На несколько секунд воцарилась звенящая тишина, а затем весь Зал разразился суетой. Студенты повскакивали со своих мест, собравшись бежать в вестибюль, чтобы самим посмотреть, что происходит.
— ТИШИНА! — раздался голос Беллатрикс в суматохе, и студенты застыли: некоторые уже встали со скамеек. — Оставайтесь на своих местах!
Она направилась к Хагриду вместе с мадам Помфри, за ними следом шла профессор Спраут, а остальные учителя начали наводить порядок в Зале. Гермиона смотрела, как Беллатрикс ускоряла шаг до тех пор, пока почти не перешла на бег, а её черные юбки не заколыхались вокруг неё.
Хагрид вывел их в коридор, а Гермиона встала, чтобы помочь учителям как староста.
— Как ты думаешь, что случилось? — с беспокойством спросила Джинни. Среди студентов нарастал шум тревожных разговоров, и Гермиона, оглядевшись, увидела прикованные к ней перепуганные взгляды.
— Я не уверена. — Это не было ложью, но ужас прокатился по венам Гермионы ледяной волной. МакГонагалл была в лесу с Хагридом, и девушка могла припомнить только одну вещь, которая могла так напугать Хагрида. — Но думаю, что всё будет хорошо.
Она направилась к выходу, ворча на студентов, которые всё ещё пытались заглянуть в приоткрытые двери. Остановившись рядом, она развернулась и, вскинув бровь, посмотрела на стоявших неподалёку учеников, взглядом указывая им вернуться к трапезе или занять себя чем-нибудь ещё.
В дверях послышался какой-то звук. Гермиона не смогла удержаться от того, чтобы немного податься назад, отчаянно желая узнать, что происходит. Сделать это оказалось трудно, так как профессор Пембл обратилась к студентам, прося их сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. По большей части звуки, видимо, исходили от Хагрида: всхлипывая, он выдавал какие-то фразы, и Гермиона предположила, что он пытался объяснить, что произошло.
— … пытался… добраться… быстрее. Поднял её… принёс сюда.
— О чём она только думала?
Сдавленный и обезумевший голос мадам Помфри был едва различим, Гермиона слышала, как она бормотала заклинания, а затем раздался громкий удар.
— Беллатрикс! Это сейчас не поможет.
Наступила пауза, и Гермиона практически слышала напряжение в вестибюле.
— Что мне сделать, чтобы помочь? — Голос Беллатрикс был натянутым, эмоциональным и звучал так, будто она говорила сквозь зубы.
— Нужно поднять её наверх. Студентам будет интересно, что происходит…
Профессор Слагхорн быстро шёл в сторону Гермионы, за ним — профессор Пембл. Девушка выпрямилась и попыталась сделать вид, будто не слушала…
— Мисс Грейнджер, — кивнул профессор Слагхорн, проходя мимо, затем, толкнув дверь шире, присоединился к другим профессорам. Профессор Пембл остановилась перед Гермионой.
— Вы можете вернуться к остальным студентам, мисс Грейнджер. Угомоните их и успокойте.
Гермиона сначала замялась, но затем кивнула и, развернувшись, направилась обратно к столу. Проходя мимо открытой двери, она выглянула в щель и, резко вдохнув, застыла.
Большую часть сцены закрывал Хагрид, его плечи вздрагивали от всхлипов, но слева от него можно было увидеть опустившуюся на колени мадам Помфри с вынутой палочкой. На полу перед ней лежало нечто похожее на пальто Хагрида, а на нём мертвенно бледная и забрызганная кровью лежала Минерва МакГонагалл.
Её глаза были закрыты, голова наклонена набок, лицом к Гермионе, и девушка смогла разглядеть капли крови на испещрённой морщинами коже. Мантия женщины тоже потемнела от крови, стала почти коричневой на фоне зелёного бархата: казалось, её было так много. Гермиона чувствовала себя так, будто ей в сердце вонзили ледяное лезвие. Чёрное пятно привлекло внимание девушки, когда рядом с мадам Помфри появилась Беллатрикс. Она выглядела разбитой, ещё бледнее обычного, и Гермиона знала почему. Существовала только одна причина, по которой Беллатрикс могла чувствовать себя такой виноватой. Существовала только одна вещь, которая могла сделать подобное с МакГонагалл.
