Скошенные ветром, выжженные пламенем. Втоптанные в землю копытами зла. На кого надеялись, от чего бежали мы? Отчего так чёрен день, а ночь так бела? Раненое сердце, острые стрелы, Чёрные кони, ночи без сна. Там, за холмами солнце запело. Сделаешь шаг - за тобою весна
***
Май окончательно пригрел землю, лес проснулся и залился зелёными красками, шумя буйством листвы и трав. Рядом с Тошиным домом уже несколько дней ярко пахло черёмухой. По утрам мама открывала окна, глубоко вдыхая ароматы цветения и росы. Кухня утром была прохладна, слабый синеватый свет пробивался в окошко, ветерок колыхал лёгкую шторку. Антон осторожно зашёл в комнату, не включая свет, чтобы не спугнуть особую атмосферу майского утра. Чирикали птицы вдали, меж стволов полз лёгкий как ситец туман, пряча листву и оставляя капли воды на зелени. Солнце медленно согревало небосвод розовым и жёлтым. Весна всегда была такой. Свежей, переменчивой, возрождающей. Вчерашняя гроза оставила запах сырости и влаги. Около часа Антон успокаивал Олю, а потом дышал у окна озоном, наблюдая за потоками воды с крыши и слушая гулкий грохот молнии в глубине чёрных туч, шум леса, грохот веток и шорох листьев. Электричество отрубилось, и вечер их семья сидела в потёмках. – Ну ничего, – приговаривала мама, – бабуля всю жизнь так и жила. И ничего. Сестра так боялась грозы, а её брат наоборот, наслаждался. Ловил лицом резкие потоки ветра, вдыхал, взглядом погружался в тёмно-синее грозовое небо. У Ромы в моменты гнева радужки становились такими же, только блеска молний не хватало. Но никогда такой взгляд не был направлен на Антона. Глядя на омегу, вечно нахмуреные брови распрямлялись, плечи расслаблялись, взгляд мягко блуждал по лицу и хрупкой фигурке. Мысль об этом заставляла краснеть. Они встречались уже месяц. Даже их одноклассники были вкурсе, видя их сцепленные руки на задней парте. Учителя каждый раз качали головами, как бы говоря " не с тем ты связался, Петров", вызывая в Пятифане приступы тихой агрессии. На самом деле его это задевало, но Антон приловчился его успокаивать. Поцелуи в щеку быстро превращали лесного зверя в ласкового пуделя. Учителя вскоре смирились, тем более что у Пятифанова улучшилась успеваемость. Все конечно понимали, что он просто списывает у своей пары, но просто махнули рукой. Им от этого меньше мороки. Оля, как узнала о отношениях её брата с Ромой, начала скакать, хихикая и немедленно нарекла Пятифана ещё одним старшим братом. Тот был нисколько не против и позволял Оле кататься на своих плечах или примерять на нём венки. Тоша понимал, что сестрёнка нагло манипулирует альфой, но на его слова Рома качал головой, продолжая заплетать косички из льняных волос. Он вообще проявлял невероятную терпимость к девочке. Иногда Оля могла быть капризной и приставучей, но Ромка стоически всё терпел, проявляя учтивость. Даже когда Петрова плакала, прибежав с пчелиным укусом на руке, среагировал быстрее омеги, подскакивая к малышке. Укус осмотрел, слёзы вытер, мазью осторожно помазал. – Ну, ну, малая, не мороси, – Рома оскалился, но дружелюбно. – Вот у тебя пройдёт, а пчёлы после укуса вообще помирают. Ты считай победила, малая!***
В последний день школы Рома договорился, что поможет омеге с учебниками. Антон заметил его и ещё несколько мальчишек у калитки полуразрушенного забора и выскочил на улицу. Приближаясь к группе парней в спортивках он слышал часть разговора. – ... Я вычислю любого, сука, хитрого кидала. Хули, этот чижик решил, что наебёт Пятифана, а нихуя! – Ромка сплюнул на дорогу.