Адски прекрасная любовь

      «Слышь».       Джисон потёр глаза кулаками и снова вгляделся в сообщение на экране смартфона. Нет, ему всё же не показалось: это был Донхёк, решивший, что восемь утра в воскресенье время вполне подходящее для того, чтобы поговорить. Впрочем, не то, чтобы раньше Донхёк отличался особой сознательностью: кажется, такое слово вообще отсутствовало в его кучерявой голове с самого рождения, замененное бабкой-ведьмой на куда более полезные вроде заговоров, заклинаний и рецептов потрясающей вкусноты булок. На булках этих Донхёк, видимо, себе эти щёки и отъел, по пути успев закормить и тем самым подружиться с Джисоном, своим вечно голодным и вечно растущим соседом слева. В общем, как-то так вышло, что к девятнадцати годам Джисон вот уже лет десять как дружил с ним, и спасенья от этой дружбы не предвещалось.       «Слышь, мелкий. Дело есть».       Так, похоже, всё было куда хуже, чем могло показаться на первый взгляд. Потому что раз: если Донхёку что-то было надо, то он всегда это получал, и два: ему вечно страшно нужна была какая-то невообразимая дичь, участвовать в которой у Джисона не было ни малейшего желания. Так, в прошлый раз он месяц ходил с головой, крашеной в синий, а всё потому, что самоназначенному лучшему другу приспичило протестировать на нём очередное «зашибись, какое классное зелье, зуб даю, нет, два!». Что-то в рецепте для роста волос то ли было перепутано, то ли слишком взболтано — Джисон не разбирался, — но в результате волосы его приобрели «жизнерадостный синий цвет», согласно раскладке пантона. Жизнерадостного в нём не было ничего от слова совсем, потому что весь следующий месяц он сходил, меняясь от вырвиглазного синего до не менее вырвиглазного зелёного, и в маленьком колледже, где Джисон учился, его успели запомнить как «того чувака с синей башкой».       В общем, подобные обращения утром воскресенья ничего хорошего не сулили, и потому Джисон накрыл многострадальную голову подушкой и попытался заснуть. И ему даже удалось, но лишь на два часа, ведь потом в дверь настойчиво забарабанили. На пороге — печально, но ожидаемо, — обнаружился Ли Донхёк собственной персоной. На голове у него была холщовая широкополая панама, а в руках пластиковая переноска.       — Я собираюсь уехать из города на сбор июльских трав, — бодро сообщил он. — Так что вот. Не забывай кормить его, и не запирай дверь в ванную: он любит мыться дважды в день, утром и вечером. А, и ещё китайский хотпот. Ну, вроде, всё.       Он сунул Джисону в руки переноску, и собрался, было, отчалить, как Джисон пискнул, ухватился за край чужой одежды.       — Чего? — глубокомысленно спросил он, боязливо опуская груз на пол. — Донхёк, ты не можешь вот так свалить, оставив на меня… это кто вообще?       — Это Ренджун, — объявил Донхёк так, будто это всё объясняло. — И нет, я вполне могу: ты уже год живёшь без родителей, и вполне себе самостоятельный мальчик. Чао-какао, буду через неделю. Или через месяц. Не скучай по мне слишком сильно, — он ущипнул Джисона за щёку и вприпрыжку сбежал вниз по ступенькам, чтобы забраться в стоящий рядом с домом старенький форд.       Ему понадобилось пару мгновений и доля волшебства, чтобы заставить эту гору металлолома двинуться с места. Донхёк высунулся из окна, помахал шляпой и ослепительно широко улыбнулся:       — Ты, это… Если что, прячься. Он обычно к вечеру отходит, и добрее становится. И можешь на всякий случай купить ему чего-то вкусного, — его голос утонул в рокоте мотора, и Джисон моргнул заторможенно, и лишь тогда осознал, что Донхёк и правда уехал, оставив на него какое-то чудище в этой пластиковой переноске в цветочек.       