* * *
Александр сидел в мягком кресле напротив окна, держась за шею. Несмотря на то, что он давно пришёл в себя, Коулмана уже несколько часов преследовала неприятная боль в шейных позвонках и голове. Создавалось впечатление, будто он около двенадцати часов проспал в не самом хорошем положении. Это же с каким профессиональным умением Элайджа свернул ему шею, что Александр до сих пор не может восстановиться на сто процентов? Наверное, древний отточил свои навыки за эти века. А ещё Александра мучило незнание. Он понятия не имел, что всё-таки произошло. С Ребеккой они так и не пересекались, потому что она всё время была у Кола. Клиффорд тоже приходил в себя в своей комнате… Но единственное, что вампир понял, это то, что всё прошло не так гладко, раз его брат и Майклсон оказались в не совсем здоровом состоянии. «Вот только что могло случиться»? У Александра не было ответа на этот вопрос, но были догадки, что всё это как-то связано с Адэлис. По крайней мере странно состояние Кола — точно. Так выбить из строя первородного вампира — мог только другой первородный вампир или другая сильная ведьма. В целом, сегодня у них в доме был и один, и другая… «Как же хочется всё узнать… Терпеть не могу неосведомлённость». И вдруг раздался стук в дверь, который прервал все размышления Александра. Он захотел повернуть голову, но снова почувствовал тупую ноющую боль, отчего Коулман недовольно скривился и что-то совсем невнятно прошептал поджатыми губами. — Войдите, — чуть усталым и скрипучим голосом крикнул вампир, держась за ноющую шею. Дверь медленно открылась. Через несколько секунд послышался глухой стук и сзади раздались чьи-то тихие, но при этом тяжёлые шаги, а почувствовав шлейф мужских духов, который отдавал: корицей, шафраном, розой и мятой; Александру ясно дали понять, кто находится с ним в одной комнате. — Присаживайся, — указал Коулман на соседнее кресло. — Зачем пришёл? — Поговорим? — спросил Клиффорд, присаживаясь на кресло. — О чём? — старший брат даже не посмотрел на него, сосредоточившись на закате, ощущая лёгкое приятное тепло на коже лица. Если бы не кольцо, которое много лет назад подготовила для него Кэтрин, то он не мог бы наслаждаться солнышком, как и многие другие вампиры. Память о ней всегда с ним. И отказаться он от неё не может, даже если бы хотел… — О нашей вражде, отношениях… О всём. Хмыкнув и слегка наклонив голову в сторону Клиффорда, Александр внимательно и даже с неким скептицизмом посмотрел на брата, поражаясь такому неожиданному порыву. — Неожиданно, — уголки губ дёрнулись в недоверчивой полуулыбке. — С чего вдруг ты решился на разговор? — Может быть, я устал от всего этого? — озвучил логический вывод Клиффорд. — Устал? — удивлённо спросил Александр, усмехнувшись. — Вроде, ты всё это и начал. Александр много раз пытался поговорить с братом, желая выяснить его странное поведение, но все попытки рассыпались в ничто, потому что Клиффорд отказывался идти на контакт. — Я был молод и глуп. — А сейчас что-то изменилось? Глупая, понимающая и принимающая своё поражение — ухмылка, появилась на лице Клиффорда. — Изменилось. По крайней мере я всё же пришёл к тебе, — устало прикрыл тот веки, постучав пальцами рук друг об друга. — Не говори так, словно тебе это в тягость. — Но и не просто, — не отрицал Вульф. — После всего, что было. — Что же было? — закатив глаза, поинтересовался Коулман, желая услышать что-то новое. — Ты знаешь… — практически невнятно пробубнил он. — Не знаю! — грубо отрезал Александр, но в следующую секунду его лицо снова ничего не выражало: ни злости, ни обиды. — Хочу узнать. Хочу хоть раз за все эти годы услышать что-то более-менее внятное, чем голос подростковых, всё ещё никак не успокоившихся — гормонов! Клиффорд прикрыл глаза и поджал губы, тяжело и медленно выдохнул, усмиряя недовольство. — Всё, что я говорил тебе о Кэтрин, когда вы были вместе, это… — он вдруг осёкся, пожав плечами. — Не знаю, как правильно объяснить, но я чувствовал, что она ненадёжная. Называй это интуицией, шестым чувством… чем угодно! Я просто знал, что однажды ты пострадаешь из-за неё. Я был уверен. И я не хотел этого… — Прошу тебя, — он поднял руку, сразу тем самым дав понять, что Клиффорду лучше заткнутся, а его тяжёлый и покрасневший взгляд лишь укрепил это, — не нужно говорить о Кэтрин. — Ты не хотел меня слушать! — всё же продолжил Клиффорд. — Ты считал, что я сам к ней что-то чувствовал, но это никогда не было правдой. А потом всё пошло по накатанной: родители, бизнес, Адэлис и иная часть нашего мира… Каждая новая проблема усугубляла наши братские отношения. Мы не хотели слышать друг друга, согласен? — В какой-то степени, — всё же кивнул Коулман. — Мы отдалились с тобой настолько, что стали чужими. Не говоря уже о том, что я долгое время не знал, что ты — не был собой. Можешь не верить, но я правда бы не хотел, чтобы всё это произошло с тобой. И я был рад, что Адэлис вернула тебя. — Правда? — хмыкнул он, не веря в это. — Не особо ты это демонстрировал. — Как я уже сказал, мы разучились слышать друг друга. Мы отдалились. И с каждой новой проблемой лишь укрепляли стены, которые сами же построили. А когда появилась Адэлис, и вы сблизились, особенно после того, как она вернула тебя… Я просто ревновал, потому что любил. Растягнув верхнюю пуговицу чёрной рубашки, Александр поднялся с кресла и сделал пару шагов вдоль окна, глубоко дыша. — Любил? — переспросил он, резко повернувшись на него и впившись настолько разозлённым взглядом, что Клиффорд виновно повесил голову, ощущая давление со стороны брата. — Ты серьёзно? После всего, что сделал ей, ты говоришь, что любил?! — его голос чуть ли не срывался на крик. — Можешь не верить, но это так. Я видел будущее с ней! Но меня всегда напрягало ваше тесное общении, которого я раньше не понимал, ведь вы всё держали в секрете! — Лишь потому что хотели уберечь тебя! — разозлено взмахнул руками Александр. — Как ты это не понимаешь? — А почему ты не можешь понять, что я в любом случае оказался бы в какой-то заднице из-за вас с ней?! — развёл руками Вульф, впиваясь в брата ненавистным взглядом. — Не оказался бы, если бы не стал вынюхивать и привлекать к себе лишнего внимания! И… — И спасибо за то, что я оказался во всей этой заднице, нужно сказать Кассандре. Она же мне рассказала всё, пока вы решали местные конфликты между различными группами вампиров, ведьм и оборотней. «И то не всё рассказала». — И, да… — выдохнул Александр, снова уставившись в окно и убрав руки в карманы. — Пойми, я не хотел, чтобы тебя настигла вся та участь, которая настигла меня. Ты не знаешь, какого жить с этим и в этом… — Скажешь, что тебе не нравится быть вампиром? — недоверчиво спросил Вульф, сложив руки на груди. Он сомневался в том, что его брат жалеет, что стал одним из этих монстров. — Не скажу, — послышалась тихая усмешка. — Став вампиром, я… — секундное и задумчивое молчание, — обрёл часть себя. Ту, которую не всегда принимал, старался прятать и быть хорошим для многих людей: родителей, друзей, тебя и многих других, которые встречались на моём жизненном пути. Вампиризм, в каком-то смысле, снимает с тебя розовые очки и показывает суровую правду. Вампиризм показывает истинного тебя таким, какой ты есть. И ты либо примешь тьму в себе, позволишь ей найти своё место и обрести баланс с другой частью тебя, либо она уничтожит тебя и всё, что тебя будет окружать. Я смог с ней договориться. И теперь я тот, кем пришёл в этот мир на самом деле. А что об окружение… Знаешь, мир и так жесток, брат, а с вампиризмом понимаешь, что он жесток ещё больше… Клиффорд чувствовал правду в этих словах. Мир действительно был жестоким местом, по крайней мере их. А когда узнаёшь о том, что происходит у тебя под носом, и понимаешь, какие чудовища живут среди нас, осознаешь, что он жесток и опасен ещё больше. — И всё же, несмотря на то, кем ты стал, я не вижу в тебе жесткого человека или в простонародье — чудовища. — Но я тоже убиваю, брат, — без утайки ответил он, как-то грустно улыбнувшись. — И буду убивать. Хотя бы ради того, чтобы выжить, — он заметил сквозь оконное стекло, что Клиффорд опустил голову, явно прибывая в разочарование от услышанного. — И как бы там не было, — устало вздохнул Александр, посмотрев на него, — ты ненавидишь всех подобным нам, — Александр почему-то не мог поверить в то, что смотря на него, у Клиффорда не проявляется волчья ненависть, как у многих других. — К теме об этом: ты никогда не говорил о том, откуда у тебя это ненависть к вампирам. Клиффорд провёл рукой по коротким чёрным волосам, уставившись задумчивым взглядом тёмно-карих, практически чёрных глаз, в спину Александра. Конечно, Александр знал: откуда у него эта ненависть к ним. Но всё же ему хотелось услышать и понять его чувства. — Не знаю, — пожал тот плечами. — Я даже в детстве не понимал тех, кто фанател от этих клыкастых ч… — он вдруг оборвался на полу слове, увидев в отражение стекла ожидающую этого ухмылку. — Я никогда не понимал вампиров во всех этих фильмах, сериалах и книгах. Они всегда были мне противны. Будто какая-то ненависть с рождения была заложена в мой мозг по отношению к вам. «И это вполне ожидаемо, учитывая то, какой ген в тебе живёт. Вот только интересно: почему Кассандра не открыла тебе эту зловещую тайну»? — У некоторых такое бывает, — раздался спокойный голос Коулмана, который спокойно пожал плечами. — Первые вампиры появились в одиннадцатом веке. И большинство людей, которые когда-то с ними встречались, яро начинали тех ненавидеть по каким-либо своим причинам. В мире существуют разные охотники на вампиров: как обычные люди, так и сверхъестественные охотники… — Но у тебя же нет этой ненависти, — перебил его Клиффорд, поняв, к чему Александр вёл. — Никогда не было. Значит, дело не в генетической памяти нашего рода. «Это как посмотреть, братец. Тем более, что родные мы только по матери». — Ну, до того, как я стал вампиром, я на полном серьёзе подумать не мог, что существует обратная сторона мира. Конечно, в теории я допускал, что мир более многогранен и на этой земле могло ходить самое невообразимое… Но, просто, я всегда был убеждён, что плохие люди есть везде, как и хорошие. Но не нужно делить расы на чёрное и белое. Вампиризм и вправду раскрывает темную часть тебя, но если ужиться с ней и принять, договориться, то она не станет уничтожать тебя и всё вокруг. Наверное, поэтому я никогда не испытывал ненависти ни к одному виду сверхъестественных людей только потому, что они являются вампирами или оборотнями, например. — Возможно, ты прав, — сдержанно кивнул Вульф. — Но как бы я не пытался объяснить себе это, у меня не получается. Но я не ненавижу тебя! Просто не могу… Ты мой брат… Медленно обернувшись, Александр взглянул на Клиффорда с неким замешательством, приподняв брови. — Можешь не верить, но это так, — кажется, эта фраза скоро станет его личным девизом. Но Вульф не врал. Братские чувства в нём действительно сильнее, чем непонятно откуда взявшаяся ненависть к клыкастым кровососущим монстрам. — Несмотря на всё, что было. — Верится и вправду с трудом, — не утаивал он. — Но ты же не думаешь, что я обниму тебя и забуду всё, что ты сделал? — Было бы глупо… Ты зол на меня из-за Адэлис — это очевидно. Вдруг взгляд Александра сощурился, пытаясь понять одну вещь. — Какую цель ты преследуешь, брат? — Не понимаю… — Зачем ты пришёл и завёл весь этот разговор? Ты работаешь на Кола! — напомнил ему Александр. — Ты думаешь, что я здесь из-за него? — возмущённо спросил Вульф, поднявшись с кресла. — Ты настолько меня не знаешь, Алекс?! — Ты предал Адэлис, когда клялся ей в вечной любви! Ты изменил ей с её лучшей подругой! Ты ушёл, когда был так нужен! Ты оттолкнул меня, уехав в неизвестном направлении — сюда! Нужно ли мне привести ещё пару сотен аргументов из прошлого, чтобы дать понять, что я не могу тебе доверять? — Не нужно, — вдруг ответил тот, совершенно спокойным голосом, вновь опустившись на кресло и зарывшись руками в волосы. — Ты прав. Зачем здесь тогда ты? — Да потому что знаю, что будет в конце! Смерть, Клифф! И в каких бы отношениях мы с тобой не были, я не хочу, чтобы ты умер! Я здесь только из-за тебя, брат! Из-за тебя и Адэлис… Клиффорд опустил взгляд, мысленно сказав самому себе: «Я не сомневался… После смерти твоего отца у тебя было всего четыре самых близких человека: я, Кэтрин, Ральф и Адэлис. Я дал кучу поводов оставить меня, но ты всё равно следуешь за мной, словно ангел-хранитель, который желает уберечь меня от любых неприятностей. Но именно я и Адэлис всегда были ближе остальных. Ты видел в ней сестру, потому следуешь так же за ней». — Я догадывался, — кивнул он своим мыслям, как-то грустно улыбнувшись. — И я благодарен тебе. И я хочу, чтобы ты мне верил. — Чего ты хочешь?! — снова возмутился Александр. — Ты в курсе, любезный брат, что доверие нужно заслужить? Тем более после всего, что ты сделал мне и особенно Адэлис? — В курсе, — тут же ответил он с какой-то поразительной уверенностью, скрепив руки в замок. — И я… — слова вдруг начали застревать поперёк горла, словно что-то мешало их произнести. — Я з-з-знал о Кассандре. — Что? — не понял Александр, хлопнув глазами. — О чём ты? — Она познакомила меня с Колом. И я даже толком не помню, как согласился работать на него! — вдруг проговорил он, почувствовав, как испарена выступила на лбу. — Не знаю, как это объяснить, но я не помню. Пустота, понимаешь? — Постой! Постой! — перебил его Александр, на секунду прислушавшись, услышав разговор Ребекки и Кола в другом крыле, тут же поняв, что те их не услышат. — Тебя заколдовали? Ты помнишь что-нибудь с того дня? — Не помню, вроде бы… Я помню только то, что мы с ней приехали в Новый Орлеан. Она сказала, что хочет познакомить меня с одним своим другом. Мы пошли в какой-то бар, где и встретили Кола. Они обнялись — как старые друзья. Мы немного выпили… А потом, — щелчок пальцами, — туман. Я отдалённо помню кладбище, свечи… Ещё помню, что до того, как прийти туда, Кассандра сказала, что ей нужно встретиться с ведьмами, которые там проживают. Они, вроде бы, тесно сотрудничали. Но всё то, что там происходило, — и вправду в тумане. Александр присел на соседнее кресло, внимательно посмотрев на брата. — Скажи мне, кто был у склепа? Кто пытался в него проникнуть? — Я, Кол и Кассандра. Шок. Непонимание. Ужас. Раздражение… Всё вместе и одновременно отразилось на лице Александра. Он завис на некоторое время, переваривая информацию. — Так, единственное, что я сейчас понимаю, это то, что тебе внушили что-то или магией кто-то заложил какую-то программу, которую ты должен исполнять, — всё ещё в замешательстве говорил тот, но вдруг резко встряхнул головой, возвращая на брата до ужаса пронзительный взгляд. — Ты точно не врёшь мне, Клиффорд? Потому что если это ложь, то я обещаю тебе, что после этого: ты больше ни разу не назовёшь меня братом, и я собственными руками отправлю тебя на тот свет. — Если бы я мог, я бы доказал! Но я не знаю, как это сделать! Вдруг в комнату постучали, но это был такой нежный стук, что Александр сразу понял, кто это. — Входи, Ребекка. — Ребекка?! — шёпотом спросил Клиффорд, выпучив глаза и тут же поднявшись. Дверь открылась и в комнату вошла немного печальная Ребекка, которая тут же встретилась взглядом с Клиффордом и замерла практически у самой двери, как только та закрылась. — Я помешала? — спросила она, смотря на взволнованного Клиффорда и на загруженного Александра. — Нет, — покачал головой Александр. — Мы уже закончили, — и вдруг остановил брата за локоть, прошептав. — Приди ко мне утром до завтрака, когда вербены в тебе не будет. Я проверю по-своему. Ребекка с полным непониманием взглянула на Александра и на согласно кивающего Клиффорда, которого тут же отпустили. Вульф быстро преодолел всё расстояние комнаты, оказываясь у двери. Он уже хотел открыть дверь и уйти, как вдруг обратился к Ребекке. — Спасибо, что вылечила и не оставила валяться там на полу. Поражён до глубины души. И сразу же исчез за дверью, не дожидаясь ответа первородной. — Я что-то пропустила? — спросила спустя какое-то время, на которое между ними установилось молчание. — Боюсь, что не ты одна… Нам есть что обсудить. Присаживайся, — указал он на кресла. Ребекка с высоко поднятой головой прошлась по комнате, и прежде чем сесть, она едва заметно покосилась на дверь, задаваясь вопросом: «И что тут делал Клиффорд»?* * *
Голубой Шевроле Камаро проносился по дорогам штата Алабамы, проезжая город Мобил. Чистый и бодрящий ветерок врезался в лицо, путая короткие, мужские, чёрные волосы, и кучерявые светло-русые — его попутчика. Водитель этого автомобиля с широкой ухмылкой наблюдал за меняющимися пейзажами, постукивая пальцем по рулю, отбивая только ему известный ритм и что-то тихо насвистывая. А его товарищ сидел с меланхоличным лицом и уже долгое время находился в своих мыслях, в которые ушёл под тот самый надоедливый свист. Деймон несколько раз обращал внимание на загруженного и поникшего Клауса, признавая себе, что в жизни не мог бы подумать, что увидит этого человека вот в таком состоянии. Видать, поездка в Новый Орлеан весьма утомила его по понятным причинам: ведьмы; недовольная таким раскладом дел — семья; и встреча с той, с кем их когда-то объединяло нечто большее. Ребёнок. Деймон до сих пор находился в шоке и даже ничего не говорил по этому поводу, не решаясь давить на нервы и без того заведённого гибрида — ещё больше. Он даже подумал, что если бы сам оказался на месте Клауса, то, наверняка, выглядел бы не лучше него. И он так же признал себе, что вдруг согласился с Кэролайн, которая иногда говорила, что монстр Клаус лишь снаружи, а внутри… Внутри побитый и уничтоженный вечностью человек, у которого отняли всё, что только можно было. Он несчастен, одинок, потерян, борется со своими демонами изо дня в день, изо всех сил не позволяя им взять окончательный контроль над его «Я». Когда-то Деймон был таким же. И как бы это было не странно, но он его понимал. Клаус повернул голову вправо прямо в тот момент, когда они проезжали мимо порта. Он не обращал внимание на тёплый оранжевый свет, который светил ему прямо в глаза, а лучики солнца путались в отросшей шевелюре, придавая нежный рыжевато-золотой блеск. Мимо проплывающее теплоходы завораживали своим видом, а спокойные воды навеивали умиротворение после поездки, которая изрядно потрепала нервы. Он чувствовал, что напряжение в теле отказывалось спадать. Казалось, что если бы вдруг до него сейчас кто-то дотронулся, то Майклсон вспыхнул бы быстрее спички и оторвал бы кому-то голову. Поэтому Клаус был крайне благодарен Деймону, который уже целых два часа молчал, лишь изредка что-то насвистывая или напевая. Эти звуки превращались в ничто из-за громких мыслей в голове, но не давали окончательно уйти в себя. Сейчас Клаус не знал, что делать. Его паранойя не на шутку разыгралась, когда до него окончательно дошёл тот факт, что кто-то задумал нечто лучшее, чем заговор против него самого и его семьи. Эта Кассандра, которая одному Всевышнему известно, как оказалась на территории Давины и в его городе. Встреча с Хейли, которая тоже чуток так потрепала нервы, и разговор с семьёй. Всё идёт не так, как бы ему хотелось. Всё слишком не ровно, непредсказуемо и непонятно. Не говоря уже о звонке Элайджи, который его очень «обрадовал», сообщив о том, что за многим, что сейчас происходит, стоит Эстер. Всё слишком нехорошо… Гибриду хотелось рвать и метать, найти любого, кто сможет достать ему Эстер и лично отправить её туда, откуда она никогда не сможет вернуться, и больше не сможет причинить какого либо зла Клаусу и его семье. Он мечтал об этом больше всего на свете! Как бы было прекрасно, если бы в один чудный день в мире мёртвых случилось бы что-то, что забрало Майкла и Эстер в чёртову неизвестность, откуда они не смогли бы вернутся. В таком случае, Клаус бы устроил пир для всех живых, и даже — мёртвых. Не заметив, он даже сам усмехнулся своим мыслям, а вот Деймон увидел. — Боже, что я слышу! — с излишним удивлением воскликнул он. — Неужели это первый смешок за последние пять часов? — Тебе не показалось. — Я бы, кстати, был тоже не против посмеяться, — намекнул Деймон на то, что ему бы тоже хотелось услышать мысли молчаливого Клауса. — Просто подумал о том, что было бы неплохо, если бы Эстер и Майкла засосало куда-нибудь в забвение или в другую галактику, — довольно ухмыльнулся он, мечтая об этом. — Я бы устроил пир для всех живых и мёртвых в честь этого события. — Было бы неплохо, — согласился Сальваторе, ловко повернув руль. — Но разве забвение существует? Вроде как, это — миф. Или это типа: фантазии за гранью нашей реальности? — Вампиры, оборотни, ведьмы и гибриды — тоже миф, приятель. Однако, это не так. В мире ещё не существовало ни одной ведьмы, которая бы знала совершенно всё о магических искусствах. Так что, может быть, существует и забвение, в которое можно сослать «обожаемых» родителей. — По сути, если вдруг вернётся Майкл… — он тяжело вздохнул, всё ещё злясь на поступок подруги. — Если всё же Адэлис вернёт его, то Элайджа или Ребекка смогут проткнуть его кинжалом, и тогда папаша получит своё забвение. — Это в идеале, — согласился Клаус. — Надеюсь, что так и будет. Давно надо было найти что-то этакое и стереть родителей не только из этого мира, но и загробного. — Что уж говорить… Лучше поздно, чем никогда. Клаус неопределённо повёл плечами, снова отвернувшись. Деймон скорчил недовольную физиономию, осматривая мимо проплывающиеся здания, как вдруг заметил одно ему известное заведение прямо вокруг живописной местности, с видом открывающимся на бухту. — Надоел, — пробубнил Деймон, резко сворачивая к двухэтажному зданию с красной вывеской, на территории которого уже тусовалось пару людей. — Ты что делаешь? — недоумённо спросил Клаус, подняв глаза на вывеску, где смог прочитать: «Dauphin's». — Хочу, чтобы ты расслабился. Даже у меня нет никаких сил смотреть на тебя. Пошли, — сказал он, выходя из машины. Отдыхающие снаружи люди с любопытством покосились на припарковавшуюся машину, тут же узнав в ней раритета того века. Деймон уже привык к подобным взглядам, поэтому внимания не обращал. Но Клаус вышел из машины с таким лицом, что люди сами отвели взгляд, почувствовав себя весьма дискомфортно под таким пристальным взором покрасневших тёмно-голубых глаз. — Не пугай людей раньше времени, — ухмыльнулся Деймон, кивая на заведение. Майклсон недовольно закатил глаза, но всё же пошёл в здание за своим напарником. Оказавшись внутри, он смог оценить стиль современного минимализма и обилие белых и прочих светлых оттенков, которые присутствовали в интерьере. На первом этаже было много столиков на четыре человека, большая часть из которых точно оказалась занятой. Особенно были заняты те, которые находились ближе к панорамным окнам. Вдали у барной стойки так же было много людей, которые явно забежали за тем, чтобы пропустить по стаканчику или просто посидеть в одиночестве. Бармен ловко подкидывал бутылки, разливая по рюмкам и бокалам напитки, но Деймон головой указал на лестницу со стеклянными перилами. Клаусу ничего не оставалось, как только пойти за ним. Когда они оказались на втором этаже, то тут же заметили, что людей было значительно меньше, хотя официанты всё равно оживлённо передвигались по этажу, разнося всем заказы. Деймон уверенной походкой направился вглубь к длинной и высокой столешнице, которая шла вдоль всех панорамных окон. Людей там было ещё меньше, а в той части, куда Клауса повёл старший Сальваторе, — не было вообще. — Как тебе вид? — спросил он, присаживаясь на мягкий барный стул. Клаус, с видом прирождённого критика, взглянул на открывающейся вид на бухту. В темно-синей воде отражался оранжевый солнечный диск, ветки деревьев медленно покачивались на ветру, а листочки перешёптывались между собой. Мимо ходящие суда напоминали о путешествиях и почему-то работе. А летящие по небу птицы напоминали о желанной и такой недосягаемой свободе. — Сказочный, — вздохнув, ответил Клаус, присаживаясь на соседний стул. Деймон нашёл взглядом в зале одну брюнетку, которая с широкой улыбкой тут же направилась к ним с двумя книжечками меню в руках. — Здравствуй, Деймон, — кокетливо улыбнулась та, сверкнув глазками, на что Клаус лишь ухмыльнулся, посмотрев таким взглядом, словно другого и ожидать было нельзя. — Давно тебя здесь не было. — Привет, Миранда, — натянуто улыбнулся вампир. — Нам пока два стакана с чем-то очень вкусным, тёплым и желательно со второй положительной. Клаус удивлённо вскинул брови, уставившись на Сальваторе таким проницательным взглядом, что только одному Богу было известно, как у Деймона на лбу ещё не прожглась дыра. — Будет исполнено. Вы, значит, — обратилась она к Клаусу, — тоже любитель второй? — Я любитель всего, что относится к венам, артериям и сердцу, — лукаво улыбнулся гибрид, дьявольски сверкнув глазами. — Я всеяден, дорогуша. К слову: у вас в меню случайно нет блюда из человеческого сердца? — А ещё он любит забирать у девушек сердца в буквальном смысле этого слова, — оповестил её Деймон, подхватив настрой напарника. — Так что лучше тебе по скорее принести то, что я попросил. Судя по несколько насторожившемуся взгляду официантки и ускорившемуся сердцебиению, Клаус без труда понял, что им с Деймоном удалось напугать прекрасное создание. — Объяснишь? — Клаус кивнул за свою спину на уходящую всё дальше девушку. — Миранда. Тридцать лет. Стройные ноги. Распутный и трусливый характер. Тебе не понравится. — За досье — спасибо, — усмехнулся он. — Но я вообще-то о второй положительной. Что это за место? Я думал, что знаю все вампирские заведения в стране. — А это не вампирский бар, — отозвался вампир, который уже с деловитым видом перелистывал меню. — Это обычный ресторан для всех живых, а не однажды мёртвых. Просто хозяин этого заведения имеет несколько влиятельных знакомых вроде нас с тобой, хотя сам он — обычный человек. — Что-то вроде Мэтта Доновона? — Небо и земля, Клаус, — ухмыльнулся Деймон, видя, что тот тоже увлёкся меню. — Доновану никогда не покинуть наш город. И, скорее всего, он даже никогда не станет кем-то выше шерифа. А владелец этого заведения — крутой ресторатор. У него своя сеть заведений не только по нашей стране. — И судя по всему твой приятель — итальянец, — быстро пришёл к такому выводу Клаус, перелистывая страничку за страничкой и пробегаясь глазами по блюдам. — Коренной, — подтвердил Сальваторе. — Эти же рестораны есть в Италии. — Любопытно… — Деймон, — послышался со стороны звонкий и нежный голосок Миранды, — ваш заказ. Перед ними тут же появилось два хрустальных бокала, которые практически до краёв были наполнены человеческой тёплой кровью. — Благодарю, — подмигнул тот, видя, как девушка тут же залилась краской. — А теперь будь добра, прими наш заказ.* * *
Хейли стояла на деревянном причале со сложенными на груди руками. Её взгляд был холоден, а на лице не читалось ни единой эмоции, которая могла бы подсказать, что творилось у неё в душе. Лишь опущенные плечи, бледный вид и потухший к самой жизни — взгляд, мог дать понять, что печаль и непередаваемая боль разрывали её сердце. Она старалась не моргать, чтобы не дать глазам намокнуть. Старалась не слышать своих мыслей и не хотела видеть всплывающие перед глазами картинки четырёхлетней давности. Детский плач. Оглушающий вопль Клауса, который заставлял её сердце замирать снова и снова. Борьба. Нож. Снова крик. И навечно замершее сердце её малютки… Глаза всё же закрылись и она почувствовала проступившие слёзы, которые тут же просочились сквозь длинные ресницы. Тяжесть и невыносимая боль снова начала терзать её сердце. Хотелось упасть на колени и начать плакать, вывернуть на изнанку всю душу и позволить эмоциям выйти за пределы телесной оболочки. Но позволить себе такого Хейли не могла. Не здесь, когда вокруг много других оборотней из её стаи. Не тут, где хотят видеть стойкую, боевую и умеющую совладать со своими эмоциями — Королеву Полумесяца. Хейли, ещё до того, как стать тем, кем она является, пообещала себе, что никто другой кроме неё и самых близких ей людей, никогда не увидит её слёз, боли и слабости. Поэтому сжав веки посильнее и стерев ладонью солёные дорожки, она вдохнула и выдохнула, мысленно повторяя себе как мантру: «Никаких слёз. Никаких слёз. Никакой слабости, Хейли. Только не сейчас и не здесь». Она всегда стояла здесь тогда, когда ей хотелось о чём-то подумать, немного разгрузить голову и найти решение. Ей всегда казалось, что вода может навеять нужные мысли. А сейчас ей нужно было принять решение. Клаус дал ей выбор, но Хейли не знала, какой предпринять. С одной стороны, она хотела помочь. Ведь Клаус прав, они не чужие друг другу люди. Но с другой стороны её останавливало то, что она может столкнуться со своим прошлым. Видя одного Клауса, уже было сравнимо с лезвием ножа по открытой ране. А что будет, когда она увидит, например, Элайджу? Между ними оставалось столько недосказанности, столько нерасставленных точек… Она просто отстранилась от него, как только всё случилось, толком не предоставив шанса ни ему, ни себе. Собственная боль затмила её разум, не давая мыслить здраво. Пожалела ли она о том, что однажды ушла? Наверное, нет. Хотела бы она вернуться? Точно нет. Однако встреча с прошлым Хейли страшит. Но желание оказать помощь тем, кто однажды помогал и оберегал её — было куда сильнее. — Хейли! — раздался голос Джексена за её спиной и в меру спокойные шаги, от которых скрипели доски. Хейли ещё раз крепко сжала веки, будто тем самым проглатывала слёзы, возвращая себе маску хладнокровности и расчётливости. Даже несмотря на то, что Джексен был ей не чужим человеком, всё-таки — муж, друг, напарник, самый близкий и родной для Хейли человек, она по-прежнему не отваживалась демонстрировать все свои слабости. — Что-то случилось? — спросила она, толком не повернувшись, но всё-таки наклонила голову, давая понять, что слушает его. — Нет. Всё хорошо. Оборотни постепенно расходятся. А я хотел бы поговорить с тобой. «Я даже догадываюсь о чём». — О Клаусе? — всё же поинтересовалась она, уже предугадывая конкретный ответ. Джексон засунул руки в карманы чёрных джинс, тяжело вдохнув прохладный воздух. — Зачем он приходил? Королева Полумесяца молчала. Она сомневалась: стоит ли ей говорить о кинжалах, которые нашёл Клаус. Она сомневалась, стоит ли говорить хоть о чём-то… Но с другой стороны Джексон — её самый близкий человек, на которого Хейли может положиться. Он ни разу не подводил её. Будет неправильно скрывать что-то от него. — Он приезжал показать мне оружие, которое нашёл против Майкла. Это три кинжала, которые были созданы много веков назад тремя сильнейшими правителями сверхъестественных фракций: Гастаафом Лабонэром, Вальдемарой Эндерсон и Майклом Майклсоном. Клаус сказал, что это оружие способно уничтожить душу того, кто будет им убит. И в целях собственной безопасности, он хочет, чтобы кинжалы хранились только у тех, в ком течёт кровь этих потомков: у меня, какой-то ведьмы из Мистик-Фоллса и у кого-то из Майклсонов, предполагаю, что у Элайджи. — И где он? — вопросительно изогнул бровь оборотень. — Клаус пока не отдал. — Пока? — напрягся Джексон, слыша в её голосе нотки, которые уже говорили, что, то, что будет произнесено устами Хейли дальше — ему не понравится. — Клаус хочет, чтобы я приехала в Мистик-Фоллс. Туда на днях так же приедет ведьма, чтобы провести какой-то ритуал, после чего один из клинков будет подвластен только мне. Никто другой не сможет до него дотронутся. Не может даже сейчас. Кинжалов никто не может коснуться, кроме тех, в ком течёт кровь создателей. Клаус дал мне выбор. Джексон прикрыл глаза, ущипнув себя за переносицу. — И какое решение ты приняла? — спросил он, обращая внимание на растущий полумесяц в небе. — Пока никакое… — Хейли на мгновение отпустила взгляд, но после тут же подняла его на вечернее небо. — Я думаю. — Мне кажется, что ответ очевиден, Хейли, — тонко намекнул Джексон. — Для тебя… — недовольно произнесла волчица. — Для меня нет. Я хочу помочь им, Джексон. Всё, что меня сейчас действительно останавливает — это встреча с прошлым и боль, которая до сих пор живёт во мне. И… Клаус мне не чужой человек, каким бы он не был. — Ты себя слышишь? — оборотень перевёл на неё взбешенный взгляд, который говорил, что ему нисколько не нравится эта идея и даже мысль о каком-то сближении с Майклсонами. — Хейли, мне стоит напомнить, что ты пережила из-за этой семьи? — Я помню об этом каждый час своей жизни, Джек! — раздражённо выкрикнула Хейли, тут же притихнув, вспомнив о других оборотнях, которые проживают на болотах. — Каждый день я живу с болью, которая не пройдёт никогда! — Тогда я не понимаю твоего желания помочь им, снова встретившись лицом к лицу с той самой болью! — Я… — она вдруг осеклась, словно передумав говорить то, что изначально хотела. — Несмотря на эту боль, я не ненавидела Майклсонов после всего, что случилось. Мы просто на долю секунды не успели, Джек. Виной всему время. Я не могу их ненавидеть за смерть своей дочери, даже если бы хотела этого. Тогда мы бились вместе. И вместе проиграли… — Ты можешь считать так, если тебе нравится себя обманывать, Хейли. Однако, если тебя немного интересует моё мнение, то я против твоей встречи с этими людьми, какими их даже не всегда можно назвать. Джексон вдруг развернулся и пошёл прочь в дом, оставив Хейли в одиночестве. Девушка опустила голову, прикрыв глаза, тяжело вздыхая. Ей не хотелось дискутировать с мужем, но всегда, когда разговор заходил о Майклсонах, спор и ссоры возникали сами собой. Хейли понимала, что Джексен переживает и не хочет, чтобы она снова наступила на одни те же грабли, связавшись с Клаусом и остальными. Но что-то внутри неё отчаянно сопротивлялось словам мужа. Словно её волчица начинала скалиться, идя против советов единственного близкого человека, а стоило Хейли только допустить мысль о возможной поездке, то волчица замирала и переставала показывать клыки, медленно опускаясь на пол. Даже её внутренний зверь рвётся помочь Клаусу и его семье, но сама Хейли продолжает сомневаться. «Что же мне делать»?* * *
