Первородные: Почувствуй себя живым

      Графство Нортумберленд, Замок Чиллингем       17 января 1626 год       Скрежет столовых приборов об тарелки разносился по стенам большого зала в замке, где сейчас ужинали члены королевской семьи Майклсон с королевой Каролиной Керр, чьей замок находился вдали, за территорией Англии, в Шотландии. Она гостила тут уже больше десяти дней, но все они пролетали так, что она почти не успевала замечать. Керр находилась в постоянном контакте с Никлаусом, кой редко сводил с неё томных взглядов, заставляя её щёки вспыхивать, стоило Каролине только пересечься с его нахальным и бесстыдным взглядом. Если она была такой нежной, но при этом уверенной и сильной, то Никлаус в любое время дня и ночи излучал одну лишь силу, власть и уверенность не только в самом себе — любимом, но и в завтрашнем дне. Керр нравилась его смелость и находчивость, но при этом временами раздражали его двусмысленные взгляды и фразочки. При всей своей очаровательности, нежном лице и почти невинными глазами, королева Шотландии считала его не серьёзным, если дело и мысли касались отношений. Она прекрасно знала о похождениях Клауса, что её даже где-то в глубине души трогало, — в нехорошем смысле слова, — и расстраивало. В связи с чем она не рассматривала его как потенциального ухажёра или даже выгодную партию, хотя, признаться честно, второе было бы действительно выгодно для обоих, хоть и дружных королевств. Но и при этом было ещё одно «но».       Любой королеве, как и королю, нужны наследники, чтобы продолжать королевскую династию, и чтобы было кому передать трон на случай ухода правителей, и если у Каролины были все шансы родить здорового наследника, то у Никлауса не было никаких шансов сделать этого наследника. Каролина знает тайну всей его семьи, о чём в их королевстве могут лишь догадываться, плетя нити слухов. Поэтому это «но» превышает все остальные. Керр считала, что наследник должен быть чистокровным. Её почивший отец — Яков Шотландский, был мудр и смел, приведя её во дворец совсем сопливой и потерянной девчонкой, которая была лишена заботы и любви родителей. Он сделал своей дочерью неродную по крови душу, хотя Керр считала, что по душам они были очень близки, почти что родственные. Вправду, как отец и дочь.       Однако сама Каролина не была готова пойти на такой же шаг, как и её отец. У неё не было столько смелости и доверия к незнакомцам, пусть даже и к детям, которых она на самом деле любила. Она никогда не упустит шанса на прогулке по городу, подойти к детишкам и о чём-то поговорить с ними, обнять… Дети любили королеву в её королевстве, как и почти все взрослые.       Когда Яков умер, Каролина приняла его трон, став официально Каролиной Шотландской и первой женщиной, которая взошла на трон не по замужеству, а по наследству. Для Керр это было честью, хоть и она до последнего пыталась от этого откреститься, считая, что недостойна этого места. Несмотря на свои крайне тёплые отношения с Яковом, она настаивала на том, что на трон должен взойти его сын Карл или дочь Елизавета, которые в тот момент даже находились не на территории Шотландии, пока их отец, совсем ослабевший, лежал в своих покоях и едва ли молвил и настаивал на здравомыслии своей неродной дочери Каролины. Шотландский многократно пояснял, что Карл — совсем глупый юнец, который разрушит его страну, продав Америке в погоне за большим состоянием, даже не подумав о том, что заносчивым американцам только это и надо. Яков говорил, что пусть Карл и Каролина одногодки, но мудрости в Керр на целую сотню лет при всей её лёгкости. А когда речь заходила о Елизавете, то Яков несколько печально отводил взгляд, проговаривая слабым голосом:       « — Елизавета жаждет любви и семьи, а не власти. Ей хочется покоя, хочется уюта. Она никогда не приветствовала всей этой королевской суматохи. Лиззи устала от этого в своё время. Возможно, я был чересчур требователен, как и к Карлу, пытаясь слепить из них, как из куска глины, достойных наследников, но у меня этого не вышло».       Каролина лишь молчала на это, поджимая губы. Да, ей удавалось порой переговорить с Елизаветой, когда она не воротила от неё нос — как от грязнокровки, и временами что-то подслушать, чего на самом деле не любила. Керр удалось понять, что девушка действительно жаждала больше всего любви и семьи, чем трона. Он бы, скорее, был для неё приятным бонусом, если бы так сложилось.       И всё-таки когда Яков покинул их, уйдя в наилучший по мнению многих, но не Каролины, мир, трое наследников собрались во дворце, слушая завещание, которое оставил им Шотландский. Зачитывал важный документ его советник Бенджамин Андертон. Тогда Карл, в особенности, яро негодовал, что большая часть наследства досталась Каролине — грязнокровке, какой и он её называл. Он долго пытался доказать Бенджамину, который мог лишь разводить руками, что в завещании ошибка, что составлен документ без соблюдения важных законов… А потом и вовсе всё дошло до абсурда, где не выдержала уже сама Каролина.       *воспоминание…       « — Да как отец только мог передать всё наследство тебе? — в голосе Карла сочилась ярость смешенная с ядом и приправленная завистью. Его пышная шевелюра угольных волос вечно падала на тёмно-карие глаза, в связи с чем он в не менее раздражённом жесте смахивал надоедливые кучерявые волосы. Каролина пока молчала. — Ты же грязнокровка! Ладно бы, если хотя бы вылезла из-под юбки одной из служанок, так хотя бы в тебе была его кровь, но ты пуста, как одна из многочисленных хрустальных ваз в этом замке!       — Карл, ты уже перегибаешь палку, — строгий голос Елизаветы прозвучал в этих стенах. Она — вся такая роскошная, сидела на своём троне принцессы. Её пышные груди приподнимал корсет чёрного платья; такие же угольные кучерявые волосы были собраны в аккуратную, но при этом лёгкую причёску; а зона декольте украшена изящным колье с небольшими красными камнями, которое хорошо сочеталось с её чёрными бездонными глазами. — Она хоть и грязнокровка, но при этом всё равно наша некровная сестра.       — Она нам даже не сестра! — гневно взмахнул тот руками, нервно передвигаясь по тронному залу. — Она вообще никто! Её настоящие родители — подзаборная пьянь, Лиззи. Даже им было плевать на неё. В ней нет нашей крови.       — Но не нашему отцу, брат, — голос Елизаветы казался холодным, но при этом не терял своей строгости. — Не могу сказать, что от распределения наследства я в полном восторге, но я уважаю его выбор. Наш отец был мудрым правителем и человеком. Он бы никогда не допустил глупость, назначив на трон кого-то, кому бы не доверял, кого не видел бы достойным…       — Мы тоже достойны! — резко перебил он её. — Ты рассуждаешь так поверхностно только потому, что ты, сестрёнка, мечтаешь о таких наивностях — как вечная любовь, семья и дети, которые, дай Бог, у тебя вообще родятся! — Каролина, сидевшая на своём месте, резко посмотрела на него, а затем перевела взгляд на Елизавету, которая внешне осталась такой же холодной, но было что-то в её взгляде такое, от чего сердце Керр дрогнуло. Елизавету ранили эти слова, хоть и внешне она этого совершенно не показала. — Сколько детей всего могло быть у нашего отца? Семь. Сколько выжило? Двое. Ты и я. Повезёт, если ты сама вообще выживешь, а не скончаешься во время или после родов. А что насчёт любви, Лиз? Ты серьёзно настолько наивна, что думаешь, что на свете существуешь вечная и искренняя любовь? — принцесса молчала, крепко сжимая зубы и ладони в кулаки. — Повзрослей, Лиззи.       — И ты мне говоришь о взросление, Карл? — её голос поменялся, приобрёл жестокость. Елизавета поднялась, гордо вздёрнула подбородок, но при этом осталась стоять на месте, смотря на брата как бы с высока. — Чем мои стремления отличаются от твоих? Семья и любовь — та же власть, только от неё больше блага чем вреда и разочарований, что уж не скажешь о материальной власти, королевской. Я глупа и наивна, с твоих слов, но при этом я веду себя как достойная принцесса, как зрелая личность, умеющая держать свои эмоции под контролем, руководствуясь холодным разумом, а не своим мальчишеским эго. Уж кому из нас и стоит повзрослеть, так это тебе, Карл. А если ты ещё раз заикнёшься о чём-то в подобном тоне, что касается меня, то до конца своей жизни забудешь о том, что у тебя вообще когда-то была сестра.       Карл дышал тяжело, его ноздри расширились, а кулаки сжались. Оказавший пленником собственного гнева, он стал похож на разъярённого быка, который вот-вот готов был сорваться с места и разорвать сначала родную сестру, а затем ту, которую он считает тенью среди них — недостойной грязнокровкой.       — Ты сейчас рассчитывала на то, что твои угрозы должны были напугать меня? — с насмешкой спросил он, подходя ближе. — Ты жалкая, Лиззи. Ты пытаешься казаться всей такой гордой, холодной, железной леди с каменным сердцем, которое сможет растопить прекрасный принц — как в слащавой детской сказке, но наделе ночами плачешь в подушку из-за безответных чувств и одиночества, о котором ты слагаешь стихи и письма, кои никому не показываешь, — Каролина прикрыла на это глаза, до последнего не желая вмешиваться в конфликт между братом и сестрой, однако обострённое чувство справедливости вот-вот грозилось выйти наружу вместе с правдой, которая Карлу уж точно не понравится. — Ты такая же жалкая, слабохарактерная и безвольная как, как оказалось, наш отец, — лица обеих девушек резко изменились. И уже обе сестры, совершенно разные как на вид, так и на внутренний мир, смотрели на брата поражённым взглядом, в котором постепенно зарождалась ненависть. — Он на старость лет слетел с катушек, позволив оборванке взойти на трон и руководить страной. Но ты, сестрица, ещё красива и молода, но уже начинаешь махать платочком здравому разуму, рассуждая так же, как и он, глупо и… конфузно. И…       — Хватит! — голос Каролины, такой оглушительный и рассерженный промчался по тронному залу. Карл и Елизавета резко повернулись на неё, обратив свои удивлённые взгляды. Они никогда не слышали, чтобы их неродная сестра повышала голос настолько. Никогда не видели такой озлобленный взгляд. И если бы только они знали, сколько усилий сейчас прилагает новоиспечённая королева, чтобы не проявить силу, которая протекала по её венам, ведь брат и сестра не знали, кто она такая. — Ты перешёл все границы, Карл. Я готова была терпеть оскорбления в свой адрес, но не в адрес другой женщины, не в адрес… — Каролина запнулась. Ей всегда было сложно называть Елизавету своей сестрой. Она никогда её такой не считала, наверное потому, что они никогда не были близки как с её настоящей потерянной сестрой. — Не в адрес нашей сестры, — Керр поднялась, спустившись со сцены, на которой стояли тронные стулья. У неё была прямая осанка, гордый и окончательно разочарованный в брате взгляд. — Ты позволил себе оскорбить нашего отца, который умер, на твоё сведение, со здравой памятью и разумом. И даже последние свои слова он произносил уверенно, осознанно, с полным пониманием того, что хотел донести до меня. Ты впервые за все эти двадцать шесть лет так низко пал в моих глазах, Карл, — он лишь успел ответить её едкой ухмылкой на своих тонких губах. — Ты не имеешь никакого права говорить так с женщиной, а тем более со своей сестрой. Ты не имеешь никакого права отзываться так о нашем отце! Ты — несносный глупец, юнец, который кричит «я», «я», «я»… — ведьма поджала губы, едва сдержавшись от матерной речи, которая является дурным тоном для людей из высшего сословия. — Ты — озабоченный властью и богатством парень, который наиграется с замками, с поданными, а потом начнёт всё растрачивать на право и налево, продавать земли нашим конкурентам и врагам по типу американцев. Хочешь знать, почему Яков не видел тебя достойным правителем? Так вот она. Ты ненадёжный, глупый и несдержанный ни в своих мыслях, ни в желаниях. Он знал, что ты подведёшь его, что всё разрушишь, что продашь наше королевство. Яков этого не хотел. Да, ты не признаёшь меня. Мне оно и не нужно — твоё признание. У меня есть кое-что важное, того чего нет у тебя. У меня есть признание нашего народа, которое я удосужилась заслужить за столько лет, чего не скажешь о тебе. У тебя его никогда не будет, иначе за столько лет ты бы попытался сделать хоть что-то, чтобы завоевать любовь своих людей, но тебя всегда интересовало другое: богатство, блудницы и антизаконные махинации. И ты хотел бы, чтобы Яков назначил на трон тебя? — она усмехнулась, одарив его такой нахальной и самодовольной улыбкой, от которого закипавшего напротив Карла передёрнуло. — Вот, что действительно важно, брат. Твои слова — всего-то уязвлённое чувство собственного достоинства из-за несправедливого, на твой взгляд, документа, в котором тебя обделили заслуженно. А теперь, — она указала вперёд, на выход из тронного зала, — прошу тебя, покинуть это помещение.       Елизавета и Карл проглотили языки. Но если неспособность говорить Лиззи была вызвана неподдельным шоком и уважением, которое вдруг вспыхнуло к Каролине, то Карл был не в силах сказать хоть что-то из-за своей злости, которая смешалась с тем же поражением. Однако от этого состояния он отделался быстрее, чем его обескураженная сестра. Он подошёл к Керр, заглянув в её глаза с пренебрежением и ненавистью. Ему так хотелось стереть эту уверенность с её лица, но сомневался, что у него это получится сегодня. И Карлу не хотелось верить в истину сказанных ею слов.       — Отец никогда бы так не сказал обо мне. Он уважал меня, любил… Твоя грязная ложь не сделает тебе положения, Керр. Сегодня я уйду, но вернусь. И запомни одну вещь, сестрица, — его обращение было пропитано яростью и угрозой. Карл резко приблизился к ней, заправил золотую прядь волос за ушко и перешёл на едва слышимый шёпот. — Я вернусь. Я отберу у тебя трон, королевство и призвание, которым ты так кичишься. Я верну тебя туда, откуда Яков однажды привёл — в грязь и тухлый домик с сыростью и плесенью на стенах. Ты сгниёшь там, как и твои родители. А когда твоё сердечко перестанет биться, я приду и посмеюсь над твоим бездыханным телом, имея на плечах королевскую мантию, а на голове корону, коя вскоре украсит эту красивую, но такую пустую голову, — он с довольной улыбкой отстранился от неё, желая увидеть в её глазах страх, но не увидел ровным счётом ничего. Ему даже показалось, что в глазах Каролины была скука. Это немного подпортило настроение после столь хорошей, по мнению Карла, речи. — Наслаждайся предстоящей коронацией и тем временем, что тебе отведено на правление Шотландией.       И после этого Карл, не поклонившись, покинул тронный зал, оставив после себя в воздухе массу неприятной энергии. Керр так и стояла на одном месте, до последнего смотря ему вслед. Она не испугалась его угроз. Она знает, что ей хватит сил удержать власть в своих руках. У неё множество козырей в рукаве, о которых её брат даже не знает, как и сестра. Каролина не хотела, чтобы всё так получилось, но её нервы тоже не железные. Она не может терпеть всё вечно. Да, ей не нужен был трон. Да, она хотела от него откреститься, но она была готова отплатить своему отцу за всё, что он сделал. Однажды Яков подарил ей целый мир, а она приложит все усилия к тому, чтобы не разрушить этот мир, который жил как внутри самой Каролины, так и снаружи.       Вдруг за своей спиной она услышала цокот каблуков. Елизавета хотела положить руку на плечо сестры, но поборола желание сделать это, лишь окликнув её.       — Каролина, — та развернулась, наградив сестру вопросительным взглядом. — Не знаю, заступилась ты за меня потому, что он просто надоел и тебе захотелось выставить его, либо почему-то ещё, но спасибо. И за то, что заступилась за нашего отца. То, что ты сделала, важно для меня. Я ценю это. Хоть и мы никогда не были близки.       — Я бы не позволила этому идиоту, уж прости за мой язык, и дальше смешивать с грязью тебя и нашего отца! Я заступилась за тебя, Елизавета, в первую очередь потому, что ты женщина, принцесса, которая не заслуживает такого отношения ни от кого, и уж тем более от родного брата. И, да, мы не близки, но я посчитала правильным заступиться за тебя, как за свою сестру, хоть и не родную. Да, нас не объединяет кровь, но не только общая кровь может сделать людьми родными. Общая кровь — это как печать в документе. Раз есть, значит вы механически не чужие. Но порой родные по крови люди являются самыми чужими друг другу на свете.       Лиззи вдруг довольно улыбнулась, так тепло и по-родственному, что Керр невольно засветилась такой же улыбкой.       — Наверное, отец всегда был прав насчёт тебя. Ты умна и мудра, и именно такой правитель нужен нашему народу. Я могу не понимать его выбор, который он сделал почти двадцать лет назад, приведя тебя в дом. Но я уважаю его решение сейчас, потому что осознаю, что ты достойна, пусть в тебе и нет королевской крови, — она усмехнулась, взяв небольшую паузу. — Всё-таки королевская кровь — как та же печать — есть, но не гарантирует, что благодаря ей истинные наследники могут стать достойными правителями страны.       — Спасибо, Елизавета.       — Называй меня Лиззи, дорогая.       — Хорошо, — кивнула её Керр, наблюдая за тем, как сестра поклонилась и уже собралась покинуть зал, сделав в сторону дверей около пяти шагов, как вдруг остановилась.       — А что насчёт меня? — спросила она до того, как повернуться. Каролина нахмурилась, не понимая, о чём говорит Лиззи. — Что обо мне говорил отец? — она обернулась на неё.       — Яков любил всех нас, Лиззи. Каждого по своему. Но о тебе он всегда отзывал как о не менее мудрой и любимой дочери. Но он всегда говорил, что ты предпочтёшь семью — власти, а это отца в каком-то смысле огорчало больше всего. Но важно то, что он всегда отзывался о тебе с теплотою и любовью.       Она усмехнулась, неожиданно задав личный вопрос:       — А ты? Разве ты не хочешь того же? Не хочешь любви, семью… Всё это не для тебя?       Каролине захотелось отвести взгляд. Эти слова причинили ей боль. У неё была семья в другой жизни, и была любовь, которая погубила её и всю семью. И теперь Керр чувствует на душе тот отпечаток. Она боится такого же исхода. Не говоря о том, что её враг до сих пор жив и, на удивление, за столько лет не попытался её убить.       — Возможно, однажды я задумаюсь над этим, но не сейчас. Я, как и ты, хочу иметь рядом с собой надёжное плечо, а не выгодную партию.       — Знаешь, возможно мы похожи чуточку больше, чем я думала».       Воспоминания о том дне нагоняли на действующую Королеву Шотландии смешанные чувства. Она одновременно была горда собою, рада за неродную сестру, чья личная жизнь, вроде как, начала налаживаться с Фридрихом пятым — королём и сыном Фридриха четвёртого; но и вместе с тем Керр чувствовала тот неприятный осадок из-за брата, который пропал со всех возможных радаров. От него не приходило ни писем, ни каких-либо иных посланий, чему Каролина была рада, но и в то же время чувствовала себя тревожно.       Находясь сейчас здесь, в гостях у своих друзей, она отдыхала как и телом, так и душою. Майклсоны для неё — как вторая семья, с которыми ей удалось подружиться за все те многие королевские вечера и балы, кои происходили то на территории Шотландии, то в Англии. Конечно, со всеми из них у Каролины были разные отношения.       Никлаус для неё был равным, и дело будто не только в титулах, но и в нечто, что было внутри них. Он был её верным другом, соратником, поддержкой и даже опорой, когда Каролина в ней нуждалась. Он был её верным спутником на всех балах и прочих светских вечерах. Все им пророчили выгодный брак, партию и никто не понимал, почему же столь сильные правители никак не могут сблизиться. И никто не догадывался, что проблема была в столь недоступной королеве, которая не подпускала к себе Майклсона ближе, чем в танце. Она боялась, что вновь совершит ошибку, доверившись кому-то. Пусть и Клаус уже сотню раз доказал свою преданность, своё радушие, Каролина всё равно не была готова на такой шаг. Страх её останавливал.       Элайджа для неё всегда был кем-то вроде старшего и мудрого брата, который, в отличие от своих братьев и сестры, всегда был собранным, хладнокровным, настоящим голосом разума, что Каролине, честно говоря, не всегда нравилось. Она пыталась повлиять на него, говоря, что не плохо было бы проявлять эмоции и чувства. Но старший из Майклсонов на любом их личном разговоре настаивал на том, что эмоции и чувства могут привести либо к погибели, либо к боли. Он не единожды говорил ей, когда они сидели в кабинете или поздно в столовой о том, что не верит в любовь, отчего Каролине было больно. Ей хотелось узнать больше. Всегда интересовал вопрос: «Почему старший из Майклсонов не верил в это чувство?». Кто разбил его сердце? Но она не позволяла залезть себе в его личное, зная, что далеко не всем это нравится, даже когда это делают близкие люди. Керр была уверена, что если бы он хотел, то рассказал сам, а так она могла лишь искреннее сочувствовать ему в своей душе. Хотя отчасти она Элайджу даже понимала, ведь сама в каком-то смысле теперь боялась поверить в любовь. Она во всех возможных ухажёрах видела своего убийцу и своей семьи. Но где-то в глубине души ей хотелось вновь испытать это светлое и прекрасное чувство.       С Ребеккой их знакомство, в общем-то, началось совершенно не с ноты: «Я принцесса Каролина Керр», «А я принцесса Ребекка Майклсон». Они успели пересечься во Франции ещё до знакомства со всеми остальными Майклсонами в тысяча шестьсот двадцать втором году. У них там получился странный любовный треугольник, в который Каролина оказалась втянута только потому, что в неё был влюблён один уважаемый человек, а Ребекка была влюблена в неё. Ох, и сколько было скандалов, ненавистных взглядов и всего остального. Правда, до драк дело так и не дошло, к счастью, а когда девушки уже познакомились на одном из светских вечеров, где ещё раз смогли обсудить произошедшее в Париже, то вскоре смогли понять, что делить им нечего. У них совершенно разные цели и планы на жизнь. Ребекка ищет того же, чего и её сестра Елизавета, а Каролина просто желает сохранить то, что построил Яков, но при этом так же развивать своё королевство, чтобы оно прогрессировало и расцветало. На той ноте девушки и спелись, найдя друг в друге не соперниц, а подруг — даже со схожими интересами и взглядами.       С Колом отношения, пожалуй, были проще, чем со всеми другими. Он всегда ассоциировался у королевы Шотландии с несносным младшим братом или другом-весельчаком, который был и там, и тут… И там что-то сотворит, и с тем-то поругается. Где был Кол — там кипела жизнь — во всех возможных смыслах слова. Но при всей своей неусидчивости, взрывной натуре и любви походить по дамам и борделям, он оставался добряком и весельчаком среди всех Майклсонов. А ещё Каролине часто казалось, что он пытался походить на Никлауса, во многом беря с него пример. Но при этом будто стараясь его даже перепрыгнуть, что выходило плохо, потому что частенько после своих действий Кол отгребал как и от самого Клауса, так и от Элайджи, но уже в меньшей степени. Кол всегда говорил, что с этими двумя стариками так и помрёшь от старости будучи даже вампиром. В особенности это касалось вечно мудрого и здравомыслящего Элайджи, которого он называл «занудой». Сам же Элайджа на это совершенно никак не реагировал.       Очередной их дружеский ужин прошёл в дружеской и весёлой обстановке за обсуждением всего: начиная от политики, заканчивая даже чем-то личным. А потом Клаус, по обыденности, пригласил Каролину на ночную прогулку по дворцу, его территории и ближайших окрестностей, а все остальные разбрелись по своим спальням.       Керр нравилось гулять перед сном с Никлаусом. Ей в принципе нравилось проводить с ним время вот так легко, беззаботно, вдали от других глаз. Несмотря на всё своё внутреннее недоверие и опасения к другим, с ним она чувствовала себя хорошо и расслабленно. Он ни разу не заставил её испугаться его, усомниться, либо же сделать хоть что-то, что могло бы принести в их чувства холод. Клаус всегда был обходителен с ней. Уже даже не один год. Каролина порой задавалась вопросом:       « — Ну когда же ему надоест ухаживать за мной?»       На что всё чаще ответ:       « — Никогда».       Казался ей более реальным, а не смехотворным. Казалось, Клаус только начал входить во вкус. Каролина не знает — что это: увлечение, цель, либо нечто большее с его стороны. С её не было ничего, кроме чувств дружбы. Ну, по крайней мере так было, если рассуждать холодным разумом и трусливым голосом, что шёл из глубины сердца. Она, конечно, как и любая другая девушка не могла не замечать его красоты, его красивых речей, которые казались самыми честными, когда были адресованы ей, а не очередной девушке, будь та из верхних сословий или нижних.       Каролина крепко на крепко усвоила урок из прошлого, что не стоит верить одним словам и взглядам. Однажды её это уже погубило, а повторного опыта ей не хочется. Она не чувствовала в Клаусе свою погибель, но предпочитала оставаться на чеку, не выключая разум.       — Ты не замёрзла? — уточнил король, взглянув на ведьму, что придерживала воротник зимней мантии.       — Нет, — покачала она головой, улыбаясь. — Благо мантии позволяют насладиться такими прекрасными зимними ночами.       — Точно, — усмехнулся он, пронзительно смотря на неё, идя рядом. — Прекрасными. Я рад, что ты гостишь у нас. Хотелось бы, чтобы ты приезжала по чаще.       — Поверь, мне бы тоже этого хотелось, но ты, как никто другой понимаешь меня, Клаус, — несколько печально вздохнула она. — Королевство, встречи, переговоры… Всё это тяжкий груз, что мы несём на своих плечах.       — Да, груз не лёгкий, но ты прекрасно справляешься с ролью королевы, Каролина. Я горжусь тобой.       Его слова вызвали на её устах широкую и сверкающую при свете звёзд, факелов и убывающей луны, улыбку. Она даже смущённо опустила взгляд, коротко рассмеявшись. Никлаус сам не смог сдержать улыбки, смотря на девушку, чей облик ассоциировался у него с ангелами и ярким дневным солнцем при голубом небе, которое так напоминало её глаза. Хотя, по мнению самого Майклсона, её глаза больше похожи на прекрасные сапфиры.       Он был на её коронации в середине апреля тысяча шестьсот двадцать пятого года. Никлаус тогда экстренно заканчивал все самые важные дела, чтобы поехать на коронацию к Каролине. Он воочию хотел увидеть, как на её голову наденут корону, как она взойдёт на трон… Он пророчил ей это будущее, зная, что Яков никого другого и рассматривать не будет. Он, как сейчас, помнит её пышное бело-золотое платье, которые было расшито золотыми нитями и украшено драгоценными камнями. Оно было очень тяжёлым, но Каролина проходила в нём целый день с высоко поднятой головой и прямой спиной ни раз не выдав дискомфорта, который на самом деле испытывала. Он помнил, как верный советник Бенджамин, которому Яков завещал провести коронацию его дочери, зачитывал важнейший документ, пока она стояла перед ним, опустившись, выслушивая речь. Помнит, как он надел на неё увесистую золотую корону, коя была украшена жемчугами и сделана из чистого золота. Помнит, как люди, вместе с ним, принялись подходить и поздравлять новую королеву, желая ей долгих лет правления, удач и мира всем им. С каждым Каролина поговорила несколько минут. Она не была опьянена властью, как многие другие до неё. Она оставалась простой девушкой, чем так многим нравилась, — не только самому Никлаусу, но и своим подданным.       « — Я бесконечно горд тобой, моя любовь», — Никлаус поклонился, прося её руку, которую Шотландская протянула, позволяя ему даже оставить лёгкий поцелуй. « — Я рад, что теперь у Шотландии появилась королева, действительно достойная своего места. Жду не дождусь, когда мы начнём сотрудничать с тобой».       Большего тогда Клаус сказать не мог, увы. Но во время первого её королевского бала, он позволил себе сказать больше приятных слов.       — Ты всегда это говоришь, — заметила Каролина. — Что гордишься мной…       — Тебе это не нравиться?       — Нет, но… — она рвано выдохнула. Хотелось сказать так много, но нужная мысль вечно ускользала и слова снова разбегались. — Скажи мне, Клаус, почему ты продолжаешь до сих пор ухаживать за мной? — они остановились на мосту, что был построен на возвышенности над пляжем, позволяя насладиться горизонтом и морем.       — А разве не понятно? — он взглянул на неё проникновенным взглядом. — Ты другая, Каролина. Ты не похожа ни на одну девушку, которую я знал за все свои шестьсот пятьдесят лет. Ты излучаешь свет. Ты словно ангел, что появился в моей жизни, разгоняя всю ту тьму, что веками следует за мной и всей своей семьёй. Ты сильна, ты умна. Ты необыкновенна, — Никлаус коснулся её руки, что лежала на каменном заборе. — Мне нравиться тобой восхищаться. Мне нравиться смотреть на тебя, видеть тебя рядом.       — Клаус… — она покачала головой, но ладонь из-под его не выдёргивала.       — Я знаю, что ты не ищешь выгодной партии, в прочем, как и я. Я знаю, что ты не видишь во мне того, чего вижу в тебе я. Возможно, у меня даже нет шансов, но обещаю, я приложу все усилия, чтобы ты мне дала этот шанс.       На её устах больше не играла прекрасная улыбка, отчего Майклсону стало тоскливо, но он никак не выдал этого внешне.       — Прошу, оставь попытки. Всё это бесполезно, — её голос сейчас даже звучал безжизненно, отстранённо.       — Почему ты не даёшь мне шанса, Каролина?       Она молчала. Не могла же Керр сказать, что всё дело в её страхе и таком же далёком прошлом, которому лет на сотню меньше, чем самому Клаусу.       — Ты прекрасен, — Каролина обернулась на него, замечая, как Майклсон с непониманием моргнул, но перебивать не стал. — Ты… Ты моё надёжное плечо, на которое я могу опереться, с кем могу посоветоваться. Ты тот, кто поймёт меня правильно, кто поможет найти решение, но… Но ничего дальше этого не будет никогда. Прошу, — она вдруг сжала его ладонь, видя, как тот затаил дыхание, внимательно всматриваясь в её лицо, умело скрывая горечь, что поселилась в его сердце, — не принимай на свой счёт. Дело лишь во мне.       — Хочешь, чтобы я жил с осознанием того, что мне отказались, не удосужившись объяснить причину? Я не верю, — он сократил расстояние ещё больше, чувствуя её дыхание на своём подбородке. — Не верю, что дело в одной тебе.       — Возможно и так, — ответила она, опустив взгляд. — Дело не в том, что у меня кто-то есть — нет. Дело в совершенно другом, о другой моей части жизни.       — А я-то думал, что всё о тебе знаю, — с какой-то грустной усмешкой заметил он.       — Никто не может знать о ком-то всё, Клаус. Как и ты обо мне, так и я о тебе. Даже о своих братьях и сестре ты знаешь не всё, как бы не пытался их контролировать.       — Расскажи мне о другой части своей жизни, Каролина. И чтобы там не случилось, даю слово, мы вместе найдём решение проблеме. Я убью всех, кто мог причинить тебе боль. Только скажи…       Смотря ему в глаза, Каролина даже удивлялась тому, что видела в них. Так не смотрят, когда хотят просто затащить в свою постель, либо как-то поразвлечься. Так смотрят друзья, которые искренне любят тебя, и любимые люди, которые готовы ради тебя на всё. Ей так хотелось во всё это поверить, но она не могла, не до конца. И уж тем более не могла раскрыть ему тайну о своём прошлом. Она до сих пор не нашла сестру. Не было ни единой ниточки, что вела бы к ней и от этого Каролина чувствовала себя не полноценно.       — Я не хочу ворошить прошлое, — покачала она головой, шёпотом произнеся слова. — Я не хочу повторения, Клаус, — он отчётливо услышал отголоски боли в её голосе и увидел грустный блеск в глазах, который королева тут же скрыла. — Это боль от потери самых близких людей, без которых ты чувствуешь себя неполноценным по прихоти тех, кто хотел власти! — поняв, что вырывалось из неё куда больше, чем она сама того хотела. Каролина сделала шаг назад, пожелав уйти, но Клаус тут же сделал шаг вперёд, вновь беря её ладонь в свою.       — Я не понимаю, о чём ты. Но, пожалуйста, продолжай.       Она снова взглянула ему в глаза, невольно задержала взгляд на его пухлых и красных губах, прикрыла глаза, желая избавиться от наваждения о поцелуе. Она без каких-либо возражений с его стороны избавила свои руки от его ладоней.       — Прости, я замёрзла и мне хочется спать.       — Я провожу…       — Не стоит, — покачала она головой. — Спокойной ночи, Клаус.       Она развернулась, желая уйти быстрее, чем услышит его ответ, однако она его всё равно услышала, но не обернулась. Каролина вдруг почувствовала холод на своей левой щеке. Коснувшись нежной кожи лица ладонью, она обнаружила слезу, которая больше не текла по её щеке. И вызвана она была именно воспоминаниями прошлого.       Первые воспоминания о прошлой своей жизни начали возвращаться именно в Париже четыре года назад. Тогда Каролина была потерянной, не понимала, что происходит, но с каждым днём и месяцем воспоминаний становилось всё больше. Она вспоминала свою настоящую семью, свою сестру Аделисию, маму и отца… Родители были навеки потеряны в мире мёртвых, но вот её сестра, Каролина знала, что она жива, но никак не могла её найти. Она так скучала, так хотела её увидеть и так винила себя за прошлое, в котором по её вине убили всю семью, кроме её сестры. Саму Каролину тогда звали Кларина, в совсем далёком тысяча сто тридцатом году. Её забавляло, что имя, доставшееся ей в новом воплощение, чем-то похоже на первое… И вскоре множество воспоминаний обрушилось на неё сплошной волной, а вместе с ними и невыносимый груз вины. Всё это произошло после того, как незнакомка, чего лица королева не разглядела, спасла ей жизнь. Почему-то Керр уверена, что это была её сестра, но с тех пор она не может выйти на неё, как бы не старалась…       Рядом ещё вечно крутится Кадмус, из-за которого она и оказалась мертва. Почему он всё ещё не предпринял повторить попытку по её убийство — не ясно, но и она не спешила этого делать, потому что если ей не удастся его погубить, то это будет означать, что она всё помнит. Это действие может повлечь за собой цепь необратимых последствий, которые на данный момент времени никак не вписываются в планы Керр.