С замиранием сердца Джисон подошёл к ней, терпеливо дожидающейся на пороге, и медленно наклонился, чтобы заглянуть вовнутрь, и в ответ на него из комка тёмного меха уставились две блестящие бусины круглых, огромных глаз.       Это был кот. Небольшой, совершенно чёрный и очень пушистый.       Ли Донхёк свалил за город, подкинув Джисону кота, а он совершенно не представлял, что с ним делать. Вдобавок, то описание делало этого Ренджуна — ну что за странная кличка, — чуть ли не монстром воплоти, и Джисону потребовалась огромная доля мужества и блюдечко с молоком для того, чтобы решиться приоткрыть дверцу.       — Хей, привет, — сказал он. — Не бойся. Донхёк просто безответственный и вечно в каких-то своих делах. Ну как он мог оставить тебя здесь, на меня? — и тут же почувствовал себя глупо. Боже, он разговаривал с котом.       Ренджун потянул воздух розовым носом-кнопочкой и выглянул наружу. Он проигнорировал оставленное подношение в виде блюдечка с молоком, и вместо этого подошёл к Джисону, сидящему рядом на полу, поставил мягкую маленькую лапу ему на колено и вопросительно мурлыкнул, а потом запрыгнул, чтобы удобно устроиться на ногах. Задеревенев от удивления и страха на пару секунд, Джисон осторожно прикоснулся к гладкой шерстке, погладил вдоль гибкой спины, и кот выгнулся, подставляясь под прикосновения. Он замурчал вдруг, как маленький моторчик, и Джисон ощутил себя избранным. С восторгом и трепетом он почесал основание острых ушек и под подбородком, а потом, деликатно подхватив Ренджуна на руки, уселся на диван. Ладно, может, не всё было так и плохо. В конце концов, Ренджун вроде бы пока убивать его не собирался. Они могли просуществовать рядом неделю, а потом Донхёк вернулся бы назад, чтобы забрать кота.       Джисон, конечно, не считал себя офигеть каким специалистом по части котов, но этот был каким-то необычным. Ренджун и правда любил лежать в наполненной водой раковине, а ещё требовал впустить его, когда Джисон принимал душ, садился на стиральную машинку и пристально следил, будто контролировал, хорошо ли Джисон моется и можно ли позволять ему себя трогать. По-видимому, мылся он всё же хорошо: трогать Ренджун разрешал, и Джисон начинал задумываться о том, что Донхёк ему попросту наврал относительно характера своего питомца — хотя Ренджун и правда любил китайский хот пот, заказанный в первый день знакомства для того, чтобы умаслить гостя. Было это тоже странно, но Джисон старался на деталях этих не зацикливаться. Тем более, первых три дня всё было относительно нормально, и Ренджун вёл себя вполне по-кошачьи, отказался есть из приготовленной для него миски и предпочёл воровать курицу из тарелки, а потом отобрал у Джисона подушку, чтобы спать на ней самостоятельно. Но вот утро четвертого совместного дня началось с пристального взгляда в лицо, от которого Джисон и проснулся. Внимание это было интенсивным, осмысленным и требовательным — Джисон открыл глаза, сонно моргая, и тут же встретился взглядом с чужими, круглыми и наглыми. Ренджун положил лапу ему прямо на нос, задумчиво постучал, будто давил на дверной звонок, а потом улёгся прямо Джисону на лицо своим пушистым животом.       — Я же задохнусь! — проворчал Джисон, стаскивая с себя маленькую, но увесистую тушку, и кот обидно стукнул его по лбу, тонко, оглушительно мяукнув.       В мордочке его написано было неодобрение, и когда Ренджун спрыгнул с кровати, чтобы пройти в коридор, размеренно помахивая хвостом, Джисон вспомнил, что с вечера забыл оставить ванную открытой. На нетвердых ногах он поднялся, слепо нашарил тапочки и прошлепал в коридор, чтобы с удивлением осознать, что дверь-то не заперта. В раковине стояли, поблескивая в солнечных лучах, капли, и на полу была лужа. Ренджун мяукнул и лбом ткнулся в ногу, потянул зубами за пижамные штаны, и лишь когда Джисон, следуя за ним, добрался за кухни, осознал, что пушистый сосед проголодался. Из предназначенной для него миски, похоже, Ренджун есть решительно отказывался — она стояла полная. Сунув голову в холодильник, Джисон вытащил остатки вчерашнего ужина — мясной рулет и рис, принесённые сердобольным Джемином, считающим себя его мамочкой с того момента, как родители Джисона год назад эмигрировали на Бали. Ренджун, приход Джемина благополучно просидевший под кроватью, запрыгнул грациозно на стул, сел и посмотрел многозначительно.       