Вот подходит парень ближе Деве подаёт кольцо И теперь я ясно вижу Мне знакомое лицо Воро-воро-ворожи Воро-воро-ворожи Ты, вода, моя водица Обо всём мне расскажи
***
Каждое воскресенье в доме Петровых проходила уборка. Дом наполнялся музыкой из радио, хождением туда-сюда, суетой, запахом хлорки и подгоняющим голосом Карины. Именно по воскресеньям глава семейства, как последний предатель, писал большой список покупок и уезжал с утра в город, под недовольное ворчание сына. Оля была довольно мала, могла помочь лишь с влажной уборкой, так что основное ложилось на плечи омеги и его матери. Слава богу, в старый шкаф Карина лезла сама, боясь что дети поранятся, но это не мешало ей и оттуда командовать на весь дом. – Антон! Лестницу подмёл? – донёсся её голос сквозь шуршание в старых закромах дома. – Да! – так же громко ответил ей омега из ванной, где промывал тряпку. – И помыл уже! – Сервант старый разбери, протри! Всё ненужное выкинуть! – сразу нашлась женщина и переключила своё внимание на какое-то пятно, что отчаянно не желало поддаваться. Омега вздохнул, вешая старую изрезанную и грязную футболку на край пустого ведра, взял ведро поменьше и ещё сырую тряпицу для пыли. Он обошёл Олю, которая устроила спринт, руками уперевшись в лежащую на полу тряпку и разбегаясь вперёд, от чего на мокрой полосе оставались следы маленьких пяток. Добежав до двери, она ополоснула в ведре тряпку, взяла это самое ведро, выскочила прямо так на улицу, касаясь стопами нагретого на солнце крыльца и выплеснула воду на голую землю. Начало мая дуло в окна прохладным ветром, но тёплое солнце вовсю сушило ещё сырую после снега землю. Тоша поднялся по ещё невысохшей лестнице на второй этаж. В коридоре между комнат пылился средних размеров сервант времён Союза. За стеклом стоял небольшой чайный сервиз, подарок родственников на свадьбу родителей, и набор из фужеров, которые доставали на праздники. Туда лезть Тоша не стал, не смотря на слой пыли поверх стекла и фарфора. Разобьёт ведь, а мать потом всыпет. Куда больше его тянуло к дверцам внизу, одна из которых вечно приоткрывалась из-за сломанной верхней петли. Омега осторожно приоткрыл створки, потянул на себя стопку старых книжек и чихнул от пыли на ней, так, что чуть не слетели очки, а Оля снизу крикнула "Будь здоров!". Тоха шмыгнул носом, потёр кончик и принялся разгребать сваленные в кучу старые вещи. Удивительно, откуда они только берутся. Вроде каждый раз убираются, и каждый раз как было, будто сам дом производит из своих недр слои пыли и непонятный хлам. Антон доставал из темноты полок книги, какие-то рецепты, бумажки, старые шахматы без половины фигур, аптечку, мамины игрушки, облезлую мишуру, коробку бабушкиных электрических бигудей, которыми мама на праздники завивала волосы себе и Оле, смачивая пивом вместо лака, швейный набор и шкатулку со всякой мелочёвкой. Последнюю он, как всегда, неловко схватил за крышку, а шкатулка была не закрытая, хотя Антон уверен, что её много лет назад защёлкнули на ключик. Пуговицы, бисер и несколько бус посыпало на пол. Чертыхнувшись, омега принялся рыскать по полу, собирая всё, что обронил. Всё это безобразие раскатилось во все стороны, от чего Антон прыгал, будто лягушонок, собирая мелкие блестяшки и складывая в шкатулку. Среди них были и довольно интересные вещи, например значок в виде красной звезды с лицом Ленина, но он быстро забылся, когда Тоша углядел в темноте под сервантом какой-то блеск. Взяв нечто в руку и оглядев, он охнул. То было золотое кольцо. Обручальное. Металл смотрелся тусклым от времени, с большим количеством мелких царапин. Видимо, бабушкино. Мама своё не снимала, да и её было новее, тоньше и с маленьким прозрачным камушком. Видимо, оно