Дышите, сенсей

Первое, что видит Какаши, открыв глаза: красное от смущения лицо своего самого неугомонного ученика. Мальчишка выглядит, как варёный рак, и его щёки, кажется, сейчас воспылают настоящим пламенем. Пожалуй, в прошлый раз, когда Хатаке видел его в таком смятении, к Узумаки приставала с поцелуями незнакомая девушка в баре. Мужчина беззвучно фыркнул, отгоняя неуместное воспоминание. — Сенсей, — голос Наруто звучит непривычно тихо, еле слышно. Лис склоняется почти к самому лицу Какаши, нагло нарушая личное пространство мужчины, и бессовестно рассматривает его. Впрочем, желание ругать парня за это пропадает сразу же, как только «усатое» лицо напротив озаряется на редкость счастливой улыбкой. И это так ярко, что хочется прикрыть глаза. — Вы очнулись, учитель, — в голосе Узумаки трепет, от которого становится даже немного не по себе, а в глазах — сияющая надежда. Мужчина растерянно моргает, осматривая место, где он очутился. Белые стены, потолок с трещинами в побелке и очень старомодные зелёные шторы на окне с порядком потрёпанной, серой от времени бахромой — это точно больница Конохи. Спутать сложно, ведь все палаты местного госпиталя в основном сделаны как под копирку, а Какаши раньше бывать тут доводилось даже чаще, чем Наруто. Кстати, об этом… Хатаке перевёл взгляд на кровать, стоящую рядом. Разбросанные подушки, скомканное одеяло и разворошённая постель, заваленная всякой дребеденью, ясно говорили о том, кто именно является его соседом по палате. Как финальный штрих, ниндзя заметил рукав оранжевой куртки, выглядывающий из-под подушки. — Вы очень долго были без сознания, сенсей, — заметил Наруто, снова привлекая к себе внимание. — Все очень волновались, даттебайо. Какаши как-то отстранённо думает о том, в чём могла бы быть причина такого волнения, да и кто именно эти таинственные «все», но не успевает развить эту мысль. Мужчина хмурится, когда Наруто, вздрогнув и сделав очень виноватую моську, потянулся к его лицу, чтобы поправить маску, до этого болтающуюся где-то на шее. — Извините, — почти пищит Узумаки и чешет затылок, как-то странно улыбаясь. Но Какаши волнует даже не это. Как он мог не заметить, что его извечной защиты на нём нет? Как мог расслабиться настолько, чтобы даже не обратить на это внимания? Дело в Наруто, или у него что-то с головой? Словно решив вбить последний гвоздь в гроб самоуважения Хатаке, парень склонил набок голову и добавил: — Но в своё оправдание могу сказать, что вы очень красивы, сенсей. Мужчина от этого только хмурится. Он думает о том, что его прикрытию конец и что ему немедленно следует предложить ученику выкуп за молчание в виде пожизненной оплаты обедов в Ичираку. Он легко может представить реакцию Узумаки на подобное предложение и даже открывает рот, чтобы его озвучить, но неожиданно не может произнести и звука. Его рот открывается и закрывается, как и положено, губы шевелятся, но слова, которые он хотел сказать, словно исчезают. — Эй, — теперь лицо Лиса обеспокоенное, но Какаши гораздо больше волнуют его собственные проблемы. Ниндзя оглядывает своё тело, с удивлением отметив кучу повязок, оплетающих корпус, гипс, сковывающий обе его руки и ужасную слабость, сильную настолько, что он едва может моргать. «Нужно расспросить Наруто», — думает Хатаке, но снова не может издать ничего, кроме короткого невнятного мычания, да и то, кажется, лишённого звука. Он пытается ощупать своё горло, но рука в гипсе настолько тяжёлая, что поднять её выходит от силы на пару сантиметров. И это уже начинает реально пугать. Воспоминания накатывают как волны во время шторма, выбивая из лёгких весь воздух. Похищение, тёмная пещера, иглы под ногтями, безжалостный металл, слепота, ножи, полосующие тело, разрывающая боль, от которой, кажется, плавится нервная система, и давящий страх, на который ниндзя вообще не имеет права — он словно переживает всё заново. И не защититься, не