Несмотря на вечернее время и будний рабочий день, в торговом центре и самом супермаркете было много людей. Адэлис, не обращая внимание на недовольные высказывания Элайджи в течение всего пути до магазина, была счастлива, ходя вдоль всех стеллажей с продуктами, холодильников и прочих полочек. Элайджа так и не сказал ей, что он собрался готовить, поэтому её мучила приятная неизвестность. Конечно, Адэлис пыталась выведать, но Майклсон оставался непреклонен. Ну никак она не могла найти гармонию со своей чертой любопытного человека. — Скажи честно, ты решила обойти каждый дюйм этого потрясающего места? — поинтересовался Элайджа, идя рядом с Адэлис, которая вновь подошла к одной из полочек и взяла какую-то тёмно-синюю упаковку. — Да, — незамедлительно кивнула она, по-прежнему широко улыбаясь и довольствуясь тем, что они всё же здесь. — И я ещё думаю о походе в другие магазины. — Другие? — удивлённо переспросил Элайджа, видя невинную, но такую довольную и хитрую улыбку. — Уговор был только на этот! — древний указал пальцем в пол, так же не понимая, зачем делать супермаркеты, которые своим размером были больше ближайшего аэропорта. — Я решила внести поправки в наш договор. Не ворчи! — она похлопала его по плечу. — Интересно, насколько бы ты был удивлён, если бы я вдруг решила прокатиться на этой тележке. — Позволь полюбопытствовать, как бы ты это сделала? — явно не понимал Майклсон, как такое вообще возможно. — Внутри места уже нет. — К сожалению, — тут же ответила ведьма, замысловато улыбнувшись. Она качнула бёдрами, отталкивая Элайджу от тележки. — Подвинься. — Адэлис… Но девушка его уже не слушала. Адэлис разогналась и подпрыгнула, уверенно держась на ручке и широко улыбаясь. Тележка какое-то время ехала более-менее ровно, пока не начала ехать влево прямо в какой-то стеллаж с продуктами. Адэлис не тормозила, зная, что у неё есть время, как вдруг Элайджа оказался прямо перед тележкой, тут же остановив её. Хорошо, что в этом отделе не было других людей. — Быстро, — улыбнулась она, опустившись на пол. — И как-то так… — А я говорил, что ты не сможешь спокойно ходить по магазину. — Ну согласись, так же весело! Хочешь — повтори. Выражение лица Элайджи — было просто непередаваемый. Возмущение сменилось на красноречивое удивление, которое рассмешило Адэлис, а от её смеха уже начал смеяться и сам первородный. — Представляю лица людей, которые увидят серьёзного мужчину в костюме, который вдруг, видимо, впал в детство, желая прокатится на этом творении. — Могу наложить на тебя скрывающие чары, — предложила Адэлис, на что он скептично усмехнулся. — Давай! — Нет, — покачал он головой, явно не желая соглашаться на эту авантюру. — Да, — тихо прошептала Эндерсон, пристально и с озорным огоньком в глазах смотря на него. — Нет. И, пожалуйста, не смотри так на меня. — Пожалуйста, Элайджа! — взмолилась ведьма, специально преследуя своими глазами его взгляд. — Я даже волшебное слово сказала! Элайджа запрокинул голову назад, не сдерживая смех. Всегда, когда она так просит, сопротивляться с каждым разом всё труднее и труднее, а стоит только посмотреть в эти глаза, так губы сами вымолвят одно просто: «да». — Слушай, на этот вечер мы, можно сказать, забываем о всех сверхъестественных проблемах и просто веселимся. Хватит быть таким серьёзным! Мне это, конечно нравится, а в тебе это особенно прекрасно. Но хоть раз за свою тысячу лет, впади в детство! Знаешь, какие это незабываемые чувства?! — Не знаю, — ответил он, всё же посмотрев ей в глаза. — Так узнай! Я, между прочим, могу прокатиться вместе с тобой. — Парное катание? — его взгляд заговорщицки сверкнул, на что тут же получил утвердительный кивок. — Как это? — Всё, что тебе нужно сделать, это взяться за тележку, разогнаться и просто подпрыгнуть в воздухе, как это сделала я. А я тем временем буду вон там, — указала она на конец тележки и с новым коварством заглянула ему прямо в глаза. — Испытаем? Элайджа тяжело выдохнул, переводя взгляд с неё, на тележку и обратно. — Хорошо… — сдался он, улыбнувшись. — Давай попробуем. Адэлис довольно закусила губу и несколько раз хлопнула в ладоши, обходя его и тележку. Она аккуратно встала на железки, которые находились под самой железной корзиной, в которой лежали продукты и Элайджа осторожно вернул тележку на середину между стеллажами. Взглянул в её глаза, которые сверкали ожиданием и предвкушением приятных и незабываемых эмоций. Он готов отдать всё, лишь бы это счастье никогда не потухало в её глазах. — Стой! — вдруг сказала Адэлис, слезла с тележки и достала из заднего кармана джинс свой телефон. — В чём дело? — не понял древний. — Такие воспоминания в голове — прекрасны, но когда они запечатлены на видео — прекрасны в двойне. Адэлис поставила телефон на одну из полок, облокотив того на упаковку с мукой, и включила камеру. — Тогда, потом обязательно перешлёшь мне на почту, — улыбнулся он, когда она вернулась. — Обязательно! Гони! — довольно скомандовала она. Элайджа оглянулся, убеждаясь, что людей в их отделе по-прежнему нет и никто мимо не ходит. Его крепкие, мужские, вампирские руки легли на поручень тележки и крепко сжали его. Тележка быстро начала набирать скорость, разгоняясь всё быстрее, а Адэлис уже начинала кайфовать от ветерка, с которым она сейчас едет. И в один момент тележка разогналась настолько сильно, что они оказались в другом соседнем отделе, который так же был пуст. Она довольно улыбалась и хохотала, а он любовался ею, счастливой, беззаботной и испытывая что-то такое удивительное, необычное и новое, ведь Элайджа никогда не делал этого раньше. Он широко улыбался, не в силах сдерживать улыбку. Элайджа даже на какой-то момент подумал, что если бы мимо прошли люди, то ему было бы крайне всё равно, чего бы о них могли подумать. Смех Адэлис пробуждал в нём желание смеяться вместе с ней так же звонко и беззаботно, просто отдаваясь прекрасному моменту, каких в его жизни было мало. Элайджа крайне редко позволял себе что-то такое безрассудное, немного глупое, но при этом очень весёлое и счастливое. За столько веков он так привык к своей отстранённости, привык прятать все свои чувства и желания внутри себя, жертвовать чем-то во имя семьи и их общего счастья, что начал забывать о том, что иногда нужно напоминать себе, что он всё ещё жив, несмотря на то, что однажды умер. — Ты великолепен! — радостно объявила Адэлис, когда тележка остановилась на другом конце, и она слезла с неё, смеясь и улыбаясь. — Видишь, веселиться не так сложно, как может показаться. — Я бы никогда не сделал, если рядом со мной не было такого человека, как ты. Эндерсон, счастливо и широко улыбаясь, подошла к Элайдже, коснувшись рукой его плеча. — Ты живёшь вечность, Элайджа, но забываешь напоминать себе о том, что ты жив. Иногда ты просто существуешь и забываешь о себе… Так нельзя. Иногда нужно забывать о проблемах, устраивая что-то такое на ровном месте в компании с кем-то, с кем тебе хорошо, и ты можешь почувствовать себя живым и настоящим. Такие эмоции и такие моменты напоминают нам о том, что мы живём, а не существуем в этом мире. И так же они напоминают, что стоит ценить каждую секунду нашей жизни, насколько бы бессмертными существами кто-то из нас не был. Элайджа снова накрыл её ладонь своею, аккуратно снимая со своего плеча и оставляя нежный поцелуй на тыльной стороне, смотря на неё каким-то глубоким и благодарным взглядом. — Научишь меня, тысячелетнего вампира, чувствовать себя живым? — А ты этого хочешь? — спросила она, смотря на него эти сверкающими зелено-кариеми глазами. Он опустил взгляд на её ладонь, проводя большим пальцем по небольшой родинке между большим и указательным пальцем. — Раньше, помимо моих братьев и сестёр, в мире не было человека, с которым бы мне было хорошо, — его взгляд вернулся на её блестящие глаза. — С тобой мне хорошо. Ты заставляешь меня чувствовать, растапливаешь весь мой лёд, которым я себя окружал десять веков. Я был бы рад, если бы ты помогла мне вспомнить все забытые мною же чувства. Что-то в её сердце снова щёлкнуло, глаза вновь засияли ярче звёзд, а щёки залились румянцем. Адэлис без каких-либо слов нежно обняла его, почувствовав, как малейшее напряжение, которое было в его теле, тут же пало, а его руки тут же скрепились на её талии. — Я помогу тебе вспомнить, Элайджа, — всё же прошептала она, провод рукой по его плечу, немного отстранившись, чтобы взглянуть ему в глаза. — Спасибо, — таким же шёпотом ответил он, улыбаясь. Некоторое время они ещё стояли вот так просто, глядя друг другу в глаза абсолютно молча, обмениваясь взглядами и лёгкие прикосновения какой-то нежностью, которую уже испытывали по отношению друг к другу. — Давай вернёмся назад за твоим телефоном и заодно за продуктом, которые находятся в том отделе. Занимай место, — он указал на тележку. — Доставлю тебя туда с ветерком. — А я так и знала, что тебе понравится! — довольно произнесла она, вернувшись на своё место. — Погнали.* * *
— То есть, ты считаешь, что твой брат может быть под чарами? — переспросила Ребекка, выслушав весь рассказ. — Я допускаю такую мысль, — кивнул Александр, прокручивая на запястье тонкую мужскую цепочку. — Я собираюсь проверить её утром, если он придёт ко мне без вербены в крови. Скажи, какова вероятность, что именно Кол мог наложить на него эти чары? — Мала, — практически сразу ответила древняя. — Тем более, если Клиффорд принимал вербену, как ты говоришь. — Да, — в знак подтверждения своих же слов, кивнул вампир. — По началу ему подмешивал её я, потом Адэлис, а потом Клиффорд сам стал принимать её, когда всё узнал. — Значит, более вероятно то, что ведьма могла внести свои поправки в его разум, — рассуждала Ребекка. — Кассандра сильна для этого? — Очень сильна, — незамедлительно подтвердил Александр. — Они вместе с Адэлис практиковали магически искусства больше трёх лет. Они были похожи по нраву, работе… Вот только сейчас всё изменилось. Кассандра стала некромагом. Ребекка замолчала, с неприкрытым удивлением смотря на Коулмана. — Она работает только с энергией мёртвых? — Высасывает, питается, усиливает свою магию, — кивнул он на её вопрос. — Её магия, в прямом смысле, противоестественна, — рассуждал Александр, ходя вдоль окна. — Магия Адэлис — естественна. Она работает со стихиями, с энергией всего живого, что ходит или живёт на этой земле. Кассандра нашла свою силу, свою страсть в загробном мире. Хотя какое-то время она предпочитала работать с энергией Земли и всего живого, но потом подалась в некромантию. Я даже не могу предугадать насколько она сейчас сильна, потому что давно не поддерживал с ней какой-либо связи. И уж тем более они с Адэлис давно не устраивали магических спаррингов, во время которых хоть как-то можно было оценить силу одной и другой. — То есть, получается, у нас могут быть крупные проблемы, если за многим, что сейчас происходит, стоит ещё и она? — Да, — ответил вампир, не утаивая. — Мне нужно будет сообщить Элайдже. — Сообщи, — тут же поддержал Александр. — Я думаю, что он и так передаст твои слова Адэлис, но всё же скажи ему о том, чтобы он подключил её к размышлению. Она, как ведьма, может приблизительно сказать, что можно будет ожидать от Кассандры. Ребекка часто закивала, твёрдо решив, что как только наступит ночь, она тут же наберёт брата. — А ты? — вдруг спросила вампирша, чем заслужила внимательный и не совсем понимающий взгляд со стороны. — Вы были с ней вместе какое-то время. Ты, разве, не можешь знать, на что она способна? Александр, который всё это время ходил вдоль окна, вдруг остановился и поднял медленный взгляд на Ребекку, которая ожидала хоть какого-то ответа. Коулману не очень бы хотелось вспоминать об этом этапе своей жизни, но они договорились о честности и взаимопомощи, а значит, он обязан быть честным с ней. — Мы с Кассандрой были вместе около года, большую часть которого я был… не собой. Я внушил Кассандре чувства к себе, вернее, усилил их. Она и так проявляла повышенное внимание ко мне… — Зачем? — Ради своей цели, — тут же ответил Александр, после чего взял с подоконника бело-синюю пачку сигарет и снова посмотрел на Ребекку. — Ты не против, если я закурю? — Нет, пожалуйста, — повела она ладонью, улыбнувшись. — Но ради какой цели? Александр достал из пачки сигарету, зажал между губами, извлёк из кармана чёрных брюк зажигалку, черканул и поднёс зажигалку к кончику сигареты. Прикурил. Пару раз он сделал несколько небольших тяжек, ощущая на языке горьковатый вкус и холодок во рту, ведь сигареты были с ментолом. Сделав ещё одну затяжку, ненадолго при этом задержав дым во рту, он пропустил его дальше, а после выдохнул через нос, снова посмотрев на Ребекку. — Когда мы познакомились с Кассандрой, она рассказала о своей подруге Адэлис, с которой они вместе практиковались в магических искусствах, на тот момент, в течение двух месяцев, — зажав сигарету между двух пальцев, он стряхнул пепел в стоящую на подоконнике пепельницу и после продолжил. — Это уже было после моего неудачного знакомства с Адэлис. Конечно, её имени я не знал. Изначально я просто хотел провести с Кассандрой хорошее время, несколько ночей или как бы там пошло, — пожал плечами, снова затянувшись. — Но однажды они вместе пришли в клуб. Кассандра захотела познакомить нас, не подозревая, что мы уже были знакомы. И тогда я впервые почувствовал что-то странное… Конечно, я узнал ту, которой когда-то хотел поужинать, а она меня нет, что меня, конечно же, насторожило. И я решил сблизиться сначала с Кассандрой, внушив ей ложные сильные чувства ко мне, которые граничили с любовью, а потом уже с Адэлис, чтобы узнать: кто она такая, почему не помнит меня и чего от неё можно ожидать. И я понял, что по какой-то причине твой брат стёр ей память о том вечере. И решил, что так даже будет лучше и Адэлис не доставит мне лишних проблем. С ней я не применял никакого внушения; во-первых, потому что знал, что она на вербене; а во-вторых, несмотря на мою бесчеловечность, мы нашли общий язык. — Ты винишь себя за то, что обошёлся так с Кассандрой? — спросила Ребекка, не сводя внимательного взгляда с Коулмана, который опёрся бёдрами об подоконник. — Винил и ненавидел, когда пришёл в себя. Сейчас просто стыдно вспоминать, — неловко улыбнулся Александр, сделав небольшую затяжку и медленно выдохнул густой дым наружу, отчего Ребекка, которая всё это время спокойно сидела на кресле, ощутила окруживший её запах ментола. — К тому же я не сразу расстался с ней, как вернулся. Она была красивой девушкой, даже доброй в каком-то смысле. Я снял с неё внушение, но симпатия ко мне, которая в ней и так была без моего колдовства, никуда не ушла. Но мы так и далеко не продвинулись. Мы были разными… И она уже тогда начала меняться. Но тогда это было незаметно. Только сейчас я всё начал понимать и складывать пазлы воедино, видя всю картину. — Ты поступил правильно, — губы Ребекки изогнулись в приободряющей улыбке. — Да, ты сделал ошибку, но ты её исправил, освободив Кассандру от подчинения и предоставив выбор, — Александр благодарно ей улыбнулся, посмотрев на древнюю потеплевшим взглядом. — Но я не совсем понимаю: о какой картине ты говоришь. — Кассандра, как я уже сказал, раньше практиковала магию стихий и боевую вместе с Адэлис. Она работала с энергией всего живого, как и Адэлис. Они вдвоём были сильны настолько, что не было среди них ни слабейшего, ни сильнейшего. Их силы были равны. Я часто присутствовал при их магических спаррингах, поэтому прекрасно знал силу как Кассандры, так и Адэлис. Я знал все её приёмы и слабые стороны. Но пообщаясь за последнее время с другими некромантами, я понял, что как только ведьма меняет свой магический путь, сразу меняется всё полностью: все её привычки, характер, личность, способы работы, — всё! Поэтому я не могу предположить, что можно сейчас ожидать от этого человека. Когда мы с ней виделись в последний раз, она уже была не той девушкой, которую я когда-то знал. В её взгляде появилось больше безумства, жестокости и безжалостности. И поэтому я хочу, чтобы информация о том, что здесь была Кассандра, и что она так же может ещё вернуться, дошла до Адэлис. Ребекка с пониманием отнеслась ко всему, что сказал Александр, наблюдая за тем, как он медленно докуривал первую сигарету, окурок которой под конец затушил об пепельницу. — Только я не понимаю, зачем моему брату или даже этой Кассандре нужен был Клиффорд. Он же… человек. — Не совсем, — вдруг сказал Александр, ошарашивая древнюю ещё больше. — Что ты имеешь в виду? — напряглась Ребекка, не сводя с него проникновенного взгляда. — Клиффорд носитель не активированного гена оборотней, Ребекка. Первородная несколько раз ошарашенно хлопнула глазами, осмысливая произнесённые им слова. — Кхм… Ты знаешь, к какой стае он относится? — поинтересовалась она и прокашлялась, чувствуя, что в горле пересохло. Александр, который заметил, как девушка дотронулась до горла, без слов понял, что ей нужно промочить горло. Он подошёл к рядом стоящему столику с графином и наполнил два бокала тёмно-янтарной жидкостью. — Прошу, — протянул он ей бокал, улыбнувшись. Ребеккка ответила ему той же тёплой и признательной улыбкой, принимая стакан и делая небольшой глоток крепкого алкоголя, даже не сморщившись. Александр ухмыльнулся, а она уже вернула на него ожидающий взгляд. — Это была та самая причина, по которой мне пришлось оставить Адэлис в тяжёлый для неё период. Честно, я даже не думал, что между ними сможет развернуться такая драма. Не было предпосылок. — И что ты узнал? — Мой брат принадлежит к стае, которая носит название «Сумеречный мрак», но чаще всего эти представители, которые практически полностью вымерли, называют себя: «мраком ночи» или же «мраком подлунной световой ночи». Некоторые не заморчаиваются со всеми этими древними названиями и называют свою стаю просто «Мраком». — Я никогда о такой не слышала. — Подожди секунду, — Александр поставил свой бокал на подоконник и подошёл к прикроватной тумбочке, достав оттуда какую-то книгу и вытряхнув из неё небольшой сложенный листок, а после подошёл к Ребекке. — Смотри, — он развернул какой-то рисунок и протянул ей. Ребекка взяла листок в свободную руку и всмотрелась в рисунок, который был нарисован на белой бумаге обычным чёрным маркером. На бумаге был изображён полумесяц, которой будто лежал лодочкой, поверх него был ещё один небольшой круг и после него ещё одна небольшая точка. Так же из самого полумесяца исходило что-то, что ассоциировалось у Ребекки с мантией или каким-то плащом. — Это их метка? — поняла Ребекка, на что тут же получила утвердительный кивок. — Но где она находится? — Там, где никогда не будет видно, если ты, конечно, не лысый, — ухмыльнулся вампир. — Практически на затылке. — Неожиданно… — промямлила девушка, поведя бровью. — Я родился в восьмидесятом году, а мой брат в восемьдесят девятом. И я до сих пор помню своё удивление, когда мама вернулась с ним из роддома и я увидел эту метку на его голове. И я сразу же спросил об этом, а она сказала, что это просто родимое пятно. Я, естественно, поверил. Отец Клиффорда всегда ходил с длинной причёской, поэтому заподозрить хоть что-то — я не мог. Но лет десять назад он решил побриться практически на лысо, и я опять увидел это пятно. Это как раз было незадолго до встречи с Кэтрин. — А она знала? Александр покачал головой. — Мы никогда это не обсуждали. Конечно, когда я пополнил число сверхъестественных существ, то она с удовольствием посвятила меня во всё. Но я и предположить не мог, что мой брат — волк. Его отец — то же об этом ничего не знает, хотя человек он весьма суровый, временами нервный, а в полнолуние так особенно… не в себе бывает. Хоть и ген не активирован, но он даёт о себе знать в разные астрономические события. Адэлис первая прочувствовала ген и поделилась своими подозрениями с Кассандрой, которая это подтвердила, а уже потом от них узнал я. И все эти годы я искал хоть что-то о носителях этого гена и именно его стаи, — рассказал всю историю Коулман. Ребекка снова всмотрелась в рисунок, надеясь, что хоть что-то всплывёт в её тысячелетней памяти. Но правда была в том, что она никак не могла вспомнить за всю свою жизнь хотя бы одного человека, у кого была похожая метка. А возможно этот человек был, просто далеко не все были коротко стриженные. — Ты боишься, что он активирует этот ген и будет мучиться каждое полнолуние? — выразила свою догадку Ребекка. — Это одна из причин, почему ты здесь. Александр молчаливо кивнул, вновь беря в руки бокал и залпом опустошив его. — Несмотря на всё, что происходит между мной и братом, я надеюсь, что когда-то Клиффорд поймёт, что в его голове есть что послушать. И я правда не желаю ему такой участи… Были у меня знакомые оборотни… Ребекка понимающе кивнула и аккуратно сложила листок, протянув его Александру, который тут же спрятал его в карман. — Ты нашёл человека из его стаи? — спросила Ребекка, наблюдая за тем, как он налил себе новую порцию бурбона. — Да, — он покрутил бокал, немного расплёскивая напиток по стенкам. — Оказался весьма дружелюбный парень, хоть и не лишён пафоса. Он посвятил меня во все тонкости их родословной. И я могу сказать, что это вторая самая древняя стая оборотней, которая существовала когда-то на этой Земле. По крайней мере она вторая известная. — Насколько древняя? — Ты знаешь, когда произошёл первый Великий Потоп? — спросил Александр, подняв на неё ожидающий взгляд. Ребекка задумалась, вспоминая дату. — Вроде бы в три тысячи двести шестьдесят восьмом году до нашей эры, — задумчиво и не совсем уверенно произнесла девушка. — Это второй Всемирный Потоп, — кивнул он. — Но естественно был первый. И он произошёл, примерно, в пять тысяч восьмисотом году до нашей эры. Кто-то даже считает, что это один и тот же потоп, только даты значительно разные, — пожал тот плечами, словно в данный момент важно не это. — Что ты знаешь о когдатошнем существовании трёх Лун? — Я слышала легенду, что когда-то существовало три луны: Леля, у которой период обращения был семь дней; Фатта, у которой период обращения был тринадцать дней и Луна Месяц, наша, которая совершает своё обращение за двадцать девять суток. Это как-то связано? — Ребекка начинала улавливать связь. Александр молча закивал, делая очередной глоток алкоголя. — Если верить древним данным, то двое из тридцати Всемирных Потопов были вызваны астрономическими катастрофами, которые, соответственно, отразились на нашей Земле. Незадолго до того, как Леля распалась на фрагменты разной величины, по некоторым магическим данным, был совершён магический обряд группой колдунов и ведьм. Они нашли на наскальных рисунках ритуал, который, по их мнению, мог подарить им второе тело: более сильное, выносливое и подвластное только им. Они долго изучали рисунки и надписи, прежде чем решили провести ритуал и посмотреть, что из этого выйдет. Как и любой другой магический ритуал, этот требовал огромной силы, которой не хватало даже у всего этого ковена. И тогда колдуны и ведьмы решили прибегнуть к силе Высшей. Прежде чем начать основную часть ритуала, они собрались на лесной поляне, где не было ни одного дерева и где можно было разглядеть все две луны. Фатты на тот момент, по старым приданиям, уже не было, — быстро пояснил Александр. — Для источника силы они выбрали Лелю, которая была самой молодой луной, и которая на тот момент уже была ближе Месяца к Земле, и могла дать им достаточную силу для проведения обряда. Они напитались энергетической силой и провели ритуал. Сила влилась в них рекой, подарив новое тело животных, которые были похожи на волков, только несколько крупнее и выносливее. Но их так же прозвали оборотнями. Они все начали обращаться одновременно, чувствуя, как каждая косточка в их теле ломается и трансформируется в новый организм. Отличие было в том, что они могли контролировать свой разум, когда становились волками и своё превращение, но помимо этого, их магия никуда не делась. Сейчас бы их назвали гибридом оборотня и ведьмы. Но, однако, через семь дней после этого, поздней ночью, жители тогдашней страны — Даария, увидели в небе падающие на землю огромные огненные, при этом светящимся чем-то светлым, как те самые луны, — шары. На улице резко похолодало, поднялся ветер, а море взбунтовалось, как только первые осколки луны упали в его воды. Море начало выходить из берегов и затапливать ближайшие поселения с невероятной скоростью. Люди в панике бежали выше, к горам, лесам и к тем самым колдунам в поисках спасения, крича: «За что Всевышний так с нами обошёлся». Они не знали, что виной этому стали те самые ведьмы и колдуны. Они впитали всю энергию Лели, отчего та, фактически, умерла и начала падать на Землю, вызывая глобальные катаклизмы. Те колдуны и ведьмы смогли открыть что-то вроде портала и перенести оставшихся выживших вместе с собой до того, как вода настигла их. Портал перенёс их на большой остров в Восточном Море, который назывался «Буян». Ныне это территория Западной и Восточной Сибири. Жившие там люди, пришли в ужас от того, когда увидели в пространстве нечто, откуда выходили другие люди. К счастью, там так же жили колдуны и другие старейшины, которые оказали помощь новоприбывшим и помогли им освоится и заодно выяснить причину их неожиданного прибытия. Обычные люди были напуганы, потому что заметили, что одна из лун вдруг пропала с небосвода, а серьёзное похолодание настигло даже их земли. Но после этого эти колдуны потеряли свою способность к магии и стали обречены на обращение в полнолуние по Месяцу, но при этом природа или же Вселенная, позволила сохранить им ясность разума. В ту же ночь они ощутили ужасающую головную боль, когда свет Месяца упал на них. По словам мудреца, у которого я был: как только свет месяца коснулся их макушек, их кожу начало что-то жечь. С каждой минутой боль нарастала и становилась настолько нестерпимая, что люди начинали вырывать себе волосы, выть и на часть становиться волками, а потом все одновременно потеряли сознание. Пришли они в себя только на утро. И тем же утром на их голове смогли разглядеть метку там, где они по вырывали себе волосы, — Александр вытащил листок из кармана, помахав им. — Эта самая метка. Ребекка сидела, схватившись за голову, с трудом переваривала всё услышанное и медленно попивая бурбон. Всё, что она только что услышала, с трудом укладывалось в голове. Легенда… Три луны… Уничтожение одной из них… Оборотни и ведьмы… Забытая страна Даария… Столько всего нового! Ребекка никогда не слышала об этой легенде столько информации. — Дай листок, пожалуйста, — попросила она его, протянув руку. Александр тут же выполнил её просьбы, обходя кресло, на котором она сидела и останавливаясь сзади. — Получается, вот это, что мне напомнило мантию, на самом деле падение Лели? — спросила она, на что тут же получила кивок. — Что это? Земля? — указала она на большой круг, на что тут же получила кивок. — А это? — указала она на точку меньше. — Месяц? — Ты разобралась быстрее меня, — хмыкнул он, улыбаясь. — Да, верно, принцесса. Я просил пересказ три раза, потому что никак не мог собрать всю вылившуюся на меня информацию воедино. Ребекка улыбнулась, снова аккуратно складывая бумажку и отдав ему. — Значит, Клиффорд один из наследников тех самых колдунов? — Именно. Всего ведьм и колдунов было пятнадцать. Встретить за жизнь хотя бы одного из них — шанс крайне мал. Они одни. И чаще всего, как и другие оборотни, не знают, кто они, ведь не каждый кого-то убивает. Я целенаправленно и с особым усердием искал хоть кого-то из этого древнего рода последние четыре месяца, но либо находил не тех, либо нужное от меня всё время ускользало. И какое же было моё удивление, когда с одним из них я пересёкся на вечеринке в России у одного из своих приятелей. — Как ты понял, что это один из них? — У него была прикольная причёска, — ухмыльнулся Александр. — Мой взгляд сам зацепился за его «родимое пятно», — показал он пальцами кавычки. — Я не мог упустить такой шанс. И когда мы с ним разговорились, пока все веселились в самом центре, он смог подтвердить мне всё, что я узнал от старейшины в Сибири. — Ты бы знал, что у меня сейчас творится в голове, — тяжело выдохнула Ребекка, прислонив бокал к