лежало тут, с тех пор как умер дедушка. У бабули было не так много богатств: тонкая серебряная цепочка, ондатровая шапка и внуки. Ну и, по всей видимости, это кольцо. Дедушку она тоже называла "золотце", но, на сколько помнил из раннего детства Антон, его дед – ворчливый мужичок с залысиной на макушке – даже в банный день на слиток драгметалла не походил. Что уж, любовь зла... Любовь зла Почему-то омега покраснел, сунул колечко обратно в шкатулку, вытер пыль на полках, пихнул всё барахло обратно и пошёл отчитываться маме. Но как на зло, сломанная приоткрытая дверца влекла своей теменью.***
– Что ты нашёл? – Полина подняла на омегу взгляд, отвлекаясь от просмотра его новых рисунков. Её синие глаза с интересом разглядывали светлое лицо мальчика. Они просто обсуждали новенькую, блестящую заколку Морозовой, и Антон между делом обмолвился о старинном колечке. Петров почесал щеку кончиком карандаша, озадаченый её реакцией. – Бабушкино кольцо. Обручальное. Оно в шкатулке было. А что? – он поправил очки немного тупя взгляд, не понимая чего в этом такого. Густые чёрные ресницы распахнулись, в синих, как вечерняя лазурь, глазах заплясали звёздами огоньки интереса и азарта. – Антон! – она схватила его за локоть, – Ты знаешь что это значит? На непонимающий взгляд друга она продолжила взбудораженным голосом: – На обручальном кольце бабушки или матери ворожить ведь можно! – На что ворожить..? – с какой-то опаской и непониманием спросил Тоша, нос почувствовал лёгкий шлейф дурманящего дыма диких трав, но омега выдохнул, сгоняя наваждение. – Как на что? На суженого, Антош! – она ласково засмеялась. – Это как, "суженый - ряженый"? – Да нет! У мамы в записной книжке где-то было записано... Я могу найти... – она заговорщицки улыбнулась, всё ещё глядя на Петрова. Тот знал, что она на что-то намекает, но не мог понять на что. Полина тяжело вздохнула, припоминая, что её друг намёки понимает так же хорошо, как Бяша геометрию, то есть вообще не понимает. – Послезавтра полнолуние. Отпросись у тёти Карины ко мне с ночёвкой. Только, на этот раз, днём приходи, а то снова духи по лесу ловить тебя будут.***
Пирожки, испечёные Полиной, были вкусные, почти как у мамы, а тёплый чай окончательно поднял настроение. За разговорами Антон слопал половину тарелки, даже не заметив, после чего немного смутился. Ближе к вечеру они смотрели запись большого концерта с оркестром и обсуждали фотографии Вены из туристического журнала, который выписывали Морозовы. Когда солнце потонуло в лесной пуще, погружая посёлок в тень, Антон с Полей умылись и переоделись в ночное. Харитон довольно рано отправился отдыхать, и к полуночи два подростка, встав на цырлы, прокрались в зал. Освещая стопки тетрадок трепещущим огоньком свечи, они искали старую записную книжку. Шуршали в темноте, как грызуны. Наконец брюнетка вытянула из плотных рядов каких-то записных книжек неприметную тетрадь. Внутри, витееватым почерком, напоминающим арабские письмена, было записано много всякого. Какие-то даты, номера, рецепт борща, средство от кашля, ноты, записи о Поле. Пролистав измятые страницы, Полина радостно улыбнулась, найдя искомое, прошлась по тексту глазами и закрыла тетрадь, принимаясь складывать всё обратно. Закончив, она уверенно двинулась на кухню, достала все стаканы, и принялась рассматривать что-то на дне каждого, просвечивая через лунный свет. Заглядывала, как капитан Крюк из мультфильма в подзорную трубу. – Кольцо принёс, Антон? – тихо и деловито поинтересовалась она. – Конечно, – важно кивнул омега, заворожено следя за её действиями, будто она прямо сейчас возьмёт, и из этого стакана вытащит белого кролика, как фокусник из шляпы. Но бета только кивнула, наконец