— Мисс Грейнджер, я сказала вернуться на место! — Резким, громким голосом произнесла Пембл, и Беллатрикс, рывком повернув голову, посмотрела прямо на Гермиону.
В смятении её взгляд помрачнел, стал похож на бушующий шторм в самую тёмную из ночей. Она была в ужасе и отчаянии, и Гермиона втянула воздух.
Профессор Пембл перекрыла ей вид, рассерженно глядя на неё, отчего девушка вздрогнула, затем отвернулась и поспешила к столу. Джинни, Невилл и Луна смотрели на неё с тревогой, и она практически упала на скамейку.
— Что происходит?
— Ты видела?
— Она в порядке?
Она взмахнула рукой, не способная прогнать из головы ни бледное, забрызганное кровью лицо МакГонагалл, ни измученный взгляд Беллатрикс.
— Я не знаю, что происходит, — солгала она, зная, что не будет ничего хорошего, если начать говорить о том, что она только что увидела. Слишком много людей прислушивались к ним, и могла воцариться паника; люди уже вспомнили о событиях прошлого года.
— Ты не видела? Мы слышали, как профессор Пембл ругалась на тебя…
— Я ничего не видела, — отрезала Гермиона и зарылась головой в ладони. — Извините.
Они перестали задавать ей вопросы, но девушка почувствовала, как ей на спину опустилась рука Джинни, и подруга начала очерчивать успокаивающие круги. Гермиона испытывала благодарность, но не пошевелилась.
Должно быть, это те существа. Только в этой версии был хоть какой-то смысл. Они затянули это дело по настоянию Гермионы, а расплачивалась теперь МакГонагалл. У девушки скрутило желудок, и её затошнило. Это была её вина. Они могли бы привлечь Министерство, если бы Гермиона только согласилась с МакГонагалл, вместо того чтобы пытаться урвать немного времени для Беллатрикс, чтобы та смогла примириться с ситуацией. Как это могло произойти? Ходила ли МакГонагалл в лес? Появились ли те существа?
Гермиона начала паниковать, её пульс подскочил, а дыхание стало прерывистым: её переполняло чувство вины.
— Воу, Гермиона, успокойся. Все нормально… всё будет нормально.
Мягкий голос Джинни послышался над ухом, и она изо всех сил попыталась вернуть дыхание в норму. Но как бы она ни старалась, её лёгкие, видимо, зажили собственной жизнью: она пыталась глубоко вдохнуть, но всё, что ей удавалось — это короткие вздохи. Гермиона крепко зажмурила глаза, настолько сильно, насколько могла, и сфокусировалась на дыхании, только на дыхании. Она слышала голос друзей и общий шум в Зале, но всё звучало как под водой: приглушённо и неотчётливо. Девушка пыталась прогнать давящие на неё мысли о том, что это её вина. Какой-то частью сознания она понимала, что именно так, наверное, чувствовала себя Беллатрикс, и её сердце заныло. Всю грудь сдавило, как будто её ударили. Если бы только можно было вдохнуть немного глубже…
— Гермиона, мне нужно, чтобы ты сфокусировалась на мне.
Знакомый голос перекрыл все другие: ясный и повелительный, но в то же время наполненный теплотой. Гермиона сделала вдох, всё такой же рваный, но более полный, чем предыдущие. Давление немного спало. Ещё одна рука опустилась на плечо.
— Вот так. Дыши глубоко. Вдох… и выдох. Вдох… выдох.
Гермиона приподняла голову, смотря в сторону Беллатрикс, чьё лицо появилось вблизи, но не слишком близко к ней самой; её взгляд был успокаивающим и открытым. Женщина сделала глубокий вдох, и Гермиона невольно скопировала её. Ещё один глубокий вдох, затем ещё, и её грудь освободилась; испытав облегчение, она на секунду прикрыла глаза. Открыв их снова, она увидела мягкую улыбку Беллатрикс.
— Лучше? — Гермиона кивнула. — Хорошо. Можешь встать? Нужно вывести тебя на свежий воздух.
— Я могу отвести её, профессор, — сказал Невилл и тут же выдал «ух!», оттого что Джинни ткнула его локтем.
— Всё нормально, мистер Лонгботтом. — Беллатрикс выпрямилась, протягивая Гермионе руку, девушка взялась за неё и встала, всё ещё концентрируясь на своём дыхании, хотя дышать уже стало легче. — Я должна убедиться, что мисс Грейнджер в порядке, а если нет, то нужно будет отвести её в Больничное Крыло. Вы можете идти без посторонней помощи, мисс Грейнджер?