* * *

      Замок Чиллингем, графство Нортумберленд       Свет от свечей освещал стены кабинета, в котором сейчас находился одинокий герцог Элайджа Майклсон. Он смотрел в пустоту, не обращая внимание ни на стопку бумаг, что требовала его внимания; ни на колыхающийся огонёк свечи на малейший сквозняк; и даже любые шаги, что звучали за дверьми его кабинета, никак не отвлекали древнего от размышлений. Его взор даже не был обращён на тёмный готический интерьер. Все его мысли вертелись не здесь, а во время последний встречи с ведьмой Вурмбранд. Все эти дни с прошедшего седьмого января он думал о ней, её потерянной сестре, Кадмусе и всём остальном. Что бы он не делал, все мысли возвращались к ней. Элайджа уже, наверное, допустил все возможные и логичные варианты её прошлого. И один сценарий был неутешительнее другого.       И ладно бы, если бы эти мысли преследовали его только на яву, но и облик ведьмы настигал его во снах, как бы напоминая об их сделки, да и о ней самой. Элайджа по какой-то причине даже не выкинул её стрелу, которая покоилась в его спальне и личном сундуке с вещами. Причина, по которой он не смог её выкинуть в первую же кучу мусора — ему по-прежнему не ясна. Словно что-то останавливало, рука не поднималась. Он внимательно изучил стрелу, её начало и конец, отметив тонкую проделанную и впечатляющую работу. Майклсон так же признавал себе, с каким мастерством она стреляет, ведь даже в последнюю встречу, — будь он не первородным, кой смог услышать свист стрелы, а обычным новообращённым, то слёг бы в тот же момент у кареты с посеревшей кожей. Было интересно, где она этому научилась. Ведь женщин-стрелков днём с огнём не сыщешь, да и женщин-воинов — в принципе.       Женщины-воительницы — редкость. Множество мужчин насмехалось над женщинами, которые брали в руки оружие или проявляли хоть какой-то интерес, принижая их и указывая на место, на котором они действительно должны быть. К несчастью, с десятого века изменилось немного. Элайджа помнит, как в их время, когда они ещё были людьми, женщин точно так же принижали. Не давая им заниматься ни чем, кроме выращивания детей, магии (если девушка являлась ведьмой) и садами. По мнению мужчин, они больше ни на что не годятся, хотя даже в его время находились смелые женщины, которые находили в себе смелость — бросать мужчинам вызов. Такие женщины всегда вызывали в Элайдже восхищение и уважение.       Поэтому, кем бы не была эта девушка, Аделия вызывала в нём чувство уважения. Он чувствовал её энергию. Видел в её глазах полыхающий огонь, силу. В ней отсутствует чувство страха, либо, как считал сам Майклсон, инстинкт самосохранения. Она совершенно не боялась угрожать ему, либо, как сказала сама Вурмбранд, предупреждать его о возможных неверных умыслах, а точнее, что они повлекут за собой — в её лице. Она спокойно была готова перегородить ему путь к Катерине, которая, беря во внимание вампиризм, была сильнее ведьмы хотя бы на физическом уровне.       «И с каких пор ведьмы защищают вампиров?»       Этот вопрос так же мучил Элайджу. Теперь он хотя бы понимал, что именно Катерина была той, кто спасла Аделию от верной смерти на их же площади. Конечно, оставался вопрос: «Что она вообще забыла на их территории?», но ответа не было. Но первый вопрос всё-таки был интереснее.       Элайджа знал, что ведьмы не впутываются в проблемы вампиров. А тут одна из ведьм защищает вампиршу. Почему? Дело только в благодарности, которую, возможно, Аделия решила выразить за спасение собственной шкуры, либо в чём-то ещё? Да и по мнению Элайджи не похожа она на обычных ведьм. В ней было что-то другое, что-то, что ему было неясно. И это интриговало и вызывало интерес. Научный.       Все дни он пытался найти хоть какую-то ниточку к её сестре, но пока всё было четно, не говоря уже о попытках поговорить с Ловэлем, который будто чувствовал, что герцог пытается что-то узнать о нём. Всё шло как-то не хорошо, по скромному мнению первородного. Он чувствовал, что ему что-то не достаёт здесь, рядом. Возможно, информации, либо самой ведьмы, которая значительно могла бы помочь ускорить поиск. Элайджа не раз подумал о приглашение, но понимал, что, скорее всего, она ему откажет, либо пошлёт, что было бы в её стиле, учитывая стиль её общения с людьми или только с ним. Но может это всего-то его догадки? Может всё-таки попытаться?       Постучав пальцами друг об друга, Элайджа перевёл взгляд на чернила с рядом лежащими листами чистой бумаги. Поддавшись какому-то внутреннему импульсу, он потянулся за бумагой и пером. Сначала голова была пуста, но в какой-то момент слова сами начали выстраиваться в предложение, а перо заскользило по бумаге, вырисовывая аккуратные и ровны буквы.

«Уважаемая Мисс Вумбранд

Я, герцог Элайджа Майклсон, желаю пригласить вас в дворец моей семьи ради скорого достижения нашей общей цели.

Прошу вас, не спешите с отказом. Я предугадываю, что вы можете ответить мне на это письмо. Прошу, подумайте. У меня есть решение, как в случае возникновения каких-либо вопросов, свести их к минимуму, либо устранить полностью. Для меня будет честью, если вы положительно ответите на моё приглашение. Со всем уважением, Э.М».

      Элайджа посмотрел в угол кабинета, где была расположена открытая клетка, которая такой даже не являлась, учитывая отсутствие любых дверей и граней. Он встретился взглядом со своим чёрным филином, который тут же оказался рядом с Майклсоном, приземлившись на пустой угол стола. Древний аккуратно сложил письмо, засунув его в конверт, растопил воск и пролил его на плотную бумагу, ставив свою королевскую печать. Он предчувствовал разные исходы событий. И что-то ему подсказывало, что итог будет зависеть от того, в каком настроении будет Аделия, когда сие письмо попадёт ей в руки. Оставалось надеяться, что ведьма будет в хорошем расположение духа, иначе Элайдже придётся вновь отправляться в столь далёкий путь, имея наглость врать родственникам об очередной командировке.       — Доставь это ей, и не возвращайся, пока она не даст ответ, — Майклсон протянул небольшой конверт, который филин тут же схватил и выпорхнул в открытое окно. — Не заставляй меня снова ехать к тебе, Аделия, — со вздохом произнёс он, поднимаясь со своего места.       Сейчас Элайджа решил направиться в свои покои и отдохнуть, надеясь, что утром или днём получит письмо от неё. И, конечно, он надеется, что хотя бы эта ночь пройдёт без сновидений о ней.

* * *

      Юго-Западная Англия, Касл-Комбо       18 января 1626 год       Рано утром, ещё до того, как Кэтрин проснулась, Аделия спустилась вниз, желая выпить травяной чай. Стрелка на часах едва ли показала семь часов утра, а она уже была готова к работе. В целом день обещал быть хорошим и точно таким же, как и все остальные: клиенты, тренировки, прогулки и отдых. Кэтрин, к большому удивлению ведьмы Вурмбранд, всё-таки решила остаться у неё погостить на неопределённый срок. Они наслаждались, гуляя по деревушке и общаясь с местными жителями, захаживая даже к некоторым на праздники и просто развлекаясь, ни о чём не думая. Правда, в тот день, когда к ним наведался Элайджа, а Аделия приняла его условия, Кэтрин после отругала её, сказав, что через время ведьма пожалеет о своём решение. Она настаивала, что как бы она там не связалась с Майклсонами, с вероятностью в девяносто девять процентов это приведёт к её погибели, на что оптимистичная ведьма заметила, что главное не в сто процентном соотношении. Пирс на это лишь закатила глаза. Самоуверенности у ведьмы было с размером в целый галеон, да и себе на уме она была, поэтому переубеждать подругу толка не было.       Да, за всё то время, что они провели вместе, им серьёзно удалось сблизиться, что они уже начинали считать друг друга подругами. Все эти праздники, прогулки, веселье и ночные разговоры между ними поспособствовали сближению. Они нравились друг другу своими взглядами на жизнь, устоями и даже ценностями, хотя каждая признавала, что тараканы в их голове порой пляшут в целый хоровод. Но по их мнению, они неплохо дополняли друг друга.       Открыв ставни, Аделия, держа в одной руке горячую чашку с травяным чаем, кой предпочитала пить по утрам с ложечкой сладкого мёда, вдохнула свежий прохладный воздух, который приятно касался кожи её лица, окончательно пробуждая от сна. На улице ещё даже толком не начало светлеть, людей не было, а её взор прям притягивала дорожка, на которой одиннадцать дней назад они стояли и беседовали с Элайджей Майклсоном, играя словами в непонятно во что. Однако Аделия признавала, игра ей понравилась. Он умеет играть словами, умеет себя подать и вести переговоры. Ей это нравится. Однако несмотря на всё, ведьма продолжала ему не доверять, что разумеется, ведь проблемы с доверием ей не чужды, а уж тем более к королевской семье, у которых тайн ещё больше, чем у неё самой. Кто знает, где он скажет правду, а где соврёт, верно?       Кэтрин, конечно, пыталась её убедить, что Элайджа врёт редко, а что уж касается честного слово, так он его и вовсе не нарушает, по крайней мере сама Пирс не знала о таком случае, но получилось у неё плохо. Аделия, правда, прислушивалась к ней, ведь её подруга, в отличие от самой ведьмы Вурмбранд, хотя бы знает первородную семью.       Элайджа пару раз писал ей, сообщая, как у него продвигались дела и из всех писем ведьма делала вывод, что дело практически не сдвинулось с мёртвой точки. Урод Ловэль пресекает все попытки Элайджи узнать хоть что-то. А что насчёт сестры, так там вообще никаких ниточек. Вурмбранд даже ловила себя на абсурдной мысли вернуться в их королевство и начать действовать уже на месте, но было много того самого «но». Во-первых, она боялась, что Ловэль мог добраться до сестры раньше неё и не дай Бог вновь убить. Хотя эта мысль была немного абсурдной, ведь тогда бы Аделия это почувствовала, но сия мысли не хотели уходить прочь из её головы. Во-вторых, вся королевская семья Майклсонов окажется как минимум в недоумение от прибытия в замок ведьмы, которую чуть не сожгли на их же площади. Она знала, что в курсе все. И как она объяснит им своё появление? Ладно Элайджа, с ним можно было бы договориться. Возможно, он бы даже подкинул неплохую идею, но это всё равно, что сунуться в логово к зверью. В-третьих, сам же Ловэль. Интересно, на какой день её прибывания, он попытается свернуть ведьме Вурмбранд шею? На второй? Третий? Нет, в самый первый. И, скорее всего, даже Майклсоны не будут ему преградой.       Тяжело вздохнув, она провела рукой по волосам, не зная, что делать. И вдруг её взгляд привлекло нечто летящее по улице точно к её дому. Аделия заинтересованно смотрела на чёрного филина, который сел прямо на раму её окна. В клюве у птицы было письмо с уже привычной королевской печатью и конвертом.       — Ну что опять? — цокнула ведьма, поставив кружку на тёмный, деревянный подоконник.       Она аккуратно забрала у птицы письмо, почти невесомо погладив. Филин никуда не улетал, наверняка ожидая её возможного ответа. Распаковав письмо, она начала вчитываться в строки с приглашением. Элайджа хотел видеть её на своей территории. Сердце почему-то ёкнуло, словно испугавшись чего-то. Аделия даже не заметила, как к ней подошла Кэтрин и дёрнулась тогда, когда её голос зазвучал у ведьмы над ухом.       — Что ему снова нужно от тебя?       Сонная Кэтрин выглядела забавно. Кучерявые волосы тёмно-коричневого взлохматились и делали весь её образ каким-то лёгким и даже очаровательным.       — Элайджа хочет видеть меня в их замке, — Кэтрин показалось, что остатки сна просто сдуло целым ураганом.       — Что? Нет!       — Поверь, не могу сказать, что меня это тоже особо радует.       — Что будешь делать? — поинтересовалась Пирс, сложив руки на груди.       — Пока не знаю… Не буду отвечать, — пожала плечами ведьма, обратив взгляд на ожидающего филина. — Возвращайся к хозяину, — но птица не сдвинулась с места. — Она меня игнорирует? — поинтересовалась Аделия, на что Кэтрин в незнание пожала плечами. — Уважаемая Сова, не соблаговолите ли вы вернуться в своё королевство к наверняка заждавшемуся мистеру Майклсону?       Ночная птица лишь угукнула и залетела в дом, присев на стул, что стоял напротив ведьмовского алтаря. Кэтрин и Аделия почти одновременно и возмущённо ахнули.       — Ты упёртая в своего хозяина? — с недовольством спросила ведьма, беря с подоконника чашку с чаем, после чего направилась к своему алтарю. Филин лишь угукнул, после нахохлился и прикрыл глаза, наверняка желая вздремнуть после долгого полёта. — Хорошо, запомню.       — Кажется, она не улетит до тех пор, пока ты не дашь ответ, — Кэтрин закрыла ставни, поёжившись от вошедшего зимнего холода.       — Ну, кажется, у нас с тобой появился питомец. Назовём Элайджей.

* * *

      Юго-Западная Англия, деревушка Касл-Комбо       21 января 1626 года       Прошло ровно три дня с того самого дня, когда в доме ведьмы поселился филин, которого девушки с гордостью и забавой прозвали Элайджей. Им пришлось даже пообщаться с мужчиной, который в их деревушке разводил сов, чтобы понять, как ухаживать за птицей, коя не собиралась от них улетать. Мужчина, к слову, пояснил им, что это не сова, как девушки думали изначально, а филин. Птица в принципе вечно сидела на одном стуле, внимательно наблюдая за девушками. Правда, приходившие на приём люди теперь удивлялись, что у ведьмы появился питомец, но не боялись, а наоборот умилялись. Сам же филин не шёл почти ни с кем на контакт, однако хозяйкам давал себя погладить. И, вообще, Кэтрин казалось, что птицу устраивает такой расклад дел. Он наблюдал, спал и ел. Больше ему, кажется, не нужно было ничего. Аделия шутила, спрашивая:       « — Интересно, насколько животное похоже на своего хозяина?»       На что Кэтрин со смехом отвечала:       « — Понятия не имею, я с Элайджей не спала».       На что Эндерсон шутя, ответила:       « — Жаль, был бы не забываемый опыт и возможность сравнить».       В целом, каждый день у девушек проходил весело и познавательно, учитывая, что за все эти дни Кэтрин даже немного освоила теорию магических искусств. Ей интересно было слушать о проблемах людей, которые приходили к ведьме на приём. Вернее, даже было больше интересно слушать не об их проблемах, а о том, как Аделия их решала, и что говорила.       Вчера они вновь ходили на чаепитие к мистеру Грину, где его жена испекла вкусный пирог, накормив девушек. Кэтрин, несмотря на свой вампиризм, с удовольствием съела вкусный яблочный пирог, получив настоящее удовольствие, а беседы и энергия, что протекали в этом доме, всегда дарили заряд энергии не просто на ближайшие дни, а на недели.       Сегодня Аделия уже успела принять двоих клиентов, получив щедрое вознаграждение в виде не только серебряных монет, но и золотых. Было приятно. Но ещё больше было приятно и важно, что люди её слышали и начинали менять свою жизнь. Это было лучшей наградой для ведьмы. Кэтрин же всегда спускалась, когда люди уходили, временами что-то обсуждая с подругой. За все эти дни она поняла, что люди действительно всё любят смахивать на магию, а не на проблемы, которые создали сами и просто не знают, как их решить. Благо Аделия не была из тех, кто бы утвердил их подозрения в каких-то порчах и проклятиях, чтобы содрать побольше монет. Она объясняла, что в их неудачах нет никакой магии, переходя уже на язык психолога.       — Слушай, — Кэтрин смахнула со стола печенье, откусив, — может, мне тоже записаться к тебе на приём?       — Тебе-то зачем? — с усмешкой спросила ведьма, подняв на неё взгляд.       — Хочу испытать удовольствие от общения с ведьмой-психологом.       — Тебе я доступна в любое время дня и ночи, благодаря нашему совместному проживанию. И, если ты не забыла, то мы каждый день у камина проводим такие разговоры.       Кэтрин улыбнулась. Это было правдой. Обсуждали они в основном только то, что происходило у них за последние годы, делясь порой и грязными секретиками, от чего становились ещё ближе, стирая оставшиеся границы.       Вдруг в дверь постучали, отчего обе девушки неосознанно вздрогнули, а Кэтрин так вообще чуть не подавилась вкусным имбирным печеньем. Филин, спокойно спавший до этого, тоже открыл глаза и напрягся, посмотрев в сторону двери.       — Кто-то что-то забыл? — шёпотом предположила Кэтрин.       — Не думаю, — покачала головой Аделия. — Никто ничего не оставлял. Лучше иди на второй этаж, — сказала она, поднимаясь.       — Ну уж нет! Я останусь с тобой.       Ведьма благодарно улыбнулась, направившись к двери. Стоило ей перевести свой взгляд от Кэтрин, как в глазах тут же появилась некая жестокость и суровость. В дом никто не зайдёт без её ведома, поэтому она, не церемонившись, распахнула дверь, встречаясь взглядом с Элайджей.       — Судя по вашему взгляду, мисс Вурмбранд, я не вовремя.       — Кхм, — прокашлялась она, почувствовав ком вставшего воздуха поперёк горла. — Скорее неожиданно, мистер Майклсон. Какими судьбами?       Кэтрин сложила руки на груди, смотря на Элайджу, стоя позади.       — Катерина, — он в знак приветствия кивнул ей, замечая, как та недовольно закатила глаза. — Поговорить, — вновь вернул он внимание на Аделию. — Я отвлекаю вас от важных дел?       — Пока нет, — покачала головой, ведьма, так же как и Кэтрин, сложив руки на груди. — И, я так понимаю, вы вновь хотите зайти?       — Это лишь на ваше усмотрение, мисс Вурмбранд.       Сегодня на улице было пасмурно, ветрено и снег падал, не прекращаясь ни на час, поэтому выходить туда не очень бы хотелось, как и, собственно, стоять напротив открытой двери. Приглашать в дом первородного тоже не особо хотелось, но забота о своём здоровье в данный момент была превыше всего, поэтому Аделия, почти что наступая себе на горло, отошла назад, сказав:       — Проходите, но, прошу вас, без лишних посторонних движений.       Элайджа поднял руки в знак капитуляции, перешагивая порог дома. Кэтрин инстинктивно сделала шаг назад, стараясь на лицо не выдать возникшее в ней чувство страха. Майклсон, словно почувствовав это, посмотрел на неё, сказав:       — Я не причиню тебе зла, Катерина. Я дал обещание.       — Я Кэтрин, — поправила его Пирс недовольным тоном.       Элайджа оглянулся, ища взглядом своего филина. Питомец, словно даже не ждавший хозяина, так и продолжил сидеть на стуле ведьмы у алтаря, поглядывая на хозяина.       — Спасибо, что впустили моего филина.       — Вашего? — спросила ведьма, закрыв дверь. — Думаю, это спорно. Он даже не захотел улетать от нас, хотя, будьте уверены, я пыталась его вернуть.       — Он исполнял команду хозяина, — пожал плечами Элайджа. — Я сказал ему не улетать до тех пор, пока вы не дадите ответ.       Пирс усмехнулась, поняв, что оказалась права.       — Забавно, — улыбнулась Аделия, взглянув на спокойно сидячего филина, попутно указав Элайдже на стол посреди комнаты. — Я-то думала, что вы ему надоели, мистер Майклсон. Наверное, замотали бедного филина летать туда и обратно.       — Такова его работа. Надеюсь, вы его не разбаловали?       — А было нельзя? — задала встречный вопрос ведьма, натыкаясь на вопросительный взгляд. — Мы поговорили с мужчиной в деревне, который разводит сов и филинов. Спросили, что можно и что нельзя. Кормили один раз в день мышкой, а дальше баловали фруктами и ягодами, конечно не забывали поить. Отцовское сердце спокойно?       Майклсон лишь вздохнул, не сдержав улыбки.       — Спокойно. На самом деле, я бы не приехал, если бы вы дали мне ответ.       Вурмбранд хмыкнула, посмотрев сначала на Кэтрин, которая встала рядом с ней, наблюдая за Элайджей.       — И поэтому решили услышать его лично? — обратила она на него взор.       — Три дня, как по мне, более чем достаточный срок, чтобы принять решение, мисс Вурмбранд. И судя по тому, что мой Тайлунг всё ещё здесь, ответ не торопиться даже появиться, — девушки, стоило Майклсону назвать имя филина, переглянулись, с трудом сдерживая смех. — Что забавного я сказал?       — Почему Тайлунг? — спросила Кэтрин.       — Посмотрел на него и мне в голову пришло это имя, — пожал плечами Элайджи, переводя взгляд с неё на ведьму, которая опустила взгляд в стол, тихо посмеиваясь. — А как вы его называли? Филя? Филин?       Тут Аделия уже не выдержала, разразившись звонким смехом. Она просто представляла лицо герцога, когда он узнает, как они называли его филина. Кэтрин сама засмеялась, не в силах противостоять смеху подруги. Вурмбранд выставила руку вперёд, сказав:       — Лети ко мне, Элайджа.       Кэтрин на это просто отошла подальше, пытаясь успокоить свой приступ веселья, пока Аделия, не скрывая смеха, смотрела на вытянувшееся лицо герцога. Филин сел к ней на руку, а затем она попросила его сойти на стол и погладила. Удивлению Элайджи не было предела. Его не тактильная птица шла на контакт с чужим человеком, давала себя погладить и даже называть другим именем.       — Вы додумались назвать животное моим именем? — то ли удивлённо, то ли с недовольством спросил Майклсон, переводя взгляд с Катерины на Аделию.       — Он не был против, — ответила ведьма, не прекращая гладить птицу, которой, видимо, нравились её прикосновения. — А вообще вы похожи. Взглядом. Такой же холодный и недовольный, — Элайджа в возмущение открыл рот. — Хотя, в отличие от тебя, видимо, твоё животное более тактильное и дружелюбное.       Отойдя от шока, изумления и всего остального, герцог решил вернуться к изначальной теме разговора.       — И всё-таки я хочу услышать ваш ответ, мисс Вурмбранд.       — Мне вот, что интересно, мистер Майклсон, в каком пьяном припадке вы додумались до этого? — она вопросительно вздёрнула бровь. Майклсон не ответил, лишь в непонятках приподняв брови. — Меня не беспокоит ваш брат и остальные члены семьи первородных, но меня беспокоит Кадмус. Он прекрасно знает, что я всё помню. Чёрт, ещё бы! Ведь я относительно недавно истребила под корень всю его стаю! Как вы, прикажете, я могу заявиться во дворец не подготовленной? Он и так застал меня в не самый подходящий момент, чуть не убив.       — Он ничего не сможет сделать вам, если вы будите гостем королевской семьи. К тому же, как вы уже поняли из писем, мне он ничего не объясняет и пресекает любые попытки выйти на контакт, как и попытки Никлауса, к слову. Ловэль не сможет действовать враждебно по отношению к вам, если вы будите нашей гостьей. Это как минимум будет подрывать репутацию, которой он дорожит.       — Риск высок, — со вздохом произнесла она. — Я не уверена, что готова на него пойти сейчас.       — Я думаю, на месте наша с вами операция пошла бы куда быстрее, чем протекает сейчас. Мы могли бы быть на связи почти в любое время суток. И не пришлось бы переписываться, используя филина.       — Да… — усмехнулась ведьма, вновь погладив животное. — Бедняга, замотал тебя хозяин, — на её поглаживания птица прикрыла глаза, наслаждаясь лаской.       Элайджа улыбнулся, вдруг сказав:       — Я-то думал, что вы всегда готовы к риску, мисс Вурмбранд, — ведьма резко посмотрела на него, почувствовав запах вызова. — Иначе я не могу по другому описать ваше желание, два раза пронзить стрелой существо, которое в разы сильнее вас.       — Вот как… Вы же понимаете, что физическая сила не стоит ничего, если человек не наделён умом?       — Разумеется.       — Я умна, как и вы, в связи с чем мы оба сильны по своему. И мне хватает ума понять, куда мне соваться стоит, а куда нет. Я могу рискнуть жизнями других, но своей, тем более когда понимаю, что где-то могу не вывезти, не предусмотрев все риски. Я предпочту отсидеться чуть подольше, пока в моей голове не созреет более удачный план.       — И как продвигается прогресс? — он положил руки на деревянный стол. — Хотя бы незрелый плод появился? — недовольный взгляд ведьмы ясно дал понять, что и намёка на это пока нет. — Я того ожидал, поэтому у меня есть своё предложение.       — Какое же? — Аделия сложила руки на груди, откинувшись на спинку стула.       — Мы можем поехать во дворец и устроить всё так, будто вы наша старая подруга, которая долгое время путешествовала и жила в последние два года, например, в Германии. Вас видели на казни. Как стража, так и обычные люди. Обыграем это так, что вас спутали с другой ведьмой-преступницей. Не важно, поверят ли в это люди, но поверит стража. А даже если нет, они не вправе ослушаться моего приказала, либо Никлауса. Я поговорю с братом и, более чем уверен, он согласится на эту авантюру. Он заинтересован в безопасности нашей семьи не меньше меня. Если вам куда-то будет нужно, то вас будет сопровождать личная охрана, если, к примеру, я не смогу, что, думаю, навряд ли случится. Я обещаю вам свою личную охрану, мисс Вурмбранд. Вам ничего не будет угрожать, даю своё слово. Сами посудите. Ваше неожиданное появление выбьет из колеи Кадмуса и он наверняка сделает какой-нибудь неосторожный шаг, за который мы и зацепимся. Не говоря уже о вашей просьбе. Мы вдвоём смогли бы быстрее отыскать вашу сестру.       — Остаётся ещё одно «но». Моя подруга гостит у меня, — она посмотрела на Кэтрин. — Будет невежливо с моей стороны укатить в замок, оставив её здесь.       — Увы, но вашей подруге придётся остаться, — пожал плечами Майклсон. — Вы сами поставили условие о её защите и анонимности присутствия. Поэтому Катерине лучше быть здесь, чтобы сохранить свою анонимность и не попасться в руки Клауса, который не задумываясь отнимет её жизнь.       Аделия посмотрела на неё, сказав:       — Подождите нас здесь, Ваше Высочество, — ведьма поднялась, кивнув вампирше на второй этаж. Кэтрин так же молчаливо кивнула и направилась в сторону лестницы.       — Конечно.       Элайджа прекрасно слышал их удаляющиеся шаги, а после, когда девушки скрылись где-то на втором этаже, обратился к своему филину, погладив грудку указательным пальцем.       — Что, расслабился за три дня проживания с девушками?       Тем временем Аделия, закрыв дверь в дальней светлой комнате на втором этаже, где как раз таки спала Кэтрин, остановилась напротив неё, спросив:       — Что думаешь?       — Серьёзно спрашиваешь меня? — удивилась Пирс.       — Ты не только моя гостья, Кэтрин, — вампирша не двигалась, внимательно слушая каждое слово ведьмы. — За этот месяц мы сблизились, стали подругами. У меня впервые за долгое время появился кто-то, кто не хочет меня убить, подвинуть или истязать. В моей жизни впервые за долгие годы появился человек, который смог понять меня, и которого смогла понять я. По началу я обещала тебе защиту и помощь лишь из-за чувства долга и благодарности, но теперь я делаю это потому, что ты моя подруга, которая попала в передрягу с древними, в связи с чем теперь вынуждена скрываться, бегая по миру. Я не хочу оставлять тебя, но…       — Но ты желаешь найти сестру, — закончила за неё вампирша, улыбнувшись не свойственной для Кэтрин доброй улыбкой. — Я всё понимаю, Аделия. На твоём месте, если бы у меня появился шанс разыскать дочь, спасти семью, вернуться в то время, я бы не задумываясь выбрала шанс вернуться и всё исправить! Поэтому я понимаю твои чувства и желания. Я уважаю их, — она усмехнулась, едва ли взмахнув руками. — Я сначала относилась к тебе настороженно, несмотря на то, что спасла, — ведьма ухмыльнулась на это, кивая. Она знала об этом. — Я не привыкла доверять, как и ты. Не привыкла на кого-то полагаться, точно так же, как и ты. Но на тебя я готова положиться, готова довериться. Ты доказала мне, что тебе можно доверять. За этот месяц ты одна сделала для меня больше, чем любой когда-либо присутствующий в моей жизни человек за сто тридцать четыре года. И даже то, что ты сделаешь сейчас, интересуешься, не против ли я… — она уже куда энергичнее взмахнула правой рукой, — это важно для меня, хоть и удивительно. Потому что, мне кажется, никто не спрашивает о таком, когда вопрос стоит о семье, о твоей родной душе. Но опять же это доказывает смысл твоих слов и действий, — Кэтрин подошла к ней, положив свои ладони на её плечи. — Поезжай. Я хочу, чтобы ты нашла сестру. Я тоже уеду.       — Это не обязательно, — вдруг выдала ведьма, замысловато улыбнувшись, а вампирша ответила ей непонимающим взглядом. — Ты можешь остаться в моём доме. Необязательно бежать. Тем более я вижу, что тебе здесь понравилось. Можешь остаться насколько захочешь. Если что, мистер Грин тебе с чем-то сможет помочь. А когда захочешь уйти, просто сделаешь одну вещь и всё, — она заметила, что Кэтрин уже собралась что-то возразить, поэтому поспешила перебить её. — И даже не думай отказываться от моего предложения! Бери, пока дают, Кэтрин.       Кэтрин не знает, за что она заслужила такого человека как Аделия. Не понимает, что сделала такого, что Вселенная решила вручить ей такой подарок, но она искренне и от всей души благодарна ей за это.       Дожидавшийся их Элайджа, тем временем уделил время своему филину и недолгим размышлениям о верности своего поступка. В целом, он размышлял об этом ещё когда затеял эту поездку, в пути и когда прибыл. Его разум, как и сердце, на удивление, твердило о правильном принятом решение. Оставалось лишь надеяться, что Никлаус отнесётся хотя бы не яростно к неожиданному повороту событий.       В один момент он услышал шаги на лестнице и слегка повернул голову, замечая идущих девушек. Он не подслушивал их разговор, поэтому оставалось лишь гадать, о чём подруги, какими они себя называют, говорили.       — И каково ваше решение? — спросил он, посмотрев на ведьму, только присевшую напротив.       — Я согласна поехать с вами.       Элайджа даже в лёгком изумление приподнял брови, на короткое мгновение обратив взгляд на Катерину, которая тоже выглядела весьма спокойно. Он ожидал ещё чего-то от ведьмы Вурмбранд, но она молчала, смотря ему в глаза.       — Когда едем? — спросила девушка.       — Даже без условий? — задал встречный вопрос первородный, замечая её ухмылку.       — Все условия были оглашены ранее, Ваше Высочество. Они остаются неизменными и ничем другим пока не будут дополняться.       — Пока?       — Да, — кивнула она, довольно улыбнувшись. — А там посмотрим на ваше поведение, — брови Элайджи тут же нахмурились, а губы приоткрылись, словно желая что-то сказать, но из-за возмущения слова будто никак не находились. — Я всё ещё помню нашу первую встречу.       — Ясно, — ответил он, взглянув на двойника. — А что насчёт тебя, Катерина?       — У меня есть выбор, — совершенно спокойным тоном ответила она, поведя плечом. — И как я им распоряжусь, решать только мне.       Они какое-то время смотрели друг на друга. Элайджа пытался отыскать правду в её глазах, а Кэтрин её умело скрывала. Пирс так же рассуждала о том, что Майклсон мог подслушать их разговор, но для чего тогда этот вопрос? Для виду?       — Хорошо, я дам вам время собраться, — он взглянул на Аделию. — Буду ожидать у кареты.       — Филина хоть заберите, — сказала она ему, когда Майклсон остановился у двери.       — С вашего разрешения, если такое последует, то пусть лучше побудет в доме. Сегодня холоднее обычного, — девушка едва заметно улыбнулась. Ей понравилась его забота о беззащитном существе.       Вурмбранд лишь сухо кивнула на его слова, провожая поднявшегося вампира взглядом. Стоило двери закрыться, сама же ведьма поднялась и начала свои сборы, складывая в коричневый дорожный чемодан всё самое необходимое: одежду, гримуары, свечи и используемые ею минералы. Благо она ещё не начала формировать записи на следующий месяц, а последние две в этом придётся отменить, разослав письма. Кэтрин тем временем следовала за ведьмой, рассказывая о древних чуточку побольше, чтобы в экстренный момент, если такой наступит, она смогла бы вовремя взять ситуация в свои руки. Аделия была ей благодарна, потому что любая информация может оказаться полезной в самый неожиданный момент…       Элайджа стоял, облокотившись на карету и изредка посматривал на дом ведьмы, признавая, что тут уютно даже зимой, а если бы не запах трав, который даже за порогом щекотал нос, то цены бы ему не было. Он рад, что ведьма согласилась на его идею. Честно говоря, он даже удивлён, что всё прошло так легко.       Когда Вурмбранд вышла за порог дома вместе с Кэтрин, чемоданом, луком на спине и филином на плече, Элайджа почему-то невольно сравнил девушку с воином, который собирается в долгий путь. Данные мысли вызвали недолгую улыбку на его лице. Он подошёл к ней, протянув руку к её чемодану.       — Позволите?       — Позволю, — отдала она ему вещи, обернувшись на Кэтрин, пока Элайджа и его кучер были заняты делом. — Мы обо всём договорились, — шёпотом сказала она, на что Кэтрин кивнула, неожиданно обняв замершую ведьму, но уже в следующую секунду Аделия сама охотно ответила на объятие. Филин, которого вытиснули с женского плеча, улетел на плечо истинного хозяина. — Свяжись со мной, если вдруг что-то понадобится. Ты знаешь, как это сделать.       — Знаю. Надеюсь, что получится.       — Верь в себя! — она отстранилась от неё. — Поняла?       — Конечно, — кивнула Пирс. — Большое спасибо тебе. За всё.       — И тебе, Кэт.       — Пора, — прозвучал голос Элайджи где-то за ведьмовской спиной.       Аделия обернулась, кивнув ему. Они ещё раз попрощались с вампиршей, ощущая внутри себя неприятную тягу в области сердца. Казалось, что от него отрывали маленькую, но всё равно какую-то значимую часть. Подойдя к Майклсону, он протянул ей руку, помогая зайти в карету, которая внутри была обшита роскошным красным бархатом. Филин залетел следом, сев к девушке на плечо. Ведьма лишь усмехнулась на это, погладив его по грудке. Кэтрин провожала их настороженным взглядом. Элайджа посмотрел на неё прежде, чем зайти в карету, кивнул, словно на прощание и кучер закрыл за ним дверь. Пирс тяжело вздохнула, наблюдая за тем, как карета начала медленно отдаляться от дома.       «Бедные лошади… И вот не холодно им?» — подумала вампирша, стоя на пороге ведьмовского дома, который в один момент показал ей резко опустевшим и холодным…       — У меня есть одна просьба, — Элайджа поднял взгляд, повернув голову на ведьму, которая сидела в конце кареты у окна. Она медленно возвела свой взгляд, готовясь слушать. — Предлагаю отбросить формальности, что касается обращения друг к другу.       — А что? — усмехнулась она. — Не нравится, когда я называю вас милордом, мистером и Вашем Высочеством?       — Мне больше по нраву, когда люди приближённые ко мне — называют меня просто Элайджей.       — Хорошо, — усмехнулась ведьма, — раз это твоё единственное пожелание.       — Не единственное, — усмехнулся древний, заметив, как любой намёк на улыбку в миг испарился с её лица. — Не называй больше моего филина моим именем.       — Почему же? Не нравиться, что кто-то делит с тобой то, что изначально принадлежало только тебе? Как по мне, этому красавцу твоё имя подходит.       — Во-первых, у него есть своё имя. Во-вторых, опасаюсь, что мой младший брат Кол не забудет мне этого ещё как минимум пятьсот лет.       — Я подумаю, — хмыкнула она, взглянув из-под своих чёрных ресниц, улыбнувшись.       Дорога предстоит долгая, а в теле уже был неприятный тремор от того, что вскоре Вурмбранд придётся оказаться на совершенно не своей территории и в окружение людей, которым она не способна доверять. Но если это поможет ей разыскать сестру и избавиться от Ловэля, то Аделия готова потерпеть и сблизиться с первородными ради достижения собственной цели.