найдя подходящий стакан и, прихватив графин с водой, двинулась в комнату. Антон хвостиком петлял за ней в уютной темноте дома. Вернувшись в комнату, она поставила на стол стакан, графин, рядом положил бабушкино кольцо Тоша. Включив настольную лампу, две пары любопытных глаз приклеились к страницам. Омега стоял рядом, оперевшись о стол руками, почёсывая икру стопой, пытался разобрать слова. Как оказалось, нужно лишь наполнить стакан на три четверти водой, опустить на дно кольцо, поставить на подоконнике, чтобы поймать в отражение лик полной луны, и глядеть в кольцо до тех пор, пока не увидишь свою пару. Девочка налила воды в стакан, запустила туда кольцо. Оно сначала булькнуло о поверхность воды, а потом звякнуло о стеклянное дно. Улыбнувшись, она отключила лампу. Только слабый блеск свечки и стрекот сверчков за окном разрезал тьму на пару с прожектором луны. Неуверенно шагнув, Антон приблизился к окну и осторожно заглянул в стакан. Кольцо сияло золотым на дне. Антоша забыл как дышать, боясь потревожить ровную гладь воды. Морозова позади замерла, смотря в спину омеге. Она могла бы так же поворожить, только вот не знала где лежит кольцо мамы. Потому лишь наблюдала за Тошей. В ряби воды в стакане Антон видел лишь отражение лунного диска. Томительные несколько минут он смотрел внимательно, даже стерпел зуд на ноге. Часы в комнате размеренно тикали, замолчал сверчок, качался на ветру лес. Вскоре Петрову как-то надоело так стоять. – И... Долго так? – спросил он, поправляя сползающие вниз очки, что намеревались грохнуться и присоединиться к бабушкиному кольцу. – Тихо, Антон. Смотри давай, не отвлекайся, – бета отошла, тихонько садясь на кровать, и наблюдала за омегой комкая в руках край ночной сорочки с жирафом. Подвигав затёкшими плечами мальчик вздохнул, тревожа дыханием жидкость. Лично он считал, что всё это глупости, пусть мама и утверждала, что отца увидала во сне. Она только перебралась в город на учёбу и в первую ночь в общежитии произнесла от балды то, что велела ей сказать бабушка:"Сплю на новом месте, приснись жених невесте. Явись с тем лицом, с каким пойду под венцом". А потом увидала в покупавшем с дикого бодуна пиво в сельмаге парне человека из своего сна. Оля всегда восторженно охала, а Тоша закатывал глаза, не слишком веря в мамины байки. Хотя, после случая в лесу ещё зимой, могло оказаться правдой всё что угодно. Это подтверждал и загадочный тотем, всё ещё хранящийся в его полке. Полина, кажется, тоже устала ждать и принялась листать тетрадь, вглядываясь в мамин почерк. Она не слишком хорошо помнила родителей, всё же была мала, да и семь лет прошло. Они ехали из села в город по делам поздно вечером и столкнулись с многотонной фурой, которую занесло на скользком после дождя асфальте. Спавшая сладким сном малышка не знала, что осталась сиротой, не видела, как Харитон глушил рукой слёзы, сжимая трубку телефона. Хоронили их в одинаковых тёмно-коричневых гробах. Закрытых. И за все похороны их ни разу не открывали, потому что зрелище было не для слабонервных. В тот день дул холодный мокрый ветер, шёл дождь, листья давно облетели с деревьев и теперь гнили на земле. Изнемождённая слезами и бессонницей Полина вышла подышать на следующий день, после похорон, прячась от пустых глаз дедушки и сочувствующих прохожих. Всё вокруг было серо-грязным, отражая её состояние, но даже переутомлённым мозгом она почувствовала тревогу. Лес, у которого она остановилась, подозрительно затих. Ни птиц, ни ветра. Она поняла почему. Из-за деревьев на неё смотрела чёрная как смоль постройка. Девочка застыла, не веря своим глазам, а дверь гаража приоткрылась, едва-едва, словно приглашая. И услышала она из тени ласковый