Тайное и явное

      Энтерпрайз уже двое суток находилась в системе Бета Аподис, где на борт поднялись делегаты с планеты Авд. Урегулирование вопроса о спорных территориях, на которые претендовали и нидиане, и авдиане было нелегкой задачей как для представителей обеих рас, так и для присутствующей на переговорах дипломатической команды Федерации, участниками которой являлись, помимо послов, и несколько членов экипажа Энтерпрайз, в том числе капитан и первый офицер. Обе стороны упорно не желали признавать притязания оппонентов. Экспрессивный посол Акиовд, возглавляющий делегацию авдиан, ожесточенно спорил и с послом Ациниде, и с пытающимися перевести ход дискуссии в более спокойное русло представителями Федерации. Спок практически всё время находился рядом с капитаном, подсказывая тому потенциально способные помочь в переговорах сведения об обеих соперничающих планетах.       Кирк использовал все доступные ему возможности, чтобы снизить градус конфликта. Ациниде во многих случаях соглашалась на уступки, если представители Федерации могли обосновать их необходимость, посол Акиовд был менее гибок, но дипломатам удалось смягчить и его позицию касательно нескольких участков спорных территорий. Переговоры изначально обещали быть сложными, в противном случае не было бы и причин отправлять Энтерпрайз в этот район галактики для урегулирования давнего спора авдиан и нидиан, но реальность превзошла все ожидания.       На исходе третьего дня переговоров было подписано первое из более чем сорока запланированных соглашений. По каждой из территорий, на которую претендовали представители обеих рас, разворачивалось бурное обсуждение, и не всегда дипломатических умений представителей Федерации хватало для того, чтобы перевести его в конструктивное русло. Кирк со своей стороны делал всё, что мог, а Спок и еще ряд членов экипажа искали всё новые способы, чтобы помочь своему капитану. Тот теперь после альфа-смен не отдыхал, а продолжал общение с представителями той расы, которая на тот момент в меньшей степени желала идти на уступки. Такая напряженная работа давала свои плоды, и вскоре заключались всё новые и новые соглашения.       Доктор Маккой был явно недоволен сбитым режимом дня всех офицеров Энтерпрайз, вовлеченных в решение нидиано-авдианской проблемы, и настаивал на регулярных перерывах в переговорах для отдыха и приема пищи. Капитан же, увлеченный делом, о своем комфорте думал в последнюю очередь, поэтому, отпуская офицеров на перерыв, чаще всего сам оставался в обществе авдиан или же нидиан, в культурах которых прием легкой пищи во время переговоров был обыденностью. Спок неоднократно напоминал Кирку о рекомендациях врача, но тот лишь отмахивался, иногда с раздражением утверждая, что не нуждается в еще одной няньке. Последний тезис для вулканца звучал особенно странно, так как представить себя самого или же доктора Маккоя в роли воспитателя для детей младшей возрастной группы ему было крайне сложно, как и понять причины, по которым Кирк относил к представителям этой группы себя.       Поняв, что уговорами делу не помочь, Спок проконсультировался у доктора Маккоя, переборов напрасное, как выяснилось позже, опасение очередной излишне личной беседы, о наиболее подходящих для капитана продуктах питания. Теперь он просто реплицировал сбалансированный продуктовый набор и ставил тарелку рядом с увлеченным переговорами капитаном. Тот обычно мимоходом благодарил, а затем с минимальным отрывом от работы спустя некоторое время съедал всё принесенное вулканцем.       Через пять крайне насыщенных дней были достигнуты договоренности по семидесяти восьми процентам спорных территорий. В случае исправного исполнения уже подписанных соглашений обеими сторонами была намечена серия дипломатических встреч на нейтральной территории, во время которых должны были разрешиться оставшиеся вопросы. В целом миссию Спок считал завершенной успешно, о чем и доложил на совещании по итогам нидиано-авдианских переговоров. Капитан с озвученным старпомом мнением был согласен, поблагодарил всех принимавших участие в работе и не без удовольствия объявил, что следующая миссия Энтерпрайз будет не дипломатической, а исследовательской.       Авдиане и нидиане покинули звездолет практически сразу же после завершения переговоров. Уроженцы Авда вернулись на свой корабль, а делегация с Нидо высадилась на одной из звездных баз. Спок с некоторым беспокойством ожидал реакции Кирка на расставание с послом Ациниде, но тот не проявлял никаких признаков дискомфорта, и вулканец пришел к выводу, что увлечение капитана нидианкой имело временный характер, свойственный его мимолетным романтическим привязанностям, к которым с недавних пор Спок с неохотой причислял и себя. Скорее всего, Кирка в ближайшем времени ждало новое увлечение, но вулканец надеялся, что это никоим образом не повлияет на их с капитаном дружеское общение.       В офицерской столовой Кирк, как и раньше, часто занимал место за столиком вулканца, вовлекая Спока в беседу, изредка к ним присоединялся и глава медслужбы. Капитану явно нравилось наблюдать за оживленным общением своих друзей. Он обычно выбирал для разговора какую-либо тему и спрашивал собеседников об их мнении на этот счет, а так как точки зрения доктора Маккоя и Спока расходились с вероятностью в семьдесят шесть процентов, то с такой же вероятностью беседа перетекала в дискуссию, в которую Кирк лишь изредка вставлял реплики. Он же контролировал, чтобы беседа не затрагивала болевых точек оппонентов, но вместе с тем с нескрываемым удовольствием иногда, если использовать земные метафоры, «подливал масло в огонь» дискуссии. Спок предполагал, что для Маккоя роль капитана в их давно ставших привычными спорах тоже не являлась тайной, но глава медслужбы, по-видимому, тоже не имел ничего против.       О чувствах капитана к Споку или же, что было бы еще менее приятно, о чувствах самого вулканца они с доктором при личных встречах больше не беседовали, и Спок принимал это с благодарностью. Маккой мог сколько угодно твердить об инакости и бесчувственности вулканца в пылу дискуссий, но понимал его гораздо лучше, чем делал вид.

***

      Тем временем миссии Энтерпрайз сменяли друг друга, экипаж усердно работал, а в увольнительных еще более усердно отдыхал, сменялись на обзорном экране очертания туманностей, галактик, звезд, планет и других астрономических и рукотворных объектов, а дружеские отношения Кирка и Спока практически вернулись к тому уровню, что был им свойственен до происшествия на Омикрон Орвис VII. И пусть иногда в действиях капитана всё еще мелькала неловкость, а вулканец уже почти притерпелся к нехватке так, оказывается, приятного ему тактильного контакта с Кирком. Пусть на миссиях в моменты безмолвного взаимопонимания капитан иногда как будто вспоминал о чем-то, из-за чего выражение его лица неуловимо менялось, и очарование момента рушилось с легкостью карточного домика. Но глаза Кирка всё так же светились теплом при взгляде на старпома, и эта реакция явно была неконтролируемой.       В один из подобных моментов Спок осознал, что невольно любуется своим капитаном. Эстетическая привлекательность Кирка не была новостью, но сам факт отправился в достаточно обширную копилку данных, собираемых вулканцем для анализа собственного отношения к капитану. И с каждым днем материала для изучения становилось всё больше и больше.        День, когда Спок после медитации вынес вердикт, что испытывает к Джиму чувства романтической направленности, не был насыщен какими-то значимыми событиями. Работа в лабораториях, высадка на очередную неисследованную планету, анализ полученных образцов, завершение смены на мостике, ужин в компании капитана и доктора Маккоя, работа над статьями. Ничего, что могло бы стать последним камнем в чаше весов. Но структурирование полученных эмпирических данных, привычное для вулканца, однозначно показывало лишь один вариант толкования наполняющих его спутанных чувств.       И осознание, что по сути своей эти чувства ничем не отличаются от тех, что Спок испытывал за несколько дней до того момента, как Джим признался в тишине капитанской каюты в своих собственных, наполняло вулканца смятением. Если бы он обладал результатами проведенного анализа раньше, то итог того разговора с капитаном определенно был бы другим. Джим не испытал бы той боли, что заставил его стерпеть Спок, а сам он, пусть и оказался бы вовлеченным в не поддающиеся рациональному описанию отношения, но не запутался бы в сетях самообмана.        Джим. Спок осознал, что вот уже некоторое время мысленно называет своего капитана по имени и не испытывает по этому поводу ни малейшего беспокойства. Капитан Джеймс Тиберий Кирк сумел стать для своего старшего помощника просто Джимом, и причиной было отнюдь не то, что землянин неоднократно настаивал на неформальном обращении в минуты совместного отдыха. Джим Кирк был важной составляющей жизни Спока. Вулканец давно считал его своим другом, а теперь и принимал собственные выходящие за рамки дружеских чувства к капитану. И раз за разом всплывала в сознании непрошенная мысль о том, что это принятие случилось слишком поздно.       Боль Джима из-за отказа Спока была ощутима почти физически, и эйдетическая память не позволяла ни на миг забыть об этом. Вулканец был причиной этой боли, он чувствовал себя виновником недавнего разлада в дружеских отношениях с Кирком и не мог простить себя за это. Но сейчас, за некоторыми исключениями, всё пришло в норму, Джим казался вполне довольным жизнью, и Спок не имел ни малейшего желания вновь пошатнуть с таким трудом восстановленное равновесие.       Когда-то вулканец сказал, что дружба с Кирком была для него величайшей ценностью, но большего он дать был не в состоянии. И если второй тезис оказался не таким уж и истинным, то первый был абсолютно нерушим. И рисковать дружеским отношением Джима Спок не хотел бы ни при каких условиях. И пусть ночью во тьме каюты нелогичные, нерациональные, неожиданные образы с участием капитана всё чаще появлялись яркими вспышками среди упорядоченного потока сознания вулканца, мысли о том, как могли бы развиваться события, осознай Спок природу своих чувств раньше, отбрасывались им как не имеющие логических оснований.       Джим Кирк был свободен, любвеобилен, и то, что одним из его увлечений на некоторое время стал Спок, никоим образом не выделяло его из череды романтических привязанностей капитана. Доктор Маккой ошибался в своих выводах, утверждая, что вулканец для Джима был кем-то особенным, и недавние увлечения Кирка говорили об этом лучше всяких слов. Поэтому давняя полушутливая угроза доктора заразить Спока ригелианской лихорадкой в случае, если тот даст Кирку надежду на взаимность, а затем сам же её и разрушит, так и должна была навсегда остаться далекой от реальности.       Споку было что терять. Просто работать и проводить свободное время с Джимом, чувствовать его теплое отношение к себе, пусть не касаясь, но все равно рядом, этого определенно должно было хватить для наиболее близкого для вулканца эквивалента человеческому счастью.