Холодное вино

«Да ни в жизни» — повторял себе Дилюк, уже идя на пару с новоиспеченным капитаном куда-то за город. Он не успел проследить тот переломный момент, когда стоял в кабинете магистра, только и мечтающий тогда о том, чтобы поскорее уйти, и когда уже шел по дороге в ногу вместе с этим самодовольным Кэйном, закуривающего очередную сигарету. — Как я только на это согласился... — пробурчал он нечленораздельно себе под нос. — Я очень рад твоему выбору, — синеволосый любопытно разглядывал макушку Рагнвиндра, поскольку был выше того на пол головы. Винодел отвечать на это ничего не стал. Лишь скрестил руки на груди, тяжело вздохнув. Он опять начал корить себя за то, что в нужное время дал слабину, не настоял на своем и теперь опять идет сам не знает куда, чуть ли не под руку с вечно веселым капитаном, использующего того в свою очередь, как ходячую зажигалку. — Зачем ты вступил в орден? Собеседник слегка опешил от такого вопроса, но снова заливисто рассмеялся, стоило ему открыть рот. — Разве это плохо? — он наигранно сделал удивленное лицо. — Орден открывает неплохие перспективы. Ответом красноволосого был только недовольный и раздраженный хмык, после которого в голове вновь начали всплывать не самые приятные воспоминания и диалоги, больно сковывающие переболевшее сердце снова в тиски. — Ты ведь тоже когда-то был одним из рыцарей, — Кэйн с редкой для него серьезностью глядел на товарища в ожидании его ответа. — Откуда тебе это известно? — тут же забастовал Рагнвиндр. — Увидел твое досье в кабинете магистра, — он пожал плечами в жесте, мол «это же очевидно». «Действительно ли он это случайно увидел или, быть может, специально лазил по документам штаба? Если второй вариант верен, тогда что он ищет? Чего добивается?» — Дилюк полностью ушел в свои мысли, напрочь забыв о дороге и задании, на которое сам же и подписался. Слишком много вопросов закралось в его голову, слишком много подозрений, одновременно с диким неведомым ему раньше желанием добраться до истины. И дураку было бы понятно, что Кэйн не так прост и вряд ли по одной лишь просьбе выложит все карты на стол. Однако, от этого было даже интереснее и желаннее. На последнем сравнении Рагнвиндр отдернул себя, вытряхивая из головы совершенно ненужные слова, которые теперь уже прочно засели на подкорке его сознания. Капитан остановил за руку, витающего в облаках владельца таверны и сообщил, что они добрались до пункта назначения. Перед двумя путниками предстал небольшой лагерь монстров, преимущественно хилличурлов и хилличурлов-стрелков, натягивающих свои арбалеты. Кэйн как-то скучающе и даже досадно рассматривал представшую перед ним картину, словно его огорчил их вид или количество. Не медля больше не секунды, владелец Глаза Бога пиро, выудил из-за спины свой потасканный меч, намереваясь как можно быстрее покончить с этим пустяковым поручением. Скопление монстров сыграло с ними же злую шутку - мощное яростное пламя в миг охватило их огненным кольцом, предотвращая попытки на бегство. Следующий удар уже последовал в самую глубь их маленькой толпы – тяжелый исцарапанный меч с характерным звуком рассекал чужую плоть. Дилюк направо и налево размахивал своим оружием, практически не ощущая его тяжести за счет многолетней практики и тренировок. Когда последний хилличурл упал навзничь, раздался ехидный смех. Винодел тут же обернулся, беря в свой взор летающий крио-шар с маленьким танцующим магом в нем. Он тут же было ринулся к новому врагу, занеся лезвие над головой, но Кэйн, словно из под земли, вырос перед ним, преградив тем самым дорогу. Мастер недоуменно уставился на спину рыцаря, тяжело дыша и бегая глазами по всему, что видит перед собой. Синеволосый не доставал свой меч, не собирался использовать элементальные силы. Лишь только как-то грозно смотрел в глаза мага, чуть склонив голову в опасливом жесте. Враг в свою очередь не атаковал и не смеялся. Как-то странно дернулся, поправив свою маску, и заскулил (Дилюк был уверен, что ему не послышалось), улетая прочь от этого злосчастного места. Зачесав пряди назад одной рукой, гость из Инадзумы повернулся к Рагнвиндру, задорно улыбаясь и не показывая и тени смущения на своем смуглом лице. А вот напарник был в недоумении. Он был уверен, такого быть не может. Маги бездны – очень сильные противники, не вступать с ними в бой попросту невозможно. В противном случае, они сами будут преследовать тебя долгое время в случае побега, смеясь и выпуская магические снаряды прямо в спину. — Как ты это, черт возьми, сделал?! — возмущению винодела не было предела. За всё время боя Кэйн ни разу не достал меч, не сделал ни единого шага в глубь битвы и смотрел на всё со скукой и пренебрежением. Как это следовало расценивать? К уже существующим догадкам и вопросам прибавились новые – совершенно невяжущиеся с общей картиной и в корни ломающие представление об этом человеке. — Тише-тише, ничего не произошло. — Вот именно, что ничего не произошло! Ты даже не достал своё оружие! Как это вообще возможно?! — Н... У меня есть пара козырей в рукаве, — он в задумчивости приставил ладонь к подбородку в абсолютном спокойствии, будто не видел в этой ситуации ничего из ряда вон выходящего. Дилюк вспыхнул. Его лицо сравнялось с цветом глаз или волос, руки непроизвольно сжались в кулаки, а зубы во рту заскрипели. Завидев это зрелище, собеседник удивился и тут же сладко рассмеялся, прикрывая губы рукой. — Гнев тебе к лицу, — он смахнул невидимую пыль со своих плеч. — Придет время и ты всё узнаешь, — он поправил алые пряди на чужом лице, спутавшиеся между собой после битвы. — А сейчас нам пора возвращаться назад. И после этих слов синеволосый развернулся в обратном направлении, занеся руки за голову и мечтательно разглядывая голубое небо, затянутое облаками причудливой формы. Винодел же так и остался стоять, сверля чужую спину взглядом полным непонимания и злости.