* * *

      Аэропорт Омск, Россия       22 июня 2016 года       Стоя посреди шумного аэропорта, Клиффорд крепко сжимал в руке ручку чемодана, смотря на шастающих туда-сюда людей, которые говорили на незнакомом ему языке. Сорвавшись в поисках ответов, Вульф даже не подумал о том, что он не знает другой язык, и как он будет обитать в этой стране — большой вопрос. Сейчас, находившись прямо в центре аэропорта в полном одиночестве без родных и близких, он как никогда понял, что принадлежит самому себе. Осознал, что теперь за любые действия ответственность будет нести только он, и никто не придёт ему на помощь. А учитывая обстоятельства, которые навалились на парня тяжёлым грузом в ночь девятнадцатого числа, он так же осознал, что ответственности на нём ещё больше, чем можно было подумать раньше. Целых пару вагонов и около дюжины маленьких тележек.       Направившись по аэропорту, Клиффорд уверенно двинулся к выходу. Он знал, что стоять смысла никакого нет. Ему нужно действовать, нужно делать хоть что-то. В первую очередь он решил, что стоит найти человека, который знает английский и сможет быть его переводчиком, которому он сможет платить. Во-вторую очередь Вульф так же осознал, что придётся искать работу, потому что его личные накопления не столь велики, как у его старшего брата. Всё-таки он по большей части был раздолбаем, а Александр прилежным старшим братом с двумя образованиями: одно из которых юридическое, а второе журналиста; и хорошей работой. У самого Клиффорда было лишь одно образование маркетолога. Да и выучился он на него лишь для галочки. Он до сих пор не знал, кем хочет быть по жизни. Пробуя одно за другим, Вульф никак не мог найти своего призвания. Хотя уже пора, иначе даже его пугала перспектива неутешительного будущего.       Клиффорд мог поехать в любой город, который находится на территории Сибири, но решил начать свои поиски и путь именно с Омска, потому что знал, что это один из самых древних городов, который хранит в себе множество историй и тайн. Знал, что на территории города в древности располагалось множество поселений разных народов. Прекрасно помнит из истории России, которую косвенно затрагивали на уроках истории в школе, что Омск является третьим по величине городом в Сибири и двенадцатым по России. Поэтому, сложив все известные ему сведения во едино, Вульф понял, что это хороший старт… Правда, сложно будет найти представителей клыкастых или хвостатых. Ведь не будет же он подходить к каждому встречному и спрашивать:       « — Здорова, а у тебя хвост есть?»       Или:       « — А ты воешь на луну на четвереньках в полнолуние?»       А ещё, если речь о вампирах:       « — О, приятель, а не мог бы ты свои зубки показать? А слабо машину поднять?»       Ещё нарвётся не на тех, так люди упекут его в дурдом, посчитав сумасшедшим, ведь далеко не всем известна тайна о существовании другой стороны в этом мире. Многие люди не воспринимают мифы и легенды серьёзно, что зря, по мнению Клиффорда.       Выйдя на улицу, он удивился тому, насколько по сравнению с тем же Мистик-Фоллс или Вашингтоном тут прохладно. На электронной панели, что была на стене аэропорта, показывалось раннее утреннее время, а точнее: семь часов утра; и градусы: всего семнадцать. Семнадцать градусов в июне рано утром. У них в штатах уже под двадцать пять может быть — стабильно. Вульф даже пока не понимает, легко ли ему будет адаптироваться к новым погодным условиям либо же нет.       Вздохнув, он осмотрелся, и не заметив ни одной машины, которая была бы похожа на такси, он направился прямо. Идя прямо по парковке и мимо движущихся людей, которых с наружи было куда меньше, чем в самом аэропорту. Глаза слепило утреннее солнышко, которое всё-таки умудрялось приятно греть кожу. Пока ничего странного он не заметил. Множество историй он слышал о русских, но на первый взгляд, люди как люди. Правда, некоторые из них хмурые и немного недовольные. Возможно, просто на работу идут, не выспались.       Пройдя ещё недолго, попав на ближайшую остановке, Вульф присел на лавочку и стал наблюдать за пролетающими мимо его лиц машинами. Каждый ехал куда-то по своим делам: в школу, на работу… А Клиффорд сидел и задавался вопросами: «А что делать дальше? Куда идти?». Он даже не удосужился забронировать номер в каком-нибудь отеле.       Клифф не знает, сколько времени провёл в раздумиях, бесшумно хлопая в ладони. Отрезвил его гудок от остановившейся напротив серой машины, заставив чужеземца поднять свой взгляд.       — Эй, парень, — русские слова были ему совершенно не знакомы, как и, соответственно, лысый мужчина лет сорока пяти, — чего сидишь такой потерянный? Может, тебя подвести куда-нибудь?       Вульф как-то криво улыбнулся против воли. Добрая улыбка и взгляд незнакомого ему человека пришёлся по душе. Клиффорд уже хотел что-то ему ответить, но тут же захлопнул рот, осознав, что его, скорее всего, не поймут.       — Какие-то проблемы, парень?       Сказав ему самую обычную фразу, которую, Клиффорд понадеялся, водитель поймёт, он объяснил, что говорит на английски и совершенно не понимает русского языка. На некоторых словах мужчина хмурился, очевидно не понимая смысл некоторых слов, но суть разобрать смог. Достав из кармана джинсовой куртки свой смартфон, мужчина что-то принялся быстро набирать. Вульф заинтересованно наблюдал, всё так же сидя на лавочке. В какой-то момент мужчина помахал рукой, призывая подойти. Не задумываясь, Клиффорд подошёл, как тут же услышал голос робота из динамиков. Мужчина воспользовался голосовым помощником в переводчике, предложив подвести его до ближайшего отеля. Вульф тут же поблагодарил его, убрав свой чемодан в его багажник и поспешил сесть в машину.       Одной проблемой меньше. Осталось ещё множество…

* * *

      Кладбище Мистик-Фоллс, Вирджиния       23 июня 2016 года       Три одинокие фигуры в чёрном шли по кладбищу, держа в руках одинокие цветки красной розы. Небо во второй середине дня вновь затянулось тучами, а по верхушкам деревьев гулял ветер, иногда спускаясь к самой земле. Из-за недостатка солнца, кое бывает крайне редко в этом штате Америки, воздух охладел, а температура понизилась до значения «среднего минимума». Луна с каждым днём была всё ярче и больше, словно желала напомнить некоторым проживающим в этом городе, что вскоре придёт день, который изменит их жизнь на «до» и «после». И пусть каждый пытался убедить друг друга в том, что всё пройдёт гладко, правда была такова, что многие допускали не самый хороший расклад событий. Как говориться: верь в лучшее, готовься к худшему.       Несмотря на то, что они на самом деле никого не хоронили, а просто делали вид, лица посетивших это место всё равно не были наполнены хотя бы спокойствием. Они шли сюда, заранее приготовившись, зная, что может быть слежка.       Александр почти до хруста сжимал стебелёк розы. Он проникся данным, хоть и постановочным событием куда больше, чем другие. Если лица Дарена и Адэлис были более-менее привычные и едва ли выражали грусть, то Коулман выглядел очень напряжённо. Его эмоциональный фон скакал как и из-за приближающегося астрономического события, так и из-за медитаций, которые он теперь делает вместе с Лис и Кэролайн. Временами к ним присоединяется даже Саманта, которая сейчас была вместе с Ребеккой в своём ресторане. Несмотря на все уговоры семьи Эндерсон, она приняла решение съездить на любимую работу, забрать с парковки машину и хотя бы немного поработать. Дарен не разделял её стремлений, переживая. Адэлис, Кэролайн и Александр все цело его поддерживали. И удалось найти компромисс в этой проблеме именно благодаря Коулману, который предложил Саманте поговорить с Ребеккой, которая могла бы поездить с ней, заодно составив компанию и обеспечив охрану высшего уровня. Это предложение устроило всех, даже саму Ребекку.       Майклсон была рада вновь оказаться с Самантой где-то вдали от братьев и остальных, побеседовав, так и ещё попробовать еду, что готовят в её кофейне. Стоит сказать, что Ребекка получила самое настоящее удовольствие почти от всего, что там готовят. Не по нраву ей пришлись лишь сладости и прочее, где содержалось много орехов. Сколько раз древняя пыталась приучить себя есть этот продукт, у неё ничего не получалось. Ни разу за всю тысячу лет она не воспряла любовью к орехам.       Остановившись у одной из могильных плит, на которой даже было выгравировано имя и фамилия Вульфа с датой рождения и смерти, Александр первый положил цветок на вскопанную землю, тяжело прикрыв глаза и сжав челюсти. Единственная мысль, которая помогала ему держать себя в руках, была такой:       «Мой брат жив. Он здоров. С ним всё хорошо. Он жив».       Адэлис и Дарен переглянулись, одновременно подумав о том, что Коулман слишком хорошо вжился в роль, но это им и на руку, ведь даже если за ними действительно следят под скрывающими энергию чарами, то его состояние может лишь убедить преследователей в правдивости скромной церемонии.       Когда Александр отошёл, уступая место им, второй подошла Адэлис, взглянув на надгробный камень.       «Я рада, что тебя там нет, Вульф».       Уступив место отцу, она встала рядом с другом, положив руку ему на плечо, приобняв. Александр сначала накрыл своей ладонью её, а после прижал к себе.       « — Ты слишком вжился в роль, Александр», — голос ведьмы вдруг зазвучал в его голове. « — С одной стороны это хорошо, если всё же слежка есть, но с другой… Прошу, не принимай этот цирк так близко к сердцу».       « — Не могу отделаться от мысли, что там мог быть мой брат, Лис», — ответ не заставил себя долго ждать. « — И он был бы, если бы не ты. Я за всю вечность не расплачусь с тобой».       « — Прошу, не нужно об оплате. Терпеть не могу, когда говорят о ней, тем более мои друзья. Я бы не оставила твоего брата умирать, несмотря на наши с ним взаимоотношения. Да и ты сам знаешь правило из ведьмовского кодекса, которому я следую», — она положила голову ему на плечо. « — Ты мне ничего не должен, Алекс. Никогда не был должен и не будешь», — ведьма посмотрела на него пристальным взглядом. « — Понял?».       Он молча кивнул ей, обнял за шею и оставил поцелуй на макушке прямо как старший брат. Адэлис не смогла сдержать тёплой улыбки, после посмотрев на него.       — Что теперь? — спросил Александр, чуть дёрнув головой, чтобы пару коротких прядей, что свисали с его небрежно уложенных волос, перестали лезть в глаза.       Подошедший в этот момент Дарен посмотрел на дочь, протянув ей руки. Адэлис отошла от Александра, ухватившись за отца. Все эти дни она почти не использовала магию, даже когда тренировала Кэролайн. Элайджа, обеспокоенный её всё ещё не снятым блоком и приближающейся к ним всё ближе датой, прямо настаивал на том, что ведьме Эндерсон стоит себя поберечь. Она, в целом, была с ним полностью согласна. Умирать в её планы не входит. Дарен целиком поддержал слова древнего, сказав, что если кому-то будет нужна магическая помощь, то все без стеснения могут обратиться к нему. Мистеру Эндерсону, как и Кэролайн, пришлось внести в свой весьма плотный график тренировки по магическим искусствам. Только в отличие от подруги своей дочери, он тренировался либо после ужина, либо ночью, когда все уже спали. Зато у него тоже появился хороший результат. Все его чувства, которые были обостренны из-за вновь вернувшейся магии, начали медленно приходить в свою норму.       Но никто из них, Эндерсонов, да и ведьм и колдунов в целом, не в силах в одиночку почувствовать кого-либо из преследователей за сотни метров, где бы они не были — хоть на небе. Дарен и Адэлис договорились о небольшом и почти не энергозатратном заклинании, которое позволит расширить на несколько секунд диапазон их чувств.       — La forza della terra, auxilium tuum rogo, animum meum lenire… — слова Дарена разрезали ту тишину, что царила сегодня на этом кладбище.       Адэлис и бровью не повела, услышав вместо румынского — латынь. Отец предупредил её, что не владеет румынским, как она, в совершенстве. Он знает какие-то ключевые разговорные фразы и слова, но целиком и полностью этот язык ему так и не дался, а вот латынь — его личный инструмент, его сила.       — Trezește-mi sentimentele, Deschide-mi inima, calmează sentimentul unui suflet viu…       Дарен знал, что Адэлис будет просить помощи у своего внутреннего я, призывая собственную ведьмовскую душу — усилить нужные ей чувства. Они на самом деле сомневались, что такой подход сработает. Но когда почувствовали магические волны друг друга, которые начали исходить от их тела и распространяться на сотни метров, Эндерсоны поняли, что у них получилось, поэтому, не открывая глаз, широко улыбнулись. Ожидавший их Александр даже почувствовал в какой-то момент странные толчки в груди. Очень похожее чувствуешь на концерте, когда исходящий бас от аппаратуры силён настолько, что начинает биться аж об твою грудную клетку. Вампир оглянулся, осматривая просторную кладбищенскую поляну. Вокруг них не было ни единого дерева. Были лишь коротко скошенная зелёная трава и множество надгробных плит, у большинства которых лежали цветы.       Через минуту Александр почувствовал, что странные ощущения исчезли из его груди, а Лис и Дарен одновременно открыли глаза, уставившись друг на друга.       — Я ничего не почувствовал.       — Я тоже.       Александр даже выдохнул, испытав явное облегчение.       — Я готов начать, — заявил Эндерсон, отпустив руки дочери.       Адэлис согласна кивнула, открыв небольшой бархатный чёрный клатч, что висел на золотой цепочке у неё на плече. Достав от туда небольшую чёрную фенечку, она протянула её отцу.       — Я использую маскирующие чары, скрыв себя и всё то, что буду делать. Делаю это только из-за того, что мы находимся на территории действующего кладбища, где могут появиться люди. Вы можете остаться как под куполом скрытного заклинания, так и покинуть его, чтобы наблюдать за ситуацией со стороны.       — Покинем, — кивнул вампир, приняв решение. — Я тебе доверяю. Мы с Адэлис понаблюдаем за ситуацией снаружи, чтобы вдруг ты, по окончанию работы, не шокировал людей неожиданным появлением из воздуха.       — Согласна, — поддержала друга ведьма, сделав с ним пару шагов назад. — Удачи.       Левый уголок губ мага дрогнул в полуулыбке.       — Спасибо.       — Стой, — Александр вдруг остановил его, — разве я тебе не нужен? Ты говорил о том, что моё сознание может тебе помочь, — припомнил он утренний разговор четыре дня назад за завтраком.       — Я справлюсь, — вновь улыбнулся Эндерсон, на что Адэлис нахмурилась, молчаливо и не до конца соглашаясь с этим. — Вы лучше… лучше будьте рядом друг с другом.       Стоило Адэлис и Александру переглянуться, обменявшись растерянными взглядами, как они тут же стали свидетелями странных манипуляций руками Дарена, который при этом что-то нашёптывал. В один момент колдун пропал прямо перед их глазами, скрыв себя защитными чарами…       Тем временем Дарен опустился к Земле, внимательно всматриваясь в могильную именную плиту. В иных ситуациях он бы не поддержал данную идею. Сделав могильную плиту на живого человека, сымитировав похороны — всё равно что накликивать на него смерть раньше времени. И не зря говорят, что бывают ситуации, которые заставляют нас наступать на горло собственным принципам. Покачав головой, он покрутил между пальцев фенечку, внимательно всматриваясь в неё. Он не уточнял, но что-то ему подсказывает, что сама Адэлис её сплела. Зажав вещицу между ладоней, он начал читать заклинание по вызову энергии хозяина, часть которой таилась в этой вещи. Дарен бы даже сказал, что таилась весьма немалая часть. Видимо, Клиффорд носил её очень часто. Через какое-то время сквозь его зажатые ладони начала просачиваться серовато-белая энергия, повисая над ними и формируясь в небольшую круглую сферу. Убрав фенечку в карман, Эндерсон, не касаясь энергетической сферы, поднялся и взмахом руки заставил шар энергии подняться немного выше. Впереди оставалось самое сложное, на что у него уйдёт очень много сил…       Сложив руки прямо перед лицом так, что кончики пальцев касались точки между бровями, Дарен Эндерсон прикрыл глаза, вновь зашептав одними губами только ему известные слова. В какой-то момент та самая зона между бровями засветилась слабым фиолетовым свечением, которое волнами распространялось по небольшому пространству, кое было скрыто чарами. В этот же момент Адэлис, неожиданно ощутившая кожей мерзкий и липкий холод, осмотрелась, заставив глаза вспыхнуть оранжевым светом. В следующую секунду выражение её лица изменилось на крайне удивлённое. Александр это заметил, поэтому напрягся, пытаясь взглядом найти то, что так удивило подругу.       — Лис, что?       — О-офигеть…       Огромный поток некротической энергии, что присутствовал на этом кладбище, начал стекаться прямо к пустой могиле, где сейчас находился Дарен. Создавалось впечатление, будто негативную энергию притягивало к чему-то — как магнитом.       — Смею предположить, что папочка для создания тульпы призывает большую часть некротической энергии. Меня бы такое количество мёртвой энергии выбило на недели из строя — как минимум.       Брови Александра сошлись на переносице. Он ничего не ответил, но где-то в душе испытал вновь возникшее напряжение. Он знал, что у его подруги какая-то чересчур повышенная реакция на мёртвую энергию. Она даже в шутку называла это мистической аллергией, на самом деле даже не зная, существует такая или нет. Но вампир не знал, как такое количество некротической энергии отразиться на её отце. Ему бы не хотелось, чтобы Дарен свалился из-за него.       Открыв светящиеся фиолетовым глаза, Дарен, не переставая зачитывать заклинание на древнем языке, заметил, как рядом со светлым шаром светлой энергии, что принадлежала Клиффорду, начал формироваться второй, гораздо больший по размерам и тёмный по цвету — шар негативной энергии. Он так же знал, что данное действие в настоящий момент может отразиться на самом Вульфе, ведь это игра с живой и неживой энергией. Чтобы создать то, что Дарену нужно, придётся прежде создать конфликт. Конфликт между энергиями может вызывать побочные эффекты на живом человеке в виде предобморочного состояния, головокружения, головной боли, резко поднявшейся температуры, критично низкого давления и жгучей боли в области сердца. К смерти это не приводит, но серьёзно может напугать человека и окружающих его людей, которые даже не смогут помочь. Сейчас Дарен лишь мог надеяться, что Клиффорд не едет где-то за рулём.       Когда шар негативной энергии вырос, по меньшей мере, в пять раз, Дарен медленно убрал ладони от лица, разъединив их. Выставив руки вперёд, он каждой почувствовал энергию висящих в воздухе сфер. Несмотря на то, что в руках Эндерсон их не держал, у мага создавалось впечатление, словно он держит в обеих ладонях американские мячи для футбола. Контролируя движение энергий, он начал сближать их, заставляя так же свои ладони двигаться навстречу друг к другу. Стоило энергиям приблизиться друг к другу сильнее, как они тут же словно начали отталкиваться, желая отстраниться друг от друга как можно дальше. Даже не обратив внимание на стекающую по виску каплю пота, густые коричневые брови опустились к переносице, отчего его взгляд стал казаться суровее, выделив несколько незаметных до этого морщин, Дарен усилил давление, практически вдавливая противоположные энергии друг в друга. Слова заклинания, которые больше были похожи на складный, но злой стих, который стал таким казаться из-за его ожесточившегося лица, кое стало таким из-за сосредоточенности и тяжести, которую колдун сейчас испытывал.       Поднялся сильный ветер, который начал срывать листья с деревьев и даже мелкие ветки. Казалось, что температура на кладбище упала ещё на несколько градусов. Стало прохладно как ночью. Александр и Адэлис синхронно подняли головы, оценивая обстановку. Они не видели, что делал Дарен, могли лишь догадываться, но судя по реакции природы точно что-то не хорошее. Они, в принципе, в этом и не сомневались. Создание тульпы не является благим делом. Неосознанно ведьма сжала собственные руки, которые были сложены на груди. За эти дни их отношения с отцом не сказать, что прям улетели с мёртвой точки, но они постепенно двигаются куда-то. Она его всё так же в стёбной форме называла «папочкой», постоянно усмехаясь. Адэлис могла даже его как-то не обидно подкалывать, Дарен при этом в долгу не оставался, отвечая колкостью на колкость, что нравилось его дочери, судя по её одобрительной ухмылке. Её отец даже готовит ужины, кое-как отобрав эту обязанность у дочери. Пришлось ему долго в словесном споре выбивать эту обязанность одним вечером, когда все сидели в гостиной за просмотром телевизора с чашками горячего шоколада, который сварил сам же Дарен Эндерсон. С одной стороны ведьма Эндерсон была рада уступить одно занятое время на готовку пищи своему отцу, понимая, что у неё будет больше времени на тренировки с сестрой, либо же на время проведённое в кругу Майклсонов, но и в этот же момент что-то внутри неё этому яро противилось. Создавалось впечатление, будто кто-то покушается на её территорию. Александр даже в шутку сравнил её с хищником, который готов до смертного боя защищать свою территорию от посторонних гостей, за что получил сердитое выражение лица и лёгкий удар в рёбра локтем. Саманта и Кэролайн поддержали идею Дарена, сказав, что Адэлис вообще лучше побольше отдыхать перед ритуалом, а она, цитируя слова Деймона: носиться, как в жопу ужаленная, не в силах усидеть на месте ни минуту. Майклсоны, к слову, тоже не остались в стороне, поддержав мнение Саманты и Кэролайн. Адэлис тогда просто развела руками, возмущённо посмотрев на всех. Она тогда в поисках единственной поддержки посмотрела на Клауса, который со словами: «Прости, ведьмочка, но они правы. Сиди спокойно на заднице до конца месяца», — и тут Эндерсон осознала, что все надежды рухнули в один момент.       Адэлис преследовало чувство, что ей все связали руки. Колдовать много она не может. Расходует магию лишь по крупинкам, где она прям нужна, и два раза в день — утром и вечером — занимается медитациями, на которые присоединяются Кэролайн, Александр и Саманта. Не говоря уже о том, что стабильно по утрам за ней и Кэролайн приезжает Элайджа, забирая девочек на тренировки. На самом деле во время тренировок ведьме хоть как-то удаётся себя почувствовать. Происходит разрядка энергии, как человеческой, так и ведьмовской, через путь фитнеса, что её даже расслабляет. Отец, на удивление, её поддержал. Он, как маг, понимал, насколько тяжело сдерживать магию в себе, особенно когда есть привычка использовать её и там и тут. Она в какой-то момент становиться напряжённым комом, который мечется по организму и растёт с каждым днём, поэтому от него нужно избавляться другими способами, если нужно удержаться от использования магии. Вообще, по мнению самого Дарена Эндерсона, самый лучший способ сбросить магическое напряжение — секс, но об этом он, конечно, не сказал, решив, что дочь сама с этим разберётся.       Сама Адэлис сейчас не чувствовала никакого давления благодаря медитациям и утреней тренировке, но чувствовала при этом волнение за отца, хотя не хотела себе это признавать. Она видит, как он старается, чуть ли из кожи вон не вылезая, желая угодить ей. Дарен действительно делал всё возможное, чтобы дочка хоть немного оттаяла. Ему казалось, что пока никаких изменений нет, что было естественным, но на самом деле невидимые изменения в сердце ведьмы происходили, но она пока это умело скрывала. И сейчас, зная, что он там делает, ведьма Эндерсон переживала о последствиях, которые могут на него свалиться. Она даже не думала сейчас о блоке, который всё ещё стоит на ней. Адэлис надеялась, что никаких серьёзных последствий не будет после всего, что сейчас сделает Дарен. Она бы не хотела, чтобы он страдал от каких-то побочных эффектов. В их весёлой команде, которая разрослась за последние дни, и так два спортсмена с дефектами, если говорить о ней и Элайдже…       Сосредоточившись на чётком образе Клиффорда Вульфа в своей голове, Дарен принялся переносить то, что он видит в своей голове, в реальность, постепенно вылепливая из конфликтующих между собой энергий подобие человека. Если люди, которые создают тульпу в своей голове, грубо говоря, ломают своё сознание, нанося множество немалых трещин и пробоин, тратя на это не один день, неделю, а то и месяцы, то ему приходиться это делать по другому, используя тёмную магию, которая ускорит процесс и тоже нанесёт некие трещины на его сущность колдуна. Радует то, что со временем он исцелиться.       Дарен не знает, сколько ещё прошло времени, когда ему наконец-то удалось слепить из энергии копию Клиффорда Вульфа. Тульпа не двигалась, не моргала. Она походила на человекоподобный манекен. Стерев со лба выступивший пот, колдун ощутил, что ему хочется прилечь или хотя бы присесть, но он ещё не закончил. Он подошёл к своему созданию, подняв руку и указав кончиком пальца на зону между бровей. Его палец вновь засветился фиолетовым светом, как и голубые глаза. Тёмно карие глаза Клиффорда Вульфа так же засветились, говоря о созданном контакте.       — Подчиняйся мне, — властный голос колдуна въелся в созданное им создание.       — Я подчиняюсь тебе, — безжизненным тоном ответила тульпа.       — Запоминай всё, что я тебе скажу.       — Я запомню всё, что ты скажешь.       — Тебя зовут Клиффорд Вульф. Тебе двадцать пять лет. Ты родился в Вашингтоне округ Колумбия. Ты умер трое суток назад из-за телепатической установки самоуничтожения, которую вложила в твоё сознание Кассандра Коллингвуд.       — Я Клиффорд Вульф. Мне двадцать пять лет. Я родился в Вашингтоне округ Колумбия. Я умер трое суток назад из-за телепатической установки самоуничтожения, которую вложила в моё сознание Кассандра Коллингвуд.       — Прекрасно, — удовлетворённо улыбнулся маг. — Можно было бы ограничиться на этом, но это слишком рискованно. Поднимут тебя такого из могилы, так подумают, что ты стал роботом на том свете. Привнесём в тебя ещё немного жизни.       Дарен вновь достал фенечку из своего кармана брюк, вытянув ещё немного живой энергии Клиффорда, после чего перекачав её в тульпу. Он сделал это для того, чтобы в сущности, какой её называла Адэлис, было больше жизни и правды. Чтобы она немного могла быть хозяином самой себе, что-то зная и помня. Эндерсон активировал некоторые ключевые воспоминания в её сознание, которые могут убедить Кола, либо же саму Кассандру в том, что Клиффорд действительно умер, а огромное количество некротической энергии и его личной должны будут развеять остатки сомнений.       Когда Дарен Эндерсон, с трудом стоящий на ногах, закончил перекачивать энергию и на расстояние переманивать энергетическим путём, через нить чакры Аджна — воспоминания, он наконец-то вновь взглянул на тульпу. Сейчас она выглядела более осознанной, моргала, осматривала всё вокруг, в том числе свою могилу. Однако чувствовалось, что она подавляет себя при контакте с Дареном, её создателем. Тульпа может пойти против создателя-человека, но никогда против создателя-колдуна.       — Ты должен будешь находиться в гробу под землёй всё то время, пока я не приду к тебе снова и не вызволю оттуда. Если кто-то другой будет призывать тебя, то ты должен будешь явиться, но ни в коем случае не сотрудничать и не идти на поводу. Всё, что ты можешь сделать, это вести разговоры, желательно ограничиваясь односложными ответами. Веди себя как он, для этого я дал тебе часть его воспоминаний. Всё понятно?       — Всё понятно, создатель, — кивнула тульпа. — Я буду ждать вашего прихода.       — Уходи, — приказал Дарен, сжимая в руке фенечку.       Тульпа сложила руки на груди и медленно начала опускаться под землю, до последнего смотря в глаза своего создателя. Дарен лишь смог расслабиться только тогда, когда от создания не осталось и следа. В один момент его скрывающие чары пали, а он обернулся, с трудом переминаясь с ноги на ногу. Подойдя к дочери и Александру. Они смотрели на него, щуря глаза в ожидание вердикта.       — Всё получилось. Тульпа будет под землёй до тех пор, пока я не приду сюда, чтобы уничтожить её. Если вдруг Кассандра захочет вызволить «дух» Клиффорда, то она явиться. Я наделил это создание некоторыми воспоминаниями, чтобы она имела хоть какой-то малый процент воли и свободы в своих мыслях, которые помогут ей выдавать нужные ответы на случай нежелательного для нас вторжения. Кассандра не сможет управлять ею, даже если очень захочет, — он передал фенечку Александру. — Она больше не нужна.       Александр выдохнул, расслабленно улыбнувшись.       — Спасибо большое, Дарен. Я твой должник.       — Успокойся, — Эндерсон похлопал его по плечу. — Мне от друзей плата не нужна, — Адэлис против воли улыбнулась, осознав, что они даже похожи в некоторых своих убеждениях. — Хотя от бутылки бурбона не откажусь.       — Замётано, — усмехнулся Александр.       — Как ты себя чувствуешь? — спросила ведьма, не сводя с колдуна цепкого взгляда. — Я знаю, сколько негативной энергии тебе пришлось собрать вокруг себя. Знаю, с каким количеством ты работал.       — Хорошо, — улыбнулся ей Дарен. — Желаю выпить травяного чая.       — М-м-м, — протянула Адэлис, нахмурившись сильнее, — кровь из носа именно о хорошем самочувствии и говорит.       Только в этот момент почувствовав нечто тёплое у носа, Дарен преподнес ладонь, на которой отпечаталась свежая кровь. Тут же настигло резкое головокружение, заставив его пошатнуться.       — Стоим! — Александр, среагировавший первый, подхватил Эндерсона под руки, когда Адэлис, поддавшись внутреннему толчку, схватила отца за локоть. — И домой. Что-то мне подсказывает, что голова у тебя закружилась не из-за переносимости крови.       — Я убивал, — произнёс он это так, словно это было обыденностью. — Кровью из носа меня точно не пугаешь…