Гермиона кивнула, и Беллатрикс отпустила её руку. Гермиона почувствовала сожаление: может, надо было сказать, что она не может идти самостоятельно? Беллатрикс шла рядом, пока они не достигли дверей, где всё ещё стояла профессор Пембл.
— Студенты должны оставаться на своих местах…
— Мисс Грейнджер нужен свежий воздух, а мне достоверно известно, что в вестибюле сейчас чисто, так что у вас нет никаких причин преграждать нам путь. Дайте ученикам знать, что мы обо всём оповестим их завтра и что всё под контролем, и пусть после ужина отправляются прямиком в свои спальни.
Тон Беллатрикс не терпел никаких возражений, и лишь после нескольких секунд колебаний профессор Пембл отошла в сторону. Беллатрикс провела Гермиону через дверь, больше не обращая внимания на другую женщину.
Вестибюль и правда был сейчас пуст, не осталось и следа от той сцены, которую видела Гермиона. Она остановилась, уставившись в точку на полу, где лежала МакГонагалл, и почувствовала, как сжалось горло. Беллатрикс обвила рукой плечи Гермионы и потянула девушку в сторону двери, на выход.
На них сразу же обрушился дождь, и Гермиона резко вдохнула. Она шагнула назад и прижалась к двери в поисках укрытия, отпустив руку Беллатрикс. Она взглянула на женщину, и из глаз полились слёзы.
— С ней всё в порядке?
— Нет, — подтвердила Беллатрикс. — Но мадам Помфри имела дело и с худшим. Так что с ней всё будет хорошо.
— Каким образом?.. Там было столько крови.
— Гермиона, — мягко произнесла старшая ведьма и, подняв руку к лицу девушки, застыла, едва коснувшись её. Гермиона, всхлипнув, прильнула к прикосновению, и Беллатрикс шагнула вперёд. — Она получает наилучший уход, который только могут предоставить Поппи и Слагхорн. Эти двое образуют команду достойную навыков целителей Святого Мунго… если не лучше.
— Это моя вина, — прошептала Гермиона.
— Что?
— Это моя…
— Нет, это не так. — Глаза Беллатрикс потемнели, а Гермиона зарыдала ещё сильнее. Слёзы смешались с дождём, так что скоро невозможно было их отличить. — Давай отведём тебя внутрь, к камину, и поговорим.
Гермиона вздрогнула и кивнула, а Беллатрикс снова открыла дверь, запуская её внутрь. Вестибюль по-прежнему пустовал, но из Большого Зала слышался громкий шум; Беллатрикс указала Гермионе следовать за ней. Они преодолели каменные коридоры и лестницы; старшая ведьма, не проронив ни слова, отвела её в свою комнату. К моменту, когда дверь за ними захлопнулась, Гермиона уже вся тряслась: больше от шока, нежели от того, как мокрые волосы прилипли к лицу после нескольких минут, проведённых на улице.
Беллатрикс направила палочку на камин, и огонь вернулся к жизни, потрескивая и обдавая холодную комнату тёплым свечением. Гермиона скинула с себя свою мокрую мантию, и Беллатрикс повесила её на дверной крючок, затем жестом указала Гермионе сесть около огня.
— Хочешь пить? У меня есть горячий шоколад. — Голос Беллатрикс был мягким и неуверенным, и Гермиона подумала, что эта ситуация была за пределами зоны комфорта старшей ведьмы.
— Есть огневиски? — хрипло выдала Гермиона, наполовину желая пошутить. Беллатрикс сомкнула свои пальцы.
— Вообще-то нет. Я не говорю, что совсем бросила это дело… но больше никакой выпивки во время семестра.
Гермиона слегка удивилась, но то, как Беллатрикс признала изменения, наполнило её сердце теплом. Девушка улыбнулась.
— Горячий шоколад будет прекрасен… спасибо.
Беллатрикс повернулась, чтобы отправиться на кухню, но Гермиона успела заметить, как щёки женщины налились румянцем. Девушка перебралась на диван и спустя секунду размышлений скинула свою обувь и, подоткнув под себя ноги, уставилась на камин.
Когда Беллатрикс вернулась с двумя дымящимися кружками горячего шоколада, Гермиона снова плакала: она сидела, подперев коленями подбородок, а огонь отражался в каждой падающей капле слёз.