спастись — он снова беззащитен как младенец перед своим неизвестным мучителем. Какаши жалобно скулит и пытается свернуться в калачик, когда в голову приходит мысль, что всё это — очередное гендзюцу. Многоуровневая уловка его врага. Хотелось бы утихомирить себя тем, что Наруто не за что его ненавидеть, не за что ему мстить. Хатаке ведь так много вложил в своего самого неугомонного ученика, так старался быть ему хорошим учителем, так отчаянно его защищал всё это время. Хотелось бы в это верить, хотелось бы успокоить себя этим, но не выходит. «Не надо, — мысленно умоляет ниндзя и дёргается всем телом, когда рука Наруто тянется к нему. — Только не это». До этого момента похититель пытал Какаши его же грехами. Поступками, до сих пор лежащими тяжестью на его плечах. Он пытал, припоминая мужчине его старые ошибки, окуная в них лицом, как в грязь. Почему же теперь взялся за это? Как он вообще мог узнать, ведь даже крошечную мысль о подобном Хатаке хранил в глубине своего сознания, на самом его краю? Подальше от себя самого. — Вы чего?! — вскрикивает Лис, а его руки, обхватившие лицо Какаши, так нежны и осторожны, словно он имеет дело с очень хрупким стеклом. Парень заглядывает в глаза сенсея, и мужчина может увидеть, каким обеспокоенным и испуганным стало его лицо. Глаза — драгоценные камни — сейчас блестят особенно ярко от мелких слезинок, дрожащих на его ресницах. Если бы он только знал… Смотрел бы он на Какаши так же, если бы всё знал? — Слушайте, — твёрдо говорит Наруто, и в его голосе есть что-то, заполняющее всё внимание мужчины. — Я не знаю, что именно вас так напугало, но уже всё хорошо, сенсей. Вы в больнице Конохи, и да, вас очень сильно потрепало, но все эти раны заживают. Вы очень скоро восстановитесь, даттебайо! И не вздумайте снова уйти в себя! Я вам этого не позволю, ттеба, ведь я так старался, чтобы вас вернуть. Вы нужны мне, слышите? Очень нужны. За неимением лучшего варианта, Какаши осторожно кивает на эту пламенную тираду. Должно быть, он выглядит совсем уж жалко, ведь увидев его кивок, Наруто громко вздохнул и обнял его, всё ещё обращаясь с израненным телом, как с величайшей ценностью. *** — Твои дела довольно неплохи, — говорит Цунаде, и её голос мог бы быть чуточку более уверенным. Хатаке замечает её сведённые к переносице брови и хмурится тоже, отлично понимая, что новость, которую он сейчас услышит, совсем ему не понравится. А почти видимая аура уныния, окружающая притихшего у окна Наруто, только усиливает это ощущение. Спросить Какаши не может, так что просто старается сделать самый вопросительный взгляд, на который он только способен. Хокаге замечает его и, похоже, прекрасно понимает, судя по обречённому вздоху и угрюмому лицу. — Ты должен кое-что знать, — говорит она, и её голос звучит непривычно глухо и низко. Цунаде делает небольшой нервный круг по палате, прежде чем сесть на стул для посетителей и сложить руки на коленях в смиренном жесте. Всё это Какаши очень не нравится, но он никак не может поторопить Пятую. Хоть очень хочется, особенно когда она переглядывается с Наруто, обмениваясь с ним какими-то знаками. — Нет, — говорит вдруг Наруто вслух, и не надо иметь дар ясновидения, чтобы понять: Цунаде хотела поговорить наедине. А ещё, что Узумаки знает о том, что именно сейчас пытается рассказать Пятая. — Хорошо, — сдаётся женщина, скрестив руки под своей пышной грудью и устало прикрыв глаза. — Полученные тобой травмы очень серьёзны, но прогнозы весьма обнадёживающие. Твоя система циркуляции чакры не пострадала, и в дальнейшем ты сможешь восстановить все навыки и успешно ими пользоваться. Конечно, понадобиться ещё закончить лечение и пройти длительную реабилитацию, но… У Какаши получается короткий сдавленный кашель, которым он прерывает бессмысленный поток информации. Он прекрасно понимал, что все эти слова — не более, чем вступление перед приговором, и не готов дальше ждать. Должно