* * *

      Особняк Эндерсонов, Мистик-Фоллс       Вокруг стояла тишина, словно кто-то в один момент выключил все возможные звуки, которыми обычно наполнена окружающая среда даже дома. Но чем больше возвращалась чувствительность к собственному телу, тем сильнее становились звуки, кои всё-таки присутствовали вокруг. Первыми Дарен услышал пение птиц за окном, а затем шуршание где-то совсем рядом. Открыв глаза, ему понадобилось несколько секунд, чтобы зрение наконец-то сфокусировалось на собственной комнате, кровати, открытом окне и дочери, которая сидела рядом на стуле.       — С пробуждением. Ты проспал часов семь, — улыбнулась Адэлис, а затем вдруг усмехнулась. — Интересно, если я сейчас спрошу тебя о самочувствие, то ты снова отключишься?       Дарен усмехнулся, приподнялся, как ему тут же на глаза упало мокрое полотенце, которое прежде он даже не почувствовал.       — Лучше лежи, прошу, — ведьма чуть наклонилась вперёд, надавив ему на плечи. — Отдыхай.       Дарен по началу ничего не ответил, вновь опустившись на кровать, а Адэлис, с абсолютно невозмутимым лицом, поправила полотенце, что лежало на его лбу, взяла рядом стоящую кружку и помогла ему немного отпить.       — Мне уже лучше, — всё же сказал он, улыбнувшись. Забота дочери ему была приятна.       — Не надо врать, — тут же осадила его Эндерсон. — Я ведьма и вместе с этим твоя дочь. Я чувствую тебя с этих обеих сторон, к тому же имею возможность здраво мыслить. Я знала, что сие действие подкосит тебя, тем более после такого долгого перерыва в магических искусствах. Знания, конечно, никуда не денешь, но… — она вздохнула. — Сам знаешь, что может последовать за таким действием. Это было опасно.       — Не так, как для тебя, — парировал Дарен.       — Ты мог умереть, — в долгу не осталась ведьма, вновь сердито взглянув на него. Колдун поджал губы. — И не спорь. Я знаю риски. И ты тоже знаешь их, но всё равно пошёл на этот шаг. Почему? Только из-за желания угодить мне или тебе действительно настолько хотелось помочь Александру?       — И мы так же оба знаем, что несмотря на свой перерыв — я был и остаюсь сильным колдуном, Адэлис, — вначале напомнил он, вздохнув. Голова болела. — Я не знаю. Я хотел всего и сразу. Во-первых, я ни за что не позволил бы тебе использовать магии больше, чем рекомендуется в нашей ситуации. Во-вторых, мне жаль, что твой друг попал в такую ситуацию. Жаль, что и Клиффорд оказался в ней даже не по своей воли, несмотря на его скверный характер. Я хотел им помочь, создав достойное алиби, тем самым обеспечив защиту. В-третьих, я действительно пытаюсь угодить тебе. Я хочу, чтобы ты поняла, что я только на твоей стороне. Хочу, чтобы ты увидела, насколько я сожалею о том, что сделал в прошлом. Хочу, чтобы ты поняла, что ты для меня всё. И я буду готов сделать всё ради тебя. Ты вправе не считать меня отцом. Я тебе им никогда не был, вернее был, но ты его не помнишь, — Адэлис внимательно слушала его, даже не моргая. — Джон воспитал тебя. Ты имеешь полное право считать отцом… Но правда в том, что для меня ты всегда была дочерью и ей останешься, даже если я не смогу стать тебе отцом.        Ведьма Эндерсон опустила взгляд. Её лицо оставалось таким же ровным, ни одна мышца не выдала того, какой кульбит совершило собственное сердце, отозвавшись тупой болью на его слова. Смотреть ему в глаза Адэлис не могла, потому что ей казалось, что вот-вот и всё станет видно в её глазах. Наверное, есть всё-таки доля правды в том, что девушки любят ушами, тая от красивых речей. Они приятно ласкали слух, оставляя даже приятное послевкусие где-то в сердце, но Адэлис давно уяснила, что если слова не подкреплены поступками, то они ничего не стоят. Слова Дарена подкреплены поступками, отчего её сердце просто не может не отзываться на его слова и действия.       Взгляд ведьмы Эндерсон зацепился за его руку, что лежала не так далеко от неё. Вновь поддавшись какому-то внутреннему толчку, она коснулась ладони отца, решительно сжав и взглянув ему в глаза. У Дарена перехватило дыхание. Порой решения его дочери были не предсказуемыми, а взгляды такими, что он терялся в догадках, что она хочет сделать на этот раз: подколоть, пристыдить, пошутить, отругать или обнять, — что пока не свершалось ни разу. Но сейчас она впервые сжала его руку с такой поддержкой и посмотрела с небывалой во взгляде благодарностью, от которых внутри всё замирало. Он автономно сжал её тёплую ладонь в ответ, радостно улыбнувшись.       — Спасибо, — вдруг сказала она дрогнувшим голосом, но в следующий момент уже смогла взять себя в руки, по-прежнему не моргая. — За честность и за всё, что ты делаешь для меня и моих друзей. Для меня это очень важно, поэтому… — Эндерсон усмехнулась, на мгновение опустив взгляд. — Не думай, что я не ценю это. Для меня это значит куда больше, чем я могу показывать это.       — Я знаю… — улыбка не сходила с его лица. Адэлис впервые со дня смерти Джона почувствовала рядом родственное мужское плечо, душу, которая была ей приятна, которой хотелось доверять, но из-за своих внутренних убеждений и конфликтов она не могла просто взять и довериться практически сразу. — Спасибо за то, что ты сейчас рядом со мной несмотря на все свои дела.       — Ну, — ухмыльнулась ведьма, — я вообще хотела готовить ужин, раз ты пока временно на больничном, но меня в три пары рук выставили с собственной кухни. Я бы, конечно, могла их всех подвесить на стены как декор, но… с друзьями так не поступают.       — Я так и понял… — его палец случайно коснулся кольца на её безымянном пальце. Сказать, что все эти дни это украшение его напрягает — не сказать ничего. Но поговорить об этом Дарен пока не решался. Но одно он смог сопоставить сразу и относительно давно — его дочь тесно связана с Элайджей Майклсоном, ведь на его руке похожее кольцо. Оставалось лишь надеется, что хотя бы о свадьбе он узнает, если в ближайшее время не сможет набраться смелости поговорить об этом. — Кстати, поужинать я бы тоже не отказался. Когда еда будет готова?       — Видимо, ты не понял, — Дарен нахмурился, пока не понимая, о чём она говорит. — Постельный режим подразумевает под собой только походы в ванную комнату и специальное меню. Тебе нужно восстанавливать силы, поэтому, уверена, твой куриный суп вскоре будет готов. И я уверена, Саманта не переборщит с щепоткой любви, — как-то двусмысленно усмехнулась ведьма после этого. — У тебя сегодня ужин в постели, папочка.       — Издеваешься? — Адэлис в ответ покачала головой. — Я вообще-то рассчитывал на тёплую дружескую и почти семейную компанию. Я не хочу лежать в кровати!       — Ну как маленький, — цокнула ведьма, закатив глаза. — Будешь лежать, либо свяжу тебя магическими путами и выбора у тебя не будет, — пригрозила она, покачав пальцем.       Дарен не успел что-либо ответить, как вдруг в дверь постучали. Адэлис крикнула, позволяя войти, как вдруг в одну спальню ввалились все, кто только проживал сейчас в доме. Александр, Саманта и Кэролайн принялись расставлять тарелки по тумбочкам кровати и столике на колёсах. Кэролайн, ловля на себе, как и на других, сбитый взгляд сестры и Дарена, поспешила пояснить:       — Мы пока готовили ужин, подумали, что как-то не хорошо получается. Мы все будем внизу, а вы, — вампирша тут же одёрнула себя, прикусив язык, — прошу прощения, никак не привыкну, ты, будешь наверху. Поэтому мы решили перенести ужин в твою спальню. Надеюсь, никто не против.       На лице ведьмы Эндерсон снова просияла яркая улыбка. Кэролайн радовала её не просто каждый день, а скорее сотню раз на один день. Остальные закивали, подтверждая её слова. Адэлис же ничего не говорила, давая выбор Дарену.       — Слава Богу, я не умру со скуки этим вечером, — выдохнул колдун. — Конечно, я не против! Твоя подруга, между прочим, грозилась только что связать меня путами, если я посмею выйти за пределы этой комнаты к вам на ужин.       — И я бы сдержала своё обещание!       — И она не врёт, — тут же подтвердил её угрозу Александр. — Это меньшее на что она способна.       — И правильно бы сделала, — поддержала её Саманта. — У тебя больничный режим до тех пор, пока ты не начнёшь передвигаться без головокружений. Можешь даже не говорить, что у тебя нет никакого головокружения, — тут же опередила его зародившуюся речь Франс. — Адэлис меня во всё посвятила, поэтому я знаю о всём, что ты сейчас на самом деле чувствуешь, поэтому хватит корчить из себя героя.       — У них это семейное, — усмехнулся Коулман, положив руку на плечо подруги.       — С такими провидцами вокруг даже героя из себя не сделаешь, — шутливо проворчал колдун, слыша, как все присутствующие в миг захохотали. — Эх, ладно. Где там куриный супчик?

* * *

      Особняк Майклсонов, Мистик-Фоллс, задний двор       Вечерняя погода была хорошей, а небо над Мистик-Фоллсом окрасилось в красно-оранжевые оттенки. Редчайший красоты закат, которых многих не оставил равнодушным. Самое время для романтических свиданий на свежем воздухе, но сегодня братья Майклсоны наслаждались компанией друг друга, потому что их дамы решили провести время дома рядом со свалившимся после ритуала Дареном Эндерсоном. Они прекрасно понимали их желание, но тактично отказались от очередного совместного ужина, посчитав, что Адэлис бы не мешало получше наладить контакт с отцом, да и им всем вместе взятым между собой. Самим Майклсонам будет лучше присоединиться в другой раз. Тем более что они сами уже давно не сидели так в обществе друг друга.       К счастью, Фрея шла на поправку после встречи с Кассандрой. Конечно, стоило ей прийти в себя, а Марселю сказать Клаусу о том, что она может говорить, как старшей Майклсон пришлось выслушать целую триаду ругательств, обвинений и недовольств, которые затянулись на час её и его времени. День назад Никлаус капитально прочистил Фрее мозги. Да так, что ей действительно стало стыдно за свой поступок. Фрее Майклсон чуть ли не с криками пришлось поклясться, что она больше и носа в одиночку не сунет на кладбище. Клаус ясно дал понять, что если хоть один волосок упадёт с её головы не из-за естественного обновления волос, а потому, что кто-то приложил к этому усилия, то он сравняет там всё не просто с землёй, — а с преисподней, и за шкирку приведёт к Сатане каждого, кого Ник лично бы отправил на девятый круг ада.       Мирно всё это слушающий тогда Элайджа лишь молчаливо кивал, чтобы брат не распалялся ещё больше, а после лично перезвонил Фрее, сказав, чтобы она не принимала буйный нрав Никлауса близко к сердцу. Элайджа намекнул, что из-за грядущего полнолуния Никлаус прибывает в более нестабильном эмоциональном состояние, чем обычно, поэтому может быть резок в высказываниях и действиях. Фрея совершенно спокойно убедила брата в том, что всё понимает и даже не обращает внимание на все угрозы и недовольства. Элайджу эту порадовало. Так же она попросила следить за их Клаусом. Уж очень боится ведьма Майклсон, что он может натворить делов, за которые потом может пожалеть. Её брат на это лишь согласился, сказав, что они все следят друг за другом в большей или меньшей степени. Никто из них не хочет совершать что-то, о чём потом могут пожалеть.       Так же, конечно, помимо ругательств, Клаус попросил Фрею спуститься в подвал их дома и войти в комнату, которую многие называли «тёмным шкафом». Назвали её так только те, кто знал о её существовании, но никогда не заходил внутрь. Называли так, потому что считали, что там хранятся все тёмные секреты этой семьи, но на деле там хранились дорогие им вещи. Там же хранились вещи Каролины и Аделии. Никлаус подробно описал ей место, где хранятся гримуары Аделии и какой из всех ей нужен конкретно. Конечно, у Фреи было не просто «много» вопросов, у неё их было целый океан, потому что братья пока не объяснили ничего, что творится в их личной жизни в этом городе. Клаус же спокойно говорил заученную фразу:       « — Когда вернёмся, то всё расскажем».       У него просто не было лишних шести часов на рассказ всего, а потом ещё и на ответы на все вопросы, которые появятся в процессе объяснений. Поэтому Клаус считал, что лучше отложить долгий семейный разговор на потом, когда они вернуться в Новый Орлеан. Фрея соглашалась, хотя, конечно, любопытство в ней играло. Она даже пыталась что-то узнать у Марселя, но тот лишь пожимал плечами, говоря, что ни о чём не знает. Имена девушек ему совсем не знакомы. Он даже не слышал похожих за всё то время, что они жили в одном доме. Но Жерар, с кем они часто беседовали в независимости от «работы», сказал, что знать всю историю Майклсонов невозможно. Всегда будет что-то, что они будут хранить только в себе или делить друг с другом. А что насчёт Клауса и Элайджи, так там секретов больше, чем у всего мира вместе взятых. Ведьма на это лишь усмехнулась, соглашаясь и с ним. Она нашла их пять лет назад, но понимает, какое это время ничтожное по сравнению с их тысячелетием. Как бы Фрея не старалась, скорее всего, она никогда не узнает братьев полностью. Повезёт, если хотя бы большую часть их жизни ей удастся узнать и понять.       И к теме об ошибках, о которых можно пожалеть…       Правда говоря, Клаус уже совершил её несколько дней назад, когда обидел Ребекку, которая по-прежнему с ним не разговаривала. Она не говорила ему ни «привет», ни «доброе утро», ни «пока», ни «доброй ночи, дорогой брат». Всему этому удостаивался лишь Элайджа, что действовало Клаусу на нервы, но ему приходилось мириться с той мыслью, что он сам виноват. Однако идти к Ребекке и говорить: « — Привет, сестра, прости меня, дурака», — уже как-то совсем не катит. Она, с вероятностью в девяносто девять процентов, выставит его за двери своей комнаты, сказав, чтобы он больше вообще не заходил к ней. В этот раз одними словами не отделаешься. Клаус это понял, когда невзначай попробовал завести диалог с сестрой за завтраком, но был проигнорирован, словно был не человеком, а пустым местом, стеной. Это очень злило, а ещё больше из себя выводила безысходность в которой он оказался. Клаус не знал, как просить прощения, вернее знал, но это всё равно что удавится голыми руками. Он не мог наступить себе на горло, либо задушить себя самого, купив Ребекке щенка, о котором она мечтает невесть сколько. Конечно, совершив он это действие, так сестра бы забыла ему всё, что он сделал эту тысячу лет. Но он был не готов… Уж точно не сейчас.       Ещё, прям как по закону подлости, когда он прогуливался по городу, то забрёл на какую-то улицу, где в одном из домов живёт женщина-заводчица породы собак Акита-ину. Клаус бы так и прошёл мимо, если бы не услышал целый хор собачьего лая за оградой. Эти мелкие носились и путались под ногами одной женщины, а она умудрялась каждому уделить внимание, дав какую-то вкусняшку. Заметив наблюдающего, она с добродушной улыбкой спросила, понравились ли Клаусу щенки, на что тот даже опешил на долю секунды, проглотив собственный язык. Но выдавив что-то похожее на «да» и комплимент в виде: «Они очень даже милые»; женщина тут же оживилась и уже успела протараторить что-то о продаже щенков, об их чистокровности и всучить в ладони гибрида визитку, если вдруг он надумает купить щенка. Когда Клаус пришёл в себя, то незнакомка уже скрылась в доме вместе со всеми двухмесячными псами. Это прям была смачная пощёчина от Вселенной в его жизни со словами:       — Хочешь, чтобы сестра простила, исполни одно из её главных желаний.       Клаус тогда раздражённо запихнул визитку в карман и отвлёкся на звонок Марселя, который сообщил о том, что на всём кладбище Нового Орлеана пусто. Нет ни следов Кассандры, ни других ведьм. Вообще никого. В общем, радостных новостей почти не было. Радовало лишь то, что сестра шла на поправку и вскоре должна полностью вернуться к своей работе, хотя Майклсон настоял на её долговременном отдыхе, но Фрея любит носиться со своими делами точно так же, как и Адэлис. Клаус даже задался вопросом:       «А все ведьмы такие неугомонные, либо это только нам так повезло?».       Решив сегодня расслабиться, Майклсоны приказали прислуге накрыть на стол на террасе, к сожалению, только на две персоны. Ребекка отказалась от семейного ужина, предпочитая сегодня проводить день в одиночестве, заперевшись в своей комнате. Единственное, что понял Клаусу, проходя днём мимо её двери, это что сестра решила окунуться с головой в мир сериалов и фильмов. Таких дней братья Майклсоны давно не помнили, но решив, что сестре, видимо, вправду не хватает уединения, решили не трогать её.       — Она меня ненавидит, — со злостью заявил Клаус, услышав шаги где-то на кухне. Шаги сестры он не спутает ни с чьими другими.       Сидячий напротив Элайджа вопросительно вскинул бровь и прислушался. Очевидно, Ребекка что-то искала и доставала. Их сестра, почти как все вампиры, любила покушать вкусной человеческой еды. Не сказать, что от человеческой еды им есть польза, но удовольствие точно. Особенно для Ребекки, которая любила сладости, выпечку и прочее. Старший Майклсон лишь усмехнулся, посмотрев на брата, который смотрел в сторону приоткрытых дверей, что вели в дом.       — Ты сам виноват, Никлаус, — его младший брат на это лишь закатил глаза. — Нужно было думать головой, прежде чем говорить то, что ты сказал.       — Виноват, не сдержался. Знаю… Но обижаться так долго — это уже несерьёзно и показательно.       — Ты рассчитывал, что наша сестра сегодня-завтра всё забудет, будто по внушению или неожиданной потери памяти, и броситься к тебе на шею? — Элайджа не переставал ухмыляться, сделав при этом один небольшой глоток свежей человеческой крови из бокала.       — Нет, конечно, она же злопамятная… Прямо как я.       Элайджа Майклсон улыбнулся, услышав этот вывод. Сказанные слова устами Никлауса являлись правдой. Временами они стоят друг друга. Ребекка и Клаус во многом схожи, из-за чего часто конфликтуют, либо даже могут найти контакт там, где не будут ожидать. Оба горды. Поэтому Никлаусу сложно сказать «прости», а Ребекке хотя бы сделать вид, что простила. Женский взгляд полный обиды и недовольства всё равно выдаёт её каждый раз с потрохами. Ребекка искренняя и всегда показывает только то, что чувствует на самом деле без притворства.       — Я говорил тебе, брат, сделай что-то, что заставит сестру пересмотреть свой взгляд по отношению к тебе. Хочешь её прощения — заслужи.       — Все эти дни я раздумываю над тем, что могу сделать не банального и интересного, что ей, несомненно, понравиться. Мы оба с тобой знаем, чего так жаждет наша сестра, помимо того, чтобы стать человеком, но это всё равно что я саморучно перекрою кислород в собственном горле.       — Думаю, тебе пора перестать думать об удобстве только для себя, — Элайджа подцепил вилкой небольшой кусочек авокадо, отправляя себе в рот. Клаус проделал то же самое, только с помидоркой. — Мы, в конце концов, не живём в двухкомнатной квартире, в которой всего-то двадцать один квадратный метр.       — Допускаю, что в таком случае мало кто из нас прожил бы в ней больше суток, — усмехнулся гибрид. — То есть, ты хочешь сказать, что поддерживаешь её желание?       — Я почти всегда поддерживал желания Ребекки, изредка с ними не соглашаясь. В данном случае я не вижу ничего плохого. Наша сестра любит заботиться о ком-то, ухаживать… Да и питомец для Майклсонов — это что-то новое, даже для самой Ребекки, поэтому… — он плавно махнул рукой, — почему нет?       — Сегодня днём, когда я ушёл на прогулку, то забрёл на какую-то улицу. Проходил мимо домов и услышал собачий лай, вернее, правильнее будет сказать — хор. Повернувшись, я обратил внимание на женщину, которая в своём дворе нянчилась с щенками той породы, которую так хочет Ребекка. Я просто засмотрелся, а пришёл в себя уже тогда, когда в моих руках была визитка той самой женщины-заводчицы, а в мыслях то, что Вселенная просто смеётся надо мной.       — Как бы сказала Адель, это знак Свыше, Никлаус. Прислушайся.       — Я почти о том же самом подумал в тот момент, — ухмыльнулся Клаус. — Просто, Элайджа, щенок — всё равно что ребёнок. Какие бы войны не происходили, кто бы на дом не нападал, в первую очередь будешь думать о том, что его нужно защитить. Я помню, как отец обезглавил моего любимого коня. Это было неприятно — по меньшей мере. Я бы не хотел, чтобы сестра испытала то же самое.       — Я прекрасно понимаю твои рассуждения, Никлаус. Я даже поддерживаю их. Это ответственность, а она никому из нас не помешает, в особенности нашей сестре. Думаю, за свою собаку она сама кого угодно отправит на тот свет ещё в тот момент, как только ей кто-то захочет навредить.       — То есть, ты мне предлагаешь позвонить этой женщине, поехать завтра и забрать щенка? — вопросительно изогнул он бровь, взглянув на старшего брата.       — Я могу съездить в зоомагазин, — уголок губ Элайджи дёрнулся к верху. — Предложу Адэлис составить мне компанию. Знаю, у них с Джоном был золотистый ретривер. Уверен, она сможет подсказать, что лучшее и как. Поэтому, пока ты будешь ездить за щенком, возможно на пару с Кэролайн, мы поедем по магазинам. В любом случае, брат, решать только тебе.       — Поверить не могу, что могу решиться на это…       Элайджа улыбнулся. Он видел, как все эти дни Клаус пытался повлиять на сестру, взаимодействовать с ней несмотря на то, что Ребекка продолжала в упор его не замечать. Старший брат видел, как Никлаус старался что-то придумать, чтобы подойти к сестре, чтобы заслужить прощение… На самом деле Элайджа Майклсон был уверен в том, что сам брат думал о покупке щенка, но не мог будто сам решиться на это. Ему нужно было это с кем-то обсудить, чтобы кто-то помог принять окончательное и непростое решение. Несмотря на все свои взгляды относительно жизни, Никлаус ответственно подходит к вопросам о животных и детях, о чём не раз за всю тысячу лет смог доказать. Элайджа даже готов поспорить, что не пройдёт и недели, как его брат сам будет играть с псом — то тут, то там на территории их огромного особняка.       Что же касается самого Элайджи, то он был абсолютно не против появления четвероногого друга в их доме. Это что-то новое, что-то необычное и наверняка принесёт много ярких красок в их будни. Животных у них не было уже очень давно. Никлаус вообще несколько веков назад заявил, что ни собаки, ни кошки, ни лошади — никого больше не будет на территории его дома. Прозвучали эти слова как раз после того, как он обнаружил своего обезглавленного коня. Тот случай ранил его. Клаус любил животных, видел в них красоту, невинность и чистоту, благородство, храбрость и хитрость. Он всегда говорил, что животные — во многом отражение своих хозяев, в чём Элайджа с ним соглашался. Поэтому он прекрасно понимал все его сомнения. Понимал, почему Никлаусу было важно обсудить свои мысли и переживания с кем-то, кому он может доверять.       Сам Элайджа не держал на брата зла с того самого дня. Он привык к его временным закидонам, а учитывая неспокойное время, он и вовсе не обращал внимания на редкую вспыльчивость. Никлаусу даже будет тяжелее, чем им всем. В нём сразу две сущности будут реагировать на ближайшее полнолуние, что, Майклсон надеется, не повлечёт за собой десяток невинных смертей. Элайджа ощущал, как с каждым днём энергетика предстоящего события становиться более ощутимой, будто с каждым днём становилось дышать всё тяжелее и тяжелее.       Он так же по-прежнему не рассказал Никлаусу о шрамах, которые оставил после себя кинжал. За эти недолгие дни он не почувствовал особой разницы. Единственное, что стало более ощутимым, это неоткуда появляющийся жар под самими шрамами и зуд. С мистером Эндерсоном он тоже всё ещё не поговорил, хотя Адэлис считала своим долгом напоминать об этом скользь. Элайджа видел, что она переживала и съедала себя изнутри из-за того, что не может помочь.       Однажды он стал невольным свидетелем подслушанного телефонного разговора между Никлаусом и Кэролайн. Кэр рассказывала, что её сестра уже вторые сутки проводит в кабинете Джона, что-то разыскивая в книгах. Толком ведьма не удосужилась объяснить, что ищет конкретно. Клаус же предположил, что она может искать что-то о своём блоке, либо же какие-то новые практики. Кэролайн тогда ответила с явным сомнением, веря в то, что дело в чём-то другом.       Адэлис так же настаивала на том, что Элайдже стоит посвятить родных в то, что с ним сейчас происходит. Несмотря на то, что пока никаких серьёзных изменений нет, они могут нагрянуть в самый неожиданный момент. Майклсон, конечно, был с ней полностью согласен, но волновать семью не особо хотелось. Тем более он знает, как остро может эту новость воспринять Никлаус.       Между прочим, день назад ему даже позвонила Хейли, уточнив, всё ли нормально после того, что случилось в доме. Конечно, Элайджа сказал, что с ним всё в порядке. Хейли вроде поверила. Волновать её он тем более не собирался. Но что касаемо семьи… Его прям разрывало изнутри. С одной стороны он действительно не хотел наседать на них со своими проблемами, но с другой стороны ему не нравилось играть в тайну. Элайдже, к счастью, хватило ума за тысячу лет уяснить, что всё тайное рано или поздно становиться явным. А если эту истину применять в особенности к его младшему брату, то за этой истиной, если она вскроется позже, последуют ругательства и многое другое, что по душе уж явно не придётся.       — О чём задумался? — голос Никлауса вдруг вывел его из размышлений. — О любви? — усмехнулся он, почувствовав свежий порыв ветра, что в нежном прикосновении коснулся его лица. — В последние дни часто в себя уходишь.       — Косвенно и о любви, — в ответ ухмыльнулся он. — Она настаивает на честности.       Клаус нахмурился, даже приостановив свою трапезу. Ему был непонятен смысл слов Элайджи.       — Кое-что случилось четыре дня назад, когда нам передавали кинжалы, — старший Майклсон расстегнул пуговицы на рукаве левой руки и закатил рукав под локоть. Эмоции Никлауса тут же заметно изменились. Сначала ожидание и настороженность сменились на удивление, а затем на нарастающее раздражение. — Как сказала Адель, чёрная магия всегда оставляет следы, а клинки наполнены именно такой магией. Решив проверить защиту, которую нам обещали, я навлёк на себя что-то, что, скорее всего, через время начнёт менять меня, если я от этого не избавлюсь.       — Ты заражён тёмной магией? — голос гибрида дрогнул то ли от нарастающего волнения, то ли от растущего раздражения.       — Именно это я и сказал, брат. Если говорить точнее, то из послания, которое оставила Вальдемара на тех листах, можно сделать вывод, что я чем-то проклят, — глаза Никлауса в сие момент распахнулись в изумление и гневе, который в секунду перерос из раздражения. Губы тоже приоткрылись, но что-то сказать он не успел, потому что старший брат его опередил. — «И будет проклят тот, кто посмел тронуть оружие ему не принадлежащее» — первая и ключевая строчка послания. Дальше говориться о страданиях, которые будут продолжаться ровно столько, сколько мне предначертано жить. Видимо, в моём случае, это вечность, если, конечно, проклятие не способно убить. Адэлис ясно дала понять, что не знает, какое это именно проклятие. С такими изначальными симптомами — это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Она настояла на том, чтобы я поговорил с Дареном, который может разобраться с этим.       — И ты говоришь мне об этом только сейчас? — разгневанно спросил Клаус, указав на брата пальцем. — Спустя столько дней?!       — Прошло всего четыре дня, Никлаус…       — А нужно, чтобы прошёл месяц? Год? Сколько, Элайджа, чтобы ты посчитал нужным посвятить в свои проблемы меня? Только проблема так же в том, что это не только твоя проблема, а всей нашей семьи!       — Вот именно поэтому я и не хотел говорить, Никлаус. У нас всех достаточно проблем. Я лишь прислушался к Адэлис, которая настояла на том, что ты обязан знать о моём… недуге.       — Что ты чувствуешь? — он взглядом указал на травмированную руку.       — Жар под шрамами и зуд, — Элайджа вновь спрятал шрамы за тканью тёмно-синей рубашки.       — Скажи, что ты уже успел переговорить с её отцом, — молчание Элайджи, как и его взгляд, были весьма многоговорящими. — Ясно… С каких пор у старших братьев и сестёр стало кредом доводить младших до приступов гнева из-за своей тупости?       — Вообще-то я думал, что это работает только в обратную сторону, — ухмыльнулся древний. — Уверяю, Никлаус, повода для беспокойства нет. Я планирую переговорить на днях с мистером Эндерсоном. Если он не сможет помочь, то я обращусь за помощью к нашей сестре.       — Будь добр, постарайся решить этот вопрос в ближайшее время. Не заставляй меня переживать ещё больше, — хоть и взгляд Клауса был твёрдым, излучал недовольство, но в нём так же было заметно разыгравшееся волнение за жизнь брата или хотя бы за его здравый рассудок. Он знал — с проклятиями не шутят, поэтому уже готовился ко всем возможным событиям. Он верил в лучшее, хотя и готовился к худшему.       — Мне приятно твоё волнение, Никлаус.       — Приятно ему, — проворчал гибрид, агрессивно проткнув очередную помидорку и тут же отправив себе в рот. — Мне вот будет неприятно, если ты сойдёшь с ума из-за проклятия.       — Порой ты превращаешься в мою любимую девушку, говоря её словами. Не сойду я с ума. Уверен, я решу эту проблему до тех пор, пока проклятие не успеет пустить корни.       — Только пусть попробует, — злобно отозвался Клаус. — Я эти корни с корнями вырву.       Элайджа засмеялся, временами посматривая на брата. Его всегда забавляло то, как он мог переживать за дорогих ему людей, при этом ещё стараясь скрыть сие чувство.       — Прошу, Элайджа, — Клаус резко выпустил вилку из рук, которая со звонким стуком ударилась об края белой тарелки, — держи меня в курсе всего. Как только поговоришь с Дареном, дай мне знать. Не утаивай. Засунь своё благородство вместе с «я-не-хочу-никого-беспокоить» себе в задницу! Я ясно выражаюсь?       — Твои формулировки, как всегда, впечатляют, но весьма доходчивы. Даю тебе своё слово.       Никлаус недовольно поджал губы, но всё же принял его ответ, кивнув. Слово у его брата железное само по себе, а если речь идёт об обещание самому Никлаусу, то оно становиться железобетонным и пуленепробиваемым. Клаус Майклсон рад, что Элайджа всё-таки решил поделиться с ним своей проблемой, хоть и сделал он это явно под давлением Лис. Ник был благодарен и ей, потому что она, как никто другой, имеет на его брата огромное влияние, как и он на неё. Они умеют в нужный момент править друг другу мозги, при этом не вынося их и не ругаясь. Скорее, они могут поговорить на повышенных тонах, но, как правило, дальше это не заходит. Теперь главное, чтобы Элайджа избавился от этого недуга. Клаус просто не переживёт, если с ним что-то случиться, если его брат начнёт меняться, терять память или что там ещё бывает в таких ситуациях…       Элайджа временами посматривал на Никлауса. После его небольшой открывшейся правды между ними повисла неприятная тишина, которая словно колола тело маленькими иголочками, от чего было некомфортно. Древнему вечно хотелось чесать шрамы, а ещё лучше вспороть их, чтобы избавиться от этого зуда. Только одной Вселенной известно, как ему хватало выдержки не сделать это. Элайджа старался отвлекаться на что угодно, лишь бы не фокусироваться на чувствах и мыслях, которые закрадывались в его голову. В моменты жара и зуда его мысли становились практически не подвластны ему. Это началось два дня назад. Будто кто-то или что-то нашёптывал ему о том, что стоит причинить себе боль и станет легче, но Майклсон понимал, что это тёмное наваждение и его нужно просто пережить. Пока у него есть силы с ним бороться, напрягает лишь то, через какое-то время оно может стать сильнее и собственные мысли не будут ему подвластны. Потому что, если слухи о Вальдемаре правдивы, о её силе и способностях, многие из которых до сих пор покрыты мраком, то готовиться нужно ко всему. Даже к самому худшему.       Он вдруг улыбнулся, подумав:       « — Хорошо, что мои мысли не слышит Никлаус и Адель. Они бы им точно пришлись не по нраву. В целом, для меня самого в них нет ничего приятного, но я стараюсь мыслить реалистично. Я хочу быть готовым ко всему, чтобы потом не разочароваться».       Клаус обратил внимание на открытые двери, где послышались шаги, но, к его разочарованию, принадлежали они прислугам, которые принесли свежеприготовленное запечённое мясо. Элайджа даже не прореагировал на присутствие слуг, всматриваясь в горизонт, где всё ещё виднелось уходящее солнце. Взгляд гибрида упал на его руку, которая была сжата в крепкий кулак. Брат даже не прореагировал на уход прислуги. Создавалось впечатление, словно он был вообще не здесь.       — Меня вот, что интересует, брат, — Клаус отвлёк Элайджу на себя. Старший Майклсон адресовал ему задумчивый взгляд. — Что ты планируешь делать в конце этого месяца?       — Я не уверен, что понимаю тебя, Никлаус.       — А я уверен, что понимаешь, — с нажимом произнёс он. Элайджа нахмурил брови, и сжал челюсти. Было видно, что зарождающийся разговор ему уже не нравился. — Мы оба знаем, что шансы Лис выжить после этого ритуала не превышают и десяти процентов. В целом, если бы не наша вражда с Колом, а точнее с матерью, которая его контролирует, они бы были выше, но её крови жаждет Джузеппе и Дарсия, не говоря уже о Майкле. Говоря объективно, живой с места проведения ритуала она вряд ли уйдёт. Её используют, а потом уничтожат. Ты сам это понимаешь, Элайджа. И она это понимает — я более чем уверен, потому что её задумчивый временами взгляд, отрешённый от реальности, говорит всё сам за себя.       — На что ты намекаешь, Никлаус? — с раздражительным вздохом спросил Элайджа, взяв в руки бокал с кровью. — Хочешь, чтобы я обратил Адель против её воли?       — Хочешь вновь потерять её из-за своих идиотских благородных принципов? — парировал он. — Хочешь вновь тосковать четыре века?       — Ты не можешь знать исход битвы наверняка.       — Разумеется, — не отрицал Майклсон. — Однако мы, а точнее — ты можешь сделать несколько шагов вперёд. Уверен, Кол, точнее, наша матушка на том свете себе места не находит, пытаясь понять, как же так получилось, что Кэролайн стала гибридом, так и ещё необычным. Она полноценный, чистокровный гибрид ведьмы и вампира. Её сущности не зависят друг от друга и не подавляют друг друга. Она первая в своём роде. Её обратила кровь Деймона — обычного вампира. У Кэролайн были все шансы лишиться своей магии, но по какой-то причине этого не случилось. Магия осталась в ней, но очень долго спала. С Адэлис будет обратная ситуация. Я не говорю о том, что она станет ещё одним сильнейшим существом, помимо нас — древних, Хейли и своей сестры. Я хочу донести до тебя, что ты так спасёшь ей жизнь. Она станет бессмертной. И навеки вечные — приобретут уже другой смысл.       — В прошлом я должен был обратить её, — вздохнул Элайджа, вспоминая своё обещание, которое он дал ей после свадьбы. — Она была согласна на это. Адель была готова отказаться от магии, лишь бы остаться со мной, с нами. Она лишь попросила у меня времени на то, чтобы закончить все свои ведьмовские дела… Но я не уверен, что она желает этого сейчас, Никлаус.       — Ты хотя бы пробовал поговорить с ней, брат? — взмахнул руками гибрид, на что Элайджа покачал головой. — Так попытайся! Я думаю, она рассматривала такой вариант событий, но почему-то тоже не решалась поговорить с тобой. У вас это любимое: скакать вокруг да около, пока либо кто-то из вас не прижмёт другого к стенке; либо обстоятельства не вынудят поступить так, как нужно было сделать давно.       Старший брат усмехнулся, сделав глоток крови. Клаус последовал его примеру.       — Во мне живёт неразумный страх того, что она откажет, не захочет становиться вампиром.       — Кто? Адэлис? — с усмешкой спросил он. — Порой ты меня удивляешь, Элайджа. Свою жену ты знаешь куда лучше меня, но временами мне кажется, что я знаю её лучше. С чего бы ей отказывать?       Майклсон пожал плечами.       — Хорошо, я понял, сегодня я старший брат и голос разума, — забавлялся Никлаус, пока Элайджа недовольно прикрыл глаза, но всё-таки не смог сдержать улыбки. — Правда, не пугай меня, Элайджа. В прошлом, ради тебя она распрощалась, вернее была готова распрощаться со своей главной мечтой — родить своего ребёнка. После того, как вы обручились, как мы все стали одной большой семьёй, мечта Аделии, как и Каролины, исполнилась, но лишь большая её часть. Мы оба знаем, о чём они мечтали на самом деле, и были готовы с этим попрощаться, — Элайджа на этом нахмурился, впервые услышав, что Каролина была готова так же отказаться о главной мечты: родить ребёнка; ради того, чтобы быть с Никлаусом. — Сейчас… Сейчас многое изменилось. Кэролайн уже вампир, точнее — гибрид, если учитывать недавно пробудившуюся сущность. Адэлис — ведьма, одна из сильнейших, каких я знал за всю твою жизнь. Она была сильной тогда, но сейчас стала ещё сильнее. Но одно не меняется, брат, это наши и их чувства. Любовь между нами не исчезла, несмотря на время и миры, что разделили нас на четыре столетия. Все обстоятельства, которые, по идеи, могли всё разрушить между нами, лишь укрепили те чувства, которые были. Ваши отношения с Лис вспыхнули, как зажжённая спичка в настоящем. И я вижу, как она смотрит на тебя, как ты смотришь на неё. Я вижу различия с семнадцатым веком и двадцать первым. И там и там была есть, сильная, сносящая всё на своём пути, но сейчас это всё словно усилилось. Она любит тебя, брат. Она готова пойти за тобой. Просто покажи ей, что ты хочешь того же. Да, знаю, Лис любит в себе ведьму, ей нравится быть ведьмой, но уверен, она не против перемен, если такие всё же произойдут, — Клаус вдруг засмеялся, прикрыв рот рукой. — О чём мы говорим, если она совершенно спокойно позволила тебе надеть себе на палец кольцо. Предупредил бы хоть, я бы позвал человека и тут же бы воскресили ваш союз.       Клаусу удалось разрядить атмосферу, чему свидетельствовала улыбка на лице Элайджи и тихий смех.       — Я не планировал делать это в тот день. Всё получилось спонтанно. Честно сказать, я даже был удивлён, что она приняла кольцо. Адэлис даже умудрилась пошутить, сказав, что «да» придётся говорить раньше, чем она на то рассчитывала, — Клаус засмеялся, оценив её намерения, даже если те были произнесены в шутку. — Ну и сказала, что теперь с ней никто не познакомиться. Ещё назвала меня «собственником».       — Ну это не новость, — Клаус осушил свой бокал с кровью. — Данная черта есть у всех Майклсонов. Правда, у кого-то она развита больше, у кого-то меньше.       — Согласен. Дальше она тактично пошутила об инфаркте, который посетит её отца, когда тот обо всём узнает, — на это гибрид вновь тихо засмеялся.       — Представляю лицо Эндерсона, когда он поймёт, что его дочери больше девятьсот лет и она жената на древнем вампире. Хочу видеть это в очию, — мечтательно произнёс он. — А вообще, если серьёзно, то надеюсь, что он отнесётся с понимаем. Я даже практически уверен в этом, учитывая, как он из кожи вон лезет, чтобы заслужить её прощение.       — Он чувствует вину, — произнёс всем известный факт Элайджа. — Он хочет заслужить её расположение. Я надеюсь, что у Дарена это получится. Мне кажется, он неплохой мужчина, отец. Правда ошибся один раз…       — Да-а-а… — протянул брат. — Так ошибиться ещё нужно было умудриться.       — Вот уж точно не нам судить, Никлаус.       Клаус поднял руки, в знаке, что он и не думал.       — Не я же его суд Божий, — с усмешкой произнёс гибрид.       — Я приму все твои слова во внимание, Никлаус, — Элайджа положил столовые приборы и взглянул на Никлауса, на губах которого красовалась довольная улыбка. — К теме о наших любимых женщинах, брат. Скажи мне, когда ты собираешься отдать помолвочное кольцо Кэролайн? Чего ждёшь?       — На самом деле уже ничего. Собираюсь отдать в очень скором времени. Она рассказала мне о том, что вспомнила, как мы объявили о помолвке. Ты помнишь тот день, брат?       — Помню так же ясно, словно это было вчера, — в подтверждение кивнул он, увидев сверкающую улыбку на лице брата. — Тогда я впервые за, наверное, все семьсот лет увидел тебя по-настоящему счастливым. Я никогда не забуду этот день.       — Я тоже… Я так рад, что они вспоминают обо всём. Семья воссоединяется спустя столько лет.       Элайджа, налив им с Никлаусом по бокалу висок, чокнулся с братом, соглашаясь с каждым его словом. Самое неприятное и тяжёлое время было, когда Адэлис и Кэролайн смотрели на них как на незнакомцев, которых впервые видели в своей жизни. Если и был интерес в их глазах, то только как к новому человеку, незнакомому. Никлаусу вообще пришлось пройти через дебри ненависти, кою к нему испытывала Кэр из-за своих друзей. В целом, её чувства по отношению к Никлаусу в тогдашнем настоящем были полностью оправданными. Но с другой стороны Элайджа сочувствовал брату. Адэлис не смотрела на него с враждебностью, не сторонилась его, как это делала Кэролайн, причиняя его брату боль, которую тот умело скрывал. Ставив себя каждый раз на его место, старший Майклсон признавал, что это до неописуемого неприятное чувства, от которого твоё сердце разрывается на куски.       Так больно смотреть на родное лицо, глаза, губы, понимая, что ты не можешь взять его в свои руки, не можешь поцеловать или хотя бы обнять. Ещё больнее осознавать, что человек, который когда-то был готов умереть за тебя, любил тебя всем сердцем, смотрит на тебя с переполняемой ненавистью в душе, считает тебя чужим. К счастью, для них все эти испытания в прошлом. Это не может не радовать. Но это не означает, что в дальнейшем их испытания будут лёгкими. Совершенно нет. Элайджа это точно знает, и Никлаус это прекрасно понимает.