– Я ебал в рот всех этих мразей, пиздец! Я Рома Пятифан нахуй, я набью ебало всем кто мне спиздит. Будьте ровными пацанами и всё будет ок, ебать. – Базаришь, Ромк, на... О, Заяц! А мы уже заждались, – бурят активно замахал рукой. Антон улыбнулся чуть неловко, чувствуя стыд за то, что подслушал. Пятифан обернулся, зачем-то отряхнул руки и улыбнулся. – Тош, ты чего долго? Это всё? Давай, я сам понесу. Давай, давай! Вот. Ты поел? Точно? Тётя Карина как? Болела ведь. У меня у мамы мёд есть, могу занести. Да и тебе надо, так, для профилактики. И на голову где? Обгоришь, Тош. – Нет, Ром, всё хорошо, спасибо. Привет, ребят. Ребята распрямились, как солдаты перед капитаном и приветственно кивнули. Заметив, что их вожак теперь полностью поглощен своим омегой, мальчишки поспешили ретироваться. Они окончили седьмой класс, Рома помог омеге сдать кучу тяжёлых учебников и искать те, что потерялись. Сам он ничего не терял, потому что учебники из дома и не выносил. Тихо матерясь, он рылся в полках, где нашёл антонов учебник по географии. Быстро расчитавшись с библиотекарем, Рома выволок Антона на улицу. Солнце пекло как летом, жужжали пчёлы на пасеке, пахло горячим бетоном и дорогой. Самым прохладным местом в такую погоду был лес, куда они и направились. Кроны деревьев берегли влажность и прохладу, освежали. Тайга стала родной омеге, будто с пелёнок он знаком с каждым деревом и тропой, как Пятифан например. Мальчишка гордо шагал по просёлочной дороге, держа Антона за руку, будто Македонский, прогуливающийся по только завоёванному городу. Если они встречали на пути друзей Пятифана, тот неизменно загребал Антона к себе за плечико, свободной рукой здороваясь с братками. Петров слушал изобилующие матом и разными заковыристыми словечками разговоры, смущённо облизывая мороженое и пригревшись к курящему пареньку. Солнце хорошо припекало, а Антон был без панамы, поэтому Рома накинул ему на голову свою мастерку, чтобы Антоша, не дай Боже, не заработал удар и не обгорел. Её он вернул только когда они прошли деревню приблизившись к лесу. Омега быстро доел свой пломбир, альфа повязал олимпийку на поясе и они вдвоём нырнули в тень просеки. Тропинка была широкая, поэтому шли они рядом, не расцепляя ладоней. Только тут, в тени, Антон понял насколько он вспотел. Отдёрнув футболку и пустив к коже воздуха, он вздохнул, не замечая взгляда Ромы. Мальчик вдруг остановился и едва ощутимо прижался губами к взмокшему виску. Тоша моргнул, смущаясь и отводя взгляд зелёных глаз. Босота хмыкнул и потащил его дальше. – Ай! – пискнул вдруг омега и Рома резко обернулся, так что шея едва не хрустнула. – Чё такое? – в голосе дрогнула тревога. – Это... Шишка упала на голову, – Антон поднял ту с земли, подкидывая в руке. Рома нахмурился, подошёл, положил ладони на тонкую шейку, разглядывая макушку. – Больно? Ушиб? Синяк не выскочит? – Ром, какой ещё синяк? Это просто шишка, – Петров улыбнулся, а Пятифан отвернулся, бубня под нос. – Да кто ж вас, городских, знает. Ладно, шевелим колготками, я тебе покажу одно место. Местом оказался клён, растущий прямо посреди небольшой цветущей опушки. Вереск качался над травой, от цветка к цветку летали насекомые. Трава тут была густая, будто её специально сюда навалили, чтобы было мягче. Где-то на середине пути к дереву Петров стянул с ног сандалии и пошёл босиком по траве. Растения мягко касались нежных пяток, будто боясь ранить. Поглядев на это, Рома склонился, стянул с ног затёртые кроссовки и пошёл за Антоном в тень клёна. Там они разлеглись у ствола. Пятифан закинул руку за голову, а Тоша прижался щекой к груди альфы. Лёгкий нежный ветерок остужал и приласкивал. Ромкина ладонь легла на спину в белой футболке, поглаживая. Ладони Ромы вечно грубые, теперь были перепачканы в чем-то въевшемся, тёмном. Видимо, в машинном масле. Не так давно гопник взялся за ремонт старой отцовской девятки, которая до сего момента пылилась в