Дышите, сенсей

Какаши чувствует себя так, словно он потерялся. Не то чтобы он знал, где находится, но, судя по тому, что он когда-либо слышал о Чистых Землях — это явно не здесь. Как может место, о котором принято думать как о Рае, быть настолько тёмным и беспросветным? Как может Рай быть непроглядным комом сплошной тьмы? Он определённо потерялся, но где искать ориентиры, да и как вообще выбираться отсюда, если и верх, и низ, да и всё остальное вокруг — необъятная чернота, не имеющая ни конца, ни начала? Как искать путь, которого просто нет? Хатаке пробует пошевелиться: для начала осторожно сгибая и разгибая пальцы; пробует подвигать руками, разминает плечи и, наконец, переминается с ноги на ногу, не без удовольствия подметив, каким лёгким и послушным стало его тело. Помнится, когда он пытался двигаться в прошлый раз, это закончилось ослепительным приступом боли. Что ж, вывод вполне очевиден. — Значит, я умер, — шепчет Какаши в пустоту, но получается совсем беззвучно. Словно окружающая тьма поглощает лишние звуки, ревностно охраняя покой этого места. — Какое облегчение, — снова беззвучно произносит мужчина, обнимая себя руками так, как не посмел бы в любой другой ситуации. Да, он точно не позволил бы себе такой беззащитный жест, будь он живым. Сейчас-то уже без разницы. Он может быть настолько жалким, насколько ему хочется — всё равно никто никогда об этом не узнает. «Ты точно не выживешь», — обещал ему неизвестный мучитель. Что ж, по крайней мере, он не солгал. Не то чтобы это как-то могло оправдать его поступок, но почему-то Какаши было даже немного приятно думать, что его похититель хотя бы напоследок ему не соврал. «Какая же всё-таки ужасная смерть мне досталась», — как-то отстранённо подумал Хатаке, машинально касаясь пальцами шеи. Он знал, что умрет точно не от старости, но чтобы так — нет, подобное трудно предугадать. Обычно даже шиноби с передовой редко уходят таким вот варварским способом. Их могут заколоть в бою или убить с помощью ниндзютсу; порой они умирают от истощения, когда используют больше чакры, чем могут себе позволить, но сдохнуть на пыточном столе с распоротым животом… Какаши думает о том, что у него не будет даже могилы, и эта мысль кажется ему особенно печальной. Он вспоминает монумент, у которого, пожалуй, проводил даже больше времени, чем у себя дома, и растягивает губы в грустной полуулыбке. Его изувеченное тело едва ли когда-то смогут найти, чтобы полноценно похоронить. Интересно, сделает ли Наруто и для него такой же памятный камень, как сделал когда-то после смерти Джирайи? Был ли он для бывшего ученика так же важен? — Надо же, даже у меня есть сожаления, как оказалось, — выдохнул мужчина, когда перед глазами встало улыбающееся лицо Лиса. Он вдруг понял, как сильно будет скучать по этой яркой тёплой улыбке. Словно отозвавшись на его невольный зов, тьма вдруг всколыхнулась и задрожала. По телу прошла волна неприятной вибрации, отчего на мгновение спёрло дух. Пространство вокруг словно пронизывала непонятная, но очень мощная сила. Даже сейчас, почувствовав только её отголоски, Хатаке поёжился. Это не было и близко похоже на чакру шиноби — такая сила была куда мощнее, за гранью понимания. Первый маленький огонек появился возле левой ноги Какаши, и его свет в окружающем мраке показался мужчине ослепляющим. Он зажмурился на мгновение, чтобы дать глазам привыкнуть к переменам, а когда открыл их, увидел ещё несколько огоньков. Маленькие кружочки света открывались один за другим, как странные мистические глаза, глядящие из мрака. И как же много их было: справа, слева, снизу и сверху. Везде, куда бы ни посмотрел Хатаке, было так много этих шаров. По загривку мужчины пробежал холодный пот. Неужели это просто гендзюцу? Неужели он всё ещё во власти своего мучителя, и его кошмар так и не закончился? Как жестоко — подарить надежду на избавление и сразу же забрать её, ударив в спину, как только жертва слегка расслабилась. Но как же так: мужчина был уверен, что после полученных им травм он точно не мог остаться живым. Хоть это и было бесполезно, ниндзя всё же занял боевую стойку, в любой момент ожидая нападения. Враг дал ему немного свободы — глупо было бы хотя бы не попытаться ею воспользоваться, даже