виску и поставив локти на колени. Александр издал короткий смешок, снова подходя к окну. — Поверь, я догадываюсь… — вампир снова достал сигарету из небольшой картонной коробочки, поджог конец и затянулся. — Как думаешь, правильно ли я делаю, что скрываю всё это от брата? — вдруг решил поинтересоваться Александр, повернувшись на древнюю вполоборота. — Тебе правда интересно моё мнение? — не поверила своим ушам вампирша, устремив на него пронзительный взгляд, но непоколебимая уверенность в глазах Александра дала понять, что он абсолютно серьёзен. Ребекка действительно была удивлена, потому что даже братья не всегда спрашивали её о своём мнение. Даже Марсель часто поступал так, как нужно только ему, ставив Майклсон перед фактом. А тут Александр, который ей просто союзник и приятель, вдруг интересуется её мнением на такую серьёзную и даже личную тему. — Я не знаю… С одной стороны я понимаю, почему ты это делаешь. Ты хочешь уберечь его от страданий каждый месяц. Так и он ещё один из самых древних волков на земле когда-либо существовавших, мало ли что за этим может последовать… Но в этот же момент, мне кажется, он заслуживает знать, кем является на самом деле. — Вот и я нахожусь на такой же дилемме, — ответил он, тяжело вздохнув и скрестив руки на груди, выпуская дым через нос. — Понимаю, что он должен знать… Но зная своего брата, он может захотеть пробудить в себе ген оборотня и, в итоге, станет рабом Месяца. Я не хочу для него такого. Ребекка не сводила с Александра внимательного взгляда, который всё это время прожигал его. Она заметила, как чёрная рубашка вдруг сильнее натянулась на его спине и бицепсах, из-за накопившегося в теле напряжения. Ребекка хоть и не была ведьмой, и не владела обострённым чувством эмпатии, как большинство из них, но даже она почувствовала волны переживания, которые исходили от него. Поднявшись с кресла, она остановилась сзади Александра, осторожно и робко дотронувшись до его плеча. Но от этого, казалось, он напрягся ещё сильнее. Ребекка уже собралась убрать руку, но вдруг поняла, что делать обратно действие уже глупо, тем более что Александр снова повернулся, смотря на неё потемневшими глазами. Мягкий тёплый свет от заката лёг на его лицо, придавая светло-смуглой коже лёгкий бронзовый оттенок, выделяя едва заметные веснушки, которые Ребекка почему-то раньше не замечала. В его тёмно-каштановых, практически — чёрных волосах сейчас путались последние вечерние лучики света, придавая золотой блеск и делая их часть немного светлее. «Я даже раньше не замечала, насколько он действительно красив. Эти прямые и густые волосы… И пара веснушек, которых я тоже раньше не замечала… Вроде бы обычная внешность, но почему такая притягательная и особенная? И эти глубокие тёмно-голубые, которые смотрят в самую душу и так цепко, что создаётся ощущение, что начинаешь рассказывать всё не по своей воли, а потому что он так хочет. И всё же Александр Коулман очень красив. Глупо этого не замечать или отрицать. И я заметила. И не отрицаю»… Поняв, что она молчит уже дольше положенного и совсем за всё это время не отвела взгляда, Ребекка неловко улыбнулась, заправила прядь волос себе за ухо и сказала: — Александр, то, что я скажу сейчас… Ты можешь не прислушиваться к моему мнению, но раз тебе интересно, то я скажу, — его брови медленно сползли к переносице, и он полностью повернулся на девушку, ожидая дальнейшей речи. — На данный момент лучше повременить с этим. Если Кол узнает или кто-то с другой стороны о том, что твой брат — один из потомков тех людей, то могут возникнуть лишние проблемы. Но ему обязательно нужно сказать об этом потом, когда все насущные проблемы будут решены. Во-первых, если ты действительно хочешь постараться вернуть братские отношения, то это будет неплохим шагом вперёд. Клиффорд может допустить мысль, что ты хочешь сближения, и постепенно начнёт тебе доверять. Во-вторых, это просто будет правильно. Каждый заслуживает быть тем, кем он рождён, если он сам этого захочет. Но ты не должен будешь переживать и винить себя, если Клиффорд сам сделает этот выбор. Если он захочет чувствовать каждое полнолуние и с ума сводящую боль, это будет только его выбор. Не твой. И как бы тебе ни хотелось, ты не сможешь на него повлиять. Тебе придётся принять это… — Я понимаю, Ребекка, — он на мгновение отвёл взгляд, тяжело вздыхая. — И ты права. Я сам того же мнения. Но даже единая мысль о том, что мой брат может быть обречён на это… выводит меня из себя. Какие бы отношения у нас не были, я не желаю Клиффорду этого. Я стараюсь его оберегать… — И правильно делаешь! — перебила его девушка, чуть сжимая его плечо, будто желая его приободрить. Ребекка полностью развернула его к себе, так же сжимая другое плечо. Она вдруг ощутила в теле непонятно откуда взявшуюся уверенность в действиях и в своей правоте. — Ты, как старший брат, желаешь ему только лучшего. Ты оберегаешь его, хотя он сам, наверное, не понимает: зачем; и не совсем бывает этому доволен, — Александр посмотрел на неё таким взглядом, как бы одним им задавая интересующий его вопрос, который Ребекка поняла. — Да, я слышала пару дней назад, как он просил тебя убраться от сюда и не лезть не в своё дело. Но ты не должен это делать, даже если допускаешь такую мысль. Когда-то его мозг повзрослеет и Клиффорд поймёт, что всё то, что ты делал, шло только на его благо. Ты хороший брат, Александр. И не думай об обратном! Его взгляд смягчался с каждым новым словом, которое произносила Ребекка. Он смотрел в её ярко-голубые глаза, видя всю искренность, с которой Ребекка говорила каждое слово, и завораживающую уверенность, которой пропитался окружающих их воздух. Видел всю внутреннюю доброту и свет, которые она не растеряла за всю тысячу лет. И на задворках своих мыслей, Александр вдруг подумал, что готов смотреть на неё такую уверенную и искреннюю — вечно… — Ты и твои мысли прекрасны, Ребекка Майклсон, — улыбнулся он ей, осторожно сняв её руку со своего плеча и оставив лёгкий, едва ощутимый поцелуй на костяшках её тонких и длинных пальцев с нежным маникюром. — Спасибо тебе, за все произнесённые тобою слова. Мне важно было их услышать. — Я же ничего не сделала… — не понимала она причину подобной благодарности, но руку выдёргивать не стала. — Ты не должен так благодарить меня… — Это не так, — покачал он головой и медленно, будто даже неохотно, отпустил её руку. — Ты поддержала меня, хотя не должна была. Ты дала мне совет, который мне был необходим. И спасибо за то, что вылечила моего брата несмотря на всё то, что он тебе наговорил. У тебя доброе сердце, Ребекка. И это делает тебя особенно прекрасной. Всё, что он говорил, почему-то, казалось Ребекке нереальным. Почему-то ей казалось, что она ничего особенного не сделала, чтобы заслужить такую благодарность. Она всего лишь помогла Клиффорду, поддержала Александра, когда ему это было нужно. Но разве всё это повод для такой благодарности? Разве это не что-то обычное, за что даже не всегда скажут: «спасибо». А может быть дело в самой Ребекке? Может быть она привыкла к тому, что от неё вечно ждут чего-то особенного, что безусловно будет заслуживать хотя бы обычного «спасибо»? Может быть, из-за этого она принижает свою значимость? Да и разве она такая добрая, какой видит её Александр? Ребекка, как и все её братья, совершала много ужасных поступков, жалела об этом, плакала и совершала снова, чтобы выжить. Почему сейчас эти слова благодарности и о том, что она — прекрасна, заставили почувствовать себя как-то неуютно, но при этом испытать что-то такое приятное, что легко ей на сердце. — Я… — она ненадолго отвела взгляд, чтобы собраться с мыслями. — Я никому не расскажу о нашем разговоре. — Я знаю, — лёгкая улыбка украсила его красноватые губы. — Иначе я бы не рассказал тебе.* * *
— Вам удалось что-то выяснить? — прозвучал интересующийся голос Кола. — Они хоть что-то сказали? — Сказали, что данную тайну предпочтут сохранить до ужина через неделю, — ответила сидящая на диване Дарсия. — К чему такие переживания? — Нет никаких волнений, — лукавая улыбка украсила лицо Кола, а взгляд пробежался по всем присутствующим в кабинете. — Однако я предпочитаю владеть всей информацией, когда на кону стоит многое. — Мэр сказал, что он обязательно расскажет о кольях на ужине, — проинформировал его Джузеппе, который сидел за рабочим столом в кресле. — Однако он заверил, что они надёжно спрятаны и хорошо охраняются. В связи с чем мы можем быть полностью уверены, что им и нам ничего не угрожает. — Так что у нас достаточно оружия против твоих братьев, — довольно улыбнулась Дарсия и мечтательно подняла глаза в потолок, преподнося к губам хрустальный бокал и сделав небольшой глоток. — Отлично! — Кол протянул бокал к ней, и они, словно истинные напарники и друзья, чокнулись и допили напиток. — Друг, — прозвучал голос Джузеппе, обращаясь к молчаливому Дарену, который всё это время стоял у окна и прокручивал на руке часы с чёрным ремешком. — Не хочешь присоединиться к разговору? А то начинает казаться, что вид из окна и надетые тобою же часы интереснее, чем обсуждение важных тем. Дарен лишь ухмыльнулся, опустив взгляд на свою руку. Эти часы всегда были для него особенными. Это единственный и самый важный подарок от Джона, который у него остался. И хранят они в себе то, отчего Дарен так и не смог полностью отказаться. Дарен был тем человеком, который больше любил слушать и делать, чем говорить и не делать. Хоть и весь этот разговор он прибывал в своих воспоминаниях о дне, о котором больше всего жалеет в своей жизни, Эндерсон всё равно слышал каждое произнесённое ими слово. — Какой смысл участвовать в том, что вы и так обсудили? — раздался спокойный голос мистера Эндерсена. — Не вижу смысла обсасывать одну и ту же тему по десять раз. — Ты не весёлый, мой друг, — заметил Джузеппе, поднявшись вместе с двумя бокалами виски, который один передал Дарену. — Что-то случилось? — Я просто размышляю. Спасибо, — он принял стакан. — К тому же, вы всё равно не хотите слышать меня. Значит, не вижу смысла что-то говорить. Буду делать так, как скажете. На сегодняшнем заседании в городской ратуше, снова поднялась излюбленная всеми тема о вампирах и прочих сверхъестественных существах, которые населяют этот город. И, конечно, снова поднялся вопрос об убийстве детей. Дарен оказался верен своим словам, и уже в четвёртый раз за последние две недели, он отстаивал своё мнение и просил членов совета дать детям уйти, пусть даже если в последний момент. Однако его никто не хотел слушать. Никто, кроме Саманты Уилсон. У Дарена свой план. Он не станет совершать ошибку, о которой жалеет большую часть своей жизни — дважды. Он не позволит этим Душегубам загубить ещё и его дочь, кем бы она не была. Больше он не будет стараться достучаться до них. Четыре раза — даже больше, чем достаточно. Имеющие уши — да услышат. Так считал Дарен. Если кто-то согласится примкнуть к нему, то он будет рад. Однако, пока он один, и это даже лучше. Пока он с лёгкостью просчитывает свои и чужие шаги, выстраивая новую стратегическую схему… Дарсия, которая уже сама начинала выходить из себя из-за вечно загруженного и задумчивого мужа, вдруг сказала: — У него проблемы в фирме, — повела она плечами, словно это было неважно. — Не заостряйте на этом своё внимание, господа. Дарен незаметно улыбнулся уголком рта, довольствуясь тем, что она поверила в это. Не мог же он сказать, что виделся с дочерью, которая решила принять его проект. Хотя этот проект — всего лишь связующие их звено в его стратегии. — Да? — спросил Джузеппе, но не у Дарсии, а у самого Дарена, не сводя с него проницательного взгляда. — Да, — с прежним спокойствием отозвался Эндерсон. — Небольшой кризис. — Весь мир в кризисе, мой друг, — недовольно фыркнул Сальваторе. — Он вообще хоть когда-то заканчивался? — Никогда! — в один голос ответила Дарсия с Колом. — Согласен, — Джузеппе поднял бокал, который был направлен в их сторону. Вдруг телефон Дарсии, который лежал на кофейном столике перед ней и Колом, зазвонил, а на экране высветилось имя «Samantha». Кол, который мельком увидел имя и фотографию, улыбнулся и вскинул бровями, вспомнив о довольно привлекательной жене мэра. — Слушаю, — ответила на звонок Дарсия. — Я около дома. Выходи. Довольно улыбнувшись, Дарсия поднялась с дивана, поправляя немного задравшееся к верху изумрудное облегающее платье. — Вынуждена вас покинуть. Мы собрались с Самантой пройтись по магазинам. Хорошего вечера. Дарсия всем на прощание улыбнулась и покинула кабинет. Кол ещё какое-то время слышал удаляющиеся всё дальше шаги, а потом услышал хлопок закрывающейся двери. — Предлагаю нам с вами, господа, пойти поужинать в столовую, — улыбнулся Колу и Дарену Джузеппе. — Хорошо было бы позвать вашу сестру, Кол, и Александра с Клиффордом. Кол согласно кивнул, поднявшись с дивана, и вместе с остальными покинул кабинет, слыша торопливые спускающиеся шаги с лестницы. — А вы куда все? — раздался голос Ребекки, которая уже увидела со второго этажа вышедших мужчин. — А вот и вы, — улыбнулся ей и Александру мистер Сальваторе. — Пошлите на ужин. А где ваш брат, Александр? — Понятия не имею, — повёл плечами спустившийся Александр. Вдруг двери в столовую открылись и на шум в просторном холле вышел Клиффорд, который улыбнулся всем вполне радушной улыбкой. — А я как раз хотел всех собрать на ужин. Пойдёмте. — Поразительный прилив дружелюбия, — проворчал себе под нос Александр. И никто, кроме широко улыбнувшийся Ребекки, этого не услышал.* * *
— Ты прав, — кивнул Клаус, доев свой салат «Капрезе», — отменная кухня. — А я говорил, что тебе понравится, — самодовольно улыбнулся Деймон, так же докушав свой салат «Пармиджано». — Надеюсь, наши салаты вам понравились, — очаровательно улыбнулась им Миранда. — Горячее будет подано через пару минут. Желаете обновить бокалы? — Желаем, лапочка, — улыбнулся Клаус, сверкнув своими глазами. Миранда каждый раз заливалась краской, когда он обращался к ней подобный образом, а Деймон с трудом сдерживал рвущийся наружу истерический смех. — Конечно. Одну минуту, — кивнула она и умчалась к барной стойке. — Итак, — обратился Клаус к Деймону, — рассказывай, какой скрытый замысел ты преследовал, когда заманил меня в это место? — поинтересовался гибрид, очертив указательным пальцев круг в воздухе. — Давай только без твоих размышлений о заговоре и прочей ерунде, — недовольно скривился вампир, повернувшись на Клауса вполоборота. — Я был, мягко говоря, недоволен, когда узнал, что первородная семья возвращается в город. Клаус то ли в удивление, то ли в появившемся интересе вскинул бровями и посмотрел на Деймона ожидающим продолжения — взглядом. — Ваш бурбон, господа, — снова подошла к ним Миранда. Официантка поставила перед ними бокалы, улыбнулась и снова умчалась куда-то в зал. — И твоё мнение изменилось? — спросил Клаус, уперевшись локтем в столешницу. — Не сразу, но да, — в такт словам качнул головой. — Я остановился здесь по двум причинам. Первая: мне захотелось узнать, что изменилось за прошедшие четыре года с нашей последней встречи. Вторая: мне надоела твоя кислая мина, которая оставалась на твоём лице прошедшие пять часов. Я просто хотел, чтобы ты расслабился в этом месте. Да, как человек, но пользуемся тем, что имеем. Хотя, за угол этого здания можешь затащить какую-нибудь жертву. Я видел, по меньшей мере — десять дам за всё это время, которые от тебя глаз отвести не могли. Клаус раскатисто рассмеялся, вернув на него слегка подобревший взгляд. — Спасибо за честность. И раз уж обмениваемся любезностями, то скажу, что ты, оказывается, не всегда такой противный. В принципе ты даже ничего, если не несёшь всякую чушь. Деймон скривил лицо, грустно рассмеявшись. — Приятель, да ты совершенно не умеешь делать комплименты! Дать тебе парочку советов? — по-свойски заиграл тот бровями. — Помнишь, что я сказал о чуши? — Клаус многозначительно вскинул брови, намекая, что советы лучше оставить при себе. — Как хочешь, — пожал плечами вампир, сделав глоток недавно принесённого напитка. — Опять она, — буркнул себе под нос Клаус, услышав приближающиеся шаги. Деймон слегка обернулся, увидев приближающуюся официантку с подносами и блюдами. Сальваторе согласно кивнул и они чокнулись, снова прикасаясь к любимому напитку. — Приятного аппетита, — пожелала им девушка, не забыв об улыбке и снова скрылась в зале, среди столиков и посетителей, которых под вечер стало больше. Деймон вдохнул любимый запах пасты, уже мечтая приступить к трапезе. А Клаус, который решил заказать «Лазанью по-флорентийски», сдержанно, но при этом довольно улыбнулся, беря в руки новую вилку. — Какого это? — вдруг спросил Клаус. Деймон непонимающе взглянул на него, требуя конкретики. — Жить, зная, что та, ради которой ты готов отдать собственную жизнь, не может быть рядом с тобой. Какого это? Деймону хотелось ответить колко, так, как он мог. Но тут же понял, что это будет неправильно и тогда шоу с кровопролитием не избежать. Однако такие вопросы ему, мягко говоря, не нравились. Словно тупым ножом проходится по еле затянувшейся ране. — Пока не рядом со мной, — поправил Деймон, как-то вымученно улыбнувшись. — Но надеюсь, что в конце этого месяца я увижу её. — Как же? — не понимал Клаус. — Насколько я знаю, заклятие этого психопата, может разрушить только он сам. Деймон снова взял бокал, желая промочить пересохшее горло. Этого он боялся больше всего, хоть и не озвучивал. В течение двух последних недель он терзал себя вопросами. Что если заклятие, которое наложил Кай — другое, и то, которое найдёт Адэлис — не подойдёт им? Что если ритуал не сработает? А что если сработает, но не так, как ожидается? — Верно, — сухо кивнул, тут же помрачнев. — Кай сказал, что если Бонни будет пытаться разрушить связующие их чары самостоятельно, то они с Еленой умрут. Сама Бонни не может разрушить их, но она единственная ведьма которую мы знали, которой это может быть по силам. Однако появилась Адэлис, дедушка которой вытаскивал людей из подобных состояний и весьма удачно. Никто ещё не умирал. Где-то у него в одном из гримуаров может быть нужный нам ритуал, и сейчас Адэлис занимается поисками. — И что будет, когда вы его найдёте? Адэлис, как нам уже известно, согласилась на условия Кола, а это значит, что она не сможет провести ритуал в полнолуние, потому что будет занята совершенно другим. Даже если попытается, то это, скорее всего, её убьёт. Будет большая нагрузка, которую она, думаю, не выдержит. А если ведьма Беннет попытается перехитрить этого психопата, то умрёт вместе с твоей девушкой. Что планируете делать тогда? — Для начала посмотрим, что будет написано в книге чар, — напряжённо повёл плечами Деймон, абсолютно не радуясь предположенным Клаусом вариантами событий, — а там видно будет. К чему эти вопросы? — Могу предложить помощь, — вдруг сказал гибрид, положив вилку и сделав небольшой глоток виски. Деймон, который с трудом не подавился своей «Карбонарой», резко посмотрел на него, не веря в то, что только что услышал. «Клаус и помощь? Клаус предложил свою помощь? Предложил помощь тому, кого не единожды мечтал убить? Неужели нас настигнет суровая русская зима в середине июня»? Прочистив горло, Деймон так же прикоснулся к алкоголю и после недолгого молчания обратился к Клаусу. — С чего вдруг такая щедрость? Хочешь снова создавать гибридов? — привёл вполне очевидный вывод вампир. Клаус рассмеялся, лукаво улыбнувшись и покачав головой. — Это в прошлом. Создание гибридов меня больше не интересует. Это твоё право, Деймон, принять мою помощь или отказаться. Думаю, если я попрошу Фрею о помощи старому приятелю, то она не откажет. — С ведьмой Майклсон мне ещё не доводилось сотрудничать, — ухмыльнулся Сальваторе, осторожно растормошив оставшиеся в тарелке макароны. — В любом случае — спасибо, — Клаус как-то по-доброму улыбнулся, снова увлекаясь своей лазаньей. — Но я правда не понимаю, с чего вдруг такая щедрость, так и ещё в твоём лице? Просто никак не вяжется с тем безбашенным убийцей, которого я знал пять лет назад. Клаус почему-то молчал, смотря на тихую бухту и всё скорее исчезающие следы заката. Он и сам не мог объяснить своего порыва. За последние годы он сильно изменился. Конечно, страсть к убийствам своих врагов и недоброжелателей никуда не ушла, да и вряд ли когда-то уйдёт. У него даже появились новые любимые изощрённые пытки! Но беременность Хейли, ребёнок и сближение семьи… Всё это заставило взглянуть его на мир под другим углом, на людей, на окружение, на поступки и действия, как на свои, так и на других. Какое-то время он не желал выходить из реки крови, которую устроил в Новом Орлеане, уничтожая каждого, кто хоть волоском был причастен к смерти Хоуп. Каждого, кто хоть как-то помешал его семье обрести счастье. А потом, когда река литься перестала, то ему просто долгое время хотелось сидеть в своей мастерской, рисовать мрачные картины и не выходить из дома в течение нескольких месяцев, что он, в принципе, успешно делал. А потом пришла чёртова грусть, отчаяние и вторая волна боли, заглушить которую было просто невозможно. За те месяцы ему несколько раз приходилось заказывать новую мебель в спальню и мастерскую, потому что первым делом все свои эмоции он выпускал на окружающих его вещах, а потом уже на людях, картинах и на мире в целом. А потом, спустя год, когда он окончательно принял тот факт, что его дочь на вечно утеряна, Клаус вдруг понял, что у него не осталось сил даже на убийства. Он был опустошён. В нём не было ничего: ни радости, ни грусти, ни боли, ни чувств. Ничего. Клаус Майклсон больше походил на живого ходячего и молчаливого мертвеца, который, практически, ничего и никого не видел перед собой. И единственное, кому он по-настоящему благодарен — это своей семье. Каждому из них. Вместо того чтобы отвернуться от него, послать на все четыре стороны, когда он снова срывался на них в очередном приступе своего безумства, они тихо ждали, когда его отпустит, а потом просто были рядом. Каждый из них мог просто молчать, наблюдать, но всё равно быть рядом. Во взгляде каждого из них читалось одно: «Мы вместе, брат. Мы — семья. Мы разделим все трудные времена друг с другом. Мы никогда не оставим друг друга. Всегда и навечно, Клаус». Наверно, тогда Клаус впервые и в особенности понял силу семейных уз. Помощь, поддержка, просто само присутствие кого-то из самых близких ему людей… Всё это ему тогда было так необходимо, что он сам не признавал, потому что не понимал. Клаус признал себе это лишь спустя полтора года, когда вдруг понял, что его взгляд и отношение к каждому члену семьи — очень изменилось. Ещё десять лет назад он бы не мог подумать, что будет так нуждаться в своей семье, в их помощи. И вся эта помощь, поддержка, забота и сила семьи вернула ему что-то, что он потерял много веков назад: частичку добра, человечности, желания предложить помощь кому-то, если он понимает, что человеку она действительно нужна и он её заслуживает. Но несмотря на небольшие изменения в своей душе и разуме, остальные в Клаусе видели всё того же злого и ненавидящего всё вокруг гибрида, который готов будет убить всё, что движется, только если ему не понравился чей-то вздох, или просто ради забавы. Забавно, что ради забавы он уже даже не помнит, когда убивал в последний раз. — Считай это за жест доброй воли, — ответил он спустя какое-то время, поправив рукава серой кофты. — А если серьёзно, то иногда злодеи совершают добрые и бескорыстные поступки. Тебе ли не знать, — какая-то очевидная ухмылка украсила его тёмно-алые губы. — Но не думай, что я буду просить тебя принять моё предложение! — грозно указал тот на него пальцем. — Это решение принимай сам. Деймон посмотрел на него каким-то осознанным взглядом, находя в произнесённых словах зерно истины. Когда-то он тоже был отъявленным злодеем без единого положительного качества, но за последние семь лет он тоже изменился. Как бы поведение Клауса сейчас не вгоняло в некий шок, Деймон понимал, что и ему свойственно меняться. Тем более после всего, что ему пришлось пережить. Конечно, Деймон даже приблизительно пока не может представить себя родителем. Он пока даже не принял лекарства… Но то, каким он увидел Клауса сегодня… Его взгляд, когда речь зашла о погибшем ребёнке… Деймон вправду заметил что-то, чего никогда не видел в Клаусе за всё время их, так сказать, сотрудничества. Боль. Он увидел боль, которая, скорее всего, никогда не уйдёт из его сердца. Как и у Хейли, к которой Деймон никогда не испытывал какой-либо симпатии. Она никогда ему не нравилась. Но даже ей в глаза было невозможно смотреть. Казалось, что это боль начинала терзать даже его. — Звучит как тост, добрый-серый-волк, — заявил Деймон, приподняв бокал в сторону Клауса. — Согласен, — позитивно улыбнулся собутыльник, чокнувшись. Клаус даже ничего не ответил на это новое прозвище, которое почему-то его даже позабавило. Нет… До доброго волка ему ещё как пешком и вплавь до России. Дальше разговор протекал совершенно на нейтральную тему, а конкретнее о кулинарии. Как выяснилось, они вдвоём не только любят кровь беззащитных людей, но и даже что-то человеческое, наподобие той же пасты, салатов, стейков… В чём-то их предпочтения сходились, а в чём-то были кардинально разными. Например, Деймон, даже будучи человеком, терпеть не мог цитрусы. Когда он был представителем человеческой расы, то у него на них вечно появлялась аллергия. По всему лицу и телу появлялась ужасная сыпь, которая вечно чесалась. И даже глаза начинали краснеть, чесаться и болеть. В общем небольшой, но весьма неприятный букет собирался сразу, как стоило ему съесть две небольших дольки апельсина. Клаус же относился к цитрусам нейтрально. Он любил кинуть дольку лимона в чай, когда хотелось сделать исключение в один вечер и обойтись без бурбона. Клаус любил гранат. Его изысканный кисло-сладкий вкус всегда бодрил и помогал привести мысли в порядок, а тёмно-красный цвет всегда напоминал о страсти, жестокости и почему-то достатке. Деймон же согласно кивнул, когда услышал об этой ягоде. Сказав, что он так же напоминает о крови. И тут уже пришла очередь Клауса соглашаться. И как-то само собой зашёл разговор о выпечке, где Клаус сказал, что испытывает слабость перед булочками с ванилью и вишней. Деймон не был бы Деймоном, если бы не пошутил о том, что такому человеку только ванили с вишенкой в жизни и не хватает. Клаус лишь тихо усмехнулся, поинтересовавшись, что же нравится этому гурману напротив. На что Деймон с самым серьёзным лицом заявил, что тащится от булочек с яблочной начинкой внутри. И яро негодует, что в их захолустье нет нормальной пекарни, где бы эти булочки делали настолько хорошо, вкусно и прекрасно, чтобы он не смог придраться ни к чему. А когда им принесли по заказанному десерту, то Деймон всё же набрался смелости спросить то, что его уже давно интересует. — Слушай, — Деймон снял с весьма необычного тирамису вишню и отправил себе в рот, наслаждаясь кисло-сладким вкусом, — можешь убить меня за вопрос, если вдруг захочешь и не отвечать, но мне крайне интересно: как Хейли удалось стать гибридом? — и ему даже не стоило смотреть на Клауса, чтобы наткнуться на убийственный взгляд. Деймон чувствовал его своим виском, который сейчас просверливали неприятным взглядом. — Заметь, я не спрашиваю о том, как произошло то, что ты не хочешь вспоминать. Я интересуюсь лишь рождением полукровки, которая оказалась создана без крови двойника. Тяжело вздохнув, Клаус отломил кусочек шоколадно-вишнёвого торта и отправил себе в рот, сразу ощутив, насколько тот был воздушным и сладко-кислым. Его уголки губ даже дрогнули в чём-то, что отдалённо напоминало подобие довольной ухмылки. Но именно дрогнули, ведь пару секунд назад прозвучал вопрос, который Клаус предпочёл бы оставить без ответа. В целом, он может это сделать. Но почему-то вдруг задумался о том, что это не правильно. За эти сутки они с Деймоном не раз начинали говорить так, как, обычно, говорят по душам. Он помогал ему, даже рассказал о Кассандре Коллингвуд, хотя мог промолчать. Хотя Клаус толком не дал ему выбора… Но это сейчас не важно… Деймон не дал ему совершить необдуманный поступок по отношению к Джексану, вовремя перегородив путь. Неужели он не заслуживает ничего ответа даже в пару слов? — Припоминаешь тот момент, когда Тайлер уехал от вас надолго? — Деймон заторможено кивнул, не совсем понимая, причём тут Тайлер, но всё же перебивать не стал. — Какая-то одна из его знакомых ведьм сказала, что наш ребёнок принесёт всем ведьмам смерть. В целом, это было не новым. Ведьмы в Новом Орлеане говорили то же самое, только не вдавались в подробности так, как та его знакомая. Он сообщил Хейли, что ребёнок в её чреве — полукровка: оборотень, ведьма и вампир. То есть, от её крови можно создать гибрида, и её кровью можно было вылечить укус оборотня. Ребёнок от оборотня и гибрида из родословной одной из сильнейших ведьм одиннадцатого века. Чудо-ребенок. Единственная в своём роде. Тайлер даже нашёл подопытного на роль того, кто хочет поставить на себе эксперимент, который мог увенчаться успехом или же полным провалом, если бы ведьма солгала. И эксперимент удался. Парень обратился и стал гибридом оборотня и вампира. Вот только одно Тайлер не усмотрел: тот парень стал привязан к Хейли, как к матери, которая носит ребёнка, и попытался помешать Тайлеру убить мою дочь, когда Хейли его об этом попросила. К счастью, ему это удалось и Хейли смогла сбежать, пока Локвуд боролся с новообращённым, в итоге одержав победу. Тайлер считал, что я хочу использовать своего ребёнка для создания новой армии гибридов, поэтому хотел забрать у меня то, что я так, по его мнению, желал. Так же тем самым отомстив мне за смерть его матушки. В день, когда… — тяжёлый и прерывистый вздох. Как же было больно вспоминать об этом. Но Клаус за столько лет научился брать эмоции под контроль. — Когда случилось то, что случилось, Хейли умерла из-за того, что ей перерезали горло почти сразу, как она родила, но в ней оказалась кровь нашей дочери и она смогла вернуться. И когда между нами и ведьмами состоялась финальная битва на кладбище, после которой, как ты понимаешь, победителями вышли не мы… Хейли склонилась над телом нашей дочери, которое было… в крови, — каждое слово давалось всё труднее, а перед глазами картинка становилась всё ярче. — Ей на губы попала её кровь, после чего та обратилась. Совсем не много, но этого было достаточно, — Клаус потряс головой, желая как можно скорее вытряхнуть эти воспоминания из своей головы. — Хейли долго ненавидела себя за то, что осталась жива, а наша дочь — нет. Деймон, который даже ни разу не притронулся к десерту за время всего рассказа, даже не знал, как теперь смотреть на Клауса без сочувствия, зная, что тот может вырвать ему глаза и скормить их ему же, как только увидит хоть отблеск жалости. Но… Чёрт возьми! Деймон сейчас просто был в растерянности. Он прекрасно понимал, что Клаус скомкал все события до короткого пересказа, но то, как Майклсон об этом рассказывал: с такой горечью в голосе и печальным взглядом, будто в воду был опущен; что даже у Деймона что-то заныло в груди. Он не знает, какого это — быть