гараже. Ещё в детстве Рома спас её от продажи, почти боем выбив у матери права на средство передвижения. Это была не просто машина, это отцовская "ласточка". Так что теперь, в свободное время, они с Бяшей шли в небольшую пристройку из кирпича, и рылись в ржавых внутренностях железного Буцефала. С тех пор к привычному запаху табака присоединились запахи металла и солярки. А Антон всё равно жался к Роме, тыкался носом, вдыхал. Более того, запах парня казался чем-то родным и приятным. Это в нём от матери, та тоже жалась к отцу, откуда бы он не вылез, а от других мужиков её воротило. Рома вздохнул, поглядел вниз, аккуратно заправил светлые волосы омеге за ухо и стянул его очки, чтобы не мешали. Пряди были мягкие и шелковистые, как и кожа, и пахли молоком, мёдом и шампунем с ромашкой. Омега жался к груди мягкой щекой и сердце у Ромы стискивало от нежности и тревоги. Тоша такой маленький, такой хрупкий. Его только холить, лелеять, да пылинки сдувать, а тут посёлок полный животных. Что там посёлок, вся страна. Растопчут, разорвут, испепелят его Зайчика. Не люди, так нечисть лесная. Ещё не ясно кто страшнее. Но больше всего Рома боялся себя. Да он сильный, да решительный, но вот выдержки ему не хватало. Чем дольше он с Тошей, тем более жадным он становится. С каждым днём он жаждет больше и больше и ведь сорвётся рано или поздно, он ведь тоже не железный. Меньше всего ему хотелось ранить Антошеньку, нельзя чтобы он его боялся, хотя если Ромка сам что-то ему сделает, то точно себя не простит. Очень некстати в голове всплыл день их знакомства, потом драка с Полюшкиным и тот самый случай в сортире... О последнем вообще лучше не думать, эта ситуация заставляла зверя внутри голодно порыкивать, пугая Рому. – Ром... – тихий голос Тоши вернул в реальность. Ромка проморгался и вновь стал поглаживать волосы. – М..? – А что... Ну, дальше будем делать? В смысле в будущем. Ты думал об этом? Ну, на кого учиться, где, как жить потом? – Да не, – пиздит как дышит, – Времени ещё вагон и маленькая тележка. Школу закончим, там посмотрим. Ты не очкуй, всё на мази будет. Отсюда валить надо – эт без вопросов. А там посмотрю, поступлю куда-нибудь типо механика там, или слесаря. Голодными мы с тобой не будем. – Мы? – от этого слова сердечко омеги почему-то дрогнуло, забилось. Альфа думал об их совместном будущем. – Ну конечно. Хату найдём, нам же много не надо. Ну или, если хочешь, можно и в посёлке, тут тихо и воздух, природа, сам понимаешь. Я рукастый, сам могу домину отмудохать. Хоромы нам воздвину, Тох, ты только попроси. Захочешь огород – будет тебе огород. Баню надо – пожалуйста. Хочешь скот, кур, кота рыжего найдём. Барсик будет. Как тебе Барсик? " А если дочка будет – то Аней назовём" – хотел сказать Рома, но вовремя прикусил язык. Рано. – Хорошее имя, – Петров влюбленно вздохнул, лбом потеревшись о немного колючий подбородок Ромы. Парень не любил бриться, вечно ранился, но Харитон пытался его научить. Слова Пятифанова не казались ему "пустым базаром". Он хорошо изучил гопника и понимал, даже по интонации, что он сейчас абсолютно серьёзен. Больше всего Ромка не переносил лжецов. Пиздаболов, проще говоря. И сам никогда не опускался до вранья. Он человек слова, всё что он обещает он исполняет, да и за другими следит. Ветерок закачал ветви клёна. Расплывчатым зрением Антон заметил, как тень пронеслась между деревьев, но просто плюнул на это. С его зрением может что угодно привидиться. А даже если это опять духи, то плевать. Рядом с его альфой ничего не страшно.***