Беллатрикс села рядом. Гермиона, взглянув на женщину, благодарно приняла напиток, взяв кружку двумя руками, и почувствовала, как по рукам проходит тепло. Слеза скатилась по подбородку и упала в шоколад, издав характерное бульканье; девушка посмотрела вниз и вздохнула.
— Ты не можешь винить себя, — шёпотом произнесла Беллатрикс, глядя ей в лицо; она сидела сбоку дивана, опустив кружку на колени.
— Конечно, могу, — ответила Гермиона, вытирая глаза рукавом, затем снова взялась за кружку с шоколадом. — Почему нет?
— Потому что это не твоя вина.
— Моя. — Голос Гермионы дрожал. Девушка сглотнула и крепко зажмурилась, пытаясь сдержать новые волны слёз. — Я выпросила у неё дополнительное время. Прямо здесь. Я хотела, чтобы она подождала, чтобы ты смогла…
— … чтобы я смогла использовать любую возможность исправить ситуацию. Чтобы в случае невозможности их спасения я чувствовала себя не так плохо, потому что мы испробовали всё. Я знаю. Вот почему в этом нет твоей вины. Если что, то вина лежит на мне.
— Нет! — Напиток Гермионы опасно затрясся, когда девушка резко развернулась к Беллатрикс, в чьих глазах снова отразилось смятение. — Ты не виновата! Ты сделала всё, что могла, чтобы остановить это, и если бы я только послушала её…
— Гермиона, — голос Беллатрикс стал глубоким, спокойным, и Гермиона замолчала, ясно вдруг осознав, что женщина с трудом держала себя в руках. — Пожалуйста, не вини себя. Ты видела, что эта ноша может сделать с человеком. Что она сделала со мной. Не позволь этому случиться с тобой, рысёнок. Ты слишком хороша, чтобы испытывать столько страданий.
Гермиона вновь расплакалась, она поставила кружку с шоколадом на стоявший рядом с диваном маленький столик и повернулась к Беллатрикс, нерешительно глядя на неё.
— Можно тебя обнять?
Беллатрикс мягко посмеялась и, опустив свою кружку, подвинулась к Гермионе поближе. Обхватив девушку руками, она притянула её к себе; Гермиона опустила голову на плечо Беллатрикс и закрыла глаза. Не зная, куда девать свободную руку, девушка осторожно положила её женщине на талию. Она плакала, а Беллатрикс гладила её по волосам, и хотя поначалу её действия были жёсткими, в конце концов, она всё же расслабилась и поцеловала Гермиону в макушку.
— Это для меня в новинку. — Голос женщины был низким, осторожным и огрубевшим. Гермиона повернула голову и подняла на неё свой взгляд: Беллатрикс смотрела прямо, в сторону камина, очевидно потерявшись в своих мыслях. — Проявлять заботу.
— Я знаю. То есть я догадывалась.
— Я нормально справляюсь?
Девушка улыбнулась и кивнула, зарываясь лицом в шею женщины.
— Да, — прошептала Гермиона ей в кожу. — Ты прекрасно это делаешь.
Она оставила поцелуй на шейной мышце Беллатрикс, и от того, как женщина вдохнула, удивились они обе. Беллатрикс прочистила горло и мягко высвободилась из-под губ Гермионы.
— Я знаю, что Минерва… она много значит для тебя…
— И для тебя тоже.
Беллатрикс замешкалась, а потом вздохнула.
— Да, для меня тоже. Я не могу выразить словами всё, что подумала, когда увидела её. Но когда я увидела выражение твоего лица, когда ты стояла в дверях… — она запнулась и прекратила гладить волосы Гермионы, застряв в раздумьях. Гермиона подняла на неё глаза, ожидая продолжения. — Я поняла, что была не единственной, кто винит себя. Я слышала твои мысли, когда ты начала паниковать. Никогда ещё необходимость помочь кому-то не выдёргивала меня так быстро из собственной эмоциональной воронки.
Гермиона утёрла слёзы и, приподнявшись, поцеловала Беллатрикс в щёку. Старшая ведьма моргнула и удивлённо посмотрела на неё.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что рассказала мне это.
Беллатрикс сдвинула брови.