отцом. Клаус, судя по всему, знает. И сейчас он, как никогда чувствовал себя потерянным. Он хотел поддержать его, что-то сказать хорошее, а не плохое, как всегда. Все слова просто в миг испарились с языка и из головы, словно он был каким-то дураком, который ничего не знает и не умеет. Деймон дотронулся до его плеча, похлопал пару раз и чуть сжав. — Чёрт, я… Мне… — никак не мог сформировать свои мысли. — Можешь вырвать мне язык, но мне правда жаль. Я не был на твоём месте, но я представляю, на сколько ужасно испытать такое… Клаус боковым зрением посмотрел сначала на его руку, а потом на самого Деймона. Какое-то время он просто смотрел на него, а потом перевёл тяжёлый, покрасневший и блестящий грустью и болью взгляд на бухту. Закат уже давно скрылся и небо с каждой минутой становилось всё темнее. Уже зажглись фонари и вывески у зданий, освещая дорогу и всё вокруг. Он смотрел на всё, что только могло зацепить его взгляд, лишь бы отвлечься от этих мыслей и воспоминаний… Просто забыть, казалось бы, пережитую несколько лет назад — боль. Это всё, чего по-настоящему сейчас хотел Клаус. Это то, чего он желал больше всего на свете. Он просто хотел, чтобы боль ушла, словно её никогда не существовало. Однажды Клаусу сказали, что только боль заставила его почувствовать себя живым, что только она смогла вернуть Майклсона с небес на землю, уничтожив в лепёшку. Это было так. Клаус был тем, кому было, что терять. Он был тем, кем можно было манипулировать ради достижения своих целей через единственное самое дорогое, что появилось в его жизни — через ребёнка. Он сам оказался в числе тех, кем сам манипулировал сотню тысяч раз за всё время своего существования на земле. И это так же заставило взглянуть его на свои чудовищные поступки, переосмыслить многое, и ужаснуться от некоторых вещей, которые он когда-то творил. *воспоминания… « — Если ему больно, значит оно живое, Клаус. Ты — самый сильный человек, которого я когда-либо знала. Пройдёт много времени, прежде чем ты примешь эту боль и переживёшь это всё в своей голове сотню тысяч раз. Но когда это случиться, ты изменишься. Ты переживёшь трансформацию, раннее которая тебе была не доступна. Твой дух станет сильнее. Ты сам получишь новую духовную силу. И через какое-то время просто не узнаешь себя». « — Ты говоришь бред, Камилла». « — Возможно сейчас мои слова действительно такими кажутся. Но через пару-тройку лет ты найдёшь правду в моих словах и признаешь, что я была права. Не нужно быть ведьмой, чтобы сказать, что в тебе возродиться что-то новое, но вот что ты с этим сделаешь, будет зависеть только от тебя, Клаус. Все переживают травмирующие опыты. Сильные с ними справляются, а другие… другие находят другой выход, какой тем на самом деле не является. Ты сильный и найдёшь тот выход, который подойдёт только тебе, чтобы обрести нового себя. Запомни мои слова, Клаус Майклсон. Придёт время и ты, и те, кто будет тебя окружать, заметят изменения, которые начнут происходить в тебе». Разговор четырёхлетней давности эхом промчался через его сознание. Клаус вдруг впервые вспомнил об этом разговоре, который происходил в стенах опустевшего бара «Rousseaus». Камилла тогда, как всегда, задержалась до поздней ночи, когда пришёл Майклсон в опустевшей бар. Она была хорошей девушкой, которая часто исполняла роль его персонального психолога, но тогда Клаус действительно воспринял её слова за дичайший бред! Сейчас он вдруг ловит себя на мысли, что, похоже, как бы не было абсурдно даже думать об этом, Камилла была права… Конечно, Клаус не пережил боль. Он знает, что никогда не переживёт её полностью. Однако он действительно с началом Нового Года впервые почувствовал, что силы в нём стало несколько больше, чем в прошедшие года. Клаус начал понимать, что делает то, чего раньше бы не сделал, даже если бы в него тыкали колом из белого дуба. Что-то меняется и он не может этого отрицать. Не может, даже если бы хотел… — Я не стану этого делать. Расслабься, — глухим голосом оповестил того Майклсон, опрокинув в себя оставшиеся виски, ощутив приятную горечь на языке и разливающиеся тепло по пищеводу, которое стремительно расползалось по всему телу. Деймон пожал губами и обернулся на зал, выискивая глазами надоедливую брюнетку с фарфоровой кожей. Долго искать не пришлось, потому что стоящая у барной стойки Миранда, практически не сводила взгляда с двух самых красивых людей в этом зале. Деймон поманил её пальчиками, замечая довольный кивок и девушка пружинистой походкой тут же направилась к ним. — Чего желаете? — миловидно улыбнулась она. — Бутылку элитного виски, — тут же сказал Деймон, видя недоумение на лице официантки. Клаус лишь хмыкнул, допивая остатки в своём бокале. — Думаешь мало? — спросил у того Деймон, на что получил неоднозначное пожатием плечами. — Видела? — спросил он у ничего непонимающей Миранды, которая неуверенно качнула головой. — Мой друг прав. Бутылки мало. Неси две. — Но это дорого, Деймон… Клаус вдруг звонко рассмеялся, думая о том, будто для вампиров когда-то был актуален вопрос материального плана. — Деньги не проблема, — парировал тот так, словно был богачом всего мира. — Неси две, пока я не скупил весь ваш бар и ресторан в придачу. Девушка ещё какие-то жалкие секунды потопталась около них и всё же ушла обратно к бару, чтобы быстрее выполнить заказ. — Ну что, ходячий денежный мешок, — с издевающейся улыбкой протянул Клаус, обернувшись на Деймона, — поели, поговорили, какой план дальше? — Веселиться, Клаус. Скоро начнётся вечеринка.* * *
— Ну что, как ощущение после первого похода в магазин за столько десятилетий? — спросила Адэлис, довольно ухмыляясь, поднимаясь на первый этаж по эскалатору вместе с Элайджей. — Знаешь, весьма занятно, — проговорил тот, кивая своим мыслям. — Это даже забавно, в каком-то смысле. — Особенно катание на тележке, — широко улыбнулась Адэлис, перешагивая на плиточный пол. Вечно, когда она сходила с эскалатора, ощущала себя Капитаном Джеком Воробьём, который в первом фильме красиво сошёл на пристань с затонувшей лодки. Ухмыльнувшись своим мыслям, она обернулась на так же сошедшего Элайджу, который сделал это со свойственной только ему грациозностью. — Особенно это, — бездумно согласился, тут же вспомнив ещё один забавный случай, который произошёл прямо на кассе. — И то, какими глазами на нас посмотрела кассирша, когда мы одновременно достали свои банковские карты. — Синхронно! — подхватила Адэлис. — Так ещё и правой рукой из правого кармана! И я до сих пор недовольна! — Хватит, — улыбнулся Элайджа, видя, как та надула щёки. — Я сразу сказал, что покупки оплачу сам. — Но идея была моя! — не уступала Адэлис. — Ты даже забрал у меня право нести хотя бы один пакет! — Для меня они лёгкие, — пожал плечами вампир, практически не ощущав их веса. — А тебе напрягаться не стоит. Я предупреждал, Адэлис. — Я предупреждал, Адэлис, — шёпотом передразнила его ведьма, закатив глаза. Элайджа сделал вид, что не заметил этого, но всё же не смог сдержать счастливой улыбки, глядя на шутливо надувшуюся девушку. — Куда ты хотела затащить меня дальше? — спросил древний, прекрасно заметив, каким вдумчивым взглядом она провожала прошедшие магазины. Адэлис остановилась, вертя головой по сторонам, принимая решение. — Мне нужны новые струны на гитару. Я уже больше трёх месяцев их не меняла. Магазин на втором этаже, — она кивнула в сторону другого эскалатора, который находился в десяти метрах от них. — И ещё мне нужны новые капсулы кофе! — вдруг вспомнила Эндерсон. — Это там же. А тебе? Элайджа задумчиво поднял голову наверх, что-то прикидывая в голове. — Зайдём в один. Хочу посмотреть новинки. — Дай угадаю, — Адэлис снова вступила на эскалатор, — магазин для тех, кто любит потрясные мужские костюмы. — И не только, — не отрицал тот. — Там и для дам полно красивой одежды. Адэлис ухмыльнулась, снова перешагивая на пол. — Зря ты это сказал. — Почему? — озадаченно спросил он, хмуря брови, снова поравнявшись рядом с ведьмой Эндерсон. — Я же говорила, что тот ещё шопоголик. Меня в какой магазин не заведи, я могу выйти с пятью пакетами, а что касается магазинов одежды, так в два раза больше. И вероятность того, что я зайду туда и оставлю всё, что у меня пока есть на карточке — крайне велика. — Я считаю, что иногда нужно радовать себя чем-то прекрасным. Адэлис прошлась по нему своим оценивающим взглядом, нагло, с некой надменностью, а потом задержала свой взор на его тёмно-карих глазах. — Так вот кто тут самый счастливый из нас. Элайджа тихо и крайне интеллигентно засмеялся, не скрывая улыбки, которая всегда сама собой появлялась на его лице в её присутствии. — Не в моём случае, — покачал он головой, замечая в её глазах немую мольбу о пояснении. — Я уже привык к этому, — он слегка раздвинул руками в сторону и пробежался глазами по своему костюму. — Поэтому мне это больше не приносит особой радости. — Как-то это не весело, — нахмурилась Адэлис, хоть и улыбка с её лица не пропала. — Как есть, — пожал плечами Майклсон. — Но мне было бы интересно твоё мнение о костюме, который я выберу. — Хочешь дружеский женский совет? — она удивлённо выгнула брови, сворачивая вместе с Элайджей к музыкальному магазину. Элайджа поднял голову, прочитав название магазина «Mustang», тут же придя к выводу, что отдаёт чем-то гангстерским и рокерским. Войдя в магазин, он, в принципе, убедился в своих мыслях, увидев продавцов и некоторых покупателей. У продавца, который стоял за кассовым аппаратом, были длинные и вьющиеся во все стороны — чёрные волосы, грубые черты лица и тяжёлый взгляд, однако каждому подошедшему покупателю, мужчина улыбался вполне дружелюбно. Парочка консультантов, которые ходили по магазину были одеты в чёрный верх и низ, а на шее у них красовался красный галстук. Элайджа ухмыльнулся, ловя себя на мысли, что давно не встречал кого-то с таким стилем в одежде. Вокруг него всегда почтительные люди, которые одеваются как он или самые обычные, поэтому видеть людей с таким выделяющимся из толпы имиджем — всегда неожиданно и интересно. Сам магазин был темнее самой ночи своим интерьером. И если бы не открытые в пол окна, которые позволяли рассмотреть весь новый торговый центр, то тут, наверняка, невозможно было бы ориентироваться. Вокруг было множество самых разных музыкальных инструментов от больших до самых маленьких. Элайджа увидел тут почти всё, кроме рояля. Очевидно, что эта огромная вещь заняла бы половину магазина — как минимум. Однако тут был большой выбор обычных гитар, электрогитар, синтезаторов, барабанов, укулелей и разные акустические системы невообразимых размеров. — Да, хочу, — ответил Майклсон, идя за уверенной Адэлис, которая тут же взяла курс к прилавку рядом с кассой. — У тебя прекрасный утончённый вкус. К тому же ты дизайнер, пусть даже и интерьера, но твой стиль в одежде прекрасно подходит тебе, выделяя из толпы похожих друг на друга по стилю людей. А может быть, дело всё в твоей неотразимой и запоминающейся внешности, которую ты умело подчёркиваешь? Адэлис обернулась на него, останавливаясь в паре метров от кассы. — Моё сердце скоро окончательно растает, Элайджа, — прошептала ему Адэлис, не сдерживая сверкающей улыбки, как и блестящих, словно два самых ярких в мире прожекторов — зелено-карих глаз. — Имей совесть и оставь хоть небольшой осколок льда в том, что бьётся в моей груди. — Это называется сердце, милая, — улыбнулся ей древний, видя сорвавшийся с её губ рваный вздох. — И я не вижу смысла скрывать то, что является правдой, — проговорил Элайджа в пол голоса, чтобы слышала только она. Когда Адэлис снова посмотрела ему в глаза, то увидела что-то, что осталось где-то в его мыслях, то, что он почему-то не сказал. Но один его взгляд, такой глубокий, проникновенный, исследующий всё её лицо, заставлял её кожу гореть в том месте, где задерживался хотя бы на одну лишнюю секунду. Или, может быть, дело в душном магазине? Она многозначительно повела головой, даря ему ещё одну короткую улыбку и вновь направилась к кассе, пересекая оставшиеся расстояние. — Хей, Райт! — приветливо улыбнулась ему Адэлис. — Рада видеть тебя! — Какие люди! — широко улыбнулся он, уперевшись ладонями в столешницу. Голос парня был тяжеловатым и хриплым, однако добрая улыбка и радостные глаза явно давали понять, что он был приятно удивлён. — Рад видеть тебя, красотка! Не думал, что так скоро увидимся. — Я вспомнила, что мне нужно поменять струны на гитаре. Сам понимаешь, дело важное! — Само собой! — тут же закивал тот. — Гитара для гитариста — как второе лицо, всегда должно быть в порядке и при параде. Элайджа, который явно не ожидал такого тёплого общения между Адэлис и каким-то Райтом, которому на вид было около двадцати семи лет, — немного был вынужден стоять с вытянутым лицом, внимательно изучая взгляды двух знакомых друг на друга — людей. — Это твой друг? — спросил Райт, удостоив взглядом Элайджу. — Да, — кивнула Адэлис. — Позвольте представлю вас друг другу. Элайджа, это — Райт Бейкер. Райт, это Элайджа Майклсон. — Рад знакомству, — рокер протянул ему руку, которую Элайджа сначала обдал весьма холодным взглядом, но всё же пожал. — Ты тоже музыкант? Хотя больше похож на политика… — очевидно, такой вывод был сделан из-за дорогого костюма, часов и интеллигентного вида. — Я играю на рояле в кругу семьи и близких людей, — весьма холодным тоном пояснил древний, сухо улыбнувшись. — В профессиональном плане я далёк от мировой политики, но хорошо в ней разбираюсь. Адэлис, которая внимательно наблюдала за Элайджей, сразу же заметила, как тот вернул себе на лицо маску холодного и непринуждённого человека, смотря на Райта своим режущим всё вокруг взглядом. — Понятно, — брови того резко подпрыгнули на лоб, но в следующую секунду его взгляд вернулся на Адэлис, которая быстро перекинулась с Элайджей многозначительными взглядами. — Так какие струны тебе нужны? — Мои любимые, — только и сказала она. — Надеюсь, за столько лет ты не изменила своим вкусам? — двусмысленная улыбка появилась на его лице. — Или желаешь попробовать что-то новое? — Нет, — покачала она головой улыбаясь. — Ты знаешь, я верна только тому, во что однажды влюбилась. Элайджа улыбнулся и заинтересованно повёл бровью, продолжая смотреть то на Адэлис, то на некого Райта. — О да, — хмыкнул он, опустив взгляд на витрину, под которой было множество разных небольших конвертов со струнами. — Ты то всегда верна своему выбору… — и вот Райт достал то, что нужно. Небольшой конвертик с ярко-красным кругом посередине, на котором было написано: «D'addario ProArte», и протянул его ведьме. Когда Адэлис взяла его, то Райт не сразу отдал струны, удержав их в руке и зрительный контакт со старой подругой. — Как бы тебя не убеждали в обратном… Адэлис закатила глаза, вырвав товар из рук и расправив плечи. — Я же сказала, я верна, — ровно проговорила она, натянуто улыбнувшись. — Сколько с меня? — Тридцать два доллара, — таким же ровным голосом оповестил тот, с некой грустью взглянув на девушку. Адэлис быстро достала несколько купюр из своей белой сумки, которая весела через плечо и протянула ему деньги. Парень ту же вернул себе улыбку, благодарно кивнув. — Спасибо за покупку. Приходи ещё. Адэлис, которая в этот момент аккуратно застегнула сумку, уместив там только что приобретённые струны, подняла взгляд на парня, который глядел на неё с некой надеждой в глазах. И, конечно же, этот взгляд с его стороны не укрылся от проницательного и подмечающего все детали — Элайджи. — Посмотрим, — неопределённо пожала та плечами. — Дел много. Так что, если струны по какой-то загадочной причине в скором времени не порвутся, то ты увидишь меня только через три месяца. Пока. Адэлис вдруг взяла Элайджу за свободную руку, в которой не было пакетов и одним многозначительным взглядом попросила его подыграть. Элайджа, к счастью, понял, что от него требуется и тут же сжал её ладонь посильнее, тепло улыбнувшись и краем глаза заметив, каким взглядом на них посмотрел тот парень за кассой. Сам Элайджа обернулся через плечо и на прощание кивнул ему, чуть надменно улыбнувшись. — Друзья… — прошептал парень, стоя за кассой и качая головой. — Как же, Эндерсон, как же… Райт проводил их взглядом ровно до того момента, пока их силуэты окончательно не скрылись из его поля зрения. Адэлис отпустила руку Элайджи тогда, когда они отошли на приличное расстояние от музыкального магазина. Она обернулась за свою спину, убеждаясь, что Райту не пришло в голову выйти из магазина. — Я так понимаю, вот и появился навязчивый ухажёр? — спросил Элайджа с лёгкой полуулыбкой, проследив за её взглядом. — И так можно сказать, — неопределённо повела та плечами, кивая уже в другую сторону к следующему пункту назначения. — Мы учились в одном университете. Райт был влюблён в меня, а я никогда не отвечала взаимностью. Он для меня был товарищем по факультету, другом, но не кем-то более. К тому же тогда я уже была в отношениях, поэтому на других парней в принципе в таком смысле не смотрела. Он пытался всячески завоевать моё внимание, но, как я уже сказала, я верна своему выбору. Когда я была на втором курсе, он вдруг прекратил учёбу, забрал документы и покинул Вашингтон. Никто не знал, куда он уехал и зачем. И когда я зашла в этот торговый центр в самый первый день своего прибывания, то сама того не ожидая, наткнулась на него, — Адэлис тяжело вздохнула, не спеша передвигая ногами. — И похоже, он меня до сих пор не забыл. Я так думаю, ты прекрасно понял все его взгляды и слова. Элайджа кивнул, якобы говоря тем самым, что всё понял. Понял, что этот парень по-прежнему влюблён в Адэлис, а она по-прежнему не видит в нём никого другого, как парня, с которым они однажды учились в одном университете. От этих мыслей стало хорошо и спокойно. Элайджа сдержанно улыбнулся, посмотрев на ведьму. — Только слепой не заметит влюблённого взгляда, которым он смотрел на тебя. Похоже, твой образ не покидает его голову уже долгое время. — Но это уже не мои проблемы, — безразлично ответила она. — Я не могу изменить чувства другого человека. Вернее могу, но не стану. Он сам должен их перерасти. Элайджа в знак согласия склонил голову и перевёл взгляд на магазин, до которого оставалось примерно двадцать метров. — Он играет в рок-группе? — спросил Майклсон, снова посмотрев на Адэлис. — Да, — незамедлительно кивнула она. — Так как мы учились в одном учебном заведении и были в числе самых талантливых людей университета, то мы часто принимали участия в каких-либо культурных программах: их организации и проведении. Раньше мы пели вместе и играли с другими ребятами на сцене, только роком там и не пахло. Сам знаешь, не все люди того времени благоприятно воспринимают рок. В основном мы пели что-то джазовое, народное, в общем то, что придётся по нраву большинству и главное — директору. Он у нас был своеобразный мужчина, злить которого — только себе дороже, — усмехнулась Адэлис, вспоминая студенческие годы. — Я узнала, что он пошёл в рок в тот же день, когда увидела его впервые с того момента, как Райт забрал документы. У него даже голос изменился, стал более жёстким, хрипящим, — Адэлис повела плечами, вспомнив, как ей по началу даже стало неуютно от такого голоса. — Райт был лидером нашей студенческой группы, а я была его солисткой. Элайджа улыбнулся, вспоминая звучание её волшебного голоса в парке, где он увидел её второй раз в новом воплощении. Её голос был таким чистым, звонким, по-женски мягким и окутывающим, будто желал захватить во что-то такое мягкое, тёплое и приятное, и унести тебя куда-то далеко… Её голос очаровывал и дарил покой, завораживая и не отпуская до тех пор, пока мелодичное пение не прекращалось. Тогда Элайдже ещё несколько дней казалось, что её голос преследовал его везде, куда бы древний не пошёл. Даже засыпая, у него в ушах стояло её мелодичное пение, которое больше походило на какую-то тихую колыбельную. В прошлом, когда Адэлис — была Аделией, Элайджа лишь однажды слышал, как она напевала колыбельную какому-то маленькому мальчику, сидя вместе с тем на какой-то каменной скамейке. Он, как сейчас помнит, как она поглаживала его голову, ласково что-то напевая практически на ушко, а маленький мальчик перебирал её пальцы, рассматривая различные линии на женских руках. Элайджа тогда какое-то время наблюдал за ними со стороны, даже неожиданно для себя допустив мысль, что она была бы хорошей матерью. Однако он знал, что тот мальчик не был ей братом и не являлся сыном. Тот мальчик потерял свою маму на площади среди огромного количества людей, а Аделия не смогла пройти мимо плачущего ребёнка, на вид которому было не больше пяти лет. Совсем ещё маленький, невинный и беззащитный в этом большом и опасном мире… Улыбнувшись этому воспоминанию, Элайджа вернулся в реальность тогда, когда они подошли к магазину «Nespresso». Адэлис, конечно, видела, что древний вдруг ушёл в свои мысли, но её это не беспокоило по той причине, что она видела появившуюся улыбку. Словно что-то приятное грело его изнутри, унося туда, где ему когда-то было хорошо. Адэлис сама могла вдруг вернутся в какое-то воспоминание и понимала, как может раздражать, когда кто-то прерывает твою прогулку по приятным воспоминаниям. В кофейном магазине они управились быстро. Хоть и Адэлис больше является любительницей чая, но почему-то большая часть людей, которая присутствует в её жизни, предпочитает кофе. Гости у неё бывают часто, как в Мистик-Фоллс, так и в Вашингтоне. Адэлис довольно гостеприимный человек, хотя за лишнюю наглость — спокойно, без каких либо угрызений совести, выставит невоспитанного за свой порог. Она всегда предпочитала иметь дома всё, что может захотеться гостям, да и ей самой: разные виды чая и кофе. Так же всегда делал Джон, поэтому, наверное, у неё выработалась похожая привычка. Элайджа, который всё время находился рядом с ведьмой, пока она выбирала капсулы, явно не жалея денег на кофе, сказал ей, что если она захочет, он научит варить её самый настоящий кофе из кофейных зёрен. Адэлис согласно кивнула. Конечно, она уже пробовала это делать. И не раз. Но почему-то кофе вечно убегало, и по вкусу было каким-то не тем. Возможно, это просто не её, но всё же она согласилась на предложение Элайджи. Может, он знает какой-то секрет в приготовление такого кофе? Сейчас их путь лежал в последний магазин, в который уже надо было Элайдже. Дошли они до этого роскошного места довольно быстро, потому что тот находился через два магазина от кофейного в самом конце. Когда Адэлис вошла в него, то сразу поняла, что тот находится ровно над другим большим магазином одежды, который, конечно же, по ценам отличался в десятки раз. Тот, что был снизу, существовал для большинства проживающих тут людей, которые не могли позволить себе ходить в дорогих костюмах, меня их каждый день — как носки. Адэлис была в числе тех, кто может позволить себе такое, но предпочтёт обойтись без покупки, если понимает, что в ближайшем будущем эти деньги могут пойти на что-то другое. У неё было несколько дорогих вещей в шкафу, но не так много, как можно было бы подумать. Адэлис считала, что дорого — не всегда хорошо, и наоборот: дёшево — не всегда плохо. Адэлис если и покупала вещи, то только те, которые ей особенно понравятся, а вопрос цены её редко волнован. У неё и Джона никогда не было особых финансовых проблем… Своим женским и дизайнерским взглядом она прошлась по интерьеру магазина, замечая дорогие мраморные полы и деревянные обои-панели, которые с трудом можно было увидеть из-за шкафов и висящих от пола до потолка мужских пиджаков, аккуратно сложенных рубашек и галстуков. Посередине так же было множество витрин, в которых так же можно было увидеть какие-то добавочные к костюму аксессуары. В первую очередь, взгляд Адэлис, как профессионального и дипломированного дизайнера, буквально загорелся, говоря, что она в восторге уже от сочетания цветов и большого количество свободного пространства, отчего можно было спокойно ходить и не толкаться с остальными покупателями. Она, в целом, особо много народа тут и не видела. Лишь вокруг нескольких мужчин крутились консультанты, стараясь угодить своим обслуживанием. А уже женским взглядом Адэлис начала искать что-то женское, но в этом отделе ничего не было, как вдруг повернувшись влево, она увидела арку во вторую часть магазина, где смогла увидеть несколько мелькающих женских голов. Конечно, от самого хода было невозможно разглядеть женский ассортимент одежды, но и она сюда пришла не за этим. Переведя взгляд на Элайджу, они вместе направились направо, где так же были многочисленные шкафы с мужскими строгими костюмами, рядом с которыми, почему-то, сейчас никого не было. — Так что хочешь выбрать, — спросила Адэлис, пробегаясь взглядом по строгим цветам, — чёрный, иссеня-чёрный? Возможно, цвет мокрого асфальта? А, может быть, строгий графитовый? — вопросительно выгнула она брови, ухмыляясь. — Как думаешь, что пойдёт мне? — поинтересовался Элайджа, посмотрев на неё. Адэлис прошлась по древнему оценивающим взглядом, держа в руках пакет с коробками капсул, которые она так и не отдала Элайдже, который намеревался у неё забрать ещё и его. Элайджа был выше Адэлис чуть больше, чем на десять сантиметров, значит, по выводу Эндерсон, рост у него был около ста восемьдесяти сантиметров. Тёмно-персиковая кожа гармонично сочеталась с темными волосами и с глубоко посажанными тёмно-карими глазами. Его брови были в цвет волос, имели ровную форму, хотя верхний уголок был слегка приподнят. Широкое и угловатое в подбородке — лицо, было гладко выбрито. Внешне Элайджа был лицом холодности, стойкости, непринуждённости и даже загадочности. Не знающих его людей он даже мог напугать своим тяжёлым и проникновенным взглядом, но Адэлис знала, чувствовала, что кроется внутри этого человека. Такое необъяснимое чувство, что она знает его, преследует девушку на протяжении двух последних дней. Переведя взгляд на костюмы, Адэлис прошла чуть вперёд, останавливаясь на одном из вариантов чёрного пиджака. К счастью, дотянуться она могла, благо была на каблуках, которые добавляли ей нужного роста. Сам Элайджа сказал бы, что это что-то очень похожее на обычный чёрный или приближённый к тому самому цвету мокрого асфальта, которые девушка, на самом деле, благополучно пропустила мимо. Она посмотрела на Майклсона, который терпеливо и с интересом наблюдал за ней, за тем на размер на бирке и сняла вешалку с костюмом. — Безупречный цвет чёрного турмалина, — с самым серьёзным выражением лица, поведала ведьма. — Конечно, оберегать от энергетических вампиров и всяких прочих идиотов не будет, но подчеркнёт всю твою серьёзность, статус и важность. А серебристые лацканы придадут взгляду больше стали. Даю слово, что как только на тебя посмотрят, то подумают о том, что ты крут и жутко сексуален, — с этим словами она протянула пиджак ошарашенному Элайдже, который стоял с открытым ртом. — Но всё же нам нужно ещё выбрать рубашку, жилет и галстук. Элайджа так бы и стоял с открытым лицом, если бы не подоспевший к ним консультант, который появился перед двумя людьми. Это был молодой светловолосый юноша с россыпью веснушек и серо-голубыми глазами. — Добрый вечер, я рад приветствовать вас в нашем магазине. Могу ли я вам чем-то помочь? — Добрый вечер, — одновременно поздоровались Элайджа с Адэлис. Девушка лишь хмыкнула, сложив руки на груди. — Знаете, — Элайджа перевёл взгляд с Адэлис на консультанта, — вы можете помочь подобрать обувь к этому пиджаку. — Конечно, — закивал тот, опустив взгляд на пиджак. — Но, извините, вы уверены, что выбрали тот размер? — засомневался парнишка, вернув взгляд на Майклсона. Адэлис самодовольно ухмыльнулась, ответив раньше Элайджи: — Я выбрала тот размер, — без каких либо сомнений прозвучал женский голос. Элайджа почему-то в ней не сомневался, что уж не скажешь о консультанте, который не верил женскому взгляду. Женщины часто ошибались, по его мнению. И почему-то тот был уверен, что эта девушка, хоть и весьма красивая, заметная и яркая, так же могла с лёгкостью ошибиться. Элайджа лишь посмотрел на бирку, пробегаясь взглядом по цифрам, после чего вернул довольный взгляд на Адэлис. — У моей спутницы безупречный вкус и глаз, — лишь ответил он. — Пойдёмте. Консультант кивнул, лишь лёгким оценивающим взглядом проходясь по ведьме. Элайджа пересёкся взглядом с Адэлис, которая стояла на том же месте, как вдруг почувствовал её руку на своём локте. — Я останусь тут, — шёпотом сказала она, коварно улыбнувшись, — подберу на свой безупречный взгляд всё остальное, а потом ты примеришь. Я с ума сойду, если не увижу итог первой и в таком скором времени! — Само собой, — ответил он, почувствовав, как её женская хватка ослабла и она, лёгкой походкой от бедра, направилась в противоположную сторону. Элайджа снова обратился к консультанту, который провёл женскую фигуру каким-то заинтересованным взглядом. — Пойдёмте. Адэлис, всё то недолгое время, которое отсутствовал Элайджа, внимательным взглядом исследовала буквально каждую полочку и рядом стоящую витрину. Эндерсон раньше приходилось выбирать мужчинам одежду, как в подарок, так и просто за компанию, ходя по магазинам с тем же Клиффордом, Александром или Джоном. Вот только костюмы она не выбирала ни разу, и уж тем более не знала точного размера Элайджи. Она лишь ориентировалась на его телосложение и на телосложения других людей, которых она знает. Методом тыка и голоса интуиции, она смогла выбрать то, что попало в нужный размер. Наблюдательность ли это, догадливость или хорошая ведьмовская интуиция? Адэлис думала, что дело во всём сразу. Ходя вдоль всех этих шкафов, просматривая каждый пиджак, жилетку, рубашку и галстуки, Адэлис вдруг поняла, что это ей очень нравится. Конечно, она, как и большинство других женщин, обожала собирать наряды на каждый день для самой себя. Например, сегодня она была одета в графитовые джинсы на высокой талии; тонкую белую блузку, которая не была застёгнута до конца, открыв красивый вид на тонкую шею и на кулон с рубеллитом в винтажном стиле; а из-за прохладного вечера ей пришлось накинуть чёрную кожаную куртку с ремешком в самом низу, который время от времени издавал металлические удары из-за пряжки. Но выбирать одежду для себя это одно, а для других — другое. А уж тем более для такого человека, как Элайджа. Но Адэлис это нравилось. Её это отрезвляло, отвлекало от того, что требовало её внимания… «Кол и ритуал». Сегодня она сказала себе, что этот вечер она посвятит себе и Элайдже и их ужин никто не испортит. Никто не помешает им расслабиться. Все проблемы снова будут существовать завтра. Сегодня она, возможно, только просмотрит бумаги, который передал Кол, и которые Элайджа уже отнёс в её комнату, как только они приехали из больницы. Адэлис встряхнула головой, отчего часть завившихся волос оказалась за спиной, а другая свисала с её плеч и прятала за собой лацканы куртки. Она стянула с полки самую белоснежную рубашку, аккуратно держа ту в руках, чтобы не помять или не уронить. Осмотрев свои руки, она поняла, что ей не хватает галстука. Подошла к следующим полкам, которые были поделены на множество маленьких отсеков. Со взглядом истинного ценителя и профессионала в