* * *

      В нежной по оттенкам мебели, цвету стен, обилию подушек и пушистому белому пледу пахло розовыми пионами, чаем с лимоном и мёдом и шоколадом. В комнату пробирались ярко-оранжевые лучи, касаясь обнажённых женских стоп. Рядом лежал уже почти пустой пакет из-под печений и открытая плитка молочного шоколада. Ребекка, сидевшая на кровати и смотрящая в монитор ноутбука, даже не вслушивалась в то, что происходило в доме и о чём болтали братья на террасе. Хотя она вполне могла бы это сделать, если бы имела желание. Её окна выходили как раз на задний двор, открывая вместе с тем прекрасный вид на город. Но желания окунаться в чужие интриги не было. В принципе проявлять какое-то участие в текущем дне у неё не возникало.       Ребекка, осознав, что её вновь посетила какая-то хандра, решила дать себе денёк, а может и два, на расслабление. Заявив ранним утром Элайдже о желании побыть в одиночестве, а в след за тем попросив обойтись без вторжений в её личное пространство, она даже удивилась его удивлённому выражению лица. Наверное, её старший брат уже и забыл, когда сестра просила его о таком, но всё-таки он понял Ребекку, сказав, что заглянет к ней только ближе к вечеру, чтобы предложить присоединиться к ужину. Ребекка уже тогда сказала, что вряд ли решит составить им компанию, но Элайджа всё же предположил, что сестра может передумать, поэтому остался при непоколебимом решении насчёт вечернего визита. Слово своё он сдержал. Едва ли стрелка коснулась шести часов вечера, как в дверь раздалось три негромких и культурных стуков. Открыв дверь, Ребекка заявила, что не передумала и, одарив брата лёгкой улыбкой, пожелала приятного аппетита и закрыла дверь перед его лицом. Ей даже не нужно было прислушиваться, чтобы уже в своей комнате услышать тяжёлый вздох Элайджи.       Ребекка видела, что произошедшее между ней и Клаусом тревожило старшего брата, что было естественно и привычно. Элайджа в моменты их ссоры вечно находился как между двух огней. Часто, по мнению Ребекки, старший брат всё-таки занимал сторону Ника, поэтому, когда в этот раз Элайджа неожиданно выступил в её защиту, она, честно говоря, малость удивилась, но ей стало приятно. Разумеется, братья уже между собой успели переговорить пару дней назад и прийти к единому соглашению. Элайджа настаивал на том, что Никлаусу следует попросить прощение у сестры, а сам Клаус соглашался с ним. Кто-то бы сказал, что подслушивать плохо, некультурно и разный прочий бред, но Ребекка бы сказала, что это даже иногда полезно. Тогда, стоя в тени коридоров, её губы исказились в хитрой ухмылке.       Она держала на своего брата злость и обиду за слова, которые он произнёс, даже не задумываясь, насколько глубоко мог бы ранить её сердце, если бы Ребекка не научилась за столько веков мысленно защищаться от большинства его нападков. Правда, ранить ему всё-таки удалось, а она, чтобы слегка отомстить, зарядила ему пощёчину. Тогда, в момент самой ссоры, всё это происходило само собой. Ребекка лишь позже осознала, насколько ей полегчало от заслуженной пощёчины, кой она наградила Клауса. Прям аж тяжкий груз с сердца спал. По сравнению со всем тем, что он сделал по отношению к ней за всю тысячу лет, эта пощёчина — укус комарика. Не более. Однако после этого «укуса» глаза у Ника были незабываемыми, как и его выражение лица в целом. Аж сердце радовалось, когда она вспоминала это. И всё-таки этого было мало.       Все последующие дни Ребекка старательно избегала Клауса, игнорировала и делала вид, будто вообще его не замечает и не знает. Возможно, вела она себя по-детски, но так сильно ей хотелось проучить своего братца ради того, чтобы он хоть немного стал следить за своим языком, который временами выражал неприятные речи в адрес своей же родни. Как же ей нравилось любезничать с Элайджей, при этом видя, как от ревности, негодования и бессилия бесился Ник. Ему совершенно точно не нравилось, что ему не уделяли никакого внимания, при этом игнорируя. Ребекка краем глаза замечала, как его лицо от злости то бледнело, то краснело, а шея покрывалась пятнами. Как взгляд менялся каждый раз на её провокации, которые он, возможно, даже не раскусил, ведь братья не знали, что она подслушала их разговор. Ребекка была готова вести эту непонятную игру ровно столько, сколько нужно будет времени Никлаусу понять, какие ошибки он допускает в общение с близкими ему людьми.       Они все на нервах из-за предстоящего события. На всех действует сила Луны, не говоря уже о личных давящих обстоятельствах, но никто на ком-либо не срывается. Никто, кроме Никлауса. Пора это исправлять.       Когда она выходила на кухню минут тридцать назад, то слышала, как Никлаус говорил что-то о ненависти, которую Ребекка, видимо, испытывает к нему, по его же мнению. Это было не так. Ненависти она к нему не испытывала, уж точно не за эти слова и не сейчас. За всю тысячу лет Клаус дал множество поводов возненавидеть его, порой ему даже удавалось пробудить в сестре ненависть, но всегда было что-то, что вновь сближало их. А сейчас они сближены как никогда, невзирая на то недоразумение, что произошло несколько дней назад. Однако то, как он сказал это, упомянув о ненависти, заставило сердце Ребекки сжаться. Его голос был пропитан обидой и злостью на самого себя. Она чувствовала это. Да и видела сестрица, что братец переживает, мечется по дому, словно загнанный в клетку зверь в поисках своего спасения, а точнее — в поисках решения создавшейся проблемы. По мнению самой Ребекки, достаточно было просто прийти к ней и поговорить, в конце сказав: «Прости меня, сестрёнка, я был неправ», но, нет. Никлаус слишком упрям, горд, даже если понимает, что сам где-то накосячил. Сказать для него такое просто слово как «прости» — подвиг. Ну и проявление слабости. Клаус редко у кого просил прощения в своей жизни. Эти моменты ещё нужно постараться вспомнить. Сама Ребекка даже не помнит, когда такое случалось последний раз. Её брат просто не умел говорить это. Клаусу гораздо легче было это сделать поступком, чем словом, даже если дополнить им тот же поступок. Отчасти она понимала его. Он лишь каких-то пять лет назад стал учиться жить по другому. Что такое пять лет по сравнению с тысячью? Капля в Тихий океан. Но раз он хочет научиться, то она поспособствует этому. Она не покажет Клаусу, что простила его, пока не услышит заветных слов о мольбе простить, даже если через время такие чувства, как злость и ярость в ней утихнут.       Ребекке не нужны никакие подвиги от него. Ей не нужны какие-то великие поступки. Она просто хочет, чтобы Клаус понял. Осознал, что нельзя себя вести так с близкими людьми. Хочет, чтобы он понял, что близких людей нужно ценить и любить, что нельзя их обижать и ранить. Ведь даже у самых близких людей не железные нервы. Однажды они просто могут встать и молча уйти. И никогда больше не вернуться. Конечно, о таком Ребекка даже не задумывалась. Она могла бы уехать куда-нибудь на недельку или месяцок другой, но навсегда она бы ни за что не оставила свою семью. Не оставила бы даже Клауса, чего бы он не сделал и как бы зла она не была.       Она раздумывала над сложившейся ситуацией две последние ночи и признавала, что где-то есть и её вина. Она его спровоцировала. Могла бы поступить умнее и заткнуться, когда даже Элайджа вклинился в разговор, прося затихнуть хотя бы одного из них. Но Ребекка же за словом в карман не полезет. Но она не хотела задевать брата, как в итоге поступила, задев его в ответ. Её слова были так же далеки от идеалов. И этот таракан, который появился в её голове, стоило только всё осознать, так же не давал покоя, требуя попросить прощение. Этот паразит сражался в её голове против принципов, которые Ребекка поставила во главе. Однако как только всё закончится, она тут же извиниться, после Никлауса, конечно.       День с сериалами и вкусной едой, хоть и не полезной, если говорить о пользе сладкого для человека, шёл Ребекке на пользу. Ей на время удалось отвлечься от гнетущих мыслей о ссоре с братом, волнения за Фрею и моста любви, на котором она оказалась. Снова.       Нет, это правда проклятие какое-то! То в её жизни не было ни одного нормального парня, то появилось сразу два. Они такие разные: с разными принципами и желаниями, приоритетами и целями… Ребекка обычно не сравнивала людей, не считала это чем-то правильным. Но однажды, в одну из ночей, лёжа на просторной кровати, вторая половина которой была ледяной из-за отсутствия рядом согревающего, родного и любимого человека, Ребекка вдруг задумалась, и сравнения полились рекой сами собой. Марсель — любитель власти, лидер, правитель. Ему в первую очередь важны его вампиры, его первая семья, чем она или даже Клаус. Ребекка это всегда понимала, хоть и испытывала в сердце некий укол из-за недостатка внимания. Жерар всегда ставил свою фракцию вампиров во главе всего. Для него они были точно такой же семьёй, как и для Ребекки все остальные Майклсоны. Однако как бы Марсель не выказывал ей свою любовь, девушка всегда ощущала себя на втором, а то и на третьем месте. Её это расстраивало, но почему-то раньше ей казалось, что она с этим давным-давно смирилась, но, как оказалось, нет.       Приехав в Мистик-Фоллс, она особенно чётко осознала, что не смирилась со своей ролью на втором или третьем месте. Они вечно эти места делили с Клаусом, но всё больше Ребекке казалось, что её место на третьем. Ведь даже здесь, на весьма не малом расстояние она убедилась в том, что Марсель в первую очередь думает о том, как бы угодить Нику, а не ей. Он не всегда звонит ей, пишет, даже одно какое-нибудь слово не может написать. Хотя бы банального «люблю» она не может дождаться. Поэтому слова Александра, который он произнёс ей неделями раннее о том, что для того, чтобы дать о себе знать любимому человеку — не сложно найти лишних тридцать секунд в кармане. И всё больше она с этим соглашалась, как бы не хотела, на самом деле, думать об обратном.       Она уважала деятельность Марселя, поддерживала его, весьма тесно взаимодействовала с его вампирами, порой они даже тусовались где-то вместе. Но правда в том, что она устала быть не первой. Он для неё на первом месте. Ребекка всегда считала Марселя частью своей семьи. Она думала, что рано или поздно их свяжет куда-то нечто большее, чем обычный статус возлюбленных. Но его всё и так устраивает, а ей, как и любой женщине хочется большего. Да и понравилось бы ещё кому-то на её месте находиться на втором, а то и третьем месте по значимости?       А Александр… Он тоже лидер. Ребекка прекрасно знает о его клане вампиров в Вашингтоне, за которым сейчас приглядывает его симпатичный дружок блондин по имени и фамилии Ральф Мэдисон. Коулману нравиться руководить кем-то. Он, точно так же как и Марсель, относится к вампирам — как ко своей второй семье, но вместе с этим ему как будто чего-то недостаёт. Ему нужно что-то ещё… Любовь. Ребекке удалось это понять за все те разговоры, что были между ними. В отличие от Марселя, Александр готов вознести семью на первое место, сдвинув на второе свой клан вампиров. Либо же, во что Ребекка верила больше, он бы нашёл правильный баланс. Марсель же, как бы не старался, не мог найти этот баланс. Возможно, совмещать любовь и свою семью вампиров он бы ещё смог, но не когда в этот список ещё и вклинивался Клаус. Бекка так же успела понять, что для Александра в первую очередь важна своя семья, настоящая, ту, которую он хочет создать с девушкой, которую полюбит всем сердцем. Он не раз давал понять, что для него нет ничего и никого важнее семьи и любви. И, Боже, для Ребекки это было сладкой песней. За недели, благодаря которым им удалось сблизиться, Ребекке Майклсон удалось понять, насколько они схожи с Александром во взглядах на жизнь, на цели и планы.       Она и подумать не могла, когда решила с братьями вернуться в этот город, что её жизнь так перевернётся: Мэтт, человек, который ей когда-то нравился и который был ей другом — оказался предателем; она, как бы не было тяжело признавать, умудрилась проникнуться симпатией к парню, которого знает всего ничего, но такое ощущение, что всю жизнь; и, что не менее важно, она, кажется, вновь видит возрождение её семьи — это, пожалуй, единственное, что только радует во всей сложившейся ситуации.       Признать, что у неё есть чувства к Александру, Ребекке действительно очень тяжело из-за чувства вины, которое пожирает изнутри. Она чувствует вину перед Марселем. Ей кажется, что она его предаёт, хотя ничего запретного пока не сделала. Да и не собирается. Ей кажется, что испытывать чувства к обоим одновременно — неправильно. У неё действительно создаётся впечатление, будто она стоит на мосту, на одном конце которого её ждёт Марсель, а на другом Александр. Оба тянут к ней руки, зовут, а она стоит ровно на середине и не может сделать шаг ни в лево, ни в право. Она понимает, что как только сделает шаг в одну из сторон, то тут же потеряет другого, а ей бы этого не хотелось. И играть с ними не хочется. Ребекка, в конце концов, не Кэтрин, чтобы морочить мужикам головы. Они такого не заслуживают.       Чёрт, ей даже посчастливилось выбрать сериал с любовным треугольником, который будто сулил отражением всего того, что сейчас происходит в её личной жизни. По началу хотелось свернуть вкладку, но всё-таки она решила дать шанс и ей понравилось. В сериале рыжеволосая красавица выбрала парня, который был готов пойти на всё ради семьи, ради неё. Он поставил её жизнь превыше всего. Даже превыше своей свободы, когда другой парень, опьянённый властью, побоялся рискнуть своим положением и отказаться от того, что делало его им: бизнесом, деньгами и репутацией, которая была не такой уж и чистой. Но с такими то деньгами, неудивительно, если ему удалось бы отмыться от всех своих грешков.       Про себя Ребекка рассуждала, что даже она бы выбрала того парня, который был готов рискнуть ради любимой своей свободой и жизнью. Был готов потерять всё, лишь бы спасти её, лишь бы не дать пропасть. И как бы ему не пытались помешать, он добился своего, спас её, а сам оказался за решёткой по вине того самого богатенького мудака, каким Ребекка уже мысленно успела прозвать его раз десять или двадцать.       Пока она искала второй сезон, то Ребекка мысленно сказала себе, что между этим сериалом и её жизненной ситуацией есть море существенных различий. Для Марселя хоть и важно положение, лидерство, репутация, но он бы никогда не предал ту, которую любил, никогда бы не стал портить ей жизнь. А этот парень, тот добряк, который, увы, попал из-за него в место лишения свободы, был очень схож моральными ценностями с Александром, в связи с чем так импонировал Ребекке.       «Да уж… Захотела отвлечься… Отвлеклась! Попала на сериал, который частично затрагивает мою жизненную ситуацию. И почему я всё ещё хочу продолжить его смотреть?»       Прежде чем включить продолжение, Ребекка потянулась, почувствовав хруст где-то в позвоночнике, но от этого аж полегчало. Всё тело на какие-то секунды расслабилось, а её взгляд переместился на окно, за которым виднелся поздний закат. На лице появилась слабая улыбка. Она чувствовала себя несколько лучше после целого дня добровольной изоляции и лени. Так приятно иногда побыть человеком, окунуться в шкуру обычной девушки, которая иногда выделяет денёк на просмотр сериалов, лени и ухода за собой.       О последнем, если честно, Ребекка почти не задумывалась. Однако сейчас ей показалось это правильным, поэтому она взяла рядом лежащий телефон и направилась в ванную, желая принять душ под приятную музыку. А вообще, по её не скромному мнению, не помешало бы наведаться в спа-салон, но не одной.       «Может, организовать женский поход в спа на днях? Завтра. Ведь после завтра у нас чёртов бал. Похоже, в самом прямом смысле слова «чёртов».       Решив, что разберётся она со спа завтра утром, Ребекка включила лёгкую музыку, развязала шёлковый белоснежный халат, в котором она провела почти весь день и скинула его с себя, внимательно смотря на своё отражение. По нескромному мнению самой Майклсон, она была великолепной. Даже не на что пожаловаться. Всё-таки определённые прелести в вампиризме есть. Её тело вечно остаётся молодым, нежным, красивым и подтянутым. Распустив волосы, которые тут же упали ей на плечи, почти полностью закрывая соски и спину, Ребекка босыми ногами прошла по холодному полу прямо в душевую, тут же включив горячую воду. По телу прошлись мурашки от резкого, но приятного перепада температуры. Первые капли воды начали стекать во её телу и волосам, превращаясь в один единый поток. Но стоило ей только закрыть глаза, пожелав насладиться моментов, как тут же в мыслях возник облик Александра Коулмана…