— Я не из тех людей, кто особенно открыт, или к которым можно обратиться за поддержкой. Я просто хотела сказать тебе, что ты причина, по которой я не побежала сию же минуту в Лес, увидев, что они сделали с ней. Раньше… я бы так и сделала. А теперь… я думаю о том, что бы ты чувствовала, если бы мне навредили. Потому что я знаю, что бы чувствовала я, если бы вред причинили тебе.
Сердце Гермионы затрепетало, и она уставилась на Беллатрикс полными слёз глазами, затем прильнула ближе и оставила мягкий поцелуй на губах женщины.
— Я знаю, что ты чувствуешь.
Беллатрикс обхватила ладонью её лицо и, большим пальцем вытерев слёзы девушки, притянула её ближе.
— Это, правда, не твоя вина, Гермиона.
Гермиона вздохнула и, посмотрев вниз, закрыла глаза.
— Я ничего не могу поделать с этим чувством вины. Она хотела вызвать Министерство. Это же были они, да? Те… существа? Они сделали это?
— Да. Больше никто не мог сделать подобное. Я… знаю эти отметины, которые они оставляют.
Гермиона прошлась взглядом по плечу Беллатрикс, в том месте, где увидела ранение в ту первую ночь, когда это всё началось.
— Скажи мне правду. — Глаза Гермионы заблестели, оттого что слёзы снова норовили пролиться. — Она правда поправится?
Беллатрикс вздохнула и, запустив пальцы в волосы девушки, завела ей за ухо выбившуюся прядь.
— Я не могу сказать точно. Её травмы не такие ужасные, как у некоторых из тех, кто выжил на войне, но Минерва уже стара. Она может быть сколько угодно сильной, умной, способной и упрямой женщиной, но нельзя отрицать её возраст. Подобное нападение… всё зависит от того, как о ней будут заботиться, и от её собственных сил.
— Что если… Что если она не выживет? — Гермиона сглотнула, а по щеке покатилась большая, солёная слеза и очертила контур её губ. Беллатрикс проследила за ней, а потом большим пальцем коснулась нижней губы Гермионы, вытирая её.
— Значит, нам придётся с этим справиться. Мы будем скорбеть. И чтить её память.
Гермиона замотала головой.
— Я не могу потерять ещё кого-то. Не так скоро. Не… Я не могу.
— Я знаю… — Беллатрикс погладила её по щеке. — Я знаю.
***
Гермиона ещё не пришла в себя: она чувствовала, что ей было тепло и уютно, хоть и немного жёстко. Девушка моргнула в ответ на замерцавший между век свет от огня, затем зевнула и открыла свои затуманенные глаза. Спустя мгновение она поняла, что узнаёт комнату, и чуть не дёрнулась вверх, но, почувствовав, как пальцы гладят её волосы, остановилась.
— Здравствуй, рысёнок.
Повернувшись, она посмотрела наверх и поняла, что лежала головой на коленях Беллатрикс. Старшая ведьма улыбнулась той мягкой, довольной улыбкой, которая предназначалась только Гермионе, и её пальцы застыли.
— Я… я уснула?
— Ты плакала, пока совсем не вымоталась, — прошептала Беллатрикс. — Я не хотела беспокоить тебя: ты заслужила отдых.
Гермиона ещё немного повернулась, чтобы лечь на спину, и посмотрела на Беллатрикс; женщина убрала свои пальцы и теперь просто улыбалась.
— Извини.
— Не за что извиняться, Гермиона. Я думаю, тебе нужно было выплакаться, и я была счастлива побыть с тобой рядом. Хотя не могла отделаться от мысли, что последние несколько месяцев я сама могла быть причиной твоим слезам.
— Нет… ну… может, немного, — медленно поднимаясь, призналась Гермиона и отодвинула накинутое женщиной одеяло. От этой мысли её сердце загорелось. — Но оно того стоило.
— Неужели?
Голос Беллатрикс был тихим и немного колеблющимся.
— Да, — успокоила её Гермиона. Старшая ведьма улыбнулась и взяла кружку с горячим шоколадом, которую Гермиона ранее оставила на столе: напиток всё ещё дымился от жара — одна из привилегий магии. — Спасибо. Как долго я спала?
— Всего пару часов. Комендантский час ещё не наступил.
Гермиона отхлебнула шоколада и довольно замычала.
— Здесь есть корица?
— Да. Мне нравится корица, но если тебе нет, я могу…
— Нет. Мне очень нравится. Спасибо.
Лицо Беллатрикс озарилось улыбкой, и сердце Гермионы заныло.