если надежды нет совсем. Никакие техники и боевые приёмы не могут спасти от воспоминаний или страхов, никакой боевой опыт не защитит от себя самого и от собственных демонов, уже точащих зубы и готовых напасть. А именно их натравливал на него неизвестный мучитель. Именно это оружие нравилось ему больше всего. Какаши ждал, что тьма снова развеется, как было всякий раз до этого, что из темноты, как змеи, выползут его боль и печаль, громко смеясь и выворачивая наизнанку душу. Так было каждый раз, но, похоже, не сегодня. Когда пауза затянулась, кажется, на целую вечность, мужчина всё же решился. Он осторожно подошёл к ближайшему источнику света и сразу же отпрянул в ужасе. На самом деле это оказались не просто светящиеся круги, и даже не глаза. Это были маленькие окошки, скрывающие в себе тайны и секреты, таящие обломки воспоминаний, обломки его никчёмной жизни. Какаши слышал об этом когда-то. Кажется, эту историю ему рассказывал ещё отец очень-очень давно. Сакумо называл это место Садом Воспоминаний и всегда говорил о нём с благоговением. Чтобы проверить догадку, Какаши заглянул в ещё одно окошко, и его вздох получился больше похожим на жалобный всхлип, когда из отверстия на него посмотрело доброе и улыбающееся лицо папы. Сакумо Хатаке тут ещё совсем молод — наверное, даже младше, чем его сын сейчас. Какаши жадно всматривается в эту картину, прильнув почти к самому окну. Он замечает, что у отца ещё нет тех глубоких складок между бровями, которые появились сразу после проваленной миссии; что он ещё не разучился искренне, по-настоящему улыбаться. Какая же это красивая улыбка. И как сильно Хатаке-младший по ней скучал. Какаши даже не знал, что у него сохранились такие воспоминания об отце. Наверное, он тогда был совсем ещё мал. Просто ребенок, у которого был папа, у которого было хорошее будущее, ребёнок, не разучившийся ещё мечтать. Неужели это всё и правда о нём? Даже не верится. С трудом заставив себя оторваться от такого драгоценного воспоминания, Какаши пошёл дальше, к следующему светящемуся кругу. В этом окне было видно, как Сакумо несёт уставшего после тренировки сына на своей спине. Мужчина не слышит слов, но он видит, как движутся плечи отца, когда тот смеётся — и от этого щемит сердце. Здесь тоже хочется задержаться, но Хатаке усилием воли заставляет себя идти дальше, к следующему окну. Это похоже на испытание, исход которого и должен решить его дальнейшую судьбу. Какаши обязан его пройти, хоть отдал бы всё на свете за то, чтобы пропустить некоторые осколки. В конце концов, далеко не все пережитые им события были такими светлыми и хорошими, как те, что вначале. В следующем окошке ниндзя не без удивления увидел Гая. Похоже, это их первая встреча — Майто ещё совсем ребёнок и кажется таким крошечным на фоне своего отца. И уже тогда Зеленый Зверь был шумным и самоуверенным, а ещё таким ярким и раздражающим, что от него хотелось подальше сбежать. Сакумо тогда сказал, что Гай ещё покажет всем настоящую силу. А ведь старик знал, что говорил. Ни на секунду не соврал, пусть плата за эту силу и оказалась в итоге слишком большой. Пожалуй, сильнее этого человека Хатаке, наверное, больше и не доводилось видеть за свою жизнь. Его вечный соперник. Что ж, похоже, своей смертью Какаши заработал победное очко в их противостоянии. Кажется, это 56:55 в его пользу. Одно за другим мужчина обходит все окна, заглядывая в разрозненные осколки своей жизни, словно разобранной на пазл в этом странном месте. Он видит своих друзей, свою семью, команду во времена их первых, совсем ещё лёгких миссий. Вот тренировка с Минато, после которой он и получил те самые колокольчики, доставшиеся теперь его врагу как трофей. А там улыбающаяся Кушина с заметно округлившимся животом протягивает ему самый большой кусок своего фирменного пирога с вишнями. Даже сейчас ниндзя легко может вспомнить его изумительный вкус. Как жалко, что Наруто так и не удалось его попробовать. Окошко, скрывающее в себе его первую большую боль, неожиданно маленькое и тусклое. Настолько, что не нужно иметь дар предвидения, чтобы понять, что там. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет, уже подросший сын снова будет смотреть на мёртвое тело отца, беззащитно скрючившееся на полу. И снова он чувствует, как в груди взрывается целый вулкан, обжигая его изнутри. Всё как тогда — один в один. Следующим он видит неловко улыбающегося Обито с маленьким букетом помятых полевых цветов, которые тот протягивает Рин. От контраста между этой и предыдущей картиной начинает жечь глаза, и Какаши поспешно трёт их рукой. Ему не хочется плакать, не хочется оплакивать свою жизнь, какой бы собачьей она не была. Это всё уже прошло. Он это пережил. То, что происходит сейчас — лишь последний акт его персональной драмы. Последняя сцена перед смертью. Возможно, это даже подарок, шанс снова увидеть тех, кто был ему дорог. Тех, кого он не сумел уберечь и по кому скучал каждую секунду своей жизни. Каждый её миг. С лёгкой грустью он наблюдает, как Обито неумело ухаживает за Рин, упорно не замечающей его попыток; смеётся над тем, каким забавным его друг был в те времена, и едва не плачет, когда очередь доходит до подарков в честь назначений на должность джонина. Наверное, это последнее счастливое воспоминания за все годы его молодости, и мужчина малодушно думает о том, чтобы проскочить этот участок не глядя, пропустить эти болезненные и тяжёлые минуты. Думает, но всё равно упорно делает шаг в сторону следующего по очереди источника света. — Сенсей, — в тишине этого места голос Наруто звучит, как удар барабана. Какаши лихорадочно оглядывается по сторонам, но не видит ничего кроме мрака и всё тех же светящихся кругов, готовящих для него очередное жестокое испытание. Не происходит совсем ничего, и Хатаке решает, что ему просто показалось. Возможно, это крик его подсознания. Что если все, даже самые потайные мысли, тут вырываются на свободу, становясь материальными и живыми? Или это просто попытка его уставшего мозга защититься, оградить себя от очередной порции боли. Тогда странно, что для этой цели подошёл именно голос Наруто. Или не странно — Какаши с силой сжимает кулаки, понимая, что и это тоже ему ещё предстоит увидеть во второй раз. Он подходит к очередному окну с опаской, но это пока только миссия по поимке сбежавшего страуса, непонятно как оказавшаяся тут. Хатаке внезапно понимает, как часто ему приходилось ловить эту неугомонную птицу, но улыбки для такой мелочи у него больше нет. Нехорошее предчувствие сдавило ему шею и не спешило отступать. Следующее окошко, должно быть, то самое… — Какаши-сенсей, — снова слышится голос Наруто, и в этот раз он звучит ещё более чётко и громко, чем прежде. Но удивительно даже не это — один из кругов медленно покидает своё место и плывёт к Хатаке, не дожидаясь своей очереди. В этом окне — яркая улыбка двенадцатилетнего Наруто в тот самый день, когда Хатаке возглавил Седьмую команду. Так заразительно и искренне в деревне, пожалуй, не умел улыбаться больше никто за всю её историю. Хоть тогда эти улыбки так и не смогли оценить по достоинству. Даже он тогда ещё не понимал её истинную ценность. — Вы обязательно поправитесь, даттебайо! — гремит в тишине, и Какаши озадаченно хмурится, нехотя отрывая взгляд от такого приятного воспоминания. — Поправлюсь? — спрашивает он у пустоты и не получает ответ. Это уже не похоже на происки его разума. — Но я же умер, — возражает мужчина, хоть получается как-то не очень уверенно. — Ведь умер? К его лицу подплывает очередной шар, и ниндзя осторожно заглядывает внутрь. Он едва сдерживает облегченный выдох, когда понимает, что это снова воспоминание о Наруто. И снова хорошее: в этот раз ему решили показать потрёпанного, но очень довольного ученика, только научившегося ходить по деревьям. Ноги у Наруто заметно дрожат, но это никак не сказывается на счастливом лице, как и не мешает россыпь самых различных царапин и синяков на каждом видимом участке кожи. — Я не верю, что вы не сможете вернуться, — эта фраза окончательно вгоняет Какаши в ступор. Вернуться? Но куда? И как вообще он может вернуться, если его тело совершенно точно не могло выдержать того, что с ним делали? Он хорошо помнил холодное лезвие куная на своей шее и боль, парализующую боль в том месте, где когда-то был его живот. Никто не может выжить после такого. Ведь так? Новое воспоминание не заставляет себя ждать. Здесь Наруто уже старше: он только-только вернулся с