* * *

      Особняк Эндерсонов, Мистик-Фоллс       Облако сигаретного дыма кружилось над головой вампира, пока он, сидя здесь на ступеньках дома, на крыльце, смотрел на звёзды, что блестели на вечернем небе. Александр любил такие ночи, чистые и яркие, лунные. И если бы не мысли о предстоящем событии, то он бы полностью расслабился, но никак не мог. Он, как и все остальные, очень сильно переживал из-за Суперлуния и того, что может в него произойти. Даже думать не хотелось, но мысли сами лезли в голову. Поэтому он каждый раз качал головой, как только ловил себя на чём-то не позитивном и вновь затягивался сигаретой.       Сигаретный дым уже пропитал собою всё вокруг, впитался в наполовину расстегнутую рубашку на его теле, наполнил собою тёмно-каштановые, практически чёрные волосы и даже въелся в кожу. Многим не нравился запах сигаретного дыма, но для Александра за столько лет он стал настолько родным, что Коулман уже не мог от него отказаться, да и не видел смысла. Кто бы что не говорил, но его курение успокаивало, помогало даже подумать и поразмыслить с более хладнокровным подходом, нежели без сигарет.       Он был рад, что теперь у них одним делом меньше. Брат защищён. Тульпа готова. Правда, Дарен всё-таки немного пострадал, что Александра огорчало, ведь если бы не его беспокойство о брате, то с отцом Адэлис всё бы было хорошо. И хоть и Дарен ясно дал ему понять, что его вины в том, что маг свалился — нет, Коулман почему-то продолжал испытывать чувство вины. Хотя даже Лис сказала ему, чтобы он не занимался фигнёй и пришёл в себя, но, видимо, не судьба. Порой Александру кажется, что чувство вины способно свести его в могилу, ну или хотя бы с ума.       Его губы вдруг дрогнули в лёгкой усмешке. От собственных мыслей даже стало смешно. Но порой чувство вины, которое он сам себе же навязывает, играло с ним в злую шутку, и как бы Коулман не старался, но избавиться от этого не мог. Возможно потому, что он до сих пор не знал изначальную причину возникновения этого чувства. Как бы глубоко вампир не копался в себе, но не мог вспомнить, что его конкретно породило. В его жизни было столько всего, что, кажется, могло породить всё и сразу.       Выпустив в воздух колечко дыма, он вдруг услышал шаги за своей спиной, но быстро понял, что это не Адэлис, но судя по мягкости всё равно принадлежали кому-то из представительниц прекрасного пола. Шаги стали приближаться, а когда оказались совсем рядом, он обернулся, взглянув на Кэролайн, которая была укутана в серый палантин.       — Холодно, блондиночка? — с усмешкой спросил он, похлопав по ступени рядом с собой. — Присаживайся, если хочешь.       — Нет, — покачала она головой, всё-таки присев. — Просто очень люблю это шарф, — Форбс с нежностью провела по серой ткани. — Мама подарила его очень давно.       — Понимаю, — кивнул он. — Красивый.       Кэролайн улыбнулась, соглашаясь с ним. Она вышла из комнаты только для того, чтобы попить, но почувствовала свежий запах сигарет и, разумеется, увидела открытую дверь. Могла бы так же спокойно подняться обратно к себе, возможно, заглянуть прежде в кабинет Джона, где, она точно знала, находилась Адэлис, но почему-то ноги сами притащили её сюда. За все эти дни после дня рождения Деймона между ними всеми установился весьма неплохой контакт. Уже не было так неловко, как в самый первый день, но всё-таки наедине всё ещё между всеми существовала какая-то неловкость. Кэролайн не любила это чувство, поэтому по максимуму старалась устранить его со всеми. С Самантой это удалось. С Дареном пока дела шли тяжелее, всё-таки он отец Адэлис, поэтому она всё ещё аккуратно прощупывала почву рядом с ним, но всё же вела себя довольно свободно, в своём стиле. А Александр… Он для неё какая-то загадка. Вроде бы такой простой, добрый и свой парень, но при этом было в нём что-то, что не давало ей покоя. Кэролайн казалось, что он по какой-то причине возводит стены, либо же делал что-то, что не давало ему открыться. Возможно, он сам по себе такой, а может быть на то были какие-то причины. Но сейчас он сам предложил ей присесть, что не могло не радовать. Может, дело всё-таки не в стенах?       — Почему не спишь? — спросила она первое, что пришло в голову.       — Как-то не хочется. Мысли, которые хором звучат в моей голове, не позволяют расслабиться.       — Понимаю, — кивнула она. — У меня такое часто бывает. А уж если мысли кричат в унисон с чувствами, то о сне можно забыть и вовсе.       — Вот и у меня так, — как-то задумчиво покачал он головой, стряхивая пепел с сигареты. — Закрываю глаза, как тут же мозг начинает кричать одно, а сердце другое.       — И что, никогда не кричат что-то одно вместе?       — Порой, — с какой-то грустной усмешкой ответил Коулман, затянувшись сигаретой. — Но редко.       Кэролайн закусила губу изнутри. Ей так хотелось узнать, с чем могли быть связаны эти чувства. Но понимала, что лезть так в личную жизнь не совсем уж знакомого человека — неправильно. Александр, конечно, говорил, что друзья Адэлис — его друзья, но всё-таки Кэр казалось, что это не совсем так работает. Всё-таки доверие каждого человека нужно отдельно завоёвывать, а быть чьим-то там другом — мало для этого.       — А тебе чего не спиться? — так же решил поинтересоваться Александр. — Тоже чувства с эмоциями покоя не дают?       — Ох, нет! — покачала она головой, широко улыбнувшись. — У меня, слава Богу, в коем-то веке с этим полный порядок. Просто я ложусь немного позже… Думала ещё найти Адэлис и поговорить с ней. Не нравиться мне её некоторая скрытность.       — Тоже заметила, да? — Кэролайн на это удивлённо и с вопросом приподняла брови, уставившись на Коулмана. — Я тоже заметил её странное поведение, и меня это так же тревожит. Зная её, можно сделать два вывода. Первый: она знает о какой-то проблеме, о которой не знаем мы, и желает справиться со всем сама, пока никого не втягивая в это дело. Вторая: она что-то предчувствует и желает найти этому решение, точно так же никого в это не посвящая.       — Ты заставил меня волноваться ещё больше, — надулась вампирша, тяжело вздохнув. — Я переживаю за неё.       — И я… Я как никто другой знаю её, знаю, что твоя сестра прошла. Она сильна, она может преодолеть многое, но то что грядёт… — Александр тревожно взмахнул рукой, после чего тут же сделал затяжку. — Этот ритуал крайне сложный. Она сильна, но проценты того, что она его переживёт — крайне малы. Как бы Адэлис не говорила, что она в порядке, её ничего не тревожит и она всё преодолеет, не всё из этого может быть правдой. Не знаю, какой Лис была в других воплощениях, но в этом она привыкла переживать всё внутри себя, никого не тревожить, спасать кого угодно, но не себя саму. Только в последнюю очередь она подумает о себе. Я сам такой, поэтому прекрасно понимаю её. Но я боюсь, что самопожертвенность и скрытность однажды сведёт её в могилу.       — Ещё чего! — тут же воспротивилась Форбс. — Я не позволю ей умереть.       Александр вдруг усмехнулся, с долей уважения взглянув на девушку.       — Боюсь, красавица, она тебя даже не спросит. Если, допустим, тебе что-то будет угрожать, она в первую очередь обеспечит безопасность тебе, а уже потом подумает о себе. Её не заботит собственная смерть. Она не раз говорила о том, что если умрёт, то только спасая того, кто ей дорог.       — Нет, нет… Нет! — Кэролайн нервно замотала головой. Мысль о возможной смерти сестры причиняла ей боль, а на глаза по неволе начали наворачиваться слёзы. — Ни за что! Я не потеряю её снова. Обстоятельства и так разлучили нас в детстве. И потерять её снова из-за Кола, Эстер, Майкла или этого придурошного ритуала — я не готова. Я до последнего буду биться за сестру и рядом с её плечом, чего бы она не делала.       Александр вновь посмотрел на неё, но на этот раз Кэролайн увидела в его взгляде ещё больше уважения и интереса. Он впервые смотри на неё так, словно гордиться. Коулман внимательно изучал Кэролайн эти дни и прошедшие недели. Всё-таки ему нужно было знать с кем он, возможно, будет иметь дела, поэтому навёл пару справок. И он может совершенно уверенно сказать, что Кэр не из тех, кто кидается словами на ветер. Она верная и такая самоотверженная, отважная. Она за тем, кто ей дорог и кого она любит всем сердцем, пойдёт в огонь, в воду, покорит рай и небеса, если дорога и туда заведёт. Это Александра восхищает в ней.       — Твоя отвага восхищает меня, — честно признался он, вновь затянувшись дымом, ощутив во рту приятную прохладу от ментола. Кэролайн удивлённо уставилась на него. — Меня радует, что у моей подруги такая сестра: смелая, отважная, верная, умная… Я ценю эти качества в людях, но что более важно, ценит их и сама Адэлис.       Она мило улыбнулась ему. Кэролайн было приятно слышать это. Но всё же из-за ранних произнесённых мыслей ей теперь было тревожно.       — Я не знаю, что будет дальше, но я сделаю всё, чтобы она выжила, — решительно произнесла она, смотря на свои ноги. — У меня есть магия. Уверена, я смогу ей помочь.       — Возможно, — неопределённо покачал он головой. — Но не на самом ритуале. Кол тебя просто туда не допустит. Да и сам по себе процесс одиночный, — он вздохнул, вытянул ноги и облокотился об ступени. — У вас есть хоть какой-то план действий?       — Обсуждаем возможные варианты. Пока остановились на том, что когда узнаем место, то поедем и заранее его осмотрим. Понятно, что посторонних зрителей вроде нас туда не допустят, но мы будем где-то неподалёку. Понятно, что как только вернётся Майкл, начнётся первая «драка», — показала она пальцами кавычки. — Клаус настроен решительно, как и Элайджа. В идеале, они планируют убить его почти сразу, как и всех остальных. Сальваторе поддерживают, говоря, что без проблем разберутся с отцом. Клаус, правда, смеётся им в лицо, намекая, что они, как птички, полетают на вихрях его тёмной магии, — Александр на это рассмеялся, оценив юмор гибрида. — Я от части с ним согласна, но зная смекалистого Деймона, там можно будет наблюдать интересное сражение ума и силы, так что… Будет интересно. Главное, чтобы потерь было меньше с нашей стороны. Желательно, чтобы их вообще не было, но…       — Но любой войне есть потери, — закончил за неё Коулман, заметив, как вампирша прикусила губу и опустила взгляд. Создавалось впечатление, что эти слова уже заранее причиняли ей боль.       — Ты серьёзно думаешь, что грядёт война? — голос Кэролайн на долю секунды сел, но уже в следующий момент она заговорила своим обыкновенным тоном, как ни в чём не бывало. — Я не хочу в это верить. Это… Это страшно.       — Всё слишком завертелось, Кэр, — покачал он головой, сделав последнюю затяжку, приподнялся и затушил сигарету об каменную дорожку. — Всё это готовилось не месяц или даже год, а гораздо дольше. Грядёт явно что-то тёмное, что-то сложное и болезненное. Возможно, полноценная война в сверхъестественном мире. Я лишь надеюсь, что это несильно отразится на мире людей. Не хочу, чтобы из-за нас пострадали невинные.       — Да! Мне бы тоже не хотелось. Люди ни в чём не виноваты. Порой мне кажется, что мы действительно лишние на этой планете.       — Не мы. Не место здесь тем, кто ведёт себя как Кассандра. Из-за таких людей в мире и завязываются войны, и поднимаются восстания. Из-за таких людей миры и договоры рушатся, целые планеты гибнут. Я надеюсь, что мы решим всё до такого, как переступим точку невозврат, — он взглянул на неё, заметив, что Кэролайн поникла. Было ясно, что этот разговор её тяготил. — Мы не плохие, Кэролайн. Мы с тобой человечны, несмотря на монстра, кой живёт в нас. Да, мы хищники по своей сути, но в нас сильно сострадание и любовь ко всему живому. Мы не похоронили свою человеческую суть тогда, когда умерли. Мы остались такими же. Мы хорошие, хотя порой совершаем не самые правильные поступки. Хотя, опять же, у медали две стороны. В каждой расе, в каждом народе есть хорошие и плохие, но без них никуда. Всегда есть эдакое природное равновесие и оно должно соблюдаться. Вот оно и соблюдается, а мы с тобой боремся с такими, как Майкл, Кассандра, Эстер и им прочими.       — Ты говоришь верные вещи. Я всё это прекрасно понимаю, но мне так жаль, что рядом с нами вечно оказываются обычные люди, которые тоже страдают, умирают, пусть мы их и не знаем, но они не виноваты! Они не должны погибать из-за нас. Меня просто расстраивает и выводит из себя тот факт, что мы не можем всех спасти.       — Увы, как я и говорил, без потерь никуда. Они будут в любом случае, как бы это не хотелось принимать. Однако мы приложим все усилия, чтобы сократить их количество. Я всё-таки надеюсь на какое-то благоразумие Кассандры и остальных наших противников. Надеюсь, что они придумают что-то, чтобы мы, в случае развёрнутого конфликта, не зацепили обычных граждан, — Александр вдруг усмехнулся. — Всё же не всё нам делать, верно?       — Верно, — улыбнулась она. Несмотря на непростой разговор, Кэролайн чувствовала, что общаться с Александром ей легко. Было ясно, что их мысли в чём-то схожи. — Надеюсь, что так и будет… Давай больше не будем о войне. Её пока нет и, надеюсь, не будет… Можешь после этого называть меня наивной.       — Почему же? Никто же не запрещает верить в лучшее. Я сам хочу в это верить, но готовлюсь ко всему. Мне кажется, это верная позиция, — задумчиво произнёс Коулман, вновь взглянув на Форбс, которая согласно кивнула. — О чём тогда будем говорить, если ты, конечно, не торопишься?       — Не особо, — пожала она плечами, приобняв себя за колени, и повернулась на него. — Можем о чувствах, например. Мне нравится слушать людей.       — Тонко ты сейчас попыталась вывести меня на душевный разговор, — хохотнул вампир. — Ты вроде журналист, а не психолог.       — Так-то да, но мне больше нравится такое неформальное и не провокационное общение с людьми. Мне нравиться слышать и понимать их философию. В этом что-то есть.       — Возможно, дело в твоём даре, — предположил Александр, вспомнив одну интересную деталь.       — О чём ты? — не поняла Кэролайн.       — Не помнишь? — она покачала головой. — В день, когда вы вернулись со дня рождения Деймона, а мы удрали от Джузеппе и Кола, вы сидели рядом с Ребеккой. Ты и Адэлис. Она переживала. Знаю, у Адэлис есть дар лечения душ, энерготел, но я и подумать тогда не мог, что это же есть у тебя. У вас одновременно засветились ладони. Тогда я подумал, что мне, возможно, показалось, но в связи с последними днями, я точно уверен, что нет. Ты этого не почувствовала?       — Почувствовала, конечно, — вспомнила она. — Но я почему-то не подумала, что это то же самое. Я просто делала то, что сделала моя сестра.       — Видимо, тебе ещё много предстоит узнать о себе, — улыбнулся он. — Раз вы сёстры, у вас, скорее всего, похожа магия, дар. Возможно один дополняет другого… — он задумчиво постучал пальцами по ступеням. — Как у Дарена! Он тоже владеет даром целительства, но ему подвластно лишь исцелять физическое тело. Всё что на энергетическом плане — не совсем его профиль. Он это, конечно может, но потратит при этом большую часть своей энергии. Да и навыки определённые нужны. Вы же это делаете гораздо легче и менее энергозатратно.       — Возможно, ты прав, — вздохнула Форбс. — Так хочется всё вспомнить и вернуть утерянную частичку себя.       — Ты её не теряла, Кэролайн. Просто она была спрятана глубоко в тебе.       Она лишь молчаливо покачала головой, соглашаясь с этим.       — А что тебя тревожит? — поинтересовалась Форбс, смотря в пространство перед собой. — Какие чувства не дают покоя?       — Многие на самом деле… Переживания за раздолбая-брата, родителей. Он укатил в Россию, не имея при этом никаких навыков и базовых знаний этого языка, как и стабильного заработка. Родители переживают за него, а я за них всех. Я хотел бы их перевести подальше отсюда, желательно вообще за пределы страны, но если на маму повлиять удалось бы, то вот на отца нет. Он ни за что не покинет родную страну, а вскоре, боюсь, будет небезопасно на территории всей Америке, особенно для них. Они — слабое звено во мне и в Клиффорде. Любой из наших недоброжелателей может захотеть добраться до меня, либо же до Клиффорда, используя в качестве рычага наших родителей.       — А если попробовать подстроить ситуацию, которая помогла бы вывести ваших родителей за пределы страны?       — То есть?       — Уверена, они работают. Что если попробовать их отправить в долгую командировку? Работа располагает к этому?       — Только если работа отца. Мама работает обыкновенным учителем. А вот отца можно вывести под видом нового контракта, который позволит открыть бизнес за границей. Это, пожалуй, единственное, что может заставить его покинуть страну. Но всё равно, пройдёт неделя или месяц и он захочет вернуться.       — А рассказать им обо всём? — предложила она следующий вариант, вновь взглянув на помрачневшего Александра. — Я понимаю. Когда я только обратилась, признаться маме в том, кем я стала, было почти самоубийством. Моя мама входила в совет основателей и… — Кэролайн тяжело вздохнула. Она не думала, что когда-то ей вновь придётся вернуться к этим воспоминаниям. — Ей всю жизнь внушали ненависть к вампирам. Я боялась, что она меня убьёт или того хуже — возненавидит. Мне так хотелось, чтобы она поняла меня, чтобы попробовала принять. И когда она узнала, чуть не убив Стефана и Деймона за которых мне пришлось заступиться, убив остальных копов, которые вот-вот были готовы прикончить их на пару под командой моей мамой. И тогда мы были вынуждены изолировать её на время, чтобы через пару дней стереть память об этом инциденте… Она сказала, смотря Деймону в глаза, что её дочь умерла, — Александр обратил на неё сочувствующий взгляд, но перебить не решился. — Он тогда, на моё удивление, сказал, что моя мама ошибается. Я все дни была рядом. Рассказывала ей обо всём, несмотря на боль, которую я испытывала в сердце после её слов. А когда вербена вышла, прежде чем стереть ей память, я рассказала обо всём. Я хотела, чтобы она знала, но при этом понимала, что не могу рисковать ни собой, ни Деймоном со Стефаном. А потом, после всего этого, она, конечно, всё равно узнала и приняла. Конечно, ей было страшно некоторое время, она боялась меня, но это прошло, — Кэролайн наконец-то вновь улыбнулась. — Я просто хочу сказать, что ты можешь попробовать рассказать, ведь этим самым ты даже сможешь предостеречь мать и отца. Ведь твой отчим тоже оборотень, пусть и с не активированным геном. Представь, какого ему будет, если однажды что-то случиться и он обратиться. Он останется совершенно один. Даже не сможет рассказать жене, ведь побоится, что она не поймёт, испугается… Я всё это понимаю, потому что однажды проходила это со своим бывшем парнем. И, поверь, в такой момент тебе не хочется быть одному, как бы ты не настаивал на этом. Важна поддержка, доверие.       — Я согласен с тобой, Кэролайн. И я тоже думал об этом, но каждый раз, как представляю это разговор, меня пробивает дрожь. Матери будет ещё просто всё объяснить, а вот отцу… Консервативный он человек. Он не верит ни во что, кроме себя самого. Любую анти-науку на подобии магии отрицает. Представь его выражение лица, когда я заявлюсь и скажу, что в его сердце живёт волк. Что у него есть все шансы, в принципе, стать им. А узнай он, кто я, то смело могу заявить, что на меня тут же повесят клеймо убийцы и монстра. В целом не привыкать, но сама понимаешь, какого это слышать от родителей.       — В любом случае, не попробуешь — не узнаешь. Да, реакция сначала действительно может быть не той, какую бы хотелось получить, но когда он остынет, то всё может поменяться. Просто попробуй. Как только всё закончиться в этом месяце, вернись домой, расскажи всё. Что бы не случилось, они хотя бы будут предупреждены.       — Ты права, — неторопливо произнёс он, нерадостно улыбнувшись. — Спасибо, Кэролайн.       Она довольно улыбнулась, какое-то время просто смотря на него. Кэр ожидала, что он, возможно, чем-то ещё захочет поделиться. Но когда Александр ответил ей такой же благодарной улыбкой, она поняла, что другими какими-либо эмоциями вампир делиться пока не намерен. Кэролайн Форбс не станет настаивать, ведь она понимает, как порой тяжело открыться. Их разговор и так на первый раз получился достаточно личным. Контакт между ними определённо есть и хороший, а это не может не радовать. Кэролайн поднялась, отряхнув свой шарф и спортивные серые штаны.       — Пойду, навещу сестру. И по возможности отправлю спать, — усмехнулась вампирша.       — Давай. Я выкурю ещё одну сигаретку, — в доказательство своих слов он взял лежащую на ступеньках пачку сигарет с зажигалкой, достав одну сигарету из пачки. — И тоже пойду спать.       — Тогда, спокойной ночи, Александр.       — Спокойной, Кэр.       Она кивнула ему, развернулась и направилась в дом. Александр провожал её взглядом до тех пор, пока вампирша не скрылась на лестнице, а затем зажал сигарету между губ и подкурил. И вновь вокруг него образовалось облачко ментолового дыма. На языке был приятный и родной вкус горечи и мяты, который расслаблял и вновь позволял уйти в глубокие размышления. Взгляд зацепился за звёздный небосвод, а мысли уже были совершенно не здесь.       Конечно, он бы мог поделиться и другими переживаниями, например, что касается любви, но посчитал, что это чересчур на первый-то раз.       После разговора с Кэтрин ему стало легче. Он прям почувствовал, как одна глава его жизни завершилась. А точка, которую он не мог поставить долгое время, наконец-то стоит, благодаря чему наконец-то удалось покончить с прошлым и перейти в новое настоящее. Он окончательно смог простить и отпустить. Конечно, ему жаль, что она умерла. Жаль, что жизнь её обернулась вот так, но уже ничего не изменишь. Кэтрин не вернуть, да и возвращаться к прошлому Александр не горит никаким желанием. Он в особенности убедился в этом, когда полностью осознал, что все его мысли занимает Ребекка Майклсон. Даже закрывая глаза, он видел её перед собой. Видел её улыбку, сверкающие голубые глаза, пухлые губы… Ему снова хотелось прикоснуться к ней, увидеть её. Правда, виделись они каждый день, но этого казалось мало. Она часто смотрела на него. Но стоило Александру попытаться установить зрительный контакт, как тут же Ребекка отворачивалась. Наверняка всё ещё разбирается в себе, и он её понимал. Александр не станет её торопить. Он позволил ей выбирать. И готов ждать этого выбора ровно столько, сколько понадобиться…       Коулман не знает, сколько ещё он просидел на ступенях с тех пор, как Кэролайн оставила его, но когда очередная сигарета была докурена и затушена об дорожку, он взял тройку окурков, поднялся и направился в дом, чтобы выкинуть их и наконец-то пойти спать. Он надеялся, что теперь сон наконец-то придёт.

* * *

      У Адэлис была привычка не сидеть за столом и читать, а стоять и читать. Так ей казалось, что она лучше запоминает материал, да и более внимательна к мелочам. Она не думала, что начнёт пропадать в кабинете дедушки, учитывая, что до того, как он сам не направил её в поисках гримуара в эту комнату. Эндерсон была в кабинете лишь один раз, когда только приехала. Тогда он её ничем не заинтересовал, но сейчас она принялась просматривать всё, что видела. Любые предметы, но в основном её привлекали книги. Она вообще была удивлена, что такое количество важных гримуаров он оставил здесь. Честно, Адэлис не понимала, откуда здесь ещё под десяток неизвестных ей гримуаров, но раз они есть, то самое время их изучить, тем более и повод есть.       Она знала, что Элайджа всё ещё не поговорил с её отцом и ведьму это злило. Она переживала. Послание Вальдемары ни на минуту не выходило из её головы. Она пыталась придумать выход из положения или хотя бы найти его, но пока терпела лишь одни неудачи. Пролистывая страницу за страницей, она не находила ничего полезного для их ситуации, но находила множество ценной информации по целительству и даже по использованию магии хранителей. Было очень много информации о её огненной силе, воздушной, земной и всех остальных. Даже хотелось опробовать некоторые приёмы, но пока она не решалась, прежде желая всё изучить. Этими же книгами она поделится с сестрой, когда придёт время. Возможно, используя новые заклинания, это пробудит какие-то воспоминания. Потому что все последние дни не было абсолютно ничего, ни единого воспоминания.       Вчера, когда она здесь зачиталась, умудрилась заснуть за столом, а проснулась, когда почувствовала, что кто-то тряс её за плечо. Это была Кэролайн, которая обнаружила сладко спящую сестру на гримуаре, который использовала в качестве подушки. Тогда Форбс удалось отправить её спать в комнату и, конечно, не обошлось без вопросов, но Адэлис, в каком бы сонном состоянии не была, всё равно не рассказала о том, что её тяготит. Она даже смогла прочитать во взгляде Кэр что-то вроде:       « — Ну ладно, ладно… Я с тобой ещё позже поговорю».       Усмехнувшись своим мыслям, Адэлис вновь перевернула страницу, но сестрёнка никак не желала выходить из её мыслей. Эндерсон была приятна забота Кэролайн. И всё больше с каждым днём она ловила себя на мысли, будто и не было между ними этих двадцати лет. Будто они всегда друг друга знали. И это чувство было такое приятное, что не описать. Она теперь просто не представляет свою жизнь без сестры. С её появлением Адэлис почувствовала, будто обрела важную и потерянную часть себя… Одну из частей.       — Мне снова прийти и разбудить тебя через два часа? — послышался голос Кэролайн с порога. Эндерсон подняла на неё взгляд, широко улыбнувшись.       — Не думаю. Я выпила тонизирующий чай, поэтому энергия бьёт ключом.       Кэролайн улыбнулась, проходя к ней и останавливаясь по другую сторону стола.       — Что ты ищешь?       — Что-то, что мне нужно.       — А конкретнее? Понятно, что ты не от балды засиживаешься тут чуть ли не до утра.       Адэлис вздохнула, заправила передние пряди волос за уши и посмотрела на сестру каким-то тревожным взглядом.       — Я не хотела говорить по началу, но… — она упёрлась ладонями в стол. — Помнишь порез Элайджи, который появился после того, как он дотронулся до клинка? — Кэролайн кивнула, но тут же ощутила передавшееся ей напряжение. — Он не пропал. Затянулся, конечно, но на его месте появились шрамы серо-красного оттенка. Думаю, и так понятно, что шрамы для вампиров — не есть хороший след. У вас их не бывает, если дело не в тёмной магии.       — А тут дело как раз в ней, — со вздохом поняла Кэролайн. И хоть слова не звучали вопросом, ведьма Эндерсон всё равно кивнула.       — Я чувствую негативную энергию в этом следе, что неудивительно. Вальдемара не имела нимба над головой. Мне так же удалось расшифровать послание, которое было на тех листах.       — Почему не сказала?       — Решила дать времени себе и Элайдже, — пожала она плечами. — Мы не хотели никого волновать…       — Да вы оба с ума сошли?! — громко воскликнула Форбс, но тут же утихла, вспомнив, что они далеко не одни в доме. — Кого вы не хотели волновать? Близких людей, которые теперь возжелают вправить вам мозги? — распалялась Форбс, крича на сестру шёпотом. — Что за слепое благородство? Во имя чего? Чего вы ожидали? Почему сразу о всём не рассказали?       — Кэр, пожалуйста, — Эндерсон подняла ладонь, призывая её к спокойствию. — Я и так поняла, что это было аморально, и мы должны были рассказать сразу. Мы с ним договорились, что в начале он поговорит с моим отцом. Дарен хоть что-то смыслит в проклятиях, а я в этом, как сказала ранее Элайдже, ноль без палочки. Он не хотел волновать Клауса, поэтому попросил меня пока воздержаться от оглашения неприятных новостей.       Форбс тяжело вздохнула, возведя взгляд к тёмно-коричневому потолку. В кабинете было темно, плотные шторы закрывали окна, поэтому свет был лишь благодаря зажжённым свечкам. Ей стоило некоторых усилий, чтобы воздержаться от желания продолжать вправлять мозги сестре, а затем и старшему Майклсону при встрече.       — Ладно… Что в том послании?       — «И будет проклят тот, кто посмел тронуть оружие ему не принадлежащее. Страдать ты будешь от моего колдовства столько, сколько судьбою тебе предначертано», — пересказала она послание. — Речь, как понимаешь, о каком-то проклятии. Каком, правда, неясно. Вот я и ищу хоть что-то, хоть какую-то зацепку по симптомам.       — Какие симптомы?       — Жар конкретно в части шрамов и зуд под кожей. Пока всё. Правда, зная о том, как действуют проклятия, я более чем уверена, что этим не обойдётся. Понятия не имею, что будет дальше, но я не хочу это запускать. Проклятие может изменить человека, его энергетические тела, разум… Всё, до чего только доберётся.       Лицо Кэролайн тут же разгладилось, а во взгляде поселилась тревога. Она смотрела на взволнованную сестру, и желание поругать её тут же сошло на нет. Она обошла стол и обняла её за плечи.       — Что-то придумаем. Я уверена, есть решение.       — Конечно, есть! — не сомневалась ведьма. — Даже смерть можно избежать при особом желание, но решение нашей проблемы будет найти тяжело. Кинжалы были созданы самою Вальдемарой и наделены её силой. Значит, с вероятностью в девяносто девять процентов — я уверена, что и проклятие — её изобретение. Но у меня нет её гримуаров. Только те несчастные листы и всё…       — Несчастные листы, говоришь… — серьёзным тоном произнесла Кэр, на что Адэлис нахмурилась, чуть отстранившись от неё, чтобы взглянуть в глаза. — У меня появилась одна увлекательная идея…       — Я слушаю.       — Что если мы съездим в Ричмонд, в ведьмовскую лавку Рамлы. Если есть эти листы, то должно быть что-то ещё. Не могло остаться только это — я уверена.       Лис сощурилась, прикидывая, насколько это реально, но уже через пару секунд на её губах появилась предвкушающая и хитрая улыбка.       — Обожаю тебя, — она вновь прижала сестру к себе. — Это отличная мысль!       — Есть кстати ещё одна, — смеясь, ответила Форбс. Адэлис снова отстранилась и посмотрела на неё. — Давай восстановим хронологию событий, — Кэролайн села на свободный угол стола, закинув ногу на ногу. — Элайджа получил ранение только после того, как дотронулся до кинжала. Соответственно, проклятие находится в самом клинке. И, я думаю, что нужно бороться не только с тем, что оно отдало, но и с тем, что живёт в нём. Судя по легенде, клинок наделён несколькими свойствами. Он может убить не только тело, но и душу, и, как мы выяснили, проклясть, если кому-то всё-таки удастся дотронуться до него. Нужно просканировать его.       — Да, согласна! — закивала Лис, облокотившись спиной об книжный шкаф. — Я даже пыталась это сделать, но не почувствовала ничего. Поэтому у меня несколько вариантов. Первый: клинок каждого владельца действует по-особенному, исходя из его сверхъестественных особенностей. Возможно, клинок Хейли подействовал вот так агрессивно из-за сущности оборотня. Сомневаюсь, конечно, что остальные будут мягче, но допускаю, что результат может быть другим. Второе: клинок защищён от считывания, то есть он не даёт понять даже своему владельцу, какими свойствами конкретно обладает. Возможно, это своего рода сюрприз в кармане, который может быть как приятный, так и нет. Это меня не радует. Ну и третье: я не владею магией артефактов. Мне это направление не знакомо, вернее как… Знакомо, но на троечку. Я могу создать защитный амулет, но на этом мои полномочия всё, — с усмешкой развела она руки. — Есть ведьмы и колдуны, которые способны проникать в сам артефакт и устанавливать в нём такие механизмы как… — Эндерсон взмахнула рукой, не зная, как правильно выразить свои мысли. — Как я, если вдруг захочу проникнуть в чью-то голову и поставить одну из самых серьёзных программ на что-либо.       — Помню, ты говорила, что у тебя есть ведьма, которая владеет похожей магией.       — Да, — вновь кивнула ведьма. — Нерисса Хоггарт. Я её зову Несси, но она в Румынии. Помочь потому не сможет, хотя могла бы. Это её профиль. Я не встречала ведьм и колдунов, кто бы так же ловко управлялся с магией артефактов. Это как механика, не всем подвластна, но для Несси — это её стихия.       — Но если мы будем в Румынии, то мы сможем к ней заглянуть. Только возьмём с собою клинки.       — Как вариант, — согласилась Эндерсон. — Останется только придумать, как ей дотронуться до них без вреда себе, но, уверена, у Несси много всяких штучек в арсенале. Вообще, думаю, нас пути и так сведут. Она единственная, кто может поставлять достоверную информацию и помогать, при этом не участвуя во всём бедламе, что сейчас творится. Правда, я больше полугода с ней не связывалась. Может, стоит позвонить и узнать, как вообще обстоят дела в Румынии, учитывая… — она многозначительно покачала головой, — сама понимаешь.       — Думаю, да. Это сделать нужно. Если всё так, как ты говоришь, то Нерисса может стать нашими глазами и ушами, пока мы здесь. Она же не откажет?       — Мало вероятно. Она, скорее всего, призирает всё, что сейчас происходит там. Это было бы в её стиле.       — Ну, кстати, остальные версии насчёт клинка тоже интересны. Мне кажется, над этим можно подумать.       — Можно, но я уже подумала и меня ничего к этому не привело. Поэтому единственная моя надежда, помимо отца, это Нерисса. Она хотя бы сможет пролить свет на то, что таит в себе творение Вальдемары.       — Конечно, — Кэролайн спрыгнула со стола, взяла сестру за руку и потянула к выходу. — Но разберёмся уже со всем завтра, а сейчас предлагаю пойти лечь спать, ну или хотя бы включить кино, а там как пойдёт. Согласна?       — И как я могу тебе отказать, сестрица? — Адэлис в один шаг оказалась рядом, обнимая её одной рукой. — Пошли, возьмём чего-нибудь вкусненького для начала.