Рулет отправился на откуп коту. Джисон, задумчиво жуя рис с яичницей, приготовленной на скорую руку, чтобы не было грустно, бросил взгляд на часы. Сессия только-только закончилась, и он до сих пор не мог в это поверить: гора конспектов и учебных пособий всё ещё лежала на столе вперемешку с банками из-под энергетиков. Нет, ну это было совершено не гуманно: назначать экзамены то зимой, когда куча снега и ярмарки с огоньками и глинтвейном, то летом, когда все фестивалят, гоняют за город на пикники или болтаются по городу с газировкой и мороженым. Зато сейчас можно было выдохнуть и все летние активности наверстать. Потому Джисон решительно сгрузил посуду в раковину, а потом вернулся в комнату, где шлепнулся на кровать. Долго лежать ему не дали: на экране телефона вспыхнул входящий вызов по видеосвязи, сопровождающийся широко улыбающейся физиономией Джемина, поставленной на фото контакта.       — Утречка, мелкий, — бодро воскликнул он. — Мы сегодня хотим пати у бассейна намутить, так что чтобы был у Леле к двум. С тебя четыре литра сока. Джено уже тут, и мы рубимся в плойку — я уже устал, так что приходи и подмени меня.       По кровати прошёлся кот, он ткнулся любопытной мордочкой в экран, и Джисон ойкнул, чуть не выронил телефон, пока Джемин разразился удивлённым и восторженным возгласом:       — Ты что, завёл кота? Это что, вместо девушки? Или парня?       Ренджун фыркнул, лапой прицельно зарядил Джисону в щёку, а потом сунул пушистую задницу камере.       — Ох, какой милый, — чужой телефон перехватил Джено, и кот развернулся, боком усаживаясь рядом с джисоновой головой, чтобы оценивающим взглядом окинуть темноволосую голову, маячащую на экране.       Низкое мурлыканье раздалось у него изнутри, и Джисон ощутил странный укол ревности. Нет, этот капризный кот не мог любить кого-то другого: Джисон должен был оставаться для него особенным — он ведь отдавал Ренджуну свою еду, убирал комки шерсти с пола и мебели, позволял забирать свою подушку и устраивать бардак в ванной, и потому он нахмурился и быстро завершил вызов. Ренджун, принюхиваясь, продолжил мурлыкать. Он сунул нос ему в ухо и шумно выдохнул, щекоча длинными антеннами усов, и Джисон погладил его по шелковистой шерсти.       — Хочешь пойти со мной? — спросил он. — Правда, бассейн тебе вряд ли понравится.       Бассейн Ренджуну понравился, и это лишь больше утвердило Джисона в мыслях о том, что кот этот какой-то странный: Ренджун, погревшись на солнышке лёжа на шезлонге, на пробу опустил в воду лапку, задумчиво похлопал ей, а потом грациозно нырнул, подплыл ближе к лежащему рядом с бортиком Джисону и удобно устроился у него на руках. Тёмная шерсть его сияла, и была горячей. Ренджун вытянулся, блеснул чёрными глазами и лизнул шершавым, розовым язычком пальцы, почесывающие его подбородок. Джено подплыл ближе, влюблёнными глазами глядя на кота: дома у него своих было трое, но он обожал каждое четырехлапое наглое создание, и потому у Ренджуна не было и шанса уйти не заглаженным до дыр.       — Можно мне подержать его? Первый раз вижу кота, который не боится воды, — он погладил вдоль спинки, и Ренджун выгнулся, подставляясь под прикосновение.       — Ладно, — нехотя Джисон отпустил его, позволяя забраться к Джено на руки, и тот притиснул кота к обнаженной груди.       Ренджун мурлыкнул, и вдруг обернулся, сверкнул глазами, глядя на Джисона с доброй насмешкой, повёл треугольными ушами. Взгляд его лениво скользнул вверх и вниз по Джисону, на мгновение заинтересованно прилипнув к едва заметным кубикам пресса, а потом переместился на Джено. Улыбка его будто стала шире, кот облизнулся, прикрыл глаза и заурчал, позволяя ласкать себя, и Джисон нахмурился.       — Всё, отдавай его мне. Думаю, Ренджун уже хочет кушать.       При слове «кушать» кот встрепенулся и принялся выдираться из объятий, заставляя выпустить себя. Он подплыл к Джисону, оттолкнулся от его руки и вскочил на бортик бассейна.       Мокрым сидеть Ренджун не любил. Но и вылизываться, очевидно, тоже — странный кот, что с ним не так было, в самом деле, — он завернулся в полотенце и принялся деловито жевать сворованную из джисонова сендвича ветчину и салат айсберг, и даже сыром не побрезговал. Много ему не давали, потому что Джено настаивал, что это вредно. Джисон стыдливо умолчал о том, что уже не единожды успел накормить Ренджуна вовсе не кошачьей едой. Ох, а он ведь и хот пот ему давал!.. В своё оправдание Джисон мог сказать только то, что всё это была идея Донхёка — хотя когда вообще к идеям его стоило прислушиваться? Впрочем, хот пот Ренджуну и правда понравился, да и чувствовал он себя вроде всё ещё неплохо: требовал добавку, махал пушистым хвостом и с аппетитом облизывался — Джисон по привычке сунул ему особенно вкусный кусочек, и Джено нахмурился, даже по руке его шлёпнул:       — Что я говорил про еду?       Закончилось всё тем, что Ренджун на Джено обиделся, и даже слабо укусил его, когда тот попытался погладить, а потом сунул усатую мордашку в его стакан с пивом и попил, оставив там пару клочков тёмной шерсти. Джено, кошатник до мозга костей, невозмутимо выловил шерсть пальцем, и Джисон задумался о том, что с людьми делает любовь к кошкам. Страшное дело, но он даже начинал его в чем-то понимать. Ренджун, приткнувшись рядом, дремал, и Джисон то и дело принимался его гладить, и тогда маленькое кошачье тело начинало будто вибрировать от мурлыканья. Ренджун был чудо, каким очаровательным, и Джисон решительно не понимал, почему Донхёк в таких густых красках расписал его характер. Вернулись домой они уже поздно ночью, и Джисон, сонно почистив зубы, улёгся в постель. Рядом уложил свою ушастую головку Ренджун — на этот раз он даже не стал отбирать подушку, и благодушно поделился ей.       Убежденный Джено в том, что котам полагается есть кошачью еду, Джисон поднялся с утра пораньше для того, чтобы сходить в магазин за консервами. Когда он пришёл, то нашёл Ренджуна на кухне — тот лежал прямо на столе и лениво грыз персик. По поводу персиков Джено вчера ничего не говорил, и потому Джисон застопорился в дверях. Ренджун оторвался от поедания фрукта для того, чтобы поднять лапку в воздух, махнуть ей, словно подзывая ближе.       — Я тебе паштет купил. Целых три разных.       Если бы коты умели закатывать глаза, Ренджун именно это сейчас бы и сделал.       «Ты дурак?» — так и читалось в его мордочке, но Джисон, похоже, и правда был немножко дурак. Он неловко вытащил покупки, разложил на столе и полюбопытствовал:       — Какой ты хочешь? Тут есть с говядиной, с тунцом и с курицей. Что ты больше любишь?       