быть, его лицо выглядит достаточно решительно, ведь Цунаде отворачивается к окну и говорит: — Я знаю, что именно ты хочешь услышать. Только, пожалуйста, постарайся принять это спокойно. — Бабуля, это вступление ужасно, — подаёт голос Наруто, и Какаши почти благодарен ему за эту реплику. — Ты только нагнетаешь обстановку. Просто скажи уже. — Ты ведь и сам догадался, да? — спрашивает Цунаде, и в её словах слышится тень надежды. Какаши медлит не больше секунды, прежде чем кивнуть. Да, он хорошо уже всё понял, но хотелось бы всё-таки услышать подтверждение его догадкам, хотелось бы, чтобы кто-то сказал это вслух. Мужчина сверлит Пятую пытливым взглядом до тех пор, пока она не сдаётся:  — Твоя гортань и голосовые связки были сильно повреждены. Команда ниндзя-медиков пыталась восстановить их, но повреждения оказались слишком серьёзными. Боюсь, ты больше не сможешь говорить. Вот оно. Какаши издает короткий беззвучный смешок, больше похожий на приступ конвульсий. Видеть скорбное лицо Хокаге оказывается довольно трудно, и мужчина отворачивает голову, не надеясь даже, что у него получится самостоятельно перевернуть своё непослушное тяжёлое тело на бок. — Слушай, это вовсе не значит… — начинает она, но Хатаке только качает головой, мысленно молясь всем Богам, чтобы женщина поняла этот молчаливый посыл. Похоже, это работает, ведь Хокаге встаёт и, подав Наруто какой-то знак, выходит, бросив на прощание: — Зовите, если будет нужна помощь. — Сенсей, — говорит Узумаки, как только они остаются наедине. — Это ничего не меняет, слышите. Ничего не… — Какаши снова качает головой, буравя взглядом крохотную трещину в стене. Он хорошо знает, что с Наруто это может не сработать, но не имеет другого способа попросить его прекратить. Мужчине вовсе не хочется слушать длинную тираду о том, что ничего не поменяется, и никто не станет теперь относиться к нему по-другому. Ему не хочется слушать все эти слова, не хочется, чтобы сейчас его жалели. Просто потому, что он сам ещё не осознал всего до конца, ещё не сумел оценить масштаб ущерба для себя, не успел подумать о своей дальнейшей жизни. Он надеется, что Наруто поймёт это и оставит его в покое, что даст спокойно заняться самокопанием, но парень упорно не уходит. Некоторое время Лис просто молча сидит рядом, а его тёплая чакра, кажется, вознамерилась окутать Хатаке собой как коконом. Потом Узумаки шелестит страницами, и глаза Какаши становятся круглыми, как блюдца, когда чуть хрипловатый юношеский голос с выражением произносит: — Наото-сан, вы так мужественны в этой рубашке. Я вся дрожу от одной мысли о том, что мы вчера вытворяли, пока она была надета на мне. *** Какаши не спит. Наруто хорошо это знает. Он чувствует беспокойное биение сердца сенсея и его неровное сбивчивое дыхание как свои, но не представляет, что мог бы с этим сделать. Наверное, это остаточные явления, сохранившиеся после той техники, которую он применил ранее. Наверное, их чакры ещё связаны и чувствовать подобное — нормально. Парень думает о том, чувствует ли сенсей что-то подобное. Может ли он точно так же угадать ритм его дыхания, может ли понять, какие чувства робко шевелятся в его груди, обласкивая рёбра теплом; может ли учитель чувствовать его хоть вполовину также хорошо, как он сам чувствует учителя? Было ли это наваждение двухсторонним, или это работает только на него? Наруто думает об этом, но так и не может решить, какой исход ему нравится больше. Готов ли он раскрыться перед сенсеем настолько, чтобы пустить его в свою голову, в свою чакру, к себе под кожу. Он вспоминает тот момент, когда увидел первые проблески осознанности в глазах Какаши. Какой позор, ведь в первые секунды он подумал, что это просто игра его воображения, что он уже довёл себя до галлюцинаций, горячечного бреда, лишь кажущегося реальным. Ему так трудно было поверить в то, что всё прошло как надо, что у него вышло. Подумать