* * *

      Особняк Майклсонов, Мистик-Фоллс       24 июня 2016 года       Солнце давно взошло над городом, осветив улочки и комнаты, в которые мог проникнуть утренний свет, если на окнах не было штор. У Ребекки они были, поэтому у неё в спальне было темно так же, как и ночью. Вчера она даже будильник не завела, наплевав на всё. Первородная сказала самой себе, что будет спать, пока не выспится полностью. Ребекка знала, что её даже никто не потревожит, пока она сама не соизволит встать. Поэтому она наслаждалась снами, которые её посещали в течение всей ночи и утра.       Если бы девушка сейчас сладко не спала, то смогла бы услышать шаги, которые осторожно приближались к её комнате. Дверь открылась, даже не скрипнув и в спальню вошёл Клаус со столиком, на котором стоял свежеприготовленный завтрак. Между прочим, он сам хлопотал над ним, отвергнув предложения в помощи в лицах Кэролайн и Адэлис. Отверг со словами:       «— Дорогие дамы, ценю ваше желание помочь мне. Но я обидел Ребекку, мне и исправляться и хлопотать над прощением».       Сёстры лишь пожали плечами, улыбнулись и вернулись за небольшой столик к Элайдже, с которым распивали чай.       Клаус, правда говоря, готовил редко, но, что называется, метко. Навыки в готовке у него были весьма неплохие, поэтому испечь блинчики, выложить красивую композицию из ягод, приготовить капучино с карамельным сиропом и найти любимую шоколадку в дополнение — не составило труда. В целом он был горд собой, потому что каждый собственный шаг в готовке контролировал как никогда, желая угодить Ребекке. И когда всё было готово, он оказался здесь. Благо у него есть вампирское зрение, иначе весь стол уже давно был бы на полу с перевёрнутым завтраком.       Подойдя к просторной кровати, он поставил столик подальше от ног сестры, чтобы она ненароком во сне его не смахнула, и тихо открыл шторы. Ребекка и ухом не повела, потому что, видимо, сны были захватывающими и интересными, а лицо было повёрнуто в другою сторону от окна, поэтому, Клаус думал, ей там особо не посветлело. Вновь взял столик в руки и посмотрел на спящую сестру. Хоть и с этой стороны он не видел её лица, но знал, что она была прекрасна. Когда они выросли, то почти никогда не сидели друг с другом. Он не сидел с ней, как это любил делать в детстве. Ребекка, будучи совсем ребёнком, часто страдала от кошмаров и многих страхов, которые их провоцировали. Сестра часто вскрикивала ночью и прежде, чем она успевала позвать родителей, с ней рядом оказывался именно Клаус. Он, являясь точно таким же ребёнком не на много старше её, ложился рядом с Ребеккой и крепко обнимал, нашёптывая о том, что он всегда рядом, что не позволит никаким страхам навредить ей. Обещал, что вечно будет защищать и никогда не обидит…       «Никогда не обижу…»       От воспоминания о собственном обещание стало в миг погано на душе. Он нарушил это обещание миллион раз за эту тысячу лет. Перед глазами тут же замелькали картинки прошлого, где он давал Ребекке поводы не просто обидеться на него, а возненавидеть. И временами казалось, что она начинала ненавидеть его, но так и ни раз за тысячу лет не смогла отвернуться от брата окончательно. Она была с ним в самые непростые моменты, даже когда ради возможной мести за его отвратительное отношение могла развернуться и уйти, оставив Клауса в одиночестве со своим горем и проблемами. Она была с ним, когда он потерял ребёнка. Ребекка поддерживала его и была так близко, как не была за все последние годы до того события…       *воспоминание…       «Сильные руки Ребекки, которые на вид такими не казались, обнимали Клауса за плечи, пока они сидели у кровати. Он обнимал свои колени и смотрел в большие окна не моргающим, но мокрым от застывших слёз — взглядом. Они просто молчали, не говоря ни слова. Ребекка тогда только вернулась, когда узнала, что они не смогли спасти девочку. Она, не разбирая вещи, влетела в дом и почти сразу помчалась наверх в комнату брата. Сначала он пытался выгнать её, но сестра не ушла. Какое-то время Ребекка сидела в сторонке, наблюдая за ним, за его бледной тенью и опустошённым обликом. Ник выглядел неважно, но его это абсолютно не волновало. Кажется, его в принципе ничего не волновало, кроме неутолимой жажды мести. Но долго в одиночестве Ребекка просидеть не смогла. Стоило Клаусу только опустится на пол рядом с кроватью, как она оказалась рядом.       — Избавь меня от своей жалости, сестра, — его голос был безжизненным, холодным, даже лишён привычной злобы или недовольства. Создавалось впечатление, что Клаус старался создать эти эмоции, но у него ничего не выходило. — Я терпеть не могу это чувство.       — Это не жалость, Ник, — ответила она, посмотрев на него, но взгляд брата всё так же был прикован к окну и ночному небу. — Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя одиноким. То, что случилось — это ужасно, одна из самых больших потерь нашей семьи. Это горе. Но я не хочу, чтобы ты проходил через него один. Никто не хочет. И чтобы ты не делал, ты не сможешь оттолкнуть меня.       — Я отталкивал тебя на протяжение тысячи лет, Ребекка, своими выходками. Ещё одна лишней не будет. Я хочу остаться один, — он вдруг перевёл на неё мокрый и покрасневший взгляд. Голос всё так же был ровным, не дрожащим. — Уходи, — лишь одно слово и он снова потерял к ней всякий интерес, обратив внимание на вид из окна.       Ребекка лишь на мгновение опустила голову и поджала руки. Уходить она не хотела, да и не станет. Единственное, как она может перешагнуть порог его комнаты в данный момент, это если сам Клаус встанет, возьмёт её на руки и выставит за свой порог. Поэтому, уже в следующий момент она своими ладонями сжала его плечи, заставив вновь взглянуть на неё.       — Я могла уйти от тебя миллион раз, Клаус. Попросил бы ты это в любой другой момент, когда я была готова это сделать, я бы ушла. Но сейчас, когда ты нуждаешься в семье, во мне, я не уйду, даже если ты выкинешь меня из окна или вынесешь на руках из комнаты. Ты можешь отрицать это и говорить, что тебе никто не нужен, как и всегда, но мы оба знаем, что это самообман. Я могу сидеть молча, если тебя напрягает моя речь, но я не оставлю тебя. Не оставлю точно так же, как и ты не оставлял меня, когда я нуждалась в тебе. Я буду рядом, Ник, — она коснулась своим лбом его. — Всегда и навечно, братец».       Воспоминание приятное, но Клаусу вновь стало стыдно за свои поступки. Захотелось закрыть глаза, отвести взгляд, но он не сделал этого, лишь сердце неприятно отзывалось в груди на собственные же позорные поступки. Сестра всегда была рядом, а он будто это действительно не ценил, вытворяя какой-то новый закидон каждый раз.       «Мне тошно от самого себя».       Вздохнув и решив, что стоять больше нет смысла, иначе блинчики и кофе остынут, Клаус вновь поставил столик на кровать, провёл чуть вспотевшими ладонями по ткани джинсов и присел на кровать рядом с сестрой. Наклонился и аккуратно, касаясь лишь одних блондинистых волос, убрал локоны с лица и поцеловал сестру в щёку, пощекотав нежную кожу отросшей вновь щетиной. Ребекка поморщилась, но глаза не открыла.       — Просыпайся, сестрёнка, — он нежно провёл ладонью по её спине, которая была скрыта под шёлковой ночнушкой и частично одеялом.       — Ник? — пробормотала она со всё ещё закрытыми глазами.       По началу Ребекка не поняла, откуда до неё донёсся голос брата. Был ли это сон или реальность? Открыв глаза, по началу она не увидела его перед собой и решив, что ей это приснилось, вдруг почувствовала запах свежего кофе, блинчиков и ягод. Резко обернулась, встретившись с добрым взглядом брата, который был полон раскаяния. Она даже не обратила внимание на то, что он в джинсах сидит у неё на кровати, потому что всё ещё была сонной, а так бы непременно наругала бы.       — С добрым утром, Ребекка.       — Что происходит? — она потёрла глаза и зевнула.       — Ничего такого, что могло бы заставить тебя волноваться, — успокоил он её, произнеся всё совершенно спокойным голосом. — Ну, кроме того, что я приготовил тебе завтрак.       — Ты приготовил завтрак? — не поверила она своим ушам. — Сейчас пойдёт снег?       Клаус засмеялся, но ничего не ответил на это.       — С чего вдруг?       — С того, что твой плохой брат понял свою ошибку. Понял почти сразу, как её совершил, — Клаус опустился на колени перед кроватью, беря в свои руки холодную ладонь поражённой Ребекки.       «Я что, всё ещё сплю?»       — Ребекка, я идиот, придурок и ты была права, — на выдохе произнёс он. — Несколько дней назад я позволил себе влезть в твои чувства, в твою личную жизнь, хотя сам того не терплю… Я был неправ. Я был неправ и тогда, когда сказал тебе, что ты не должна совать свой нос в мою личную жизнь. Это не совсем так. Мы брат и сестра. Мы знаем друг друга всю жизнь. Мы видели как росли, влюблялись, совершали первые убийства, покоряли вершины и строили царства. Мы знаем о личных жизнях друг друга куда больше, чем кто-либо ещё о личной жизни любого другого человека на этой земле. Ты моя сестра и имеешь право знать, что происходит у меня. Имеешь право высказывать своё мнение. И как бы я не был зол и не любил, когда вы, мои дорогие братья и сёстры, уважаете влезть в мою душу, я прислушиваюсь к вам, к тебе. Мне важно слышать ваше мнение, как бы порой я не настаивал на обратном. И ты так же была права в том, что я куда чаще цепляюсь к плохому, нежели к хорошему, — он преподнёс нежную женскую ладонь к своим губам и оставил один поцелуй, после чего коснулся тыльной стороны своим лбом. — Я по другому не умею, Ребекка. Пытаюсь, но не всегда получается. Я пытаюсь понимать людей, Марселя, но не всегда то, что я осознаю, меня радует. Я срываюсь. Я, конечно, не готов перегрызть ему глотку, по крайней мере не в прямом смысле этого выражения, но покричать и по угрожать расправой всё-таки хочется. Да, я такой: временами неуравновешенный психопат, жестокий убийца, манипулятор и ещё есть тысяча других эпитетов, которые ты вписала в мою биографию; но я никогда не смогу измениться полностью. Я не стану ангелом, не отращу белые крылья… У меня всегда будут торчать небольшие рожки, — он усмехнулся своим же словам, всё ещё сжимая её ладонь, держа у собственного лба. — И я весь буду купаться в крови своих жертв и врагов. Но одно останется неизменным — безграничная любовь и благодарность моей семье, — Ребекка боялась даже вдохнуть. Казалось, она вообще забыла — как дышать. Она смотрела безумными глазами на брата, не веря, что всё это слышит. — Я бесчисленное количество раз поступал несправедливо по отношению ко всем вам: к Фрее, Элайджей, Колу и к тебе. В особенности к тебе, — Клаус вдруг поднял на неё взгляд, увидев в её глазах застывшие слёзы и трепещущие ресницы. — Я был жесток к тебе, сестра. Я был несправедлив к тебе, не брал в расчёт и считал несерьёзными твои чувства и желания. Я был неправ. Очень часто неправ. Я лишал тебя счастья не только потому, что тебя были недостойны, но и потому что боялся потерять тебя. Ты — моя слабость, Ребекка. И каждый раз, когда ты плакала из-за очередного ухажёра, который смел тебя обидеть, я не мог не сдирать с них шкуру, наслаждаясь их страданиями и воплями. Я делал это с особой любовью и пристрастием, наказывая таким образом за боль, что они тебе причинили, либо могли причинить. Но я бы никогда такого не сделал, если бы ты встретила действительно достойного человека. Я понимаю, что эти слова не оправдывают всего того ужаса, что я сотворил, но, сестра, я желаю тебе счастья, — теперь пришла очередь Ребекки замечать, как влага набежала на его глаза. — Я как никто другой желаю, чтобы ты была счастлива, любима. Чтобы ты была у человека на первом месте. Я хочу, чтобы ты получила от жизни всего, что хочешь. И я не хочу больше причинять тебе боль, сестра. Я сам страдал каждый раз, когда являлся причиной твоих слёз. Да, я мог не показывать этого, но это так. Я даю тебе своё слово, что впредь буду стараться держать себя под контролем. Даю слово, что я приложу все усилия, чтобы больше не ранить тебя даже словом. Больше никакой боли, Ребекка. Я больше не позволю тебе чувствовать боль из-за такого человека, как я. Прошу, Ребекка, я прошу твоего прощения. Прости меня, сестрёнка. Прости меня за всё.       Губы Ребекки бесконтрольно дрожали, а в горле застрял необъяснимый ком, который не удавалось проглотить. Слёзы покатились по её щекам, когда Клаус едва успел завершить свою речь. Она никогда не слышала от него подобных слов, такого раскаяния. В голове эхом звучали все слова разом. Это что-то новое, что-то, чего она никогда не забудет. Ребекка чувствовала, что это не просто слова. Это нечто большее. Это почти что исповедь. Когда Клаус говорил, она видела, чувствовала, что все эти слова шли из самого сердца. Он явно не готовил речь, говорил от души, прямо от сердца из которого лились истинные слова и чувства.       Заметив покатившееся по её щекам слёзы, Клаус вдруг ощутил нечто влажное и на своих щеках, но он даже не моргал, внимательно всматриваясь в заплаканное лицо Ребекки. Он всё ещё сидел на коленях, ожидая хоть каких-то слов от сестры. И чем дольше она молчала, тем тревожнее ему становилось. Он впервые такое испытывает. Впервые просил прощения у сестры настолько искренне, выдавая все свои чувства и выворачивая наизнанку душу, будто находился на исповеди, но от этого стало значительно легче. Теперь ход за Ребеккой, но он готов ко всему.       — Ник, — она потянула его за руку, требуя сесть к ней на кровать. Клаус тут же поднялся и присел рядом, дотронувшись до её лица. Он стёр большими пальцами влажные дорожки с её щёк, оставленные слезами. — Это сама душещипательная речь, которую мне только доводилось слышать из твоих уст, — хихикнула она сквозь слёзы, шмыгая носом. Положив свои ладони поверх его, кои Ник держал на её лице, Ребекка мягко убрала их, положив себе на ноги и крепко сжав. — Единственное, чего я хочу, брат, это чтобы ты понял, что у тебя нет никого роднее и ближе твоей семьи. Элайджа не спроста всю свою тысячу лет настаивал на верности и любви в первую очередь к своей семье. Семья — это сила. Если мы вместе, работаем слаженно и не ругаемся, то нас вдвойне, а то и втройне тяжелее одолеть. Наша сила в нас самих, друг в друге. Когда одно из звеньев рушится, отламывается, происходит раскол и упадок силы у всех разом, но мы в силах её восстановить все вместе… — она тяжело вдохнула, пытаясь совладать с эмоциями. — И я тоже была неправа, когда в наглую влезла в твою душу. Это было неправильно. Я слово с цепи сорвалась. Мне ужасно стыдно за все те слова, которые я наговорила тебе, за то, как оскорбила тебя.       — Не извиняйся, Ребекка. Ты во всём была права…       — Нет! — покачала она головой. — Даже если доля правды в моих словах была, я не должна была выражаться так резко, ведь ты всё же мой брат, а не случайный знакомый с улицы. Все эти дни мне тоже было не просто. Меня сжирало чувство вины перед тобой. Поэтому, я так же прошу тебя, простить меня. У меня нет никого ближе и дороже моей семьи… тебя. Мы все не идеальны, но родственников не выбирают и других мне не надо. Я люблю тебя, Ник, — она притянула его к себе, крепко обнимая. — И каким садистом и манипулятором ты бы не был, другого мне не нужно. Некоторые твои методы меня даже восхищают, ты же знаешь. Ты меня восхищаешь, даже когда я слишком зла на тебя. Даже в такие моменты я тебя люблю, даже если стараюсь ненавидеть. За всю тысячу лет не было ни дня, в который я бы возненавидела тебя окончательно. Я всегда тебя любила и буду любить. Я прощаю тебя, Ник.       Он точно так же в ответ крепко прижал сестру к себе, поглаживая её по голове и целуя в голову, которая пахла каким-то приятным сладким ароматом, напоминающий ваниль с чем-то ещё. Он чувствовал текущие по собственным щекам — слёзы. Плечи Ребекки изредка потрагивали. Сейчас они вдвоём испытывали радостное чувства облегчения и лёгкости. Им никогда не нравилось ругаться, но утихомирить взрывные характеры с задатками лидеров не так просто. Но они будут стараться. Клаус так точно. Он всерьёз задумался над своим обещанием и, как сказал, приложит к его исполнению все свои усилия.       Ребекка немного отстранилась, чтобы поцеловать брата в щёку и соприкоснуться с ним лбом.       — Я тоже люблю тебя, сестра, — он тут же встретился с ней взглядом. — Всегда и навечно, Ребекка.       — Всегда и навечно, Ник.       Она прижалась к нему, как маленькая девочка, как когда-то в далёком детстве. Ей так не хватало вот таких простых братских объятий, разговоров. Сейчас она не видела перед собой Клауса. На секунду ей показалось, что они перенеслись на тысячу лет назад, когда он был для неё Ником, а для всех остальных Никлаусом — старшим и младшим братом, таким родным, любимым и любящим. Он обнимал её так, словно хотел спрятать от всего мира, защитить. Его объятия укутывали и дарили тепло, которое шло из сердца.       — Надеюсь, ты составишь мне компанию за завтраком? — спросила она, солнечно улыбнувшись. Клаус скопировал её улыбку, незамедлительно решив ответить.       — Конечно, сестра, а потом мы спустимся вниз. Я хочу тебе кое-что показать.       Ребекка заинтересованно приподняла брови, но ничего не сказала. Она, наплевав на то, что брат в уличной одежде, похлопала на место рядом с собой. Клаус придвинул к ним столик и с удовольствием разделил двадцать прекрасных минут с Ребеккой, болтая обо всём. Он, правда, старался есть реже, чтобы сестрице досталось больше. К слову, Бекка похвалила его кулинарное творение, уплетая вкуснейший завтрак за обе щёки, делясь так же оладушками с Ником и ягодами. Они давно так весло не проводили время. И, конечно, Ребекка не могла отделаться от домыслов о том, что её может поджидать внизу.

* * *

      Рано утром, как только закончилась тренировка, Элайджа и Адэлис поехали в круглосуточный зоомагазин, а Клаус и Кэролайн за щенком. Конечно, когда девушки узнали о том, как Клаус хочет попросить прощение у Ребекки, решив пойти на такой шаг, то пришли в полный шок. Особенно Кэролайн. Но они обе с радостью поддержали его идею. Сёстры были в таком же предвкушение, особенно Кэр, которая ехала вместе с Клаусом за новым жителем. Когда они приехали на участок к той женщине, то их в один момент окружило шесть щенят. Все скакали вокруг, путались под ногами. Ник боялся сделать лишний шаг в сторону, опасаясь, что задавит одного из них. Его же любимая просто присела на корточки и начала всех гладить, пока Майклсон решал вопросы с документами, оплатой и прочим. Им ещё крупно повезло, что у щенков уже стояли все необходимые прививки и были готовы документы, поэтому забирать пёсика можно было уже сегодня, сейчас…       Самый непростой момент был в выборе щенка. Они все были красивые, игривые. Клаус долго сидел и наблюдал за ними, пытаясь понять природу их поведения. По его мнению, щенок не должен быть чересчур игривым. Он хотел прям почувствовать в собаке некие задатки лидера, твёрдости. Хотел, чтобы кто-то из щенков показал свой ум и своё «Я». Долго думал, как заставить их продемонстрировать интересующие его качества. Каждый из щенков был помечен разноцветными ленточками, чтобы их не спутать. Кэролайн, к теме, приглянулся мальчик с голубой ленточкой. Он был очень ласковым и игривым. Клаусу, чисто на вид, приглянулся тоже мальчик, но с оранжевой ленточкой. Спросив у хозяйки, знают ли они уже какие-нибудь команды, на что получив одобрительный ответ и пояснение, которое гласило, что щенки знают команды «сидеть» и «рядом», Клаус удовлетворённо улыбнулся. Тогда он поднялся с кресла и прошёл под заинтересованный взгляд заводчицы и щенков на другой конец просторной гостиной и опустился на корточки.       Клаус прекрасно знал, что у всех животных есть свой характер, как и у людей. Некоторые, заметив перед собой сильного человека, который может давить на них в энергетическом и психологическом планет, — убегут, либо промолчат лишний раз, решив не вступать в конфликт, который, по их мнению, всё равно не увенчается успехом. Другие же, которые не согласны с мнением лидера, либо просто с энергетически сильного человека, который мог задавить своей энергией других, но не их, будут до конца отстаивать и защищать своё мнение и верную точку зрения. Они тоже чувствуют в себе задатки лидера, хозяина собственной жизни и не готовы так просто прогибаться под другим человеком. Они не потерпят тем более то, когда на их территории кто-то другой захочет стать лидером и начать качать свои права. Клаус так же знал, что животные очень восприимчивы к энергиям, которые не чувствуют люди, поэтому план в его голове созрел быстро.       Щенки вились вокруг Кэролайн, что было неудивительно, ведь её энергия чиста, как и сердце, а животные это чувствовали, но когда Клаус оказался на другом конце комнаты, некоторые из них сели рядом с его любимой, а другие стояли на своих четырёх лапах и виляли хвостиками. Заводчица, поинтересовавшись, что запланировал делать Никлаус, получила в ответ лишь коварную улыбку. Кэролайн заинтересованно наклонила голову, почувствовав телом энергетические волны, которые явно были сильнее вампирской энергии. Стало очевидно, Клаус обращался к внутреннему волку, пробуждая его в своём сердце. Щенок — девочка с розовой ленточкой тут же убежала к хозяйке, спрятавшись у неё за ногами. В след за ней прибежал мальчик с красной ленточкой на шее. Остальные стояли на одном месте. Кэролайн даже заметила, что глаза Ника сверкнули едва заметным золотым светом. С немалого расстояния можно было подумать, что как-то причудливо падал свет. Щенок с голубой ленточкой, который так понравился Кэролайн, лёг радом с ней, положив голову между лап. Он тихо поскуливал, словно признавая лидерство другого сильного существа. Девочка с жёлтой ленточкой какое-то время мялась на одном месте, но, неожиданно рыкнув, убежала к хозяйке. И тогда Никлаус попросил оставшихся подойти к нему, помахав руками на себя. Голос его был мягок, но и вместе с этим настойчив. Оставшиеся щенки с голубой, зелёной и оранжевой ленточкой переглянулись, словно мысленно общаясь. Хоть и щенок с голубой ленточкой лёг, но Клаус не списывал его со счетов. Всё же он не убежал. И вот поднялся даже он. Они втроём медленно начали приближаться к Клаусу. Чем ближе они были, тем щеночки с голубой и зелёной ленточкой опускали голову, будто выражая уважение и при этом готовность принять нового лидера. Они не скулили, но посматривали своими маленькими глазками на гибрида с какой-то не озвученной просьбой. Немного позади них остался пёсик с оранжевой ленточкой. Он смотрел на своих братьев каким-то смешным и удивлённым взглядом. Клаус вновь позвал его, на что получил ответ в виде лая, а затем рыка. Заводчица в непонимание смотрела на него и на Кэролайн, которая так же увлеклась зрелищем. Щенок разражался лаем всё сильнее, не принимая энергию волка. Ему казалось, что чужак хочет власти на его территории.       Тогда Клаус подумал, что животные так же в силах чувствовать посыл и желания, тем более которые исходят от сверхъестественного существа. Он, натянув на лицо свою любимую маску садиста с маниакальным блеском в глазах, посмотрел на заводчицу, посылая невидимые импульсы, вызывая в своём сердце злость. И вдруг щенок подбежал и вцепился своей пока ещё маленькой пастью в рукав его тонкой джинсовки, при этом не переставая рычать. Заводчица тут же подскочила и начала требовать от Аки, — такова его кличка, — чтобы он немедленно отпустил. Женщина тут же стала извиняться, говоря что-то о том, что она понятия не имеет, что нашло на него. Аки всегда был добрым и миролюбивым, — так говорила она, — никогда и ни на кого не кидался, но мог защищать что-то своё, если у него хотели что-то отобрать. Клаус внимательно прослушал это, вновь заставив внутреннего зверя улечься и, словно по команде, с Аки сошло помутнение и он сам отпустил его, посмотрев обескураженно своими маленькими блестящими глазками на Майклсона. Клаус погладил его, впервые взяв кого-то из щенков на руки. Кэролайн, наблюдающая за ними, не смогла сдержать улыбки: Клаус, державший на руке этого маленького зверя, при этом широко улыбавшийся — был обворожителен. И тогда он сказал, что они берут его. Это прозвучало так уверенно и беспрекословно, что у женщины отпало любое желание задавать вопросы по типу: «А почему именно Аки»?. А сам Аки, на удивление, даже облизал Ника. И пока Ник не видел, Кэролайн не удержалась и сделала пару снимков…       И сидя сейчас в гостиной на полу вместе с сестрой, Адэлис и Кэролайн играли с щенком, забавляя его. Элайджа, сидевший в стороне на диване, лишь умилялся этому зрелищу.       Сам Элайджа и Адэлис, как было сказано раннее, в то время находились в зоомагазине. Стоило Эндерсон только переступить порог магазина, как её глаза тут же разбежались и, приложив немалые усилия к тому, чтобы собрать их и себя, она повела Майклсона по каждому отделу, объясняя, что и для чего нужно. Сегодня знания Майклсона, касаемо собак, явно прибавились. Его любимая провела целую лекцию о том: какую лежанку лучше выбрать: с бортиками или без; какой шампунь и кондиционер наиболее подходит щенкам этой породы; какой корм взять лучше и как переводить щенка с одного на другой, если возникнет такая необходимость; какие игрушки наиболее полезны и о многом другом. В конце Элайджа спросил, откуда она столько знает, на что Адэлис, пожав плечами, сказала, что хотела после золотого ретривера завести щенка породы Акита-ину, но не получилось. Да и первый опыт с Дином, — так звали её собаку, — очень сильно отложился в её памяти. Они с Джоном очень внимательно и с полным понимаем ответственности отнеслись к прибавлению в доме. Поэтому, когда весь товар был куплен, Элайджа не удивился, когда увидел на чеке весьма немаленькую сумму.       Элайджа даже потом поинтересовался о том, как у неё появился Дин, на что Адэлис поведала историю о том, что пёс появился у них случайно. Они никого не планировали заводить, но у соседки ощенилась собака, а щенков девать было некуда. Она искала, куда их пристроить и однажды, когда они с Джоном к ней зашли на чай, выбежал Дин, который весь вечер не отходил от Эндерсона, сидя у него рядом с ногой. Их соседка тогда пошутила, что он выбрал Джона. Сам же Эндерсон со смешком отмахнулся, а потом, раздумывая об этом несколько дней, признал, что этот лапочка поселился у него в сердце и мыслях. Он тогда обсудил всё с Адэлис, поинтересовался, как она отнесётся к тому, если в доме появится пополнение, и тут же получил крайне положительный ответ. Эндерсоны попросили поддержать Дина недельку, чтобы они смогли подготовиться и после, когда всё было куплено, забрали красавца к себе в дом. Хозяйка настаивала на том, что ей не нужны никакие деньги взамен, на что Джон сделал ей амулет, который женщина носит по сей день…       Вернулись они домой почти одновременно с Никлаусом и Кэролайн. Аки уснул в машине на руках вампирши, ведь весь путь она держала его на себе и гладила почти как новорождённого ребёнка. Она понимала, какой это стресс для животного — менять место жительства и окружение. К её удивлению, щенок вёл себя совершенно спокойно, держа свою голову у неё на плече и сопя на ухо. Клаус тогда ещё пошутил, что она как мать с ребёнком. Форбс посмеялась, сказав серьёзным голосом, что Аки пока и есть ребёнок. Ему всего-то два месяца. Майклсон спорить не стал. Поэтому, стоило им приехать домой и пройти в гостиную, где их уже ждали Элайджа и Алэлис. Кэролайн переложила малыша на лежанку, где он продолжил спать.       Сейчас этому маленькому чуду умилялись все, даже работающая в доме прислуга. И, что главное, все представляли реакцию Ребекки. Кэролайн, зная эмоциональность Ребекки, делала ставки, что древняя расплачется почти сразу, как только увидит щенка. Она сделает это, как только отойдёт от шока. Адэлис поддержала, добавив, что расплачется следом от этой милой картины. Кэр поддержала и её. Клаус и Элайджа попросили не затопить им гостиную слезами. И закончив этот разговор смехом, Ник ушёл на второй этаж со столиком для завтрака в постель к Ребекке, и пока они не спускались.       — Я уже жду не дождусь, — Кэролайн, присев на диван вместе с сестрой, потянулась к столику, взяв стакан с бурбоном.       — Я тоже, — поддержала её Адэлис, сев рядом с Элайджей.       — Поддерживаю вас, девочки. Очень любопытна реакция нашей сестры, — Майклсон допил свою порцию напитка, смотря при этом за щенком, который уже грыз на ковре жевательную косточку.       И вдруг они услышали шаги на лестнице. Они знали, что прежде в закрытую гостиную зайдёт Никлаус. Так и случилось. Он уговорил Ребекку подождать тридцать секунд за дверью.       — Иди к папочке на руки, Аки, — шёпотом сказал гибрид, поднимая на руки малыша. — Элайджа, — кивнул он брату на дверь.       Элайджа, ограничившись кивков, молчаливо поднялся и вышел из комнаты.       — Элайджа? — Ребекка с неким удивлением уставилась на брата. — Что происходит? — спросила она, когда брат начал обходить её.       — Скажу так, наш брат с большой ответственностью подошёл к тому, чтобы ты его простила. Он решил тебя порадовать, сестра. И чтобы весь сюрприз получился, как он задумал, я должен закрыть тебе глаза.       — Ох, — выдохнула она, чувствуя приятный тремор в груди, — хорошо. Закрывай.       И уже в следующий момент у Ребекки перед глазами была сплошная темнота. Она тут же начала фокусироваться на звуках, но ничего пока не слышала.       — Аки, даже не вздумай залаять раньше времени. Понял меня, приятель? — в этот же момент совсем тихо сказал Клаус, глядя в маленькие глазки щенка. Вместо ответа он получил поцелуй в нос. — Теперь не только ты будешь меня целовать, любовь моя, — подмигнул он поднявшейся Кэролайн.       — Кэролайн, прошу, — послышался голос Элайджи из-за закрытых дверей.       В следующую секунду двери в гостиную открылись даже без стука. Элайджа благодарно кивнул Форбс и повёл сестру вперёд.       — Боже, мне уже страшно от того, что ты, Ник, мог приготовить. Зная тебя, это может быть всё угодно. Но, то что я не чувствую здесь запаха крови, уже радует.       — Это бы было слишком банально, сестра, если бы я устроил тебе второй, но уже вампирский завтрак. Идеи есть?       Аки в этот момент заинтересованно смотрел на всех и вся, абсолютно не осознавая, что вообще происходит.       — Никаких, Ник, — слабо покачала она головой, чтобы не сбросить руки Элайджи со своих глаз раньше времени. — Не знаю… В твоём стиле было бы нарисовать что-то абстрактное, например. Хотя твой стиль пейзажи, импрессионизм и портреты, но может ты решил по креативить.       — Тоже банально. То, что я приготовил, никак не связно с моим хобби сестра.       — Даже так… — она похлопала в ладони. — Так-так-так… Может, какое-то крутое платье от элитного модельера?       — У тебя вкус непростой, Ребекка, — усмехнулся он. — Я бы не стал так рисковать.       — Чёрт, не знаю! Сдаюсь!       — Точно?       — Точно!       Клаус прошёл вперёд, останавливаясь от сестры в шести футах. Он почувствовал, как сердце пропустило один удар. Ник на ровне с другими ждал этого момента весь завтрак и пока Ребекка была в душе. Благо наряд она сегодня выбрала быстро.       — Тогда, сестрица, открывай глаза, — произнёс он, одновременно со всеми затаив дыхание.       Элайджа тут же убрал свои руки, а Ребекка, которая стояла с закрытыми глазами, почему-то даже не решалась разомкнуть веки. И, всё-таки распахнув их, ожидала увидеть что угодно, но не собаку на руках Ника.       — Боже…       — Его имя — Аки. Заводчица назвала его так. Мне нравится, а тебе, сестрица? — Клаус сделал ещё один шаг ей на встречу, пока Бекка прижимала руки к груди, не понимая, где бьётся её сердце и бьётся ли оно вообще.       — Нет, быть не может… Ты правда даришь мне собаку?       — Да, Ребекка. Аки теперь твой.       На её глазах появились слёзы, которые тут же покатились по её щекам. Этот маленький и сладкий малыш сидел на руках Ника, смотря на неё своими яркими и блестящими глазками, которые напоминали ей свет миллиарда звёзд, и совсем ничего не понимал. Аки смотрел на неё заинтересованно, словно изучал. И его маленькие глазки совсем округлились, когда он понял, что Клаус начал протягивать его новому человеку. Ребекка, до сих пор не веря своим глазам, и что всё это реально, протянула руки в ответ, принимая маленький пушистый комочек. Она осторожно прижала его к своей груди, мягко обнимая, боясь переборщить с силой. Такой маленький, тёплый, пушистый… От осознания, которое настигло её достаточно быстро, что теперь это её малыш и она должна о нём заботиться, гулять, возить к врачам на регулярные прививки и осмотры, — слёзы вновь покатились из её глаз, а губы шептали: «Мой Аки, мой зайчик».       Стоявшие позади Кэролайн и Адэлис, как и обещали, не сдержали слёз умиления, смотря на Ребекку, которая растаяла от взаимодействия с щенком и при этом, словно в один миг, расцвела.       Элайджа вышел из-за спины Ребекки, встав рядом с братом, который в этот же момент сделал шаг вперёд и поцеловал сестру в макушку. Она подняла на него свой заплаканный взгляд и нашла в нём все слова, которые Клаус уже озвучил и которые просто хотел передать вот так, смотря её в глаза, не произнося ни единого звука. Сегодня самый лучший день для Ребекки, который она никогда не забудет. Сегодня в её жизни появился малыш Аки, который, находясь на её руках, обнюхивал древнюю, а затем, как она только собралась его погладить, облизал ей руки. Она прямо сейчас была готова сорваться в зоомагазин, чтобы купить всё необходимое. Она даже не подумала о том, что Ник уже об этом позаботился. Поэтому, стоило ей только отойти немного от своего умиления и нахлынувших эмоций, как Ребекка заявила, что собирается прямо сейчас в зоомагазин. Благо засмеявшиеся в этот момент Элайджа и Адэлис остановили её, указав на дальний угол, где уже было подготовлено одно личное место для её щенка. Они посчитали, что одно обязательно должно быть в гостиной, где собираются абсолютно все, а с остальным Ребекка разберётся сама. На радостях расцеловав всех присутствующих, Ребекка каждому сказала, что она их обожает.       Пожалуй, этот день стал особенным для всех них. Никто и никогда не видел Ребекку настолько счастливой. В особенности сердце Никлауса сейчас радовалось как никогда. Он смог осчастливить сестру. Ради этих эмоций он готов подарить ей ещё десять собак, только лишь бы эта улыбка никогда не сходила с её лица.