голос. Мамин. Она звала дочку. Говорила, как соскучилась, как ждёт её. Девочка шагнула навстречу, но потом замерла. Могут ли мёртвые говорить? Тьма так и влекла к себе, но мысль о дедуле отрезвила. Он ведь будет волноваться. Однако, мама так и звала её из черноты, едва не плача. Морозова так и топталась бы, если бы не рык. Звериное рычание послышалось из дальнего оврага, из-за чего дверь загадочного строения резко захлопнулась, клацнув, будто капкан, а листовое железо завибрировало, застучало угрожающе. Из-за жухлой травы в вечернем сумраке показались чёрные очертания зверей. Их бело-жёлтые глаза пялились на неё. Не долго думая, девочка рванула назад, едва не подскальзываясь на грязи. Она слышала позади шелест и дыхание, а ещё вибрацию большущих ворот гаража. Звери разных мастей двигались за ней. Не помня себя, она бросилась к калитке стоящего на самом краю посёлка дома, цепляясь потными пальцами за дверцу и заскакивая на чужой двор, плотно закрыла её за собой. Зверье, или чёрные пятна, как заметила Поля в щелях забора, двигались за деревянной преградой, рыча в сторону дороги и леса. Они подстерегали её? Или наоборот, стерегли? Морозова кинулась на крыльцо, вжалась в угол рядом с дверью, положила щеку к бревну из которых состоял дом, к моху в щелях, и буравила взглядом хлипкую калитку. За дверью раздались шаги, она распахнулась со скрипом, едва не припечатав девочку к стенке. Семилетний Ромка вышел на крыльцо, оглядываясь. Тогда он носил синие шорты на ногах-спичках, а колени и руки вечно зеленели зелёнкой на ранках. Повертев головой, он увидел дрожащую Полину. – Полин, ты че тут? Эй, Полина! – он тихонько потряс её за плечи, но реагировала бета вяло, глядя на калитку. Маленький альфа сошёл с крыльца, сунул ноги во вьетнамки и, сдвинув железный запор, выглянул на улицу, не успела Полина испуганно взвизгнуть. Никого. Никто не утащил Ромку в вечернюю темень. Мальчик закрыл ворота и вернулся на крыльцо. – Ладно, сестрён, ты чего? Вставай, я тебе мамкин чай успокаивающий заварю. Ну, чего сидишь, вставай давай, чего как неродная? Полина ослабшими пальцами схватила крепкую ладошку и Пятифан потянул, поднимая её с пола...***
Уже битый час Тоша пялился в воду. Наверное надо уже плюнуть на это, но он смотрел, хоть и Поля подозрительно затихла. То ли уснула, то ли о чём-то задумалась. Из мыслей девочку отвлёк резкий звон. Тоша неловко задел стакан, от чего тот опасно зашатался, грозясь опрокинуться. Омега схватил его двумя руками, заставляя встать прямо и заглядывая в плеск воды внутри. Что-то тёмное появилось, складываясь в картинку. В темноте внутри золотого кольца, среди ряби воды, расплывалось лицо. Оно было будто в тени, явно мужское, взрослое, с резкой линией челюсти, сильной шеей, высоким лбом, короткими волосами, только цвета не различить, с соколиными густыми бровями. Блики луны слились в светящиеся во тьме светло-голубым глаза. Они были ледянящие, заиндевелые, но какие-то родные при этом, тёплые. Прямо как у охотника из его сна. Секунда, и лицо исчезло в ряби, оставив после себя лишь ощущение, что оно было каким-то знакомым и незнакомым одновременно. Антон ошарашено ахнул. Неужели сработало? Но стоило ему поднять наконец глаза от стакана на окно, как он испуганно вскрикнул, отталкиваясь от подоконника, так что чуть не грохнулся назад. Полина едва успела поймать его за локоть, очки всё таки шарахнулись на ковёр, ладно хоть не разбиваясь. Бета всполошилась, ничего не понимая, а Антон, подняв очки, опасливо выглянул в окно. Когда никого там не увидел, с облегчением вздохнул. Потому что, – он готов был поклясться – за домом напротив, на периферии леса, стояла мужская фигура с горящими дырами белых глаз и головой волка.