— Я всегда любила корицу, ещё с тех пор как была маленькой, — призналась старшая ведьма.
— Это так мило. — Гермиона улыбнулась и сделала ещё глоток. Это правда было прекрасно. Она наблюдала за Беллатрикс: женщина с застывшей улыбкой на лице стала пристально глядеть в огонь; постепенно линия её губ стала прямой, а глаза потемнели. — Эй… о чём ты думаешь?
— Просто… Мы с Минервой иногда разговаривали о всяком за чашечкой чего-нибудь. Просто… обо всём, что приходило в голову. Иногда о том, что случилось на каком-нибудь уроке, или об определённых воспоминаниях. Иногда мы разговаривали о пережитых войнах. И я не могу представить, что этого у меня больше не будет.
Гермиона зажевала губу.
— Ну, как ты сказала, она в лучших руках. Я уверена, что она придёт в себя, моргнуть не успеешь. — Беллатрикс кивнула, но Гермиона понимала, что сделала она это больше, чтобы успокоить себя, а не её. Девушка допила свой шоколад, опустила кружку и взяла Беллатрикс за руку, на что женщина одарила её мягким взглядом и поднесла ладонь к её лицу. Гермиона поцеловала её, и старшая ведьма села, немного выпрямившись. — Ты можешь навестить её? Принести ей чай и любимое печенье?
— Я скажу ей, какая она упрямая, впрочем, как всегда, и чтобы поднималась на ноги, — посмеялась Беллатрикс и моргнула, словно пыталась избавиться от слёз.
— Она найдёт в себе силы, по крайней мере, чтобы отчитать тебя за это, — оскалилась Гермиона. — Может даже снова победить тебя в дуэли.
— Она не победила меня, — сказала Беллатрикс, вздёрнув бровью.
— Вроде как победила.
Беллатрикс выдохнула, но не стала спорить. Во всяком случае, настроение немного поднялось. Гермиона улыбнулась, проводя пальцами по её волосам, убрала пару выбившихся прядей с лица.
— Тебе нужно идти в Общую Гостиную, — сказала Беллатрикс спустя секунду, но прильнула к прикосновению так, будто не хотела, чтобы это заканчивалось. — Твои друзья будут беспокоиться, а ты вообще не должна быть здесь, учитывая, что мы явно не можем удержаться от нарушения правил.
— Ну, довольно трудно удержаться от того, чтобы быть с тобой так часто, насколько это возможно, — поддразнила Гермиона. Беллатрикс не засмеялась, только повернула голову и поцеловала ладонь Гермионы, чьи пальцы всё ещё были зарыты в её беспорядочные кудри.
— Мне это знакомо.
***
Когда Гермиона открыла портрет Общей Гостиной Гриффиндора, со всех углов комнаты её встретили обеспокоенные взгляды и мокрые от слёз щёки. Ученики смотрели на неё глазами, полными надежды, будто думая, что у неё есть ответы на все оставшиеся вопросы. У Гермионы скрутило желудок: последние несколько часов она провела размышляя о МакГонагалл, о себе и о Беллатрикс, но не подумала о том, как произошедшее могло повлиять на других.
Сидевшая возле камина Джинни кивком позвала Гермиону присоединиться к ним, и девушка прошла по комнате, видя, как студенты пододвигались ближе, готовясь послушать, что она скажет.
— Где ты была? — спросила Джинни, на лице читалась тревога. — Что случилось?
— Я в порядке. Блэк отвела меня подышать свежим воздухом, а потом в… — Ну, и что она могла сказать? Едва ли можно было говорить правду, да и про Больничное Крыло нельзя было сказать, потому что в этом случае одноклассники подумают, что она видела МакГонагалл. — … в комнату, где я могла бы успокоиться.
— Но теперь с тобой всё нормально?
— Да, да, всё нормально, — успокоила Гермиона Джинни и Невилла, который тоже сидел рядом и выглядел не менее обеспокоенно. — Просто… слишком много всего.
— Да. В смысле, Пембл сказала нам, что МакГонагалл в Больничном Крыле оказывают должный уход и что они скажут нам всё завтра, но теперь мы все гадаем, кто или что могло бросить вызов МакГонагалл? Я имею в виду, что, может, она и старая, но она всё ещё одна из лучших ведьм, которых я когда-либо видела. Во время войны мы видели, на что она способна…
Гул, раздававшийся вокруг, стих, и Гермиона, оглядевшись по сторонам, поняла, что большинство студентов сосредоточились на их разговоре. Она нахмурилась, и один из учеников ради вежливости принял виноватый вид.