только, ведь получилось почти как в той детской сказке. Правда, Наруто никак не может вспомнить, кто именно читал её ему, но это не так уж и важно. Проснуться от поцелуя было бы романтично. Даже если поцелуй не более, чем простое соприкосновение губ: неловкое и неуклюжее. Даже если вместо принцессы взрослый мужчина, а принц — мальчишка. Наруто улыбается этим мыслям. Конечно же, Какаши-сенсей проснулся не от поцелуя. От поцелуя, а вернее от более тесного соприкосновения их Ки, проснулась лишь его чакра. Она загорелась, как робкий маленький огонёк, и Наруто поспешно уцепился за неё собой, своей энергией, своей чакрой, своей волей. Подпитывая и вливая в неё силу, парень раздувал этот огонек как мог, пока не сумел разбудить до конца. Пока драгоценный учитель наконец-то не открыл глаза и не посмотрел на Лиса осознанным взглядом. Впервые за всё это время. Не открывая глаз, Наруто сконцентрировался, настроился на чакру сенсея, с удовольствием отмечая то, как приятно она ощущается рядом. И пусть она сейчас беспокойна и бьётся, как маленькая пойманная птичка, это ощущение ни капли не изменилось. Она всё такая же теплая, и от этого вновь становится спокойно и хорошо на душе. А ведь несколько часов назад эта самая чакра едва не взорвалась. Наруто нахмурился, вспоминая, какой серой и тёмной она стала в тот момент, как изменился её ток. Настолько, что казалось, словно она вот-вот закипит прямо в каналах. Он не знал причины, но не так уж и трудно было догадаться. Только по глазам Какаши, полным почти первобытного ужаса легко можно было всё понять. Должно быть, сенсей что-то вспомнил. Что-то достаточно страшное, чтобы даже его, храброго и хладнокровного Копирующего Ниндзя Конохи поглотила сильнейшая паническая атака. Первая, которую Наруто пришлось видеть со стороны. Сенсей на соседней кровати заворочался и тихо-тихо застонал. Впрочем, вполне возможно, что Наруто заметил это только потому, что его чакра всё ещё была настроена на мужчину как радар. Парень сел, сонно потирая глаза. — Все хорошо, сенсей? — поинтересовался он, часто моргая, чтобы сбросить сонную пелену с глаз. Какаши слегка повернул голову в его сторону, глядя на Лиса со странной смесью эмоций, которые трудно было разгадать из-за темноты. Наруто удалось угадать растерянность и печаль, прежде чем сенсей, видимо, решившись, медленно покачал головой. — Вам что-то нужно? — в ответ Какаши смог лишь слегка приподнять правое плечо и едва заметно качнуться в сторону. Но этого хватило, чтобы Наруто понял. — Конечно, сейчас помогу. Медленно и осторожно, как и всякий раз до этого, Лис закинул загипсованную руку Какаши себе на шею и бережно потянул мужчину на себя, приподнимая его тело с одной стороны и аккуратно укладывая на бок. Для удобства парень подоткнул под спину сенсея одеяло и слегка взбил подушку. — Хорошо? — спросил он, получив в ответ короткий кивок. Глаза Хатаке были прикрыты, и даже сквозь маску можно было увидеть, насколько напряжены сжатые челюсти. Должно быть, это чертовски тяжело — быть настолько зависимым от другого человека. Особенно для кого-то вроде Какаши. Чтобы отвлечь сенсея от плохих мыслей, Узумаки легонько тронул его за плечо и спросил, стараясь, чтобы голос звучал максимально беззаботно: — Хотите чего-нибудь ещё, учитель? Какаши молчал довольно долго. Наруто уже не ожидал услышать ответ, но продолжал сидеть рядом, не убирая руку с плеча мужчины. Был ли это знак поддержки, или в этом нуждался сам Лис — он не задумывался. Да и не успел бы, ведь после длительной паузы Хатаке всё-таки кивнул и глазами указал на тумбочку. Проследив за его взглядом, Узумаки рассмеялся — и этот смех уже был вполне искренним. — Не проблема, — усмехнулся он. — Сейчас только включу свет и будем дальше предаваться любовным утехам вместе с Наото-саном и Кири. Лис не был уверен, но, кажется, в ответ на эту глупую шутку, губы сенсея впервые тронула робкая улыбка.