выборе, Эндерсон пробежалась глазами по каждому галстуку, пока её взгляд вдруг не остановился на одном из всех других. Он был таким же серебристым, как и лацканы пиджака на новом костюме Элайджи. Два и два она сложила быстро. Галстук идеально будет сочетаться. С довольной улыбкой, Адэлис осторожно вытащила вещицу и обернулась, видя направляющегося к ней Майклсона вместе с консультантом. Он держал в руке коробку с туфлями и вешалку с костюмом. — Как дела? — спросил Майклсон, видя довольную девушку с одеждой в руках. — Думаю, вопрос был лишний. — Простите, — Адэлис переключилась на парня, — где тут примерочная? — Пойдёмте, — кивнул он в обратную сторону. — Только вам, мисс, туда нельзя. Адэлис резко посмотрела на него, сказав: — Я и не собиралась идти с ним в одну примерочную! — возразила Адэлис, слыша, как древний ухмыльнулся. — Я к тому, что подожду снаружи. Вы уж не обижайтесь, но женский глаз — всегда лучше. Мы правду говорим. — Не спорю, — ответил тот. — Раз так, то ладно. А то сами знаете, что порой бывает… Адэлис многозначительно вскинула бровями, ухмыляясь, только сейчас поняв, что парень имел в виду. Элайджа вовремя посмотрел на девушку и взмахнул рукой, призывая её сдержать двусмысленные комментарии, на что Адэлис лишь хмыкнула и многозначительно покачала головой. Взгляд древнего потяжелел, открыто говоря, что не стоит говорить это сейчас. Ведьма лишь загадочно ухмыльнулась и пожала плечами, решив всё-таки промолчать. Хотя короткий смешок у неё вырвался. Она что, похожа на ту, кто будет заниматься сексом в примерочной? «О, Вселенная, кошмар какой-то»… Элайджа тут же посмотрел на неё, увидел в зелено-карих глазах мечущиеся искры с трудом сдерживаемого смеха. Закусив щёку изнутри, он призвал всё своё самообладание, чтобы не подхватит этот заразительный смех, который она с трудом сдерживала с таким усердием, что её глаза аж покраснели и налились слезами. Глубоко вдохнув и выдохнув, Адэлис сложила руки под грудью, стараясь придать себе вид серьёзной женщины. Но в данный момент это получалось с трудом. Дойдя до одной из примерочных, Адэлис присела на небольшое, но при этом мягкое и удобное кресло из белой кожи, прямо напротив большого зеркала с подсветкой. Её фантазия уже начинала вырисовывать: как Элайджа выходит из этой примерочной в прекрасном костюме, который собрала сама Адэлис, и крутится вокруг, пытаясь понять, насколько ему идёт или не идёт. Внутри себя Адэлис почему-то чувствовала, что ему должно понравится. Ну, а пока ей оставалось ждать, когда Элайджа выйдет в новом обличие. К слову, консультант пока вежливо удалился, а Адэлис, чтобы не скучать, решила быстренько набрать Кэролайн. Пара долгих гудков и вот раздался сонный голос подруги. — Алло… — Ты спишь? — удивилась Адэлис. — Всё в порядке, Кэролайн? — Всё нормально… Я просто убиралась и очень устала! Ты как себя чувствуешь? Всё хорошо? Я так переживала, когда Элайджа вынес тебя из дома на своих руках всю белую — как скатерть! Расслабленно улыбнувшись, Адэлис наконец-то узнала оживлённый голос Кэролайн и миллион вопросов, которые подруга любила задавать. Невидимый камень тут же спал с её души, позволив глубоко вдохнуть и испытать чувство лёгкости. — Я в порядке, не беспокойся. Просто, — её голос понизился, чтобы расслышать её могла только Кэролайн и Элайджа, который был в ближайшей к ней примерочной, — заклинание, которое я использовала, обернулось, можно сказать, против меня. Это долго объяснять. Сейчас всё хорошо и я в полной безопасности. Я обязательно введу тебя в курс дела при встрече. Адэлис услышала, как блондинка по ту сторону телефона выдохнула, явно обрадовшись таким новостям. — Ты не представляешь, насколько я рада! Элайджа по-прежнему с тобой? «Очень хороший вопрос, подруга, а главное — о-о-о-очень вовремя заданный»! — Ну, можно и так сказать… Мы сейчас в торговом центре. Заехали по делам. — Ага… — задумчиво протянула Кэролайн. — Скажи, время или не время? Адэлис озадаченно хлопнула глазами и задумалась, что конкретно имела в виду Форбс, как вдруг осознание ударило её резко. Хвала Вселенной, что её подруга умна и догадлива. — Не время, Кэр. — Тогда увидимся завтра и всё обсудим! — решительно заявила подруга. — Обязательно! — счастливо улыбнулась Эндерсон. — Кстати, Кэролайн, шикарная фотография с тонким намёком на благодарность, — хитрая ухмылка тут же нарисовалась на лице ведьмы. — Уверена, он оценит. — Надеюсь… — несколько заторможено ответила Форбс. — Хорошего вечера, Адэлис. На связи. — На связи. Звонок завершился, а Адэлис не могла отделаться от чувства, что Кэролайн была будто чем-то подавлена или о чём-то переживала. К сожалению, на данный момент она даже не могла понять почему, но знала, что ей хочется это выяснить. Адэлис не хочется, чтобы её подруга грустила или переживала. Оставалось лишь надеется, что ничего особо серьёзного не произошло. Элайджа, который нагло, но всё же подслушал разговор Адэлис и Кэролайн, испытал такое же чувство, будто мисс Форбс была чем-то расстроена. Странно, но почему-то этот факт его тоже не особо радовал. Качнув головой и решив разобраться с этим позже, Элайджа застегнул пуговицы на пиджаке и вышел из примерочной. Адэлис, которая оторвала свой взгляд от телефона сразу, как только услышала, что шторка открылась, посмотрела на Элайджу и поняла, что забыла как говорить. Всё то, что она представляла себе до того, как увидела то, что видит сейчас — резко оказалось не тем. В реальности всё было в разы сногсшибательнее. Костюм на Элайджу сел — как влитой. Даже если при всём желании постараться найти какой-то неправильный изъян, то, скорее всего, ничего не получится. Придраться было просто не к чему! И какой же был хороший ход взять именно серебреный галстук в цвет лацканов. Всё это смотрится куда интереснее, если бы Адэлис выбрала галстук к основному темному цвету. Поднявшись с кресла, Адэлис обошла Элайджу по кругу, едва ощутимо проводя ладонью по мужским плечам и спине, ощущая через нежную кожу приятный материал. Элайджа следил за ней, внимательно изучая её заинтересованный и задумчивый взгляд, который пробежался буквально по каждому сантиметру его тела. Конечно, если бы так делал кто-то другой, то Элайджа не был бы в восторге от этого, но Адэлис — это другое. Её взгляды и касания приятны. Когда она остановилась перед Майклсоном, то снова прошлась по нему своим обжигающим взглядом и вдруг остановилась на галстуке. Потянув к нему руки, Адэлис лишь немного подтянула его и расположила ровнее, пригладив. — Не ходи в этом костюме туда, где будет много дам, — хитро улыбнулась она, сверкнув своим взглядом. — Разорвут. Элайджа усмехнулся, не сводя с неё своего проникновенного взора. — А я, как одна из женщин, скажу, что ты выглядишь замечательно, несравненно… Если мы бы были где-то на одном мероприятии, то вряд ли я бы смогла отвести от тебя взгляда. — Уверен, что лучше тебя с этим бы никто не справился, — улыбнулся он, беря её ладонь в свои руки и запечатлев на ней едва ощутимый поцелуй, который тут же отозвался теплом во всём теле. — Спасибо, Адэлис. — Не за что, — робкая ухмылка украсила её лицо, а щёки покраснели больше обычного. — И к слову о мероприятии, — вспомнил Майклсон, — мы и идём на него. Мисс Форбс и меня пригласила на день рождения Деймона. Адэлис прикрыла глаза, поняв, что она забыла об этом, скорее всего из-за того, что отключилась на какое-то время из-за потери огромного количества магической силы. — Точно, — кивнула она, вспоминая. — К твоему счастью, других дам, помимо Кэролайн и Бонни, конечно же, там не будет. Так что можешь не переживать, тебя не разорвут. — Мне будет достаточно одной дамы, которая сказала, что не сможет отвести от меня взгляда весь вечер, — напомнил он её же слова. — А может всё-таки отведу? — ухмыльнулась она, с вызовом взглянув. — Проверим это через пару дней, — ответил он с какой-то самодовольной полуулыбкой. Адэлис обошла его, остановившись за спиной и касаясь ладонями его широких плечей, чуть поглаживая ткань пиджака. — Женский взгляд, конечно, это всегда хорошо, но мне бы хотелось услышать твоё мнение, — намекнула Адэлис на то, что ей интересна его точка зрения. — Моё мнение: у тебя безупречный вкус, Адэлис. Ты, не зная моих вкусов, предпочтений и параметров, смогла выбрать то, что мне понравилось и село идеально. Мне всё нравится. Широкая улыбка снова украсила её лицо. Адэлис была как никогда довольна собой. Сердце радостно стучало в груди и, казалось, если бы она могла, то её улыбка растянулась бы до самых ушей. Элайджа обернулся на неё, чуть возвышаясь… И вдруг его голову посетила одна сумасшедшая идея. Хотя, учитывая их задуманную игру, нельзя назвать её такой уж сумасшедшей… Адэлис видела, как он сократил расстояние, не прерывая зрительного контакта. Сердце забилось сильнее то ли из-за того, что она не понимала, что Элайджа хочет сделать; то ли из-за того, что она что-то предвкушала. Адэлис застыла на месте, не в силах ни пошевелиться, ни чего-либо сказать. В горле неожиданно пересохло. Она почувствовала, как правая рука Элайджи легла к ней на плечо, а затем оказалась на шее, а левая оказалась на спине, чуть приобнимая и подталкивая к себе. Её ноги сами делают шаг вперёд. И вдруг она чувствует его губы на своём лбу. Они такие тёплые, мягкие. Адэлис вдруг стало так тепло и хорошо, что тело само прижалось немного ближе, а девичьи руки обняли древнего за спину, вдыхая запах дорогого одеколона с едва ощутимыми нотками жасмина. Элайджа не спешил отстраняться, продолжая её согревать этими объятьями и единственным чувственным поцелуем в лоб. Как же им обоим сейчас было хорошо. Создавалось такое впечатление, что они оба оказались дома. Даже классическая музыка, которая играла в этом магазине, вдруг стихла и лишь едва слышимым эхом звучала где-то на фоне. Адэлис даже почувствовала, как каждая клеточка её тела тут же расслабилась… Последний раз Элайджа обнимал и запечатлел свой прощальный поцелуй на лбу Аделии в тот день, когда были похороны. И тогда ему казалось, что вся жизнь, весь мир в одночасье перестал существовать. Создавалось впечатление, что в тот день часть его души оказалась похоронена вместе с её телом. Боль, которую он не испытывал много веков, вдруг заполнила каждую часть его тела и души. И Элайджа до сих пор не понимает, как смог её пережить. Он знал, что она вернётся в этот мир, но не знал когда. Перед своей смертью Аделия сказала: «— Однажды мы обязательно встретимся. Я вернусь к тебе, Элайджа. Нашу любовь не сможет разрушить сама Смерть. Однажды, в самый неожиданный для нас обоих день, мы увидимся. Но мои воспоминания тогда ещё могут не вернуться. Пожалуйста, не напоминай мне ни о чём. Я должна всё вспомнить сама. Как бы тяжело не было. И ты должен пообещать мне, что будешь жить полной жизнью, любить, радоваться… Иначе я буду очень и очень зла на том свете… И когда вернусь, то не поцелую, как положено, а буду очень долго с тобой ругаться о том, что ты больше не попытался полюбить и не позволил себе испытать счастья… Имей в виду!.. Я всегда буду любить тебя, Элайджа Майклсон. Всегда и навечно»… Последние сказанные ею слова, промчались эхом через его сознание, лишь на какие-то недолгие секунды возвращая в тот самый день. Неприятный табор мурашек промчались через всё тело, а руки инстинктивно захотели прижать её ближе, тем самым напомнив самому себе, что Аделия сейчас здесь, живая, невредимая, стоит и улыбается, а её глаза блестят так же, как и блестели всегда… «Даже перед смертью»… Она вернулась к нему. И будто вместе с ней вернулась часть его души, которая была утеряна четыре века назад. Всё происходит так, как и она говорила. Элайджа уже даже не помнит, когда его сердце билось так сильно. За все эти века он ни разу не полюбил хотя бы одну женщину так, как любил её. Смотря на Адэлис сейчас, он понимает, что все чувства, которые она когда-то разожгла в нём, снова начинают стремительно просыпаться, а любовь, кажется, вообще не засыпала. Как же ему хочется, чтобы она быстрее всё вспомнила, но Элайджа понимает, что всему своё время. Он не может нарушить магический процесс. «Сколько бы не потребовалось времени на возвращение воспоминаний, милая моя Аделия, я буду ждать. И я всегда буду рядом. Всегда и навечно»… Адэлис чувствовала себя странно. Ей было очень хорошо. Настолько хорошо, что даже страшно. Казалось, что она очутилась дома после долгих странствий. Так спокойно и так хорошо… Она чувствовала себя защищённой и будто там, где должна быть. Похожее чувство она испытывала с Джоном, но с Элайджей было что-то другое. Похожее, но по-своему другое. Она сама пока не могла понять что, но сердце говорило, что всё, что происходит — это правильно, и Адэлис его слушала. — Спасибо, — прошептал Элайджа, коснувшись своим лбом — её. Адэлис затаила дыхание, смотря прямо в его тёмно-карие глаза. Почему рядом с ним она начинала забывать обо всём, что происходит? Она понимала, что Майклсон прекрасно слышит, как её сердце ускорило ход. Между ними такая непозволительная близость, но отстраняться не было никакого желания. Их связывало что-то, что Адэлис не могла объяснить. Но ведьма точно знала, что это нечто большее, чем обещание защиты и их странной игры, в которую, честно говоря, Адэлис никогда и ни с кем не играла. Она не понимала, почему её вдруг понесло не в том направлении, когда они сидели напротив камина. Будто кто-то дёрнул её за язык и повернул того не в ту сторону. Нет, ей не было стыдно за то, что она придумала и на что он охотно согласился, но Адэлис не понимала, что ею движет в последнее время. Пугало то, что она порой не знает, чего ожидать от самой себя. Элайджа медленно отстранился от неё, абсолютно нехотя этого делать и скрылся в примерочной, а Адэлис вернулась в своё место, начав размышлять… «Что-то происходит… Я снова меняюсь, а особенно рядом с ним. Когда я слышала рассказы, а точнее легенды о первородной семье, то несколько иначе представляла себе вечно невозмутимого, бесстрастного и хладнокровного Элайджу Майклсона». Она думала, что этот вампир — ходячие подобие робота, такой же холодный и ни в чём не заинтересованный. Такого нарисовало её воображение из всех собранных легенд, однако реальный Элайджа Майклсон — совершенно другой, по крайней мере с ней. Адэлис не раз замечала, что стоит оказаться им в обществе других людей, то Элайджа в миг становится невозмутимым и в каком-то смысле — флегматичным. Но стоит им оказаться как-то наедине, то он менялся. Ледяная маска стремительно начинала таить и покрываться многими маленькими трещинками. Адэлис подозревает, что всё дело в её положительной энергетике. Джон не раз говорил: «— Ты мой большой лучик света, который однажды отделился от солнца и спустился на эту Землю в облике маленького человечка. Я давно не встречал человека с энергетикой, которая была бы светлее и притягательнее твоей. Люди, будь они сверхъестественными существами или самыми обычными людьми, всегда чувствуют такую энергию, тянуться к ней, чтобы подзарядиться, чтобы найти утешение или просто желая окружить себя хорошими людьми, тем самым перевесить чашу весов тьмы. Таким людям, как ты, — всегда хочется открыться. С такими людьми всегда хочется быть рядом. Но зло в мире не дремлет. И оно всегда будет желать переманить тебя на свою сторону, и уничтожить дарованный тебе свет. Не позволяй тьме лишить тебя всего этого. Будь сильнее этого, девочка моя». С каждым годом быть сильнее было всё труднее, но Адэлис старалась, несмотря на то, что её руки так же искупались в чужой крови и не единожды. Элайджа то же как-то упомянул о её свете, и о том, что с ней комфортно. Может ли это значить, что Адэлис справляется и хоть как-то сохраняет в себе тот подаренный Свыше свет? Ей бы не хотелось, чтобы её душа окончательно почернела и она превратилась в злейшее зло. От одной мысли об этом её передёргивает и по телу пробегают неприятные мурашки. Ей не нравится абсолютное зло. Ей не нравятся поступки, которые делаются только ради того, чтобы сеять зло на Земле, не имея обратную сторону медали. К счастью Адэлис знала, как вытеснять тьму из своей души. Рецепт максимально прост! Нужно просто питаться как можно большим количеством хорошей энергии и окружать себя хорошими людьми. В мире столько всего хорошего: солнце, погода (какой она бы не была), люди, животные, какие-то мелочи. Буквально одна случайная улыбка подаренная на улице незнакомцем может поднять настроение на весь предстоящий день или в самом конце, как хорошее завершение. «Счастье часто бывает в мелочах, но из-за своих проблем люди редко это замечают. Они часто злятся и буквально во всём начинают видеть что-то плохое. Например, пошёл дождь вместо тёплого солнца — плохо. Но так ли разве плох дождь? Дождь — это этап очищения, плодородия и божественного благословения. Я люблю дождь. В дождь можно выйти на улицу, раскинуть руки в стороны и представлять, как дождь смывает с тебя всю накопившуюся энергетическую грязь в землю. Всего пять или десять минут, а какое потом появляется спокойствие и лёгкость в теле и на душе». Но помимо каких-то природных явлений, которые могут как и очистить, так и подарить энергию, стоит помнить о живых людях, об эмоциях, которые мы испытываем рядом с ними. Адэлис помнит об этом. Поэтому она окружает себя только теми, с кем ей комфортно, с кем она получает куда больше положительных эмоций, чем отрицательных. У неё есть Кэролайн и Деймон, которые одними своими улыбками, прикосновениями и шутками могут поднять настроение и превратить какую-то мелочь в отличную шутку. Так же есть Элайджа, которого почему-то хочется приравнять к чему-то, что называют «любовью», как бы громко это не было сказано. То что происходит между ними: все эти особые взгляды и прикосновения, которые наполнены самыми светлыми чувствами и эмоциями, которыми они обмениваются, — даёт им обоим колоссальное количество положительной энергии, которая вытесняет тьму и даёт свету в душе уровнять чаши весов или даже перевесить. Сама по себе Адэлис предпочитает баланс энергий, но всегда не против, когда чаша весов с добром перевешивает тьму. Главное, чтобы не было наоборот. Тьма её пугала. От тьмы ей не комфортно. Вдруг появился консультант прямо в тот момент, когда и Элайджа вышел из примерочной, тепло улыбнувшись ведьме, а на консультанта посмотрев тем самым ледяным взглядом. Адэлис поражалась тому, как резко он надевал на своё лицо маску с другими людьми. Она уверена, что с ней он настоящий. — Прошу прощения, — начал извиняться консультант за своё долгое отсутствие, — как костюм? — Безупречный, — ответил Майклсон, всунув одежду ему в руки. — Прошу пробить и аккуратно повесить под чехлом. Покупаю. Адэлис счастливо улыбнулась, поднимаясь с кресла. — Конечно, — кивнул парнишка. — Тогда пойдёмте на кассу. — Нет, — покачал головой Элайджа. — Нет? — одновременно спросил консультант и Адэлис. Элайджа подошёл к Адэлис, взял её за руку и направился вперёд, проходя мимо консультанта. — Нам ещё нужно в женский отдел, — абсолютно ровным и невозмутимым голосом заявил он, направляясь уверенной походкой в сторону женского отдела. Глаза Адэлис так бы и были округлены до размеров монеты квотер, если бы не её вовремя заработавший мозг, который пришёл в себя уже в двух шагах от женского отдела. Адэлис резко остановилась, дёрнув на себя Элайджу, девушка сама не успела вовремя затормозить и они столкнулись. Однако Эндерсон, которая даже не успела задуматься над произошедшем, сделала шаг назад и ткнула пальцев Элайдже в грудь, грозно смотря ему в глаза. — Ты в себе, Элайджа? — прошипела Адэлис, стараясь не повышать голос выше дозволенного, всё же вокруг были люди. — Какой женский отдел? — Помнишь, что я говорил тебе двадцать минут назад? Иногда нужно радовать себя, — быстро напомнил тот. — Пойдём. Я… — Нет! — тут же перебила его ведьма, снова дёрнув на себя. — Даже слушать не хочу то, что ты хочешь сказать дальше. И я никуда не пойду. — Тогда я сам куплю тебе платье и привезу к тебе домой. — Только посмей! — она грозно выставила палец вперёд, указывая на него и сокращая расстояние. Взгляд ведьмы был бешеный. — Я сама тебя в него наряжу! — Не налезет, — ухмыльнулся древний, забавляясь. — Ты в двое меньше меня. — Налезет, поверь, — ухмыльнулась Адэлис. — Ты не знаешь, на что я способна в гневе. Сейчас я пока не в нём, но крайне близка к этому состоянию. — Мы не уйдём отсюда, пока ты не заглянешь туда. — Зачем?! — взметнула она руками, не понимая его желания затащить её в женский отдел. — Как я, по твоему, себя буду чувствовать, если ты уйдёшь из такого магазина с пустыми руками? — и сразу же Элайджа решил прибегнуть к женским, так называемым хитростям, пару из которых усвоил благодаря Ребекке. — В принципе разве это в порядке вещей, когда девушка уходит с пустыми руками, ничего не купив? — Не в порядке вещей, — нехотя согласилась Эндерсон, покачав головой. — Но, возможно, для тебя это будет неким открытием, но не у всех такой толстый кошелёк, ну или кредитка, как у тебя. — Проблема в этом? — взглянул он ей в глаза. Поджав губы, Адэлис чертыхнулась про себя, ругая за необдуманный ответ. — Нет, но… Я привыкла тратить деньги обдуманно, а не вот так просто зайти в магазин и оставить минимум тысячу долларов на одно платье! — сказала она чистую правду. Элайджа потёр переносицу и ещё сильнее сократил расстояние. — Расслабься, Адэлис, — вдруг сказал Майклсон, а она непонимающе хлопнула глазами. — Я не заставляю тебя покупать платье. Я хочу, чтобы ты просто посмотрела ассортимент, и если тебе самой понравится, то только тогда купить. Иногда себя нужно радовать чем-то таким… Адэлис взглянула за его спину, заметив несколько дам, которые ходили туда и обратно, держа в руках по несколько женских вещей. Вдохнув, она уже понимала, что сама себя обманывает. У неё было на карточке достаточно средств, чтобы позволить себе купить хотя бы одно новое платье, но что-то её останавливало. Что? Непонятно. Последний раз она была на шоппинге, именно в магазине одежды, в начале зимы. Даже когда они были тут с Кэролайн и Бонни, то не заходили ни в какие магазины с одеждой, потому что сразу сказали, что никто ни в чём не нуждается. И это было так. Подумав сейчас и вспомнив свой гардероб, Адэлис поняла, что последнее её купленное платье было на новый год. Новый, мать его, год… Это было относительно не давно, но будто другая жизнь. Ещё был жив Джон… — Ладно… Уговорил. И значит, — Адэлис вздохнула и вернула взгляд на Элайджу, — ты будешь моим советчиком, раз Кэролайн рядом нет, — она без какого-либо стеснения взяла его под локоть и направилась в женский отдел. — Ты когда-нибудь был с женщиной на шоппинге? Элайджа довольно улыбнулся, чувствуя её лёгкую ладонь на своей руке. Он рад, что Адэлис всё же согласилась. — Однажды, — кивнул Майклсон, — с Ребеккой. И тогда сказал сам себе, что я больше никогда не переступлю порог женского магазина. Сестра четыре часа обходила все возможные известные магазины в Милане, пытаясь найти то самое платье, которое… — Элайджа взмахнул рукой, пытаясь про жестикулировать то, что имел в виду. — Уверен, ты, как женщина, поняла то, что я хотел сказать, — Адэлис кивнула, усмехаясь. — Никлаус тогда покинул нас, сославшись на встречу со старым приятелем, а я не мог оставить сестру в одиночестве, несмотря на четыре часа потраченного времени. — Какая благородная жертва… Она хоть оправдалась? — К счастью, — кивнул Элайджа, улыбаясь. И, как и у любой другой женщины, которая любит роскошные наряды, у Адэлис тут же разбежались глаза, подмечая уже двадцатый красивый наряд. Элайджа осторожно забрал у неё пакет из прошлого магазина, пока Адэлис изучала обстановку. Но стоило Элайдже потянуть пакет на себя, он тут же наткнулся на пронзительный взгляд ведьмы. — На данный момент он будет тебе мешать, — пояснил он, забрав пакет. Адэлис смиренно выдохнула, понимая, что он прав и прошла немного вперёд. Адэлис не была той девушкой, которая носит только джинсы или только юбки с платьями. Она всегда одевалась по настроению. Часто она просто открывала шкаф, около минуты могла смотреть на все свои вещи и желанный образ сам складывался в её голове. Эндерсон не была в числе тех девушек, которые за пару минут до выхода могли посмотреть на себя и вдруг подумать, что им не нравится то, как они выглядят. А что насчёт любимых цветов, то Адэлис любила все пастельные, а вырви глаз яркие — не одобряла. Много раз она не пыталась найти для себя что-то яркое, но каждый раз понимала, что это не её. У неё в гардеробе было достаточно тёмных и разных светлых, пастельных оттенков. Поэтому и сейчас она экспериментировать не станет, заранее понимая, что ни к чему новому это не приведёт. Элайджа молча ходил за Адэлис, которая взглядом самого настоящего критика и законодателя моды присматривалась к платьям, время от времени покачивая головой, что говорило, что ей не нравится то или иное платье. А иногда её губы искажала какая-то более удовлетворённая улыбка и многозначительный кивок головой, который, в принципе, предвещал что-то хорошее. Элайджа тоже делал себе мысленные пометки, отмечая, что ей более-менее нравится. Всё же мода семнадцатого века и двадцать первого — шибко разная. Элайджа помнит, что у Аделии всегда был довольно придирчивый взгляд к одежде и моде. Часто она любила ей не следовать, часто находила какие-то изъяны в платье, которые не нравились только ей одной из многих других девушек. И он знал, что она никогда не наденет платье, которое хоть немного не соответствует её ожиданиям. И он понял, что спустя четыре века ничего не изменилось. Она всё так же придирчива и всё так же предпочитает тона по нежнее или потемнее, а что-то яркое обходит десятой дорогой. Майклсон так же помнит, как в семнадцатом веке эта женщина собиралась на какие-то мероприятия в кругу аристократии. Аделия разносила тогдашнюю моду в пух и прах, то из-за неудобных корсетов, то из-за странного пошива платья, то никудышного цвета, то из-за обилия камней или кружевов… В общем она всегда находила, к чему прикопаться. Тогдашние служанки стояли поодаль, не желая попасть под гнев ведьмы, которая, казалось, вот-вот могла сжечь эти платья с теми, кто их сшил и с теми, кто просто будет стоять рядом. Элайджа всегда любил наблюдать за этим, совсем не опасаясь того, что мог попасть под горячую руку. И видя Аделию в её новом воплощение, он понимает, что она, скорее всего, начала бы возмущаться так же сильно, будь они там, где вокруг не было бы ни единой души. Раз в три минуты Адэлис весьма красноречиво закатывала глаза и тяжело вздыхала, угрожающе шевеля губами. — Что-то уже понравилось? — решил испытать удачу Элайджа, который немного устал ходить в тишине. Ему не нравилось, что Адэлис так долго молчит. Ему больше нравилось слушать её очаровательные возмущения, чем тишину, которая сдавливала со всех сторон. — Что-то выглядит не так плохо, как всё остальное, — только и ответила Адэлис, просматривая очередное нежно-розовое платье. И, кажется, она вот-вот была готова довольно улыбнуться, но вдруг увидела, что платья были украшены пайетками и дешманскими, по её мнению, кружевами. — Отвратительно, — прошипела она, идя дальше. Элайджа усмехнулся, покорно следуя за ней. Пожалуй, это будет самый весёлый его поход в женский магазин в жизни. «Мне стоит ей напомнить ещё и о туфлях»? — Если выберешь платье, то стоит задуматься о подходящих туфлях, — совершенно спокойным голосом произнёс Элайджа. Адэлис вдруг повернулась на него, смотря с неприкрытым бушующим во взгляде огнём. Элайджа был невозмутим, вдруг её взгляд сначала скользнул за его спину, медленно пробегаясь по большому стеллажу, на котором стояло множество женских каблуков. Адэлис прищурилась, пытаясь с большого расстояния оценить ассортимент, но поняла, что это бесполезно и спокойно кивнула, чем удивила Элайджу. — Можно вопрос? — просил древний, кидая взгляд на очередное бирюзовое платье, у которого замерла Адэлис. — Конечно, — вполне спокойно ответила она, снова покачав головой и продвигаясь дальше. — Ты всегда так вдумчиво выбираешь платье, подмечая каждую неудовлетворяющую тебя деталь? — Да, — короткий кивок, — поэтому у меня в гардеробе только то, что я ношу часто и что люблю. В принципе, такое правило распространяется не только на платья, но и на всё остальное. Я люблю выглядеть отпадно, а без сурового взгляда на всё — это не выходит. «Практически слово в слово. Так же ты говорила в семнадцатом веке». — Понимаю… И я так понял, что всё особенно яркое — ты не терпишь. Верно? — Верно. И всё блестящее, — добавила она. — Терпеть не могу. Чувствую себя диско-шаром или новогодней ёлкой, — поморщилась она, показывая всё своё недовольство. — И ещё где обилие ужасных кружевов. На нижнем белье это смотрится красиво. Конечно, вопрос ещё в самих кружевах, но на платьях это часто смотрится очень дёшево. Элайджа тихо усмехнулся. — Модницы, которые испытывают особую слабость к кружевам, тебя бы просто сейчас разорвали. — А я бы их сожгла до тла ещё до того, как они бы успели рот открыть, — абсолютно невозмутимым тоном произнесла Адэлис, на что Элайджа нервно усмехнулся. «Эта женщина»… Вдруг Адэлис вытащила одно чёрное платье, на котором не было ни кружевов, ни блёсток, ничего, чтобы её, вроде как, должно было напрячь. Сплошная атласная ткань, тонкие, по мнению Элайджи, бретельки и небольшой разрез на бедре. Само платье должно было быть чуть выше колена. Но Адэлис, несмотря на любимый материал, засунула платье обратно, почти разочарованно выдохнув. — А что не так с ним? — искренне не понял Элайджа. — Слишком широкие бретельки. На мне бы смотрелось не так утончённо. И непонятно зачем существующий разрез, — проговорила Адэлис, выискивая следующее творение моды. — На мой взгляд на этом платье он лишний. — Ребекка была в восторге от шоппинга с тобой. Вы довольно схожи в мнениях о моде, — улыбнулся древний, снова вспомнив о сестре. — Да? — Адэлис приподняла брови и даже улыбнулась. — Я видела её два раза, но у неё действительно хороший вкус. — Ребекка хотела стать дизайнером одежды по той причине, что её часто не устраивало то, что творят с миром моды. — Что ей помешало? — Беготня от Майкла, а затем кинжал в сердце от Никлауса, а потом и другие появившиеся проблемы. Однако она не теряет надежды. — И правильно делает! — тут же сказала Адэлис. — Буду рада, если у неё получится воплотить свою мечту в жизнь. Они уже практически прошли очередную длинную вешалку с платьями, как вдруг Адэлис остановилась, задумалась и вернулась на два шага назад. Её взгляд зацепился за тёмно-зеленую ткань. Осторожно сняв платье с напольной вешалки, которая была немного выше самой ведьмы, она рассмотрела платье. Прекрасная атласная ткань приятно скользила по рукам, слегка переливаясь при холодном освящение в магазине. Тонкие бретельки незаметно проскользнули между пальцев. Её взгляд скользнул вниз, прикидывая возможную длину. По мнению Адэлис, длина юбки должна была быть где-то на уровне колен. — Идеально, — произнесла Адэлис, в десятый раз пробегаясь взглядом по платью. Элайдже показалось, что он ослышался. — Идеально? — переспросил он, желая убедиться наверняка. — Да… — кивнула ведьма. — Пошли за