— Послушайте, — сказала Гермиона немного громче, зная, что у неё есть обязанности старосты, — учителя сказали нам не беспокоиться и что они введут нас в курс дела завтра. И я думаю, что самое лучшее, что мы можем сделать сейчас — это пораньше отправиться спать и пойти утром на завтрак готовыми услышать любые новости.
Разговоры стали громче, но большинство, кажется, согласилось со сказанным, пусть и нехотя, так что Гермиона могла немного расслабиться, увидев, что некоторые студенты стали расходиться по своим спальням.
— Ты правда веришь в это? — тихо спросил Невилл, избегая чужих ушей. — Я видел твоё лицо после того, как ты побывала у двери, Миона. Ты что-то видела или слышала.
— Я больше ничего не могу тебе сказать, — ответила она, бросив взгляд на Джинни. — Всё, что я знаю: МакГонагалл, очевидно, нуждается в хорошем медицинском уходе, а под надзором мадам Помфри это именно то, что она получит. Всё остальное вы узнаете завтра от учителей.
— Но ты знаешь что-то ещё? — спросила Джинни, также понизив голос. — Что-то, чего ты не можешь нам рассказать?
Гермиона помедлила, а потом едва заметно кивнула, надеясь, что её друзья не станут допрашивать её дальше и проявят уважение к её молчанию. К счастью, она оказалась права, хотя они и не выглядели довольными таким положением вещей.
— Должно быть, это что-то плохое, раз ты не можешь рассказать нам.
— Не могу.
Ещё немного они посидели в тишине, наблюдая за тем, как их одноклассники расходятся по комнатам. Атмосфера была тяжелой, и Гермиона сомневалась, что кому-то удастся заснуть. Все мысли о праздновании победы в квиддиче улетучились, и они остались наедине с тревогами и сомнениями.
Звук открывающегося портрета удивил Гермиону: она была уверена, что была последней, кто должен был вернуться. Она выглянула из-за спинки кресла, в котором сидела, и резко вдохнула.
— Гарри! — вскрикнула Джинни; соскочив с места, она пробежала по комнате и кинулась к Гарри. Он поймал её и обнял, встречаясь глазами с Гермионой. Внезапно на неё накатило дурное предчувствие. Они с Невиллом встали и подошли к другу. — Что ты здесь делаешь?
— Меня вызвали, — сказал Гарри тихим голосом и огляделся вокруг. — В связи с тем, что произошло с МакГонагалл.
Гермиона изучила его лицо и увидела, что он точно знал, что происходит.
— Как давно ты знаешь? — спросила она.
— Несколько часов, — ответил он, переводя взгляд между всеми тремя: с Гермионы — на сбитый с толку взгляд Джинни и, наконец, на лицо Невилла. — У меня не так много времени, нужно пойти поговорить с профессорами о дальнейшем плане действий. Но я хотел прийти и повидаться с вами, убедиться, что вы в порядке.
— Мы в порядке, — сказала Гермиона. — Слегка потрясены и обеспокоены, конечно. Никто не знает, что случилось.
Гарри, видимо, понял, что она ничего никому не объяснила, а девушка была рада, что он не стал с самого начала спрашивать, откуда ей об этом известно.
— Ну, это исключено. Думаю, что учителя собираются поговорить со всеми вами за завтраком, так что увидимся там. — Он повернулся к Джинни. — Я слышал, вы победили.
— Победили, — ответила она с небольшой, но гордой улыбкой. — Холихэдские Гарпии хотят меня. Хотя сейчас это не так уж и важно…
— Я так горжусь тобой, — широко улыбнулся Гарри и поцеловал девушку в губы. Джинни покраснела, но её улыбка засияла.
— Спасибо.
— Мне нужно идти, но я поговорю с вами завтра, когда мы узнаем больше.
Друзья кивнули, а Гарри, поцеловав на ночь Джинни и обняв Гермиону и Невилла, ушёл.
— Что бы это ни было, — сказал Невилл, когда они поднимались по лестнице в свои комнаты, — это что-то ужасное, раз вызвали Авроров.
Гермиона продолжала молчать, но чувствовала охватившую друзей тревогу и не могла отделаться от этого ноющего чувства сомнения в животе, твердившего ей, что это её вина.