***

Остаток дня Рагнвиндр младший занимался своими делами, требующими его обязательного присутствия, а именно: подписывание бумаг, встреча с дегустаторами, частичная подмена Чарльза, а в добавок еще и смена в роли "Полуночного героя". Очевидным было то, что сил у него совсем не осталось. И как бы владелец винокурни не старался, но скрыть замученное лицо было почти невозможно. Повезло, что вся винокурня уже легла спать и Дилюк смог немного побыть наедине с собой. Виски сильно жали, натруженные ноги гудели, а слабость во всем теле не позволяла даже ровно держать в руках стакан. Кое-как запив успокаивающую таблетку трясущимися руками, винодел устало упал в дорого обшитое кожаное кресло подле камина. Треск поленьев действовал расслабляюще в сочетании с блаженной тишиной огромной гостиной. После по истине выматывающего дня, полного болтовни, бесполезных расспросов и докучающих разговоров, больше всего на свете хотелось какого-то уединения, которое никто не осмелился бы не нарушить. Впервые за много лет Рагнвиндр был рад тому, что действительно одинок. С момента смерти мастера Крепуса прошло много времени, однако винодел навсегда запечатлел в голове семейный гул и уют, которого, как ему казалось, он не испытает уже никогда. Он четко помнил, как его отец в детстве проводил вечера с ним, как дом пестрел гостями и различными украшениями в предверии праздников, как всё вокруг было буквально пропитано домашней атмосферой. А что сейчас? Неизменная много лет гостиная, впившийся в стены запах вина, стертый паркет и выцвевшие шторы, которые, казалось, могут пойти уже только на тряпки. Вот уже пять лет Дилюк не празднует никакие праздники, не зовет к себе гостей, не устраивает роскошных пиршеств, как делал когда-то его предшественник. Появилось стойкое ощущение, что в тот самый злополучный день погиб не только глава семейства Рагнвиндров, но и его сын: практически всегда черная одежда, холодность и безразличие в разговоре, преданность единственному делу – винному бизнесу, доставшемуся тому по наследству без права выбора. Даже былой запал к жизни, что был когда-то в глазах маленького красноволосого ребенка, внезапно исчез. Так считала старшая горничная, смотрящая за ростом наследника и четко замечающая, как с каждым годом даже его взгляд становился всё более блёклым. В конце концов, найдя в себе силы встать и дойти до ванной комнаты, владелец винокурни облокачивается на края раковины двумя руками и с силой сжимает их, что на секунду даже слышится характерный треск. Одним резким движением он снимает с себя идеальную белую рубашку, так отчетливо уже въевшуюся в его извечный образ, открывая себе взор на побитое жизнью тело. Огромное количество шрамов покрывало его кожу с шеи до пояса как минимум. Некоторые казались пустяковыми, другие страшными, а третьи причудливыми в своем зигзаговом многообразии. Он понимал, что никто и никогда не обнимет его, не уткнется носом в пропахшие гарью алые волосы, притянув к себе в мягкие подушки, не начнет поочередно водить пальцем по каждому изъяну и спрашивать: как тот его получил? И от этих бесконечных мыслей шрамы оставались даже на сердце. Дилюк медленно посмотрел на свои ладони, искалеченные бесконечными сражениями и от того вечно скрытые под тканью темных перчаток. Ему было противно. Противно смотреть на давшего слабину человека в зеркале. Смотреть на его расчерченное тело. На его усталый вид и ненависть, что читалась в глубине глаз. Но с другой стороны, где-то там, далеко внутри человека в отражении таилась слабая надежда на что-то хорошее. Едва ощутимая, едва живая, словно огонек со спички, который мог потухнуть от одного лишь дуновения ветра. Надежда, не способная обжечь руки, но при правильном подходе способная сжечь город.