Ох и тяжела рука Старца-Можжевельника, Кудри-ветви на плечах, Совы дремлют на ветвях Совы дремлют на костях, Над болотом дым и прах, Славный крепкий пьяный дым, Обернёшься - жди беды Ты хозяин верных слов, Господин Чертополох, Ветер северных племён, Мастер истинных имён Мастер истинных мастей, Что крапивница в гнезде И окутает теплом, И шипом пронзит крыло
***
Антон собирал вещи в сумку, очень торопясь. Он и так ужасно опаздывал, солнце скрылось за лесом, не хватало ещё в темноту тащиться. Ему едва удалось уговорить маму отпустить его на ночёвку к Полине. Уж больно нравилось омеге ходить к ней в гости, слушать интересные легенды из уст Харитона, пить чай с облепихой, разглядывать всякие интересные вещи на полках сервантов и стенах дома. Потом, может, Поля сыграет им импровизированный концерт и они уже вдвоём будут болтать всю ночь в её комнате. Оля тоже хотела с ними, но мама её не пустила, как всегда, да и Тоша хотел поговорить с подругой наедине. Его терзали изнутри различные эмоции и ему нужен кто-то, кто поможет со всем этим разобраться. Когда Антон вышел из дома, строение уже потемнело, лишь крыша сияла жутковатым кроваво-красным светом последних солнечных лучей. Будто предупреждение об опасности.***
Красная краска заката полностью ушла из леса, уступая не то что синеве – черноте. Лес разом стал будто чёрно-белым фильмом. Антон сжал ручку сумки, стараясь не останавливаться. Потому что если он встанет, если прислушается, то точно не сможет отойти с места, примёрзнув ко льду тропинки. Антон слышал лишь стук сердца в ушах и то, как нервно скрёб мелкими коготками зверёк внутри, мелко дрожа. Не пели птицы, не качались ветви, лишь ветерок гулял по снегу меж стволов. И тишина эта напрягала, будто кто-то затаился в сумрачной чащобе. И этот кто-то смотрел прямо в спину мальчика, не отрываясь. Ощущение чужого взгляда зябко лезло под куртку, пуская мурашки вдоль позвоночника. Не вытерпев, Антон обернулся. Никого. Только ели и скрюченные деревья. Только его следы... В сугробе. Но он же шёл по тропе. Вздрогнув, Антон опустил взгляд, понимая что ноги по середину икры в снегу. Омега ахнул, делая несколько шагов назад. Как он умудрился сойти с прочищенной дорожки и даже не заметить? Как такое вообще возможно? Рядом хрустнула ветка, прерывая панический поток мыслей. Хруст этот будто был сигналом, лес выплеснул поток звуков, будто до этого Антон был в вакууме. Засвистел, завыл ветер, поднимая снежинки, закряхтели, защёлкали трухлявой корой деревья, вокруг слышались шаги, поскрипывание снега под лапами, разом со всех сторон, будто всё местное зверьё решило прийти сюда. Животное дыхание, шаги, шум ветра, надломаные стоны деревьев забили уши. Меж стволов носились тени, бегая на четырёх лапах, но это не звери. Откуда-то Тоша знал, что то не животные, а что-то другое. Уж больно чёрными они были, будто дыры в материи мира, а сияющие желтовато-белым глаза всё следили за ним, изучали, испытывали, измывались, или же готовились к атаке. Над его головой, размахивая крыльями, пронеслась огромная бесшумная тень, громко ухая, так, что эхом пронеслось по всей Тайге. Антон рванул вперёд, жадно глотая воздух и двигая крепкими ногами, куда глаза глядят. Сосны, будто сжалившись, поразительно легко расступились перед ним, но их руки-ветви хлестали иголками по лицу, чудом не сбивая очки. Разом усилившийся слух улавливал движение прямо за спиной. Преследователь прямо за ним, он не бежал, даже не хрипел жадно, передвигаясь, почему-то большими прыжками. Другие тени мелькали по бокам и впереди, но почему-то не спешили смыкать кольцо, а будто бежали с омегой наперегонки, тревожа лапами снег и издавая непонятные, почему-то радостные