесное спасение. Всё вокруг было белым. Струи дождя обесцветили все краски вокруг. — Ты всё равно не спасешься! — шлепнулось мне в спину и покатилось под ноги. Как назло, попалась ямка, и я, оступившись, полетел вперёд. Впереди плёлся склон, а мокрая земля была его подельником в дальнейшей пакости. Я полетел вперёд, и трава с небом завертелись у меня перед глазами, как раскрученное колесо. Как только скорость спала, я сразу вскочил на ноги. Оглядел всё безумными глазами, держа осколок перед собой наготове. Ни зги не было видно, но я продолжал вглядываться в пелену дождя. И всё же неяркий силуэт нарисовался левее от меня. Сделав козырёк над глазами, я щурился и вглядывался в эти человеческие очертания. Но силуэт стоял, не двигаясь, и я даже подумал, что уже моё сознание начинает меня зло разыгрывать, как вдруг послышался звук взвода курка. Человек стал явнее вырисовываться передо мной, хоть дождь хлестал в глаза неумолимо. — Покончим с этим раз и навсегда. Мне плевать, как ты умрешь: став жертвой или просто сгинешь с лица земли. Я просто хочу, чтобы ты больше не крутился у меня под ногами. — Вы ошибаетесь. Я ничего дурного не желал вам никогда, — мой голос звучал странно, и, возможно, у того были причины. Головокружение и внешний шум играли своё дело. — Это всё ваша мнительность! — Хватит врать. — Я не вру. Вы и правда были для меня неким кумиром, — осколок дрожал в руке, пока я быстро стирал другой ладонью струи воды с лица, — пока я не узнал о том, что вы убили невинную женщину ради своих амбиций! Вы настоящий подонок после этого, а не кумир. Но вы не переживайте. У вас есть последователи, которые продолжают вас боготворить. Как жаль, что они разочаруются, узнав, что предсказание не сбудется! — я улыбнулся, по-настоящему восхищаясь сказанному. Какой смелости это стоило. — Ты ничего не знаешь, — разъярился он, тряся пистолетом в мою сторону. Даже вид огнестрельного оружия сейчас меня не пугал: адреналина было настолько много в крови. — И я буду иметь всё, что пожелаю, когда выполню последнюю просьбу. Светлана была той, на кого указали первой. Второго образа не дано, но я не трачу время зря, — в голосе слышалась насмешка. — К сожалению, погода растёрла мои планы в пыль, но не страшно. — Кольцо, — сказал я, угрожающе направляя острую и длинную часть стекла в сторону человека. — Зачем оно вам? — Трофей для дальнейших целей. Не знаю, откуда ты, поганец, узнал про всё это, но уже всё равно. Всё кончено, — он нажал на курок, и этот звук оказался ещё более оглушающим, чем ветер, дождь и гроза вместе взятые. Я зажмурился. Щёлк, щёлк, щелк. — Чёрт возьми! — силуэт резко выпрыгнул из пелены и накинулся на меня, поваливая на мокрую землю. Как там было? «Смешались в кучу кони, люди…» Здесь происходило тоже самое. Дождь заливал глаза, уменьшая шансы на успех, но я пытался дать достойный отпор отцу. Он зарычал, когда осколок вонзился ему в плечо несколько раз. Кровавые краски окрасили этот черно-белый мир и начали стекать по моей руке длинными полосами. Наша драка, в которой каждый хотел выйти победителем, должна была закончиться в мою пользу, но единственное оружие было у меня отобрано болевым приёмом, из-за чего и его и моя рука заалели от глубоких ран. С рыком он отбросил стекло далеко в траву и принялся меня душить. Я боролся, ведь я обещал себе. Обещал. Я должен вернуться живым не только для себя, но впервую очередь для Леры. Неумело выбравшись из крепких захватов, я попытался отступить, но отец был полон сил и ярости. Руки оппонента захватила мою шею своеобразной удушающей петлёй. Скользкая трава вновь попыталась помешать ровно стоять на земле, поэтому моё туловище подалось назад: когда в таком состоянии лёгкие лишились любого поступления кислорода. Всеми силами я пытался избавиться от капкана, цепко захватившего меня, но отец сделал так, чтобы вторая рука помогла выдержать мои яростные попытки освободиться. Мои ноги не выдержали, и я поехал на склизкой земле вбок. Снова земля и сырая трава. Руки не перестали душить, а наоборот ещё яростнее пытались завершить своё злое деяние. В глазах потемнело, бесцветный мир потерял всё, что имел. Чернота оказалась приятнее, ведь стало вдруг так спокойно. А потом наступила резкая тишина. Я не помню, что было дальше. Я лишь помню острую боль в виске. Тяжелая, тупая боль разлилась от виска по всей голове, а потом, как разряд электричества, разбежалась по телу. Я перестал двигаться и сопротивляться. Шум прекратился.POV Лера.
Я бежала, увязая в лужах мокрого песка. Вся одежда была мокрой и холодной, и сейчас мне было так всё равно на то, что если я заболею. Один Илья был на уме. Я не знала, правильно ли я бегу, в верном ли направлении, но сейчас было без вариантов — дождь я остановить силой мысли не сумею, а парня найти надо было. Конечно, стихия поутихла, если сравнивать начало дождя, когда в вагоне электрички за окном были видны лишь скромные очертания пейзажей. Наконец развалины и небольшой лес показались на горизонте. Мокрые свежие следы шин, убегающих в сторону города, были отпечатаны на дороге. Я остановилась и посмотрела на них внимательно, словно в ступоре. А потом опомнилась и понеслась до ворот. Было заперто, и поначалу я свалилась вниз, в попытках перелезть, но во второй раз собралась с духом и одолела препятствие. Спотыкаясь, я бежала и звала парня по имени. Залезла в бетонную разруху без доли страха, обыскала всё там, но тщетно. Дождь со временем утихал. Я вылетела на улицу и с надеждой в глазах глядела на раскинувшийся участок. Убрав мокрые волосы с лица, я поплелась по следам, оставшихся в высокой траве. Они убегали дальше и дальше. Я бежала, чувствуя стук сердца в ушах. Кровь прилила к лицу, я задыхалась: влажный воздух совсем не насыщал. Вдруг, скользкая трава заставила меня потерять равновесие, но я раскинула руки по сторонам, не давая себе упасть. Грязная тропинка убегала вниз по склону. И тут я увидела в траве что-то белое. Прошла дальше, хватая воздух ртом, как рыба. Мокрые светло-русые волосы прилипли к его красивому, бледному лицу. Рот слегка был приоткрыт, а губы потеряли какой-либо цвет. Они были бело-голубого цвета. Висок был обезображен яркой алой раной, а неподалёку лежало что-то запачканное кровью и грязью. Камень. Я присела рядом с Ильёй, чувствуя, как в глазах набираются жгучие слёзы. Он выглядел, как самый настоящий мертвец, хоть я прогоняла от себя эти мысли, в надежде, что нащупаю пульс на шее. Надавила пальцами на сонную артерию, и…