трёхлетнего путешествия с Джирайей. Повзрослевший, полный сил и такой счастливый — он, наверное, может освещать Коноху ночью этой широкой улыбкой. — Пожалуйста, сенсей, — в этот раз голос звучит умоляюще, а в новом окне Узумаки уже не улыбается. В этот раз его лицо шокированное и немного расстроенное. Хатаке легко может узнать показанное событие — тогда они впервые увидели Саске после ухода из деревни. Даже сейчас это воспоминание отдает горечью. — Вы мне нужны, — голос джинчурики понизился до шёпота. — Вернитесь. Какаши снова хочется обхватить себя руками, чтобы хоть немного приглушить это тянущее чувство в груди. Это часть его испытания? Что он должен сейчас сделать: ответить или не обращать внимания и продолжить свой путь? Но что его ждёт там — в конце? Что произойдёт после того, как он увидит последнее воспоминание? Что после этого? В следующий кружок мужчина заглядывать не спешит: он осматривается, пытаясь понять пройденный маршрут, пытаясь увидеть конечную точку или хоть какие-то изменения, но не происходит ничего. Всё как и раньше — только он и тьма, унизанная бусинами его памяти. Шар, не дождавшись внимания, недовольно подпрыгивает на месте и вертится, упорно привлекая к себе взгляд. Как же это похоже на того, чей образ сокрыт в этом слепящем свете. Какаши послушно заглядывает внутрь и прыскает в кулак, когда видит, как Наруто соревнуется в технике гарема с Конохамару. А ведь тогда они направлялись к Райкаге за помилованием для Саске. Наверное, никто больше не сможет быть таким безрассудным и серьёзным одновременно. Только Узумаки мог вместить в себе такую взрывную смесь качеств: горячее сердце Кушины, её невероятную отвагу и Волю Огня Минато. — Если вы не вернётесь прямо сейчас, я всем расскажу, какую гадость вы постоянно читаете, даттебайо, — в этот раз в голосе ученика явная угроза, хоть и звучит он не грозно, по-доброму. — Прости, Нару-кун, — грустно улыбается Какаши, наблюдая за тем, как Наруто собирает в руке свой первый сюрикен ветра под его руководством. Он помнит, что сказал Лису тогда. Помнит и с удовольствием повторил бы это снова, если бы мог. Как бы он хотел так и сделать: сказать это Наруто лично, глядя в его лицо. — Ты по-настоящему мне нравишься, Наруто, — повторил Какаши, ухмыляясь от реакции ученика. Какой же он тогда был смешной. И пусть война не переломила ему хребет и не лишила того стержня, что помогал всегда оставаться собой, она всё же изменила его. Не могла не изменить. — Идём со мной, сенсей, — в этот раз голос джинчурики звучит совсем рядом, словно он стоит прямо за спиной Хатаке. Обернувшись, мужчина с изумлением увидел, как шары-воспоминания собираются между собой, соединяются в новый образ, живой и такой тёплый, что даже на расстоянии мужчина может почувствовать это приятное тепло. Бесформенное пятно света медленно обретало очертания, форму, превращаясь во что-то всё более похожее на человеческую фигуру. — Как такое… — выдохнул Какаши, когда расцветающий перед ним образ стал узнаваем. Ох, как же он был знаком и дорог. Окружённый ореолом света, разгоняя прочь тьму и маленькие тусклые шары, скрывающие в себе боль и страх, прямо перед ним стоял Наруто, улыбаясь той самой широченной улыбкой, что и тогда, в двенадцать лет. Слегка склонив голову к левому плечу, Узумаки вдруг хмыкнул, недовольно хмуря брови: — Ну и занесло же вас, сенсей. Я еле смог вас найти. А ведь ещё немного и… — он замолк, махнув головой, словно отгоняя плохие мысли. — Ма-а, и почему я не удивлен, что даже здесь ты сумел меня достать, — Какаши прикрыл глаза, надеясь, что грохот его колотящегося сердца не слышно на расстоянии. — Сделаете мне выговор потом, учитель, — Наруто посмотрел куда-то за спину Хатаке и тот обернулся следом. Шары воспоминаний кружили вокруг них как хищники, не в силах подойти ближе к свету, излучаемому Лисом. Они держались во тьме, но не отходили далеко, словно дожидаясь своего часа. — Мне нужно идти дальше, — говорит Какаши, но ученик на это только яростно качает головой. — Ничего подобного, — заявляет он. — Ваше тело ещё живо. Вы можете вернуться. Пожалуйста, идём со мной. Наруто протягивает ему руку, и Какаши медлит совсем недолго, прежде чем ухватиться за неё как за спасательный круг.