Ренджун поднялся, сел рядом с выложенными баночками, а потом решительно скинул их, одну за другой, прямо на ламинат. По-видимому, вот он, проявлялся суровый кошачий характер. Стоило ли уже прятаться в ванную Джисон не знал. Ренджун бил себя по бокам хвостом и пилил его взглядом, но пока больше ничего страшного не делал, и потому Джисон поднял паштеты, открыл один и достал ложку, чтобы зачерпнуть:       — Ну пожалуйста, Ренджуни, — умоляюще он поглядел на кота, поднёс розовую кашицу к недовольной мордочке. — Попробуй хотя бы немножко. Может, тебе понравится. Если нет, я схожу и другие куплю. Там ещё с форелью был, и ещё…       Он склонился над котом, и тот стукнул по ложке, зашипел, выгибая спину. Глаза его блеснули огненным отливом, и если бы Джисон не был настроен нового питомца нормально покормить, обязательно бы отступил. Но он должен был заботиться о Ренджуне, и вместо капитуляции открыл другую банку, сунул коту под нос.       — Тогда этот?       Банка так же оказалась выбита из его рук и полетела на пол, размазывая своё содержимое по ламинату. И тогда Джисон, проморгавшись и едва справившись с сердцем, оглушительно стучащим в груди, решительно открыл третью, но до того, как он успел предложить и её, на банке сжались чужие тонкие пальцы.       — Я не буду есть грёбаные кошачьи консервы, — твёрдо заявил чей-то нежный голос.       Джисон поднял голову и увидел, что на столе перед ним сидит парень. На голове его шевелилось два чёрных ушка, и такой же чёрный хвост раздражённо стучал по бедру. На нём ничего не было — вот ни клочочка одежды, прикрывающего загорелую кожу от чужих глаз, и Джисон ойкнул, попятился, поскальзываясь на паштете и шлёпнулся на пол, сильно ударяясь головой. Сознание его щёлкнуло, будто кто-то нажал на переключатель света, и картинка погрузилась в темноту.       Сколько он провалялся без сознания, Джисон не знал. Очнулся он на кровати, открыл глаза и уставился в потолок и смотрел туда, пока обзор не заслонила уже смутно знакомая темноволосая голова. Голова обладала пронзительными, блестящими глазами, маленьким носом и розовыми капризными губами, и, раздражённо поглядев на него, сообщила:       — Если у меня есть уши и хвост, то это ещё не значит, что я буду есть кошачью еду.       Джисон сел. Потёр глаза. Но картинка вовсе не думала меняться — он завороженно уставился на незнакомца — незнакомца ли? — с нездоровым восторгом отмечая, как шевелятся чужие уши, и тонкие брови хмурятся. Парень на его кровати был изящным, с ленивой грацией в каждом движении. Он казался произведением тёмного искусства, и хотя смутное предчувствие заворочалось у Джисона внутри, невозможно было отвести взгляда — что-то в груди замирало сладко, и Джисон ощущал, как стремительно начинает глупеть. В чужом лице скользнула тень сочувствия, парень подобрался ближе, ёрзая на тонком одеяле, и ткнул Джисона пальцем в щёку:       — Больно ударился? Хочешь, я помогу?       Как этот странный незнакомец мог ему помочь, Джисон не знал, но почему-то ему хотелось довериться, и он кивнул. Кажется, он действительно сильно ударился, раз даже ничуть не удивился, когда парень перекинул через него ногу, усаживаясь на бёдра, опустил ладони на голову и закрыл глаза. Джисон охнул, опуская взгляд вниз — парень был всё так же совершенно не одет, и между ними была только тонкая ткань джисоновых шортов и край сбитого одеяла, и чужое тело теперь прижималось так, что собственное, переполненное неотгулявшими гормонами, не могло не реагировать: подумать о том, почему это его так смущает и возбуждает Джисон не успел, потому что сознание вдруг наполнилось рассеянным, сладостным туманом, и дыхание перехватило. Он выгнулся на постели, сжал в пальцах простыни. Собственный стон показался ему далёким, чужим и слишком неприличным — он сорвался с губ, громко и откровенно растекаясь по сгустившемуся воздуху, и чужие ладони дрогнули.       — Тише, большой мальчик, — мурлыкнули на ухо. — Кажется, я немного переборщил с магией. Полежи, прелесть, минуток пятнадцать. А потом мы поговорим о паштетах и об одном мудиле, который через задницу выполняет обряды призыва и сваливает за город собирать траву.