В июне они виделись редко, так уж сложились обстоятельства. Рома устроился на подработку в городе, куда уезжал по утрам на автобусе, а когда приезжал отправлялся в отцовский гараж и копался с машиной. Все эти детали, винты и гайки затягивали его не хуже, чем Антона какая-нибудь приключенческая книга, вот и рылся Ромка в механизмах по самый локоть с утра до ночи. Тоша тоже был занят, готовя сестрёнку к учёбе в школе и дни проходили за чтением книг для первоклашек, чистописанием и арифметикой. Тем не менее, друг о друге они не забывали. Перед работой Ромка забегал к ним, неизменно всучивая Карине букет сирени, ромашек, или других цветов. Она немного обижалась из-за того, что сын ей не рассказал о них с Ромой, но после таких вот визитов быстро оттаяла. Они стояли за тошиным домом ловя тёплые лучи утра, альфа курил, омега жевал жвачку или конфеты. Они обнимались минут пятнадцать, после чего Рома уходил, вежливо отказываясь от предложения Петровой позавтракать с ними. К середине месяца пришла вторая течка, которая, к счастью, началась рано утром. Что странно, её приближение Рома ощутил даже раньше самого омеги. За неделю до этого события он вдруг забыл про машину из-за неясного волнения за омегу. Всю неделю кружил постоянно рядом, словно римлянин преследующий юную сабинянку. Но последним сигналом был вечер, когда Антон зашёл посидеть с мальчишками в гараже Ромки. Двери были распахнуты, пуская внутрь лучи солнца, омега примостился на каком-то ящике, попивая лимонад из стеклянной бутылки, пока Рома рылся в открытом капоте, бурят копался в коробке с инструментами. В закатном свете альфа протирал тряпицей детали, прочищал от ржавчины и грязи, что-то закручивал, и наблюдая за ним Антон ощутил жар и непонятную духоту. Рома, в пыли и масле, сосредоточенно хмурящийся с пассатижами в руках, вдруг стал невероятно брутальным, как и любой альфа, занимающийся полезным физическим трудом. Петров поглядывал на то, как напрягаются мышцы руки Пятифана, пока тот закручивает очередной винт, и сам напрягался не меньше. А уж когда Ромка, матерясь, сдёрнул с себя майку, вытирая со лба пот, и запустил куда-то в угол гаража на манер заправского стриптизёра, Тошка чуть не взвыл. Он поглазел на альфу, как лиса на сыр и заторопился домой, чувствуя покалывание во всём теле. И вот, лёжа в кровати, он чувствовал себя как в бане, сознание плыло, он комкал одеяло, но уже не от боли. От зуда и сладкого нытья в животе он извивался ужом, раздевшись, потому что ужасно потел. Постель промокала от естественной смазки, хоть выжимай, но боли не было. Был лишь огонь, распирающий грудь. Зверь жалобно скулил, катаясь по полу и Антон почти повторял его движения, сбиваясь в дыхании. Собственное воображение сводило с ума. Ему мерещился Пятифан, чей запах остался на одежде, почти до реальных галлюцинаций. Хотелось вжаться мокрым телом, уткнуться в шею, и вдыхать вдыхать вдыхать его запах до боли в лёгких и внизу живота, сжиматься не на своих пальцах, а на чем-то ещё, так сильно, чтобы в глазах мерцало и слезилось. Органы связало в один большой узел и где-то в этом узле тошнило, где-то болело, но везде хотелось хотелось хотелось. Угадать что и где именно не представлялось возможным, всё тело стало одним нервом. Руки и ноги стали ватными, в голове звенела одна мысль, которая вырывалась изо рта хрипами, стонами и чужим именем. – Антон, — позвал женский голос, из-за чего омега распахнул глаза. Фигура матери плыла на фоне тёмного окна. Видимо, уже ночь. – На вот, выпей таблетку, полегчает, сразу уснёшь. Если что, зови Олю, она прибежит, – бормотала бета, выдавливая из блистера несколько таблеток в руку омеге и осторожно поднесла к его губам стакан с водой, придерживая голову. Омега сглотнул таблетки, жадно выпил прохладную воду и откинулся на подушки. Мама что-то убирала, меняла простыни, а таблетка начала медленно успокаивать жар. Антон прикрыл светлые ресницы, проваливаясь в сон.