туфлями. Весь образ в голове Адэлис уже сложился, начиная от причёски с макияжем, заканчивая туфлями. Она хочет найти туфли «стилет» и чёрного цвета. Только чёрного. Другого мнения и быть не может. Возможно, найти нужную обувь будет и не такая проблема, а вот то, что будет её размер — никто гарантировать не может. Быстро дойдя до стенда с обувью, Адэлис прошлась взглядом по всему ассортименту, пока её взгляд не остановился на одном выборе. Прямо то, что она хотела. Радостно улыбнувшись, она оглянулась в поисках консультанта и, к счастью, совсем рядом с ними стояла милая блондинка, которая повернулась на Адэлис тут же, как она только посмотрела на неё. — Вам чем-то помочь? — поинтересовалась девушка, с именем Кейт на бейджике. — Да, — Адэлис сняла туфлю с полки и подошла к ней, — можно, пожалуйста, тридцать восьмой размер. — Сейчас посмотрим, пойдёмте, — она приняла обувь, и вместе с Адэлис и молчаливым Элайджей, направилась вглубь магазина. — Ты довольна? — шёпотом спросил Элайджа, идя нога в ногу с ведьмой. — Пока да, — качнула головой Эндерсон. — Но впереди примерка, и мне важно узнать твоё мнение. Элайджа с улыбкой посмотрел на неё, видя плескающиеся в глазах искорки радости. И вдруг Адэлис резко тормозит, чуть не налетев на одну из покупательниц с огненно-рыжими волосами. Женщина рассеяно улыбнулась, крепче прижав к себе одежду. — Ради Вселенной! — Адэлис отошла на шаг назад, чуть тяжело дыша. — Прошу прощения! Мы увлеклись разговором… — Ничего страшного, — помахала рукой та. — Я сама не вижу, куда бегу. Вечно тороплюсь… Адэлис неловко улыбнулась, как вдруг заметила, что взгляд незнакомой женщины устремился на Элайджу. — А я вас помню, — вдруг сказала та, вызывая непонимание на напротив стоящих лицах. — Вы — Элайджа Майклсон. Член семьи первородных. Адэлис и Элайджа переглянулись. Прибывая в конкретном шоке, ведьма смотрела на древнего, ожидая объяснений. — С кем я имею честь говорить? — поинтересовался Элайджа уже знакомым, весьма хладнокровным голосом. — Саманта Уилсон, — она протянула руку, которую древний неуверенно пожал. — Мой муж в данный момент является мэром этого города. Последний раз я видела вас на том балу. — Постойте, — перебила Адэлис, замечая несколько восторженные взгляды со стороны некой миссис Уилсон. — Вы в курсе? — Деточка, все, кто приближены к совету основателей — в курсе, что этот город переполнен сверхъестественными существами. Тебя, кстати, я раньше не видела, — она прошлась по Адэлис оценивающим взглядом. — Кто ты? Адэлис, которой не понравилось, что её осмотрели как экспоната в музее, направила на жену мэра грациозный и тяжёлый ведьмовской взгляд, что та ощутила табор неприятных пробежавших по телу мурашек. — Не человек, — дьявольская улыбка украсила лицо ведьмы. — Ну, а если по имени, то Адэлис Эндерсон. Саманта с трудом умудрилась взять контроль над эмоциями и спрятать появившиеся волнение. — Давно в нашем городе не объявлялась ваша семья, — выдала она, прекрасно зная, что нельзя выдавать нахождение её родителей здесь. — Почему решили вернуться? — А почему вас это интересует? — парировала она вопросом, ощутив вспыхнувшие энергетические волны переживания со стороны миссис Уилсон. — Можете не отвечать, — повела она плечами, скрывая волнение, и снова обращаясь к Элайдже. — Была рада видеть вас, мистер Майклсон. Всего хорошего. Элайджа ограничился прощальным кивков, и женщина стремительно направилась в противоположную сторону магазина. — Ты это заметил? — спросила ведьма, посмотрев на Элайджу. — Волнение. Она что-то скрывает. — Я даже могу предположить что, — хмыкнула Адэлис. — Поделись. — Джузеппе, скорее всего, вернулся в совет основателей, как и мои прибывшие в город родители… Саманта, которая в этот момент застала Дарсию у одной из вешалок со всякими брючными костюмами, резко дёрнула женщину на себя, показывая той, чтобы та вела себя тихо. — В чём дело? — не понимала Дарсия, смотря на неё возмущённым взглядом. — Здесь твоя дочь с первородным вампиром, — почти одними губами прошептала Уилсон. — Что будем делать? Дарсия прошла мимо неё, выглядывая в проход, замечая, стоящую в десяти метрах от них — пару, которая о чём-то перешёптывалась. Дарсия тут же заметила огненный отблеск в тёмно-шоколадных волосах своей дочери и цепкий взгляд, который был направлен на первородного. Когда-то у Дарсии были такие же блестящие огнём волосы, такие же длинные и красивые. И этот цепкий взгляд, которым она же обладала, миссис Эндерсон узнала бы из тысячи. А вот жестикуляция у её дочери явно была унаследована от отца. — Она назвала своё имя, Дарсия, — раздался позади голос Саманты. Уилсон решила, что подруга усомнилась в её словах. — Это точно она. Миссис Эндерсон заметила, что к ним подошла какая-то блондинка с коробкой обуви в руках и они втроём направились в сторону примерочных. — Шоппинг отменяется, Саманта, — решительно заявила Дарсия. — Но платья… — Никуда не денутся твои шмотки! — миссис Эндерсон гневно шикнула на неё. — Уходим. Саманта знала, что злить Дарсию — только портить настроение себе самой. Дарсия временами могла быть весьма истеричной, из-за чего настроение портила не только себе, но и всем вокруг. К тому же Саманта была немного слабохарактерным человеком и переспорить эту женщину, а уж тем более утихомирить — была просто не в силах. Поэтому всё, что оставалось, это сделать так, как Дарсия просит… Тем временем Адэлис уже скрылась за шторкой, примеряя платье. Она чувствовала что-то странное после этой встречи с женой мэра. Она выглядела крайне взволнованной, когда узнала, кто стоит перед ней. Адэлис допускает, что, возможно, всё дело в родителях, которые могли проинформировать семью Уилсонов о её возвращении. Адэлис по-прежнему напрягало то, что она не знает, как выглядят её родители. В доме нет ни одной фотографии с их лицами. В доме в принципе практически нет никаких фотографий. Изредка попадались те, на которых запечатлена сама маленькая Адель у Джона на руках. Конечно, Деймон показал ей те воспоминания неделю назад, но лица родителей были размыты, как и у тех монстров, которых Адэлис видел в своём подсознании благодаря Эстер. Тому, почему она видела родителей такими, было несколько объяснений. Первое: сам Деймон плохо знал её маму и отца, отчего их облик был стёрт в его памяти. Такое бывает, что с течением времени некоторые лица в каких-то воспоминаниях становятся размытыми из-за большого количества прошедшего времени. Как правило, такое происходит с теми, кого мы долгое время не видим. Деймон говорил, что лишь единожды видел Дарена Эндерсона, а Дарсию вообще ни разу. Второе: эти же воспоминания были переданы Деймону самим Джоном, отчего картинка стремительно портится, когда воспоминания передаются из-за одного сознания — в другое. Адэлис видела чётко только саму себя и Джона. Она всю жизнь провела с этим человеком, знала лучше, чем кого-либо ещё и его образ никогда бы не стёрся из её памяти. И в памяти Деймона тоже бы не стёрся, ведь тот какое-то время являлся Джону другом. Поэтому, это вполне логично, что облик Джона Эндерсона сохранился очень чётко в сознании Деймона Сальваторе. «Мне нужно срочно узнать, как выглядят мои родители. Я не могу больше жить в незнании»… Встряхнув головой, Адэлис твёрдо решили, что основательно возьмётся за это завтра, а сейчас она расслабляется. Осторожно надев атласное платье, которое так приятно облегало тело. Лишь на долю секунды она ощутила пробежавшие по телу мурашки, которые оказались вызваны соприкосновением теплой кожи и холодной ткани. Поправив кулон и волосы, Адэлис обула каблуки, ощутив теперь небольшую прохладу в ступнях и резко открыла шторку… Элайджа, который ожидал выхода Адэлис, смог несколько раз пройтись по воспоминаниям далёкого прошлого и уже был готов окунуться в очередное, как вдруг шторка резко открылась и появилась она. Женщина, которая однажды пронзила его сердце стрелой со словами: «— Извини! Крайне неловко! Прости и забудь»… Женщина, которую он какое-то время не понимал. Женщина, чья вспыльчивость порой пугает. Женщина, от которой часто не знаешь, чего и вовсе ожидать. Женщина, которая научила его чувствовать, любить, радоваться и жить. Женщина, ради которой он был и будет готов свернуть не просто горы, — а перевернуть с ног на голову весь мир! Женщина, которую он любил — как никого другого в своей жизни. Аделия… В настоящем Адэлис Эндерсон. Этот уверенный взгляд и походка от бедра, ровная спина, тонкая изящная шея, выпирающие ключицы и свисающие с плеч волосы. Она смотрит на него с грацией, с элегантностью и особенной нежностью… — Что скажешь? — спросила она, показательно покрутившись. Элайджа не мог отвести своего взгляда от фигуры, которая скрывалась под этим темно-изумрудным и облегающим платьем. Каждый её изгиб был обтянут и подчёркнут так, как надо, привлекая взгляд, и заставляя фантазию работать не в правильном русле. И Адэлис не ошиблась. Платье было чуть длиннее колена, но с её ростом это было даже выгодно. Элайджа поднял свой взгляд выше, только сейчас поняв, что платье имеет прямой вырез и основной вид на две женские округлости прикрыт, но за то шею, плечи и ключицы не прикрывало ничего. На тоненькие бретельки даже не обращаешь внимание, любуясь утончёнными деталями тела. И даже её винтажный кулон смотрелся в тему. «Ради Вселенной, как ты говоришь, милая моя, почему ты так красива»?.. Адэлис ловко крутилась, уверенно передвигаясь на высоких каблуках, словно ходит в подобных каждый день беспрерывно. Она поставила руки на бока, отчего её талия начала казаться ещё меньше. Довольная улыбка была адресована одному Элайдже, который сейчас себя ощущал мальчиком, который впервые за всю свою тысячу лет увидел красивую девочку и просто был не в силах отвести от неё своего взгляда. Адэлис нисколько не стеснялась. Она любила, когда на неё смотрят так, как сейчас смотрел Элайджа, в сотый, наверное, раз, проходясь взглядом по её облику. Снова расправив плечи, она подошла к большому зеркалу, внимательно рассматривая себя со всех сторон. Элайджа сначала даже не понял, что она ушла, казалось, что Адэлис просто застыла перед его глазами, но когда её силуэт растворился, Майклсон тут же повернул голову и направился к ней, остановился сзади, посмотрев ей в глаза через зеркало. Адэлис даже показалось, что его взгляд несколько потемнел, а лицо стало несколько краснее. — Если меня, как ты сказала, могли бы разорвать женщины, то ты рискуешь стать жертвой одиноких и не всегда порядочных мужчин, — проговорил он, видя её довольную ухмылку. — Ты… Я не могу описать, насколько ты невероятна, Адэлис. Я давно не видел ничего прекраснее. Широкая улыбка тут же растянулась на женском личике, осветив всё вокруг, а Элайджу, похоже, вообще ослепив, потому что он даже не успел среагировать, как она вдруг обернулась и оставила горячий поцелуй на его щеке. Он пришёл в себя уже тогда, когда она начала отстраняться и словно на прощание провела рукой от самого плеча, до ладони. — Спасибо! — ответила ему она, вытирая мужскую щёку собственными пальцами, пытаясь избавить его от следа от помады. — Ты лучший. — Так ты берёшь платье? — Да, — кивнула она. — Я решила послушать тебя, и порадовать себя новой и весьма дорогой покупкой. Надеюсь, ты не расстроишься, что у тебя теперь правая щека чуть румяней левой? — спросила она, подмигнув и тут же скрывшись в своей примерочной. Элайджа улыбнулся, подойдя к зеркалу поближе и всмотревшись в едва заметный смазанный женский поцелуй. Вздохнув, он подумал про себя: «Как я могу расстроиться, если пару дней назад я и думать об этом не мог? Даже если бы я был мёртв, то один этот поцелуй вернул бы меня к жизни». А ещё Элайджа уже в десятый раз ловит себя на мысли, что Адэлис тянет к нему. Возможно, она пока сама этого не понимает, но этот факт — неоспорим. Он знает её взгляд, её повадки. Он знает, как она ведёт себя с ним и с другими. Знает, как Аделия смотрела на него и на других. Элайджа видит, что она смотрит на него с зарождающимися, а точнее — просыпающимися в ней чувствами. Он уверен в том, что всё, что она творит с ним: все эти разговоры, взгляды и прикосновения… такого не было ни с кем другим. Только с ним. У них всегда были особые отношения. Элайджа всегда становился с ней другим человеком, как и она с ним. Они оба меняются в обществе друг друга. И им обоим хорошо так, как не было уже давно. Элайджа знал, что осталось ещё чуть-чуть и она начнёт вспоминать. Она вспомнит себя, его, Клауса, Кэтрин и вторую жизнь, которая совсем рядом, но и ей нужно вспомнить Аделию…* * *
Громкая музыка стучала в ушах, заглушая все возможные разговоры, а биты были настолько сильными, что аж ощущались в грудной клетке. Клаус, который уже опустошил около трёх, а может четырёх или десяти вен, сидел в сторонке и поглядывал на Деймона, который веселился как в последний раз. Однако стоило отдать должное, он практически не взаимодействовал с противоположным полом. Практически, потому что иногда, когда его вдруг начинала мучить жажда, Деймон мог околдовать какую-то незнакомку и впиться в её шею, а после отпустить, словно ничего не было. Клаус какое-то время веселился с ним, но не так давно решил отдохнуть и выпить виски в сторонке. Что-то его волновало, а что — понять никак не мог. Он чувствовал внутри себя, что волк беспокойно ходит туда-сюда, пытаясь найти то, что не даёт покоя. Раздражало то, что он не понимал, с чем это связано. Всё сейчас хорошо. Вся семья в безопасности. Даже он сам, вроде как, на отдыхе, но всё равно что-то не так. Промычав что-то крайне не разборчиво, Клаус достал свой телефон и по-привычке зашёл в социальную сеть, как это делал последние несколько лет, когда оставался один на один с собой. Музыка вдруг перестала быть такой громкой, даже, кажется, биты перестали так долбить по груди, а его глаза расширились, глядя на фотографию, которая уже как четыре часа висела в его ленте. Глаза сами увидели оставленную им розу, как бы случайно попавший в кадр листок с пергаментом и Кэролайн, которая так нежно держала в своих руках розу, вдыхая сладкий аромат. И эта надпись с красным сердечком внизу: «— Спасибо». Просто одно слово, один чёртов новомодный смайлик, а на его лице уже появилась довольная улыбка. Клаус видит, как мило она улыбалась на фотографии, опустив взгляд в свежий распустившийся бутон белоснежной розы. Кэролайн была довольна. Он видел это по её лицу, чувствовал волком внутри себя, который вдруг успокоился, словно последние десять минут не метался из угла в угол. Клаус знал, что ей понравится роза. Он нашёл самую лучшую в городе. Самую большую, самую красивую и душистую, которая ещё не до конца распустилась, чтобы Кэролайн могла подольше насладиться прекрасным творением природы у себя дома. Он знал, что она любит белые розы потому, что как-то сама говорила об этом с Еленой в Мистик-Гриле, а он случайно подслушал. Знал, благодаря её страничке в сети, где было множество фотографий с белыми розами. И с тех самых пор, Клаус не может смотреть на белые розы и не вспоминать о Кэролайн Форбс. Он не мог не вспоминать о той женщине, в которую когда-то окончательно и бесповоротно влюбился. И которую однажды оставил, пообещав, что не вернётся к ней…* * *
16 сентября 2012 Кэролайн с трудом застегнула бюстгальтер, слыша, как где-то с боку звякнула пряжка ремня. Она старалась не оборачиваться, зная и чувствуя, что в глазах застыла чёртова влага, которая мешала ей собраться с мыслями. Мешала вспомнить, кто она, все свои громкие слова о том, что он для неё никто и никогда не будет кем-то. Она уже была готова напоминать себе всё плохое, что только было связано с тем, кто так же подбирал одежду за её спиной, но её сердце и даже разум отказывались сотрудничать. Они твердили об обратном: что всё то, что здесь произошло — неплохо и это только её дело, её желание, и это не стыдно! Это даже правильно! Она почти впервые сделала то, что по-настоящему хотелось только ей, а не кому-то ещё. Кэролайн впервые послушала свои желания и сделала то, что не забудет никогда. Она переспала с Клаусом. Она провела незабываемые несколько часов с тем, кого всеми силами старалась ненавидеть и призирать, внушая себе это всеми возможными способами! Но сейчас Форбс поняла, что все стены, которые она так старательно выстраивала — пали, стоило только Злому Серому Волку оказаться рядом с ней, грубо вторгнуться в её губы и овладеть ею, доставляя самое незабываемое удовольствие в её жизни. Несмотря на то, что в лесу уже давно было темно, а небосвод был усыпан звёздами, Кэролайн легко смогла отыскать всю свою одежду благодаря хорошему вампирскому зрению. Но оставалась последняя деталь, которую она нашла на каких-то ветках, разорванную в клоча — майка. «Прекрасно… И как мне идти к Сальваторам? В одном лифчике? Я же не избегу ненужных вопросов»… — Кэролайн, — раздался этот очаровательный мужской голос, который вдоль и поперёк пропитан британским акцентом. — На тебе было ещё это. Как бы ей не хотелось сейчас поворачиваться… Ей бы не хотелось, чтобы он видел хоть намёка на то, что ей жаль, что он уезжает. Кэролайн действительно было жаль. Они теряют такого злодея, который… Боже! Грех признаваться! И Слава Богу, что никто не слышит её мыслей… Который почему-то умудрился стать не таким чужим. Клаус как-то умудрился вписаться в их город, даже в их компанию, большая часть которой его терпеть не может. Когда он уехал первый раз, у Кэролайн было такое странное чувство… будто что-то важное резко покинуло её жизнь. Казалось, что вдруг резко стало тихо и даже одиноко, хотя она не за что не признала бы этого раньше. И сейчас он уезжает снова. Снова оставляет. И она понимала, что у Майклсона там свои дела в своём городе. Но ей всё равно было грустно. Неохотно повернувшись, Кэролайн подошла к Клаусу, смотря лишь на свою темно-синюю куртку, о которой она забыла. Она на полном серьёзе думала, что на ней больше не было ничего. Поэтому, молча кивнув и даже не взглянув ему в глаза, она забрала свою куртку из его рук и нервными движениями натянула на себя, поправив блондинистые локоны. Клаус осторожно запустил свою ладонь в её волосы, достав маленькие листочки и веточки, которые она так и не постаралась вытащить. — Думала, оставить данные улики в своих волосах, чтобы твои друзья начали задавать неверные вопросы, любовь моя? — спросил он, смотря темно-голубыми глазами в её бегающие и блестящие то ли от грусти, то ли от чего-то ещё. — Я просто ещё не успела их вытащить, — неловко оправдалась она. Кэролайн действительно хотела заняться этим по пути домой. Клаус чувствовал, что она вся пропахла лесом, но как же ей шёл этот запах. Кажется, какое-то время этот запах будет преследовать Майклсона. Такой особенный… Запах свежести, хвои, земли, сладких духов и даже ванили на волосах от её любимого шампуня. Выкинув всё, что ему удалось вытащить из её волос, Клаус снова посмотрел ей в глаза, без стеснения, но с умело скрытым волнением, интересуясь: — Жалеешь? Одно слово, а её будто прошибло током, который заставил кровь забурлить, мозг заработать, а эмоции, как назло, постепенно начинали давать сбой, вместе с хвалёным контролем. Прикрыв глаза, чтобы хоть как-то подавить выступившую влагу, Кэролайн глубоко вдохнула и ответила так же честно, стараясь не выдавать и капли волнения. — Я не знаю, — ровно, без намёка на эмоции. — Должно пройти время, чтобы я поняла… — Сейчас, — его голос предательски дрогнул, хотя лицо оставалось таким же ровным и непоколебимым. — Ты. Жалеешь. Об этом. Сейчас? — отчеканил он почти каждое слово. Клаусу было важно знать правду. Кэролайн не знала, что ответить. Она сердцем и душою не жалела, всё же сделала это осознанно, желанно, со страстью и огнём в глазах, но разум твердил о друзьях, которые будут смотреть на неё — как на предательницу, когда узнают, что она сделала, а главное — с кем. Она знала, что её осудят. Уже тогда знала, что её не поймут. Но она всегда выбирала друзей… Всегда… — Ты ждёшь правды, так? — спросила она, лишь заметив, как он слегка сощурил глаза. Клаус уже предвещал что-то не хорошее, что, скорее всего, ему не понравится. Сглотнув ком, который появился посреди горла, Кэролайн заговорила. — Сейчас — нет. Сейчас я не жалею, — Клаус даже с некоторым удивлением посмотрел на неё, ожидая чертового «но». — Но… — он так и знал, — я знаю, что начну жалеть, когда всё это всплывёт. А ты сам знаешь, как это бывает у тех, у кого чувствителен слух… В меня начнут тыкать этим, называть предательницей… И я пожалею. «Я могу вырвать пальцы всем, кто будет в тебя тыкать, любовь моя, только попроси. Это был твой выбор». Облизнув пересохшие губы, стараясь так скрыть растущее недовольство, Клаус положил свои руки на её напряжённые плечи и сказал: — Скажи им, — уверенно, без доли сомнения прозвучало всего два слова, от которых сапфировые глаза с блеском самого кристального брильянта не веря посмотрели на него, боясь, что тот всё-таки окончательно тронулся умом. — И тот, кто осудит твой выбор, Кэролайн, на самом деле покажет всё своё отношение к тебе и твоему выбору. Настоящий друг — никогда не осудит. Он попытается разобраться, поймёт, в крайнем случае разочарованно посмотрит, но осудит лишь тот, кто тебе не друг. Осуждает всегда тот, кто не умеет принимать чужой выбор, который идёт в разрез с его устоям. Я тоже думаю, что так будет. Но это откроет тебе глаза на мир, Кэролайн, и на тех, кого ты так слепо зовёшь «друзьями». — Ты подталкиваешь меня к смертному одру… — покачала она головой, всё ещё не веря, что он предлагает ей этот абсурдный план. — Я подталкиваю тебя к правде, дорогуша. Твои друзья могут считать меня монстром, но они никогда не увидят истинных мотивов моих поступков, к каким бы радикальным мерам мне не приходилось прибегать, убивая тех, кто им дорог. Однажды ты поймёшь меня, Кэролайн, — он осторожно взял её за лицо, чуть приподнимая, чтобы получше разглядеть блестящие глаза и запомнить их. — Однажды, когда ты станешь немного взрослее, и твои взгляды на мир и вещи вокруг изменятся, ты вспомнишь мои слова. Ты поймёшь меня. Ты перестанешь делить мир на чёрное и белое, как это делают это они, — кивок в непроглядную тьму. — Время — удивительная вещь, Кэролайн… — Что это значит? — спросила она, почувствовав какой-то особенный посыл в последнем сказанном предложении. То, как Клаус сказал о времени, заставило что-то внутри неё откликнуться. Клаус подавил улыбку, но он не скажет, что на самом деле имел в виду. Он знает, что ещё не время. Он не имеет права вмешиваться в магический процесс, несмотря на то, что является ярым любителем нарушать правила, но не в этом случае. Не тогда, когда это может навредить ей. — Всему своё время, любовь моя. Но я обещаю, что ты узнаешь, как оно наступит. Он вдруг отошёл от неё на несколько шагов, буквально за шкирку оттаскивая своего волка от полюбившейся ему девушки, которая смогла найти с ним контакт. Которая раз за разом побеждала свой страх, несмотря на то, что он дал кучу поводов бояться и сторониться его. Кэролайн почему-то не отступала. — И что, — вдруг раздался её голос за спиной уходящего всё дальше гибрида, — вот так просто уйдёшь? Даже не скажешь: «пока», «прощай», ну или как там принято у тех, кто прожил на этой земле тысячу лет? «Что я несу? Что я говорю? Клаус, уходи! Не оборачивайся… Не знаю, что со мной, но что-то живёт внутри меня, что не готово отпустить тебя так просто». Но он остановился и повернулся, снова медленно начав приближаться к ней. Кэролайн стояла ровно, как оловянный солдатик, который с высоко поднятой головой и откуда-то взявшейся уверенностью смотрел на подошедшего Клауса. — Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе на прощание? Этот вопрос на секунду поставил Кэролайн в ступор, но ответ сам собой сорвался с её языка. — А ты считаешь, что уйти, не сказав ни единого слова — это нормально? — в её взгляде вспыхнули раздражённые искорки, которые залетали туда-сюда, веселя Клауса где-то глубоко внутри. Но несмотря на это, его лицо оставалось всё таким же ровным и невозмутимым. — После всего, что было, что ты говорил, делал ради меня, ты уйдёшь, даже ничего не сказав? — всё сильнее распалялась она. — Просто оставишь… Просто… — из-за возмущения её слова и мысли начинали путаться, и она вдруг отступила, выставив руки вперёд. — Хорошо. Уходи. Надеюсь, что в ближайший век я тебя не увижу, Клаус Майклсон. И я сама скажу это: прощай, и будь счастлив! Она резко развернулась, безжалостно хлестанув своими волосами его застывшее в удивление физиономию. Глаза горели от скопившихся в них слёз, а сердце терзало какая-то зародившееся обида. Кулаки крепко сжались, а ногти впились в нежную ладонь настолько сильно, насколько это было возможно, чтобы заглушить боль, которая шла откуда-то из сердца. Кэролайн закусила язык, чтобы не наговорить ещё чего лишнего и просто решила, что спокойно уйдёт сама, первая. Она знала, что так будет легче. Лучше уйти сейчас и не позволить мозгу понять всё, что произошло, а когда до неё всё окончательно дойдёт, Кэролайн будет надеяться, что тогда рядом уже никого не будет. Особенно Клауса. «Она серьёзно подумала, что я так просто уйду? Что в голове у этой женщины»? Кэролайн лишь успела сделать три шага прочь от него, как вдруг Клаус оказался рядом с ней, заставляя её едва заметно вздрогнуть. Его глаза потемнели, руки в тот же момент сомкнулись на её талии, притянув ближе к себе и запечатляя на покрасневших губах желанный, чувственный, прощальный поцелуй. Эти податливые, мягкие, желанные и умелые губы он не забудет никогда. То, как она целовала его: с жаждой продолжения; с глухой мольбой того, чтобы Клаус остался и не уезжал; с оставшимся недовольством, враждебностью и чем-то прекрасным, что сражалось внутри неё с этими противоречивыми чувствами. Он никогда не забудет её нежные руки, которые обнимали его шею, тянули на себя, желая углубить поцелуй и лучше прочувствовать всё то, что они хотят друг другу сказать, не используя слов. Он будет помнить её пальчики, которые зарывались в его волосы, приводя их в полнейший шухер. Клаус будет помнить каждый её вздох, каждое прикосновение и поцелуй. Он всегда будет помнить всё, что их связывало и связывает до сих пор. Кэролайн тоже не забудет. Она пыталась забыть его, но не получилось. Она хотела не думать о нём, но почему-то каждый раз засыпая, она видела его образ перед тем, как провалиться в сон. Он ей снился, говорил, что скучает. И она знала, что это плод её больной фантазии, но это всегда было так приятно. На утро всегда в душе было радостно и будто сам день уже обещал быть хорошим. Она ругала себя за мысли, за фантазии, которые хоть мельком успевали проскользнуть через её сознание. Кэролайн всегда говорила, что никогда и ничего ради друзей. Не ради себя. Ради друзей. В итоге она предала их и сделала нечто похуже, чем допустила какую-то фантазию. Она переспала с тем, кого тянуло к её свету. Она пала перед соблазном тьмы и забыла обо всех запретах и данных самой себе обещаниях. Она забыла о своих друзьях, зная, что пожалеет об этом после, но сейчас… Сейчас ей точно не стыдно. Кэролайн и подумать не могла, что чьи-то поцелуи и прикосновения могут быть настолько особенными, настолько чувственными и проникновенными, которые заставляли кожу полыхать огнём там, где только что проскользнула его рука. Клаус, несмотря на всю свою натуру, был гораздо нежнее с ней, чего она не ожидала, но когда Кэролайн сама попросила больше грубости, он исполнил её просьбу. Он доставлял ей удовольствие со сногсшибаемой страстью, но ни разу не перешёл черту чрезмерной грубости, не доставив ей боли. Между ними был не просто секс, а нечто большее, что нельзя было сравнить с каким-то другим опытом… С трудом оторвавшись от её распухших и ещё больше покрасневших от поцелуев — губ, Клаус, тяжело дыша, провёл большим пальцем по её нижней губе. Уже ловля себя на мысли, что он начинает скучать, даже держа её в своих руках. Костяшки его пальцев скользнули по её бархатной щеке, а головы соприкоснулись лбами. Другая его рука незаметно опустилась в карман своей куртки, сжав аккуратно сложенную в Бог знает какое количество раз — бумажку. — Я уйду, как и пообещал, — с трудом проговорил он. — И я хочу, чтобы ты тоже была счастлива, любовь моя. Я хочу, чтобы ты наконец-то научилась слышать себя и поступать так, как хочешь ты, а не как того хотят они. Кэролайн молчала, лишь концентрируясь на его тяжёлом дыхании. Она знала, что как только поднимет на него свой взгляд, то слёзы тут же вернуться и скатятся по её щекам прямо на глазах Клауса. Она не хочет, чтобы он видел её слёз. — Исполни, пожалуйста, мою последнюю просьбу, — Кэролайн снова ничего не ответила, но ограничилась частым кивком. — Закрой глаза и мысленно считай до десяти. Кэролайн сразу поняла, что Клаус хочет сделать. Он хочет уйти тихо, испариться, словно его никогда тут не было. Клаус хочет, чтобы она не знала, куда он пошёл. Он хочет закончить их историю здесь, ну или хотя бы поставит многоточие, намекнув на возможное продолжение через век-другой. Покорно кивнув, она начала считать, слыша, как тот тяжело вздохнул. Ему тоже тяжело. Кэролайн это чувствовала. «Один. Два. Три»… Клаус оставил несколько коротких, согревающих и прощальных поцелуев на всём её лице… «Четыре. Пять. Шесть»… Его руки скользнули к ней на талию, крепко прижав к себе… «Семь. Восемь»… Он во все лёгкие вдохнул её запах, словно желая пропитаться им изнутри и запомнить. Пусть он хоть преследует его, если так будет проще. Его рука медленно скользнула к ней в карман куртки, вложив листок… «Девять»… Клаус ощутил, как её плечи задрожали. Он снова оставил последний и уже действительно прощальный поцелуй на её лбу. Отошёл назад, видя, как та покачнулась, потерявшись в пространстве. Кэролайн больше никто не обнимал… «Прощай, любовь моя». «Десять»… Прежде чем открыть глаза, Кэролайн услышала резкий свист и почувствовала вдруг наступившее одиночество. Открыв глаза, она поняла, что находится одна. Клауса нет ни перед ней, ни где-то с боку или сзади. Он ушёл. Он сдержал обещание и ушёл. Кэролайн почувствовала, как что-то мокрое скатилось с её щёк. Слёзы всё-таки сорвались и теперь беспрерывно текли по её покрасневшим щекам. Она вздрагивала и едва слышно всхлипывала, но большего себе не позволяла. Она всё ещё чувствовала в воздухе запах акварельных красок, которым Клаус был пропитан с ног до головы, дорогого виски и старой бумаги. Кэролайн даже начало казаться, что она сама пропиталась ещё и этим запахом. Вдруг Кэролайн вспомнила, что незадолго до того, как Клаус исчез, он положил ей что-то в карман. Руки сами скользнули туда и нащупали бумагу. Выйдя под лунный свет, чтобы лучше разглядеть то, что там было написано или, в стиле Клауса, нарисовано, Кэролайн развернула листок и тут же ахнула. На рисунке была запечатлена пара людей. Парень целовал девушку на прощание, а она обнимала его за талию, опустив взгляд куда-то вниз. Над ними так же светила луна, окружённая миллионом звёзд, а их самих окружал лес. Кэролайн быстро поняла, что он изобразил их, будто заранее знал, как будет выглядеть их прощание. И она даже не сразу заметила внизу подпись:«Всегда и навечно.