* * *

      В этот же день Ребекка, Адэлис, Кэролайн и Саманта решили расслабиться перед завтрашним балом, на котором, по их нескромному мнению, соберутся все демоны этого города. Они приехали в новый спа-салон, который им посоветовала Саманта. Его несколько месяцев назад открыла её бывшая одноклассница. Салон пользовался популярностью в этом городе и имел хорошую прибыль. Когда их спросили, какие услуги они желают заказать, Ребекка, ответив за всех, сказала, что им нужен полный комплекс их услуг. Они могут уйти от сюда и в двенадцать часов ночи, но должны быть обязательно полностью отдохнувшими и будто заново родившимися. Девушки, что работали в салоне, с милыми улыбками пообещали, что сделают всё в лучшем виде.       И с трёх часов дня они потеряли счёт времени, пока получали разные процедуры и настоящий релакс. Им сделали чудесные массажи, уход за телом, лицом и волосами. Всё это время девушки выпивали чай, кофе и баловали себя здоровой, но при этом вкусной едой. Они сплетничали, веселились и просто расслаблялись сначала под спокойную музыку, а затем под фильмы, которые им предложили включить, чтобы было совсем душе хорошо. Чтобы не нагружать ум, дамы попросили включить комедии, чтобы совсем забыться и отключиться от реального мира проблем.       Ребекка, конечно, немного переживала за Аки. Его только сегодня привезли, а она уже упорхала в салон, но она поставила себе чёткую цель, что как только приедет домой, не уснёт до тех пор, пока не поиграть с ним час, а то и два. Она обустроила его спальное место так же в своей комнате. Благо Адэлис ещё в зоомагазине объяснила Элайдже для чего нужно выбирать минимум две лежанки для собаки, если у вас дом похожий на дворец. Сама Ребекка давно мечтала о собаке, поэтому о многих нюансах ей было известно, однако от советов Адэлис она не отказалась, выслушав с удовольствием старую подругу.       А ещё, когда они только отъехали от дома Майклсонов, то на повороте столкнулись с машиной Деймона, который собирался въехать на их территорию. Ребекка тогда опустила окно и вполне дружелюбно поинтересовалась, что они со Стефаном здесь забыли? На что Деймон пояснил, что у них мужской день, раз они женским коллективом собрались покинуть их на этот вечер. Сидевшая на переднем сидении Кэролайн тогда предупредила, чтобы они не думали сотворить что-то, чего бы им потом аукалось. Деймон, хитро улыбнувшись, ответил, что он подумает, подмигнул и завернул на территорию особняка, увидев перед этим лишь то, как Форбс красноречиво закатила глаза. А Стефан в свою очередь успел пожелать им приятного отдыха. И если бы он мог услышать, то до него дошли бы слова похвальбы из уст Ребекки Майклсон.

* * *

      Особняк Майклсонов, Вирджиния       — Какой сладкий ребёнок, — говорил Деймон, гладя спящего на его коленях Аки. — Не смотри так, Стефан, его есть нельзя.       Стефан велеречиво прикрыл глаза, с тяжёлым вздохом преподнеся хрустальный бокал к губам. Клаус и Элайджа переглянулись и усмехнулись на очередной подкол старшего Сальваторе.       — Я и не собирался, — пожал он плечами. — Это всё равно что ребёнка съесть. Я же не монстр.       — А на лесных жителей покушаешься, — поддержал раннюю реплику Деймона Клаус. — Они тоже как дети, даже меньше Аки.       — Как ты вообще решился на это? — поинтересовался Стефан, кивнув взглядом на спящего пса. — Не думал, что ты такой…       — Какой? — с ухмылкой поинтересовался Майклсон. — Ангел воплоти?       — Ага, — фыркнул Деймон. — Только без нимба и белых крыльев.       — И с рогами, на которых имеется засохшая кровь его жертв, — Элайджа взглянул на брата, не сдерживая язвительную улыбку. Клаус ответил ему не менее довольной улыбкой и вновь перевёл взгляд на Стефана.       — Не думал, что ты способен на такие хорошие поступки, — пожал плечами Сальваторе. — Помню тебя не таким. Раньше ты шёл на всё, что имело выгоду лишь для тебя, а не для других. Ты даже о сестре не всегда заботился.       — Я это делал по своему, — Клаус откинулся на спинку кресла. — Ребекка всегда была, есть и останется моей любимой младшей сестрой… А что насчёт меня в прошлом, с тех пор многое поменялось, мой друг. В том числе и я. Раньше я бы действительно на такой шаг не пошёл. А сейчас… — он постучал пальцами по подлокотнику кресла, — сейчас мне просто нравиться делать сестру счастливой.       Элайджа, слушавший это, радостно улыбнулся, посмотрев на брата с великим уважением. Деймон посмотрел на него, не скрывая того же уважения. В прочем, как и Стефан, хотя в его глазах всё ещё присутствовала тень удивления.       — Какие мысли у вас насчёт завтра? — поинтересовался Элайджа. — Как думаете, ради чего они затеяли этот бал?       — Понятия не имею, — пожал плечами Деймон. — Настораживает, что приглашены мы все. Не только вы, Адэлис… А все до одного, — вампир скривил губы, сделав глоток бурбона. — Представляю, что как только мы переступим порог дома, так мышеловка сразу захлопнется.       Элайджа задумчиво, облокотившейся на ладонь, задумчиво постучал пальцем по лбу, а затем отрицательно качнул головой.       — Я сомневаюсь в том, что там может быть мышеловка, как ты выражаешься. Слишком сложно для них. У нас гибриды, один из которых первородный. Колдуны и ведьмы. Древние. Обычные вампиры. Чтобы выбить почву под ногами у всех нас, им понадобиться придумать что-то очень… гениальное, что-то, что мы изначально упустим из поля зрения.       — Соглашусь с тобой, брат. Я допускаю, что может быть какая-то демонстрация. Возможно, нам захотят показать, насколько они уже сильны. Убивать нас они пока не могут, согласно договору.       — Поддерживаю твою версию, Никлаус. Правда, это так… по-детски.       — А кто они? — с недовольным цоканьем спросил Деймон. — И есть дети, некоторым из которых под тысячу лет. Вот жили все спокойно, радовались жизни и занимались своими делами, но духов так волнует наше, а в особенности — ваше спокойное существование, что они мешают спокойно существовать другим.       — Добро пожаловать в тысячу лет нашей жизни, — ухмыльнулся гибрид. — Нашей смерти хотят именно столько, но всё никак не могут убить.       — Свято верим, что не убьют и в этот раз, — Стефан указал на него рукой, в которой сжимал бокал. — И будем стараться, что никому из вас случайно не всадили кол и не прострелили сердце.       — Да-а… — протянул Клаус. — И самим в след за нами умирать не хочется, так ведь, Стефан? — ухмыльнулся первородный, на что собеседник согласно кивнул, даже не скрывая правды. — Конец месяца будет особенно сложным. Мы так же будем стараться защищать и вас. Потери в наши планы не входят. Тем более парни вы не плохие, на тот свет пока рановато.       Деймон, не сдержав смеха, ответил:       — Порой мне кажется, что я схожу с ума, когда слышу от тебя нечто подобное. Пару лет назад мы все были готовы перебить друг друга.       — Хочу немного поправить тебя, Деймон. Вы хотели перебить нас. Я изначально не искал конфликтов с вами.       — Я вообще готов был спокойно уйти со Стефаном, но вам же с милой Еленой спокойно не сиделось на ваших очаровательных задницах.       — Спасибо за комплимент, серый волк, — ухмыльнулся ему в ответ Сальваторе. — Ну я, честно говоря, был готов сидеть на жопе ровно, но, как ты верно заметил, Елена не была со мной согласна.       — Да, многое изменилось с тех пор, — Стеф на долю секунды опустил взгляд, гоняя по бокалу янтарную жидкость. — Даже в последний раз, когда мы здесь собирались, ты был готов меня поджарить, — припомнил он Клаусу его грешок, на что тот лишь улыбнулся.       — Да, а вы, видимо, в месть мне за все мои грехи, освободили всю мою родню. Мы квиты.       — Зато сейчас сидим и пьём как друзья, считаю, это победой для обеих сторон.       Все слова Деймона поддержали, чокнувшись друг с другом.       — Кстати, не думаете, что мы как-то нехорошо поступаем? — Стефан с вопросом прошёлся взглядом по каждому.       — О чём ты? — поинтересовался Элайджа.       — Собрались вчетвером и распиваем прекрасный и дорогой бурбон, а мистеру Эндерсону, как и Александру, даже не предложили присоединиться.       — Мистер Эндерсон приходит в себя после вчерашнего ритуала, — пояснил Элайджа. — Всё же после столь долгого перерыва в магических искусствах создание тульпы отняло немало сил.       — А Коулман?       Элайджа пожал плечами, понятия не имея, чем занят Александр. Однако признал, что зерно истины в словах Стефана есть. Клаус, до этого сидевший с задумчивым выражением лица, вдруг сказал:       — В целом, мы всегда можем поехать к ним.       — Кстати, я слышал, что ушедшую энергию хорошо восполняет бурбон, — Деймон поиграл бровями, как бы намекая на дальнейший план действий.       — Это где ты такое слышал? — спросил Элайджа.       — Нигде, — первее своего брата ответил Стефан. — Деймон у нас скоро Ганса Христиана Андерсена переплюнет, да, брат?       — Надо же как-то совершенствовать дар рассказчика.       — Идея, в целом, не плохая, — поддержал мыслю Деймона Элайджа. — Но на кого мы оставим Аки?       — Возьмём пса с собой, — предложил самый простой вариант старший Сальваторе.       — И чтобы Ребекка нас потом по очереди четвертовала? — умерил его пыл Клаус. — Уже слышу, как она говорит о том, что столь частые поездки пагубно отражаются на психологическом состояние животного.       — У вас прислуги полный дом, — Стефан перевёл взгляд с Клауса на Элайджу. — Оставьте этого ребёнка с кем-то, кому из персонала вы больше всего доверяете.       Клаус и Элайджа переглянулись, мысленно прикидывая возможный процент того, насколько Ребекка будет зла и соберётся спустить с них шкуры после того, как вернётся домой…       — Вот именно, — поддержал брата Деймон. — Поехали, навестим их. А то они там, наверное, сидят и скучают…

* * *

      Особняк Эндерсонов, Вирджиния       Александр шёл по второму этажу по направлению к лестнице, пританцовывая из-за музыки, что играла в его полноразмерных наушниках. Большую часть дня он читал, смотрел фильмы и гулял по участку. На самом деле, такой образ жизни ему постепенно начинал надоедать. Так хотелось выйти на работу, но Коулман понимал, что пока ещё не время. Хотя он уже всерьёз начинал задумываться о каком-то дистанционном заработке, потому что его сбережения тоже не вечны.       Спустившись на первый этаж, а затем в подвал, той же полутанцевальной походкой он подошёл к холодильнику с кровью. Достав один пакетик с первой положительной, он снял наушники, заставив их съехать себе на плечи и покинул подвал, открыв заветный ужин. Приятный вкус железа тут же вскружил голову, но Александр не любил ужинать за три секунды. Ему нравилось растягивать своё удовольствие, наслаждаясь прохладой и вкусом.       И когда Коулман уже был готов подняться на второй этаж, его отвлёк шелест бумаг, который доносился из гостиной, а если быть точнее, то из кабинета, в который можно попасть через гостиную. Он не спеша направился туда. В доме не было никого, кроме него и Дарена, поэтому ответ на его не озвученный вопрос был вполне ясен. Преодолев всю гостиную, он замер в открытых дверях на пороге кабинета, в котором сидел мистер Эндерсон и уже работал за ноутбуком и бумагами.       — Не отдыхается? — с усмешкой спросил Коулман.       — О, Александр! Проходи, не стой на пороге, — пригласил он его, указав на кресло, которое стояло рядом со столом. — Да, не отдыхается.       — Хочешь испытать на себе гнев родной дочери и заодно Саманты? Помниться, они строго на строго запретили тебе напрягаться.       — Разве это напряжение? — с улыбкой спросил колдун. — Я всего-то перебираю бумаги, настраиваю календарь, договариваюсь о встречах и совещаниях… А ещё связываюсь с юристами. И, кстати, я даже пью отвар, — в качестве доказательства он взял рядом стоящую кружку и сделал несколько глотков, чувствуя на языке вкус не совсем приятных трав и ягод.       — Юристами? — переспросил Коулман, на что Дарен кивнул. — Какие-то проблемы?       — Помнишь записи с видео камер, которые принесла Саманта из дома Алистера? Мы ещё упоминали об этом на том ужине, — Александр кивнул. — Там есть компроматы, но по моему мнению их недостаточно. Нужно ещё. Я хочу засадить своего старого друга по полной, чтобы он ответил за всё, что сделал в этой жизни.       — Похваленное стремление, — поддержал Александр. — Возможно, я смогу оказать свою помощь?       «Может, заодно получится поработать».       — У меня юридическое образование, — пояснил парень. — Последние годы я работал в Хоган Ловеллс.       — Правда? — изумленно приподнял тот брови. — Шестая юридическая компания по величине работающих сотрудников в мире и двенадцатая по величине объёма выручки. Недурно. Какую должность занимал?       — Адвокат. Поэтому, буду рад оказать помощь, если таковая понадобиться, либо хотя бы совет.       — Что ж, я подумаю, — улыбнулся ему Дарен, а Александр лишь молчаливо и с лёгкой улыбкой кивнул, сделав новый глоток крови.       — Как чувствуете себя?       — Гораздо лучше по сравнению со вчерашним. Долгий сон и эта дрянь, — кивнул он на кружку, — даже мёртвого на ноги поставят.       — Значит, будите с нами завтра на балу?       — Разумеется! Я этот цирк не пропущу.       Александр рассмеялся, ответив:       — Это точно! Главное, чтобы этот цирк не обернулся в бал для дьявола.       Дарен поднял на него хитрый взгляд, убирая какие-то документы в файл.       — Допускаю, что их демоны не сравняться с нашими.       И вдруг во входную дверь постучали, заставив мужчин одновременно устремив взгляды на выход из кабинета.       — Дамы ещё должны отдыхать, — заметил Эндерсон, взглянув в монитор ноутбука на часы.       — Разумеется! Поход в спа-салон тремя часами редко обходится, тем более, если речь идёт о наших дамах, — он поднялся. — Пойду, открою. Возможно, снова какого-то посыльного принесло.       Дарен кивнул и, стоило Александру покинуть его кабинет, начал прислушиваться, прикрыв ноутбук.       Тем временем Коулман вышел в холл, прислушиваясь. Никаких разговоров он за дверью не слышал. Убрав пакетик с кровью себе за спину, он открыл дверь. Лицо вампира тут же вытянулось от удивления. В гости наведались братья Сальваторе и Майклсоны.       — Деймон, ты был прав, — ухмыльнулся гибрид. — Скука на лицо. Мы в гости к вам приехали, — с замысловатой улыбкой оповестил Клаус.       — И мы, если что, не с пустыми руками, — Деймон помахал бутылками с бурбоном.       В этот момент, не усидевший на одном месте, в холл вышел Дарен и с не менее удивлённой физиономией посмотрел на гостей.       — Проходите, — Александр пропустил всех вперёд.       — Что-то случилось? — тут же спросил Дарен. Он был уверен, что парни не заявились бы сюда просто так, тем более когда в доме нет девушек.       — Мы собрались и подумали, что как-то негоже и вам отбиваться от коллектива, — пояснил Деймон. — И владея информацией о том, что вы чуток приболели, мы решили приехать сюда. Хотя особо больным не выглядите.       — Готов поспорить, что отвары Лис так хорошо ставят на ноги, — поддержал Ник.       — Верно, — Дарен развёл руки. — И хороший сон. Что ж, благодарю, что подумали о нас.       — Дамы между собой контакт наладили, — ответил ему с дружелюбной улыбкой Элайджа. — Пора и нам сделать то же самое. Согласны?       — Более чем, — согласился Александр. — Ну и с чего начнём налаживать контакт?       — С первого бокала бурбона, конечно, — взмахнул занятыми руками Деймон, вместе с тем произнеся одну простую истину. Можно подумать, они бы начали с чего-то другого. Всё остальное будет лишь следствием.

* * *

      — Чем сейчас планируете заняться? — спросила Ребекка, уже практически подъехав к особняку Эндерсонов.       — На часах десять, — пожала плечами Саманта, сидя на заднем сидении. — Думаю, я сразу отправлюсь спать.       — У меня сна не в одном глазу, — проговорила ведьма Эндерсон, сидя рядом с миссис Уилсон. — Думаю, продолжу изучать гримуары, что находятся в кабинете Джона.       — Я к тебе присоединюсь, — поддержала её Кэролайн, сидя на переднем пассажирском сидении. — У тебя самой какие планы, Ребекка? Может, по чашке чаю для начала? Что скажете, девочки? — Форбс в пол оборота обернулась на подруг.       — По четвёртой за день? — с усмешкой спросила Саманта. — Почему нет?       — В целом можно, — поддержала Ребекка. — Позвоню только Нику, узнаю, как там Аки.       — О-о-о, — протянула Адэлис, — думаю, в этом нет необходимости.       — В смысле?       Эндерсон кивнула вперёд на припаркованные машины. У гаража стояло две машины, одна из которых принадлежала Элайдже, а вторая Деймону Сальваторе. Лица девушек одновременно вытянулись от удивления. Ребекка остановила машину и вместе с остальными покинула салон, закрыв дверь.       — Что они тут забыли?       — Понятия не имею, — пожала плечами Адэлис, держа в руках чехол с платьем, как и остальные. После спа-салона они решили заехать и прикупить наряды на завтра. Кэролайн и Ребекка вдруг обернулись на дом, будто что-то услышали. — Что?       — Судя по смеху и музыке, там праздник, — ответила на её вопрос сестра.       — И без нас? — возмутилась Кэр. — Пошлите.       — Надеюсь, что Аки они с собой не взяли… Но с кем он тогда? — с волнением рассуждала Ребекка.       Тем временем в гостиной стояла по-настоящему дружеская атмосфера. За последние четыре часа парни перепробовали большое количество игр, чтобы развлечься и просто стереть границы какой-то неловкости и непонимания. Сейчас они решили сыграть в довольно популярную игру «Активити», непонятно откуда взяв настольную игру. Правда, правила они адоптировали под себя. Они не разбились на команды, а, как говориться, стали играть каждый сам за себя, но и от того было больше азарта и веселья. Активити, в отличие от тех же шахмат, к которым они решили прибегнуть с самого начала, разрядили обстановку даже круче той же мафии, в которую они перестали играть час назад. Никто даже и не заметил, как пролетело время.       Конечно, бурбон, как и обещал Деймон, сделал своё дело, расслабив всех. За эти часы они выпили на половину уже третью бутылку. Конечно, Дарен пил меньше всех, потому что не вампир, и страдать следом от похмелья не особо хотелось. А вот вампиры пили с огромным удовольствием, не заботясь ни о каком похмелье. Алкоголь расслаблял их, поднимал настроение и развязывал языки, но в остальном никак не выбивал их из колеи. Определённый плюс в вампиризме — пей сколько хочешь и всегда будешь в состояние едва ли пьяном, а на утро даже и не вспомнишь, что пил, благодаря отсутствию любых признаков похмелья.       Сейчас Деймон показывал что-то жестами.       — Пьяный? — с усмешкой предположил Клаус, наблюдая за его покачиваниями из стороны в сторону.       Деймон покачал головой, усилив покачивания.       — Головокружение? — выдал следующее предположение Александр, но ответ снова был отрицательным.       Деймон принялся ещё и дрожать, чем вызвал новые волны смеха.       — Обморожение? — предположил Стефан.       Он закатил глаза и покачал головой, показав по руке, что время тикает. И, чтобы было понятнее, начал осторожно передвигаться и при этом не переставал покачиваться.       — Все помнят выражение «корова на льду»? — со смешком спросил Элайджа, на что получил множество кивков. — Вот очень похоже!       — Я тебе жирный что ли? — возмущённо спросил Деймон. — Нет! Думайте лучше, парни! Время тикает. Осталось не больше пятнадцати секунд.       — Так ты показывай понятнее, — возмущённо взмахнул руками Коулман. — Всё туманно!       — Прозрачно! — парировал Деймон, вновь начав качаться.       — Может, землетрясение? — предположил Дарен.       — Вот! — на радостях воскликнул Сальваторе, хлопнув в ладоши. — А ты говорил туманно, — взглянул он на Александр. — Право, мистер Эндерсон, — Дарен в ответ шутливо поклонился, сидя на одном из кресел.       — А я соглашусь с Элайджей, — вдруг сказал Клаус, отпив из бокала бурбон. — Это было больше похоже на корову на льду.       — Вот если там вдруг будет такое задание, то вы наверное и подумаете на землетрясение, а не на корову, — с усмешкой предположил Деймон. — Твой ход, большой серый волк.       Несмотря на то, что угадал ответ Дарен, они решили играть по часовой стрелке, а не по правильно угаданным ответам. Так, им показалось, будет логичнее. Потому что подряд может угадывать один и тот же человек и вечно будет делать ходы, пока другие будут только отгадывать.       Клаус передвинул фишку и ему тоже выпал шаг пантомимы, на котором было такое действие, как «страсть». Поднявшись с дивана, он стал думать, как лучше её изобразить.       «Жаль, что Кэр здесь нет. Я бы показал им страсть».       На свои же мысли Майклсон усмехнулся. Как вдруг все вампиры в миг обернулись на закрытые в гостиную двери, за которыми услышали хлопок дверью и объёмный стук женских каблуков, что разносился по паркету. Затем шуршание, словно от чехла с одеждой и небольшой стук напольной вешалки об стену. Не прошло и пяти секунд, как двери в гостиную открылись, являя им образы четырёх девушек, который после спа-салона выглядели просто волшебно. Их волосы и кожа лица сверкали, несмотря на неяркий свет в гостиной. Казалось, что если прикоснёшься к их коже, то почувствуешь пленяющую гладкость на кончиках пальцев и бархатность. Наверняка, всякие масочки, массажи и прочее сделали своё дело на пять с плюсом! Деймон, собирающийся только перевернуть часы, замер с ними, переводя взгляд с одной дамы на другую, но дольше всего его взгляд задержался на Адэлис. Элайджа так же не мог оторвать взгляда от своей любимой. Дарен перемещал взгляд с дочери на Саманту, не понимая, на кого больше хочется смотреть. Стефан плавно обвёл взглядом каждую, и приветливо улыбнулся. Александр так же, как и Стефан, прошёлся очарованным взглядом по каждой даме, но задержался от лишь на Адэлис и Ребекке — в особенности на древней. А Клаусу не был особо интересен никто, кроме Кэролайн.       Дамы, осмотрев их, прошли вперёд, обходя диваны. Парни чуть не свернули шеи, наблюдая за их шагами.       — Вы только посмотрите, — первая сказала Кэролайн, — настоящий мужской стол: чипсы, сырная тарелка, крекеры и неизменный бурбон.       — Согласна, дорогая, — поддержала её Саманта. — И не менее мужская взрослая игра, — её взгляд упёрся в Дарена. — А ты что здесь забыл? Отдыхать должен.       Адэлис ничего не сказала, но было видно по её взгляду, что она поддерживает вопрос Саманты.       — Решил расслабиться, — отсалютовал он им бокалом. — Прекрасно выглядите, дамы. Уверен, парни со мной согласятся.       И все тут же поддержали Дарена, на перебой начав сыпать комплиментами.       — Расслабиться, папочка? — с ухмылкой спросила Адэлис. — Расслабляются, как правило, после потере магических сил в кровати.       — Лис, — позвал её Деймон, замысловато улыбнувшись, — ты разве не в курсе, что бурбон лучше всего восстанавливает утраченные магические силы?       — Кто придумал такую глупую теорию? — сложив руки на груди, спросила Ребекка.       — Я, — гордо ответил Сальваторе.       — Могла бы и не спрашивать. Ник.       — Да, сестрица? — с нежной улыбкой отозвался он.       — Где Аки?       — Он дома под присмотром Астры. Не волнуйся, сестра, прежде чем мы уехали, выполнили все необходимые действия.       — Подтверждаю, — отсалютовал бокалом Стефан.       — Да-да, блондиночка, — отозвался Деймон. — Мы с Клаусом так поиграли с твоим псом, что он уснул без задних лап ещё до нашего отъезда, — очередное высказывание вновь всех позабавило.       Ребекка расслабилась. Астра из всей прислуги была самая ответственная, поэтому редко ей что-либо внушали, к чему-то таким образом принуждая. Однако тоска по щенку не отпускала.       — К слову, — Деймон перевёл взгляд на Адэлис, — мы решили приехать и провести мужской вечер в полной компании.       — Верно, — в знак поддержки его слов кивнул Элайджа. — Решили не отделяться от вас. Вы сблизились, что нас радует. Поэтому, когда Стефан предложил навестить Дарена и Александра, мы решили что это отличная идея.       Адэлис, смотревшая на Элайджу, сначала улыбнулась ему, а затем обратила внимание на Стефана. Она ничего не сказала, но лишь благодарно кивнула.       — Один вопрос, — Кэролайн обратила всё внимание на себя, — как вы додумались поиграть в эту игру?       — На самом деле мы играли не только в неё, — ответил Александр. — За все те долгие и утомительные часы, в которые вы отсутствовали, мы сыграли в шахматы, карты, мафию и вот теперь добрались до Активити. Между прочим, по моему мнению, это лучшая игра за вечер.       Все мужчины его поддержали.       — А где вы её взяли-то? — спросила ведьма Эндерсон. — Я не помню, забирала ли её из Вашингтона…       — Забрала. Я нашёл в библиотеке на втором этаже, на нижней полке в стеллаже, который находится ближе к окну. Видимо, ты и сама забыла, что привезла её и положила туда.       — Видимо. Помню, сколько мы играли в неё… — с приятной улыбкой вспоминала она. — Кто ведёт?       — Клаус, Элайджа, Деймон и Дарен, — Клаус и Деймон помахали рукой, а Дарен и Элайджа подняли бокалы.       — Деймон уже рисовал? — поинтересовалась Кэролайн. — Я помню, как однажды в доме Гилбертов мы играли во что-то похожее. Ты тогда рисовал собаку…       — Волка, — поправил Деймон. — Танец с волками, если быть точнее. Надо же было Мейсона прощупать, — усмехнулся он. — Я ещё в тот день ему серебряный нож куда-то всадил. К сожалению, тогда мы и узнали, что серебро на оборотней не действует точно так же, как и на нас святая вода.       — О, да, — ухмыльнулся Клаус. — Один миф забавнее другого. Особенно меня всегда забавлял чеснок.       Деймон поддержал его, чокнувшись бокалами. Кэролайн, вдруг обернувшаяся на Клауса, подошла к нему, внимательно осмотрев его слегка покачивающееся тело и пьяную добрую улыбку.       — Ты напился?       Клаус поднял ладонь показав указательным и большим пальчик значение «чуть-чуть».       — Я почти трезвый как стёклышко.       — Да, как и мы все, — поддержал его Деймон.       Ребекка перевела взгляд на Александра, заметив на нём такую же развязанную мягкую улыбку. Он подмигнул ей, отпив небольшой глоток согревающего алкогольного напитка. Саманта взглянула на Дарена, но он, очевидно, особо пьяным не был. Она бы обозначила его состояние как — «слегка на подъёме». Адэлис покачала головой, взглянув на отца, но при этом её взгляд не был каким-то недовольным или осуждающим. Она не была против того, что он расслабляется, хоть и предпочитала, чтобы Дарен делал это в постели. Но, очевидно, эти посиделки пошли ему на пользу. Эндерсон выглядит лучше. И пока её отец был занят вниманием Саманты, она подошла к Элайдже, который, сидя на кресле, поднял на неё точно такой же слегка развязанный, тёплый и добрый взгляд. Она коснулась своей нежной ладонью его лица. Элайджа взял её руку, оставил лёгкий поцелуй на мягкой коже, поднялся и поцеловал Адель в лоб, обнимая. А вдруг Деймон, смотревший на это, почувствовал внутри себя нечто странное. Будто какое-то недовольство, происхождение которого было ему неясно.       — Появились женщины и в воздухе тут же запахло любовью, — с ухмылкой заметил Сальваторе, привлекая всё внимание на себя. — А насчёт моего художества, Кэр, пока не довелось. В этот раз я пока только объясняю и показываю.       — Да, любовь моя, — со смехом произнёс Клаус. — Прямо перед вашим приходом Деймон показывал землетрясение, которое больше было похоже на корову на льду.       — Даже любопытно, как ты это показал. Не продемонстрируешь?       — А чего бы и нет, — Сальваторе поднялся. — Может вы хотя бы скажете, что я показывал понятно.       Дамы расступились по сторонам. Саманта встала рядом с креслом, на котором сидел Дарен; Адэлис встала за креслом, на котором сидел Элайджа, закинув руки ему на плечи; Клаус, обнимая любимую одной рукой за талию, встал вместе с ней недалеко от камина. Деймон, вновь приняв стойку, начал покачиваться из стороны в сторону.       — Больше на пьяного смахиваешь, — высказала своё видение Кэролайн, на что рядом стоящий Клаус усмехнулся. Он сказал то же самое.       Деймон прикрыл глаза, но ничего не сказал. Он добавил дрожи и стал аккуратно ходить.       — Да, точно напоминает корову на льду, — щёлкнула пальцами Адэлис, закинув руку на шею Элайджи, приобняв.       — Ну, Лис… — взвыл Деймон, посмотрев на неё наигранно расстроенным взглядом. — Ты задеваешь моё самолюбие. У меня нет копыт! И я ни неуклюжий!       — Ну извините, ваша нежность, — шутливо покачала она головой, посмотрев на него из-под ресниц. — Кстати, Деймон, ты катался на коньках?       — Никогда, — покачал он головой.       — Ну, если вдруг однажды захочешь, то теперь знаешь, как будешь выглядеть со стороны.       — Благодарю, дорогая, теперь никогда не захочу, — Сальваторе вновь подошёл к диване и присел.       — Я бы на это посмотрела, — Ребекка, стоящая позади дивана и сидячего на нём Александра, поддержала ведьму. — Уверена, это зрелище мы бы не забыли.       — «Зрелище» здесь ключевое слово, — согласился Стефан. — Клаус, напоминаю, твоя очередь.       Клаус вновь взглянул на свою карточку, прочитав рядом с определённой картинкой слово «страсть». Приложил все усилия к тому, чтобы скрыть хитрую улыбку. Он нежно взял ничего не понимающую Кэролайн за руку, вывел практически в самый центр, повернулся и резко притянул к себе, захватывая её губы в страстный и скучающий поцелуй. От неожиданности Форбс даже вскрикнула, но этого даже никто не услышал, потому что томный и завлекающий поцелуй в миг заглушил любые звуки. Никто этого не ожидал, поэтому лица у ожидающий публики вытянулись. Так сказать, ничего не предвещало неожиданного поворота событий. Однако Кэролайн получила удовольствие. