Первородные: Почувствуй себя живым

      Нежные женские руки скользили по оголённой мужской спине, цепляясь за плечи и притягивая партнёра ближе к себе, желая слиться с ним воедино. Грубые мужские ладони, кои старались быть нежными с ней, скользили по оголённой женской фигуре, очерчивая плавные изгибы тела, наслаждаясь окутавшим их жаром. Его руки очертили девичьи ягодицы, грубо сжав нежную кожу, услышав над ухом сладостный стон, от которого в момент вскружило голову, пробуждая в теле пробежавший электрический заряд. Нависая над ней, он коснулся её шеи, с трудом держась на грани нежности и грубости, притянул к себе, чтобы подарить ещё один поцелуй, полный страсти, жадности и многовековой тоски. Её ноги сомкнулись у него на торсе, резко притянув к себе, ощутив, как возбуждённый член упёрся в половые губы. Поддавшись бёдрами вперёд, она совершила несколько круговых движений, пока он неустанно покрывал поцелуями её шею и грудь, проводя рукой по плоскому животу. Очередной стон сорвался с её приоткрытых губ, а ладони опустились на землю, сжимаясь на зеленой траве, вырывая её.       — Клаус, — тихий голос сорвался с пересохших губ, и она снова выгнулась, стоило ему только поцеловать низ живота, где уже успел образоваться тугой узел, — пожалуйста…       Он лишь приподнял бровь, устремив на неё застеленный похотью взгляд. Пальцы медленно соскользнули с её лобка, касаясь влажных промежностей…       Они потеряли счёт времени, проводя эти минуты или часы в лесу. К счастью, от города они были далеко, по крайней мере до оживлённых улиц — уж точно. Поэтому им ничто не мешало отдаться страсти, которая вдруг настигла двух давно потерявших и обретающих вновь друг друга людей. Поляна, на которой они решили отдаться чувствам, давно была наполнена не лесными звуками или пением давно улетевших птиц, а пошлыми хлопками, причмокиваниями, сладкими фразочками и редкими разговорами.       Несколько лет тому назад они прощались на такой же ноте, отдавшись чувствам в том же лесу, только в совершенно другой его стороне и на совершенно другой поляне. Тогда всё было иначе. Он любил её так же сильно, как и полюбил однажды четыре века назад. Она не любила его, но чувствовала сильное притяжение, чувствовала, как её свет тянется к столь привлекательной тьме в его лице. Она могла ненавидеть его, как это было на самом деле по началу. Могла продолжать внушать себе это чувство, но через какое-то время поняла, что не было никакого смысла в самообмане. Тогда она думала, что будет лучше, если всё останется как есть. Он должен был уехать сразу после её выпускного — с концами в Новый Орлеан. Тогда он даже не обмолвился и словом, что так резко его потянуло в этот город, а она не стала настаивать. Через долгие месяцы он вернулся на какие-то сутки, лишь бы поглумиться над умирающей заклятой «подругой», — какой её назвать даже с сарказмом очень сложно, — но столкнувшись с ней в лесу, до умирающей он так и не дошёл.       Тогда Клаус понимал, что это, наверное, единственный шанс отдать ей тот рисунок и сказать те немногие слова, которые так желал. А Кэролайн решила, что хоть раз будет честна с собой за те последние полгода. И тогда, когда он исчез после её слов… после его же слов… оставив после себя лишь слабый запах красок, свежего пергамента и крепких виски, которые он предпочитал в любое время дня, ночи и года, — она решила, что это была последняя их встреча, несмотря на яро протестующее сердце. Оно словно знало, что однажды он вернётся. Тогда она его ещё не любила, по крайней мере не признавала себе этого чувства, ведь в планах было совершенно иное, а не вечная жизнь с бессмертным взбалмошным гибридом. Но с его уходом она испытала настоящую грусть, тоску и разочарование. В жизни вдруг снова стало пусто. Такое бывает, когда из жизни тем или иным путём уходит близкий человек. Кэролайн не могла тогда назвать Клауса близким человеком. Никак нет, либо могла, но не имела сил признать себе это. Но это чувство преследовало её ещё несколько дней, точнее — несколько недель, несмотря на то, что она отчаянно старалась себе в этом не признаваться. Ещё несколько дней ей снился их последний день в лесу, единственный секс, который был самым лучшим в её жизни. Это было настоящей пыткой, ведь его не было рядом, а возбуждение буквально охватывало от кончиков волос до пяток даже до того, как она распахивала глаза. И снять его не получалось, как бы она не старалась. К счастью, потом это прошло. Конечно, он редко являлся ей во сне, особенно когда вампиршу посещала какая-то хандра, но каждый раз это было чем-то не забываемым. Он приходил из ниоткуда и уходил в никуда, а она возвращалась в скучную однообразную жизнь и в город Мистик-Фоллс.       А сейчас, или, может, час назад, Кэролайн точно не знает… Когда он притянул её к себе, взяв в плен не только её губы, но и всё тело, в ней будто что-то сорвалось. Словно какой-то щелчок, и то забытое возбуждение, которое ей когда-то удалось подавить, накрыло с головой, наглухо заглушив голос здравого разума. Его руки, его жар, губы, исследующие податливое и любимое тело… Это всё возбуждало снова и снова. Казалось, что жажда крови переросла в жажду секса и любви, которую неизвестно, удастся удалить или нет. Ещё в их первый раз она осознала, что они оба страстные, оба ненастные и оба любят грубо и развратно.       — Не сдерживай своего зверя, — прозвучала её просьба, когда она отдышалась от захватившей её волны удовольствия.       — Не считаешь, что тебе нужно прийти в себя? — он изогнул бровь, на её глазах облизывая пальцы рук, которые были измазаны в девичьих соках.       Кэролайн прикрыла глаза, тяжело дыша, но через несколько секунд она вцепилась в его плечи, повалив Майклсона на спину, оседлав его. Ухмыльнувшись ему, она только хотела наклониться к его лицу, как он сам грубо притянул её к себе, ощутив набухшие соски, кои уткнулись в его грудь. Форбс охотно отвечала на все поцелуи, что он дарил ей. Посмеивалась, когда очередной хлопок ладонью приходился на одну из раскрасневшихся ягодиц. Прикусив его губу, она резко вернулась в сидячее положение, качая бёдрами на его паху. Майклсон тут же утробно зарычал, запрокидывая голову назад. Ещё и её руки, гуляющие по его торсу и затрагивающие самые чувствительные точки, отчего всё его тело напрягалось, — сводили с ума. Кэролайн опустилась к его уху, прежде оставив смазанный поцелуй на шее, прошептав:       — Не сдерживайся, Клаус. Нам обоим это нужно.       Её голос: нежный, томный, такой тёплый и почти умоляющий… Настоящая мелодия для его ушей. Снова что-то прорычав, он резко вошёл в неё, отчего та издала тихий вскрик, до боли закусив собственные губы и сжав его плечи, оставляя царапины от ногтей. Пару секунд он дал ей привыкнуть, но когда она захотела выпрямиться, Клаус не дал ей этого сделать, практически вплотную прижав её к себе. Кэролайн на этот раз упёрлась руками в землю по обеим сторонам от его плечей, а он соприкоснулся с ней лбами, устанавливая непрерывный зрительный контакт. Он сделал так, как она его просила. Темп наращивался всё быстрее, шлепки становились всё громче, стоны зазвучали в унисон, сливаясь воедино. Им обоим давно не было так хорошо. По мужскому виску и женской груди стекали капельки пота, температура не только его тела, но и её, — зашкаливала. Майклсон смотрел на неё затуманенным взором, любуясь её раскрасневшимися щеками и блестящей от пота кожей. Боже, как она была прекрасна. Вновь притянул её к себе, чтобы ощутить этот прекрасный стон в плену собственных губ. Кэролайн охотно откликнулась, пусть и её мозг начинал крайне плохо соображать. Руки Клауса вновь легли к ней на бёдра, полностью насаживая её на себя, входя до самого упора. Несколько грубых и глубоких толчок, как их обоих окутала приятная дрожь, а она заметила, как его радужка залилась янтарно-золотистым цветом. Последние, практически хриплые стоны сорвались с их губ, и Кэролайн устало опустилась на него. Он чувствовал, насколько сильно сжимались стенки её влагалища на его члене, вызывая ещё одну, последнюю приятную волну наслаждения, от которой снова задрожало всё тело. Посмотрев на неё, он заметил, что та едва ли моргает, смотря на этот небольшой водопад, лёжа на его груди. Даже ему сейчас стоило усилий, чтобы поднять голову и оставить нежный поцелуй на её влажном лбу. Клаус накрыл её своими руками, желая укутать и спрятать от всего этого мира.       — Ты прекрасна, любовь моя, — донеслось до её спутанного сознания.       — Ты тоже… король секса, — слабо усмехнулась она, подарив поцелуй ему в грудь, не в силах поднять голову. — Обожаю твою грубость, которая граничит с чувством нежности.       Клаус улыбнулся, решая дать себе и ей времени на то, чтобы прийти в себя.       В мыслях мелькали обрывки воспоминаний того самого вечера, когда они, так же лёжа на траве, приходили в себя после нечто похожего. Было то же сбивчивое дыхание, приятная усталость, слившиеся воедино тела и два бьющихся сердца. Он лежал и слушал, как бьётся её, запоминал его мелодию. Запоминал каждый взмах её ресниц и каждый вздох. Тогда он не знал, вернётся ли когда-то. Он пообещал, что не придёт и намеривался сдержать данное ей обещание. Тогда, исчезнув прежде, чем она досчитала до конца, он впервые ощутил, как его сердце начало разрываться, буквально требуя вернутся назад, но Клаус не мог. Он ушёл, зная, что нужен дома, что должен защищать ещё не родившуюся дочь, но сердце было с той, которая его не любила, с той, кто его даже не помнила.       Когда Клаус впервые увидел её ещё в теле учителя, то не просто испытал удивление, он впал в настоящий ступор, когда шёл по школьному коридору и случайно увидел её. Она, вся такая улыбчивая, счастливая, кем-то руководила, вешая очередной плакат, кажется, в тот вечер должны были быть танцы. Клаус, в теле Аларика, просто замер, не в силах поверить в то, что видит, но ему нужно было пройти дальше, чтобы попасть в класс, в котором этот учитель вёл историю. Да уж, тогда он подумал, что на роль учителя истории прекрасно подошёл бы его старший брат, но тот, к большой тогдашней радости, отдыхал в подвале Сальваторов, заколотый кинжалом…       Майклсон понимал, что действовать в теле учителя — нет никакого смысла. Ему нужно было поскорее вернуть своё тело. Но когда он вернул его и пришло время ритуала, ему нужен был запасной оборотень и вампир. Тогда Клаусу пришлось схватить её, но вовсе не для ритуала, а для личных целей. Он хотел понять, помнит она его или хоть что-то, как она вообще оказалась вампиром? Но он даже сделать ничего не успел, ведь Деймон освободил его пленников. А потом, уже после ритуала и его первого обращения, ему пришлось уехать. Он никогда не переставал любить её, точно так же, как и бредить идеей стать сильнейшим видом и создать свою армию. Клаус знал, что любовь его жизни никуда не денется из города. Конечно, нельзя было быть уверенным в этом наверняка, но он был. Сердцем чувствовал, а сердце волка редко ошибается. Вернувшись, он познакомился с ней не на лучшей ноте, пожелав обратить её парня в новый вид. Столкнувшись с ней чуть ли не лицом к лицу, он понял, что она смотрит на него — как на незнакомца, которого презирает и ненавидит. Ещё бы, ведь он чуть не убил её любовь, слава Богу, которая давно в прошлом. А потом началась пытка: мало того, что с гибридами не клеилось, так и ещё Елена Гилберт оказалась жива; Сальваторе вечно мешались под ногами; Ребекка требовала воссоединения семьи; а потом ещё и Майкл объявился. Жизнь кипела и била ключом в самых негативных смыслах этого выражения, а Кэролайн так вообще воротила нос, считав его злом во плоти. Да ладно бы если бы просто считала, Клаус бы это пережил, не в первой, в конце концов. Так она ещё целенаправленно использовала его в своих целях, когда это нужно было. Наверное, это даже было в каком-то смысле взаимно. Но все игры зашли настолько далеко, что однажды, а если быть точнее, то два раза она чуть не умерла из-за него. Один раз он спас её сразу, как только узнал, что Тайлер всё же укусил её. Он бы не позволил ей умереть в её же день рождения. Не позволил бы в принципе! А вот во-второй, его гнев, смешанный с гордостью и её стервозность, — сыграли плохую шутку в доме Гилбертов, когда его заточили… Он тогда почти дал ей умереть. Почти убил её своими же руками. По нему не было видно, но тогда Клаус ненавидел себя в глубине души.       «Если бы только её сестра знала об этом… Эндерсон с меня бы десять шкур спустила, пока не добралась бы до скелета. Но она же не может не знать… Она просто ещё не вспомнила моих обещаний, а когда вспомнит… Боюсь представить, что от меня останется, но это будет справедливо. Я подвёл её, нарушил слово, чуть в могилу не отправил её сестру из-за своего гнева и чувств. Одно понимаю, когда придёт время, она просто со свету меня сживёт».       Клаус подавил желание тяжело вздохнуть и обречённо усмехнуться, осознав свою участь на ближайший месяц или месяцы. Её сестра любого была готова уничтожить за вред причиненный Кэролайн, и Майклсон знал это как никто другой. Остаётся лишь надеяться на то, что она позволит ему хоть что-то сказать, прежде чем захочет испытать все свои заклятия. Хотя, многое ли Клаус может сказать в своё оправдание? Ему даже перед Кэролайн стыдно за всё это, несмотря на то, что она его давно простила.       «Надо же, как всё изменилось за две недели с небольшим. Когда мы летели сюда с Элайджей и Ребеккой, мы даже договорились, что будем воспринимать сестёр как обычных союзниц, без ничего большего, чтобы не давать напрасных надеж друг другу. Договорились, что даже не будем вспоминать о далёком прошлом, а теперь… Теперь я рад, что этот план рухнул. Мы не делились этим друг с другом, но уверен, что мы чувствовали одно и тоже — боль и тоску. Пыткой было осознавать, что ты их помнишь, помнишь всё, что вас связывало, а они смотрели на нас так безэмоционально, особенно только ввязавшаяся во всё это Адэлис. С Кэролайн мы давно это прошли, но всё равно было не легче, учитывая, на какой ноте мы разошлись пять лет назад».       Лежа сейчас вместе с Кэролайн посреди леса, вдали от этого ручейка с небольшим и с трудом называемым «водопадом», он нежно перебирал её волосы, изредка доставая какие-то палочки и листочки. Слышал, как её дыхание восстановилось и, скорее всего, она так же наслаждалась моментом, как и Клаус. И вот она вдруг привстала, снова срывая с его губ поцелуй и счастливо улыбаясь.       — Я тут подумал о кое-чём, — Клаус оттянул большим пальцем её нижнюю губу и коснулся её подбородка, — игры — совершенно не наш профиль, дорогуша.       — Ну, между прочим, это твоя вина, — Кэролайн улыбнулась ему, поудобнее расположившись на гибриде. — Это ты бессовестно соблазнил меня.       — И, наверное, я твоими же руками залез к себе под кофту, а потом и ещё ремень с брюк снял.       — Нет, — ухмыльнулась она. — Это всё сделала я, а ты залез под мою блузку и в мои джинсы.       — И кто кого ещё соблазнил… — хмыкнул Клаус, задумавшись.       — Тот, кто первый сорвал с чужих губ поцелуй. Напомню, это был ты.       — Я тоже могу напомнить, — он многозначительно изогнул брови, тут же получив удар в плечо. Рассмеявшись, он прижал её к себе, перевернув, снова оказываясь сверху и заправляя её прядь волос за ухо. — Хватит драться, — он зажал руки у неё над головой, наблюдая за её часто вздымающейся грудью. — У меня будут синяки.       — Ничего страшного, переживёшь. Тебе-то смерть от этого точно не грозит! — улыбнулась она, посмеявшись.       Клаус снова сжал её горло проводя большим пальцем вниз, видя, как тяжело она вздохнула. Раскрасневшиеся и опухшие губы так и манили, что он вновь не удержался, сливаясь с ней в сладострастном поцелуе, чувствуя её скользящую пятку по своей икре.       — Как думаешь, насколько давно мы здесь? — поинтересовалась вампирша, прерывая поцелуй.       — Понятия не имею, но это ли важно? — Клаус опустился к её шеи, оставив несколько едва ощутимых поцелуи, услышав совсем приглушённый стон.       — Важно, — томным голосом ответила она. — Я волнуюсь за сестру.       — Она большая девочка. В обиду себя не даст.       — Тем не менее, — Кэролайн резко поменялась с ним местами, потому что иначе она никак не могла дотянуться до джинсовки, в которой лежал телефон. Клаус, возмущённо вздохнувший, опустил руки к ней на бёдра, совершая поглаживающие движения и внимательно наблюдая за ней. — Мы пропали на два часа, — вынесла она приговор. — Странно, что тебе брат не звонил.       — Не странно, — покачал головой Майклсон. — Я специально выключил телефон, чтобы никто не мешал мне вести переговоры.       — Так я и подумала, — Форбс адресовала ему хитрющий взгляд, вздёрнув уголками рта.       — Сестра звонила?       — Нет. И не писала. Это меня напрягает, — проговорила она, хмурясь, но уже через секунду убрала телефон, ударив несколько раз гибрида по плечам. — Встаём.       — Сейчас? — недовольно простонал гибрид, когда она поднялась.       — Нет, потом, когда я, не дай Бог, потеряю сестру, — Кэролайн услышала за собой хруст веток, тут же повернувшись на Клауса. — Виновен будешь ты! — пригрозила она пальцем.       — Ну, конечно, — усмехнулся он. — Кто же, как не я.       — Не начинай, — Кэролайн подхватила своё нижнее бельё, подарив ему ещё один короткий поцелуй. — Одевайся.

* * *

      В машине Элайджи была полная звукоизоляция от окружающего мира. Адэлис и Ребекка ехали в полной тишине, изредка отвлекаясь на телефоны, если на те приходили сообщения, но чаще всего они были увлечены видом открывающимся из окна. Старший Майклсон отдал свою машину сестре, чтобы они не тащились на такси через весь город в разные точки. Элайджа так же настаивал, что так они будут чувствовать себя уверенно и смогут спокойно что-то обсудить, если того будут требовать обстоятельства. Правда, пока разговоры не клеились. Хотя они обе испытывали желание завести разговор, но не знали, как это правильно сделать, чтобы не сразу вмешиваться в личные границы.       Ребекка, в очередной раз посмотрев на ведьму, вдруг заметила на её пальце обручальное кольцо. Сохранив спокойное лицо, она лишь размеренно улыбнулась, снова посмотрев на дорогу, попадая в очередную утреннюю пробку.       — Вернулись воспоминания о браке?       Если бы Адэлис не видела на лице Ребекки доброй улыбки, то подумала бы, что вопрос был задан с неким недовольством.       — Вернулись, — кивнула ведьма, улыбнувшись, снова посмотрев на кольцо, — но кольцо Элайджа отдал только сейчас.       — Ждал лучшего момента, — ухмыльнулась древняя, зная, что брат всегда будет искать лучшего дня, часа и минуты. — Что чувствуешь сейчас?       В прошлом, когда Адэлис была Аделией, они были близки. Ребекка с удовольствием проводила с ней часы в библиотеке, зачитываясь до поздна. Они любили обсуждать мифы и легенды. Любили дискуссировать на разного рода темы магического мира, будь то политики, некоторых личностей, кодексов и прочих вещей, где встречались спорные моменты. Они не ругались, но любили друг другу объяснять свою точку зрения на весьма повышенных тонах.       Так однажды к ним присоединился Кол, которому не спалось поздней ночью, и он решил прогуляться по замку, услышав где-то вдалеке женские возгласы. Будучи вампиром — он чуть не оглох, когда приблизился к заветным дверям. Некоторое время он стоял и слушал, что за споры сотрясают стены старинного замка поздней ночью, но поняв, что девушки обсуждают порядки и уставы магического мира, Кол не мог пройти мимо, решив присоединиться. Тот день стал началом их хорошего друг к другу расположения.       До этого Ребекка, и тем более Кол, воротили носы, смотря на ведьму, которая так нужна была старшим братьям. Сама Аделия вообще делала вид, что в упор не замечает остальных родственников Элайджи и Клауса. А когда одной поздней ночью они вот так спонтанно собрались в библиотеки, то поняли, что они все не такие уж плохие. Аделия, например, считала Ребекку той ещё стервой, хотя особых причин на то не было. Лишь её высокомерный и придирчивый взгляд, как и частые эмоциональные скачки, выводили ведьму из себя. А Кол, являясь в дальнем прошлом ведьмаком, вечно искал изъяны в её работе, указывая на ошибки, пока однажды ведьма Вурмбранд не запустила в него огненный шар в дурмане вспыхнувшей ярости. Настолько он её вывел в один день, что она была готова отправить заносчивого первородного на тот свет первым же рейсом в один конец.       А в тот вечер Кол и Адэлис поняли, почему их взгляды на магию так отличались. Они принадлежали к разным религиям. Вернее, Аделия не принадлежала ни к одной из них, а Кол, благодаря наставлениям матери, боготворил мир духов, на что ведьма постоянно красноречиво закатывала глаза. Ребекка помнит, как та пыталась переубедить его и раскрыть глаза на правду, но Кол от неё отмахивался — как от комара, не желая слушать. Ребекка, как сейчас, помнит, что он говорил:       « — Духи поддерживают грань между мирами, отдавая часть земной ведьмовской силы завесе, а часть оставляя себе. Им же тоже нужно её как-то пополнять. А откуда они возьмут её там, не понятно где, скажи мне, ведьма?!»       А Аделия вечно гневно отвечала:       « — Вселенная, дай сил… Я тебе уже раз сто объясняла: там жизнь продолжается! Практически у каждого из нас нет определённого конца. Есть затмение, да, от туда не возвращаются — это единственный конец, откуда ни сил не возьмёшь, ни сам не возвратишься, но есть тот мир. Он ничем внешне не отличается от нашего. И пока ты там обитаешь, ты точно так же развиваешься. Твоя душа продолжает расти! Твоя сущность колдуна становится сильнее. Магии нет конца ни в одном из миров! Духи её берут так же из Вселенной, как и я, как и ты когда-то с Ребеккой, как и тысячи других ведьм и колдунов!»       Примерно на этом моменте Ребекка всегда откидывалась на спинку стула, наблюдая за конфликтом двух мнений со стороны.       « — Какой к чёрту Вселенной? Ты где это вычитала? В каком гримуаре или засекреченном свитке? Нет чего-то, что отвечает за все магические процессы, будь то в нашем мире или каком-то другом!»       На этом моменте Ребекка так же замечала, как у обоих от злости краснели лица и пятнами покрывались шеи. Они почти были на критической отметки того, чтобы не сорваться и не распотрошить друг друга.       « — Надо же! С чего такая уверенность? Ты построил космический корабль и слетал туда? Или, может быть, ты путешествовал иным способом, раз так уверен в своей правде?»       И тут всегда Кол выдавал одну фразу настолько чётким тоном, который не терпел ни отлагательств, ни каких-то обсуждения, что все споры сходили на нет, а разговор продолжался через минут десять, когда все окончательно восстанавливали своё эмоциональное состояние.       « — Надеюсь, ты в курсе, что у колдунов и ведьм имеется связь с природой. И я чувствовал, что мои силы завязаны на силах Земли, а не на какой-то внеземной планете. Я уверен, что нет никакой планеты или чёрт пойми чего, что находится где-то-непонятно-где. Своего мнения я не изменю. Всё! Базар окончен!»       Именно на этом моменте Аделия всегда смотрела на Ребекку таким взглядом, не озвучивая задавая вопрос, как она его вообще терпит столько веков? Наверное, ведьма тогда даже пыталась решить, кто хуже всех по характеру в этой семье: Клаус или Кол. Одно ведьма знала точно, выводить нормальных людей из себя — они мастера.       Сама Ребекка не знала, какой точке зрения она придерживается больше всего. Она недолго была ведьмой. Считай, родители обратили её тогда, когда младшая Майклсон едва ли успела познать вкус и прелести магических искусств. Она не знала, откуда чувствовала связь со своей силой. Она даже не уверена, что вообще сумела её прочувствовать, чего явно не скажешь о тех двух пожарах, с которыми она делила стол. И, как правило, к концу всяких пылких споров, приходил разъярённый Клаус, разгоняя всех по спальням, обещая, что одну направит из рогатки в космос, познавая магическую силу вне земли, а вторым землю носом пророет, чтобы убедиться, откуда там идёт сила, а потом со всех спросит отчёт о своих внеплановых путешествиях в письменном виде на нескольких свитках. Тогда рты у всех закрывались окончательно. Даже у Аделии, ведь с той они тоже часто припирались, но, казалось, в такие моменты она его даже молча благодарила.       Все эти воспоминания дороги Ребекки, ведь тогда было хорошее время, несмотря на все конфликты и недопонимая их зарождающейся семьи, хотя тогда даже предпосылок к этому «зарождению» не было. Она помнит, как потом, через недолгое время они с Аделией уже сидели в саду и пили чай, сплетничая о всяком и хихикая. К ним часто присоединялась Каролина, несмотря на неловкость между ней и сестрой. Они долго не могли поговорить об их давних ссорах, несмотря на недели проживания на одной территории.       Смотря на ведьму Эндерсон сейчас, Ребекка не видит внешних различий, но ощущает их во время общения. В прошлом Адэлис была куда более взрывной, чем сейчас. В настоящем ведьма Эндерсон больше старается сдерживать эмоции под контролем. Хотя сегодня, например, когда Рамла позволила себе высказаться в адрес Клауса, наблюдательная Ребекка заметила в глазах Адэлис опасный маниакальный блеск, который она последний раз видела в далёком семнадцатом веке. Первородная уверена, что она бы на месте заставила Рамлу сгореть, если бы не Клаус, с которым они снова, по-видимому, решили вернуться к своим играм: заболтай жертву, а потом я отгрызу ей шею, — Майклсон всегда это так называла. Потому что у них в дуэте вечно один болтает, психологически давя на противника, а второй добивает, но уже физически. И нет в этом дуэте постоянства. Они всегда меняются в зависимости от ситуации. Однако есть одно «но»: Никлаусу неважно, кого убивать, а вот Аделия убивала лишь тогда, когда кто-то посмел сделать что-то нехорошее в адрес её семьи и близких людей. Такое одно, но, как кажется вампирше, весомое различие.       — Ты интересуешься о чувствах, которые у меня появились после того, как твой брат надел мне кольцо на палец или в общем? — вопросительно вскинула та брови, посмотрев на собеседницу, которая мило улыбнулась.       — В общем даже будет интереснее. Но если не желаешь вести личный разговор, то я не настаиваю.       Адэлис была «за» разговор, ведь так можно лучше узнать Ребекку. Её не покидало чувство, что в этом разговоре есть что-то, что ей не ясно. Словно Майклсон хочется подойти к какой-то конкретной теме, но не знает, как это сделать, либо знает и постепенно надвигается.       — Элайджа мне дорог, — сразу решила она перейти к главному. — Я… Вот если вдруг у меня спросят, что было до него в те месяцы, был ли кто-то, — я даже и не вспомню, наверное, если Вульфа напротив меня не поставят. Элайджа затмил всё, что было до него. По началу меня это пугало, когда я не понимала, что происходило. Потому что чувства к твоему брату меня захватили, можно сказать, в один момент. Словно моё сердце вдруг само распахнулось, выпуская такое великое количество чувств, что я даже не знала, куда их деть. Голова шла кругом. Потом, когда начали возвращаться воспоминания, я впадала в ещё большее непонимание. Мой ведьмовской внутренний голос шептал о прошлой жизни, а разум говорил что-то вроде: «Да, нет! Быть того не может! Тебе не может так вести в попадание во всё, во что только можно». Однако, видимо, может. Воспоминание за воспоминанием, чувство за чувством и… — Адэлис усмехнулась, даже не зная, как лучше дальше продолжить. — Похоже, нужно менять документы и ставить двойную фамилию.       — Уже готова снова стать Майклсон? — Ребекка с красноречивым изумлением взглянула на ведьму, которая задумчиво опустила взгляд. — Ты его любишь?       От второго вопроса Эндерсон пронзило такое чувство… будто её сердце оторвалось и упало куда-то в пятки. Казалось, что на неё вылили ведро ледяной воды. Она даже сама себе ещё чётко не призналась в том, что любит его. Сердце, конечно, всё знало, но она сама по себе такой человек, которому сложно говорить «я люблю тебя», тем более вообще другому человеку, к которому это даже не относится. Сложно признаваться даже не ему, а ей. Ей почему-то гораздо легче сказать близкому другу, что она его любит, чем тому, кого она действительно всем сердцем любит, по-особенному. Адэлис может поступками и прочими действиями доказывать, что она настолько сильно любит человека, что даже жить без него не может и готова отдать за него жизнь не раздумывая! Но сказать это почему-то всегда трудно. Она никогда не могла объяснить себе, в чём заключается эта трудность, но в конце концов, все трудности надо стараться преодолеть.       Ребекка не торопила её с ответом. Конечно, если бы она не знала её как Аделию, то затянувшаяся пауза её бы очень напрягла. Ещё в семнадцатом веке, когда они секретничали в саду, она поделилась с ней проблемой, которой никак не могла найти решение.       « — Я не умею говорить: «я тебя люблю». Я не знаю, почему. Возможно, дело в том, что мне никогда этого не говорил мой первый отец. Возможно, дело в моей голове, в которой где-то может сидеть мысль о слабости, которая явно возникнет, как только я признаю это. Мне так хочется сказать это твоему брату, Ребекка, но я не могу и от этого так больно в душе. Я не знаю, что мне с этим делать и как с этим справиться! Мне даже слова о любви в свой адрес слышать сложно. Не понимаю, что со мной не так…»       У Ребекки была ситуация в точности противоположная. Она легко влюблялась, легко любила и была готова кричать об этом всему миру. Поэтому, когда Аделия ей в этом призналась, Майклсон даже не поверила, что такое вообще может быть. Возможно, она бы даже допустила мысль, что подруга, — какой она уже на тот момент стала, — неудачно пошутила, но мокрые от слёз глаза, таящие в себе призыв к помощи, заставили древнюю погрузиться в тяжёлые раздумия.       Ей понадобилось много времени, чтобы помочь Аделии найти истинную причину её «недуга», каким она тогда его назвала. Ребекка стала её личным психологом или, как её называла ведьма: «специалистом по моей больной и сломленной душе». Майклсон невидимыми клешнями вытягивала из Аделии всё, что только могла, часто уходя с ней на долгие прогулки, чтобы никто из весёлой семейки им не мог помешать. Она цеплялась буквально за каждую незначительную деталь, пытаясь докопаться до корня проблемы, чтобы вырвать его и избавить бедную подругу от проблем. Майклсон, конечно, приходилось слушать многое. Она искала проблему даже не только в семейных отношениях, коим она уделяла гораздо больше внимания, чем всему остальному, но и приходилось залезать в дебри дремучего леса, копаясь в её злодеяниях.       Майклсон не была профессионалом в этом деле. Она вообще удивилась самой себе, что решила вызваться на это.       И до сих пор Ребекка хранит все тайны, все злодеяния, о которых ей когда-либо поведывала Аделия. Конечно, с её братцем не сравнится, но от чего-то даже Ребекка приходила в лёгкий шок. Когда выслушивала о её массовых убийствах первого ковена, который в начале хотел навязать ей религию верования в духов, а потом, когда Вурмбранд дала им отворот-поворот, они чуть ли не собрались принести её в жертву на благо богам. Вышло так, что всех в жертву принесла она — всех тринадцать ведьм. Потом, узнав об этом другие, они провозгласили её преступницей и убийцей всего ведьмовского земного рода. На Аделию объявили охоту, отчего ей приходилось долго скрываться, а если её находили, то ей приходилось убивать. Ребекка узнала, что у неё был целый список заклинаний, которые совмещались с боевыми практиками. Поэтому, стоило сделать какой-то резкий выпад или как-то по-особому провести рукой по воздуху, как человек, к примеру, оказывался обезглавленным. Она сама разработала их, с удовольствием позже поделившись ими со всеми Майклсонами. У Никлауса даже где-то до сих пор хранится свиток, на котором записаны эти практики.       Но когда они всё-таки добрались до сути проблемы, Ребекка осознала, что её просто не научили понимать это чувство правильно, не объяснили, что говорить «я тебя люблю» — не признак слабости или чего-то похуже. Выяснилось, что суровый отец только поступками демонстрировал жене и детям свою любовь, но никогда не говорил об этом. А Аделия, как та объяснила, всегда больше равнялась на отца, чем на мать. Она во многом брала с него пример. Дело дошло даже до того, что она потребовала от него научить её искусству владения мечом и луком, кой пришёлся ей особенно по душе. Её практически воспитали по подобию воина, привив все непростые привычки и закалённый к смерти и разочарованиям характер. Ребекка даже почти не помнит того, чтобы ведьма плакала, печалилась или переживала. Единственное, что её действительно выбивало из равновесия, это угроза её семье. Всё. Больше она не узнала слабостей в ней.       Ребекка долго объясняла ей простую истину чувств, доносила, что это не плохо и очень даже хорошо. Говорила, что когда признаёшься, самой становится легче и радостно на душе, ведь этими словами можно сделать счастливой не только себя саму, но и другого человека, тем более если чувства взаимны и обоим об этом известно. Конечно, Майклсон рекомендовала потренироваться, потому что лицо ведьмы часто казалось не тем, с каким люди обычно признаются в чувствах. На лице Аделии часто отражалась жестокость смешанная с тенью угрозы, коя была свойственна её натуре. Наверное, в истории всего человечества это были самые не обычные тренировки и навыки, которым кто-то когда-то смог научить. И что забавно, в первую очередь искреннее и настоящее «я тебя люблю» — прозвучало в адрес Ребекки Майклсон. Аделия была настолько ей благодарна, что даже не заметила, как однажды в порыве эмоций обняла древнюю, сказав эту фразу, которая ей порой уже во снах снилась. Древняя даже не просто учила её этим чувствам, она, скорее, пыталась пробудить их в суровой ведьме, на которую если взглянешь лишний раз, то можно подумать, что она ненавидит в принципе весь мир, что на самом деле было не так. Абсолютно не так. Аделия ко многому испытывала тёплые чувства, но не умела этого показывать. И именно благодаря Ребекке Аделия научилась чувствовать нежность в себе, научилась улыбаться не так, как обычно улыбается Клаус во время убийств, а по-особому, по-доброму, мило… Она вдруг тогда ощутила какую-то лёгкость, которая влетела в её сердце, распахнув его двери. Тогда Ребекка и заявила, что она, наконец-то готова…       В этом воплощении Адэлис могла сказать, что любит кого-то, но делала это крайне редко. Её душа, видимо, не забывала о традициях, показывая, что она любит человека, совершая множество поступков на его благо. Джон, например, был таким же. Он редко говорил о том, что любит кого-то, даже её. Он демонстрировал это не языком, который сказать может всё что угодно, а поступками, которые не забудутся. Адэлис училась у него тому же. Джон говорил, что чувствовать — не есть слабость, это сила, но лучше всего об этих чувствах не только говорить, но и что-то делать. Слова, конечно, сладки, но они ничего не стоят без поступков. Эндерсон не знала, почему у неё на признание в своих чувствах стоит какой-то блок, который она может преодолеть, но делает это с явным трудом.       — Готова ли я стать Майклсон? — спросила она саму себя, улыбнувшись. Взгляд так и падал на кольцо, купавшегося в солнечных лучах. Гранат просто не мог не приковывать к себе её взгляд. Адэлис всегда нравился этот камень. — Это вопрос, на который я, возможно, раньше бы даже отвечать не стала, но принимая во внимание последние события, скажу, что да. А ответ на второй вопрос будет таков: да, Ребекка, я полюбила твоего брата.       Майклсон широко улыбнулась. Видно, что ответ ведьмы её более чем устроил. Адэлис сама не смогла сдержать улыбку. Ей даже стало легче, признав эту истину.       — Выходит, что права ты была, когда сказала те самые слова.       — Перед смертью? — древняя молчаливо кивнула. — Да. Нам хватило одного вечера, который плавно перетёк в ночь и на второй день, благодаря вам, — Ребекка прикрыла глаза, колко улыбнувшись.       — Это вместо спасибо? — Ребекка возмущённо вскинула брови, усмехнувшись. — Если бы не мы с Александром, кто вас знает, когда бы вы сблизились. Оба как два придурка ходили бы вокруг да около, ища подходящий момент и выясняя, не сходите ли вы с ума, влюбляясь. Ну, ты, по крайней мере. Элайджа никогда не переставал любить тебя. Я-то уж знаю.       Эндерсон улыбнулась, дотронувшись до своего кольца. В голову вечно лезли мысли о сильнейшей связи через эти кольца. В воспоминаниях ей казалось, что они заключали не обычный брак, а что-то иное. Возможно, была какая-то магическая церемония, иначе она не может объяснить связь с кольцом, которую она не перестаёт чувствовать.       — Он говорил мне об этом, — Эндерсон кивнула, снова посмотрев на Ребекку. — Говорил, что мог испытывать чувства влюблённости, но ни на миг не забывал меня.       — И это чувство было настолько редким, что каждый этот предмет увлечения я могу пересчитать на пальцах одной руки… Он говорил тебе?       — Лишь о Хейли из-за моего личного интереса и о Кэтрин.       — Ну, что насчёт Хейли, то мне она нравилась, а Кэтрин по этот день не выношу. Да и увлечением её назвать сложно. Они вечно сходились только тогда, когда были полезны друг другу. Скажем так, они видели друг в друге удачное достижение цели, которое иногда заканчивалось сексом. Ничего лишнего, — пожала плечами древняя, словно говорила о каких-то самых обычных бытовых вещах. — Элайджа был влюблён в неё за пару веков до вашей встречи, но некоторые обстоятельства убили все эти чувства. Слава Богу, — выдохнула та. — Хотя, возможно, он пытался узнать её, но обжёгся. Порой мне кажется, что мой старший братец и вправду благородный и временами тупой олень. Жизнь ничему не учит… После тебя, в девятнадцатом веке мой брат завёл знакомство с Селестой. Одна из сильнейших ведьм того времени в Новом Орлеане, но была она… — Ребекка умолкла, пытаясь подобрать наилучшее слово и поворачивая руль вправо, — в общем, было в ней что-то иное. Мне она не нравилась и, как выяснилось позже — не зря. В один день Клаус убил её. Он аргументировал это тем, что чувствовал угрозу в этой ведьме, упомянул, что если нашему брату нужна блудница, то может пройтись по улицам города и выбрать любую на вкус и цвет. На самом деле причина была в другом. Во-первых, он чувствовал в Селесте угрозу, да и не нравилось ему, что ведьма не понимает нашей клятвы и пытается установить свои порядки. Клаус такое позволял только тебе и Кэролайн, ну, Каролине в прошлом. Позже уже выяснилось, что Клаус, увы, был прав. Селеста несколько лет назад предъявила, что умерла она именно из-за нашей клятвы. Она знала, что Элайджа был женат в прошлом. Тогда ещё эти слухи были весьма обсуждаемыми. Однако не знала на ком. Во-вторых, Клаус убил её за то, что не был готов видеть рядом со своей семьёй каких-то других ведьм помимо тебя и Кэролайн, — Ребекка круто повернула руль, выехав на более пустую дорогу. — Он во всех видел угрозу, а к тому времени у него совсем поехала крыша, а паранойя стала его лучшей подругой…       «Селеста…»       Адэлис нахмурилась, стоило ей услышать это имя. Что-то в груди неприятно кольнуло при его упоминание и появилось чувство злости. У неё знакомых не было с таким именем, но её внутренним чувствам не мешало восстать против неизвестной девушки. Вдруг в виске появилась неожиданная и неприятная боль. Перед глазами вновь замелькали картинки далёкого прошлого.

* * *

      Луизина, Новый Орлеан, 1820 год       Передвигая ногами, ведьма не чувствовала ни холода, ни дуновения ветра, ни пожелтевшего листа, что прошёл сквозь неё. Она бродила по миру живых бестелесным духом, наблюдая за своей семьё и её врагами. Иногда, когда в мире мёртвых наступало затишье, ведьма позволяла себе вернуться в мир живых, наконец-то навестив тех, по кому тоскует, а таких было много: её муж, овдовевший почти два столетия назад; брат мужа и, по совместительству, её лучший друг, коего она на дух не переносила какое-то время; любимая всем сердцем Ребекка и засранец, но не менее любимый Кол. Конечно, факт наличия недопониманий в семье и их не лучшего образа жизни немного огорчал ведьму, но не настолько, чтобы давать им подзатыльники с того света, поэтому чаще всего она просто наблюдала, недовольно поджимая губы. Её сестра Каролина, занимающая роль доверенного лица Авы, сейчас находилась в другом мире, часто путешествуя между миром хранительницы, единым миром мёртвых и живых, если её призывали. Сама Аделия часто занималась тем же, но благородный Арос всё же иногда настаивал на возвращение домой, чтобы хоть немного посмотреть, как живут дорогие сердцу люди. В целом, у них обоих есть разрешение являться в мир живых тогда, когда сердце пожелает, но делать это больно. Сердце всегда тоскует сильнее. Хочется всех обнять, показаться, а понимаешь, что не можешь. Понимаешь, что им тоже до сих пор тяжело. Они едва ли смогли смириться со смертью двух членов семьи. Однако смерть не преграда, всё же Каролина и Аделия часто были рядом с ними.       И вот сейчас, стоя в белом длинном платье, которое было расшито золотыми нитями и создано, практически, руками Ребекки перед свадьбой, она наблюдала за ковеном ведьм, колдующих на кладбище. Брови хранительницы несколько минут назад сползли к переносице, так и не вернувшись в прежнее положение. Ведьмы Нового Орлеана всегда были проблемными личностями для всего мира мёртвых. Как минимум потому, что их нанимали на работу те Высшие, от которых Аделии становилось дурно. Они все столько выпили друг у друга крови, что не расскажешь и не опишешь, а теперь её муж связался с одной из этих. Она, конечно, сказала, что он должен жить полной жизнью, и от своих слов ведьма не отказывается, но всё же Вурмбранд рассчитывала, что Элайджа будет избирательнее.       — Теряешь хватку, дорогой, — тихий и полный злости голос не услышал никто, ведь духа даже не было видно, зато ей было видно всех. И слышно.       — О чём поведаешь нам, Селеста? — темнокожая женщина пожилых лет подошла к совсем молоденькой ведьме, посмотрев в точно такое же тёмное личико. — Как продвигается твой роман с Элайджей Майклсоном?       — Всё хорошо, — робко улыбнулась та, пробежавшись взглядом по всем присутствующим. Создавалось впечатление, что ей не совсем было уютно находиться под прицелом двадцати ведьм и колдунов. Все смотри на неё, то ли осуждающе, то ли с опаской, то ли с чем-то, что Селеста не могла разобрать. — Они ни о чём не подозревают. Он верит в искренность моих чувств, отдавая подобное взамен.       — Подобное? — уточнила старейшина. — Что-то похожее на любовь или нечто другое?       — Похожее на любовь, — как-то неуверенно ответила та, незаметно переплетя собственные пальцы.       — Отлично, — довольно улыбнулась полноватая женщина. — Делай всё, чтобы это продолжалось как можно дольше. Помни, от этого зависит много. В частности — наша сила и благословение Всевышних. Мне бы не хотелось их расстраивать. А что насчёт Никлауса Майклсона?       Аделия усмехнулась, услышав, как именно она его упомянула.       — Услышал бы это братец, то твоя голова уже бы была вместо тех черепов на алтаре, ведьма, — прошипела Вурмбранд. — Бедные животные.       — Как всегда творит зло и косо смотрит на меня.       — Плохо, — поджала та губы, покачав головой. Выбившиеся из причёски посидевшие пряди волос, полезли в лицо, от чего только больше разозлили пожилую ведьму. — Неужели ты такая ничтожная, что не можешь расположить к себе семью Майклсонов? У тех двух получилось, а ты чем хуже?       — У тех двух, — шёпотом повторила её слова Аделия, притаившаяся в тени, — у нас имена есть. И если назовёшь, то гнев не накликаешь, старуха, либо боишься?       — Я стараюсь, но у него недоверие ко всему окружающему миру! — всплеснула та руками, тут же элегантно сложив их на талии. — Я стараюсь, — проговорила она уже спокойнее. — Клаус Майклсон перестанет видеть во мне врага.       — Я надеюсь на это, Селеста. Ты же не хочешь подвести общину, верно?       — Не хочу, Рейна, — выдохнула та. — Я всё сделаю.       Покачав головой, Аделия почти с сожалением взглянула на глупышку, который лишь манипулируют старики. Жаль девочку, но навредить своей семье она не позволит. Завернув за склеп, она очертила рукою круг в воздухе, открывая прозрачный белый портал, уверенно входя в него.       В следующий момент она уже стояла посреди большого дома губернатора, где сейчас проходило очередное сборище аристократов. Оглянувшись, она пыталась выхватить в толпе хоть одно знакомое лицо. Заметила она лишь Элайджу, который стоял и переговаривался с высокопоставленными мужчинами, поддерживая дипломатичные беседы. На какое-то время Аделия замерла, внимательно смотря на него с немалого расстояния. Он выглядит всё так же потрясающе, только волосы отросли чуть больше с того самого последнего дня. Словно почувствовав её взгляд, Майклсон обернулся, смотрев на пустой участок в холле. Ему казалось, что его кто-то прожигает взглядом, при этом он не чувствовал себя ни комфортно, с точностью наоборот. Этот невидимый взгляд ему казался знакомым. Возможно, его любовь снова рядом с ним, но долго сосредоточится на этом ему не дали, снова отвлекая на очень важный разговор. Ведьма, поджав губы, посмотрела на лестницу, решив поскорее найти Клауса или Ребекку. Поднявшись на верх, она свернула на право, помня, что комната Майклсона была там, ведь однажды, чуть больше полугода назад, она здесь уже была. Оставалось надеяться, что он не решил уединиться с какой-то девицей. Во-второй раз она этого не переживёт. Иронично.        Пройдя сквозь высокую белую дверь, она обнаружила Майклсона стоящего окна в собственной комнате с бокалом виски.       — Как всегда, — устало вздохнула ведьма, останавливаясь в нескольких метрах от родственника, — вот если бы я хоть раз увидела чашку с чаем в твоей руке, то удивилась бы.       Майклсон, конечно, её не услышал, смотря как зачарованный на полную луну, которая всегда так приковывала его взгляд. Приковывала даже не только из-за сущности волка, которая так или иначе, но откликалась на полный лунный диск на небе, но и сердцем, которое вспоминало разные моменты. Вольно или невольно, но перед глазами появлялся облик любимой женщины: сверкающие даже во мраке ночи — голубые глаза, длинные вьющиеся блондинистые локоны, на ощупь гладкие — как шёлк, вечно розовые щёки и широко улыбающиеся губы. В ушах звучал её звонкий смех и все слова, которые она нашёптывала Майклсону днями и ночами: слова о любви, чувствах и желаниях. На губах ощущался давно свершившийся последний поцелуй, а в глазах тут же появилась непрошенная пелена слёз. Клаус Майклсон тосковал об утраченной любви. Волчье сердце оказалось на веки разбито, стоило только одним, ничего плохого не обещающим днём, — обнаружить свою невесту мёртвой на окрестностях собственного замка. А прошло лишь каких-то три месяца, как их семью покинул ещё один человек — её сестра, его друг, его напарница. Вторая боль за три месяца. Клаус, как и его старший брат, чувствовал себя разбитым на множество маленьких частичек. Как никогда казалось, что часть его мертва. Они не только умерли, они забрали их часть с собою, а вернут её лишь тогда, когда вернутся сами. Прошло сто девяносто два года, а Клаусу казалось, что прошла целая вечность, наверное, она и пройдёт, прежде чем они появятся вновь.       — Хотя бы заявились в облике призраков, — причитал Майклсон, даже не чувствуя присутствие одной из них. — Что за женщины…       Стоявшая позади него Аделия изумлённо приподняла брови, открыв рот, не зная, что и сказать. Тупому было ясно, что речь идёт о ней и сестре. Клаус опрокинул содержимое стакана в себя, на долю секунды поморщившись от горечи в горле. Подошёл к столику, обогнув ведьму, он снова плеснул себе янтарной жидкости в стакан, что-то неслышно причитая о смерти, несправедливости и Майкле. Подняв свой взгляд, он замер с бокалом в руке, через секунду выронив его из собственных рук. Он увидел в зеркале за собой улыбающуюся ведьму Вурмбранд, которая махала ему ладонью.       — Привет, братец. Скучал? — её весёлый голос приятно прошёлся по слуху.       «Братец и сестрёнка…»       Они так стали называть друг друга незадолго до того, как Элайджа и Аделия заключили брачный союз, церемонию которого Клаус проводил лично. Если точнее, то её Клаус стал называть сестрёнкой с того момента, как они объявили о помолвке, а дальше это лишь вошло в привычку. Просто однажды он случайно так назвал ведьму, она ему ответила в той же форме, и после это стало постоянством.       — Я умер? — тут же спросил он. — Ты не могла явиться.       — Считай, что сила мысли у тебя работает отпадно, — не прекращала улыбаться ведьма, пока он не смог отделаться от чувства, что его разыгрывают. — Ну и чего замер?       Майклсон резко развернулся на неё, действительно видя ведьму перед собой, как живую. Аделия заметила ураган промчавшихся эмоций на его лице. Клаус протянул руку к ней, намереваясь дотронуться до её плеча, но его ладонь прошла сквозь неё. Попробовал ещё раз, третий, пятый и ничего.       — Я здесь не материальна, — с грустью во взгляде признала она, но улыбка с лица не сошла. — А тебе идёт отросшая шевелюра, — оценила она его отросшие кудри. — Каролине бы понравилось.       — Почему ты здесь? — спросил он, пытаясь проглотить ком, что встал поперёк горла. Из правого глаза, незаметно для самого Майклсона, соскользнула слеза, промчавшись по щеке и впитавшись в белоснежный воротник.       — Смотрю, ты не особо мне рад.       Майклсон возмущённо вздохнул, чуть ли не подавившись воздухом. Да как она может такое говорить? Он ей очень рад! Он бы с радостью показал ей это, задушив в своих объятиях, но ему даже было не позволено докоснуться до неё.       — Я рад, — ответил он, сократив расстояние ещё на один шаг. — Настолько, что готов удушить тебя в своих руках, но не могу даже дотронуться… сестрёнка.       Снова широко улыбнувшись, она потянулась рукой к его щеке, но её пальцы прошлись сквозь. Майклсон лишь почувствовал резкий и неприятный холодок, который прошёлся по всему телу, а затем сменился теплом прямо в тот момент, когда её глаза на пару секунд блеснули оранжевым цветом.       — Я тоже скучала, братец, — сквозь слёзы улыбнулась ведьма. — Вот явилась выразить своё недовольство, — она убрала свою ладонь от его лица, сложив руки на груди.       — В чём я провинился? — со вздохом спросил он, готовясь к порции нотаций.       — Перестань убивать обычных граждан! — перешла она к делу, сердито нахмурив брови. — Они тебе не пушечное мясо! Даже если они — чиновники и пытаются нажиться на обычных людях. Для убийств у тебя есть оборотни и ведьмы.       — Как же милосердно и иронично звучит из уст ведьмы, — усмехнулся он, следуя за ней попятам, толком не моргая, боясь, что Аделия пропадёт, как только он сомкнёт глаза.       — Этих не жалко, — она махнула рукой, задерживаясь у картины «Сдача Берды», слыша, как тот одобрительно усмехнулся.       — Не все с нами согласятся, — печально улыбнулся тот, так же посмотрев на картину. — Соскучилась по искусству?       — Очень. Тут много человеческого, не то что в наших мирах, — печально вздохнула та. — Я вообще скучаю по миру живых, по вам…       Клаус улыбнулся, посмотрев на неё сверкающим взглядом.       — А Каролина? Она тоже… скучает?       Обратив на него пронзительный взгляд, Вурмбранд улыбнулась, кивнув ему. Кажется, она буквально заметила, как с его души упал тяжкий камень.       — Скучает. Сейчас она на службе у Авы, я в принципе, тоже, но Арос временами отпускает меня. В целом, — она вздохнула, решив быть до конца честной, — мы можем являться в любой момент, но предпочитаем делать это редко.       Внимательно посмотрев на неё, Клаус с лёгкостью смог отыскать в её взгляде тоску и боль, которую она тоже испытывает от расставания со своей семьёй. Поняв, что им обоим тяжело, он решил больше не возвращаться к этой теме, чтобы не причинять душевную боль ни себе, ни ей.       — Так зачем ты явилась, дорогуша, явно же не поболтать о жизни?       Аделия довольно улыбнулась ему, хваля за проницательность, которую он, к счастью, не утратил.       — А как ты думаешь, что заставило бы меня явиться не только в этот мир, но и явить тебе свой облик? — она вопросительно изогнула бровь, ни на секунду не отведя своего взгляда от его лица.       Клаус какое-то время молчал, перебирая варианты у себя в голове, однако, зная эту женщину, вариант мог быть только один.       — Только факт угрозы нависшей над семьёй, мог заставить тебя явиться.       Аделия снова улыбнулась, развернулась и продолжила движение по просторной комнате, останавливаясь у окон.       — Селеста, — лишь назвала она её имя, видя, как лицо Клауса ожесточилось. — Я кое-что слышала, уверена, тебе это будет интересно, — Майклсон кивнул, давая понять, что готов её выслушать. Пересказав ему всё, что Аделия услышала раннее, она прям видела мечущиеся молнии в его взгляде. — Она угроза для вас, Никлаус, — так она называла его редко, но Клаус спокойно позволял ей это, потому что слышать полное обращение от неё, как и от Каролины, всегда было особенно приятно. — Её нужно устранить.       — Понимаю, — вздохнул тот. — Как чувствовал, что этой ведьме давно нужно было свернуть шейку. Надеюсь, ты это делаешь не из-за ревности?       Усмехнувшись, она вновь посмотрела на него, ответив:       — Я любила и буду любить твоего брата, но ревность тут не причём. Вопрос стоит в вашей защите. Кто знает, на что они способны? И так один чокнутый ковен ведьм вернул Майкла столетие назад, — проворчала ведьма, мысленно проклиная всех этих чокнутых фанатиков духов. — Кто знает, что сотворят для вас и эти? Убей, как можно больше. Селесту и эту Рейну — особенно.       — Убью, — кивнул ей Майклсон. — Не сомневайся, — вдруг вздохнул, обратив на неё смягчившийся взгляд. — Жаль не можем разделить убийства, как раньше.       — Ничего, братец, вернусь через два столетия и разделим. Наверстаем упущенное.       — Даёшь слово?       — Даю.       Вдруг дверь в его комнату открылась и на пороге появился старший Майклсон.       — Брат, там губернатор собрался говорить речь. Все ждут только тебя.       Клаус тяжело вздохнул, решая заодно в след за ведьмами отправить губернатора, который надоел ему со своими пьянками. Он на какое-то время задержал взгляд на брате, а потом повернулся в бок, смотрев на то место, где была ведьма, которая успела вовремя скрыть себя чарами. Вновь вздохнув, он стянул со стула свой длинный старинный пиджак и направился к выходу, похлопав брата по плечу.       — Я думал, ты не один, — нахмурился Майклсон, помня, что он слышал голос брата, когда подходил к дверям.       — Если бы я был не один, то ты бы это заметил, — усмехнулся Клаус. — Я просто репетировал речь.       Вурмбранд, оставшись стоять в комнате, сняла с себя маскирующие чары, выдохнув. Она даже не сразу почувствовала бегущую по щеке слезу. Увидев Элайджу так близко — было неприятно из-за печального осознания. Ей сначала захотелось сорваться с места, обнять и поцеловать его, лишь бы снова ощутить его тепло и любимые объятия, но в следующий момент ведьма осознала, что не может это сделать. Даже если она явит свой облик, то знает, что обоим это причинит лишь боль и пробудит чувство тоски. Она не готова к этому, поэтому посчитала, что будет лучше, если она оставит своё присутствие втайне от своего мужа.       Даже встреча с Никлаусом далась ей не просто. Ей так же хотелось его обнять, оставив лёгкий поцелуй на не выбритой щеке, но она не могла это сделать. Она не могла прикоснуться к дорогим ей людям. Осознавание этого ужасающего факта — сводило с ума. Хотелось разнести всю эту комнату от бессилия, но она лишь обернулась к тому самому окну, обратив внимание на красивейшую луну, святившую прямо на неё. Она действительно завораживает, отвлекает, но, к большому сожалению, не способна затянуть раны, что терзали девичье сердце…

* * *

      — Адэлис! — резкий голос Ребекки и тряска за плечо вывела ведьму из резко обрушившихся воспоминаний. — Ты как? — спросила она, с волнением взглянув на неё. — Может крови дать или остановимся?       — Всё нормально, — ведьма приоткрыла окно, впуская свежий воздух. — Такое бывает в последнее время. Я здорова.       — Я, конечно, не врач, но головные боли не есть хорошо. Уверена, что всё в порядке?       — Головные боли вызваны возвращающимися воспоминаниями, — открыла ей истину ведьма. — Легче всего они переносятся, если возвращаются во сне, либо без факта стороннего вмешательства, даже неосознанного.       — И что ты вспомнила? — заинтересовалась блондинка. — Что-то связанное с Элайджей или, быть может, мной?       Усмехнувшись, Адэлис ответила:       — Не совсем с Элайджей, тебя я вообще не видела там. Это связано с Клаусом и Селестой.       — То есть?       — То есть, похоже, из-за меня она и умерла…       Ребекка резко затормозила, чуть не впечатавшись в одну машину. Одновременно выдохнув, девушки резко посмотрели друг на друга.       — Чего? — ошарашенно спросила древняя.       — Я, видимо, путешествовала между мирами и подслушала разговор ведьм Нового Орлеана. Из того, что мне довелось услышать, могу сделать вывод, что ведьмы что-то замышляли против вас. В тот день у губернатора было какое-то очередное сборище аристократов, ну и я решила найти Клауса. Нашла и рассказала ему всё, натравив на Селесту. Но, судя по всему, он и сам раздумывал об её убийстве, а какой-то внеочередной заговор лишь развязал ему руки.       Ребекка откинулась на спинку кресла, на выдохе сердито произнося:       — Вот чёртова ведьма! Не обижайся…       — Всё нормально, — усмехнулась Эндерсон. — Я даже соглашусь.       — Хорошо, что она давно мертва. Гори, Селеста, на девяти кругах ада, — Ребекка всё ещё помнит, что эта ведьма сделала четыре года назад, разделив их семью и каждого подвергнув опасности, особенно Хейли. Эндерсон лишь улыбнулась на это, соглашаясь с каждым словом.       — Ты разболтала мне все секреты Элайджи, — хмыкнула Адэлис, не скрывая хитрой улыбки. — Хороша сестричка.       — Ты его жена. Имеешь право знать. Тем более, что ты и так знаешь большую часть из них, а то и все, если всё же наблюдала за нами, так что, считай, я просто освежила тебе память.       — Спасибо за содействие. Позже заедем куда-нибудь перекусить. Отблагодарю тебя.       — Девочки должны держаться вместе, — Ребекка протянула ей ладонь, которую ведьма с радостью пожала, подмигнув. Контакт между ними определённо налажен.       — Верно сказано. Представляю, как было не просто без девочек там, в доме Джузеппе.       — Не просто, — не скрывала древняя, умело ведя машину. — Повезло, что я хотя бы с Александром смогла найти общий язык. Зная, что крыса в доме не одна, я ощущала себя проще.       — Да, я заметила, что вы сдружились, — её губы растянулись в более плутоватой улыбке. Майклсон слегка повернулась в сторону ведьмы, стараясь придать себе невозмутимый вид.       — Почему бы и нет с интересным человеком…       — Верно, — кивнула ведьма. — Тем более, если с этим интересным человеком вас объединяет общий враг — интересов становится явно больше.       Остановившись на очередном светофоре, Ребекка посмотрела на ведьму, которая явно на что-то намекала.       — Я не понимаю твоих намёков.       — Всё прозрачно, Ребекка, как девушка, ты должна это сама видеть и понимать.       — Всё туманно.       Адэлис засмеялась, закинув ногу на ногу, после посмотрев на неё таким взглядом, который сам за себя просил — не обманывать её.       — Либо ты хочешь верить в эту туманность. Возможно, ты боишься правды. Только вот никак не могу понять: почему… — Ребекка опустила взгляд, предпочитая молчать, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. — Между нами девочками: ты ему не безразлична.       — Ты так думаешь? — спросила она, даже не посмотрев на ведьму.       — Я это знаю, — серьёзным тоном произнесла она, внимательно изучая Ребекку. Сосредоточившись на эмоциональных волнах, которые сейчас исходили от вампирши, Адэлис тут же почувствовала, как её сердце начало нервно колотиться о грудную клетку, что уже говорило ей о многом. Примерно это же самое она испытывала, когда вдруг начала чувствовать сильную тягу к её старшему брату. — Проблема в том, кто так же делит твоё сердце?       Ребекка резко посмотрела на неё, сначала мысленно задавшись вопросом, откуда Адэлис может знать, а потом быстро поняла, что информация могла дойти с абсолютно разных сторон.       — Да, — призналась Ребекка. — Такое ощущение, что я стою на одном мосту, на одном конце которого стоит Александр, а на другом Марсель. И они оба зовут меня, тянут руки, а я… а я не знаю.       — Давай будем исходить из другого, ты чувствуешь что-то к Александру?       — Ну, если между нами девочками, — улыбнулась ей собеседница, — то да.       — И, несомненно, ты влюблена в Марселя, — сделала она следующий вывод, видя, как древняя кивнула. — Тяжёлый случай, — хмыкнула та. — Однако не безвыходной.       — И какой тут выход?       — Пошли обоих ко всем чертям, — выдала она неожиданный ответ. Лицо Ребекки в этот момент было самым многоговорящим за весь их разговор. — Но не на долго. Ты можешь со мной не согласиться, но мне кажется, что расстояние и некоторый перерыв в подобной ситуации могут лучше дать понять, к кому будет тянуть. Ты не шли их прямым текстом, а пошли конкретно для себя, в душе. Дай себе времени на отдых. Общайся от случая к случаю, без лишней надобности. Особенно, если обстоятельства к этому не располагают. Уверена, что что-то проясниться в ближайшее время.       Ребекка издала сдавленный выдох, словно ей кто-то ударил в солнечное сплетение, но это было лишь на короткое время возникшее возмущение. Прошло столько веков, а методы Адэлис остались прежними. Но поразмыслив недолгое время, первородная пришла к выводу, что, возможно, это может быть выходом. Просто на время отстранится и, по возможности, уделять больше времени братьям или девочкам. Почему бы не наладить отношения с Кэролайн и с Адэлис ещё больше? От Марселя хотя бы бегать не придётся, что уже легче, а что насчёт Александра, учитывая его обещание, тоже проблем не должно возникнуть.       Эндерсон, некоторое время смотрящая на сестру своего мужа, видела, что она на автомате вела машину, концентрируясь больше на своих мыслях. Она, конечно, не то, чтобы сомневалась в Ребекке, но всё же опасения за свою жизнь появлялись. Элайджа, к примеру, когда водит машину, ведёт себя крайне сконцентрировано на дороге, редко даже вступая в разговоры, если только они попадают в пробку. Адэлис это нравится. Однако она не рискнула перебивать размышления Ребекки, просто на некоторое время сама сосредоточилась на дороге.       — Сначала я подумала, что ты чокнулась, Эндерсон, — честно заявила Ребекка, вызвая на её лице удивление. — Но теперь я взглянула на твоё предложение с другой стороны. Попробую поступить так.       — Всегда пожалуйста, — усмехнулась ведьма, доставая из небольшой белой сумочки, которая висела на её плече, мобильный телефон, чтобы написать Саманте.       — Как, кстати, первый день в общежитие?       — Не так плохо, как вы могли ожидать. Мы даже не убили друг друга.       — О, ну тогда это прогресс, — на лице древней снова появилась ухмылка, которая порадовала ведьму.       — Уверена, ты знаешь, что мы с Александром были хорошими друзьями, — вдруг ведьма решила вернуться к прежней теме, но Ребекка, видимо, была не против, потому что в тот же момент кивнула. — И я могу сказать, что если он вдруг за это время признался тебе в чувствах, то это не пустые слова. Понимаешь, он такой человек, который не будет разбрасываться даже тем же самым: «ты мне нравишься» — направо и налево. Я думаю, этого человека можно назвать однолюбом. Он, если любит, то любит глубоко и только тебя одну. Любовь для Александра, в каком-то даже плане, стоит намного выше всего остального. С уверенностью могу сказать, что даже на первом месте. Его никогда не интересовала власть, положение, будь-то в мире людей или в части сверхъестественного. Его не интересуют как таковые тусовки. Он более серьёзный человек, которому нравится размеренная жизнь, в которой будет много любви, семьи и остального по чуть-чуть. Да, он карьерист, но в его случае — карьера не равняется к власти и по приоритету находится на второй или третий ступени. Он хотел и хочет помогать людям. Правда, в последние месяцы у него карьерный застой, но Александра это не особо беспокоит, потому что он знает, что сейчас есть моменты, которым важнее уделить больше внимания… Но если он любит, то отдаёт всего себя в первую очередь не работе или друзьям, а своему любимому человеку. Если для тебя это важно, то я советую хотя бы присмотреться.       Ребекка, внимательно смотря на ведьму, которая набирала сообщение мисс Франс, делала про себя определённые выводы. Наверное, Адэлис даже не подозревала, какую струну затронула. Для Ребекки так же важна семья и любовь куда больше, чем та же карьера. Она так же отдаёт всю себя любимому человеку, как и Александр, со слов Эндерсон. Они в этом похожи, и это ей в нём понравилось. Не говоря уже о смелости, кою вампир проявлял при каждом удобном случае за эти недели. Не беря так же в расчёт человечность, которую Майклсон редко встречает в вампирах. Александр, пожалуй, единственный за последнее время человек в её общем числе знакомых вампиров, кто владеет таким уровнем человечности. Она бы даже не подумала, что он вампир, если бы не жажда крови и большая сила. А его умственные способности и аналитический склад ума просто поражал древнюю. Как в одном человеке может сочетаться столько прекрасных качеств?       — Адэлис, — вдруг окликнула она её, видя вдалеке поместье Эндерсонов. Ведьма как раз в этот момент убрала телефон обратно в сумку. — Представь, что у тебя есть два человека, один из которых, к примеру, мой старший брат, для которого так же важна любовь и семья в большей степени, чем всё остальное, и есть ещё один, но для него либо на равне, либо даже больше важна власть, чем любовь, стоящая на втором месте. Кого бы ты выбрала?       — Такое ощущение, что мы выбираем сорт черешни в магазине, — усмехнулась ведьма.       — Я серьёзно, Лис, — Ребекка неосознанно чуть сильнее сжала руль.       — Выбор, в любом случае, только за тобой, Ребекка. Его никто не сделает за тебя. Но если бы я оказалась в такой ситуации, то я, даже не задумываясь, выбрала бы Элайджу. Для меня человек, у которого на первом месте стоит семья и любовь, уже возносится выше всех остальных. Для меня самой это важнее всего. Карьеру, деньги, да и ту же власть можно обрести всегда, если захотеть и приложить к этому усилия. Но, как правило, как лично в моей практике встречалось, власть в мире сверхъестественного — это попытка восполнить что-то, чего человеку не хватает, либо ему просто нравиться, что его превозносят до небес, считая каким-то, не знаю, королём, к примеру, — Майклсон снова удивлённо приподняла брови, понимая, насколько чётко она описывает Марселя, которого даже не знала. — Просто, как правило, для таких людей не бывает, что любовь и власть на первом месте. Возможно и есть правители, которые сохраняют в себе понятие человечности, но для них будет гораздо важнее помирать с мыслью, что они были вот такими влиятельными, такими значимыми, дай Бог совершившие что-то хорошее для общего блага, чем с мыслью, что они скоро встретятся с возможно умершим любимым человеком. Это я так, к примеру, — предупредила ведьма, когда они уже заехали на её участок. — Вообще не бывает сразу двух факторов на первом месте, по моему мнению. Ты вправе не согласиться. И поэтому я бы не выбрала человека, у которого вот здесь власть, — она подняла одну ладошку на уровень глаз, — а здесь любовь, — вторую она расположила чуть ниже. — В любом случае, опирайся не на чужое мнение, а только на свои чувства, на свои домыслы. Я говорю так по зову своей ведьмовской интуиции, капельки фантазии и личных ценностей. Я могла тебе лишь подсказать, какой Александр, а вот какой Марсель — я не знаю. Его знаешь ты, поэтому сравнивать можешь только ты.       Тяжело вздохнув, Ребекка кивнула, соглашаясь с каждым словом ведьмы Эндерсон. Остановившись прямо напротив входа в дом, она обернулась на ведьму, благодарно ей кивнув.       — Спасибо. Мне хотелось это обсудить с кем-то, иначе я думала, что с ума сойду.       — Всегда пожалуйста, дорогая, — Эндерсон дотронулась до её плеча. — Я всегда только «за» поговорить о чувствах.       — Буду иметь в виду.       Девушки вышли из машины, чтобы какое-то время подышать воздухом. Данной темы они больше не касались. Во-первых, они всё обсудили. Во-вторых, где-то в стенах дома находился Александр, которому по мнению девушек, нежелательно было слушать данные беседы. Они стояли в молчании, ожидая выхода Саманты. Погода на улице стояла прекрасная, как никогда радовала. Яркое и тёплое летнее солнышко приятно согревало кожу, лёгкий ветерок путал волосы и освежал лицо. Адэлис, одетая в летний бирюзовый костюм, наслаждалась, что ей не печёт спину, хотя утром она хотела надеть чёрный топ, но, к счастью передумала. Посмотрев на Ребекку, одевшуюся в молочного цвета свободные брюки и прозрачную телесную блузку, под которой виднелся чёрный топ, Эндерсон порой сочувственно улыбалась, обращая внимание на то, как та временами водила лопатками.       — Я не думала, что мне так будет жечь спину, — она повернулась боком к ведьме, которая лишь усмехнулась. — Не смешно.       — Ну уж извини. Видела бы ты своё недовольное выражение лица со стороны, то поняла, почему я не могу сдержать усмешку.       В этот момент дверь открылась, пропуская Саманту, а за ней размеренной походкой шёл Александр, взгляд которого на несколько секунд задержался на Ребекке, адресуя ей приветливую улыбку, а после переместился на Адэлис.       — Алистер на совещании? — тут же спросила Майклсон, стоило женщине только подойти.       — Думаю, да. Раз Дарен не звонит. Он бы предупредил, если бы что-то изменилось.       Александр, в этот момент поравнявшись с мисс Франс, кивнул Ребекке, после чего обратил внимание на ведьму.       — Можно тебя на пару слов?       Адэлис удивлённо изогнула бровь, но всё же отошла с вампиром подальше.       — Только не говори, что уже что-то могло случиться, — попросила его девушка.       — Нет. У меня есть к тебе небольшая просьба, вернее даже вопрос, для начала.       — Слушаю.       — Ты случайно не забирала с собой те самые камни, которые мы использовали во время медитаций? — Александр, остановившись спиной к машине, сдержанно улыбался.       — Случайно брала, — кивнула ему Эндерсон, довольно улыбаясь. — Решил вернуться к тренировкам?       — Считаю, что в наших обстоятельствах это необходимо. Из всех имеющихся здесь вампиров, я — самый младший и, соответственно, слабый. Я хоть и во многом выживал благодаря своей смекалке и неплохой физической силе, которая была во мне, являясь я человеком, коя увеличилась, естественно, с вампиризмом… — он вздохнул, засунув руки в карман тёмных брюк. — Я, конечно, в себе не сомневаюсь, но с такими крупными противниками мне не доводилось сражаться. Я хочу снова прибегнуть к вампирским медитациям, чтобы моя сила хотя бы в несколько раз возросла. С древними, конечно, не сравнюсь, но, уверен, этого мне будет вполне достаточно, беря во внимание мои остальные достоинства.       Адэлис усмехнулась и согласно кивнула, ответив:       — По приезду вручу тебе приз за самомнение. Когда зайдёшь в мою комнату, открой самый нижний ящик в комоде и увидишь там тот небольшой белый мешочек. Все минералы будут там. Как соединяться с ними помнишь?       — После стольких практик под твоим руководством… — усмехнулся тот, на долю секунды опустив взгляд. — Век не забуду.       — Когда в последний раз делал медитацию?       — Месяца три или четыре назад.       — Сразу длительное время не бери, но можешь взять чуть увеличенное от минимального. Минут пятнадцать или максимум двадцать.       — Понял. Спасибо, Лис.       — Да не за что, друг — Эндерсон коснулась его плеча, слегка похлопав. Взгляд Александра в этот момент резко переменился, словно ему могло послышаться это обращение. — Меня радует, что ты возвращаешься в работу и… Меня радует, что ты снова со мной.       Сорвавшись с места, вампир стиснул девушку в свои объятия, поцеловав в макушку. Сердце стучало — как бешеное, ликуя. Он не думал, что услышит такие слова, тем более так скоро. Не думал, что она, похоже, не держит на него зла.       — Задушишь, — прохрипела та, даже не в силах обнять его в ответ из-за рук, которые оказались так же сжаты между телами.       — Неужели ты больше не злишься на меня? — всё же неуверенно спросил он, чуть ослабив хватку, но не выпустив её из своих объятий. Эндерсон одной рукой обняла его за плечи.       — Скорее я испытываю непонимание некоторых моментов, которые рассчитываю устранить после нашего разговора. У меня не хватает сил на то, чтобы долго злиться на тебя, Александр, тем более после всего, что ты сделал.       — Мы поговорим, — пообещал ей вампир. — Скоро.       — Обязательно, — кивнула ему ведьма, чувствуя, что из-за нежного момента её глаза вдруг излишне пропитались влагой. — Мне пора, — она улыбнулась ему, отстраняясь, но когда уже собралась пройти мимо, вдруг остановилась, прошептав настолько тихо, что даже вампир еле разобрал слова. — Я заделалась купидоном. Будешь должен мне за Ребекку. Только попробуй её разочаровать!       — Я не…       — Имей в виду, дорогой! — пригрозила она ему пальцем, подмигнув, после чего улыбнулась будто ни в чём не бывало. — До вечера.       Поражённый Александр проводил ведьму взглядом, не в силах сдвинуться с места. Так он и простоял, провожая машину изумлённым взглядом…       — Что-то случилось? — спросила Ребекка, когда они выехали за пределы участка.       — Нет, — покачала головой ведьма. — Ты слышала что-то о вампирских медитациях?       — Конечно!       — Ну вот мы о них и говорили. Александр спросил об одном связующем звене, которое лучше использовать вампирам во время этих медитаций, чтобы лучше взаимодействовать с энергиями.       Ребекка задумчиво нахмурилась, но всё же в знак понимания кивнула. Наверное, раз Александр решил прибегнуть к таким технологиям, значит он тоже ко многому готовится. Да и правильно это было, по мнению Ребекки, ведь он самый младший вампир из всех, кто сейчас их окружал.       — А вампирские медитации отличаются от человеческих? — поинтересовалась сзади сидячая Саманта, обращая на себя все взгляды. — Он практиковал со мной медитацию час назад на укрепление человеческого духа.       — Медитаций много разных, — улыбнулась Адэлис. — У людей они одни, у вампиров, ведьм и оборотней другие. В целом, их могут делать все, но как таковой особой пользы не будет. В каждой медитации есть свои особенности, которые помогают достигнуть нужной цели одному из видов. Например, та же медитация на укрепление духа больше всего подойдёт людям и ведьмам, потому что основной поток энергии проходит через чакру Сахасрара. Вампирам от этого мало толку. Вампирам нужно делать те, которые укрепляют их тёмную энергию, увеличивают силу и прочие их особенности. Это целый раздел по тёмным медитациям в одном гримуаре на десятки листов, что в двух словах даже и не расскажешь.       — Интересно, — заинтересованно и задумчиво проговорила Саманта, не замечая, как впереди сидячие девушки улыбнулись.

* * *

      — Я разорву его! — гневно воскликнул старший Сальваторе, в десятый раз порываясь встать с дивана, но в тот же десятый раз Стефан его за плечи откидывает назад на диван. — Уйди!       — Сядь! — на повышенном тоне приказал Стефан, но вот Деймон предпринял ещё одну попытку встать и оттолкнуть мешающего младшего брата, как вдруг Стефан с ещё большей силой оттолкнул его назад, нависая сверху, прижимая его плечи к спинке дивана. — Сиди!       — Ты мне мешаешь!       — Я спасаю тебя, Деймон!       — Отвали от меня со своим спасением! Лучше бы его спасал, потому что когда я доберусь до него, его даже элитная охрана секретного архива Ватикана не спасёт!       — Деймон, у него пули из белого дуба! Одумайся! — пытался младший вразумить неугомонного старшего, у которого сейчас руки по убийству чесались как никогда сильной. — Одна пуля и ты труп, Деймон!       — Одна пуля в висок и трупом станет он! — непреклонно выступал вампир. — Ты тоже хорош, Стеф! Какого чёрта ты столько времени молчал? Какого чёрта ты вообще позволил ему шантажировать себя?       — Я пошёл на это ради Елены! Он угрожал её безопасностью! Что я мог сделать? Они и так ошивались вокруг её склепа. Адэлис, конечно, настаивает, что защита работает хорошо, но если вдруг объявиться эта ведьма, то задумайся, что может случиться! Я не готов был так рисковать ею!       — А за это он расплатиться в особенном размере! — распылялся разгневанный вампир всё больше. — За каждую угрозу, за то, что попытался выстрелить в тебя, за то, что предал нас… Да хоть за своё существование!       Тяжело вздохнув, Стефан отпустил его, выпрямившись. Он прошёлся рядом с братом вдоль дивана, раздумывая о том, что им делать дальше.       — Надо сообщить Клаусу, — подвёл итог младший брат.       — Ясен чёрт! — тут же согласился Сальваторе. — Подкинет пару идей по пыткам.       — Да подожди ты с убийством, — Стефан махнул на него рукой. — Боюсь, что мы этого пока сделать не сможем, как бы нам не хотелось.       — Это ещё почему?       — Да потому что будет ходить под охраной не хуже нашего президента! Убьём его, убьют нас и порушится договор между Колом и Адэлис. Мэтт, судя по всему, так же в него входит, раз является сам-знаешь-кем.       — Поганой крысой, называй всё своими именами, — скалился тот. — Чёрт не убиваемый, вечно живучий гон…       Стефан снова тяжело вздохнул, выслушивая отборные ругательства старшего брата в адрес того, кого некоторые из них когда-то считали другом и приятелем. С одной стороны, Стефан был согласен с каждым ругательством, но с другой — он не мог сыпать такими жестокими ругательствами направо и налево, как это делал Деймон. Младший Сальваторе так просто не умел. Его человечность и дипломатия, а возможно просто доброе сердце, — не позволяли этого делать.       — Вот чего ты его так слабо толкнул? Надо было посильнее! — вернулся вампир к избиению. — Хоть что-то хорошее сделал, но недостаточно.       Усмехнувшись, Стефан присел рядом, смахнув со столика бокал виски, в миг опустошив содержимое. Деймон последовал его примеру. Его брат, прежде чем начал рассказывать всю историю, постарался задобрить Деймона двумя бокалами алкоголя, но не вышло. Дальше они даже не притронулись к нему, потому что их разговор на повышенных тонах, наверное, можно было услышать даже на улице.       — Ещё и Бонни с Энзо, — пробубнил Деймон, опустив взгляд, наблюдая за жидкостью в стакане. — Я, мягко говоря, разочарован.       — Они не с ним, — покачал головой Стефан. — По крайней мере пока. Они лишь приходили поговорить. Мэтт, возможно, назначит им встречу и предложит какое-то сотрудничество. Хотя каким оно может быть, я не представляю. Сомневаюсь, что Бонни захочет работать на Кола.       — Кто уж знает, — Деймон уже ни в чём не был уверен, кривя губы. — Да уж, Стеф, я и подумать не мог, что за какой-то месяц всё настолько изменится.       — Я тоже… Не узнаю ни нас, ни то, что происходит вокруг. Всё изменилось.       — Прям всё? — старший Сальваторе вопросительно изогнул бровь, взглянув на рядом сидящего брата, который упёрся локтями в собственные колени, переплетя пальцы рук, задумчиво смотря на соседний диван.       — Многое — совершенно точно.       Стефан даже чувствовал это, будто что-то изменилось в нём. Он не знал, как это объяснить, но он начал ощущать перемены с того момента, как однажды столкнулся с ведьмой Эндерсон у склепа. Тогда она просила больше не ходить к Елене, аргументировав свою просьбу тем, что она является на каждый его зов, а это опасно для Гилберт. Первые дни Стефана буквально туда несли ноги. Ему сложно было идти после охоты домой, а не в склеп девушки, которую он любил, а сейчас всё не так. Он спокойно охотился, спокойно возвращался домой, лишь за редким человеческим завтраком вспоминая, что когда-то, в течение трёх долгих лет он приходил к Елене. Сейчас он не чувствовал тяги и это пугало.       Деймон, смотрящий на брата, молчал, не желая его беспокоить. Он видел, что Стефан ушёл в свои мысли. Сальваторе не знал, о чём он мог думать, но, возможно, это было что-то очень важное. В целом, он был с ним согласен. Многое изменилось: дороги с Энзо и Бонни разделились; они с Клаусом стали приятелями или даже друзьями, смотавшись на пару суток в Новый Орлеан; они сражаются против отца, кой решил вернуться с того света; в жизнь вернулись люди, о которых Деймон многие годы не вспоминал… Эти перемены кружат голову и порой нагоняли лёгкий ужас, ведь никто не знает, что может быть дальше. Никто не может сказать, насколько уже завтра может измениться их жизнь или в конце этого месяца — особенно.       — Ты так не считаешь? — вдруг прозвучал голос младшего брата, уничтожая повисшую между ними тишину и заглушая щебетание пташек с улицы.       — Считаю, — не утаивал Деймон. — Но что-то остаётся неизменным.       Стефан улыбнулся, понимая, что он говорит о чувствах к Елене.       — В твоём случае, видимо, и к счастью, да.       Нахмурившись, старший Сальваторе не совсем понял, о чём говорит вампир.       — О чём ты?       — Мы расстались с Кэролайн не только потому, что между нами угасли чувства, но и потому, что я так же любил Елену. Она полностью была уверена в том, что мои чувства никогда к ней не угаснут. Я и сам так считал. Ещё неделю и больше назад я что-то чувствовал. Ты не представляешь, как тяжело мне было после охоты идти домой, а не к ней в склеп, — вздохнул Стефан, посмотрев на Деймона, на лице которого не было ни капли злобы, скорее интерес. — А потом вдруг я почувствовал перемены. Даже не знаю, с чем они связаны, но будто что-то резко изменилось. Я, конечно, долго рассуждал на тему своих чувств к ней, но сомневаюсь, что они поспособствовали переменам, — Деймон всё ещё не до конца понимал, что имеет в виду Стефан. — Дело в том, что я больше не чувствую любви к ней. Она мне всё ещё дорога. Всегда будет! Но это не любовь. Это, скорее, как к лучшему другу, как к Лекси. Что-то очень похожее…       Деймон нервно усмехнулся, пригубив бокал. Он уже подумал, что случилось что-то более серьёзное. Хотя, учитывая всю эту историю с двойниками, возможно, не стоит недооценивать резко исчезнувшие чувства?       — И тебя это пугает? — уточнил Сальваторе.       — Скорее напрягает, — поправил Стефан. — Я просто не знаю, как это объяснить. Возможно, я пережил эти чувства, — неопределённо пожал тот плечами, — а возможно дело в чём-то другом, более масштабном. Тысячу лет двойники друг по другу с ума сходили, а тут я вдруг теряю эти чувства. Мне кажется это странным.       Деймон приложил максимум усилий, чтобы не выдать довольной улыбки, но всё же похлопал брата по плечу, сказав:       — У нас есть знакомая ведьма. Обратись к ней, может, подскажет что-то.       — Я думал об этом, — не отрицал Стефан, — но сомневаюсь, что это профиль Адэлис. Двойники и всё, что с ними связано, относится к магии духов и возрождения, как мне кажется, а она с этим, сам знаешь, на крайне натянутых отношениях.       — Ну, да, — ухмыльнулся Деймон. — Духов Адэлис не переваривает, однако я бы на твоём месте попробовал узнать. Мало ли знала не она знает, а Джон, к примеру. Он всё-таки столько лет провёл в обществе самых сильнейших старейшин мира, разъезжал по городам и странам, так что, возможно, у него есть какие-то сведения. В любом случае, поговори с ней.       — Удивительно, — усмехнулся Сальваторе. — Я думал, что ты тут станцуешь танец счастья, раз на Елену я больше не претендую даже в мыслях, а ты советуешь мне решить проблему.       — Я же всё-таки твой брат! — взмахнул тот руками, но улыбку на этот раз скрыть не пытался. — Не скрою, меня это радует, но видеть твоё печальное и загруженное лицо мне, честно говоря, не хочется. Так что лучше реши эту проблему, а дальше… — Деймон задумался на недолгие секунды, а после похлопал брата по спине, сказав. — Если всё-таки что-то изменилось во Вселенной, то мы найдём тебе достойную кандидатуру. Устроим жёсткий отбор! — со свойственным весельем и подвижной мимикой произнёс старший брат.       — Да пошёл ты, — Стефан скинул со своей спины его руку, усмехнувшись. — Придурок.       — А что? Я желаю тебе лучшего, братишка, а ты не ценишь. Даже обидно.       Деймон поднялся с дивана, направившись в сторону лестницы, что вела на второй этаж.       — Куда ты?       — Пойду составлю план пыток для продажного копа. Если захочешь составить компанию, то я буду только рад, — он отсалютовал ему бокалом, скрываясь за стеной.       Усмехнувшись, Стефан подумал:       «Знаю, Деймон, что ты желаешь мне лучшего, хоть и в своей манере. С одной стороны я даже рад, что моя любовь к Елене пропала. В каком-то смысле без неё даже проще, но я всё же хочу узнать, с чем это может быть связано. Мне не нравится такая неизвестность. Но разбираться с этим я буду позже, а пока всё-таки составлю тебе компанию».       Смахнув со столика бутылку с бурбоном, Стефан направился вслед за братом. Он, в принципе, знал, что у Деймона минимум две бутылки стоит в спальне, но почему бы не прибавить к этим двум ещё одну? К тому же, хочется ему проводить с братом больше времени. Возвращение отца сплотило их, что не могло не радовать.       — Всё же решил составить компанию? — стоявший у прикроватной тумбочки Деймон, вполоборота обернулся на брата, коварно улыбнувшись. — Польщён.       — Всё-таки в прошлым я был потрошителем, могу что-то подсказать, — усмехнулся Стефан, видя, как Деймон медленно на него повернулся, не скрывая удивления и садистского блеска в глазах. — До вечера ещё куча времени, потом пойдём поиграем, либо посмотрим кино. Как тебе план?       — Прекрасен, — улыбнулся вампир. — Ты меня пугаешь, Стеф, в последнее время. То людей калечишь, то в пытках решил поучаствовать. Прям страшно! Чем решишь удивить завтра?       — Ну вот завтра и посмотрим, — Стефан так же отсалютовал ему бокалом, в миг опустошая. Деймон не мог сдержать радости, глядя на меняющегося Стефана. — Начнём с отрезания языка? — поинтересовался Сальваторе, вызывая на лице брата довольную ухмылку.

* * *

      — Остановись здесь, Ребекка, — голос Саманты прозвучал резко и неожиданно, отчего вампирша тут же нажала на тормоз, повернувшись на неё одновременно с Адэлис. — Дело в том, что там есть охрана. Если вдруг Алистер внёс уже вас в список тех, кто может наведаться, то вас в лучшем случае не пропустят, а в худшем, если пуль доставили достаточно, то сама понимаешь, что может быть. Сверни туда, — кивнула она вправо, на дорогу, которая вела вглубь леса.       — Так если нас могли внести в список, то как мы пройдём? — задала логичный вопрос Адэлис, пока Ребекка развернула машину, сворачивая в другую сторону. — Будут проблемы.       — Я смогу договориться с охраной за себя.       — А мы? — тут же спросила Ребекка, проехав по назначенному пути, остановившись подальше от поворота.       — Одному лучше остаться снаружи, — тут же сказала мисс Франс. — Может случиться пересменка или мало ли кто захочет наведаться.       — У вас не дом, а проходной двор? — усмехнулась ведьма, вопросительно приподняв брови.       — Можно и так сказать, учитывая, чем промышляет мой документальный муж.       Адэлис и Ребекка переглянулись, пока молча размышляя, кому стоит идти.       — Иди ты, — вдруг сказала Ребекка. — Я если что смогу кого-то удержать снаружи.       — Тогда применю заклинание невидимости, чтобы ты, — взгляд на Саманту, — смогла без проблем пройти.       — Хорошо, — Франс согласно кивнула. — Идём.       — Будьте осторожными, — попросила их Ребекка.       Саманта в сопровождении Адэлис покинула машину. Ребекка внимательно наблюдала за всё дальше удаляющимися силуэтами. Протянув руку к задним сидениям, древняя дотянулась до своей сумки, вытащив из неё телефон. Быстро набрав сообщение для Элайджи о том, что они прибыли на место, она практически незамедлительно получила от него короткий ответ, улыбнувшись. Решив не сидеть в машине, первородная покинула салон, подойдя к капоту, усевшись на него.       «Хоть бы всё прошло гладко…»       — Как прошёл процесс передачи кинжалов? — решила полюбопытствовать Саманта, пока они в полной тишине удалялись всё дальше от машины.       — Вполне неплохо, учитывая то, что бывшая хранительница мертва, а эксперимент прошёл не слишком удачно, — усмехнулась Лис, хотя в душе ей было невесело. Переживания о ране, которую получил Элайджа, никак не желали проходить.       — И за что поплатилась бывшая хранительница? — осторожно поинтересовалась женщина. Порой её пугало то, с какой лёгкостью ведьма Эндерсон говорила о смерти. А если ещё и так усмехалась, где, казалось бы, не до усмешек, то становилось совсем жутко.       — За длинный язык. Позволила себе высказать лишние, — было очевидно, что Адэлис не желает вдаваться в подробности.       — Прошу прощения, если я проявляю излишнее любопытство, — Саманта глубоко вдохнула свежий лесной воздух, наслаждаясь природой. Всё же место, в котором находился их дом, было поистине прекрасным. — Просто для меня это всё новое. Алистер никогда меня не посвящал в это больше дозволенного. Я знаю только то, что знают те основатели, которые не приближены ко второму узкому кругу, в который как раз таки входит мой муж, Джузеппе и остальные.       — Ничего страшного, — улыбнулась ей ведьма. — Я всё понимаю. Просто она позволила себе высказать кое-что о Майклсонах, но это ещё ладно, — махнула та рукой, мол не это самое важное. — Просто в момент передачи кинжалов, Элайджа решил убедиться, что ритуал сработал верно, и когда волчица закончила работу, он попытался дотронуться до кинжала. Как говорила Рамла, мы не сможем до них дотронуться и управлять ими. Майклсоны не были настроены верить ей на слово, в чём мы с Кэролайн их поддержали. И стоило Элайдже дотронуться, как энергетическая волна отбросила его на другой конец комнаты, а на правом предплечье появились глубокие рваные раны. Их всего-то три, но по величине они огромные. Рамла клялась, что ничего не знала, но никто из нас ей не поверил.       — А если она правда не знала? — девушки свернули с дороги, что вела вглубь леса, идя теперь в небольшую горку, из-за которой пока не было видно домов.       — Дело в том, что на листах гримуара, по которому она следовала, была метка в виде тех самых ран. Мы обнаружили там скрывающие чары, с которыми я разберусь позже. Ну, не почувствовать скрывающие чары, это… — ведьма возмущённо взмахнула рукой, пытаясь подобрать более подходящее слово, — не знаю… Я бы поставила неуд. Это не просто азы! Это нечто, что умеет каждая ведьма, какой бы слабой или сильной она не была.       — И что теперь будет? Эта рана… Это серьёзно?       — Пока не знаю. Будем надеяться, что нет.       Ведьма Эндерсон действительно надеялась на то, что ему просто распороло руку и откинуло в стену. Однако сердце почему-то яро отказывалось в это верить. В голове присутствовала навязчивая мысль о том, что тёмная магия всегда оставляет следы. Ведь даже если где-то пройдёт ведьма, работающая с тёмной магией, её энергетический шлейф смогут ощутить другие ведьмы. Конечно, тоже относиться и к светлым магам, но темнота всегда ощущается более ядрёнее. Адэлис имеет полное понимание того, на что способны тёмные силы, поэтому она боится услышать, что рана может начать его беспокоить. Она настоятельно рекомендовала Элайдже пока не снимать повязку, ведь на неё Эндерсон так же наложила защитное и целебное заклинание, которое пока ослабляет действие колдовства, хоть и будет оно весьма недолгим. По её расчётам, если вдруг будет что-то не так, то они узнают об этом тогда, когда вернуться.       — Время применить заклинание, — вдруг оповестила её Саманта, когда они поднялись в горку.       Эндерсон подняла задумчивый взгляд сначала на неё, а затем перевела на несколько больших особняков впереди. Кивнув, она сложила ладони, шепча что-то своими губами, едва касаясь ими холодных пальцев. Наблюдающая за этим Саманта заметила, как по верхушкам деревьев промчался ветер, стремительно приближаясь к ним. Она ожидала, что их вот-вот закружит в воздухе, но тот будто не подходил к ним или к самой Саманте. Нахмурившись, не зная чего ожидать дальше, она перевела взгляд на Адэлис, которая по-прежнему что-то нашёптывала. Франс старалась разобрать слова, но не могла. Она не знала этот язык, хотя ей казалось, что раннее она могла его слышать. И вдруг Саманта стала замечать, что облик ведьмы начал стремительно исчезать.       — Адэлис? — спросила она, смотря на то место, где ещё пару секунд назад была ведьма.       — Тут я, — послышался её голос.       — Это так… странно. Я слышу тебя, но не вижу.       — Это нам и нужно. Пошли дальше.       — А как я буду знать, что ты рядом?       — Ну-у, — протянула ведьма, — я один раз стукну каблуком об пол, к примеру. Да и в любом случае, куда я денусь? Я твой личный ангел-хранитель. Никуда не уйду, — Саманте казалось, что Эндерсон сейчас усмехается, судя по её весёлой интонации в голосе.       Дальше они шли в тишине. Саманта чувствовала себя не совсем уютно. Она знала, что Адэлис рядом, слышала редкое цоканье каблуков, чувствовала запах её сладковатых духов, но не видела её. Для ведьмы наверняка в этом не было ничего странного, но у самой Франс в голове происходила мощная перенастройка. Видимо, её человеческому мозгу сложно принять тот факт, что точно такой же человек, хотя бы по внешним признакам, как и она, может вот так вдруг стать невидимым. В голове крутился лишь один вопрос: как? Хотя ответ на него был прост и известен.       Чем ближе они приближались к дому, тем лучше Адэлис могла рассмотреть его во всей красе. Кто бы его не строил, одно ей было совершенно точно понятно: работа просто великолепная. В первую очередь перед ними возвышался высокий металлический забор с воротами, которые сейчас были закрыты. Вокруг было множество лужаек с очень низким забором, сделанный словно из такой же травы. Адэлис заметила по обеим сторонам от ворот высокие статуи из белого мрамора в виде коня, на которых восседали эквиты. Работа выглядела очень точной, словно живое навеки поместили внутрь, заставив окаменеть. Белоснежная каменная дорожка на которой, казалось, не было ни единого загрязнения, блестела под ногами, а стук от каблуков как не кстати стал более слышимым. Пришлось чуть замедлить шаг.       — Саманта, — шёпотом позвала её ведьма, заметив на одной из чёрных каменных колон, что шли вдоль забора, камеру. — Не поворачивайся! И говори, едва шевеля губами, — сказала та в тот момент, когда женщина только была готова обернуться. — Давай сбавим темп. Из-за каменной дорожки мои туфли слышно.       — Вот они наши женские проблемы, — усмехнулась Саманта.       — Меня радует твой оптимистичный настрой, — если бы Франс могла, то заметила бы улыбку на лице ведьмы.       — Стараюсь.       — А охрана-то где?       Подойдя к воротам, Саманта толкнула их, но, как ожидалось, они были закрыты. Направившись к первой каменной колонне от забора, Саманта нажала на звонок. Эндерсон, внимательно осматривающая местность, заметила, что из совсем небольшого домика, который стоял за забором, справой стороны, в другом конце участка, вышел человек в чёрном строгом костюме.       — Кто это? — тут же спросила ведьма.       — Дэвид, — незамедлительно и шёпотом ответила Саманта, смотря на крупного телосложения мужчину. — Работает у нас последние пять лет. Они познакомились с Алистером ещё в студенческие годы. Близкие друзья. Из всех охраны Дэвид — его доверенное лицо.       — Может его тогда вырубить на всякий случай, если он нас впустит.       — Не думаю, что это необходимо, но если вдруг что, то можешь это сделать.       — Отлично.       Прямо посреди главного двора был расположен круглый фонтан, посреди которого на высокой подставке стояла скульптура девушки. А по всей его площади были расположены маленькие, по сравнению с возвышающейся статуей, ангелочки, из рук которых выходила вода. Сам дом, наверняка построенный из такого же мрамора, цветом напоминал нежный капучино. Его большие окна в пол пропускали в дом большое количество дневного света, прекрасно освещая комнаты даже ночью. Вдоль стен всего первого этажа шли небольшие лужайки, на которых Адэлис смогла заметить редкие совершенно маленькие ёлочки, которые мило вписывались во внешнюю атмосферу участка. Сама Эндерсон сказала бы, что этот внешний вид дома отражал Саманту, ведь всё, кроме строгого металлического забора, было таким нежным и аккуратным, как сама мисс Франс. У особняка так же имелся второй этаж. Там были точно такие же высокие окна, верхушки которых были закруглёнными. Был выход на небольшой балкончик, который располагался прямо над главным входом. Подняв взгляд чуть выше, Адэлис заметила крышу над тем самым балкончиков. На её фасаде были вырезаны люди. И судя по тому, что там было изображено, Эндерсон смогла сделать вывод, что данное творение можно назвать: «Течением жизни».       В этот момент подошёл мужчина, глядя на Саманту маленькими глазами, словно сканируя её на что-то. Открыв забор, он без каких-либо слов пропустил её внутрь, даже не догадываясь, что следом за ней зашёл ещё один невидимый гость.       — Где же вы пропадали миссис Уилсон? — поинтересовался он с добродушной улыбкой, рукой указав в сторону двери.       — Неужели Алистер ничего не сказал? — её брови сомкнулись на переносице, а всё тело напряглось.       — Нет. Он приехал поздно вечером и толком не сказал ничего вразумительного, кроме отборного ругательства в сторону всей охраны.       Адэлис подавила желание усмехнуться, а Саманта постаралась спокойно кивнуть. Видать, Алистеру явно не пришлось по вкусу всё, что они вчера сделали.       — Ладно. Это всё?       — Конечно. Не смею вас больше задерживать, — открыв дверь, он проследил, чтобы Саманта зашла вперёд. Хотя Дэвида слегка напрягла её заминка. Женщина почему-то какое-то недолгое время стояла, словно не решаясь сделать шаг вперёд.       Как только за Самантой закрылась дверь, через какое-то время почти над её ухом раздался голос ведьмы, заставив ту вздрогнуть.       — Ты чего не спросила, тут ли твой муж или нет?       Саманта обречённо прикрыла глаза, осознав, что она действительно забыла об этой небольшой детали. Тем временем ведьма внимательно осматривала длинную прихожую, из которой можно было попасть в гостиную, совмещённую с кухней и столовой. Опустив взгляд, она довольно приподняла брови, практически разглядев отражение мисс Франс в белой плитке. Стена, что была за её спиной и Саманты, — была сделана из деревянных панелей кофейного цвета. Остальные стены были молочного оттенка. Слева был длинный встроенный шкаф-купе с парочкой дверей, которые вели в какие-то комнаты. А справа стена была закрыта большим зеркалом.       — Знаешь, если этот дом делал твой муж, то я очень удивлюсь.       — Не совсем он, — покачала головой Саманта, услышав усмешку. — Он лишь к некоторым моментам прикладывал свою руку. Если с проектом самого дома он ещё работал, то всё, что касается дизайна, разрабатывала я вместе с дизайнерами и архитекторами.       — У тебя определённо прекрасный вкус, а у людей, которые всё это создавали — руки.       Саманта улыбнулась ей, кивая вперёд. Адэлис согласно склонила голову, лишь потом осознав, что она её всё равно не видит. Улыбнувшись, Эндерсон направилась вслед за Самантой. Она шла тихо, отчего её туфель почти не было слышно. Мисс Франс с некой опаской вошла в гостиную, осматривая одну большую комнату. Свернув влево, оказавшись на кухонной зоне, она обнаружила стоявшую бутылку виски и пару стаканов, один из которых был наполовину полон.       — Видать, он вчера продолжил гулять, — проговорила Саманта.       — Я бы сказала, что он решил уйти в улёт, — прозвучал голос Адэлис чуть дальше от неё. Саманта обернулась, не понимая, о чём она говорит. — Посмотри на кофейный столик.       Саманта в считанные секунды преодолела всё расстояние, оказавшись у мягких диванов, за одним из которых посреди стоял кофейный столик. Там она обнаружила одну полоску белого порошка. Тяжело вздохнув, она прикрыла глаза, не удивляясь этому, но радуясь, что Алистера здесь сейчас нет.       — Как он ещё коньки не отбросил за столько лет? — задавалась важными вопросами Эндерсон. — Хотя, не удивлюсь, если его смерть будет именно такой — передоз.       — Напомни мне после того, как мы закончим, зайти к охране.       — Зачем?       — Во-первых, стереть запись моего присутствия. А во-вторых, мне нужно кое-что для Дарена.       Адэлис вопросительно приподняла брови, наклонив голову вперёд.       — Объясни, — попросила её ведьма, вспомнив, что мисс Франс не может её видеть.       — Твой отец хочет засадить Алистера. Он не хочет, чтобы Алистера убили так просто. Дарен хочет, чтобы он отмучился за решёткой за всех, кого однажды убил, кому попортил жизнь. Мне нужен компромат.       — И ты думаешь, что Алистер не заботится об этом? — она оглянулась, замечая в углах одной большой комнаты как минимум две заметных видеокамеры.       — Не знаю, — честно ответила Саманта, сложив руки на груди. — Будем надеяться, что нет.       Франс развернулась, направившись к лестнице, что вела на второй этаже в конце гостиной зоны. Эндерсон направилась за ней, внимательно осматривая и прислушиваясь к обстановке. Пока всё шло как нельзя лучше.

* * *

      Дарен, сидя в переговорной, сложил документы в аккуратную стопочку, отодвинув ту подальше, оставляя перед собой лишь пару важных бумаг, с которых начнётся очередное заседание. Проведя пальцами по лбу, он осознавал, что мыслями был абсолютно не здесь. Он размышлял о дочери, Саманте, проблемах, кои свалились на них в последнее время — о чём угодно, но только не о работе. Но как бы не было тяжело сосредоточиться на деле, Эндерсону придётся это сделать, ведь в зал уже начали стекаться его коллеги с прочими документами и папками. Посмотрев на наручные часы, он убедился, что время пришло. Заседание, которое должно было начаться час назад, вдруг отложилось из-за неготовности важных бумаг.       — Господа, — Дарен поднялся со своего места, осматривая всех присутствующих. Он тут же столкнулся взглядом с Джузеппе, который прожигал в нём дыру. Дарсия, так же присутствующая на заседание, старалась не смотреть на мужа. Остальные лишь формально кивнули в знак приветствия, но тут взгляд Эндерсона упал на пустующее место. — Рад вас видеть. У нас сегодня по плану второе заседание о поддержание договора и получение средств… — все присутствующие тут же принялись доставать нужные бумаги, готовясь выступить со своей речью. — Но прежде мне бы хотелось узнать у вас, мистер Джузеппе, где находится вице-президент?       — Вы уверены, мистер Эндерсон, что данный вопрос должен был прозвучать в мой адрес? — холодный и отстранённый голос дал понять, что Джузеппе не настроен на дружелюбный диалог. — Вы его начальник.       Когда Дарену и Дарсии только пришло предложение вернуться в Мистик-Фоллс ради всем известной цели, Дарен в первую очередь хотел оказаться. На тот момент они проживали в Нью-Йорке, и там у него был свой бизнес. Он являлся директором крупной компании по железнодорожному бизнесу. Когда много лет назад он уезжал из Мистик-Фоллс, отец Ричарда Локвуда — Альберт Локвуд — готовил Эндерсона на место директора, желая передать ему свою должность после ухода на пенсию. Делал он это потому, что видел в Эндерсоне мудрого и благородного политика, кои черты очень импонировали тогдашнему королю бизнеса — каким его все называли. Старший сын, Ричард Локвуд, уже готовился принять должность мэра, а Мейсон тогда был мал и глуп, отчего не подходил ни на одну роль. Альберт желал, чтобы власть над городом перешла людям, которые не угробят его и не отдадут на растерзание не пойми кому. Поэтому условие Эндерсона было таковым, что он вернётся только в том случае, если ему отдадут должность, которая ему принадлежала по законному праву, о чём было написано даже в завещании почившего предка Локвудов. Дарен помнит, что когда они покидали город, Альберт крайне был расстроен и недоволен данному поступку его приемника. Однако удерживать его против воли тоже не мог. И тогда Локвуд настоял на том, что если он однажды захочет вернуться, то имеет полное право восстановиться на должность, которая ему была уготовлена, кто бы её на тот момент не занимал. Эндерсон так и сделал. Возможно, если бы не их обстоятельства, то он не стал бы возвращаться во всю эту городскую политику, но ему нужно было больше власти.       Конечно, когда Эндерсон вдруг пришёл на смену власти, буквально отправив вниз на две ступени Алистера, многие были недовольны, но были и те, кто обрадовался новому начальству, помня мудрого не по годам Дарена ещё со школьной скамьи. Альберту после его уезда ничего не оставалось, как предложить Алистеру, который уже тогда занимал довольно высокую должность в городском совете, взойти выше, достигнув новых высот. Уилсон не раздумывая, согласился, даже где-то в душе обрадовавшись, что Эндерсон укатил на пару с Дарсией неизвестно куда. Многие тогда не понимали, что Альберт нашёл в мальчишке Эндерсоне, вцепившись в него зубами, практически не рассматривая другие кандидатуры, но Локвуд даже не намеривался объяснять своего решения. Он всегда говорил:       « — Я — верховный командующий над городом. Поэтому, напоминаю, что любой из выше должностных лиц имеет полное право готовить своих приемников. И если кому-то что-то не нравится, вот бумага, ручка, пишите заявление и выметайтесь за дверь, чтобы мои глаза не видели тех, кто не согласен с моей политикой. Я желаю видеть вокруг себя только тех людей, кои мыслят как я, кои видят этот мир так же, как я, и хотят для него того же, чего хочу я. Если вы видите его иначе, пожалуйста, выход там».       Некоторые тогда так и поступили, другие побоялись, и немногие поддерживали Альберта во всех его высказываниях. Человеком он был крайне прямолинейным, открытым, но и строгим, многие даже видели в его строгости — жестокость. Альберт никогда не стеснялся в своих выражениях, порой, откровенно говоря, забывая о правилах этикета, переходя на нецензурные ругательства. Обычно, это происходило только тогда, когда его доводили до критической отметки кипения. Многие его боялись в бешенстве, потому что думали, что Локвуд и впрямь способен будет убить. К слову, боялись они на обоснованных причинах. Ходили слухи, что однажды Альберт был замешен в убийстве одного из сенаторов. Однако подтвердить или опровергнуть эти слухи не мог никто. Сам Локвуд не давал никаких комментариев. Ему было достаточно лишь одного сердитого взгляда на того человека, кто вдруг решил поднять эту тему, чтобы тот заткнулся раз и навсегда.       Дарен уважал мистера Локвуда за многие его заслуги в обществе, за ведение политики и взглядов на жизнь. Он познакомился с ним, когда был совсем мальчишкой благодаря отцу. Как говорил Альберт, он уже тогда его приметил. И только Джон и Дарен знали правду о том, что Альберт действительно был замешен в убийстве, после которого, к сожалению, активировал в себе ген оборотня. Хотя никому из членов совета не было известно об этом, как и сыновьям.       — Прошу меня извинить, — Эндерсон вышел из стола, беря с собой телефон. — Начнём через две минуты.       Каждый из сидячих проводил его взглядом, пока тёмная дверь на глухо не закрылась. Джузеппе и Дарсия переглянулись, но даже они понятия не имели, где находится Алистер. На работе он не появлялся и на звонки не отвечал.       Выйдя в опустевший коридор, Эндерсон набрал сначала Алистера, но телефон Уилсона оказался в не зоне доступа, а затем Ребекку.       — Мистер Эндерсон, что-то случилось?       — Дарен, Ребекка, — быстро поправил её колдун. — Скажи мне, пожалуйста, вы уже на месте?       — Да. Уже как минут пятнадцать. Всё хорошо.       — Где Адэлис и Саманта?       — Они ещё в доме.       — А ты не с ними? — удивлённо и громче, чем планировалось, спросил Эндерсон.       — Нет… Из-за охраны мы приняли решение, что я останусь снаружи немного вдали от дома. Но если бы что-то случилось, то они бы дали знать. А в чём дело?       — Алистера нет в ратуше.       — То есть как? — Ребекка, всё это время просидевшая на машине, слезла с капота, заходив рядом. — Почему вы узнали об этом только сейчас?       — Потому что только сейчас началось заседание! Джузеппе и Дарсия на месте, но его нет.       — Чёрт! — Ребекка, желающая продолжить ругаться дальше, вдруг заметила чёрную машину, которая на высокой скорости проехала мимо поворота. — Я перезвоню.       Дарен не успел и слова сказать, как услышал, что звонок сбросили. Ругнувшись, он опёрся рукой на стену, быстро пытаясь сообразить, что ему делать. Даже если он сейчас сорвётся с работы, то он всё равно приедет к концу всего, что может там произойти. До дома Уилсонов добираться не меньше сорока минут и то, если повезёт. И всё, что ему сейчас остаётся, это надеться на Ребекку и свою дочь.       Выдохнув, он поправил аккуратно уложенные волосы и пиджак, открыл дверь, возвращаясь к своему месту под внимательные, изучающие, восхищённые и ненавидящие взгляды.       — Начинаем.

* * *

      Поднявшись на второй этаж, Адэлис и Саманта прошли мимо множества дверей, оказавшись в самом конце коридора. Открыв дверь, Уилсон тут же подошла к высокому шкафу из белого дерева, переворачивая все ей нужные папки. Адэлис, тем временем, восхищалась нежным интерьером. Её комната напоминала ведьме пушистое и уютное облачко. Было несколько объёмных кресел у мраморного камина. На большой кровати лежало много мягких подушек, а одеяло на вид казалось таким мягким, что, наверное, если укутаешься в него, точно покажется, что находишься в каком-то облачке.       «Как же всё уютно и красиво».       — Ну что там? — спросила Эндерсон, когда Саманта вытаскивала какие-то бумаги из папок.       Остановившись рядом с ней, Адэлис попыталась разобраться хоть в чём-то, но ничего не поняла из-за слишком маленького текста. Мисс Франс в этот момент опустилась к шкафчикам внизу, достав оттуда самые обычные документы.       — Сейчас пойдём, — оповестила её женщина, всё аккуратно помещая в свою сумку.       — Точно ничего не забыла? — на всякий случай поинтересовалась Адэлис.       — Точно. Я всё храню только в одном месте и аккуратной стопочкой. Всё, что важно, я забрала. Только сейчас пару важных украшений и косметику возьму.       — Ах, ну да, это, безусловно, сейчас очень важно, — усмехнулась ведьма, но всё же ничего против не сказала.       — Пойми меня как женщина.       — Понимаю, поэтому не возражаю, но прошу побыстрее.       Саманта одной рукой смахнула все крема со своего туалетного столика, коих было не много и в руки взяла строгую чёрную косметичку.       — Можем идти.       — А я и не думала, что «побыстрее» ты воспримешь настолько буквально.       — Ну, я…       Вдруг где-то в коридоре послышались шаги. Саманта и Адэлис напряглись, посмотрев на слегка приоткрытую дверь.       — Как далеко комната Алистера? — шёпотом спросила ведьма.       — В обратном крыле, но Дарен же…       Вдруг дверь открылась и в проходе появился помятый Алистер с Дэвидом и ещё одним парнем, который по внешним габаритам был немного меньше. Саманта посмотрела таким пронзительным взглядом на раннее известного охранника, отчего тот сказал:       — Прости, Саманта, но я должен был проинформировать. У меня был приказ.       — Ты соврал мне…       — А ты ни о чём таком и не спрашивала, — покачал тот головой. — Мы нужны? — данный вопрос уже был адресован Алистеру, который не сводил уничтожающего взгляда с жены.       — Подождите за дверью.       Без каких-либо слов охрана вышла за дверь, а Саманта попятилась назад, пока не почувствовала чью-то невидимую хватку на своём запястье. Незримо присутствующая Адэлис сказала так, что она здесь и ей не стоит так бояться. Но Саманта боялась. Она видела, как рука Алистера потянулась к замку, закрывая дверь с их стороны. Так он делал каждый раз, когда желал выместить на ней всю злость и ненависть, коя поселилась в нём много лет назад. Он медленно начал надвигаться на неё, желая загнать в угол…       — А я долго думал, кто стучал каблуками и шуршал непонятно чем, — говорил он, смотря на неё своими красными глазами. — Оказалось, что в мой дом залезла крыса. Что же ты тут забыла, Саманта?       — Я приехала забрать документы, — она попыталась сказать это спокойно, но голос дрогнул. — Ты же должен быть на заседании…       — Должен, — кивнул он. — Но решил пропустить. Твой дружок с остальными и сами всё сделают, а я решил вчера расслабиться. Ведь у меня же горе, — он взмахнул руками, мрачно рассмеявшись, — жена ушла! Так и ещё к кому — к колдуну!       Стоявшая рядом Адэлис, мягко говоря, выглядела ошарашенной от такого заявления.       — Я не понимаю, о чём ты, — покачала головой Саманта.       — Роль дуры тебе всегда шла, Саманта, но хоть сейчас попытайся сыграть здравомыслящего человека. Спрошу иначе: давно вы спите вместе? Только слепой мог не заметить искры с самого первого дня, что летали между вами, стоило вам взглядами пересечься.       Саманта выглядела не менее удивлённой по сравнению с рядом стоящей Адэлис.       — Между нами никогда и ничего не было, — покачала головой Саманта, крепче прижимая к себе косметичку. — Мы были лучшими друзьями, тебе известно об этом.       — Были, значит, — нахмурился тот, неверя.       — Остались, — поправила себя Саманта. — Но даже если бы между нами что-то было, то тебя бы это не касалось точно так же, как меня не касаются все твои шлюхи, с которыми ты проводишь своё свободное время.       — Это что? Ревность? — он как-то довольно улыбнулся, вновь сократив расстояние.       — Нет, — покачала головой. — Прямая констатация факта. Ты мне давно не интересен, как и я тебе. А теперь давай разойдёмся по-хорошему хоть раз.       — Когда ты стала такой смелой, Саманта? — он подошёл к ней вплотную, не подозревая, что Эндерсон уже готовиться отбросить его в стену, как только он как-то не так взмахнёт рукой. — Открылось второе дыхание?       — Возможно, — сглотнула та, чувствуя, что даже вздохнуть нормально не может из-за его близости. Ей хотелось отойти ещё дальше, но понимала, что позади неё стоит лишь одна кровать, к которой лучше не приближаться.       — И ты уверена в том, что я дам тебе развод?       — Если не дашь сам, то тебя заставят. Ни у одного тебя есть влиятельные люди, Алистер. На одну крупную рыбу всегда найдётся рыба покрупнее.       — Ну и удиви меня: кто из твоих знакомых может сравниться с моими, учитывая, что большая их часть — мои же люди.       — А когда ты в последний раз интересовался тем, с кем я общаюсь и какие связи вожу? — она вопросительно вздёрнула бровью, рвано вдохнув. Алистер молчал. — Вот и я о том же. Пожалуйста, пропусти меня.       — Не думаю, что ты так просто уйдёшь, — он ухватил её за локоть в тот момент, когда Саманта собралась обойти его…

* * *

      В тот же момент Ребекка, которая оказалась у металлического ограждения, пыталась открыть забор, кой оказался закрытым. Грязно ругнувшись, она обнаружила звонок, в который тут же позвонила. Машина, которую она видела, сейчас была припаркована во дворе, а у главного входа в дом стоял человек в чёрном костюме. Видимо, без убийств всё же не обойдётся. Чувствительный слух уловил звук открывающейся двери откуда-то справа из небольшого домика. К Майклсон направлялся неизвестный ей афроамериканец с доброй и приветливой улыбкой.       — Вы к кому, мисс? Какие-то проблемы?       — Я к Саманте Уилсон. Проблем нет, но мы договаривались утром выпить чашечку кофе и обсудить рабочие моменты, касаемы нашего совместного бизнеса.       — Совместного? — усомнился мужчина.       — Ах, вы не в курсе! — мило улыбнулась та. — Что ж, мы с миссис Уилсон собираемся вместе открыть ресторан в центре города.       — Будьте добры ваше имя и фамилию, мисс. В ином случае, я не имею права вас пропустить.       — Неужели Саманта не предупреждала, что я зайду? — на этот вопрос мужчина лишь покачал головой.       Ребекка мастерски скрыла своё разочарование. Конечно, она могла бы ляпнуть первое попавшееся имя и фамилию, но понимала, что это может ничего не принести.       — Меня зовут… — но договорить Майклсон не успела, сделав правдоподобный вид, что её вдруг резко повело в сторону.       Мужчина, стоявший по ту сторону забора, напрягся, открыв его и поспешив на помощь к девушке, которая даже, кажется, резко побледнела. Он аккуратно придержал её, пока та смотрела на него расфокусированным взглядом.       — Как вы себя чувствуете? Может вызвать врача?       — Да, конечно, — кивнула древняя. — Только прежде назову вам своё имя. Меня зовут Ребекка Майклсон.       Мужчина нахмурился, не припоминая такую персону ни в списках посетителей, ни в знакомых Саманты. Однако секундная заминка стоила ему жизни. Ребекка с лёгкостью свернула ему шею, отбросив тело в сторону. Заметивший это охранник, что стоял у двери, что-то кому-то передал в рацию и направился на девушку, выставив оружие вперёд.       — Стойте на месте!       Ребекка, не собирающаяся подчиняться чужим приказам, в один момент оказалась рядом с ним, впившись клыками в его шею, разрывая плоть. Мужчина некоторое время пытался отбиться, совершенно позабыв об оружие, но уже в следующее время обмяк в её руках, и Ребекка отбросила его в сторону, вытирая окровавленные губы. Она уже собиралась двинуться вперёд, как вдруг услышала за своей спиной множество шагов. Около дюжины охранников появилось на территории. В руках каждого было оружие, и каждое было направлено на неё.       — Веселое утро, — проворчала Ребекка, решая, кого первым делом она убьёт…

* * *

      В спальне миссис Уилсон воцарилась тишина, Адэлис, крепко сжавшая плечо Саманты, слегка надавила, спрашивая так, стоит ли ей вмешаться, на что та лишь повела плечом, дав отрицательный ответ.       — Зачем я тебе, Алистер? — в лоб спросила та. — Уже больше десяти лет ты сам по себе, а я сама по себе. Мы давно перестали быть родными друг другу людьми. И я не жалею о том, что сделала. Я говорила тебе, что против всего, что вы делаете. Но кто я такая, чтобы идти против твоего мнения, так?       — Так, — спокойно кивнул мужчина, ещё сильнее надавив на её локоть. — Поэтому ты сейчас заткнёшься, сядешь и будешь сидеть здесь, — прошипел он ей в лицо, терзая одним сумасшедшим взглядом. — И мне плевать, кто сюда явится. Любой, кто посмеет заявиться за тобой, будет уничтожен. И ты знаешь, милая моя, что я не шучу.       — Этому не бывать, — полушёпотом проговорила она, почувствовав, что ладони начали леденеть.       В один миг Алистер изменился в лице, грубо толкнув жену на кровать, стремясь подойти к ней, но вдруг получил мощный удар будто от ноги в район солнечного сплетения. Отшатнувшись на пару шагов от кровати и напуганной жены, он, сильно кашляя, поднял потемневший взгляд, заметив, как перед ним появилась девчонка.       — Подойдёшь ближе и, клянусь, я нарушу договор с Колом, — предупредила его ведьма.       Что-то прорычав, мужчина с трудом разогнулся, придерживаясь за живот. Адэлис, несмотря на всю свою миниатюрность, смотрела на него со взглядом дикого зверя, желая уничтожить угрозу, если та снова даст о себе знать.       — А я всё не мог понять твоё странное поведение, — говорил он жене, которая лишь присела, тяжело дыша. — Так вот, в чём было дело. Но чем ты можешь помочь ей, ведьма?       — Поджарю тебя как следует, если ещё раз поднимешь руку на женщину.       Усмехнувшись, Алистер подошёл к ней, остановившись в метре. Саманта, схватив Адэлис за руку, попыталась дёрнуть её назад, но та лишь отмахнулась от неё, не сводя взгляда с мужчины.       — В тебе определённо есть сумасшествие от Дарсии и переоценённость собственных возможностей от отца, — хмыкнул Уилсон, внимательно осмотрев её.       — Ну, не всем нравится наша завышенная самооценка, но она хотя бы оправдана.       — Послушай, деточка, я в своей жизни детей не убивал, но ты сейчас рискуешь стать первой.       Адэлис рассмеялась ему в лицо, уже не воспринимая подобные угрозы всерьёз, тем более от обычных людей. Алистеру это не понравилось.       — Неужели мы не пали настолько низко? — она приподняла брови, издеваясь. — Наверное, это будет уже и вправду ниже плинтуса. Поразительно, что вы от нас хотите мир избавить. Как по мне, мир нужно избавлять от людей — подобных тебе, Алистер! Я бы могла перечислить каждый твой грех, который вижу и чувствую, но мне даже противно капаться в твоей голове. Но если ты думаешь, что тебе это сойдёт с рук, то ошибаешься. Кара рано или поздно настигнет тебя, и поверь мне, приятного в этом очень мало, — Адэлис махнула рукой, говоря так миссис Уилсон, чтобы та поднялась. — Уходи, Саманта. Я догоню.       — Проблема в том, девчушка, что в кару я не верю, как и во всю остальную божественную хрень! И выйти у тебя, любезная, — серьёзный и предупреждающий взгляд на жену, — не получиться. Дом оккупирован охраной. Поэтому, — он снова обратил внимание на помрачневшую Эндерсон, — как бы сильна ты не была, но ты всё ещё человек, который скончается от сломанной шеи или кровопотери. Вы пришли в мой дом, намереваясь забрать то, что принадлежит мне, но вы даже не подумали, что зашли в клетку, которая минутами раннее захлопнулась. А теперь сели. Обе.

* * *

      Тем временем Дэвид, на пару с ожидающим напарником, ожидали прихода Алистера, утоляя жажду первым бокалом виски за это утро.       — Что-то долго он, — проговорил парень, смотрящий в свой бокал.       — А ты думал, что решать вопросы с женой быстрое дело? Ты ещё не женился, Олби. Вот когда вступишь в брак, тогда и будешь рассуждать.       — Говоришь так, будто мне пятнадцать, а тебе все пятьдесят. Не читай нотаций, — поджал тот губы, опустив уголки рта.       — Ну, подумаешь, что тебе на лет десять больше, но мне всё равно больше сорока. Опыт больше, как не крути, — самодовольно усмехнулся тот, опрокинув в себя остатки алкоголя. — И знаешь, Саманта действительно не подарок. Вообще не понимаю, что такого Алистер в ней нашёл.       — Как по мне, она нормальная женщина, — пожал плечами парень, пригладив свои блондинистые волосы. Дэвид скривился, словно съел что-то крайне противное, но ответить что-то противоречащие он не успел, потому что с улицы прозвучали выстрелы. Охранники напряглись. — Мне не показалось?       — Обоим такое казаться не может. Пойду проверю, — он извлёк из-под пиджака оружие, — на всякий случай позвони шерифу.       — А потом?       — Здесь жди! Не дорос ещё, новобранец.       Не слыша никаких недовольств от молодого поколения, Дэвид поспешил направиться на главный двор через задний, скрывшись на террасе.

* * *

      Алистер, ходячий напротив девушек, которые всё-таки сели, думал, что с ними сделать.       — Впервые ситуация, что передо мной две женщины, а я не знаю, что с ними делать, — усмехнулся тот, поглаживая свою щетину. — Забавно.       — Что мужские навыки подкачали? — не сдержалась от колкости ведьма, которую Саманта тут же отдёрнула.       — Ты его злишь, — прошептала ей женщина. — Не надо, Адэлис.       Та лишь хмыкнула, добиваясь именно гнева.       — Буду не против, если проверишь, — спокойно ответил Алистер, проходясь по её фигуре каким-то похотливым взглядом. — Внешне ты привлекательна, но ведьма — это минус.       — Ты с ума сошёл? — воскликнула Саманта, перебив Адэлис. — Она вдвое младше!       — Возраст мне мало о чём говорит, если ей не пятнадцать. Да и судя по кольцу на пальце, ты ещё и замужняя, — усмехнулся он, заметив, как даже жена опустила взгляд на её правую руку. — Такие проблемы мне не нужны. Сомневаюсь я, что там обычный человек. Вы, Эндерсоны, таких не выбираете.       Адэлис усмехнулась, даже пока помалкивая.       — Да и судя по договору, я ничего тебе сделать не могу, — с раздражением выдал тот. — И отпускать тебя просто так, — целую и невредимую, — не хочется.       — Ну, смотри, — Адэлис закинула ногу на ногу, — у нас только два пути. Первый: я ухожу с Самантой, а ты стоишь в сторонке и машешь нам платочком на прощание и я, так уж и быть, не превращу эту красоту в груду камней. Второе: я ухожу с Самантой и сравниваю этот дом с землёй от любого твоего решения помешать мне. Выбирай.       — Меня не устраивает ни один из них.       — А мне плевать. Либо ты выбираешь, либо мы сидим здесь и коротаем те недолгие часы, пока сюда не заявятся остальные, и тогда тут будут не только руины, но и разорванные тела.       Поджав губы, Алистер понимал, что начинает метаться. Он не знает, что ему делать и как лучше поступить. По договору, ему бы стоило заткнуться и дать уйти хотя бы ведьме, но она уйдёт только с Самантой, которую он уж точно не хочет отпускать. Алистер не терпит предателей, наказывая их не просто жестоко, а вдвойне жестоко, в конце отправляя на тот свет. Эндерсон, словно чувствуя это, мешала совершить ему задуманное. Она слишком смелая, слишком дерзкая, слишком напыщенная, но что уж греха таить — действительно красива и сексуальна. Уилсон всегда был любителем женщин. Он легко подмечал все их достатки и всю красоту. Тут уж, не скроешь, сыграли гены Дарсии. Она хоть и поехавшая, если обращать внимание на её безумство во время убийств, но чертовски красива, а это, по мнению Уилсона, затмевает в ней не лучшую сторону. В глазах её дочери он не видит того безумства. Он видит нечто другое, что напоминает ему обманчивое чувство превосходства. Ему так и хотелось вырвать её язык или использовать его для иных целей, но, видимо, не судьба.       — Либо ты уходишь одна, либо никто не уходит, — заявил Алистер. — Другого не будет.       — Ты глухой? — вспылила ведьма. — Я сказала, что уйду только с ней! От своего решения я не отступлю.       — А ты, видимо, тупая, раз не понимаешь, что я не дам ей выйти.       — И что? — Адэлис резко вскочила на ноги, подойдя к нему. — Удержишь Саманту силой? Мужик… Слабак! Вымещаешь злость на женщине, которая вдвое, а то и втрое слабее тебя. Моральный урод, возомнивший из себя карателя. Уверена, что ты знаешь, что на каждого палача найдётся свой палач, так давай не будем усугублять положение, пока я не стала им. Открой чёртову дверь!       Алистер как-то довольно улыбнулся. Ему нравилось подобное проявление характера от женщин. Он грубо взял её за лицо, почти до боли сжав челюсти. Саманта подорвалась с кровати, боясь, что её муж может наплевать на уговор, причинив Адэлис боль. Муж даже не посмотрел на неё, увлечённый ведьмой.       — Закрой свой рот, пока я не заткнул его чем-то другим.       — А вот это было лишним, — Адэлис резко коснулась его рук, обжигая кожу. Алистер крепко стиснул зубы, против воли убирая свою руку. Однако ведьма лишь усиливая действие колдовства. Ему стало казаться, будто вся кровь, что текла в его теле, начала превращаться в кипяток. Уилсон чувствовал, что его голова закипает, а руки начали краснеть, будто он долго побыл на морозе или подержал их в кипятки.       — Прекрати! — хриплым голосом выдал тот, опускаясь всё ниже к земле. — Ты не можешь убить меня, помнишь?       — Зато я могу обезвредить тебя. И то, что я делаю, малое из того, что ты заслуживаешь, урод, — Адэлис обошла его, остановившись сзади, вновь усилив действие колдовства. Её рука сжалась на его помятой голубой рубашке, притянув к себе. Одним шёпотом ведьма сказала ему, что его ждёт. — За все страдания, на которые ты обрёк Саманту за столько лет, ты расплатишься. Ты будешь страдать, умирая в агонии и приступах безумия, мучаясь от боли. Такой будет у тебя конец, а что будет в ином мире, тебе лучше не знать. Живи и радуйся, пока ещё можешь, хотя ты этого не заслуживаешь, — с этими словами, она резко коснулась его плеча и предплечья, как-то неестественно вывернув руку. Саманта вздрогнула, когда услышала хруст и крик, сорвавшийся с мужских губ. Вдобавок, когда Адэлис поднялась, она толкнула его каблуком в ключицу, заставляя упасть. Алистер снова что-то простонал, лежа, даже не в силах подняться. Колдовство начало слабеть, а вот боль в руке лишь нарастала. Он не мог ей пошевелить, видя, как та была неестественно вывернута. — Чертей в аду на тебя не хватит.       — Тварь! Запомни, придёт конец вашему договору, и ты поплатишься за это!       Адэлис приобняла Саманту, уводя дальше от лежачего на груди мужчины.       — Обязательно! — прокричала та, смотря на дрожащую Саманту, которая испугалась безумства и жестокости, коя не так давно была в глазах Адэлис. Приобняв мисс Франс за плечи, Эндерсон принялась уводить её к выходу. Саманта не знает, возможно привыкнет к этому когда-то, но сейчас это казалось дикостью. Ведьма Эндерсон сейчас смотрела на неё совершенно другим взглядом, который был полон доброты и даже нежности, хоть и не потерял уверенности. — Ты как? — спросила она, тут же получив кивок.       Адэлис, уже собравшаяся открыть дверь, но удивилась, когда Саманта сама проявила инициативу. Выйдя в коридор, Эндерсон тут же заставила огонь вспыхнуть в своей правой ладони. Они быстро спустились на первый этаж, обнаружив там того паренька, который смотрел на них выпученными глазами. И вдруг до их ушей донеслись звуки выстрелов.       — Что там происходит? — спросила Адэлис, видя, с каким ужасом тот смотрит на пламя в её руке и на побледневшую Саманту. — Трюк, иллюзия… Вы говорили им?       — Не всем, — прошептала бледная Саманта. — Он новенький. Похоже, ещё не успели.       — А-а… — протянула Адэлис.       — Я слышал только о вампирах и городском совете, — проговорил парень, который даже не подозревал, что ещё и ведьмы могут быть или кто-то, кем является эта девушка.       — Слушай, парень, — они спустились вниз, — давай так, я тебя не трону, а ты позволишь нам уйти.       — А я должен помешать? — задал он встречный вопрос, не понимая, что вообще происходит.       — Ну, может, тебе приказ отдали. Откуда мне знать, в конце концов?! — взмахнула она рукой, отчего пламя в руке тут же взбунтовалось. — Скажи, что там происходит! — потребовала ведьма.       — Не знаю. Дэвид ушёл пять минут назад, приказав не высовываться. А где мистер Уилсон?       — Кто? — задумчиво спросила Эндерсон. — А, этот урод… Слушай, скажу честно, не ту работу ты выбрал. Бежал бы ты, пока не поздно. Живым не останешься, если решишь остаться здесь.       — Кто ты? — надрывным голосом спросил тот. — Миссис Уилсон.       — Это сложно объяснить, — вздохнула Саманта. — Но она права. Тебя пока ещё не успели испортить. У тебя не отобрали то, что дороже всего на свете — твою человечность. Ты можешь уйти с нами, но если ты уйдёшь, тебя будут искать, поэтому тебе придётся уехать. Принимай решение.       — И по скорее, потому что, как я понимаю, то, что мы сейчас слышим, дело рук Ребекки.       Олби посмотрел на них, наверх, на стеклянные двери, которые сливались с окнами и вели на задний двор, а затем выдал:       — Хорошо, — выдохнул тот. — Не многое теряю. Я и так не хотел здесь работать. Деньги приманили, которые были нужны.       — Правильное решение, — улыбнулась Адэлис. — Иди первый, мы за тобой. Тебя хотя бы не пристрелят, а Ребекку мы остановим.       Эндерсон убрала пламя, видя, что парень с трудом сохранил спокойствие. Пройдя коридор, новобранец открыл дверь, услышав одинокий выстрел в воздух, и картина, которая привстала перед ним, заставила его побелеть ещё сильнее, а ноги подкоситься. Участок был усыпан трупами и залит кровью. Когда-то белая каменная дорожка — стала красной. Вода в фонтане так же окрасилась кровью.       — Как… Как… — с трудом молвил тот.       Ребекка, доедающая последнего выжившего, отшвырнула от себя мёртвое тело, выдохнув. Утомила её эта охрана, хоть и энергию чужой кровью восполнила как никогда. Весь перед её одежды был залит чужой кровью. По её подбородку так же стекала тёплая жидкость. Стерев её пальцами, вампирша слизала оставшуюся кровь, довольно улыбнувшись. Только сейчас посмотрев на дверь и ошарашенных людей.       — О! — радостно воскликнула древняя. — Вы выбрались! Я рада! Я тут перекусила немного, хоть и не собиралась. Я даже подумать не могла, что их тут столько будет! — взмахнула руками Ребекка, смотря на ещё одного паренька в чёрном костюме. — А это кто? Пленный или последняя закуска на утро?       — Я-я-я… — парень задрожал, увидев, с какой хищной и медленной походкой к ним начала приближаться Ребекка, обнажая клыки. — Нет! Нет! Я мирный!       — Так уж? — не поверила вампирша, посмотрев на Саманту и Адэлис, которые спокойно кивнули. — Ну ладно. Твой отец позвонил поздно, — проинформировала её древняя. — Заседание началось чуть позже, а Алистер был единственный, кто не явился.       — Ну, мы все это уже знаем. Ничего. Пролежит в спальне с вывихнутым плечом и сломанной лучевой костью, — улыбнулась ведьма, дав так понять, что всё в порядке.       — Я бы на вашем месте не говорил так много, — вдруг одёрнул всех Олби, обратив на себя настороженные взгляды. — Тот, кого ты… — он посмотрел на Ребекку, — вы… доедали, сказал мне вызвать шерифа Донована. Его патруль уже едет. Они будут через минут пятнадцать.       — Мэтт? — не поверила своим ушам древняя. — Он с ними? — взгляд обратился на Саманту.       — Я ничего не знаю.       — Он с ними, — подтвердил парень. — Весь совет на стороне Алистера и Джузеппе, кои сейчас объединились с Колом. Это всё, что я знаю.       Адэлис и Саманта, посмотревшие на Ребекку, вдруг заметили, что её глаза намокли, отразив боль, которая пронзила её тело так же резко и больно, как бы это сделал кол или нож. Сглотнув подошедший к горлу ком, она с трудом отогнала от себя мрачные мысли, сказав:       — Чёрт с ним. Потом разберёмся. Что с тобой делать? — спросила она охранника. — Если не хочешь стать трупом, то нужно тебе правдоподобное алиби.       Вздохнув, парень ответил:       — Выруби меня, чтобы было правдоподобно. Укуси, если это поможет. В общем, делай что хочешь, только не по лицу, прошу.       — Ну, согласна, — усмехнулась древняя. — Такое личико жалко портить.       — Когда очнёшься, — вдруг заговорила Саманта, — постарайся уехать сразу же, никому и ни о чём не говоря. Знаю, что у тебя нет родных в этом городе, поэтому просто уезжай. Тут опасно жить.       И это было последним, что услышал Олби, жизнь которая на веки изменилась за одно утро. Ребекка сдержала своё обещание, не испортив ему лицо. Она оставила не глубокий укус и вырубила ударом по голове, аккуратно положив тело у ступеней дома. После девушки быстро заскочили в домик охраны, разбив все мониторы и забрав пару дисков. На самом деле, никто об этом даже бы не вспомнил, если бы не Саманта, которая вспомнила о важном деле перед самым уходом. После они добрались до машины Элайджи в тот момент, когда по главной дороге пронеслись полицейские машины с включёнными мигалками и сиреной.

* * *

      Вернувшись дом, Кэролайн и Клаус зашли с громким смехом. Всю дорогу до дома они шутили, точнее — Кэролайн отвлекала его от тяжёлых мыслей, а Клаус искренне смеялся и поражался тому, насколько это женщина искусна в отвлечение внимания и изгнания тёмных мыслей. Она снова и снова заставляла его улыбаться, а сердце, трепещущие в груди, биться в несколько раз быстрее при одном только взгляде на неё. Притянув Форбс к себе за руку, буквально впечатав в своё тело, Майклсон снова сорвал с её губ сладкий поцелуй, сжав в своих больших руках её талию. Она приподнялась на носочках, охотно отвечая на сотый за весь путь поцелуй. Сердце вампирши так же радостно билось в груди, ощутив то, что ей не давали уже так давно — любовь.       — Пусто, — подвёл итог Клаус осмотрев гостиную. — Даже грустно.       — И тихо, — добавила Кэролайн. — Элайджа мог поехать с ними?       — Сомневаюсь… Хотя за твоей сестрой мой брат мог пойти куда угодно! — улыбнулся ей Клаус, прислушавшись. — И вправду тихо. Выходит, мы зря вернулись.       — Имей совесть! — Кэролайн ударила его в грудь, направившись на выход, желая подняться на второй этаж.       Клаус засмеялся, последовав за ней. Очевидно, Кэролайн хотела убедиться, что в доме они одни. Поднявшись на второй этаж, они вдвоём вошли в кабинет Элайджи, воздержавшись от стука. Сидевший за рабочим столом Майклсон, повернулся на них, приподняв бровь.       — А я уже начал беспокоиться, — сказал он совершенно спокойным голосом, улыбнувшись гостям.       — Нам это льстит, — ответил ему Клаус, всматриваясь в документы, над которыми работал Элайджа. — Работа не ждёт?       — Именно так, Никлаус. Кстати, Адэлис перед уездом просила тебя ознакомиться с этим, — он похлопал по пожелтевшим бумагам, что лежали по правую сторону стола рядом со стоящим гибридом. — Как только она приедет, мы проведём один ритуал.       Клаус кивнул, взял бумаги со стола и направился к диванам.       — А они не говорили, через сколько должны вернуться?       — Сказали, что весь путь и дело суммарно займёт два часа, — Элайджа взглянул на время на ноутбуке. — Хотя прошло уже больше.       — И никто не звонил? — Клаус вопросительно приподнял брови, взглянув с дивана на брата.       — Нет, — Элайджа отрицательно кивнул, взяв телефон, что лежал рядом. — Сейчас сам позвоню кому-нибудь.       Кэролайн обхватила себя руками, почувствовав нарастающее волнение. Она была уверена, что пошло что-то не так. Форбс знает, что Адэлис, как и Ребекка, пунктуальны. Элайджа, в этот момент только набравший номер Адэлис, вдруг услышал вместе со всеми открывающуюся дверь внизу. Переглянувшись, Майклсоны вместе с Кэролайн поспешили вниз. Спустившись, они обнаружили испачканную в крови Ребекку, на чьём лице была улыбка; Адэлис, которая выглядела невредимой; и мисс Франс, которая выглядела куда лучше, чем когда они покидали особняк Уилсонов.       — Мы вернулись, — оповестила их Ребекка.       — И судя по всему, сестра, вторжение на чужую территорию прошло удачно, — усмехнулся Клаус, подходя к Ребекке.       — Прекрасно, — кивнула ему девушка. — В меня раз пять попали обычными пулями, а я убила человек двадцать охраны.       — А я сломала руку и вывихнула плечо Алистеру, — поделилась Адэлис, когда к ней подошёл Элайджа с Кэролайн. — Так что да, всё прекрасно.       — Забыла сказать, что перед этим ты его обожгла, — дополнила Саманта.       — Точно, — кивнула ей ведьма.       Саманта, коя никак не могла выкинуть из головы слова Алистера о кольце на безымянном пальце правой руки, сейчас посмотрела внимательно на старшего Майклсона, находя на его руке похожее кольцо, только оно было не таким нежным, по сравнению с тем, что носит Адэлис. Важно сейчас всё же другое…       «Они помолвлены? Обручены?»       Франс мало что понимала, но осознавала, в каком шоке будет Дарен, когда сам узнает об этом. Саманта ничего не будет ему говорить, хотя бы потому что сама в этом не уверена. Ну и потому что считает, что сама Адэлис должна ему будет рассказать, если посчитает нужным. Вмешиваться в чужие отношения она не станет.       — Ты ознакомился с бумагами, которые я оставила? — спросила Адэлис, посмотрев на Клауса.       — Если честно, то мы сами только вернулись, — честно сказал Клаус, заметив, как та перевела взгляд на Кэролайн. — Поэтому я буквально только взял бумаги в руки перед вашим приходом. Там что-то срочное?       — Нет, но я хотела, чтобы все вопросы были решены до ритуала.       — Вопросов не будет, — заверил её Клаус. — К тому же, догадываюсь, что Элайджа со всем уже ознакомился, — на что его брат кивнул. — Вот и потрясающе.       — Тогда мне нужен план вашего дома.       — Зачем? — не понял этот момент Клаус, видя её усмешку.       — За тем, чтобы я смогла найти центры по всем сторонам участка. Но если ты их и так знаешь, то мы можем пойти.       Клаус какое-то время стоял на месте, прикидывая, знает ли он точное положение или нет, но быстро поняв, что точного он не найдёт, сразу же исчез из поля зрения. Однако никто и вздохнуть не успел, как Майклсон снова появился, протягивая ведьме сохранившиеся чертежи. Внимательно рассмотрев их, она кивнула каким-то своим мыслям, обратившись к Саманте.       — Подождёшь нас здесь?       — Гостиная в вашем распоряжении, — дополнил Клаус.       — Я провожу, — вызвалась Ребекка.       — Хорошо и спасибо, — улыбнулась им Саманта, удаляясь вместе с Ребеккой.       — Ну, а мы с вами идём на улицу, — кивнула ведьма на дверь, направившись с Клаусом, Элайджей и Кэролайн во двор.       Доведя мисс Франс до гостиной, Ребекка, как хорошая хозяйка, предложила ей чаю или чего-то крепкого. Саманта отказалась от крепкого, но сказала, что была бы не против выпить чашечку чая, если это никого не затруднит. На это Майклсон лишь усмехнулась, в сотый раз за день поражаясь её нежности, доброте и будто боязни загрузить кого-то лишними делами.       — Ребекка, — окликнула её Саманта, когда та вдруг затихла, ожидая прихода прислуги, — у тебя всё в порядке?       — Да, — робко улыбнулась девушка. — А почему ты спрашиваешь?       — Ну, — та неопределённо повела плечами, — просто я, как женщина, вижу в твоих глазах тень горечи и обиды, совмещённую с чем-то ещё, что раннее упомянутые чувства перекрывают в данный момент.       Саманта, как человек, кой провёл очень много времени в ощущение этих чувств, научилась определять их практически сразу, стоило только заглянуть человеку в глаза.       — Меня кое-что расстроило, — призналась древняя. — Мой, как я думала, друг.       — Шериф Донован? — сделала та предположение, заметив, тут же обращённый на себя пронзительный взгляд. — Я заметила это в твоих глазах, как только Олби рассказал об этом. Вы были близки, верно?       — Одно время даже очень, — кивнула Ребекка, присев на диван. — Одно время мы, можно сказать, встречались, а потом я уехала вслед за братьями и связь прекратилась, хотя расстались мы хорошими друзьями. Вернувшись, я первым делом навестила его. Сальваторе сказали, что Мэтт на нашей стороне, поэтому я верила ему. Я даже не допускала мысли, что он может предать нас… До сих пор не могу поверить в это, — Майклсон печально опустила голову.       — Почему ты так была уверена в нём?       — Потому что я знала Мэтта. Он не любит Деймона со Стефаном, моих братьев, но он хорошо относится к Бонни, Энзо, Кэролайн и ко мне. Я была уверена, что он не пойдёт против всех этих людей… против меня. Он же… Он тоже участвовал во всём, что здесь творилось за последние семь лет. Конечно, иногда он не хотел участвовать в этом, но помогал друзьям, этой ненаглядной Елене Гилберт… Поэтому я не верю, что он так просто пошёл против тех, кто ему был дорог и кем он дорожил. Но этот факт, к сожалению, не оспорим. Возможно, я хочу его оправдать, потому что всё ещё испытываю к нему что-то хорошее…       — Я плохо знала семью Донован, — честно сказала Саманта. — Однако почти все шерифы этого города, Ребекка, рано или поздно становятся такими. Рано или поздно их переманивают на чужую сторону. В целом это бывает рано. Например, все, кто принадлежит к семьям основателей, довольно рано узнают о существовании вампиров, если, к примеру, родители желают передать детям своё место. Дарсия одна из таких детей. Ей с детства прививали всю нелюбовь и ненависть ко всему, в чём присутствует крупинка магии. Мне, в какой-то степени, тоже, хотя моя матушка была более лояльна, отцу, по большей части, вообще плевать. Они оба были того мнения, что пока мы не трогаем вампиров, они не будут трогать нас, особенно если дело касается новообращённых. В периоды шестнадцатого и семнадцатого века на территории Мистик-Фоллс царил мир между расой людей, вампиров, ведьм и даже оборотней. Они все поддерживали мирный договор в городе. И если уж проблемы и возникали, то только с новообращёнными, которые как-то оказывались на территории города. И однажды, по-моему, под конец восемнадцатого, случился раскол. Сменилась власть в городе, и люди, кои пришли на смену власти, были не согласны со своими прошлыми лидерами. Договор мира, так называемый, расторгли, что привело не к войне, конечно, но это всем развязало руки. Многие вампиры покинули город, часть осталась и начала сеять раздор и хаос, пока большую эту часть не поубивали, а другую не изгнали. Оборотни вообще сидели ниже травы и тише воды. Ведьм и колдунов обнаружить было сложнее всего, но они и никак не давали о себе знать. Донованы, вроде, раньше тоже были влиятельными. У них были свои земли, свой голос в «золотом обществе», но потом, я точно не помню, но что-то произошло и они лишились всего. Большая их часть вообще покинула пределы Мистик-Фоллс навсегда. Я точно не знаю, в чём была проблема, история умалчивает. Уж если кто и знает правду из ныне живучих, так это отец Мэтта, которого я очень давно не видела, — Саманта подсела к ней ближе, сжав её холодные ладони. — Я не знаю, что сподвигло твоего друга на этот шаг. Предательство… Это тяжело простить, но если есть ради чего, то можно попытаться, но не сейчас, пока ничего не ясно. Возможно, ему угрожали. Возможно, Мэтт пошёл сам на этот шаг. Единственное, что я ещё знаю о Донованах, они всегда были очень человечными, если говорить о людской расе. Они очень любят людей, они ими дорожили, как и городом. Возможно, им движело желание защитить своих горожан. Это стремление, конечно, благородно, но не до конца правильное, ведь он подверг опасности тех, кто на него рассчитывал. Но ты не должна печалиться, Ребекка. Это был только его выбор. Да, он сделал тебе больно, но ты не должна показывать эту боль. Только не в такое время и не ему. Я уверена, что ты это понимаешь. К сожалению, в нашей жизни всегда будут те, кто будут причинять нам боль и предавать нас. И единственное, в ком можно быть уверенной, это в себе, своей семье и самых близких людях, кои никогда не пойдут на предательство близких людей вот так просто.       — Ты права, Саманта, — кивнула ей Ребекка, с трудом сдерживая слёзы. — И я это понимаю. И то, что у меня есть семья — это лучшее, что может быть, но боль от потери человека, которого я когда-то считала другом, какое-то время не отпустит меня.       — Я понимаю, — улыбнулась ей мисс Франс. — Просто хочу, чтобы ты не забывала, что у тебя есть много людей вокруг, кому ты дорога, кто тебя поймёт и поддержит.       — Наверное, — неуверенно пожала та плечами, рассеянно улыбнувшись. — Почему ты так добра ко мне? — вопрос поставил Саманту в тупик. — Ты столько пережила за всё это время, находясь под властью тирана… Как ты сохранила в себе эту прекрасную доброту, нежность? Как, Саманта?       Вздохнув, мисс Франс некоторое время молчала, думая, как правильно сформулировать ответ, но он пришёл резко и неожиданно, словно вырвался из самого сердца.       — Это было единственным, что мне помогало жить, — честно ответила та. — Я часто размышляла о самоубийстве, лишь бы закончить все свои страдания. Но я слабохарактерная, трусливая… Я боюсь причинять себе боль. Я бы никогда не смогла уйти по доброй воле. И когда я поняла, что выхода для меня нет, я приняла решение цепляться за всё, что делает меня человеком. Я очень много времени проводила с детьми, которые находятся в детском доме. Я много помогала пожилым и больным людям. Я часто выступала на пару с волонтерами, так же оказывая помощь потерянным и сбежавшим животным, коих забрали или отдали хозяева в приют. Мысль о том, что я кому-то нужна и могу помочь, придавало мне сил жить дальше, не сдаваться. Я смотрела на деток, на тех же животных и даже на больных людей, которые до последнего верили в хорошее. Дети, засыпавшие на моих руках, рассказывали о том, что мечтают попасть в большую и дружную семью, искренне веря, что однажды именно так и случиться. Когда я помогала в приютах, я видела, с какой надеждой и любовью животные смотрели на каждого пришедшего человека, одними глазами говоря: «Забери меня! Возьми меня!». А больные люди, которые даже знали, что однажды могут не проснуться, вспоминали всё хорошее и даже плохое, что делали при жизни. Конечно, по большей части к «плохому» относится их личное мнение, которое оспаривать глупо, даже если ты не согласна, но они верили, что там их ожидает что-то хорошее. Были и те, кто верил, что однажды проснётся здоровым и побежит покорять горы, — Саманта грустно усмехнулась. — Наверное всё это заставило меня держаться, не растеряв всё хорошее, что я имела.       Ребекка, внимательно слушающая её речь, покачала головой, видя перед собой не просто женщину, а сильного и боевого ангела.       — Пока твой муж старался уничтожить всё в тебе, ты сражалась за свою душу, — лишь произнесла Майклсон, смотря на неё с неприкрытым восхищением. — Всё, что ты делала — это просто… просто необыкновенно, волшебно и заслуживает даже большего, чем великого уважения, Саманта. Я впервые встречаю кого-то такого чистого, искреннего, доброго и светлого человека.       В этот момент в гостиную как раз вошла служанка с чашкой чая и парой печений.       — Желаю вам приятного аппетита, — миловидная рыжеволосая девушка улыбнулась, поклонившись. — Ещё чего-то хотите?       — Спасибо большое, мне больше ничего не нужно, — благодарно улыбнулась ей Саманта.       — Можешь идти, — улыбнулась ей Ребекка, на что девушка склонила голову и поспешила покинуть гостиную.       — Спасибо за тёплые слова, Ребекка, — поблагодарила её Франс, коснувшись её плеча. — Мне приятно. Больше не стану тебя задерживать. Уверена, ты нужна братьям.       — Да, — кивнула Майклсон, поднявшись. — Мне действительно пора. Но я буду рада, если мы ещё как-нибудь поговорим.       — В любое время, дорогая, — счастливо улыбнулась ей Саманта, потянувшись за кружкой чая. Ребекка вновь благодарно кивнула, покидая гостиную.       Саманта осталась довольна после разговора с Ребеккой. Если бы она не знала, то даже бы не сказала, что этой девушке уже тысяча лет. Она такая нежная, ранимая в душе, что это даже почему-то не может уложиться в голове, в сотый раз обращая внимание на её возраст. Ребекка ей определённо понравилась, и она будет только «за» поговорить с ней снова.       Оказавшись на улице, Ребекка уже собиралась прислушаться, чтобы найти свою семью на одной из сторон участка, как вдруг заметила их прямо на границе дома и дороги. Удивившись, она поняла, что они о чём-то спорят. Как оказалось, не все были согласны, где находится та или иная средняя точка на всех четырёх сторонах. Когда Майклсон подошла, увлечённые спором братья её даже не сразу заметили, пока Адэлис и Кэролайн быстро вводили её в курс дела. Майклсон, устало вздохнув, выхватила из рук разбушевавшихся братьев чертежи, внимательно всмотревшись в них. Минуту и пару следующих она молчала, словно что-то прикидывая в голове, не реагируя ни на какие отвлекающие факторы. Клаус на это лишь крайне возмущённо вздохнул, взмахнув руками.       — Так тут всё понятно, — пожала плечами Ребекка. — Элайджа, твоя первая точка прямо за забором около большого дерева неподалёку от диванчиков, север. Клаус, твоя, — она осмотрелась вокруг, взяв при этом брата за руку, как маленького ребёнка, потащив на место. — Здесь, юг, — Майклсон промолчав, лишь смерив сестру каким-то непонятным взглядом. — А кто на запад и восток? — уточнила Ребекка, взглянув на ведьму.       — Один, то есть ты, должна встать на запад, к примеру, и последний пятый должен найти точку прямо в середине участка. Нам всем очень повезёт, если это будет не крыша.       Ребекка кивнула, вновь посмотрев на чертежи.       — Нам повезло, — улыбнулась та. — Это не крыши, но ступени, которые ведут вниз к беседке, тренировочной площадке, лабиринту и прочему. Тебе нужно в точности до сантиметров?       — Упаси Боже, — прозвучал голос Клауса с точки, на которую его поставила Ребекка, — мы бы все уже с линейками ходили.       Все стоящие рассмеялись, представив это зрелище.       — Нет. Диапазон до трёх метров.       — Тогда прекрасно. Завяжем всё на нашей крови, — подвела итог Ребекка. — Значит, я на запад, Кэролайн на восток вот сюда, — ткнула она пальцем в бумагу, но по сбивчивому выражению лица вампирши, первородная осознала, что без сторонней помощи не обойдётся. — Я провожу, — Кэролайн благодарно кивнула. — Адэлис?       — Благодаря твоему раннему инструктажу, Ребекка, я разберусь.       — Чудно, — она свернула чертежи в рулон. — Что от нас всех требуется, как только мы займём места?       — Вам нужно будет пролить свою кровь. Желательно, как можно больше, чтобы между точками потом установился лучший контакт. Как это сделаем, возвращаемся.       — Тогда не будем медлить, — с этими словами Ребекка и Кэролайн исчезли, занимая свои точки. Адэлис направилась в дом, а Элайджа так же исчез. Перед домом остался лишь один Клаус, сложивший руки на груди.       Майклсон, решивший, что кровь можно пролить уже сейчас, ведь он на своей точке стоит около трёх минут, прокусил левое запястье глубже обычного. Присев на корточки, он позволил всей крови вытечь, образуя тем самым весьма заметную лужицу. Посмотрев со стороны, он решил, что этого вполне достаточно. Поэтому, вернувшись на то место, где недавно стоял его брат и девушки, он принялся их дожидаться.       Следующим, вернулся Элайджа, совершив то же самое, что и Клаус. За ними вернулись Кэролайн и Ребекка почти одновременно, а вот Адэлис задержалась на чуть подольше, вернувшись с небольшой чёрной чашей, которую она привезла ещё этим утром.       — А теперь пару капель вот сюда, — кивнула она на чашу. — Кто первый?       Конечно, первым же был Клаус, который, видимо, не понимает значение слов — пару капель. Он прокусил своё правое, на этот раз, запястье, заполнив чашу на четверть. Его примеру последовали и остальные вампиры. Смирившись и осознав одну простую истину, ведьма продолжала ждать когда кровь у всех течь перестанет. Для вампиров пару капель — это не о чём, да и прокусить запястье всегда удобнее, нежели пользоваться лезвием или иголкой, как делает это Адэлис. Ведьма передала чашу рядом стоящему Элайдже, достав из переднего кармана брюк небольшой прозрачный мешочек, в котором было что-то завёрнутое в марлю. Вытащив из пакетика марлю, в которой находилась иголка, она развернула её и проткнула себе безымянный палец, осторожно выдавив несколько капель в сосуд. Завернув окровавленную иглу обратно, ведьма сунула её в карман в том же самом пакетике и забрала чащу из рук Элайджи.       — Предупреждаю, как только я начну зачитывать заклинание, вы можете почувствовать резкую слабость. Вызвана она будет тем, что часть вашей энергии покинет ваше тело. Она будет не долгой, но может быть ощутимой. Может так же ускориться сердцебиение. Хотя, учитывая тот факт, что вы древние, возможно, ничего и не почувствуете.       Все понимающе кивнули и Адэлис приступила к ритуалу. Сильнее сжав чашу в руках, ведьма произнесла первые слова:       — Sângele se amestecă, conectând energiile împreună…       Данный ритуал смешивал кровь и энергии разных людей, создавая одну единственную, кой смогут пользоваться все, на ком она завязана. Кровь в чаше сама начала перемешиваться, медленно вращаясь. Майклсоны почувствовали необъяснимое чувство, будто их начали отделять куполом от всего мира. Клаус и Элайджа одновременно обернулись за свои спины, но ничего не заметили, всё было прежним, но странное чувство всё равно не покидало.       — Смотрите, — Кэролайн кивнула куда-то вверх в небо, где появилась красная искра, нависающая точно над домом Майклсонов.       Все, кроме ведьмы Эндерсон, подняли свои взгляды, лицезрея красивое и завораживающее красное свечение, которое больше было похоже на восьмиконечную звезду. Адэлис тем временем дочитывала первое заклинание, и когда последние слова сорвались с её губ, красная искра начала стремительно лететь вниз, прямо в центр участка, оставляя за собой длинный светящийся хвост. Опустившись на колени, ведьма аккуратно вылила смешанную кровь на каменную дорожку, уперевшись ладонями прямо в лужу.       — Те, кто стоят ближе ко мне, коснитесь моих плеч, остальные сделайте то же самое с рядом стоящими. Представьте, как через вас ваша же энергия поступает в меня, либо, в случае, если у вас нет прямого тактильного контакта со мной — через посредника — в меня. Чтобы это сделать, — она обернулась на Кэролайн, которая стояла слева от неё вместе с Клаусом, и за тем на Ребекку, коя находилась вместе с Элайджей по её правое плечо. — Вам нужно представить, как энергия, подобной воде, перетекает из ваших ладоней, в тело другого, а затем уже в меня. Помните: центр ваших энергий — сердце. Не задерживайтесь, иначе другого это может сбить. Можете договориться, кто первый, чтобы было легче, — она обернулась, видя, как все кивнули. Эндерсон была уверена, что они справятся.       К счастью, всем стоящим сегодня пришлось лицезреть урок, который она проводила для Хейли. Тогда каждый из них непроизвольно вслушивался в каждое слово, мысленно воспроизводя, как бы он проделал этот фокус с энергиями. Особенно это пыталась сделать Кэролайн, которая на какой-то момент почувствовала дикий холод в своих ладонях. Майклсоны за всю свою жизнь пару раз делились энергиями, поэтому сделать это вновь, им это особого труда не составит.       Клаус, посмотревший в этот момент на Кэролайн, кивнул ей, уступая. Вампирша прикрыла глаза, вспоминая все наставления своей сестры. Она до сегодняшнего дня не знала, как ощущается её энергия. Она могла её лишь описать через какие-то внутренние чувства. А сейчас, вновь дотянувшись до себя, она ощутила лёгкость, радость, в мыслях в миг пролетели все самые счастливые и прекрасные моменты, которые происходили в её жизни. Её сердце отзывалось на каждое приятное воспоминание, а на губах непроизвольно появлялась улыбка. Кэролайн буквально хотелось взлететь и слиться с воздухом. Так было хорошо…       В этот же момент, наблюдающий за ней Клаус заметил, что под её глазами выступили мелкие трещинки, слегка сероватого оттенка, переливавшиеся с белым свечением. Он улыбнулся, видя, что у неё получается, и в эту же секунду он ощутил резкий холод, держа её за ладонь. Ему вдруг всему стало так холодно, будто температура в теле упала не то чтобы до критической отметки, но и перевалила за неё. Если бы кто-то сейчас смотрел на Майклсона, то наверняка заметили бы его посиневшие губы, но уже в следующие секунды всё закончилось и холод постепенно стал отступать. И теперь ведьме Эндерсон проходилось ощущать всё то же самое, что и секундами раннее испытывал Никлаус. Однако она быстро пропустила энергию через себя, послав её в кровь и в землю.       Кэролайн открыла глаза, кивнув гибриду. Тот повернулся на Элайджу, который так же многозначительно склонил голову, уступая ему место.       Клаус последний раз проделывал этот трюк с энергиями уже и не помнит когда, возможно, это было незадолго до смерти Аделии, а может и раньше. Однако он хорошо запомнил то, как его учили этому. Он не знал, что видела Кэролайн, в попытках дотянуться до своей энергии, что таилась в её душе, но Майклсон знал определённо точно, что ему будет неприятно ощущать свою. Было даже мало приятного в прошлом, а сейчас… Сейчас он думал, что это всё лишь усугубилось. Ему стоило лишь сосредоточиться на своём сердцебиение, мысленно открывая ту самую дверь, о которой говорила ведьма. Клаус прекрасно знал, кем он является наедине с собой. Он прекрасно знал и чувствовал, что творится у него в душе, но умело подавлял всё это. Открывать сердце, обнажать собственную душу перед самим собой же всегда тяжело, по крайней мере Клаусу. Ведь он привык все эти чувства прятать за сотней замков и дверей, чтобы ничего и ни к кому не чувствовать. Но сейчас ему пришлось сбросить все свои маски, открыть все двери и стать честным перед самим собой. Он позволил услышать себе не просто голос, а вой из сердца, от которого кровь застывала в теле. Всё так болело и так было тяжело, что Майклсону показалось, будто его куда-то поместили в этот момент. Но это он просто вошёл в своё сердце, открыл его дверь, услышав и чуть ли не увидев, что там происходит. Лишь на долю секунды он почувствовал, как собственные ноги подкосились, но виду он не подал, продолжив стоять так же ровно. Сосредоточившись на этой боли, тяжести и усталости, заполнившие собою каждую клеточку его тела, Клаус передал энергию ведьме. Он не знал, что она сейчас испытывала, ощущая каждую проходящую энергию через себя. Почему-то ему казалось, что это малоприятные чувства… Если вообще приятные.       Адэлис в этот момент с трудом проигнорировала внутреннюю дрожь и тяжесть, окутавшую её, не говоря уже о примеси ярости, боли и едва ощутимой теплоты. Как ведьма, Эндерсон тонко чувствует всё, что несёт в себе энергия, даже если сам человек чувствует два или три самых ощутимых её составляющих. Энергия Клауса, пожалуй, для неё самая сложная за всё время, что она практиковала и встречала у людей. Впервые через неё проходит настолько сильная, разная и даже противоречивая энергия. Казалось, что Майклсон чувствовал всё и сразу. И эти чувства убивали его, терзали, не в силах найти покоя… Вздохнув и взяв себя в руки, Адэлис приложила больше усилий к тому, чтобы отдать энергию в перемешанную кровь.       Следующим был Элайджа. Он лишь однажды совершал этот фокус вместе с Аделией, хотя, конечно, свои эмоции он помнит до сих пор. Стоило ему снять с себя все маски и открыть дверцу собственного сердца, Майклсон увидел другого себя со стороны. Тот Элайджа отличался от того, которого все привыкли видеть. Внешне он больше был похож на бунтаря в чёрной кожанке, с не такой аккуратной причёской и хитрой ухмылкой. Его копия смотрела на него таким насмешливым и превосходительным взглядом, что против воли начиналось ощущаться стороннее давление. Копия ничего не говорила, не двигалась, но создавалось впечатление, будто она насмехалась над его образом, в котором старший Майклсон пытался существовать столько веков. Словно одним взглядом та говорила, что однажды придёт время, и весь этот облик благородного и доброго брата развалится, но этого так и не случилось. Тогда Элайджа даже спросил у Аделии, нормально ли то, что он не просто почувствовал, но и увидел свою энергию в своём же обличии. На что ведьма сказала: что это была не энергия, а он сам, какая-то его часть, которую он не хочет принимать по тем или иным причинам. Аделия не отрицала, что он мог увидеть свою энергию в облике себя самого, но ясно дала понять, что это явление крайне редкое, ведь даже не все ведьмы могут услышать свою энергию, многим даже прочувствовать её сложно, но не отрицала, что Майклсон мог стать редким исключением из магических правил. После Элайджа описал ей все свои ощущения, удивившись, когда их чувства сошлись. Тогда он впервые понял, насколько тонко Аделия может чувствовать других людей. Но что насчёт той копии… Элайджа тогда долго раздумывал, в связи с чем пришёл к выводу, что он действительно мог стать исключением, ведь, как сказала Аделия, чтобы увидеть свою энергию, которая может принять любой облик, нужно быть крайне честным перед самим собой в первую очередь, а Элайджа Майклсон был честен как никогда. Прошло четыре столетия с этого момента, и Майклсон остался тем же, в каком-то смысле даже стал ещё лучше. Ему, честно говоря, с одной стороны не хотелось бы встречаться со своей копией, коя проживала где-то внутри, но с другой стороны хотелось усмехнуться ей в лицо, а ещё желательно сказать, что она была не права.       Положив руку на плечо Адэлис, он не сильно сжал его, прикрыв глаза. Мир в миг погрузился во тьму, а стук собственного сердца заглушил все окружающие звуки. Не было слышно даже редко пролетающих птиц или гулящего ветерка. Как и сказала Эндерсон, он сосредоточился на голосе сердца, отключив свой разум. Первым делом темнота сменилась пролетающими перед глазами воспоминаниями, которые Элайдже были дороги. Конечно, не все из них были хорошие, на некоторых, например как на потере дочери Хейли и смерти любимой женщины, его сердце вновь трескалось на части, но лишь мысль о том, что это уже было, позволяло хоть и тяжело, но облегчённо вздохнуть. Он чувствовал преобладающую, в отличие от всех остальных чувств, — радость, коя наполняла его сердце. Он видел перед глазами все приятные моменты, которые когда-то случались с ним в окружении семьи: это множество посиделок, приятных и весёлых вечеров, пока они не успели по сотне раз возненавидеть друг друга; это море моментов с Адэлис, начиная от их, с натяжкой сказать, — неприязни, заканчивая великой любовью, кою он испытал лишь единожды и испытывает до сих пор. Он уверен, что сейчас чувства счастья, любви и теплоты в нём явно преобладают. Он уже ощущал на кончиках пальцев то самое тепло и приятную тяжесть, которую ему нужно было передать ведьме, но он целенаправленно медлил, желая опуститься ещё дальше. Элайдже даже пришлось признаться себе в сотый раз во многих вещах, например в предательствах Никлауса, кои его брат, на удивление и на радость, — сумел простить. Признался в сотый раз в том, что порой ему действительно хотелось всё бросить, перестать бороться за человечную часть в Никлаусе. И пройдя через множество других признаний, он вдруг понял, что находится в окружение сплошного белого пространства, в котором не чувствовалось ни воздуха, ни опоры под ногами — ничего. Майклсон даже понятия не имел, сумеет ли он сдвинуться, но, впрочем, теперь это было не важно, ведь он увидел то, что хотел — свою копию. Она стояла, одетая в обычную чёрную кожаную куртку, пряча под собой тёмно-синюю футболку, в чёрных джинсах и кроссовках, — точно противоположный стиль Элайджи. Однако одно он заметил неизменным, на руке присутствовало обручальное кольцо. Копия всё так же ухмылялась, но сейчас Майклсон не чувствовал какого-то дискомфорта от этого взгляда и неприятной улыбки. Сейчас он ощущал превосходство в своих руках. Приподняв голову, он попробовал сделать шаг вперёд, что у него успешно получилось, хотя он по-прежнему не чувствовал чего-то твёрдого под ногами. Лишь на долю секунды он подумал: а не проще ли свернуть этой жалкой копии голову; но быстро понял, что это может быть чем-то чревато. Элайджа лишь улыбнулся ей, но в отличие от его копии, в его улыбки не было ничего гадкого, плохого или издевательского. На улыбке и в его взгляде можно было прочитать довольство над собой, доброту и победу над ней — своей тенью. Элайджа лишь едва ли уловил в лице копии перемену во взгляде и на лице: он заметил злобу и будто поражение. Возможно, что-то он упустил, но это останется невыясненным, ведь копия просто исчезла, словно её никогда и не было, а его вернуло в реальный мир.       Энергия, что уже ощутимо покалывала на кончиках пальцев, требовала немедленной свободы, и Элайджа её отпустил, передав Адэлис. Ведьма по-прежнему сидела с закрытыми глазами, но будто казалась излишне напряжённой.       Пока Элайджа пытался дотронуться до собственной энергии, ответив ей на её когда-то не озвученные издёвки, ведьма Эндерсон провалилась в воспоминания. Она видела какую-то широкую поляну посреди высоких каменных стен и строений. До неё не сразу дошло, что это был замок и к нему прилегающие территории, потому что сначала воспоминание казалось мутным. Через какое-то неясное для неё время картинка прояснилась, и Адэлис смогла распознать магическую тренировку, кою она часто проводила в этом воплощение с Александром, его компанией вампиров и вместе с ковеном своих ведьм. Только на тренировке, что ей привиделась сейчас, была Кэролайн — в прошлом Каролина, Ребекка, Кол, Клаус и Элайджа. Они с Каролиной руководили процессом. Остаётся вопрос: под какими пытками древние согласились на это или это было из личного любопытства? Далеко не все вампиры готовы проводить время за бесполезным занятием, — именно так многие говорят о магических медитациях. Они работали в парах. Каролина стояла с Клаусом, Элайджа с Аделией, а Кол с Ребеккой. Наверняка задание было: почувствовать энергию друг друга и попытаться дотронуться до ядра своей. И раз Аделия была в паре со старшим Майклсоном, то его энергию она ощущала крайне хорошо, прямо, как и сейчас. Адэлис даже не понимала, в этот момент эти чувства были голосом прошлого или она начала ощущать энергию Элайджи ещё до того, как он начал её передавать? Она чувствовала преобладающее счастье, любовь, теплоту, и так же хорошо чувствовалась твёрдость и сила. Она чувствовала, как энергия начинала медленно проходить через тело. Эндерсон уже действительно не понимала, что сейчас сильнее в ней: чувства реальности или воспоминания. Но одно было совершенно ясно точно: энергия Элайджи для неё крайне приятна, сладка и желанна как мёд или что-то, что она так сильно любит. После тяжёлой энергии Клауса — это как бальзам на душу, или как тёплая ванна после долгого и изнурительного дня. И вдруг видение развеялось так же резко, как и прояснилось. Открыв глаза, она проморгалась, убеждаясь, что всё так же находиться на одном месте, ощущая под ладонями лужу крови. Она действительно сейчас ощущала вливающуюся энергию, принимая её до последней капли. И когда Элайджа всё ей передал, она спокойно объединила её с остальным.       Она запрашивала их энергию дополнительно для того, чтобы пропитать ею землю как можно сильнее и больше. К тому же это было важной рекомендацией для её личного заклинания.       Следующая была Ребекка. Ей, наверное, легче всех было дотянуться до своей энергии, ведь сейчас её переполняет множество чувств и все они были на поверхности, а не как у Клауса, например, запертыми за сотней дверей. Она чувствовала злость, обиду, дилемму, радость и лёгкую окрылённость. Злость и обиду — на Мэтта. Дилемму — выбор между Александром и Марселем. Радость — она снова с братьями, снова дома, и это не может не радовать. Лёгкую окрылённость из-за резко возникшей симпатии. А по ощущениям её энергия была тёплой, но и вместе с этим холодной, резкой и отталкивающей. Ребекка, являющаяся в далёком прошлом ведьмой, чувствовала свою энергию довольно хорошо и понимала, что если бы подобное прошло через неё, то вряд ли ей бы было особенно приятно. Она вообще не завидует Адэлис, через которую сейчас прошло четыре диаметрально разных энергий, хоть и внешне она выглядела абсолютно расслабленной. Недолго поразмыслив о том и всём, Ребекка с лёгкостью пропустила свою энергию через Элайджу, который вряд ли бы что-то почувствовал, кроме тепла, резко сменившимся на холод, — и передала её ведьме.       Почувствовав последнюю мощную волну энергии, что прошла через её тело, Адэлис вмиг спустила её в землю, ощущая лёгкий толчок через ладони. Осталось дело за малым: сделать то же самое со своей. Эндерсон сфокусировалась на своей метке, в миг почувствовав появившийся жар, который охватил всё её тело. Метку жгло, но для ведьмы это было приятным чувством. Сосредоточившись на огне, что не потухал ни на секунду в её душе, она направила его по своим венам, в ладони, пропуская так же в землю. Её руки приобрели светло-оранжевое свечение, которое очертило даже лужу крови. Внимательные взгляды, наблюдающие за ней, смогли заметить, как вдруг кровь стремительно просочилась под землю, исчезнув прямо на глазах, но ведьма подниматься не торопилась.       — Шаг вперёд сделайте все, — попросила она, зная, что те стояли ровно на границе личного участка и дороги. Все её послушались. — Combinația de energii duce la echilibru…       За спинами вдруг словно что-то пронеслось, обернувшись, на земле они заметили красное свечение, которое возвышалось, превращаясь в единую полупрозрачную стену. Кэролайн и Ребекке захотелось протянуть руки, чтобы попробовать прикоснуться, но быстро они поняли, что лучше сейчас это делать не стоит. Поднявшись, Адэлис поравнялась с ними, дотронувшись до стены.       — Я решила показать вам, что вас будет оберегать на самом деле.       — Стена? — спросила Ребекка, задумчиво хмурясь.       — Не совсем, — улыбнулась Адэлис, постучав кулаком по преграде, обернувшись на них. — Это купол, а защита с высоты птичьего полёта выглядит, как восьмиконечная звезда. Там, где вы пролили свою кровь — важные точки соединения, а остальные заполнились в тот момент, когда я заставила землю впитать всю ту кровь, что пролила на дорожку, этого было более, чем достаточно, учитывая, что я внесла некоторые поправки в собственное заклинание. Оно усовершенствованное. Чтобы дом действительно целиком и полностью принадлежал вам, я потребовала дополнительную энергию. Считайте, что в любой вещи, которая присутствует в этом доме, живёт энергетика каждого из вас. Вы можете управлять всем, чем захотите. Если вы находитесь на своей территории, а какой-нибудь охотник, скажем, там, — кивнула она другой участок дороги, — то пуля, которую они запустят, не пройдёт дальше этой стены. Она её уничтожит. А те люди, которые когда-то были приглашены, но сейчас не находятся на участке, больше не смогут войти в этот дом без разрешения кого-либо из нас. Прелесть моего заклинания так же в том, что если произнесёшь фразу: «Я больше не хочу видеть тебя в своём доме. Пошёл вон.», — защитные чары аннулируют раннее выданное приглашение на войти. В итоге эти люди смогут попасть на участок, но дому они не сделают ничего, как и его обитателям. Они даже не смогут перешагнуть за порог, пока их снова не пригласят.       — Мой дом превратился в крепость, — усмехнулся Никлаус. — Отличная работа!       — Это действительно прекрасно, — поддержала его Ребекка, пока Эндерсон его поблагодарила. — Но, Адэлис, ты уверена, что это практично со стороны энергии и вещей, которые ею пропитались? Ведь любой может причинить зло, просто взяв какую-то вещь.       — Не сможет, — покачала головой ведьма. — Не сможет даже унести эту вещь за черту вашего участка. Любая вещь из вашего дома может покинуть его приделы только в случае согласия со стороны хозяина. Можем проверить это, как раз у нас есть Саманта.       Сойдясь на этом, компания вернулась в дом, обнаружив миссис Уилсон сидячую в гостиной, мирно попивающую уже вторую чашку чая. Она, стоило всем появиться на пороге, с добродушной улыбкой поинтересовалась: «Как всё прошло?», но стоило ей задать этот вопрос, как Клаус вручил ей в руки свой блокнот, в котором он чаще всего рисовал какие-то наброски, либо небольшие картины, и попросил её пройти вместе с ними к черте дома. Ничего не понимающая Саманта сделала так, как её попросили, чувствуя себя подопытным кроликом.       — Просто попробуй перейти черту, — сказала ей Ребекка, уже не видя никакой красной стены, которую Адэлис скрыла от глаз. — Это просто эксперимент! Ничего страшного не случится!       — Хочется тебе верить, — нервно ухмыльнулась Саманта, несмело втянув в себя воздух.       Крепко сжимая блокнот Клауса в своих руках, она не большими шагами подошла к черте, пытаясь перешагнуть через неё, но вдруг наткнулась на невидимую преграду. Попробовала ещё раз. Второй. Третий. Ничего. Обернувшись на них, первое, что она увидела, это ухмыляющиеся лица и радостную улыбку на лице ведьмы.       — А теперь, если хочешь, можешь позволить ей вынести это за пределы твоего участка, — Адэлис обращалась к Клаусу, который явно принимал тяжёлое решение.       — Я разрешаю тебе покинуть свой участок с этой вещью, — с камнем на душе проговорил он. С этим блокнотом он столько пережил, используя его в редких случаях. Этот блокнот у него был самым любимым. Клаус хранил там лишь самые лучшие и дорогие сердцу наброски и небольшие рисунки, большая часть из которых была выполнена лишь одним простым карандашом.       Саманта снова сделала шаг, но на этот раз никакой невидимой преграды перед ней не было. Она спокойно оказалась за чертой.       — А теперь, дорогуша, будь добра, верни его назад, — вежливо попросил Клаус.       Франс спокойно вернулась назад, протянув Майклсону его сокровище. На долю секунды у неё даже создалось впечатление, словно он испытал некое облегчение от того, что блокнот снова оказался у законного владельца.       — Потрясающая работа, — Элайджа коснулся плеча ведьмы, посмотрев ей в глаза.       — Благодарю, — кивнула она, улыбаясь уголком губ.       — Что дальше? — поинтересовалась Ребекка, сложив руки на груди.       — Дальше я желаю переговорить с Элайджей, — заявила ведьма. — А затем я направляюсь домой вместе с Самантой и Кэролайн. У нас есть планы до вечера.       — Я тогда буду ждать тебя где-то в гостиной или мастерской Клауса, — оповестила её Кэролайн, вызывая на губах гибрида очаровательную улыбку.       — Я где-то там же, — скромно добавила Саманта, чувствуя себя лишней в этой компании.       — Отлично.       Вернувшись в дом, Кэролайн, Клаус, Ребекка и Саманта расположились в гостиной. Клаус увлечённо что-то рисовал в своём блокноте, а Кэролайн вечно пыталась заглянуть, но он старательно прятал, не давая увидеть наброски раньше времени. Она пыталась по-разному отвлечь его: закрывала ему глаза, щекотала, оставляла поцелуи, но Майклсон был непреклонен, смеясь и отмахиваясь от неё, говоря:       — Ещё рано. Позволь мне довести дело до качества в статусе «великолепно».       Кэролайн лишь усмехнулась на это, сев рядом с ним и увлекшись телефон. В конце концов у неё ещё куча фотографий, которые ей бы не мешало разобрать. Да и в социальные сети она давно не заходила. В общем, нашла себе дело, пока Майклсон пыхтел над очередным творением.       Ребекка присоединилась к чаепитию с Самантой, обсуждая с ней последние модные новинки и моду в целом. Древней понравилось то, что Саманта, как и она, любит моду и не всегда в восторге от того, что выдают за новый тренд. Они обсуждали цвета, любимые стили и многое другое. Обе чувствовали себя комфортно и узнавали друг друга лучше. Ребекке нравилась жизнерадостность и доброта, которой так много было в Саманте. А мисс Франс нравилось в Ребекке её открытость, которая располагала к себе.       — Ты была великолепна, — проговорил Элайджа, входя в свой кабинет вслед за Адэлис, прикрыв двери. — Как и всегда.       — Приятно слышать, — усмехнулась ведьма, поставив сумку на его стол, но обернуться она не успела, ощутив на своём животе его ладонь, а на щеке горячие губы. — Неужели соскучился за последние два часа?       — Не представляешь как… — его тёплый голос прозвучал прямо над её ухом, вызвав целую волну мурашек.       Повернувшись, Адэлис лишь на мгновение соединилась с ним взглядом, ощутив промчавшийся по телу ток, который будто сам подтолкнул их друг к другу, заставив слиться в поцелуе. Он был наполнен чувством тоски и радостью скорого воссоединения и уединения. Элайджа крепко прижимал её к себе, придерживая её шею.       — Я убедилась, — ответила ему ведьма, когда Элайджа оставил свой любимый нежный поцелуй на её лбу. — Ты же понимаешь, о чём я хочу поговорить?       — Всё нормально, — тут же проговорил Майклсон, понимая, что она беспокоиться о его ране. — Я ничего не чувствую.       — Либо хочешь, чтобы я так думала, чтобы не волновать меня лишний раз, — улыбнулась ему ведьма, внимательно следя за его нежным взглядом. — Показывай.       — Адель…       — Или я сама тебя раздену, — безапелляционным тоном заявила та, хитро улыбнувшись.       Майклсон рассмеялся, возведя взгляд к потолку. Всё же послушавшись её, он снял с себя пиджак, кинув на рабочий стол сзади них, и закатил рукав рубашки. Увидев повязку, Эндерсон тут же принялась её развязывать. На это потребовалось время, потому что замотала она её в несколько плотных слоёв. Сам Майклсон не знал, что там увидит, но последний час его мучает жар в руке и зуд, который с трудом удаётся игнорировать. В любом случае он надеялся на то, что увидит там почти затянувшиеся раны, а не ещё одну магическую головоломку. И когда ведьма полностью избавила его руку от бинта и взглянула на место, где пару часов назад были глубочайшие раны, ужаснулась, увидев на их местах шрамы серовато-красного цвета. Шрамы у вампиров. Одна эта мысль уже вызывала страх и негативные мысли. А слова Джона в тысячный раз подтвердились. Магия, особенно тёмная магия — всегда оставляет следы.       Вновь взглянув на Элайджу, она видела, как он плотно сжал губы и кулак, будто что-то его либо мучило, либо, как минимум, напрягало. Проведя рукой по шрамам, Эндерсон ощутила, что они даже слегка выпирали. Слишком резкий контраст между гладкой и чуть холодной кожей и горячими неровными линиями. Они действительно были очень горячие, что тут же напрягло ведьму. Она несколько раз дотронулась до уцелевшей части руки и до шрамов, отмечая совершенно разные температуры. Дотронувшись до лба Элайджи, она поняла, что температура в его теле соответствует норме, что уж не скажешь о температуре в области шрамов. Она не понимала, как такое может быть.       — Говоришь, всё в порядке, да? — недовольно спросила ведьма, взглянув на него из-под бровей. — Лицезрею во всей красе.       — Думаешь, плохой знак? — поинтересовался Элайджа.       — Нет, что ты! Шрамы у вампира — это обыденность! Каждый день встречаю! Особенно серовато-красного цвета, — она злилась, но не на Элайджу, а на то, что не знает, что с этим делать. Вот в этом ведьма была не сильна. Всё, что касается повреждений, которые, к тому же, связанные с чёрной магией, — были её слабым местом. Там есть много подводных камней. Одно высыпание может свидетельствовать о тысячи магических воздействиях. Шрамы относятся к этому же.       — Переживу, — заверил ей древний, приобнимая сзади. — Прошу, не переживай.       — Пусть Вальдемара радуется, что покоится на том свете, — проворчала ведьма, вызывая ещё одну усмешку на лице древнего. — Ему ещё и весело… Лучше скажи, что ты чувствуешь?       — Чтобы ты воскресила Вальдемару и убила её после моих слов? — Элайджа поцеловал её в висок. — Не нужно.       — Нужно! — перебила его она, сердито посмотрев в глаза Майклсона. — И даже не спорь сейчас со мной! — пригрозила она, указав на него пальцем. — Не хочешь, чтобы я нервничала лишний раз, — говори всё. Незнание меня нервирует ещё больше.       — Похожее чувство вызывает яд оборотня: жар, жжение и зуд под кожей. Но оно будто не распространяется по всему телу. Такое ощущение, что концентрируются все эти чувства только в области шрамов.       — Могу сделать предположение, что волчья энергия Хейли спровоцировала эти ощущения. Энергией ещё как можно отравить что-то живое, — хмыкнула ведьма. — Но странно, что эта энергия концентрируется только в шрамах и в целом на тебе больше никак не отражается. Возможно, энергия Хейли была лишь вторым составляющим самого защитного заклинания, что теперь наложено на клинке… — предположила Адэлис. — Но это может быть чем угодно.       — Давай сразу возьмём две крайности, что может быть в лучшем и худшем случае?       — Что угодно, Элайджа! В лучшем — всё само пройдёт через пару суток, а в худшем… — она помедлила. — Если данный ритуал несёт в себе что-то смертоносное, то сам понимаешь… Может быть всё что угодно. Что-то приблизительно точное я не могу предположить. Я не специалист в данной области целительства.       — Это относиться к целительству?       — Да. Колдуны-целители лечат от разного, в том числе от подобных недоразумений. Они за частую прямая противоположность всем тёмным силам. Они борются с такой энергией, а я чувствую в твоей руке сгусток мощной негативной энергии. И даже если я вытащу её основу, то что-то вроде занозы всё равно может остаться с очень великим процентом. И эта заноса сможет возродить всё то, что я уберу и даже больше! Но я всё равно приложу все усилия, чтобы приблизиться к разгадке того, что это может быть. Перерою всю библиотеку из гримуаров в доме. Найдём способ избавить тебя от этого, и хорошего целителя.       Он улыбнулся ей, вновь приобнимая одной рукой и прижимая к себе. Её руки обхватили его спину, а губы что-то невнятно пробурчали прямо в его плечо.       — Я хочу провести небольшой эксперимент, — вдруг сказала ведьма, отходя от него. Элайджа вопросительно выгнул бровь, наблюдая за ней. — Стой на месте! — Майклсон поднял руки, дав понять, что он и не думал приближаться к ней без её позволения. И когда ведьма встала на другой конец кабинета, она махнула на себя рукой. — Переместись ко мне. Посмотрим, будет ли какой-то неположительный эффект от этого действия.       Стоило ей это сказать, как Майклсон оказался прямо перед её носом, довольно улыбнувшись и коснувшись её щеки.       — Это хороший результат, — усмехнулась она, поняв, что никакого дискомфорта Майклсон не испытал. — Значит энергию, по крайней мере в больших количествах, негативная не отнимает.       — Не отнимает, — повторил он за ней, коснувшись пальцами правой руки её подбородка, притянул и поцеловал. Эндерсон что-то невнятно промычала сквозь поцелуй, сделав шаг назад к стене, когда Майклсон, разумеется, сделал шаг к ней на встречу, разорвав поцелуй лишь на короткое мгновение. — У нас есть ещё пять минут личного времени.       — Маловато, — ответила ему ведьма, когда его губы коснулись её шеи. — Надо будет в следующий раз предупреждать о двадцати.       — Слишком мало для нас, дорогая. Мне будет даже вечности мало… — он уже собрался снова её поцеловать, но она слегка отвернулась, закусив губу в плохой и неудачливой попытке скрыть хитрую и тронутую улыбку.       — Мне тоже, Элайджа, — призналась она, проводя рукой по его щеке, коснувшись своим лбом его. — Всегда мало.       — Всегда…

* * *

      Александр, проводивший последние три часа в полном одиночестве в большом поместье, смог провести время с пользой. Во-первых, он провёл двадцатиминутную вампирскую медитацию, набравшись чуть больше сил и укрепив свою вампирскую энергию. После этой медитации его постоянно преследовало чувство, будто он провёл сутки в спа-салоне, где его просто заново пересобрали и получили нового, здорового и отдохнувшего Александра. Иначе говоря, ему казалось, что он заново родился. Во-вторых, ему доставили, наконец-то, телефон и сим-карту, чему Коулман был крайне рад. Он настроил новый телефон, записал в контакты те номера, которые он помнил наизусть: Клиффорда, Адэлис, мамы и отчима, и Ральфа. Последнему он тут же позвонил, узнав, как обстоят дела. Ральф с радостью проинформировал его о том, что уже держит путь в Мистик-Фоллс, а его братец сел на самолёт и направился в Россию. Александр выдохнул, испытав облегчение. Там Клиффорда точно никто не станет искать, по крайней мере в ближайшее время. Он уже представляет, как родители там всё рвут и мечут.       И он был прав…       Стоило Александру следом набрать родителей, как он услышал крайне недовольный, разочарованный и в большей степени подавленный голос матери, и чересчур сердитый голос отчима. Миссис Вульф, кой она стала после смерти отца Александра, чуть ли не плакала в трубку, причитая о том: как же оба её сыновей могли покинуть родной дом, укатив в неизвестно куда и неизвестно зачем, а сейчас и вовсе разделились, находясь на разных концах света; мистер Вульф же просто высказывал Александру всё на повышенном тоне, обвиняя в отъезде Клиффорда. Рудольфус — отец Клиффорда — был уверен, что все многочисленные переезды и долгие путешествия Александра отрицательно сказались на его сыне. По мнению Рудольфуса, Александр никогда не считал нужным считаться с родителями насчёт своего очередного отъезда, что было не так. Он всегда о всём говорил матери, ставив в известность. Мистера Вульфа он так же предупреждал, но он на это лишь закатывал глаза, ворча что-то о непонимании всех этих поездок и полётов в другие точки мира. Сколько бы Александр не объяснял ему, всё без толку. Рудольфус может и слышал его, но не хотел понимать. Отец Клиффорда не любит путешествия, поэтому такие поездки, так и ещё в другую страну и неизвестно зачем, — приводили его в ужас и поднимали нервы.       На этот раз Коулман даже не спорил. Он выслушал очередную триаду о том, какой он безответственный и как плохо влияет на собственного брата. И когда Рудольфус выдохнул, сбросив с себя весь гнев, он поинтересовался о том, когда Александр планирует вернуться. Тут он понял, что его гнев снова вернётся. Коулман в мягкой форме сообщил, что возвращаться в ближайшей месяц не планирует. Он попытался сослаться на серьёзную и требующую внимания работу, но Рудольфуса это не убедило. Мистер Вульф сбросил звонок, ничего не сказав.       Раньше, когда Александр ещё был подростком, их отношения с отчимом были хорошие. Рудольфус всегда считал его своим сыном, искренне радуясь, что у его сына есть такой прекрасный и ответственный старший брат. Если родителям нужно было ненадолго отлучиться, то они знали, что могут положиться на старшего. Александр всегда был умён и подколот к жизни не по годам. Но все хорошие отношения сами собой сошли на нет через лет десять, когда Коулман обратился. Ссоры начали возникать на пустом месте, перерастая в серьёзные конфликты. Тогда Александр не понимал, что делает не так. Ведь первые три года с Кэтрин были у него самые счастливые. Они много путешествовали и просто жили на полную катушку, зная, что вечно будут молоды, что, разумеется не нравилось Рудольфусу. Он начал цепляться за вечные путешествия и какой-то простецкий образ жизни, кой вёл Александр. По мнению мистера Вульфа, мужчина должен быть серьёзным, ответственен и работящим. И несмотря на серьёзную работу и стабильный доход, мистера Вульфа это не убеждало в серьёзности и ответственности неродного сына, кои быстро сошли на нет. Кэтрин, к слову, он не принимал.       И только сейчас Александр начал понимать, почему всё так. Кэтрин была вампиром, как и он, а оборотни даже каким-то шестым чувством чувствуют в людях с вампиризмом в крови своих врагов. По той же причине, он думает, его любовь невзлюбил и Клиффорд, закрывшись так же от брата. И если первое и даже долгое время Коулман держал обиду на отчима, не понимая, чем сумел разочаровать его, то сейчас он понимает. Понимает, что Рудольфус возможно и понял бы его, услышал, осознал его слова, но сущность волка, коя терпеть не может вампиров, не даёт ему это сделать, не даёт услышать. Александр долго желал, чтобы его услышали, бился за это, но он устал, сдался. Александр считает, что с мистером Вульфом уже ничего не изменишь.       После, посидев какое-то время в гостиной, поразмышляв о жизни, брате, семье и о всём другом по немного, Коулман решил немного прогуляться до первого магазинчика и купить сигареты. Без них было тяжко.       Александр закурил на следующий день после того, как Кэтрин ушла от него, а он отключил человечность. Вспоминая сейчас эти чувства, он понимал, что сигареты заменяли ему отсутствие любимого человека, по которому тосковало его сердце, несмотря на отключенную человечность. Александр не слышал своих чувств, заглушив их тишиной и поместив себя в стенки танка, оградившись от всего мира, но, похоже, какая-то крупинка слабости или чувств всё же пробивалась, хоть он этого тогда не понимал.       Идя по безлюдной дороге, Александр свернул не на ту, что вела к центру города на более оживлённые улицы, а на ту, что вела на выезд из города. Он держал путь к одной из заправок, ведь до туда ближе человеческим шагом. Конечно, можно было бы применить свою вампирскую скорость и оказаться у любого магазина за считанные секунды или за минуту, но в таком случае смысл прогулки терялся. Он так давно не прогуливался вот так просто: летним днём, наслаждаясь тёплым и слепящим солнышком, так давно не вдыхал свежий воздух свободной грудью, зная, что не нужно ни от кого скрываться. Идя по пустой автомагистрали, Александр невольно подумал, что эта дорога, которая вела в неизвестность, чем-то сходилась с его нынешнем путём. Он так же идёт, не зная куда. В его жизни происходят перемены, и он не знает, к чему это всё может привести. Есть множество волнующих факторов, и когда они будут решены — не ясно.       Дойдя до заправки, он успешно миновал заправляющиеся машины и вошёл в небольшой магазинчик, осмотревшись. Вдоль стеллажей ходило немного людей: всего одна семья в составе молодых родителей и троих детей, одному из которых, старшему, на вид было около пяти лет, а остальным едва ли можно было дать три года; и пару мужчин, которые спорили о чём-то у прилавка с чипсами. Улыбнувшись, Александр, держа руки в кармане чёрных джинс, подошёл к кассе, минуя прилавки. За кассовым аппаратом стоял мужчина средних лет. Его светло-русые волосы ещё даже не успели посидеть.       — Здравствуйте, приятель, что будешь покупать? — вежливо поинтересовался кассир, улыбнувшись.       — Здравствуйте, будьте добры мне сигареты Parliament Menthol Silver.       Мужчина обратил на него сканирующий взгляд, ответив:       — Покажите документы, — потребовал он.       Усмехнувшись, Александр вытащил из заднего кармана джинсов водительское удостоверение, протянув кассиру. Тот внимательно всмотрелся, через недолгие секунды довольно улыбнувшись. Он положил удостоверение на тумбу, протянув назад Александру, а сам обернулся за свою спину, вытаскивая небольшую пачку зелено-белых сигарет.       — Две, сэр, пожалуйста, — прозвучало за его спиной, и кассир вытащил вторую, обернувшись.       — Тяжёлый день, приятель? С тебя двенадцать долларов.       — Скорее любимая, но пагубная привычка, от которой не удаётся избавиться, — ответил ему Александр, передав деньги. — Благодарю.       — Молодой ты, — проговорил тот хрипящим, прокуренным голосом. — Не губи себя, парень.       Как-то невесело улыбнувшись, Александр кивнул ему, поблагодарил и покинул магазинчик, а вслед за ним и саму заправку, направившись обратно домой. Он распаковал одну пачку сигарет, достав из правого переднего кармана джинсов зажигалку. Зажав между зубов сигарету, он без проблем подкурил, вдыхая полюбившийся за столько лет запах ментола, который, кажется, уже пропитал всю его одежду и его самого.       «Забавно. Мне всего-то тридцать шесть лет, по человеческим меркам, но уже как девять лет я вампир. Я не старею, остаюсь всё так же молод и красив. Я не знаю, что такое болезни и многое другое, отчего страдают обычные люди. Но, по сути, однажды я уже добровольно загубил себя, будучи ещё наивной мальчишкой, который впервые по-настоящему полюбил».       Александр никогда не жалел о том, что стал вампиром. Это было его выбором, его осмысленным решением. Он прекрасно знал, на что идёт и чем жертвует, становясь вампиром. Кэтрин, прежде чем обратить его, посвятила во все подробности, сложности и так же лёгкости вампирской жизни. Александр лишь тогда наивно думал, что вечность с Кэтрин — это вечная и ненасытная для них обоих любовь. Он настолько был ослеплён ею и своими чувствами, что верил во что-то вечное как маленькая девочка, мечтавшая о принце на белом коне и единственной любви всё своё детство. Увы, но всё оказалось совсем не так. И боль уже не так сильна, но она всё же есть. Каждый раз вспоминая о Пирс, Коулман чувствует что-то неприятное в области сердца, а на душе сразу становиться тяжело.       Не любит он лишний раз вспоминать о ней, делая себе только хуже. Всё же правильно говорят — первую любовь никогда не забудешь.       В своих тяжёлых мыслях и за покуриванием сигарет, Коулман даже и не заметил, как дошёл до дома Адэлис, придя в себя уже на пороге, когда нужно было открывать дверь. Эндерсон оставила ключи дома, зная, что кто-то всё равно останется. Александру повезло, что они не вернулись, пока его не было. Но стоило ему только подойти к лестнице, как вампирский слух уловил шум проехавшего через вороты автомобиля. Остановившись, он некоторое время внимательно вслушивался в тишину, и вскоре услышал хлопки дверью и женские разговоры. Открыв дверь, он посмотрел на четырёх вышедших девушек из автомобиля.       — Спасибо тебе, Ребекка, — поблагодарила её Кэролайн. — Может на чай зайдёшь?       — Кстати! — поддержала её Адэлис. — Могли бы немного посидеть, поболтать о том и всём.       Улыбнувшись, она уже намеривалась что-то ответить, но вдруг её взгляд зацепился за Коулмана, кой стоял в дверях, смотря на неё. Адэлис, Кэролайн и Саманта проследили за её взглядом, кивнули вампиру, приветливо улыбнувшись.       — Было бы неплохо, — улыбнулась та девушкам. — Но у меня ещё есть дела, так что увидимся вечером.       — Тогда до вечера, — попрощалась Кэролайн вместе со всеми остальными.       Троица отошла от дороги, позволяя Ребекке спокойно сесть в машину Элайджи и уехать со двора ведьмы. И только потом они все направились в дом, где их ждал Александр.       — Как всё прошло? — поинтересовался Коулман, пропуская женщин вперёд.       — Убойно, — ответила ему Эндерсон. — В самом прямом смысле этого слова.       — И кто умер на этот раз? — усмехнулся вампир, закрывая дверь и наблюдая, как девушки принялись снимать свои каблуки, переобуваясь в обычные тапочки.       — Человек двадцать охраны, — ответила Саманта, вздохнув с наслаждением, когда она сняла с себя туфли. — А у моего мужа сломана рука и вывихнуто плечо.       — И поделом ему, — улыбнулся Александр. — А кто хоть сотворил это прекрасное деяние? Ты, блондиночка?       — Меня там не было, — покачала головой Форбс. — Я была занята другим…       Адэлис приподняла брови, взглянув на неё насмешливым взглядом, ответив на вопрос Коулмана:       — Это была я, — стоило это произнести, и Александр обратил на неё полный удивления взгляд. — Что?       — Как это ты так его?       — Само как-то, — пожала плечами ведьма. — Но прежде я его обожгла.       — Красотка, — прокомментировал Коулман, вызывая на её лице милую улыбку.       — А ты ждал нас тут у двери? — поинтересовалась Кэролайн, смотря на себя в зеркало и поправляя волосы. — Странно, что ты открыл её сразу, как только мы подъехали.       — Конечно же, — ухмыльнулся вампир. — Знаешь, как скучно одному в этом большом, хоть и красивом доме? — Кэролайн, как и остальные, усмехнулась, продолжив смотреть на Александра, ожидая продолжения. — Если серьёзно, то я прогулялся до заправки и прикупил себе сигарет. Только вернулся, и тут вы приехали. Вот и вся история.       — Никто не приходил? — на всякий случай поинтересовалась Адэлис.       — Нет. Иначе это хоть как-то скрасило бы моё одиночество.       — Ну, радуйся, сейчас скрасим. Саманта, Дарен не писал?       — Сказал, что ещё на совещании, но уже скоро будет выезжать на встречу, — проинформировала её мисс Франс, смотря на экран смартфона.       — Чудно. Кэр, гримуар в моей комнате. Можешь начинать готовиться.       Форбс буквально подпрыгнула на месте, обрадовавшись этой новостью. Александр и Саманта ничего не поняли, но Кэролайн уже поцеловала сестру в щёчку и поспешила подняться на второй этаж.       — Через тридцать минут внизу, Кэр! — прокричала ей Адэлис.       — Договорились! — донеслось уже сверху.       — Я нужна? — поинтересовалась Саманта.       — Нет, — улыбнулась ей Адэлис. — Отдохни, а то эти часы были не простые.       — Отлично, тогда увидимся, — женщина коснулась её плеча в приободряющем жесте, так же поспешив скрыться на втором этаже.       — Ну, а мы с тобой наконец-то поговорим, — оповестила его ведьма. — Чайку?       — Чайку, Лис, — кивнул ей вампир.       Быстро приготовив себе небольшой стол, заварив чай и достав коробку с пирожными и конфетами, Александр и Адэлис решили разместиться в столовой. Они знали, что разговор предстоит трудный. Им обоим есть что открыть друг другу. Есть что рассказать и чем поделиться. Они так давно не сидели вот так просто, за столом, с кружкой чая и не общались как друзья. Оба так соскучились за этим, поэтому обоим не терпелось уже расставить все точки и сдвинуться с какого-то напряжённого троеточия.       — Начинай ты, — уступила ему ведьма, сделав глоток горячего чая.       — Хорошо, — принял он, откусив половину конфеты. — Во-первых, мне хочется начать с моего отъезда, информация о котором плавно перетечёт в другую и заденет моего брата, — девушка вновь кивнула, давая понять, что внимательно слушает его. — Когда я уезжал, я был уверен, что у вас всё будет хорошо. Ничего не предвещало беды. Я бы мог отсрочить свою поездку, если бы она не была настолько важна. Долгое время я лгал вам о том, что езжу в командировки. Уже понимаешь, что это не так. На самом деле я искал правду, которая беспокоит меня очень много лет. У моего брата и отчима на голове под волосами есть эта метка, — Александр вытащил из заднего кармана джинсов рисунок и протянул его ведьме. — Метка стаи «Мрака». Самой древней стаи оборотней, что сейчас существует на земле. Неизвестно как эта стая пережила все катастрофы на Земле, что сумела сохраниться, но мой брат один из этого клана. Я искал ответы. Я знал, что эта метка древняя. О ней не слышала ни одна ведьма, ни один шаман или колдун. И прежде, чем я уехал тогда в последний раз, мне позвонили, сообщив, что нашли человека, который может мне помочь. Я побывал у одного мудрейшего, который рассказал мне о всём, о метке, о происхождение этой стаи. Много тысячелетий назад они провели чудовищный ритуал, отобрав силу о Лели, одной из трёх лун…       — Прости, что перебиваю, — вдруг оборвала его ведьма. — Три луны? Я думала, это миф!       — Это легенда, — покачал головой Александр. — И Леля, обращающаяся лишь за семь дней, погибла, когда ковен ведьм и колдунов обнаружили какой-то наскальный ритуал, решив испытать его. Там было сказано, что Боги даруют им новое тело, более выносливое, сильное, быстро, а по виду оно будет напоминать одно из самых опасных зверей, обитающих в лесах. Однако мощи им не хватало, и они решили позаимствовать энергию у Лели. Взяли её, а через семь дней луна, обратившись в полнолуние, вдруг начала приближаться к Земле и раскалываться на части, осыпаясь на землю, падая в моря и на земли, вызывая мощные катаклизмы. Люди были вынуждены бежать выше к горам, к тем самым магам, прося у них помощи. Но те разводили руками, не зная, что делать. Тогда было принято решение перенести всех на другую Землю, более безопасную, которая уцелеет в случае таких катаклизмом. Так они оказались на острове Буян, ныне территория Западной и Восточной Сибири… Забыл упомянуть важное: эти люди в течение семи дней так же являлись сильнейшим видом когда-либо существовавших в то время. Они были гибридами оборотня и ведьмы. Первыми и в крайне узких кругах очень известными. Так вот: оказавшись на острове, им оказали помочь, а обитающие там колдуны и ведьмы начали расспрашивать, что и как произошло, и вообще известно ли им о вдруг павшей Луне. Со стыдом те, конечно, признались, что сотворили, «убив» Лелю. И стоило тогда только попасть на них свету от Месяца, как они тут же стали обращаться, однако это обращение было крайне болезненным по сравнению с тем, что они переживали неделю назад. Они рвали на себе волосы, пытаясь избавиться от боли, но ничего не помогало. Месяц подарил им метку, — Александр указал пальцем на листок. — Забрал способность к колдовству и чистый разум, который оставался с ними, несмотря на обращение. Они стали обычными оборотнями, что так же обращаются раз в месяц, не способные контролировать себя.       Эндерсон схватилась за голову, опустив взгляд в стол. Она ничего не говорила, но переваривала всю поступившую информацию.       — Говорят, эти волки отличаются внешне лишь размером. Они крупнее обычных оборотней, более выносливее. Однако Боги, судя по всему, разгневались на этих дураков. Конечно, жаль бедняг, что тогда пострадали на этом острове от них…       — И Клиффорд один из них… — дошла до Адэлис вся суть, и хоть она не видела, но Александр кивнул. — Ребекка говорила, что Кол искал сильнейшего из оборотней, но подходящих на роль знали лишь двоих людей: Хейли и Клауса, которые, по понятным причинам, даже не рассматриваются. Но Клиффорд… Что ещё может быть особенного в нём, разумеется, помимо различий в размере?       — Не знаю… — покачал головой Александр. — Мне посчастливилось встретиться с одним парнем в России на вечеринки, уже под конец моего путешествия, но он сказал мне примерно всё то же самое и даже меньше, чем мудрейший. Поэтому, можно лишь предполагать.       — Капец! — со вздохом произнесла ведьма, откинувшись на спинку стула. — Слава Вселенной, что твой брат уехал. Уж лучше пусть ищет правду, чем участвует во всём этом.       — Именно это и является единственным плюсом в его отъезде для меня… И когда я вернулся и узнал, что у вас произошло, я, конечно, — вампир взмахнул руками, не в силах описать всё то, что чувствовал, — был совершенно сбит с толку. Я долгое время пытался понять, что произошло, параллельно руководив своими ребятами. Я пытался поговорить с тобой, но ты сама помнишь, что ты сказала мне, когда я попытался это сделать. Ну и после я узнал, что мой братец влез во что-то с первородными на пару с Кассандрой и начал вынюхивать уже это. Я не знал, стоит ли тебя впутывать, да и думал, что ты ещё не отошла, но когда я узнал, что ты так же прибыла в Мистик-Фоллс, но выступаешь не за их сторону, я понял, что это мой шанс. Шанс доказать тебе, что я по-прежнему на твоей стороне. Шанс вернуть тебя и, возможно, своего брата. Я оказался тут только из-за вас двоих. Я желал уберечь его. И хотя бы это отчасти я сделать смог…       — Ты сделал куда большее, Александр, — ласково улыбнулась ему ведьма, дотронувшись до его руки. — И я крайне сильно благодарна тебе за всё…       Он сжал её руку, тепло улыбнувшись. Александр смотрел на неё, видя в глазах прежние светлые чувства, долю переживания и безграничное море поддержки. Ему так не хватало этих разговоров и её тёплых улыбок.       — И я предлагаю забыть о тех месяцах, в которые я перестала быть похожей на себя, оттолкнув от себя всех, кого только смогла. Я предлагаю двигаться дальше. Я хочу видеть тебя рядом с собою. Я хочу, чтобы ты был со мной, если сам того захочешь.       — Однажды я пообещал тебе, что буду верен до конца своих дней, — серьёзным тоном произнёс он, посмотрев ей в глаза. — И я никогда не откажусь от своей клятвы, Адэлис.       Эндерсон медленно поднялась со стула и подошла к Александру, который в этот же момент так же поднялся, и крепко обняла его. Она ощутила его большую ладонь, которая поглаживала её по голове, а вторая покоилась на спине. Лёгкие поглаживающие движения успокаивали и возвращали гармонию в их отношения. Они оба скучали по этим объятиям и друг по другу.       — Мне так не хватало этого, — совсем тихо проговорил он, в десятый раз проводя рукой по гладким волосам.       — Мне тоже, — согласилась ведьма, отстранившись. — Я рада слышать твоё согласие, Александр.       Он кивнул, тепло улыбнувшись. С минуту они ещё постояли так, в тишине, наслаждаясь теплом и близостью друг друга, а после он помог ей присесть и сам вернулся за своё место.       — Тебе есть, что ещё рассказать мне? — ведьма в ожидающем знаке изогнула бровь, сделав глоток любимого ягодного чая, ощущая на языке приятную кислинку.       Александр нахмурился, вспоминая, есть ли ещё что-то за эти месяцы, о чём он мог позабыть, но в памяти ничего не возникало.       — О всём том, что происходило в доме Джузеппе, ты в курсе, верно?       — Да, — кивнула ведьма, откусывая взятое из коробки пирожное, на верхушке которого был вкусный заварной крем. — Что-то рассказывала Ребекка своим братьям, когда выпадала удобная минутка, и они уже посвящали нас во все дела, а всё остальное, как я понимаю, вы рассказали вчера.       — Тогда у меня всё, — выдохнул Александр, потянувшись к коробке с конфетами. — Что произошло у тебя за всё время? Я уверен, тебе есть, что рассказать мне, — многозначительный взгляд опустился на её руку. Адэлис лишь пожала плечами, мол, она не понимает, что он хочет этим сказать. — Брось, Лис, я тебя знаю — как никто другой. Ты не носишь кольца на безымянном пальце. Ты если и надеваешь кольцо, то только на средние пальцы, — ведьма усмехнулась, принимая его аргумент. Александр был прав. Адэлис сама по себе не особо любила кольца, но если появлялось настроение надеть одно из своей коллекции, то надевала она именно на средний палец правой руки — чаще всего. — Да и твои отношения со старшим Майклсоном. Я вчера подумал, что на меня не подействовала кровь Клауса, когда ты его поцеловала.       Ведьма засмеялась. На самом деле, она не знала, с чего начать. С самого начала? Вряд ли Александру важно знать, как пару месяцев она переживала потерю Джона. С момента приезда в Мистик-Фоллс? Всё равно, что кота за хвост тянуть. Наверное, стоит начать с первой встречи с Элайджей, но не стой, когда Александр её укусил за пару месяцев до их полноценного знакомства.       — Рассказать есть много чего… — призналась ведьма. — Я просто даже не знаю, с чего начать… Давай быстро пробегусь по тому, как я оказалась здесь и как влезла во всё это, а уже потом перейдём к самому важному? — предложила она неплохой вариант, чтобы картина всё-таки у Александра сложилась полной, а не рваной. Вампир согласно кивнул. — Прежде чем умереть, Джон более детально рассказал мне о Мистик-Фоллс, сказал, что мне нужно узнать правду о семье, родителях, возможно ещё о чём-то… Когда он говорил об этом, у меня создавалось такое впечатление, будто он старательно выбирал слова. Он извинялся за то, что не сумел рассказать мне обо всём раньше, что не сумел найти в себе сил. Я могла бы его «пытать», прося всё рассказать мне, мучая и без того тяжелобольного человека, но тогда я не мыслила так здраво, да и не сделала бы я этого… Мне тогда был важен только Джон. И после того, как он умер, а я все месяцы провела в тумане, — она взмахнула руками, понимая, что одну важную вещь не обойти. — Я чуть не умерла, — на выдохе произнесла она, видя, как лицо Коулмана вытянулось, а во взгляде промелькнуло целое стадо эмоций. — Я случайно переборщила с дозой снотворного, но он вернул меня к жизни, заведя моё сердце, при этом напомнив о моём обещании: узнать всю правду.       — То есть как это — вернул?       — Я оказалась в каком-то неизвестном мне месте, и там был Джон. Он был очень сердит, очень недоволен, обвинял меня в образе жизни отшельника. В общем, он заставил меня поклясться, что я всё изменю и всё узнаю. Я плакала, смотря на него, но ты знаешь, что слезами его не возьмёшь. Он сделал что-то, что я не поняла, заведя моё сердце. Что-то из приёмов целительства, думаю.       Александр тяжело вдохнул, проведя пальцами по лбу. Посмотрев на подругу сердитым взглядом, который обещает скорую распару, если за весь разговор он не забудет об этом чувстве, он кивнул, позволяя понять, что готов слушать дальше.       — С трудом найдя в себе силы, я приехала сюда, в первый же день познакомившись с Деймоном, — при упоминании этого весельчака и вчерашнего именинника, у Эндерсон само собой нарисовалась широкая улыбка. — Мы сразу нашли общий язык, поговорив по душам на мосту. Я пела и играла на гитаре, а он пришёл на музыку. Тогда мы поняли, что вдвоём нуждались в какой-то поддержке и… просто хотелось с кем-то поделиться тем, что накопилось на душе. После этого мы направились по домам, разойдясь на повороте. Какой-то новообращённый решил напасть на меня, когда я уже прошла половину пути до дома. Деймон спас меня. Можешь спросить, какого чёрта я не сожгла его, на что отвечу: это шло в разрез моей легенде. Для всех я долгое время была ведьмой неумёхой, новичком. Сам знаешь, что для меня это лучше. Половина сверхъестественного сообщества считает меня и Джона преступниками, другая часть боится меня из-за Ароса, коему я прислуживаю, другая просто боится связываться кем-то из Эндерсонов, — перечисляла она, загибая пальцы, а после махнула рукой. Перечислять можно было долго, а на это времени не было. — В общем, мне было бы лучше, чтобы никаких лишних вопросов не появилось. Я и так рискнула, назвав свою настоящую фамилию, хотя мне это принесло хорошие плоды. Дальше сам всё знаешь: Елена, заклятие, Кол, заточение, твой брат, ну и ты появился. Примерно, думаю, в день с твоим приездом, в город заехали первородные. Когда они наведались к Деймону со Стефаном, я была с Бонни у себя. Мы практиковали стихийную магию, — ведьма усмехнулась, вспоминая это. — Кэролайн была там. Она всё нам позже и рассказала, поругавшись в тот день со Стефаном и наведавшись к нам. В тот же день я впервые встретилась с Элайджей в парке после того, как поиграла и попела там с Энзо. Он хотел узнать, что его младший брат хотел от меня и Бонни, но увы, когда нас подкараулили на кладбище, Кол не был слишком многословен, как и в доме. Единственное, о чём я ему сообщила — это о Майкле. Кол желал и, естественно, до сих пор желает его возвращения. Элайджа требовал от меня лишь правды взамен на мою защиту. Тогда я не понимала его поступков, тем более что он отказывался объяснять их, на что я ясно дала ему понять, что мы не договоримся. Он просил правды, но не был готов дать мне то же самое. Я сказала, что если вдруг он пересмотрит своё решение, то сможет найти меня, и он нашёл…       Ведьма улыбнулась, вспоминая, как всё начиналось несколько недель назад.       — На следующий день, когда я делала ритуал на увеличение силы и благословения огня, он нашёл меня, явившись на территорию этого дома. И мы решили поехать поговорить. Элайджа рассказал мне о том, что когда-то Клаус и Джон были друзьями. Джон выручил его однажды во Франции, когда Майкл нашёл Клауса. Элайджа не знал об этом, но сказал, что хочет отплатить моему почившему дедушке за то, что он спас жизнь его брату. И Элайдже так же не хотелось, чтобы я вообще пострадала из-за их семьи. Конечно, несмотря на всё это, меня не покидало чувство, что он что-то не договаривает, но в целом я приняла его объяснения, рассказав ему часть своей правды, — Александр адресовал ей вопросительный взгляд и повёл рукой, очертив в воздухе круг. Ведьма кивнула. — Да… Не скажу, что прям о всём, но он знал больше, чем знали все остальные на тот момент. Так мы и сблизились. В тот же день я узнала от Деймона, кем на самом деле были мои родители и какую тайну от меня скрыл Джон — проклятие моей матери, кое он сам же наслал. Уверена, он боялся, что я не пойму, потому и не решился мне рассказать.       — Так вот в чём дело, — дошло до Александра. — А я-то думал, почему Дарсия так не выносит Джона… и тебя. Мне кажется, что… Ты имеешь полное право со мной не согласиться, — для начала предупредил он, видя, как её брови сошлись на переносице, — но ты не рассматривала такой вариант событий, что действие Джона лишь усугубило ненависть твоей матери ко всем сверхъестественным существам, в частности — к колдунам и ведьмам?       — Думала, — призналась Эндерсон. — Такое… — она повела рукой по воздуху, оборвав себя в самом начале. — Это травма, Александр. С одной стороны я даже понимаю свою мать. Это проклятие считается одним из самых непростительных в магии, а применив его к обычному человеку — это преступление. Джон понимал это и боялся моего осуждения.       — Но ты его не осуждаешь, — указал на этот факт вампир, зная её.       — Нет, — согласилась она, опустив взгляд. — Я понимаю его. Для Джона семья так же важна, как и для меня, а когда один из членов семьи позволяет себе отказать от другого, в нашем случае, — от ребёнка, его это привело в ожидаемую ярость. Не знаю, — повела она плечами, сделав глоток чая. — Возможно, Джон когда-то сам пожалел об этом, но он в жизни не признается этому, — Александр на это лишь согласно кивнул.       — Что было дальше?       — А дальше, в тот день я поругалась с Деймоном. Он не просто утаивал это от меня, но и знал всё с самого начала, и использовал в своих целях, ведь знал, что я ключик к спасению Елены. И в этот момент моя гордыня или, — она снова взмахнула рукой, — что-то другое — воспротивилась ему. Несколько дней я его избегала, видясь и общаясь часто с Кэролайн и Бонни. С Энзо мы взаимодействовали мало, потому что он всегда видел во мне угрозу из-за моей матери, — тут Александр её не перебил, зная о взаимодействиях Дарсии и Лорензо. И кто сказал, что подслушивать чужие разговоры — плохо? — Ну, через несколько дней мы всё же поговорили, когда я вернулась с тренировки, на которую попала случайно, прогуливаясь ранним утром от склепа, в котором лежит Елена. Стефан тогда пошёл домой, а я решила побродить по парку, где наткнулась на Клауса, а вскоре к нам подошёл Элайджа, — Адэлис взяла небольшую паузу, решив упустить некоторые подробности того утра. — Позже Деймон отвёз меня на первую встречу с мистером Розеном, коим оказался мой отец, который решил нанять меня на работу, как дипломированного дизайнера интерьеров, — Александр снова не перебивал, а Адэлис нахмурилась. — Подожди-ка. Ты тогда в тот день так же оказался у того дома. Ты знал?!       — Скорее догадывался. Когда увидел, что ты вышла из дома вполне в хорошем настроение, не спалив и дощечки, понял, что что-то не так. Решил не говорить тебе, а проследить за твоим отцом, чтобы убедиться, какие цели он преследует на самом деле. Я допускал, что у него могут быть иные намерения, не такие, как у его супруги, но твой отец тот ещё конспиролог, — усмехнулся Коулман, отпив свой чай.       — Понятно, — улыбнулась ведьма, посмотрев на него из-под бровей. Александр был в своём репертуаре. — В остальном, всё, что было дальше, ты, в принципе в курсе. Но есть кое-что, — тут же заинтриговала она. — В день, когда мы с Элайджей планировали спокойно посидеть где-то за городом и поговорить, узнав друг друга по лучше, а вы заявились и немного подпортили нам вечер, мне пришлось ехать к себе. Клауса не было в городе. Я помогала ему справляться с ядом оборотня и… — девушка тяжело вдохнула, подняв на Александра серьёзный взгляд. — В момент галлюцинаций, я была рядом с ним, а он увидел во мне давно живущую девушку. Звали её — Аделия Вурмбранд, — Коулман уставился на неё, затем ещё выше приподнял брови, как бы спрашивая этим: не ослышался ли он. — Да. Похоже… И он поцеловал меня, а из-за ослабленного разума я и сама того не заметила, как проникла в его голову, увидев воспоминания четырёхвековой давности. Я увидела свадьбу, слышала голос Клауса… Тогда я не просто была в шоке, а скорее… — она пыталась подобрать более цензурное слово, но никак не могла.       — В ахуе? — уточнил вампир, криво улыбнувшись.       Адэлис тихо засмеялась, часто закивав.       — Именно так. Но я всячески отмахивалась от мыслей, которые зародил во мне этот поцелуй, но дело было в том, что он запустил во мне один механизм, — туманно объясняла она, всё ближе приближаясь к сути. — Я начала видеть события из прошлого, — по лицу Александра было ясно, что он не понимает, о чём говорит ведьма. — Далёкого прошлого. Точнее — четырёхвековой давности. Я имею в виду, что: Аделия Вурмбранд — это я, Александр.       Его рука, держащая кружку с тёплым чаем, замерла в нескольких сантиметрах от губ, не в силах сдвинуться ни вперёд, ни назад. Адэлис практически видела, как в один момент все шестерёнки в голове вампира остановили свой ход, словно по чей-то команде. Но вот она увидела, как один глаз дёрнулся, говоря, что Коулман всё же не превратился в каменную статую. Он медленно поставил чашку на блюдце, положив локти на стол.       — То есть как — ты? Как такое может быть? Это что-то вроде перерождения души, реинкарнации или чего? — начал сыпать тот вопросами, стоило голове вновь заработать, быстро избавившись от шока.       — Я точно не знаю, скорее всего, тут замешена серьёзная магия. Я так считаю из-за всех тех сведений, коими я на данный момент владею… Дело в том, что не я одна вернулась из мёртвых спустя несколько веков. Каролина Кэрр, моя сестра, тоже вернулась. В настоящем её зовут Кэролайн Форбс.       Александр сбивчиво выдохнул, ему показалось, что кто-то прям с размаху ударил по солнечному сплетению, либо по спине, выбив весь воздух, кой находился в лёгких. У них в жизни было всё! Казалось, уже ничем нельзя было удивить, но как же Коулман ошибался… Он не думал, что даже перерождение душ коснётся их. Один вопрос: они сорвали джекпот, вмешиваясь во все самые немыслимые и, на первый взгляд и слух, даже не существующие вещи? Ведь перерождение душ так и не было доказано никем!       — И я знаю, что эта третья наша жизнь. Не знаю пока, когда точно была первая. Майклсоны не рискуют рассказывать нам больше чем могут, обосновав это тем, что мы сами об этом просили, прежде чем умереть. Если они рассказывают нам нечто большее, то воспоминания возвращаются быстрее, но более болезненнее. Обычно, если они возникают сами собой, то испытываешь лёгкое головокружение и потемнение в глазах на тот временный промежуток, пока видишь всё это кино, вместо реальности; а если они возникают под давлением чего-то, то начинает очень неприятно болеть голова, появляется слабость и тяжесть в теле, словно отпахала где-то двенадцатичасовую смену, либо, в моём случае это можно сравнить с серьёзным магическим поединком.       — То есть ты — жена Элайджи Майклсона, член семьи Первородных? — переспросил он самую важную вещь, получив утвердительный кивок. — Нет, это точно джекпот, подруга, — Адэлис усмехнулась на это, откусив пирожное.       — И не говори.       — И многое ты уже вспомнила?       — Малую часть, как и Кэролайн, помним что-то самое основное, самое, я бы сказала, эмоциональное. Она, кстати, невеста Клауса, как и в прошлом, так же, думаю, в будущем, — поделилась она этим секретом, увидев, как брови Александра снова взлетели так высоко, насколько только смогли.       — Джекпот в квадрате, — на выдохе выдал тот, усмехаясь. — Такое вообще может быть?       — Думаю, в нашей жизни — да, вполне.       — И что насчёт тебя… твоих… чувств? — он брал большие паузы, пытаясь правильно сформулировать вопрос, абстрагировавшись от громких мыслей.       — Я сказала ему, прежде чем умереть, что всегда буду любить его, что нашу любовь не сможет разрушить сама смерть, — она улыбнулась, опустив взгляд на свои руки. — Так и случилось. Мои чувства вспыхнули так быстро, что я первое время даже боялась их, а потом начала понимать, благодаря воспоминаниям и поддержке со стороны Элайджи… Я люблю его, Александр. И я люблю его так, — Адэлис слегка махнула ладонью, вновь не зная, как выразить свои чувства, — я не могу описать этого. Это что-то, чего я не испытывала прежде никогда. А это кольцо, — она кивнула на ладонь, — наше обручальное из семнадцатого века. Ты мог видеть у него похожее.       — К сожалению, не обращал внимание, — улыбнулся он, прекрасно понимая её чувства.       — Ну, уверена, сегодня обратишь.       — Я буду рад, если ты обретёшь с ним счастье, — серьёзно заявил он, тепло улыбнувшись. — Я видел, как он смотрел на тебя вчера. И знаю, что такой взгляд, полный тепла, заботы, поддержки и, разумеется, любви, может быть только при самых сильных и светлых чувствах. Я не видел, чтобы на тебя так смотрел кто-то другой. Я этот взгляд ни с каким другим не спутаю, потому что когда-то я так же смотрел на Кэтрин…       Эндерсон подняла на него резкий взгляд, кивнула и радостно улыбнулась. Она знала о всех чувствах Элайджи, видела их и чувствовала каждый раз, стоило им оказаться в одной комнате.       Она собиралась ещё рассказать о своей сестре, посвятив вампира в то, кто она такая, но раз он сам упомянул о Кэтрин, то ведьма сначала расскажет о ней. Она дала Пирс обещание и намеревается его сдержать.       — Знаю, — улыбнулась ему ведьма. — Знаю, что и она так же смотрела на тебя. Знаю, что любила, и…       — Любила? Разве, когда любят — бросают, Лис? — спросил он, оборвав её на полуслове. — Давай не будем о ней.       — Я не могу не говорить о ней, Алекс. Я обещала ей, — Коулман обратил на неё острый взгляд, который так же казался сбивчивым.       — Я не понимаю…       — Я видела её, — тут же ответила ему ведьма, заметив, как всё его лицо вдруг разгладилось и будто побледнело. Сглотнул, сжал руки в замок, черты лица заострились, а взгляд был слишком острым, выпытывающим и лишь где-то там, за всеми этими эмоциями Адэлис видела всплески болезненных воспоминаний прошлого. — Нам пришлось связаться с Кэтрин, когда мы узнали, что кто-то шпионит за нами из мира мёртвых, и мы с ней посотрудничали, если можно так сказать… А если ещё точнее, то мы вынудили её сотрудничать с нами, но Кэтрин помогла и сделала даже большее. Благодаря ей мы вышли на шпиона, избавив его от метки некромага. Я тогда думала, что больше её не увижу. Элайджа тоже уже уехал в тот день, а я отправилась в душ. Стоило мне выйти, и я обнаружила Кэтрин, сидячую у меня на кровати. Она просила меня о помощи. Говорила, что одинока в своём мире и не могла найти никого из своих родных, даже дочь, с кой она умерла в один день, в одной комнате с разницей в тройку минут. Я не смогла ей помочь, потому что её родных не было в той части мира мёртвых, в которой была она. Однако я собираюсь помочь ей в другом, — Александр внимательно слушал, впитывая каждое слово, будто он губка, переосмысливая их вновь и вновь. — Она просила меня рассказать тебе всю правду.       — Говори, — низким и тихим голосом ответил он, чувствуя, что сердце замедлило ход, тяжело стуча.       — Она рассказала мне, почему оставила тебя. Она не хотела этого делать, но ей пришлось, чтобы спасти тебя. Когда она ушла, то отправилась в Мистик-Фоллс, зная, что Клаус наступал ей на пятки, приближаясь. Нашёлся лунный камень, который был ей так необходим. Там же был Деймон, который любил её полтора столетия. Оборотни, кои желают полакомиться вампирами, а лекарства тогда ещё не было. Она понимала, что сможет спасти только себя, если ситуация выйдет из-под контроля, но тебя не сможет. Ты был вампиром всего три года, по сравнению с теми, кто тут проживал уже тогда и имели за плечами несколько столетий опыта и силы, которая в разы превзошла бы твою. А узнай Клаус, либо же Деймон, что ты — её любовь, тебя бы убили при любом удобном случае и… ни ты, ни она, ничего бы не смогли сделать. Поэтому она приняла такое непростое для себя решение: оставить тебя, заставив себя возненавидеть. И она понимала, что её поступок уничтожит тебя, но верила, что найдётся человек, который заставит тебя вернуться. Для Кэтрин это было таким же тяжёлым решением. Ей тяжело было сделать те самые шаги мимо тебя, сказать те отвратительные слова, оттолкнув на километры от себя. Она знает, что ей нет за это прощения, знает, что виновата. И Кэтрин понимает… — Эндерсон вдруг почувствовала ударную холодную волну в свою спину, осознав, что это приветствие кого-то из мира мёртвых. Ей даже не стоило поворачиваться, зная, кто стоит за её спиной. Кэтрин Пирс. — Понимает, что ей нет прощения, но она хочет, чтобы ты знал: ты был единственным человеком, который смог сделать её по-настоящему счастливой. Ты единственный, кто заставил её забыть о вампиризме, о беготне и… Ты на какое-то время возродил в ней Катерину, которую она убила в конце пятнадцатого века. Она любит тебя и хочет, чтобы ты был счастлив. Она от всего сердца желает тебе этого, Александр.       Стоящая за её спиной Кэтрин с трудом сдерживала слёзы, которые застелили собою все глаза, мешая ясно видеть Александра и Адэлис. Слова ведьмы заставили её сердце покрыться множественными трещинками, кои тут же начали болеть. Она с трудом смогла развидеть лицо Александра, которое было ровным, не эмоциональным, но в глазах она увидела огромную волну боли, которую он пытался скрыть. Коулман внимательно смотрел на ведьму, пытаясь понять, насколько все эти слова правда. Он сомневался не в Адэлис — ей он всегда верил и будет верить, — он сомневался в словах Кэтрин. Разум упорно твердил, что всё это не правда. Кричал о том, что они бы нашли выход. Отказывался понимать её уход, несмотря на все слова. Но сердце при этом болезненно сжималось, словно кто-то его держит в кулаке настолько крепко, выжимая его, как кухонную губку. Дышать тяжело, а глаза мокнут то ли от боли, то ли от того, что он даже не моргал. Отвернувшись, Коулман попытался прийти в себя, обращая внимание на настенную картину, на которой было изображено какое-то сражение. Однако сосредоточиться на ней он не мог. В голове была только Кэтрин, их совместные моменты: путешествия, небольшие ссоры, приятные вечера в компании друзей и много страсти и любви…       *воспоминание…       Тёплый летний ветерок вошёл в открытые стеклянные двери виллы, наполняя воздух морским бризом, нежным и сладким ароматом цветущих растений. Вместе с ветерком с улицы донеслись голоса уже проснувшихся людей, но они лишь эхом доносились до влюблённой пары, которая уже давно не спала, проводя время в постели. Белые простони были скомканы и частично сползли с кровати, свисая на пол, одеяло лежало с левой стороны кровати на полу около стены, одна из подушек была крепко зажата между кроватью и женским обнажённым телом, а другая расположена где-то позади. Вампирша внимательно смотрела на недавно поднявшегося Александра, который стоял у дверей и выкуривал первую за утро сигарету. Раньше она на дух не переносила запах табака, но за эти два с половиной года она его полюбила. Теперь запах табака ассоциировался у Кэтрин Пирс с запахом любимого и единственного родного человека.       Лучики солнца касались его обнажённых плечей, прятались в прямых тёмно-каштановых волосах, касались его гладких щёк, оставляя едва ощутимые поцелуи. Он был полностью расслаблен. На губах играла лёгкая и непринуждённая улыбка. Взгляд держался за водяную гладь, что так красиво блестела на солнце. Хороший был выбор — арендовать виллу около моря. Морской бриз вперемешку с ментоловым запахом сигарет — прекрасное сочетание запахов, коих он собирался вдыхать, по возможности, до конца своей жизни, если рядом с ним будет она. Губы снова тронула улыбка, но на этот раз влюблённая. Не удержавшись, Александр тихо усмехнулся, едва лишь повернувшись, посмотрев на Кэтрин, чьи локоны цвета горького шоколада свисали по плечам, окончательно прикрывая обнажённую грудь, коя лежала на подушке. Она подмигнула ему, отправляя в рот ягодку винограда. Он чуть наклонил голову, посмотрев на неё из-под бровей, хитро вздёрнув одну из них и снова отвернулся.       Кэтрин, приподнявшая брови, думала, что будет какое-то продолжение, но он снова залюбовался видом из окна. А где же их игры в переглядки?       Зашуршав, вставая с кровати, Кэтрин медленной походкой подошла к нему, уперев ладони в бёдра. Коулман тяжело вздохнул, зная, что она, обнажённая, вся такая красивая, нежная и любимая стоит сзади него, дыша ему в спину.       — Решила полюбоваться видом? — спросил он, стряхивая пепел в пепельницу, коя стояла на прозрачном столике неподалёку.       — Каким именно? — прозвучал хитрый и нежный голос.       — А есть выбор? — он наклонил голову чуть назад, усмехаясь.       — Целых два.       Он хрипло засмеялся, затягиваясь сигаретой. Её руки очертили его плечи, чуть сжав и перейдя к спине. Каждое лёгкое прикосновение посылало в него импульсы неведомой энергии, от которой, кажется, даже волосы шевелились, а кожа покрывалась мурашками, словно ему было холодно, но на самом деле — было очень жарко. Видя его реакцию, Кэтрин подошла ещё ближе, обнимая его со спины, прижимаясь своим обнажённым телом — к его, оставляя нежные поцелуи.       — И все мысли улетучились в миг, — выдохнул тот, снова стряхнув сигарету.       — А какие были мысли?       — О будущем.       Она приподнялась на носочках, уперевшись подбородком ему в плечо. Вокруг кружил прозрачным дым от сигарет и запах ментола, который теперь не раздражал, а даже успокаивал.       — О нашем?       На его губах вновь расцвела широкая и влюблённая улыбка. Покосившись на девушку, он увидел на её лице точно такую же улыбку, а в глазах столько нежности, тепла и любви, сколько, наверное, доводилось видеть только одному Александру.       — В том числе, — не утаивал вампир. — А ты задумывалась?       — Да, — честно ответила она, умело скрыв волнение. Кэтрин так и не посвятила его в проблемы связанные с Клаусом. Она боится, что из-за беготни рано или поздно всей идиллии придёт конец. Болезненный конец. Но она старается не думать об этом и наслаждаться каждой прожитой минутой. — Много раз.       — И что надумала? — ему было интересно, насколько их мысли сходятся.       — Что за все мои пятьсот лет, ты единственный человек, который сделал меня счастливой за два года, когда многим другим этого не удавалось сделать веками, — Александр самодовольно улыбнулся, не перебивая её. — И что ты единственный человек, с коим я бы хотела провести свою вечность. Как там говорят у смертных? Пока смерть не разлучит нас?        Александр удивлённо приподнял брови. Во-первых, его это удивило, потому что он сам об этом думал. Кэтрин первая и единственная, к кому он испытал настолько сильные чувства. Это было нечто… Нечто другим, что не похоже ни на какие другие. А во-вторых, зная свою любимую, она никогда не думала о подобных вещах. Никогда не планировала что-то на целую вечность, которая действительно может ею стать или оборваться в самый неожиданный момент.       Обернувшись на неё, он вгляделся в её медовые глаза, ища что-то, чего она, возможно, не сказала, но не находил ничего.       — Ты никогда не планируешь ничего даже на неделю вперёд, солнце, — она мило улыбнулась на это, скрестив руки у него на шее. — А тут целая вечность…       — Наша вечность, Александр, — поправила она. — Я не хочу, чтобы она прекращалась. Ни за что. И, да, не планирую, но ты правда единственный человек, которого я бы хотела видеть и чувствовать рядом с собою сегодня, завтра, через месяцы, года и столетия.       Лишь на короткое мгновение Кэтрин вспомнила слова Стефана, кои он говорил в далёком тысяча восемьсот шестьдесят четвёртом году. Там тоже было что-то о них и вечности. Она точно не помнит, что он сказал, но помнит, что ответила:       « — Вечность — это очень-очень долго».       — Я тоже хочу этого, — признался он, обняв её свободной рукой, прижав к себе. — Но если вдруг…       — Если вдруг что-то изменится, либо Вселенная отвернётся от нас, знай, что я никогда не оставлю тебя по собственной воле. Твоя любовь — дар, который я не думала, что когда-то достанется мне. И я дорожу им сильнее, чем чем-либо другим, — она обняла его лицо ладонями, всматриваясь в любимые зелено-голубые глаза, кои сейчас казались голубее обычного. — Я люблю тебя, Александр.       — Я тоже тебя люблю, — он, не оборачиваясь, положил не докуренную сигарету в пепельницу, прижав Пирс к себе, оставляя на её губах нежный и воздушный поцелуй, кой энергетически оставил приятное послевкусие. Она чувствовала на своих губах ментол и лёгкую горечь от сигарет, а в душе ей казалось, что она взлетает и ест что-то сладкое и нежное, один из любимых десертов. — Ты дороже мне всего на свете, Кэтрин. Я никогда не оставлю тебя. Клянусь.»       Его взгляд резко прояснился, а в голове отчётливо звенели слова о том, что она его никогда не покинет по доброй воли. Он знал её. Знал, когда врала, когда была не до конца честна, что значило её любое из сотни молчаний. И Александр точно знает, что те её слова были искренние.       Кэтрин, заметившая перемену в его взгляде, внимательно посмотрела на него, сделав один шаг вперёд. Казалось, Александр что-то вспомнил, но что конкретно — она не знала, могла лишь предполагать.       — Однажды она сказала, что никогда не бросит меня по собственной воле, — произнёс тот, всё ещё находясь в своих мыслях, но всё же поднял на ведьму задумчивый взгляд. — Я поклялся ей в том же…       *воспоминание…       — Я хочу, чтобы ты оставил меня! — она оттолкнула его от себя и импульсивно взмахнула руками. — Я больше не люблю тебя, Александр! Всё кончено.       На вампирской скорости она оказалась у самого прохода, но выйти так и не успела, потому что он снова перегородил ей путь к отступлению.       — Не ври мне, милая. Я хорошо чувствую ложь, ты то знаешь. Я не отпущу тебя!       — Если любишь, то отпустишь, — заявила она вновь дрогнувшим голосом, мысленно ругая себя за то, что не может сдержать эмоции тогда, когда это больше всего надо. — Я не люблю тебя, пойми это наконец-то! Всё, что было это… Это было здорово, но не по-настоящему, — объясняла она со слезами на глазах. — Я пыталась избавить себя от боли за твой счёт! Прости, Александр, но правда такова. Ты мне нравился, да. Но это нельзя было назвать… любовью. Никак… нельзя было… — покачала она головой, отведя взгляд.       — Она говорила что-то ещё? — спросил он резко севшим голосом.       — Только то, что она говорила тебе в последний день — было хорошей ложью.       Александр прикрыл глаза, уперевшись локтями в стол, закрывая лицо ладонями. Мысли хаотично сменяли друг друга. Он провёл руками по лицу, сминая его и запустил пальцы в волосы, сжав их.       — Она здесь? — резко спросил он, возведя пытливый взгляд на ведьму.       Адэлис молчала. Она знает, что Кэтрин стоит справа от неё, но сначала повернулась налево, неспешно осматривая помещение, и когда взгляд наконец-то упёрся в вампиршу, она неуверенно кивнула.       — Да. Устроить вам встречу?       Глаза Пирс испуганно расширились, а взгляд метался с ведьмы на вампира.       — Нет! — воспротивилась Кэтрин.       — Да! — дал чёткий ответ Коулман в тот же момент.       Эндерсон взглянула на двойника, изогнув бровь, молча давая понять, что ей нужно скорее решать. Она решила не озвучивать свои слова, чтобы не нервировать друга ещё больше.       Кэтрин, явившаяся сюда по голосам в своей голове, никак не ожидала, что её появление может зайти не совсем туда. Она лишь хотела понаблюдать, послушать, услышать либо слова прощения, либо оправданной ненависти. Но она никак не думала, что ей придётся показаться Александру. С одной стороны, она хотела с ним поговорить, но с другой стороны боялась. Боялась его взгляда, его слов, его боли и своих чувств, которые она не спрячет, если заговорит с ним.       — Она не согласна? — прозвучал его недовольный голос, отвлекая девушек от переглядок.       — Согласна, — ответила она, толком не думая, удивив даже ведьму, которая уже успела подумать, что Пирс откажется.       — Она согласна, — оповестила его Адэлис. — Кэролайн! — Коулман нахмурился, не понимая, зачем тут ещё и сестра Адэлис.       — Чего? — вскоре появилась блондинка, приоткрыв дверь. — Уже идём?       — Тебя не затруднит принести из моей комнаты шесть свечей? Я была бы очень признательна.       — Без проблем, — кивнула ей Форбс, исчезая.       Кэтрин, не ожидавшая увидеть Кэролайн, да и вообще, что она в этом доме, выглядела крайне удивлённой, но и так же быстро поняла, что воспоминания девушкам начали возвращаться. Конечно, подтверждений этому не было, но это нечто, что Пирс чувствовала сердцем.       Кэролайн не заставила себя долго ждать, появившись в столовой через минуту со свечами. Эндерсон поднялась, расставляя их по кругу.       — Всё понятно в гримуаре? — поинтересовалась Адэлис.       — Да! И что не менее важно — интересно! — восторженно произнесла Форбс, отдавая ей последнюю свечу. — Я больше не нужна здесь?       — Нет, — покачала головой Эндерсон. — Сейчас устрою тут короткий спиритический сеанс и займёмся другим делом, — подмигнула ей ведьма.       — Тогда желаю удачи, — подмигнула им Форбс, вызывая на лицах добрые улыбки, покидая столовую.       — Александр, — ведьма махнула рукой, говоря ему подняться. И вдруг она вспомнила об игле, которая ей сейчас нужна. Собравшись снова крикнуть сестре, Адэлис вдруг закрыла рот, вспомнив о той, что лежит в кармане брюк. Достав небольшой прозрачный пакетик, в котором лежала проспиртованная салфетка. Эндерсон недовольно поджала губы, надеясь, что не до конца выветрившийся спирт иглу хоть как-то продезинфицировал. — Стой здесь, — указала она на место рядом с собою. Вампир послушно встал. — Кэтрин, — она кивнула на готовый круг, свечи которого вспыхнули в этот момент. — Приложи ладонь к стене, — Пирс встала в круг, приложив ладонь к невидимой стене. — Sângele morților se va vărsa din mână… — В этот момент у Пирс появился порез вдоль ладони, заставив ей вскрикнуть. Ей хотелось отдёрнуть ладонь, но невидимая сила удерживала её. Эндерсон проткнула себе ладонь, увидев выступившую кровь. Приложив руку к барьеру, кой разделял их, Эндерсон чувствовала энергию Кэтрин и их кровь, что сейчас смешивалась, а невидимая стена начала становиться едва заметно красной. Александр внимательно осмотрелся, понимая, что что-то происходит. И вдруг он увидел её, Кэтрин. Стоило Эндерсон убрать руку, она тут же заметила их взгляды друг на друга. Это было нечто метавшиеся между любовью и ненавистью, радостью, грустью, злостью, обидой и стыдом. — Я оставлю вас на пять минут.       Коулман благодарно кивнул ей, проводив ведьму взглядом, которая скрылась за дверьми холла. И с этого момента в столовой воцарилось молчание. Александр практически сразу посмотрел на Кэтрин, а она долго не решалась поднять свой взгляд. Ей было стыдно, страшно и неприятно. Неприятно от самой себя. Он — живое напоминание о том, за что она карила себя ни один год. Но всё же взглянув на него, Пирс не знала, что сказать, все мысли улетучились в один миг. Александр же, кажется, ждал от неё первых слов. Ему хотелось услышать хоть что-то, хотя бы дурацкое «привет», но она молчала, а он знал — почему.       — Не думал, что когда-то увижу тебя снова, Катерина, — проговорил он, с трудом не давая своему голосу садиться. Она прикрыла глаза, услышав это обращение, которое из его уст звучало сладко и одновременно болезненно. — Даже ничего не скажешь после стольких лет?       — Я тоже не думала, что увижу тебя, Алекс, — а вот её голос дрогнул, и заметив это, она в миг попыталась взять себя в руки. — Тем более по другую сторону миров.       — Только миров? — вопросительно изогнул он брови.       И Пирс снова прикрыла глаза, читая между слов истинный смысл. Крепко переплетя собственные пальцы рук, она вскинула голову, пытаясь отключить свой разум, кой в унисон с сердцем сводил её с ума. Кэтрин понимала, что если начнёт руководствоваться своим разумом, то сболтнёт какие-то неразборчивые предложения, либо не то, о чём говорят в их случае. В данном случае она посчитала, что говорить стоит от сердца. Тем более что Александр ценит искренность, ценит её настоящую. Он всегда говорил, что настоящая Кэтрин сидит в её сердце, которую она заперла множество столетий назад, не позволяя ей выйти наружу. А она отвечала, что он единственный, кто открыл все замки и сорвал все маски.       — Ты ненавидишь меня, — чётко произнесла она этот факт, посмотрев ему в глаза. Александр ничего не ответил, лишь заинтересованно склонив голову. — И это заслуженно. Я нарушила клятву, произнесённую мною на Мальдивах. Я ушла, причинив тебе боль, которую больше никогда и никто не сможет причинить. Я разбила твоё сердце, зная, как ты любил меня и что ты сделал, чтобы я чувствовала себя самой счастливой женщиной на Земле! Чего бы я не сказала, ты никогда этого не простишь. Никакие мои оправдания не исправят того, что я оставила здесь после своего ухода, — ей захотелось положить руку на его грудь, но ладонь упёрлась в барьер. Александр внимательно проследил за её движением и его губы скривила улыбка, спрятав всю внутреннюю боль. Несмотря на то, что она не коснулась его, сердце всё равно отозвалось, сжавшись настолько больно, что ему пришлось тяжело вдохнуть и возвести взгляд к потолку. Всё это время она смотрела на него, дожидаясь ответа.       — Когда ты ушла, я забыл себя и всё, что делало меня человеком, — Пирс вновь прикрыла глаза. Она знала. Чувство вины вновь обрушилось на неё волной. — Я совершал ужасные вещи, возомнив себя вершителем чужих судьб. И хоть в таком состоянии я практически не вспоминал тебя, но знаешь, кого я убивал больше всего — влюблённых парочек и тех, кто влюблялся в меня. Я не чувствовал боли, но желание убить их появлялось само собой, — и хоть его голос был ровным и холоднее стали, Кэтрин видела в его глазах сожаление и стыд за свои поступки. — Мне приносило это удовольствие тогда. И после того, как меня вернули, первым моим осознанным желанием было: разыскать тебя и убить за причинённую боль, хотя Ральф и Адэлис настаивали, что я всё ещё был эмоционально нестабилен. Тогда я с ними не согласился, но через время осознал, что они были правы. Я внушал себе ненависть к тебе, чтобы заглушить то, что исходило от сюда, — он постучал кулаком по груди, ещё ближе приближавшись к барьеру. — Несмотря на всё, я любил тебя. Несмотря на всю злость и боль я не смог возненавидеть тебя, Кэтрин! И я жил в своих эмоциях, пока не понял, что это не даёт мне двигаться дальше. И знаешь, что мне помогло? — Кэтрин молчала, не в силах выдавить их себя даже самое коротко слово. — Благодарность тебе, — её глаза распахнулись, а брови сошлись на переносице. Ей казалось, что она в миг всё позабыла. — Ты многому меня научила. Ты сделала меня тем, кем я сейчас являюсь. Ты подарила мне нечто большее. И с тобой я был счастлив, как ни с кем другим за все те года — и последние три. Лишь благодарность и способность отпустить тебя помогла мне вернуться на свой путь, свернув на новый. Поэтому я говорю тебе — спасибо за всё, Катерина, за всё хорошее и плохое. Это был великолепный опыт, пожалуй один из самых важных в моей жизни.       Пирс глотала воздух открытым ртом, ожидая чего угодно, но не благодарности. Она, конечно, знала добрую натуру Александра, его умение прощать, но знала, что он никогда бы не простил предательства. Она была уверена, что он скажет, как ненавидит её, что будет напоминать ей лишь о пережитой боли, а не об опыте. Коулман всегда был умным, мудрым, но сейчас всё это будто приумножилось в сто крат. И ей это нравилось. Конечно, от его слов стало чуть легче, но Пирс всё равно считала, что она не достойна этого.       — Я не достойна твоей благодарности, Алекс. Только не за своё предательство.       — Ошибаешься. Я бы многое не понял, совершил бы множество ошибок, если бы не отношения с тобой. Предательство лишь заставило взглянуть меня на одну сферу жизни под другим углом, на людей, но всё остальное — это то, что за что нужно благодарить.       Александр посмотрел на её ладонь, что так же покоилась на барьере. Он приподнял свою, решительно положил ладонь на невидимую стену точно там, где была и её. Улыбнувшись ей, он уже собирался сказать что-то, но был перебит ею.       — Я люблю тебя, Александр, — со слезами на глазах произнесла Кэтрин. Ей так хотелось сжать его руку, но грань не позволяла. Непрошенные слёзы побежали по щекам. — Всегда любила. И теперь я могу спокойно уйти, зная, что ты счастлив, что не один. Для меня это важно. Я хочу, чтобы ты испытал счастье и любовь с кем-то другим, кто будет честнее меня, смелее и… лучше. Ты заслуживаешь всего самого лучшего, слышишь?! И единственное, чего я хочу, это чтобы ты пообещал мне, что приложишь все старания к тому, чтобы стать счастливым, что выживешь и обретёшь то, о чём ты мечтал — семью.       Коулман поджал губы, лишь бы скрыть их дрожь. Он не мигающим взглядом смотрел на неё, чувствуя, как глаза начали утопать во влаге. Прикрыв веки, он сглотнул ком, вставший посреди горла и ответил ей:       — Какая-то часть меня всегда будет любить тебя, Катерина, ты это знаешь. И я хочу, чтобы ты обрела покой. Я хочу, чтобы ты заслужила своего хорошего конца. Но если по какой-то причине ты не обретёшь покоя, сделай всё возможное, лишь бы не исчезнуть в затмении, — он посмотрел на их ладони, лишь едва заметно проведя большим пальцем по невидимой стене. — Я отпускаю тебя, милая, отныне и навсегда.       Она улыбнулась ему, почувствовав, как с глаз вновь сорвались капельки слёз. Александр никогда не видел слёзы, вызванные болью на её глазах. Он всегда видел лишь слёзы радости, кои вызывал сам. И он так любил их. Сейчас он смотрит, понимая, что это слёзы радости и облегчения. А что насчёт любви, он не врал — какая-то маленькая часть его сердца всегда будет принадлежать ей. Почему-то он в этом уверен. И если когда-то кто-то сможет покорить его сердце полностью, то это будет человек, ради которого он будет готов на совершенно любые поступки, как и когда-то для Кэтрин.       — Прощай, любимый, — она подмигнула ему, начав исчезать. — Отныне и навсегда, — последнее слова, которые он услышал и улыбка, кою увидел.       Его ладонь всё так же была прижата к невидимой стене, где ещё секунды назад была и её, а сейчас было пусто, как когда-то на душе. Но теперь у Александра Коулмана на душе покой. И он искренне верит, что и у неё тоже…

* * *

      Тёплый ветерок носился на заднем дворе, изредка ударяя в стены большого кирпичного дома. Стеклянные двери были широко раскрыты, отчего через весь первый этаж можно было ощутить гуляющий сквозняк. В доме по-прежнему было тихо и пусто, потому что присутствующие на участке в данный момент собрались на заднем дворе, обсуждая одну интересую тему — гибридную сущность Кэролайн Форбс.       — Разве такое может быть? — спросила Саманта, держа руки на груди.       — Может, — кивнула Адэлис. — У этого должна быть своя причина, — она взглянула на сестру, которая расслабленно улыбалась, как и всегда. — Но мы её пока не знаем. Возможно, у Кэролайн в роду были ведьмы или колдуны, а сила по каким-то причинам пробудилась только сейчас.       — Но вампиризм уничтожает магию ведьмы, — возразила Уилсон, точно зная об этом нюансе.       — Да, — вновь кивнула Эндерсон, посмотрев на Александра, который спокойно покуривал сигарету. Вампир предпочитал не вмешиваться. Адэлис предупредила его, что ни Саманте, ни тем более её отцу, знать об их особенностях пока не нужно. Он поддержал их. — Мы подозреваем, что дело может быть так же в… почивших предках, — Эндерсон мысленно ударила себя по лбу, испытав лёгкий стыд от такой глупости. — Сила рода не истекаема, пока не умрёт последняя душа, на которой будет держаться вся родовая линия. Соответственно, предки могут как дать силу, так и её забрать. Возможно, когда Кэролайн обратилась, сила её покинула, но теперь, по какой-то причине, вернулась. Из Форбсов — она последняя, поэтому узнать что-либо, будет тяжело, но если нам удастся, то будет просто потрясающе.       — Да, — поддержала её Кэролайн. — Я уже сделала запрос в архив, поэтому, буду надеяться, что мне позволят просмотреть некоторые документы.       — В архив именно Мистик-Фоллса? — уточнила Саманта, задумчиво нахмурившись, на что Кэролайн молча кивнула. — Зря.       — Почему? — не поняла Кэролайн, коя, на самом деле, не делала никакого запроса.       — Они все куплены! — развела та руками в стороны, словно сказала очевидную вещь. — Прежде, чем они отдадут тебе документы, всё просмотрят сами, и самое важное прикарманят, использовав информацию в своё благо. Да и мне кажется, что направлять данный запрос нужно было в центральный архив, который находится в Ричмонде…       Адэлис согласно кивнула, посмотрев на Кэролайн таким взглядом, коим советовала прислушаться к мисс Франс.       — А ещё лучше сделать запрос на восстановление генеалогического древа! — это заставило всех обратить на неё внимание, а глаза Кэролайн так вообще поражённо открылись, осознав, сколько это будет стоить.       — У меня нет столько миллионов на счету, чтобы восстановить его на пять поколений и в крайне сжатые сроки.       Саманта довольно улыбнулась, ответив:       — Если что, то я могу помочь. У меня есть связи, так что я могу договорить как и о времени, так и об оплате. В общем, я советую тебе подумать, Кэролайн. Но я правда рада буду помочь.       Форбс ей благодарно улыбнулась, кивнув.       — Спасибо, Саманта.       Александр, которого посвятили сразу во всё, как стоило ему попрощаться с Кэтрин, до сих пор прибывал в шоке, посматривая на Кэролайн. Когда он её впервые увидел, то лишь на секунду допустил мысль о том, что она не кажется ему обычной вампиршей. Было в ней что-то такое невидимое, непонятное, необъяснимое, что приковывало взгляд и заставляло присмотреть к ней. Тогда, ещё в доме Джузеппе, когда они пришли за пленниками, она свернула ему шею, и только сейчас Александр понял, почему она болела дольше обычного. Скорее всего, Форбс неосознанно применила магию, которая замедлила его регенерацию. По крайней мере, для него это объяснение было вполне логичным.       Но сейчас, двигаясь за девушками в центр участка, ощущая, как разгорячённое летнее солнышко припекает спину и голову, он изредка посматривал на сестёр, пытаясь найти в них хоть что-то общее. Чем-то схожая форма лица; у Адэлис, правда, черты были чуть острее, что добавляло её виду некой суровости, а у Кэролайн они все были мягкими, плавными и очень нежными, точно как её улыбка, которая не сходила с лица. У сестёр была похожа форма губ, только у ведьмы Эндерсон они были чуть полнее. У них была одна и та же походка, в которой замечалась чёткая уверенность в себе и своих действиях. И ещё одно и, пожалуй, самое главное внешнее сходство: родственная теплота и любовь во взгляде, такая особенная, такая незнакомая и наверняка редкая.       — Стой здесь, — Адэлис поставила сестру на нужную точку, теперь обратив внимание на Александра и Саманту, которым было интересно, как будет проявляться магические способности у Кэролайн. Она — уникальный случай. — Вы, три шага назад, — наблюдатели так и сделали. Сама Адэлис так же сделала три шага назад. — С чего желаешь начать? Что успела прочитать?       Кэролайн вдруг почувствовала себя на уроке в школе. Точно так же учителя вызывают к доске, либо поднимают с места, с просьбой рассказать, что ты усвоил.       — Понятие энергии, как её почувствовать, как достать до неё, воспроизвести сферу и забежала намного вперёд, прочитав о магии стихий, — Кэролайн закусила губу изнутри, зная, что не всем нравится, когда заглядывают вперёд, тем более настолько. Однако Адэлис просто улыбнулась, покачав головой.       — Хорошо. Только не забывай о терпение. Магия не любит спешки. Она любит последовательность, чёткость и правильность, — Кэролайн изнутри закусила губу, робко качнув головой. — Расскажи мне, что означает энергия, что из себя представляет и как её почувствовать. Предупреждаю: временами буду перебивать, чтобы проверить, насколько ты успела усвоить то, что прочитала, — Кэролайн согласно кивнула.       Саманта увлечённо наблюдала, тоже сравнив то, что сейчас происходит, с уроком в школе. Александр, наблюдавший внимательно за подругой, видел, что её лицо начало меняться на более сосредоточенное, а взгляд становился более тяжёлым. Сейчас Эндерсон становилась похожей на Джона.       «Интересно, у Эндерсонов это семейное — обучать кого-то?»       — Энергия — это поток энергии, движения, активности; та самая неизведанная материя, которая позволяет всему существовать на этой Земле.       — Конкретно чему? Только живому или ещё чему-то?       — Как и живому, так и мёртвому. Энергия бывает разной: положительной, отрицательной и нейтральной. Эти понятия можно рассмотреть с разной стороны. Например, энергия живых и мёртвых может быть использована как во зло, так и во благо, что делает её нейтральной, — ответы Кэролайн были чёткими и быстрыми, что заметно радовали ведьму.       — Что может сделать энергию только положительной или только отрицательной?       — Эмоции, — так же незамедлительно ответила Форбс. — Например, положительная энергия становиться такой, когда мы испытываем чувство взаимной любви, радости, счастья, когда мы вдохновлены, благодарны или просто расслаблены. Только тогда, когда нас не мучают негативные эмоции, иначе энергия уже не становится только положительной. Соответственно, чтобы энергия была отрицательной, достаточно поддаться эмоциям боли, гнева, обиды и прочим человеческим порокам.       — Прекрасно, дорогая! — похвалила её ведьма, видя, как вампирша расцвела, расслабившись. — Скажи мне, а ведьма может родиться с одной из энергий? То есть: может ли она быть изначально отрицательной, либо положительной?       — Нет. Энергия всегда нейтральна. Человек не рождается изначально хорошим, либо плохим. У ведьм так же энергия стоит на середине. Она сама принимает решения, как её использовать.       — Может ли ведьма быть только чёрной, либо только белой? — задала она вопрос с подвохом.       Кэролайн ненадолго задумалась, помня, что в данном вопросе много нюансов.       — В поступках, как правило, чаще всего присутствует две стороны, поэтому она не может быть абсолютно тёмной, как и абсолютно белой. Например: к ведьме, какой бы она не была, обратились за помощью обычные люди, с просьбой разобраться, почему убили родного ребёнка. В процессе погружения, либо во время контакта с мёртвым, ведьма узнаёт, что было причиной гибели, она может видеть, какие у этого человека были последние часы. К примеру, девушка была убита, но до этого её изнасиловали. Заявление есть, правоохранительные органы ищут преступника, либо, ещё хуже — преступников, но всё безрезультатно. И тогда ведьма предлагает наказать уродов по заслуге, оказывая на них магическое воздействие, которое в каком-то времени сведёт их в могилу. Она может наслать на них страшную болезнь и обеспечить им тяжкие муки даже на том свете, если ведьма тесно сотрудничает с миром мёртвых. С одной стороны порча на смерть — преступление против природы и человека — это плохо, непростительно. Но с другой стороны эти уроды так же кого-то убили, при это надругаясь над кем-то. Это такое же преступление, это такая же чернота. Однако они отняли жизнь незаслуженно, просто потому что захотели, думая, что такие сильные и могущественные хоть над кем-то, а она воздала им по заслугам, обеспечив вечность страданий. Поэтому данное действие может рассматриваться Высшими как нечто благородное именно со стороны ведьмы, ведь они всё-таки так или иначе должны помогать людям. В истории нет ни одного колдуна или ведьмы, у которого сердце на энергетическом плане, — было бы полностью чёрным. Точно так же нет ни одного, у кого оно было бы полным света. Потому что, даже если вернёмся к ранней ситуации с убийством, то даже со стороны ведьмы это по-прежнему отрицательное действие, которое в каком-то проценте наполняет сердце тьмой. Поэтому — нет. Ни одна ведьма или маг не может быть только белым или чёрным. В них в любом случае присутствует баланс, даже если значение — в условных процентах одного показателя — превышает другого.       — Это пять с плюсом в зачётную книжку ведьм, — не сдержался от комментария Александр. — Не все девчонки в ковене так быстро отвечали на этот вопрос. Многие путались.       — Он с подвохом, — поддержала его Саманта.       — Согласна со всеми, — улыбнулась им Адэлис, а в особенности Кэролайн. — Вопрос был с подвохом, но ты действительно обошла его, ответив на пять с плюсом. К сожалению, зачётной книжки у нас нет, — усмехнулась она. — В истории есть легендарная ведьма Моргана лэ Фэй и колдун Мерлин. Их боялись, а они враждовали между собой. Моргана, к примеру, считалась той ещё злодейкой и преступницей. Ей ничего не стоило убить любого, кто вставал у неё на пути. Она была ученицей Мерлина до их вражды. Дело в том, что Мерлин учил Моргану светлой магии, только добру и благодарности. Какое-то время, даже очень продолжительное, так и было. Моргана была доброй и светлой волшебницей, которая боготворила своего учителя, но что-то случилось между ними после, из-за чего все хорошие отношения сошли на нет, а сама Моргана подалась в тёмную магию. Она стала могущественной ведьмой того времени. На секундочку, это был период с четвёртого по шестой век нашей эры. Точные даты, увы неизвестны, как и то, что на самом деле произошло между легендарными колдунами. Однако, как говорят, там было всё: от «привет», «я хочу быть твоей ученицей», «я хочу быть с тобой», «ты лучшая ученица в моей жизни», до «я тебя ненавижу, будь проклят ты и твоё добро», — Эндерсон пожала плечами, видя, как лица всех присутствующих вытянулись. Даже Александр слышал об этом впервые. — Моргана развязывала войны, устраивала восстания, была верхушкой в правлении именно расы ведьм. Важное замечание: верхушкой не одной конкретной страны, либо поселения, а мира. К ней, как говорят, хотели попасть многие девушки, но далеко не всех она брала под своё крыло. Мерлина боялись больше из-за силы, чем из-за того, что он мог сделать. Говорят, что-то плохое он делал редко, чему я, почему-то не совсем верю. Почему-то мне кажется, что если бы это было так, то не раздраконил бы он Моргану.       — Неужели нигде нет никаких записей об этом? — поинтересовалась Кэролайн. — Было бы интересно почитать.       — Говорят, были свитки, на которых были написаны значимые события в жизни этих обоих, но что с ними стало — точно не известно. Одни говорят, что их сожгли во время переворотов. Другие говорят, что свитки пропали сами магическим образом, стерев последние доказательства того, что такие люди действительно существовали в жизни, а не только в легендах, книгах и кино, — вздохнув, вновь осознав, насколько ценные данные были утеряны, не говоря уже об их гримуарах и прочих вещах. — Но Кэр, я правда в восторге от твоей способности усваивать материал. Думаю, обучение пойдёт быстро, — Кэролайн заметно расцвела, услышав это, на её губах нарисовалась широкая и довольная собою улыбка, отчего все наблюдающие не остались равнодушными. — Последнее, и я отстану от тебя с теорией, — Форбс кивнула, давая понять, что слушает. — Назови мне способы получения энергии по убыванию.       Кэролайн была готова дать ответ, едва ли дослушав вопрос. Она знала все способы, но не ожидала, что их придётся расставить в определённом порядке.       — Зарядка от стихий, здоровая едва (овощи, фрукты и ягоды), взаимодействие с живыми и неживыми существами (с людьми, животными, деревьями и минералами), посещение мест силы, использование магических артефактов, через музыку или рисование, одним словом — через творчество, и чтение.       Адэлис буквально святилась. Она сама не понимала почему, но она испытывала огромную гордость и радость, слыша одни правильные ответы. Александр, улыбающийся так же довольно, совершенно точно понимал, что из Кэролайн получится мудрая ведьма, и наверняка — сильная. Саманта просто улыбалась без ведомой на то причины. Ей казалось, что вокруг витает одна положительная энергия, коя перекрывала все негативные недавние воспоминания.       — Верно, — кивнула Эндерсон, вскинув подбородок. — Ты не запуталась даже в последних двух. Именно их путают чаще всего.       — Девочки, — Саманта привлекла на себя внимание, — я могу уточнить один момент? — ведьма кивнула. — Разве в первую очередь мы получаем энергию не через еду, а уже потом, к примеру, через стихию? У ведьм всё иначе?       — Физиологически мы схожи с людьми куда больше, чем остальные представители сверхъестественных рас. Но в нашем случае зарядка от стихий и получаемая энергия через еду делят между собой первое место. Тут больше зависит от самой ведьмы или колдуна. Часто просто бывает такое, что организм отторгает еду, если ведьму привлекают на сложное расследование, где придётся контактировать с огромным количеством мертвецов и другой некротической энергии. У многих появляется непереносимость еды. Поэтому очень часто такие ведьмы и колдуны не едят сутки, езжая на дело голодными, получая энергию уже от стихий или чего-то другого, что может её дать.       — А-а, — понимающе протянула Франс, кивнув своим мыслям. — Теперь поняла.       — Так, насчёт почувствовать энергию и как достать до неё, мы с тобой уже практиковали раннее, хоть и не так много, — вспомнила она о том, что творилось у Майклсонов. — Поэтому давай попробуем создать энергетическую сферу, а не просто направлять то, что находится внутри тебя в другой объект. Смотри внимательно.       Адэлис сложила руки, прикрыв глаза:       — Тебе нужно почувствовать свою энергию, можно так же заглянуть вглубь себя. Ты должна видеть и чувствовать, как она течёт к твоим ладоням, формируясь в небольшой шар, который сможет уместиться у тебя в ладонях. Ты можешь чувствовать при этом что угодно. Я, например, чувствую жар. Вижу в своей голове, как там уже начал формироваться маленький шар, который наполнялся всё большим количеством энергии, увеличиваясь, и… — она открыла ладони, показав огненную сферу, которую уверенно держала в ладонях. Эндерсон провела по ней руками, переместив из одной в другую. — Всё. Поняла, что нужно сделать?       — Да, — кивнула блондинка. — Сейчас попробую.       — Главное не торопись! — предупредила её ведьма. — Иначе ничего не получится.       Закусив губу, Форбс кивнула. Наверное, именно поэтому не получился фокус с открытием двери. Она спешила, толком ещё не умев в этом воплощение распоряжаться своей энергией, силой слова и мысли.       Вздохнув, она прикрыла глаза, точно так же сложив ладони перед собой. Она знала, к какой стихии относится. Ей всегда нравилось ассоциировать себя с воздухом. Даже сегодня, когда она передавала энергию, чувствовала холод во всём своём теле, но он ей не вредил. Он её холодил и согревал одновременно — неописуемые ощущения. Кэролайн сосредоточилась на себе, своих внутренних ощущениях. Форбс постаралась представить всё до мельчайших подробностей, что испытывала раннее, дотрагиваясь до собственного сердца, которое таило в себе всю её магию. Сначала она почувствовала, будто ей холодно дышать. То самое чувство, когда набегаешься зимой и дышишь холодным воздухом, кой холодит всё внутри тебя. Почувствовала, как это холод поднялся выше, переходя в плечи, спускаясь всё ниже, оказываясь в предплечье. Она чувствовала холод в своих венах и лёгкие покалывания. И вдруг ощутила, как ладони резко начали замерзать и греться одновременно. Это не причиняло боли или дискомфорта, но было необычно. Хотелось сбросить это с себя или получше разобраться в этих ощущениях, но Кэролайн отогнала от себя всё это, не позволяя мыслям отвлечь её от дела. Вдруг она поняла, что чувствует словно лёгкий и маленький энергетический шарик, который постепенно становился больше…       Наблюдающая за этим Адэлис, заметила, как в какой-то момент под глазами у сестры появились вампирские венки, которые при этом подсвечивались слабым белым свечением. Заинтересованно наклонив голову, она продолжила ждать, не отвлекая Кэролайн от дела. Александр, так же наблюдавший, потерял дар речи, увидев, как изменилось лицо Форбс. Он посмотрел на Эндерсон, одним взглядом спрашивая, нормально ли это, на что та просто кивнула.       И вот Кэролайн открыла глаза, которые сейчас даже поменяли свет. Зрачков практически не было видно, а радужка стала серо-белой. Создавалось впечатление, что если посмотришь ей в глаза, то окажешься под её чарами. Наверное, такой взгляд мог бы не только загипнотизировать. Возможно, он мог даже убить. Александр подавился воздухом. Одно дело, видеть горящие глаза Адэлис или такие же серые у Джона, а другое дело у Кэролайн, чьи белки ещё и оказались залиты кровью. Это зрелище, которое просто заставляло тебя замереть на месте, не в силах больше сдвинуться. В случае Александра, он даже был не в силах прикрыть рот.       Раскрыв ладони, Форбс показала всем сферу, которая была бело-серого цвета, созданная будто из тумана. Адэлис довольно улыбнулась, вновь взглянув ей в глаза. Внешне, ведьма выглядела так же уверенно, но внутри испытала лёгкий мандраж. Взгляд вправду был необыкновенный, гипнотический и уничтожающий из-за отсутствия зрачков. Сначала Эндерсон показалось, что они всё же были, но сейчас, подойдя ближе, она понимает, что эти глаза абсолютно бездонные.       — Ты просто неподражаема, Кэролайн, — восторгалась она, видя, как та вновь счастливо улыбнулась, рассматривая свою сферу. — Но есть немного необычный вопрос, дорогая, ты меня видишь? — Эндерсон помахала рукой перед её лицом.       — Я же не ослепла!       — Д-да, — кивнула та, ухмыльнувшись. — Просто у тебя нет зрачков…       — Что? — не поняла Форбс. — Как это?       — Возможно, это твоя особенность.       Кэролайн задумчиво посмотрела на сестру, поняв, на что именно она сделала намёк. Конкретно на её особенность воздушной стихии. Ничего не оставалось, как спокойно кивнуть и разобраться с этим потом.       — А теперь давай попробуем потренироваться в метании, — тут же предложила ведьма, так и не избавившись от своей сферу. — Только мишеней не достают. Забор портить тоже жалко…       — Так не впервой, Лис, — послышалось за её спиной. — Я могу стать мишенью.       — Что? — одновременно спросили Саманта с Кэролайн.       — Не пострадаю, не волнуйтесь, — всем очаровательно улыбнулся вампир. — Адэлис огородит меня своим огненным барьером, и всё, что вам нужно будет сделать, это целиться в меня, а не в пространство.       — Получается, ты просто будешь в роли ориентира? — уточнила Форбс, выгнув бровь.       — Именно так.       — Я не против, — улыбнулась ему Адэлис.       Александр прошёл мимо них метров на пять, остановившись. Эндерсон направила на него свободную левую ладонь, сделав выброс невидимой энергии, но уже в следующую секунду Коулмана окружил защитный огненный круг. Он взмахнул руками, призывая девушек к действию.       — Давай, — кивнула Кэролайн Адэлис. — Новичкам уступаю, — подмигнула ведьма. — Заведи руку чуть назад, приподними и сделай резкий выбор. Только так сфера полетит хорошо.       Кэролайн кивнула, встав спереди от неё. Она сделала так, как сказала Адэлис. Она представила, что собирается кидать не сферу, а, к примеру, мяч. Замахнулась, и спустила сферу со своей ладони. Александр, внимательно наблюдавший, проводил сферу взглядом, которая исчезла, стукнувшись в барьер.       — Хороший бросок! — подбодрил её Александр. — Но слабоватый, — раззадоривал её парень.       Кэролайн приподняла брови, а Адэлис показала за спиной сестры кулак.       — Не слушай его, — она адресовала ещё один сердитый взгляд Александру, которому, кажется, всё это нравилось. — Прекрасный бросок и в меру сильный для данного момента.       — Уверен, она может больше, — снова донеслось до них.       — Я сейчас тебя поджарю! — пригрозила ему Адэлис.       — Ты хочешь её испытать, лисёнок, — издевательски протянул тот, заметив, как теперь глаза ведьмы Эндерсон окрасились в цвет державшей в руке сферы. — Давай… — договорить Коулман не успел, увидев приближающуюся к нему огненную сферу. На секунду все заметили страх на его лице, но к его облегчению сфера так же разбилась об преграду, однако барьер будто стал менее заметным.       — В следующий раз попадёт точно в цель, — предупредила его ведьма. — Знаешь же, ненавижу эту прозвище!       — Знаю, поэтому и использую, чтобы тебя побесить.       — Два сапога пара! Ты и Мэдисон!       Александр лишь игриво приподнял брови, а после переключил всё внимание на Кэролайн.       — Как насчёт вызова, красотка?       Адэлис прикрыла глаза, понимая, что Коулман хочет сыграть в игру.       — За, — поддержала его Кэролайн, не замечая вытянувшихся лиц Саманты и Адэлис. Александр улыбнулся ещё шире, предвкушая шоу. — Какой вызов?       — Если сломаешь преграду своей подруги, я буду должен тебе любое желание, огласить которое ты можешь в любой день, месяц или даже век.       Форбс наклонила голову, ухмыльнувшись.       — Понятно. Хочешь посмотреть, на что я способна.       — Разве тебе самой неинтересно? Попытайся! Заодно узнаем твою мощь. Уверен, за эти недели ты множество теории выслушала от Адэлис. Пришло время применить всё это на практике. Давай! — он снова раскинул руки, чуть покачав ими. — Я весь твой. Достань меня!       Эндерсон не вмешивалась. С одной стороны, она не была в восторге от идеи Александра, потому что Кэролайн буквально только-только начинает узнавать себя. Столь серьёзная энергетическая нагрузка может лишить её большого количества энергии, которую, возможно, удастся хотя бы частично восполнить через кровь, но какое-то время состояние может быть совсем неприятным. Но с другой стороны это могло бы раздраконить её сестру, заставив ещё лучше дотянутся до ядра своей силы. Адэлис знала о прекрасной способности Александра — злить других людей.       — Хорошо, — Кэролайн решительно сделала один шаг вперёд, решив, что это хорошая идея проявить себя. Ей самой интересно, что из этого выйдет. Она поняла принцип создания сферы и технику её запускания. Осталось лишь научиться наполнять её силой.       — Поддерживаешь эту идею? — шёпотом спросила Саманта у рядом стоящей Адэлис, которая внимательно наблюдала за готовившейся Кэролайн.       — Не могу сказать, что целиком и полностью, но и не абсолютно против. Единственное, что меня волнует, это возможное энергетическое опустошение. Это, конечно, не дуэль, но мою защиту разрушить тяжело, хотя эта не самая надёжная из всех, что я могу создать. Но если Кэролайн удастся уничтожить её, то я буду искренне рада, но если она начнёт серьёзно выматываться, то я прерву эту игру.       Кэролайн, создавшая в этот момент ещё одну сферу, прицелилась и запустила её в барьер, который ограждал Александра от любого вторжения магии, но если бы не он, то энергетическая сфера прилетела бы ему точно в солнечное сплетение. Вздёрнув бровь, он сложил руки на груди, сказав:       — Слабо. Накапливай больше энергии и целься выше.       — А ты, я смотрю, знаток, как ведьмам нужно использовать магию, — колко улыбнулась ему Форбс, создав очередную сферу. Ей всё больше нравилось ощущение холодка в руках, груди и при этом сопутствующей лёгкости.       — Конечно! — взмахнул тот руками на очевидный факт. — Столько лет я стоял плечом к плечу с твоей подругой. Знаешь, сколько посетил с ней тренировок и сколько раз был в роли мишени, — не счесть!       Форбс спустила с ладоней ещё одну сферу, в этот раз запустив её немного выше, но чем больше она приближалась к границе, тем быстрее шла на спад. Сейчас она могла бы попасть вампиру в сердце. Александр довольно улыбнулся, заметив, что барьер едва заметно поблек.       — Уже лучше, — подметил он. — Но не блестяще, — хитрая улыбка украсила его губы, а вампирша проговорила что-то неразборчивое с крайне недовольным тоном. — Ты не стараешься.       — Стараюсь!       — Нет, — отрицал Александр, ходя вдоль границы, порой смотря на горящую внизу траву. — Не стараешься. И забываешь свои же слова, произнесённые десять минут назад. Ты пытаешься меня просто атаковать, при этом ничего не вкладывая в сферу. Грамотная атака может получиться только тогда, когда ты в неё вкладываешь не просто энергию, но и что-то, что её подпитывает, усиливает. Ты атакуешь меня нейтральной энергией, а это не то. Так ты не сможешь противостоять ведьме, которая будет даже слабее тебя. Эта сфера лишь пощекочет противника. Конечно, через час-другой ты, может быть, сломаешь границы, но до этого тебя тысячу раз прикончат и воскресят…       Кэролайн раздражала эта самодовольная и всезнающая улыбка, что бродила сейчас за защитой, читая ей лекцию о правильном использовании магии. Создавалось впечатление, что если бы Коулман мог, то сам показал бы ей, как нужно пользоваться силами и ещё наверняка сам бы уничтожил это ограждение. Однако Форбс смиренно молчала, злясь то ли на себя, то ли на слишком умного вампира. Он был прав. Она просто выдаёт энергию, забывая наполнять её эмоциями, делая положительной или отрицательной.       Осознав это, Форбс вдруг подумала о том, какую энергию для создания защиты могла использовать Адэлис. Её лицо всегда было ровным, не читаемый, а что-то Кэролайн подсказывало, что проще будет уничтожить преграду энергией точно противоположной. Но какой выбор ей сделать? В пользу чего? Есть положительная и отрицательная энергия. Она попыталась себя представить с чем-то негативным и тут же испытала неприятное чувство где-то в сердце. Что-то внутри неё крайне отрицательно отреагировало на такие мысли. Казалось, что на неё вылили ведро слизи, от которой теперь не получалось избавиться. Можно ли считать, что это внутренний знак на то, что к отрицательной энергии Кэролайн лучше не прикасаться?       Кэролайн считает — да.       Решив действовать через положительные эмоции, Форбс постаралась пробудить в себе все положительные воспоминания, которые только смогла. К счастью, таких в её жизни было немало. Счастливое детство с родителями. Кэролайн помнит, как мама учила её готовить, кататься на велосипеде. Помнила, как играла с ней во всякие развивающие игры и покупала ей кучу пазлов, ведь одно время Кэр фанатела от них, чему Элизабет была очень рада. Её мама считала, что пазлы лучше всего остального формируют внимательность и логику. Помнит, как папа учил её танцевать, держать высоко голову и ходить с ровной спиной, говоря:       « — Помни, дорогая, осанка — знак самоуважения. Если себя не уважаешь, то от других уважения можешь не ждать».       И до вампиризма у Кэролайн были проблемы с самоуважением. Она часто забивала на свои внутренние чувства и переживания, всегда помогая другим, а не себе, порой по ночам захлёбываясь в слезах, пока мама или редко приезжавший папа не слышали. Но стоило ей обрести вампиризм, Форбс почувствовала, будто обрела потерянную часть себя. Самоуважение вдруг пришло само собой. Ей стало нестрашно давать отпор, ведь всегда боялась, что если выскажет свою точку зрения, какой бы плохой она не была, друзья отвернуться от неё и она останется одна. Одиночество — один из главных её подростковых страхов. Не принятие обществом — туда же. Она не боялась ни смерти, не потери родителей, о смерти которых даже не задумывалась, а вот одиночества и отсутствия единомышленников — ещё как. Сейчас ей даже было стыдно за эти страхи и ценности тогдашних лет.       А что сейчас? Что для неё важно сейчас? Чего она боится?       Перед глазами сами собой замелькали воспоминания с Адэлис, Клаусом, Стефаном и Деймоном. Эти четыре человека для неё определённо очень важны. Наверное, если бы Кэролайн пару лет назад кто-то бы сказал, что к этому списку прибавиться даже Деймон, она бы сочла этого человека чокнутым на всю голову, но это так. Ей странно думать о том, что если вдруг однажды Деймон не придёт на общее дружеское собрание и не начнёт шутить и спаивать всех бурбоном. Ей будет не привычно не слышать ни от кого этих дурацких прозвищ: блонди и барби. Странно будет думать о том, что если вдруг Стефан исчезнет из её жизни. То, что они расстались — никак не испортило отношение между ними, скорее даже улучшило. Они отпустили друг друга, перестали душить и позволили просто вдохнуть жизнь. Клаус… Однажды она его уже отпустила, и это было очень больно, очень тяжело принять тот факт, что его больше нет, а её душа тогда не осознавала, где та тьма, к которой она тянулась. Она не думала, что начнёт с ним сближаться, как только тот вернётся. Единственное, чего она хотела, чтобы он просто помог им и усмирил своего брата, однако всё просто развернулось и перевернулось с того времени. И сейчас она понимает, что просто так его уже не отпустит. Её сердце учащённо билось лишь об одном воспоминание о нём. Адэлис… Если бы ей кто-то так же бы сказал, что она обретёт давно потерянную сестру, то она бы не просто сочла кого-то чокнутым, а упекла бы саморучно человека в дурку. Однако теперь у неё есть сестра, подруга, которая переживает за неё, понимает, делиться своею жизнью, тайнами и советами. Эндерсон всегда очень внимательна к ней, очень добра и тепла, чем сразу расположила Кэролайн к себе. Сейчас лишь всё это ещё больше укрепляется. Ей кажется, что она всю свою жизнь знает её, несмотря на то, что они не были родными сёстрами в этом воплощение, и даже в детстве не играли в отличие от той же Бонни, к которой Джон порой приезжал вместе с Адэлис.       Кэролайн важна связь с этими людьми, важна их дружба и присутствие в её жизни. Они уже, наверное, стали неотъемлемой частью её самой.       А боится… Кэролайн не знала, чего боится, кроме потери вновь обретённой сестры. Наверное, этот страх единственный, который превосходит всё остальное.       Подняв взгляд на Коулмана, он всё ходил и распинался, что-то рассказывал об особенностях энергий, их силе, Адэлис усмехалась, мысленно наверняка хваля вампира. А Кэролайн, тем временем, вновь прокрутив через мысли все хорошие воспоминания с сестрой, особенно их первую ночёвку, создала в руках сферу, которая в этот раз приобрела лёгкий голубоватый оттенок и запустила его в барьер. Коулман замер, когда в десяти сантиметрах от своего лица увидел растворившуюся сферу и грань, что забарахлила словно радио.       — Вот! — подбодрил он. — Другое дело! Но всё ещё не блестяще.       Кэролайн создала ещё одну сферу, вторую, третью, пятую. И каждая была сильнее предыдущей. Она начала чувствовать вкус магии и новой силы, которая так ей нравилась. Она не чувствовала усталости, ей казалось, что она могла делать это снова и снова. Создав, кажется, уже восьмую сферу, Форбс вновь запустила его в вампира, который стоял с победной улыбкой, думая, что и эта разобьётся — как хрупкое стекло. И вот Александр видит, как сфера положительной энергии начала приближаться всё ближе. Коснувшись едва заметных огненных стен, кои изрядно истончились от вечной атаки, сфера заметно уменьшилась в размере, но пролетела сквозь грань, уничтожив собою весь огонь, что горел вокруг Александра. Вампир зажмурился, ожидая словить сферу прямо лицом, но не почувствовал ничего. Открыв глаза, он заметил, что она остановилась буквально у кончика своего носа. Коулман перевёл взгляд на Кэролайн, которая сама замерла, а затем на Адэлис, рука которой была приподнята. Сёстры пересеклись взглядами, после чего Кэролайн махнула рукой, всё ещё ощущая связь сферой, развеяв её в воздухе.       — Ты умница! — подскочила к ней Адэлис, обнимая. — Я тобой горжусь! Первый день — и это пять с жирным плюсом!       — Хоть я и ничего не смыслю в магии, но это было впечатляющим зрелищем, — Саманта в приободряющем жесте коснулась её плеча, располагающе улыбнувшись.       — Спасибо! — широко улыбнулась им Кэролайн, приобнимая сестру за плечи.       Остановившись перед ней, Александр протянул ей руку, приподняв уголок рта, искажая губы в довольной ухмылке. Кэролайн, недолго думая, ответила на жест.       — Отличная работа. Если нужна будет ещё одна живая мишень для наглядности, то обращайся.       — Спасибо, — улыбнулась ему девушка. — У тебя, конечно, своеобразные методы, но они рабочие.       — С тебя желание! — напомнил он.       — Я запомнила.       Обменявшись недолгими улыбками и любезностями, вампиры резко обернулись на дом, а затем переглянулись. Оба услышали подъехавшую машину.       — У нас гости, — на немой вопрос Адэлис ответил Александр.

* * *

      Чёрный внедорожник плавно двигался в сторону одного из самых дорогих заведений Мистик-Фоллс, практически не застревая в пробках. Очередное долгое собеседование в ратуше прошло успешно, несмотря на напряжённую обстановку. Весь недолгий день Дарен замечал на себе косые взгляды некоторых, кто входит в совет основателей, что, в целом, было ожидаемо.       Всё совещание он сидел — как на иголках, пока не получил сообщение от Саманты, что с ними всё хорошо и они направляются домой. Конечно, Эндерсона волновали подробности, но понимал, что получит их только тогда, когда вернётся домой. Важно было то, что Саманта и его дочь — живы. С остальным он разберётся в своё время.       Сейчас Дарен ощущал себя совершенно спокойно, даже уверенно, зная, какая важная встреча ожидает его впереди. Он желает выкупить ресторан отца, чтобы продолжить его дело. Саманта права, его загубили, подстроили под множество других однотипных. Из блюд пропала магия, а интерьер стал похож на очередное элитное нечто, где не принято появляться людям из других сортов общества. Джон такого бы не хотел. Когда он создавал это заведение, ему хотелось, чтобы туда ходили не только все люди, из любого общества, но и чтобы все вкусно ели и научились, наконец-то, ценить время, проведённое за едой. Джон всегда хотел, чтобы люди могли прикоснуться к магии через его блюда, чтобы провели те сорок минут в полном удовольствие. Он создавал заведение, как некий уютный уголок для каждого, кто мог бы в него прийти. Из-за Дарена он оставил своё дело, уехав с Адэлис из города. Эндерсон считает, что он так может отплатить почившему отцу, — возродив его дело.       Остановившись на парковке, он покинул салон своего автомобиля, осмотревшись. Других машин было очень мало, что неудивительно, учитывая рабочий час. Нажав кнопку на ключе от машины, Эндерсон, сжимая в другой руке свой рабочий портфель, направился в заведение, попутно взглянув на название «Le Bec-Fin». Скривив губы, Дарен открыл стеклянную дверь, уверенной походкой зайдя внутрь. Не успел он толком осмотреться, как к нему тут же подошёл администратор: миловидная блондинка с большими зелёными глазами.       — Мистер Эндерсон, Мистер Гордон ожидает вас. Прошу проследовать за мной.       Дарен молчаливо кивнул, направившись за девушкой в сторону мраморной лестницы, что вела на второй этаж. Единственная красота в этом помещение, которая сохранилась до сих пор, эта его открытость, множество окон и света. Джон всегда это любил, поэтому Дарена радует, что это не убрали, но это обилие светлых оттенков его напрягало, как и отца. Старший Эндерсон всегда настаивал, что более тёплые, но при этом тёмные оттенки заставляют многих чувствовать себя уютнее, чем там, где обилие светлых оттенков. Возможно, всё зависит от вкусов и взглядом каждого человека, однако Дарен Эндерсон чувствовал себя не комфортно вокруг этой светлой мебели, молочных стен и лишь тёмного пола.       Поднявшись на второй этаж, девушка сопроводила его до самого конца, где за одним из угловых столиков его ожидал полноватый мужчина, по виду давно полысевший. На этаже так же присутствовала охрана, на что Эндерсон лишь усмехнулся. Можно подумать, он какой-то террорист или аферист, но понимал, что у богатых всегда были свои причуды и страхи.       — Мистер Эндерсон, — протянул руку владелец, которую Дарен с радостью пожал, — прошу, присаживайтесь. Рад вас видеть.       — Благодарю, мистер Гордон, — мужчины одновременно опустились на стулья, вежливо улыбнувшись друг другу. — Предлагаю сразу перейти к делу.       — Возможно, вы что-то желаете заказать? — предложил ему мужчина, смотря на него хитрыми серыми глазами. — Мои ребята сделают всё на высшем уровне. Уверен, вам понравится.       — У меня сегодня ещё одно важное событие, поэтому не хотелось бы перебивать аппетит, но от чашки крепкого кофе не откажусь.       Мистер Гордон тут же кивнул той самой блондинке, которая сопроводила до него Дарена, и та тут же направилась в сторону большой барной стойки, за которой работал высокий, черноволосый и татуированный бармен.       — Успели наладить все свои дела? — поинтересовался мистер Гордон,       — Вполне, — Эндерсон совершенно спокойно кивнул, даже натянув очередную улыбку.       — И всё-таки вы не перегорели к своему стремлению, раз снова оказались здесь, — мужчина постучал пальцами по столу, словно данное предложение было лишь анализом его третьего визита. Хмыкнув, он взял стоявший бокал с виски и немного промочил горло. — Но почему вы так уверены, что я захочу продавать заведение?       — Всё очень просто. Вы человек, который любит деньги, и чем их больше, тем лучше. Вам не составит никакого труда открыть новое заведение, а я готов вам в этом помочь. Так сказать, могу дать хороший старт.       Мистер Гордон издал короткий и хриплый смешок, подняв на него насмешливый взгляд.       — А вы так уверены в своих способностях, мистер Эндерсон? И если уж такой разговор зашёл, то почему бы вам самим не открыть новое заведение на совершенно пустой земле? Либо снести какую-то забегаловку и построить что-то более… презентабельное.       — Меня интересует только это заведение и только эта земля. И я предлагаю вам эту сумму, — Дарен вытащил из внутреннего кармана бумажку, на которой заранее написал предложенную сумму. — Взгляните.       Практически сразу Дарен заметил заинтересованный блеск в глазах мистера Гордона, стоило ему только взглянуть на бумажку с семизначным числом.       — Это начальное предложение, — дополнил Эндерсон. — Если наши переговоры пройдут удачно, я буду готов поднять предложенную мною сумму.       — Похоже вы готовы на многое ради этих стен, — усмехнулся владелец. — Мы поговорим, но всё же предлагаю сначала пропустить по чашечке кофе.