звуки. Рады небось, что такой обед не на своей территории, да ещё и сам пришёл, вот это подарок. Лес всё не кончался, ветер выл, выли деревья, натурально человеческими голосами завизжали тени, вдруг вставая на задние лапы и умудряясь пританцовывать на бегу, будто изображая пляски каких-то аборигенов. Раздались звуки ударов, словно били где-то рядом в барабан или бубен. Темп бега сбивался, лёгкие сжимались из последних сил, ветер всё нёс чьи-то древние песни, по мелодике напоминающие прилипчивую местную считалочку. В тенях, на фоне белого снега, Антон увидел что-то красное, первое яркое пятно в этом чёрно-белом лесу, торчащие из под сваленых веток. Это был тот самый знак, на котором они катались с мальчиками. Посёлок рядом! Но стоило новой волне энергии хлынуть в его сердце и одубевшие мышцы, как нечто, гнавшееся за ним, схватило его за сумку. Омега завизжал, но от охватившего его ужаса, не мог обернуться. Он отчаянно метнулся вперёд, натягивая лямку сумки изо всех сил, но отпускать его не собирались. Кто-то держал его, крепко схватив одной рукой за сумку, другой за куртку, не давая уйти, но и не пытаясь загрызть или утянуть во тьму леса. Юное тело прошибло дрожью, когда ледяное, неживое дыхание коснулось ушной раковины, а нос почувствовал запах талой воды, прошлогодних листьев и коры. Голос, больше похожий на скрип, когда жуёшь сосульку, что-то сказал, и к своему ужасу мальчик понял, что произнесли Антон его имя. Тут же он почувствовал лёгкость – сумку отпустили. Он кинулся стремглав вперёд. Больше никто рядом не бежал, не пел, не плясал, даже ветер стих, но Тоша нёсся как оголтелый, видя наконец яркие огни просёлочной дороги, с которой до этого сошёл. Лес кончился, но ноги сами несли вперёд, к людям, к теплу, к защите. Прочь от леса, прочь. И всё же, пока он бежал, заметив впереди знакомую дымящую фигуру, его сущность, до этого почему-то молчавшая, будто робко потянула его за капюшон, будто просила оглянуться. Туда, где у кромки леса застыли чёрные фигуры животных, которые медленно поднялись на задние лапы, тут же обретая человечьи черты, лишь звериные уши торчали к небу, среди которых были и зайчьи.***
Нет, вообще, Рома был благодарен своему зверю, потому что тот будто шестым чувством понимал, что с Тошей что-то не так, начиная сходить с ума. Пятифан, распареный после бани, вышел из дома, когда ощутил, почти услышал скрежет волчьих когтей. Что-то было не так. Как по наитию, Рома вышел за калитку, дымя в небо. Буквально через пару минут он заметил фигурку, быстро бегущую в его сторону. Антон. Разве он не должен был давно быть у Полины? Парень пригляделся. Тоша был весь переполошён, в снегу, очки съехали на носу, шапка набекрень, а сам нёсся так, будто его гнали черти. Заметив альфу, блондин, не сбавляя темпа, расплакался, из-за чего Ромка выпустил из пальцев окурок. – Рома! – плаксиво вскрикнул он, тут же кидаясь к парню в руки, едва ли не запрыгивая на него. Ошарашеный гопник лишь прижал того к себе, бросив испытывающий взгляд на дорогу и лес за ней, будто ждал, что вот-вот появятся Тошины преследователи. – Антон, что такое? – Рома назвал полным именем, разволновавшись. В нос бил закисливший феромон, что говорило о большом испуге и стрессе. Петров откашливал воздух болящими после длительного бега лёгкими, а после тихо заныл, захныкал и расплакался Ромке в грудь. Он ревел навзрыд, стискивая руками чёрную футболку парниши и отчаяно вжимаясь. Горячие слёзы попадали на линзы и текли по щекам, оставляя на светлой коже следы, похожие на аллергию на апельсины. – Р-Ром... Они гн... лсь з-з-за мн... й... Пр-р-равд... Верь мне, пожалуйста, я д-д-думал... Д-дум.. л... – Всё, всё... Я здесь, здесь, Тош... Всё... – Пятифан только и мог, что шептать ему в макушку, всё ещё не понимая, что там произошло. Рядом раздался скрип петель, быстрые шаги по снегу. Это вышла из дома Полина, заметившая их в окно. Её синие глаза округлились, когда она заметила плачущего Антона, который жался к Роме, подозрительно косящемуся на ряды деревьев. – Ромочка, Антошенька, что такое!? Что случилось? Пятифан лишь непонятливо качнул головой, глядя на Антона. Тот так жалобно скулил, что у Ромы всё внутри свербело. Он обхватил омегу сильнее, окутывая запахом, успокаивая, говоря, что он под защитой. Это подействовало лучше любого успокоительного, Антон прекратил реветь, но все шмыгал, вжимаясь в чужую грудь, и дико тряслись его ноги, то ли от нервов, то ли от сильной нагрузки. Переглянувшись с девочкой, Рома немного наклонился, подхватывая Тошу под бёдра и рывком отрывая от земли. Инстинктивно Петров схватился за крепкую шею, тут же тыкаясь горячим мокрым лицом, заставляя Ромку сглотнуть. Нет, блин, сейчас вообще не время для твоих дебильных фантазий, Ром! Держа омегу, он пошёл за бетой, занося Антона в дом Морозовых.***
–... Вот... Так всё и было. Можете мне не верить, но... Это правда, – закончил свой рассказ омега. Сидящие рядом дети и старик в коляске молчали, переваривая услышанное. Полина кусала губы, смотря на омегу, будто что-то хотела сказать. Её дедушка задумчиво тёр бороду. Сам Антон вертел в руках уже полупустую кружку с чаем, боком прижимаясь к напряженому Роме. Запах альфы успокаивал, даже баюкал. – Интересно... – пробормотал Харитон. Рома с Полиной тревожно переглянулись, думая об одном и том же. Рассказ друга окунул их самих в воспоминания. В те дни, когда Полина, только похоронившая родителей, пряталась у Пятифана во дворе, когда за забором рыскали дикие тени. У самого Ромы тоже было что вспомнить. – Это те же, которые лезли к нам, когда мы с Бяшей в лесу были? – Роман нервно проводил большим пальцем по заживающим костяшкам. – Ты тоже..!? – Антон ахнул, отшатываясь, но был притянут к чужому плечу обратно. – Ага. Всё время раньше где-то мелькали, пока, года три назад, когда Бяшу его мамаша снова выпинула, мы с ним в лес не пошли ночевать. Ну, в палатках. Так эти твари каждую ночь рядом носились, следили, блин. Пока мы на второй день утку не сбили, так и не отстали. А потом я их и не видел больше. Я, выходит, это, ини... Инци... Инициацию прошёл, во. Скажи же, дед? – Рома гордо выпятил грудь, взглянув на Харитона. – Ини... циацию? – Антон моргнул удивлённо. – Да, мой мальчик. Раньше, в древние-древние времена, племена, жившие здесь, отправляли юношей в леса на три дня, где они должны были охотиться. Проходя это испытание, мальчик становился мужчиной в глазах духов. Тоша покосился на альфу, губы которого тянулись в улыбке. И не мудрено. В столь юном возрасте остаться в лесу, где помимо зверей ещё и загадочные тени, да ещё и пройти древний обряд. Какой, всё-таки, Ромка смелый. Довольное лицо Ромы, правда, тут же изменилось на что-то хмурое. –Да... Только так близко к нам они не совались и уж точно не хватали, – Рома нервно погладил светлые волосы, пуская мурашки по тонкой шее. – Тоша... Ты сказал, что тебя по имени назвали. Ты уверен? – Харитон внимательно разглядывал его очки. Петров кивнул, отхлёбывая из своей кружки. – Это плохо, деда? – осторожно спросила Полина, кладя руку на локоть старика. – Как посмотреть, Поля. По местным верованиям имена имели очень большую силу. Вот к примеру, по имени насылали хвори и даже смерть. – Дед, – отдёрнул его Рома, но Тоша, погрузившись в глубокий голос Харитона, издал лишь тихое "Ого!". – Вот тебе и "ого". А что ты там, говоришь, нашёл, Рома? Альфа напрягся, Тоша тут же мелко вздрогнул, зажмуриваясь, когда Рома достал из кармана предмет и передал старику. – Вот. У Антохи в сумке нашли и это точно не его. В мозолистой ладони оказалась деревянная фигурка зайца. Большая голова зверька, покрытая этническими изображениями солнца и луны, лапы его внизу повязаны красной нитью. Харитон взял со стола, где лежал кроссворд, лупу, разглядывая внимательнее. – Надо же... Это ведь онгон! – дети переглянулись и взглянули на старика, ожидая объяснений. – Знак рода, мои дорогие, тотемный зверь. Тот самый, что живёт внутри нас! Ну ничего себе, вот это вещь! – Но деда... Это те звери Тоше дали? Но зачем? – девушка явно не разделяла восторга её дедушки. Харитон задумался, разглядывая омегу, будто рылся в этот момент в чертогах памяти. – Наши предки, видимо, знали что-то, что сейчас для нас тайна, мои хорошие. Они верили в духов природы, с чем мы сейчас, как мне кажется, столкнулись. А вот шаманы, те, кто с этими духами общался, всегда были омегами, вот так вот. Да - да, не удивляйтесь! Считалось, что лишь тот, кто способен привести душу в этот мир обладает особой силой, да и омег в те времена было куда меньше. И только к ним они могли приблизиться. А вот чужаков, не из племени, наши леса всегда не жаловали. Вот помните, например, тех туристов несколько лет назад? – волшебный глас Морозова так и тянул за собой, в пучину историй, но Антон тряхнул головой, хватаясь за одну из ниточек. – Но я ведь и есть приезжий! Чужак! С чего бы им ко мне подходить тогда? – вроде бы то, что он, по всей видимости, понравился духам леса должно радовать, но очкастый боялся. Боялся неизвестности. Харитон Борисович хитро улыбнулся, будто в нём не на долго проснулся тот любопытный мальчишка, которым он был много десятилетий назад. – Прямо уж такой чужак, Антоша? "Антоша" – так звала его бабушка. Его милая бабушка, добрая, с тёплыми сухими руками, которая всегда кормила их с сестрой мороженым. Которая дала ему имя. Которая была омегой. Которая жила в посёлке среди леса. Как и её мать. И мать её матери, наверняка. – Постой, дедуль, разве они не ушли отсюда после случая с мёртвым охотником? – Не все, Полиночка. Не каждый сможет бросить свою родину, где твоя пуповина зарыта и где тебе дали самое важное – имя. И зверям ведь имена давали не просто так. Вот, например, "заяц", – он покосился на маленький тотем на столе. – Это от литовского "zaisti", "прыгун", то есть. А "волк" , – Рома встрепенулся, – от старославянского "влек" – "тот, кто таскает". – А себя бы ты с кем сравнил? – улыбнулась уже спокойная Полина. – Себя? Хм... Пожалуй, с медведем. Старый такой, добрый медведь. О, имя медведя неизвестно. Наши предки так боялись этого зверя, что предпочли забыть слово, которым его величали. Оно просто сгинуло из языка. Вместо него, осталось более позднее прозвище, "ведающий мёдом". – Ну, зато медведю точно некого бояться, – Рома ласково завернул в свою толстовку задумчивого Антона. – Ну нет, Роман. Самый страшный зверь – человек. Не даром же, есть присказка... "То я, медведь, на липовой ноге На берёзовой клюке. Все по сёлам спят, по деревням спят, Одна баба не спит, на моей коже сидит. Мою шерстку прядёт, моё мяско жрёт." Старик расставил угрожающе руки, будто изображая медвежьи когтистые лапы. Полина невольно сжалась от жутких слов, но мужчина, рассмеявшись, пригладил её тёмные волосы. Тоша тоже невольно притиснулся к Ромке, а тот, пользуясь моментом близости с мальчиком, прижимал его к себе, довольствуясь теплом бледного тельца. Омега глядел в окно, где синела январская ночь, надеясь, что звери не решатся идти за ним. Но все его страхи сбегали куда-то в чащу, пока рядом был Рома, прошедший испытание духов мужчина.