Искренне твой, Клаус».
* * *
— Эй, — Деймон несколько раз потормошил зависшего Клауса за плечо, — ты… как? В порядке? Побледнел что-то… Взгляд гибрида вдруг прояснился. Он так давно не возвращался к этому воспоминанию, которое снова требовало от него скорейшего возвращения домой. Деймон опустил взгляд на его телефон, видя на фотографии Кэролайн с очаровательной белой розой. — Ого! — удивился вампир, присев рядом. — Неужели мой братец решил порадовать свою девушку? Поражён… Клаус допил остатки виски, после чего самодовольно улыбнулся, обратив своё внимание на Деймона. — Вообще-то это мой подарок. Ступор у Деймона Сальваторе был весьма красноречивым, но прошёл так же быстро, как и появился. — Так ты до сих пор влюблён в нашу Барби? Клаус устало склонил голову в сторону вампира, который уже расплылся в улыбке купидона, и сказал: — У неё есть имя, Деймон. Её зовут Кэролайн. Поехали уже домой. У нас много дел. Клаус поднялся с диванчика и стремительно направился вдоль танцующих людей, которые заполнили собой весь зал. Деймон допил свою порцию бурбона, довольно улыбнувшись. Деймона Сальваторе, который знает толк в любви и чувства — не обмануть. У Старого Серого Волка до сих пор болит сердце по Мисс Мистик-Фоллс, а это значит лишь одно… «Скоро будет очень интересно». — Э! — прокричал ему Деймон. — Меня подожди!* * *
Дарсия и Саманта сидели в припаркованной машине у неизвестно кому предлежащего дома, в паре десятков метров от поместья Эндерсонов, в котором сейчас проживала Адэлис. Миссис Эндерсон практически не проронила ни слова с тех пор, как они сели в машину с Самантой и приехали сюда. Её приятельница тактично молчала, изредка поглядывая на сидячую, как на иголках, Дарсию. Дарсия крепко сжимала руль в руках, вновь погружаясь в самые отвратительные воспоминания в своей жизни. В тот день, когда она отказалась от своей дочери. В тот день, когда оказалась проклята отцом своего мужа. В тот день, когда её жизнь поделилась на «до» и «после». Тогда в течение всего месяца она была похожа на приведение, которое скиталось по этому ни кем невидимая и неслышимая. Ей казалось, что она кричала в открытый мир не своим голосом, а не кто и бровью не ведёт. Ей тоже тогда было больно. Так или иначе Дарсия любила свою дочь, пока не узнала, кто она. Даже если на тот момент Адэлис была невинным созданием, которое с трудом могло выговорить имя своего дедушки, тянуло ко всем ручки и требовало любимую игрушку, то через восемнадцать лет это невинное существо — превратилось бы в настоящего монстра. «Ведь даже Джон, который прожил на этом Свете около ста семидесяти лет, был самым настоящим монстром, который убивал и проклинал людей. Он проклял меня! Он сделал меня бесплодной! Жену своего сына»! Руки снова крепче сжали руль и едва заметно задрожали. Дарсию трясло из-за закипающей злости; от бессилия; от осознавания о том, сколько они предприняли с Дареном попыток завести ребёнка. Всё было четно. Врачи разводили руками, говоря, что она полностью здорова, но она знала, что нет. Дарен даже уговорил её пойти к ведьме в Нью-Йорке, которая умела снимать различные проклятия, но даже та развела руками, сказав, что, то, что лежит на Дарсии — выше её сил. Чтобы снять такое проклятие, ведьме пришлось бы отдать большую часть своей силы, а это были риски для её собственного ведьмовского здоровья. На такое ведьма не была готова пойти. Дарсия помнила, как тогда кричала, бранила ведьму, которая лишь стыдливо опускала взгляд. «Ведьмы и колдуны — самые эгоистичные и толстокожие существа на земле. Они никогда не станут помогать обычному смертному человеку, если встанет вопрос о сохранении собственной магической силы или даже жизни. Они лишь на словах готовы кричать, что они всем помогут, и что помощь людям — превыше всего. На деле всё иначе. Их не волнует никто, кроме их самих. Для них не существует чужих проблем, которые они могут решить. Нет… Они обязаны решать такие проблемы! Я стала невинной жертвой колдуна, который проклял меня за то, что я отказалась от такого же чудовища, как он сам! Где справедливость»? Дарсия не могла переступить через себя и принять свою дочь такой, кем она родилась. Она не могла делить один дом с Джоном, который являлся самым отвратительным человеком, которого она когда-либо встречала. Она не может жить под одной крышей с монстрами. Даже сейчас, проживая некоторое время в доме Джузеппе под одной крышей с вампирами, она каждый день ощущала невозможную ненависть и призрением к ним. Даже к Колу, с которым она сегодня так дружелюбно распивала виски. Она смотрела на них, и буквально видела, как каждый из них убивал невинных жертв: сворачивал головы или отрывал их, вырывал сердца… Дарсия смотрела на их руки, видя, что те были по локоть в человеческой крови. «Как в них можно видеть кого-то ещё, если эти… люди, убивают даже себе подобных»? С каждым прожитым днём и новым убийством одного из этих монстров, Дарсия всё больше понимала, что нет в мире места сверхъестественным существам. Каждый раз вонзая в вампира кол или накачав его тело убийственной дозой неразбавленной вербены, ей нравилось смотреть, как те умирают. С каждым убийством она чувствовала, что очищает этот мир от них всё больше и даже становилось легче дышать. Дарсия знала, что так правильно и так должно быть. Это её предназначение. Вдруг мимо них промчалась чёрная Бентли, которая прямо направилась к их семейному поместью. Дарсия и Саманта тут же оживились, провожая машину взглядом. Через минуту, когда затормозила прямо у дома, Саманта вдруг ухмыльнулась, сказав: — У твоей дочери хороший вкус на мужчин, — Дарсия резко посмотрела на неё, но Саманта даже не обратила внимание. — От Элайджи Майклсона половина нашего сообщества была в восторге: интеллигентный, богатый, сдержанный и красивый. — Он древний, Саманта! — Дарсия щёлкнула пальцами перед её лицо, заставив тем самым обратить на себя внимание. — Такой же монстр, как и они все! — Не похож он на монстра… Да и твоя дочь слишком миловидна для той, кто способен на убийства. — Посмотри на меня, — резко похолодевший голос привлёк внимание сидящей напротив женщины. — Я похожа на тех, кто убивает таких, как они? — В твоих глазах есть блеск какой-то нездоровой одержимости, подруга, — ухмыльнулась Саманта, услышав недовольное фырканье. — В глазах твоей дочери я этого не увидела. — Чаще всего убийцы и скрываются под обликом ангела, — недовольно пробурчала Дарсия, внимательно наблюдая за тем, как Адэлис и Элайджа вместе разгрузили багажник, а после ведьма едва заметно взмахнула рукой и дверь сама отварилась, пропуская древнего. — Она ещё и вампиров в дом приглашает… — она разочарованно покачала головой. — Они близки, — вдруг произнесла Саманта, отчего снова наткнулась на резкий и жёсткий взгляд своей подруги. — Не смотри так на меня. Я видела, как они смотрели друг на друга. Да и ты сама видела даже от сюда, как тепло они общались. Дарсия тяжело вздохнула, пытаясь привести свои нервы в порядок. Ей всё это не нравилось. Колу нужна её дочь, а Дарсии нужна её смерть. — Ничего не хочу слышать… — пробормотала она. — И что ты хочешь делать теперь? Дарсия резко завела машину, развернулась и поехала прочь от поместья, не в силах больше находиться рядом с этим местом. — Я хочу убить свою дочь, — совершенно безэмоционально заявила миссис Эндерсон. Саманта опустила взгляд пихтово-зеленых глаз, комкая юбку красного платья. Саманта не была такой кровожадной, как Дарсия. Она не желала смерти всем сверхъестественным существам. Она считала, что среди них так же могут быть те, кто отвечает за свои поступки, кто не убивает без причины, кто не трогает мирное население… Она считала, что везде есть хорошие и плохие, просто Дарсии никогда не попадались хорошие. Саманта могла понять многое, но убийство собственной дочери… — Тебе не кажется, что это жестоко даже для тебя, Дарси? — взгляд миссис Уилсон вдруг приобрёл несвойственную ей остроту. — Убийство своего ребёнка — это… самое непростительное, что может сделать мать. Да, ты борешься за порядок на Земле, но убийство собственной дочери — это из ряда вон. — Она мне не дочь, — отрезала женщина, плавно повернув руль влево. — Ты знаешь, что это не так… — тяжело вздохнула Саманта, отвернувшись к окну. У Саманты и Алистера никогда не было детей. Её муж не хотел детей, а она хотела. Даже сейчас хочет, несмотря на то, что ей за сорок и если вдруг она окажется положение, то все врачи в один голос скажут: «старо-родящим — дорога на аборт». Она даже на мгновение не испытала того счастья, которое испытала однажды Дарсия. Саманта помнит, как та гуляла с ещё совсем крохотной Адэлис в коляске, счастливо улыбалась и радовалось тому, что у неё родилась красавица дочь. Саманта знала Дарсию ещё тогда, когда они учились в школе. Тогда она была совсем другой: доброй, сострадательной, светлой и не злой на весь мир. Дарсия даже муху прихлопнуть не могла, что уж говорить об убийствах, которыми она сейчас промышляет. Внешне они с Адэлис даже были похожи, только её дочь казалась более утончённой, с какой-то грацией и проницательностью во взгляде, которая была у Дарена. Внешне она точно взяла всё самое лучшее от родителей. Да и это их столкновение… Стало бы чудовище, каким её называет Дарсия, извиняться за то, в чём она даже не была виновата? Сама Саманта не видела, куда шла, потому что старалась удержать в руках все вещи, которые она уже успела снять с вешалок. — Это так, — грубо заявила Дарсия. Вдохнув и выдохнув, Саманта обратила на неё уставший и будто даже разочарованный взгляд: — Она не сделала тебе никакого зла, Дарсия. Она — невинная девочка! За что ты её ненавидишь? — Из-за этой невинной девочки, какой ты её считаешь, я на веки проклята! — громко возразила Дарсия. — Если бы не она, то, возможно, у меня бы сейчас было трое детей и я жила бы счастливая где-то на берегу моря с любимым мужем! Однако я двадцать лет мучаюсь с проклятием, который наложил её придурковатый дед! Если бы не она, то ничего этого не было! Если бы только не сила, с которой она родилась… — И в этом она виновата? — Саманата смотрела на подругу — как на безумную. — Ты себя слышишь, Дарсия? Никто не может выбрать, кем ему родиться! И если уж сказать честно, то проблема в тебе… — Во мне? — она поперхнулась воздухом, несколько раз перевела бешеный взгляд с подруги на дорогу и обратно. — Ты теперь меня винить будешь? В чём виновата я? Я наделила ей этой силой? — Нет… Но ты полюбила Дарена, который владел этой силой, но отказался от неё ради тебя. Когда-то, получается, он был таким же чудовищем и использовал магию себе во благо, возможно даже кому-то во вред, — Саманта неопределённо пожала плечами. — Но ты его полюбила, даже не зная, что он был одним из них. Ты полюбила его за человечность, за отношение к тебе… С чего ты взяла, что твоя дочь — другая? С чего ты взяла, что все вампиры жуткие кровососущие чудовища? — Да потому что они такие и есть! — прокричала Дарсия, посмотрев на подругу диким взглядом. — Почти все Гилберты погибли из-за этих чудовищ! Билл Форбс стал жертвой вампира! Нападание на членов совета — то же их рук дело! За последние шесть лет в городе произошло около с сотни официально зафиксированных случаев о нападение «животных»! Всё это — они! Вампиры, Саманта! Такого рекорда не было с тысяча девятьсот двенадцатого года! — Хорошо, — смиренно ответила Саманта, — а ведьмы? Ты будешь их ненавидеть только из-за Джона? Дарсия на долю секунды опустила взгляд, но тут же вернула его на дорогу, вспомнив о том, что находится за рулём. — И не только из-за него… Я не изменю своего решения, Саманта. Я хочу, чтобы моя дочь умерла. Её магия забрала у меня всё и превратила меня в то, кем я сейчас являюсь. Саманта даже больше не стала ничего говорить, снова отвернувшись к окну. Она знала, что повлиять на Дарсию она не сможет. Она слышала, что даже Дарен неделю назад пытался вразумить совет, призывая дать возможность детям покинуть город или хотя бы не трогать их. Он уверял, что сверхъестественное сообщество не будет трогать совет основателей, если они сами не дадут им повода превратить город в кровавое побоище. Саманта почему-то была с ним согласна. Дарен всегда был мудрым, дальновидным и всегда предлагал действительно хорошие и действующие идеи. Он был самым умным в их классе. И тогда многие, если не все, прислушивались к нему, но сейчас все считают, что он спятил, раз хочет дать шанса на спасение этим монстрам. Но Саманта снова прислушивалась к нему, как и когда-то в школьные времена. И почему-то ей снова казалось, что он советует принять правильное решение. С того времени, конечно, многое изменилось, но не дальновидность Дарена…* * *
— Итак, — Адэлис поставила руки на бока, осматривая все продукты на кухонной тумбе. — И какое блюдо ты загадал? — Попробуй угадать, — заговорщицки улыбнулся он и развёл руками. Адэлис склонила голову в его сторону, лениво улыбнувшись, но Элайджа лишь кивнул в сторону продуктов. Недовольно цокнув, Адэлис подошла поближе, осматривая внимательно все овощи, курицу, макаронное изделие в виде спиралек, сыр, специи… — Чувствую запах Италии, — улыбнулась она. — Примавера с курицей? — Элайджа довольно кивнул. — Так ты любитель итальянской кухни? — Итальянской и французской, — добавил он, подойдя ближе. — Надеюсь, тебе нравится итальянская кухня? — Я её обожаю! Ещё люблю русскую и ту же французскую. — Русскую? — удивился древний. — Какое блюдо? — У них есть вкусный суп — «борщ». Знаешь его? — Это тот, который на вид как кровь? Адэлис рассмеялась и кивнула. — Почти. Хотя впервые его приготовили в Киевской Руси, но именно я пробовала его в России, поэтому считаю его русским. Этот суп всё равно входит в список национальных блюд, по-моему, семи стран. — Кол любил этот суп, — вспомнил Элайджа. — Он в девятнадцатом веке странствовал по России и там его накормили этим супом. Он сказал, что ничего вкуснее не пробовал. — И я с ним согласна! А ты не пробовал? — Не припоминаю, чтобы я ел такой суп, — нахмурился он, пытаясь вспомнить. — Скорее всего, нет. — Я это запомню! — с улыбкой сказала она, переведя взгляд на продукты. — Примавера… Что ж, хорошо. — А ты что задумала? — Салат с бураттой и, как я уже говорила, вкусный яблочный пирог, — с широкой улыбкой заявила она. — Тогда, давай начнём. Они вдвоём надели чёрные фартуки и приступили к работе, отчего в кухне тут же закипела жизнь. Адэлис предложила включить на фон что-то джазовое, с чем Элайджа охотно её поддержал. Кухня тут же наполнилась запахами разных овощей и специй, шумом воды и голосов. Адэлис часто пританцовывала на одном месте или просто качала головой в такт музыке, при этом ведя оживлённую беседу с Элайджей. Они разговаривали буквально обо всём, но ни разу не коснулись темы насущных проблем. Элайджа получал настоящее удовольствие, находиться с ней на одной кухне, наблюдать за тем, как она танцует, иногда что-то напевает, готовит и ведёт с ним разговор. Адэлис часто посматривала на него и даже хвалила за хорошо сваренные макароны и поджаристое мясо. Тогда она сказала: — Не перестаю удивляться твоим способностям. У тебя умелые руки и талант к готовке. Как по мне — идеальное сочетание. А он широко улыбнулся, наклонившись и оставив лёгкий поцелуй на румяной щеке, отчего та покраснела ещё больше. Эта игра им обоим приносило удовольствие. Адэлис довольно быстро справилась с салатом, уже разместив его на круглом столе, где они завтракали этим утром. Ей оставалось разобраться с яблочным пирогом, пока Элайджа заканчивал своё творение… Спустя двадцать минут почти вся еда была готова, кроме яблочного пирога, который пока готовился в духовке, но запах яблок уже наполнил собою всю кухню. На столе была постелена белая скатерть. Адэлис, как ведьма, настояла на паре свечей и на небольшом букете растущих на заднем дворе пионов. Она любила кушать в красивой атмосфере, пусть даже если эта атмосфера напоминает романтический вечер. Элайджа не возражал. Ему нравилось наблюдать за тем, как она за считанные секунды создавала красоту в своей фантазии, а после воплощала её в жизнь. Элайджа ловко открыл бутылку белого сухого вина, разлив его по бокалам. Адэлис с полуулыбкой смотрела на него, водя пальцем по белоснежной скатерти и слушая немного приглушённую джазовую музыку. — За хороший вечер, — Элайджа приподнял бокал. — За хороший вечер. Тут же последовал осторожный удар бокалов, и они попробовали вино, не сводя при этом глаз друг с друга. Они оба решили начать с салата, который был приготовлен Адэлис. Она внимательно исподлобья наблюдала за древним, ожидая его вердикта. Элайджа, как и любой вампир, уважал человеческую еду, которая, особенно, была хорошо приготовлена. Он любил итальянскую и французскую кухню, имел даже список любимых блюд. Несмотря на свой вампиризм, Элайджа любил есть в проверенных местах. Там, где он был точно уверен, что ему подадут вкусное блюдо. Как и Адэлис, он любил вкусную человеческую еду качественного приготовления. Элайджа, как и остальные Майклсоны, чаще всего заказывали еду на дом из лучших ресторанов города или сразу повара, который сможет всю нужную им еду приготовить. И он практически никогда не чувствовал разницы между тем, как готовили разные повара. Блюда были вкусными, с красивой подачей. Видно, что те стараются и любят своё дело, но сейчас он вспомнил слова Адэлис: «Когда готовишь что-то своему другу, брату или сестре, или любимому человеку, то вкладываешь в готовку всю любовь к ним, заботу, доброту… Чем больше хороших эмоций испытываешь во время приготовления чего-либо, тем вкуснее и особеннее будет итог». Даже обычный, вроде бы, салат, у неё получился на вкус особенным. В нём присутствовало что-то энергетически-прекрасное, что-то, что было в самой Адэлис. Словно маленькая часть её души. И Элайдже это нравилось. — Если бы ты только знала, какое удовольствие я сейчас получаю, — он чуть отвёл руку с вилкой в сторону, совершив вращающееся движение. — Ты не ведьма… — Кто же я тогда? — не поняла она, но улыбаться не перестала. — Ты — самая настоящая волшебница, Адэлис. И вдруг её сердце сделало странный кульбит, а потом она вдруг испытала что-то такое светлое, доброе, тёплое и до невозможности приятное. Так её ещё никто не называл. Адэлис даже не почувствовала того, как её губы растянулись в широкой и ослепляющей улыбке, обнажив белые, как снег, зубы. Её глаза сейчас сверкали ярче алмаза, а тёплый свет от свечей как раз добавлял какого-то волшебства. — Ты пытаешься соблазнить меня красивыми словами? — вдруг ухмыльнулась она, снова увлекаясь едой. Элайджа последовал её примеру: широко улыбнувшись, и взяв в руки бокал с вином. — Если бы я хотел тебя соблазнить, то сделал бы это по-другому. Адэлис заинтересованно хмыкнула, так же потянувшись к бокалу. — Любопытно… Элайджа помнит о её фантазии, и судя по её слегка вспыхнувшим щекам, она заработала в том самом «испорченном» русле. — Как тебе вино? На аромат вино имело ноты теплой масляной, сладких специй, мёда и спелых косточковых фруктов. А на вкус отчётливо ощущалась кислинка с едва уловимым пряным послевкусием. — Хорошее, — покачала Адэлис головой, гоняя золотисто-лимонную жидкость по краям бокала. — Разнообразие. Обычно, если я и пью вино, то красное полусладкое. А тебе? — Мне нравится, что когда его пьёшь, ощущаешь на языке свежий вкус лайма, но это лёгкое пряное послевкусие — идеальное дополнение. — Согласна, — Адэлис отсалютовала ему бокалом, снова делая небольшой глоток и подумав о том, что было бы странно, если бы им не понравилось дорогостоящее вино, из не менее элитного винного магазина. — Слушай, расскажи мне про бал, который был тут несколько лет назад. — Думаю, начать стоит не с него, а с того, что Деймон и Стефан отчаянно искали способ положить конец Клаусу. Тогда Стефан украл гробы, в которых лежали все мы, заколотые кинжалами. Наши гробы открыть было легко. Они были не заколдованы, а гроб нашей матери, был запечатан мощным защитным заговором. Открыть его не мог никто, кроме ведьмы, чья родовая сила поддерживало тело нашей матери в этом мир. В один день, Деймон решил освободить меня, решив, что мы сможем договориться. Как думаешь: смогли? — он из-под бровей посмотрел на неё. — Думаю, — Адэлис задумчиво нахмурилась, неслышно постукивая ноготком по столу, — да. Элайджа довольно улыбнулся и подтвердил коротким кивком. — Они со Стефаном должны были прийти к нам на ужин и заключить мирный договор, который подразумевал отсутствие жертв и лишних кровопролитий. Встреча состоялась, но вот договориться у них так и не получилось. Сальваторе предложили такой вариант: они возвращают гроб, в котором покоилась наша мать и мы покидаем Мистик-Фоллс, а они вместе с Еленой — живут долго и счастливо, безо всякой вражды. По моему мнению, это была справедливая сделка. Однако Клаус был не согласен на такую сделку. Ему нужна была кровь Елены, которая бы послужила гарантией на то, что у него будут гибриды, чтобы бороться с врагами. И он предложил им другую. Адэлис вопросительно выгнула бровь и ни на секунду не отвела заинтересованного взгляда, давая понять, что ей хочется знать каждую деталь. Но Элайджа бы в любом случае не стал что-то утаивать. — Елене нужно было избавиться от них обоих и, по мнению моего брата, влюбиться в футболиста и нынешнего шерифа этого города — Мэтта Донована. Стефан сразу понял, что Клаус хочет, чтобы род Петровых продолжился. В таком бы случае, каждые, как минимум, пятьсот лет, на свет рождались бы двойники, что было бы опять гарантией того, что у Клауса будет вечный запас крови двойника. Мой брат был уверен, что рано или поздно Елену либо обратят в вампира, либо она бы умерла из-за их вражды. И по его мнению, быть донором и обычным человеком, который сможет продолжить свой род — лучший выход для неё. Клаус так же обещал Елене и её семье вечную защиту, но Стефан отказался, за что чуть не поплатился жизнью. Деймон бы вмешался, чего нельзя было допустить на тот момент, поэтому я помешал ему. К тому времени, гроб уже был открыт. Мы скрылись лишь на минуту, а потом я устроил небольшое представление своему брату, показав вытащенные из наших братьев и сестры — клинки. Наша семья была готова оставить Клауса в тот вечер, но явилась мама, которая намеревалась воссоединить нашу семью. — На том свете, — буркнула себе под нос ведьма, сделав небольшой глоток вина. Она даже не задумалась о том, что в эти трёх простых словах крылась вся правда. — Что? — спросила она, не понимая, почему Элайджа вдруг умолк и с нескрываемым удивлением смотрел на неё. — На самом деле, именно это она и собиралась сделать. — Неудивительно, — ухмыльнулась Адэлис. — Было бы глупо с моей стороны ожидать чего-то другого, тем более после того, что я сегодня услышала от самой Эстер. А что было не на самом деле? Как она попыталась обвести вас вокруг пальца? — Эстер решила устроить бал в честь нашего возвращения и нового союза. И как бы на тот момент нам хотелось верить в чистые намерения нашей матери, мы с Никлаусом не могли этого сделать. Даже несмотря на все её слова о том, что ей понадобилась тысяча лет на то, чтобы простить Клауса. Она послала Елене письмо с приглашением на бал и с просьбой о личной встрече. Конечно, не обошлось без братьев Сальваторе, которые сопровождали её, опасаясь, что-либо её прикончит кто-то из моих братьев или Ребекка, либо сразу матушка. Перед тем, как Елена пошла к Эстер, мы столкнулись с ней в одном из коридоров и я попросил её передать мне весь их будущий разговор. Она убедила меня в том, что найдёт сразу, как поговорит с ней. Тогда Эстер рассказала ей историю о том, как Никлаус убил её, и почему она всё ещё жива. Затем она поведывала ей о том, что никогда не хотела создавать мерзость, — Элайджа махнул рукой рядом с собой, намекая на тех, кем является он, — и что обратив своих детей в вампиров, Эстер хотела лишь защитить нас. И, конечно, Эстер рассказала ей о своих истинных намерениях, в которые входил план по уничтожению нашей семьи. Бал — всего лишь предлог, чтобы собрать всех нас вместе и сотворить связующее заклинание на крови двойника, а после подмешать кровь в игристое вино. И об этом Елена умолчала. Она не сказала мне о том, что матушка связала нас всех. В тот вечер выпили мы все. На следующий день наша мать встретилась с Бонни Беннет и её матерью. Она собиралась использовать всю их родовую силу, чтобы направить её на нас и нейтрализовать заклинание вампирзма, а после убить. Финн вызвался в жертвы, считая, что смерть избавит его от позора. Мы узнали всё вовремя и начали действовать. Мне пришлось воспользоваться ненавистью Ребекки к Елене, за то что та вонзила ей в спину кинжал и я попросил её проследить за двойником и в случае чего-то… послушать свою ненависть. Конечно, братья Сальваторе не могли допустить, чтобы Елена погибла, и они нашли лазейку. Деймон обратил мать Бонни в вампира, а когда погибает один из Беннетов, их родовая сила слабеет, а соответственно те, кто питаются их силой, так же ослабевают. Это помогло сорвать планы нашей мамы. Брови Адэлис взметнулись на лоб, а сама она откинулась на спинку стула, переваривая всё услышанное. Ясное дело, что их мать не остановиться. Она тысячу лет жила местью, вынашивая план по уничтожению своей семьи, своих детей… «Ещё этот Финн… Он самоубийца что ли? Какой придурок пойдёт на смерть ради этого»? — У вашего брата, Финна, я так понимаю, имеются суицидальные наклонности, а и ещё выраженный эгоизм. — Пожалуйста, объяснись, — попросил он, сделав пару глотков вина. — Обязательно, — кивнула она. — Только прежде поясни один момент: как Финн относился ко всем вам? — Он нас терпеть не мог. Особенно Никлауса. — Тогда понятно, — хмыкнула Адэлис, понимая, что можно было бы не спрашивать. Всё и так очевидно. — Просто братья так не поступают, Элайджа. Я спросила о ваших взаимоотношениях, потому что мне было не понятно, как он посмел подвергнуть опасности не только себя, но и всех вас — своих братьев и сестру! Я понимаю ненависть Финна к Клаусу, который с заботой уложил его в гроб на девятьсот лет! — взмахнула она руками, не заметив короткую ухмылку на лице Элайджи после слова «забота». — Но вас за что? За что он ненавидел тебя, Ребекку и Кола? — Финн ненавидел нас за то, что мы все стали чудовищами. И за то, как он выразился, что мы «прогнулись» под Никлаусом, опасаясь его гнева. Финн терпеть не мог Клауса не только за то, что он усыпил его на большую часть жизни, но и за его стремление к власти, к невообразимой силе и отсутствию человечности. Финн не пытался разглядеть в нашем брате то, что вижу я. Финн никогда не понимал нашей клятвы, считал её глупостью и не понимал нашу веру в святость семейных уз. Меня, в основном, Финн не любил за то, что я поощрял какие-то поступки Клауса на протяжение столетий. И, возможно, в этом он прав. Было время, когда я был готов на всё ради своего брата, даже на некоторые аморальные поступки. Но, когда я понял, что всё, что делаем мы с братом — нечеловечно и чудовищно, я сначала изменился сам, нашёл в себе остатки человечности и начал возрождать то, что практически потерял. С Клаусом было в разы труднее. Брат упорно сопротивлялся моим желаниям отыскать в его душе что-то хорошо, но я не терял надежды. Я знал, чувствовал, что он не потерян. Финн, как ты уже поняла, всегда был другого мнения. Он всю жизнь был сыном Эстер и хотел идти по её стопам. И считает точно так же, как и она, что вампиризм — это противоестественно. Он считает точно так же, как и большинство охотников на таких, как ты и я, что мы не заслуживаем делить землю с обычными невинными людьми. Финн считает, что чудовища подобным нам, рано или поздно погубят всё прекрасное на этой Земле. Какое-то недолгое время Адэлис молчала, пытаясь понять, почему Финн так считал и есть ли в его поступках что-то, что может заставить его понять. Ответ нашёлся довольно быстро. — Эстер сказала мне, что если бы я и Джон примкнули к ведьмам и колдунам, которые верят в равновесие и поддерживают его, то моё мнение ко многому бы изменилось, — пробормотала она, смотря в стол. Элайджа не совсем понял, причём тут это, но пояснение не заставило себя долго ждать. Адэлис слегка потрясла головой, прогоняя из мыслей образ Эстер. — Если смотреть с их точки зрения, то ненависть Финна к тебе и к остальным — оправдана. Финн, как ты сказал, хотел следовать по пути матери, преуспев в магических искусствах и продолжить борьбу за равновесие, и так же служить духам, как это делала она. Духи, как я говорила бесчисленное количество раз, эгоистичные уроды, которые качают свои права и желания, которые не успели осуществить при жизни. Я не верю в природное равновесие по той причине, что я знаю, что происходит в мире мёртвых. Он практически копия нашего, только с другими законами и правилами, и совмещён с парой других миров. Там магия работает в некотором плане — иначе… Просто духи бояться, что чем больше будет умирать сильных существ, будь то самые древние вампиры или ведьмы и колдуны, которые не терпят равновесие, то в их мире начнётся хаос, который выйдет за пределы их мира и попадёт в наш. И тогда мы снова не избежим глобальной катастрофы. Поэтому они пытаются привить ведьмам и колдунам веру в то, чего, по сути, нет. Равновесие — удобная завеса, за которой прячутся их истинные мотивы. Не знающие этого ведьмы и колдуны лишь играют им на руку, выполняя их приказы. В мире и так существуют еретики, так и ещё гибрид оборотня и вампира. Сам подумай, что может быть, если все эти существа объединяться в том мире и устроят революцию? — Стой! Стой! Стой! — Элайджа поставил бокал, облокачиваясь на стол. — Хочешь сказать, духи просто бояться потерять свою… корону и бояться хаоса, который просто не смогут устранить? — Сам подумай! — Адэлис так же поддалась вперёд, начав объяснять дальше более энергично жестикулируя. — По статистике, восемьдесят процентов ведьм на этой земле работают на мир духов, уничтожая тех, кто может помешать их дальнейшим планам, которые касаются сразу нескольких миров. Изначально Другая Сторона была создана для того, чтобы расправиться с первыми двойниками, но когда Духи, на пару с Кетсией, когда та уже умерла, поговорили о функциональности чистилища, они поняли, что это идеальное место для всех сверхъестественных существ. Они могли не бояться, что те попадут в мир для мёртвых людей и начнут свои беспорядки там. Что происходило на Другой стороне, духов не особо волновало. И когда Чистилище пало, то духи забили тревогу, потому что часть сверхъестественных существ попала в их мир. Представь, что может быть, если туда попадут еретики или же твой брат? Финн, как один из тех, кто будет биться, в случае такой фантастики, на стороне духов, не хотел бы, чтобы вампиры и им прочие, уничтожили ещё один мир или превратили бы его в невесть во что! Того же мнения твоя мама и все те, кто относиться к их приспешникам! — Выходит, что духи, которые господствуют над тем миром, просто опьянены своей властью и бояться её потерять… — понимал Элайджа, а Адэлис на каждое его слово энергично кивала. — Именно поэтому твоей матери было важно избавиться от вас, чтобы разрушить вампиризм и уменьшить риск возникновения хаоса. Она не хочет этого ни для своего мира мёртвых, ни для мира живых. И в данном случае, эгоизм твоей матери граничит… — тяжёлый вздох, — с благородством. Эстер думает о людях, это похвалено, но… поступает как настоящее чудовище, по отношению к своим детям. И это я осуждаю больше, чем что-либо ещё из их поступков. Элайджа внимательно смотрел на неё. Конечно, он был обескуражен, не понимая до этого момента, насколько стремления духов глубоки и к чему всё это может привести. Адэлис сейчас на многое открыла ему глаза, но он чувствовал, что его отношение не изменилось ни к матери, ни к духам. Он не позволит уничтожить свою семью никому из них. Элайджа сам убьёт любого, кто попытается тронуть хотя бы пальцем любого из родных ему людей. — Адэлис, — он прокашлялся, почувствовав, что в горле пересохло. Она взглянула на него, наблюдая за тем, как древний снова промочил горло и обратил внимание на неё. — Ты же знаешь о том, что каждый вампир связан с одним из древних? — кивок. — Даже если, чисто теоретически, у Эстер получиться убить нас, что они будут делать с теми вампирами, что уже в мире мёртвых? Там так же гибриды Клауса… — Не знаю… — задумалась Адэлис. — Хотя… Допустим, всё выйдет из-под нашего контроля и Майкл убьёт всех вас. Вы попадёте в общий мир, где проживают все сверхъестественные существа вместе с обычными людьми. В нашем мире умрут все, кто был связан с вами. Но ваша вампирское «Я» будет таким же там, а это значит, то духи смогут найти лазейку и разорвать связь в том мире с другими вампирами. Думаю, такой вариант вполне имеет место быть. Что-то внутри древнего щёлкнуло и он резко посмотрел на ведьму, которая даже бровью не повела. Элайджа Майклсон много раз в своей жизни задумывался о том, кем бы он был в одиннадцатом веке, если бы остался обычным человеком? Богатым землевладельцем, как и его отец? Или защищал бы земли, воевал или, не дай Бог, стал викингом? Его передёргивало каждый раз во время мыслей о викингах. За столько веков он видел, как рушились города и выстраивались новые. Видел, как свергали власть. Видел множество войн и прочего, что случалось с этим миром. Он видел, и знает то, о чём мало кто может даже подозревать. Он прожил на этой Земле десять веков, но ни разу не мог себе признаться в том, что не хотел быть тем, кем является. Ему, скорее, нравилось быть вампиром, чем наоборот. Элайджа имел превосходный контроль над монстром внутри себя. Он смог сохранить, а точнее — возродить свою человечность. Он имеет невообразимую силу, о которой обычный смертный может лишь догадываться благодаря современному кинематографу. Элайджа даже смог обрести любовь и потерять её… Но винил ли он в своих потерях вампиризм? Нет. Только самого себя. Если они и являлись чудовищами, то от части превратились в них сами. Всё дело в контроле. Если вампир развяжет себе руки и ноги, то он станет настоящим мясником, которому даже близко не будет знакомо слово «человечность». Конечно, не со всеми так. Кто-то, как Кэролайн, сразу, как только обратились, учиться контролировать себя. Кто-то пускается во все тяжкие и совершает кучу ошибок, из-за которых потом долго жалеет. Элайджа развязывал себе руки и ноги, убивал практически на ровне с Клаусом, но он смог вспомнить, что в первую очередь он — человек. А истинный человек — не лишён человечности. Вампиризм — его второе и тёмное «Я», над котором нужно работать и иметь железный контроль. Ушло много сил и времени, чтобы обуздать свою тьму, договориться с ней и вспомнить, каким он был человеком. И он смог. Элайджа крайне редко проявляет свои вампирские черты. И чаще обращался к своему врождённому дару дипломата, чем к насильственным методам. Конечно, иногда он совмещал то, и другое, но крайне редко. Но сейчас что-то меняется. Элайджа чувствует, что грядёт что-то, чего никогда не было. Что-то очень опасное, в первую очередь для его семьи. И он сделает всё, чтобы защитить свою семью. — Я не дам им уничтожить мою семью, — чётким и сердитым тоном заявил он. — Чего бы моя мать не удумала, я приложу все усилия, чтобы не дать этому случиться. Адэлис мило и искренне улыбнулась, склонив голову. Она чувствовала в Элайдже большое человеческое сердце, которое было наполнено любовью к своей семье. Каждое его слово было искреннем. Она знала или же чувствовала, что он говорит правду. Адэлис не знает, что ужасного он совершал и когда, но что бы это не было, он смог вернуться. Элайджа смог пробудить в себе человечность, которая восстала словно феникс из пепла. Он видел, с каким восхищением и уважением она смотрела на него, явно разделяя с ним его точку зрения. По привычке Элайдже хотелось спросить: «Ты со мной»? Но он сдержался, прекрасно зная, что она ничего не помнит и не поймёт, либо поймёт, но не правильно. Адэлис едва заметно согнула пальчики правой ладони, и музыка заиграла чуть громче. Элайджа ухмыльнулся, поняв всё без лишних слов. Поднявшись со стула, он протянул ей руку, приглашая на второй танец. Адэлис с радостью приняла приглашение, двигаясь рука об руку с Элайджей в центр кухни. Остановившись, Элайджа одной рукой сжал её ладонь, а вторую разместил у неё на талии. Её зелено-карие глаза смотрели прямо на него, будто желали проникнуть в самую душу, вытащить что-то самое сокровенное… Забавно было то, что Адэлис думала точно так же. Элайджа смотрел на неё своими тёмно-кариеми глазами, как будто мечтая прочесть её мысли: узнать, о чём она думает и что чувствует, чего бы ей хотелось… Их тела медленно покачивались в такт музыке, ладони скользили друг по другу, временами переплетая пальцы. Они вдыхали запах друг друга. Адэлис пахла ароматом утреннего кофе и белых цветов, которые сейчас стояли на столе в небольшой вазе. Эти ноты белых цветов соблазняют своей откровенностью, а кофеин провоцирует выработку адреналина. Ваниль дарит сладкую чувственность. Её духи так нравились Элайдже, что, кажется, он готов дышать только ими. Игра противоположностей — горького и сладкого, заставляет голову идти кругом, а в мыслях появляется: «так мало»… Первая нота — кофе, такой пробуждающий и дарящий силу. А после аромат смягчался, женственные аккорды цветов жасмина и апельсина захватывали сознание, не давая шанса подумать ни о чём другом. А ваниль, нотки кедра и пачули окончательно пленили и дарили ей какой-то элегантности и ощущения женской силы… Если бы вдруг у Элайджи спросили, какой запах вызывает зависимость, то он точно назвал бы её духи. Адэлис тоже смогла прочувствовать его запах куда больше и лучше, чем в прошлый раз. Запах его духов ассоциировался у ведьмы с древностью, магией, ритуалами и миром духов. Хорошо ощущаемые базовые ноты пряного шафрана, мускатного ореха и нежной лаванды. А смолистые пачули и соблазнительный восточный мускус обволакивали гипнотическим шлейфом, пробуждая в сознании образы потусторонних миров. Самый настоящий магнит для ведьм… Элайджа старался лишний раз не опускать взгляд на её губы, чтобы не позволять своей фантазии, мыслям и воспоминаниям окунуться в те времена, когда между ними не было никаких запретов и тайн. В те времена, когда они были вместе, и почти всё свободное время проводили в обществе друг друга. В те времена, когда их любовь не знала границ. А их чувства не просто обжигали, а заставляли сгорать друг друга от желаний, тяги, от эмоциональной и физической зависимости. Элайджа помнит, как поменялась их жизнь на «до» и «после», когда они с Аделией признались во всём, что чувствовали друг к другу довольно продолжительное время. Он помнит, как они не могли насытиться друг другом. Он помнит, что они были готовы сжечь города ради друг друга и их общей семьи. Эта женщина… Таких женщин он больше не встречал в своей жизни. Аделия единственная везде и практически во всём видела то же самое, что и он. Они были похожи, но при этом в чём-то разные. Аделия описывала их так: «— Ты, Элайджа Майклсон, холод, разум и расчёт. А я страсть, импульсивность и эмоции. И клянусь, я заставлю тебя вспомнить, что такое эмоции»! Эти слова промчались словно громом с молнией среди ясного неба. И сейчас Элайджа кое-что понял. Он в полной, как выражается современная молодёжь, заднице. В прошлом Аделия заставляла чувствовать его более открыто, не играя, пробуждая в нём все возможные человеческие эмоции и чувства. Она же сейчас, решила пойти по-другому, решив поиграть с ним и… возможно, выяснить, что тот может чувствовать. Адэлис как-то обмолвилась о том, что когда она слышала об Элайдже, в её воображение чуть ли не вырисовывался айсберг в человеческом облике. «А вот и я нашёл объяснение твоей задуманной игре, волшебница. Посмотрим, что из этого выйдет». А в заднице он потому что близость с этой девушкой, его тогдашней женой и самой большой любовью жизни — равносильна пытке. Смотря на неё, он каждый раз окунается в воспоминания их совместной жизни, прокручивая в голове все их совместные моменты, какими бы счастливыми или грустными они не были. Если бы она только знала, что Элайдже хочется сказать, скольким хочется поделиться… Но и держаться подальше от неё он больше не может. Не после того, как жизнь их свела снова. Элайджа знал, что это не просто так. И важно то, что он сам не хочет больше оставлять её. Находясь рядом с ней, он чувствовал, что его сердце начинает быстро биться и гореть, как в те разы, когда она впервые пронзила его стрелой, а во все остальные в момент их близости. Каждый раз, когда Элайджа опускал взгляд на её губы, он снова мечтал почувствовать их вкус, их мягкость и исходящий жар. А когда он смотрел в её глаза, которые ассоциировались у него с лесом, через которые проглядывают лучи солнца, ему самому хотелось в них утонуть и рассказать всё, о чём он молчит. Знала бы только Адэлис, что она делала с ним, когда оставляла трепетный, но горящий её внутренним огнём, поцелуй на щеке. Это было чем-то… чем-то невероятным, правильным, желанным и милым. Знала бы она только, как Элайдже трудно улыбаться раз через раз, когда это хотелось делать постоянно, стоит ей появиться рядом с ним и снова взглянуть на него. Лишь один её взгляд, такой искренний, наполненный чувствами, жизнью и любовью, и он уже готов будет уничтожить всё, что только попробует затушить в её взоре всё это. Сейчас ему остаётся довольствоваться тем, что было разрешено в их устном договоре насчёт их игры: невинные касания, почти детские поцелуи в щёку, ладонь… И даже это приносило ему неописуемую радость, восторг, просто оттого, что она рядом с ним спустя столько столетий. Она здесь, живая, дышит, говорит, танцует и что-то рассказывает, а на его губах присутствует практически юношеская улыбка. Он столько времени мечтал об этом: увидеть её снова и услышать нежный голос, что о большем мечтать пока вредно. Ему нравилась вся эта невинная близость, которая разжижала в нём целый пожар, а в ней, Элайджа надеялся, пробуждает её истинные чувства. Но он не совсем понимал, что чувствует она. Он видел и понимал, что её тело осознанно или нет тянется к нему, что её взгляд в разы теплеет, когда она смотрит на него, но каждый раз голову Элайджи посещали мысли о том, что всё может быть игрой… Одна рука Адэлис лежала у него на плече. Она изредка совершала какие-то короткие поглаживающие движения на ответный жест Элайджи, который время от времени слегка поглаживал её спиной то всей ладонью, то большим пальцем, заставляя мурашки пробегать целым стадом по телу. Они сейчас оба выглядели такими домашними. Его рубашка немного помялась, а закатанные рукава он так и не раскатал обратно после того, как они закончили готовить. Адэлис же по прибытию домой накинула на себя бело-черную клетчатую рубашку, чтобы не заляпать во время готовки красивую блузку. Её волосы чуть выбились из пучка, придавая её образу ещё большей домашней атмосферы, лёгкости и женственной нежности. Со стороны они смотрелись парой, которая просто расслабляется после долгого рабочего дня… Адэлис нравилось находиться с ним рядом, чувствовать его руки на своём теле. Ей нравилось слушать его спокойное дыхание. Ей нравилось чувствовать его вампирскую энергию, которая, по своей натуре, отдавала холодом. Но ведьма не раз уже замечала, что когда они находятся в обществе друг друга и так близко, как во время танца, его энергия вдруг менялась. Она чувствовала в нём что-то такое по-особенному родное, что так не хотела отпускать. Ей тайно хотелось просто обнимать его и чувствовать лёгкое тепло вампирского тела, делясь своим, которого у неё огромный запас. Адэлис просто хотелось смотреть на Элайджу, пытаться найти ответ на то, что её так цепляет в нём. Она чувствовала такую эмоциональную и энергетическую близость, которую не могла объяснить. Это так называемое чувство, будто знаешь человека всю жизнь, а не каких-то две недели, не считая их первой встречи пару лет назад. Адэлис правда преследовало навязчивое чувство того, что она знает Элайджу! Знает не первый год! Она смотрит на него с таким тоскливым, но при этом радостном и до безумия счастливом ощущением в груди, будто встретилась с давним другом, которого не видела несколько лет. Адэлис чувствовала себя потерянной, потому что прежде никогда подобного не испытывала. Все люди, которые ей когда-либо встречались в жизни, были самыми обычными и не возникало ощущения какой-то эмоциональной или энергетической близости. Между ней и другими людьми отношения всех были — как белый лист. С Элайджей что-то другое… Такое ощущение, что перед ней открыли книгу где-то на середине, а в самое начало пролистнуть не дают, и Адэлис не может понять, с чего началась вся история. Но ей это нравится. Это что-то необычное, что-то новое… Танцуя сейчас с Элайджей, Адэлис чувствует себя защищённой, словно её в секунду огородили от большого мира, который полон всяких опасностей, тем более для таких, как она. Адэлис возвращалась в воспоминаниях в их встречу, когда он заявился к ней домой и повёл на переговоры. Конечно, она вела себя настороженно, слушая мозг, но сердце тогда было спокойным. Сердце уже доверяло ему, что случается крайне редко… Вот с Кэролайн Адэлис испытала примерно так же, сердце чувствует, что ей можно доверять. Находясь сейчас в его нежных объятьях, Адэлис мысленно возвращалась к каждому событию, которое было связано с Элайджей. Она пыталась отыскать хоть что-то, что могло дать ей подсказку или зацепку, но не находила ничего. У них странная энергетическая связь, которая остаётся не ясна. Связь, из-за которой Адэлис уверенна, что может на него положиться, довериться. И связь, происхождение которой она не может понять, но знает, что выяснить это надо. В жизни Адэлис в последнее время очень много «надо», но она верит, что когда-нибудь разберётся со всем этим, а сейчас… Сейчас ей просто хорошо. И она просто хочет насладиться ещё одним вечером с Элайджей, пока проблемы снова не постучались в её дверь. *воспоминание… «— Проницательно, — ответила она, на секунду отводя взгляд на бокал с вином. — Только вот в чём вопрос: ты проанализировал меня или это твой опыт за всё тысячелетие? — Больше первое, чем второе. Все люди разные… Ты очень мудрая девушка, Адель, мало кто отзывался о моём брате таким образом и о нашей семье в целом. Элайджа даже сначала не понял, что сказал что-то не то, пока не увидел удивлённый взгляд на себе с тенью печального прошлого в зелено-карих глазах. — Прошу прощения, «Адель» и «Адэлис» — очень похожие для меня имена. — Нет, Элайджа, не нужно извинений. Всё хорошо, — улыбнулась она. — Просто, так меня называл Джон, и это очень приятно слышать вновь». Улыбнувшись этому воспоминанию, она вдруг вспомнила о другом, совсем недавнем… «— Эта девушка… Её звали Аделия. Сокращённо — Адель. Я часто звал её именно так. Мы познакомились случайно. На самом деле, она чуть не проткнула моё сердце стрелой в первый день знакомства»… «Мне так было приятно слышать своё сокращённое имя, произнесённое его голосом. Возможно, снаружи я выглядела грустно, потому что мне это сразу напомнило о Джоне, но из уст Элайджи это звучало по-особенному, по-другому»… Адэлис убрала голову с его плеча, чтобы снова посмотреть ему в глаза. — На нашей первом свидании ты назвал меня «Адель», — напомнила она, — прямо перед танцем. — Да… — Элайджа на мгновение опустил взгляд в низ. — Если хочешь, то я не против, чтобы ты называл меня именно так. Мне понравилось, как звучит моё имя во власти твоего голоса. Если снаружи Элайджа выглядел, как всегда, невозмутимо, то внутри него всё было иначе. Сердце сначала замедлило ход, будто чего-то испугавшись или наоборот чего-то ожидая, а потом забилось как бешеное, норовя выскочить за пределы. Сейчас он чувствовал себя так же, как когда-то в тот момент, когда они давали друг другу клятвы и говорили «да». Если бы не его самообладание и контроль как над телом, так и над эмоциями, то сейчас бы игра была точно закончена. Он бы не сдержался и поцеловал её… «Во власти моего голоса… Что ты делаешь со мной, Эндерсон»? — Я не настаиваю! — тут же сказала она, боясь, что возможно ему будет неудобно. — Я только рад, Адель. Её улыбка тут же засияла на её нежном лице, снова освещая всё вокруг и заставляя его улыбнуться. Она потянулась к нему, оставив лёгкий поцелуй на щеке, снова опаляя своим дыханием его щёку. Как бы ему хотелось, чтобы этот момент длился вечно… — Давай вернёмся за стол? — предложила она. — Конечно. Элайджа, не отпуская её нежной и тёплой руку, повёл Адэлис к столу, галантно отодвинув стул, помогая присесть. Оставалось надеяться на то, что приготовленная паста не совсем успела остыть… И к счастью паста не успела остыть. Элайдже было важно знать её мнение насчёт сотворённого им же кулинарного произведения. И какого было его удивление, когда Адэлис раза три сказала о том, что его паста — одна из самых лучших, которые она ела в своей жизни. Элайджа мог бы подумать, что она льстит, но он отлично знал её как Аделию, и знает её как Адэлис. Этот человек абсолютно не умеет льстить и лицемерить. Она всегда говорит всё, как думает, вопрос, конечно, может быть в формулировке своих чувств и эмоций. Но она никогда не соврёт о том, что ей что-то нравится или, наоборот, не нравиться. Поэтому он был необычно горд собой, что смог приготовить то, что ей понравилось. Самому Элайдже тоже понравилось приготовленное им же блюдо, но он думал, что может завышать оценку самому себе. И как же он рад, что он, судя по оценке Адэлис, поставил себе верную оценку. Конечно, оставался ещё яблочный пирог, который снова заполнил своим ароматом всю кухню, как только Адэлис вытащила его из духовки. Яблоки у Элайджи всегда ассоциировались с Новым Орлеаном. Когда они жили там, ходили на какие-то приёмы, то куда бы они не пошли, то абсолютно везде стояла, как минимум, одна ваза с одними яблоками. Больше всего Элайджа уважал зеленые, жёсткие, не слишком сладкие и с приятной кислинкой. Адэлис использовала именно их, настояв, что так пирог получиться сочнее, вкуснее и яблоки просто не превратиться в кашу во время запекания. Конечно, яблочный пирог получился превосходный, вкусный, в меру сладкий и в меру сочный благодаря яблочному соку. Элайджа снова хвалил её кулинарные способности, на что Адэлис лишь улыбалась и говорила, что испортить такой простой десерт может только дурак. Адэлис считала, что для того, чтобы приготовить яблочный пирог — особых кулинарных навыков не нужно. Достаточно делать всё по рецепту и с любовью, и тогда пирог точно получиться крайне и особенно вкусным. По крайней мере, у неё это работало именно так. Когда пришло время мыть посуду, Элайджа, без каких либо слов встал рядом с ней и принялся помогать вытирать тарелки и расставлять на место, хотя видел, каким взглядом был удостоен с самого начала. Но всё же суровый взор ведьмы сошёл на «нет» гораздо быстрее, чем было утром… Войдя в коридор, Элайджа аккуратно обошёл начерченный Адэлис круг, в который рано или поздно должна вернуться Катерина, снял с вешалки свой пиджак и закинул себе на плечи, даже не надев. — Хоть один вечер прошёл спокойно, — проговорил он, повернувшись на неё. — Спасибо тебе за него. — Тут не только моя заслуга, — покачала она головой, подойдя немного ближе. — Мы оба приложили усилий к тому, чтобы вечер прошёл прекрасно. Элайджа коснулся своей рукой её лица, слегка поглаживая румяную щёку большим пальцем. Адэлис блаженно прикрыла глаза лишь на короткий миг, практически сразу вернув на него свой взгляд. — Я точно могу оставить тебя? — с тенью беспокойства во взгляде спросил Элайджа. — Я чувствую себя отлично, Элайджа. Мне приятно, что ты беспокоишься, но, пожалуйста, не стоит. Всё хорошо. Она коснулась своей рукой его ладони на щеке, аккуратно убрала её, крепко сжав. Адэлис подошла ещё ближе, привстала на носочки и оставила поцелуй на щеке, а затем крепко обняла, чувствуя сердцем, что желает это сделать. Руки Элайджи тут же обняли её за талию, нежно прижав немного ближе к себе, снова вдыхая исходящий аромат от её волос и шее. — Я прошу тебя, воздержись от использования магии до утра, — проговорил он тихим голосом. — Не испытывай судьбу. — Я сейчас сяду делать проект, а потом пойду спать. Для этого не требуется никакой магии. — И хорошо… Адэлис отстранилась и вдруг почувствовала обжигающее и в этот же момент холодящие ощущение на метке. Шикнув, Адэлис посмотрела на метку, заметив характерное белое свечение. Элайджа обеспокоенно посмотрел на неё. — Катерина… Вдруг в холе из ниоткуда появился ледяной, самый настоящий порыв ветра прямиком из загробного мира. Свет замигал, а люстра над ними закачалась, как вдруг в магическом круге появилась Катерина, с приходом которой стоящие вокруг свечи тут же вспыхнули. Она осмотрела Элайджу и Адэлис, которые внимательно смотрели на неё. — Я узнала, что вы просили, — заявила она, гордо вскинув подбородок и они только сейчас обратили внимание на стоящего рядом с ней рыже-волосого парня с зелеными глазами. — Представься, — приказала ему Кэтрин, сложив руки под грудью. — Артур Хоккинс, — сквозь зубы представился парень, злобно посмотрев на двойника, которая даже бровью не повела. — Дальше, — холодным тоном приказала Пирс. — Говори всё! Ругаясь про себя, Хокинс перевёл взгляд с древнего на ведьму, чьи взгляды были настолько пронзительными, что, казалось, если бы он не заговорил сам, то они бы заставили силой. — Почти две недели назад я был убит Деймоном Сальваторе в парке. А сейчас я работаю на Кассандру Коллингвуд и являюсь тайным шпионом против вас.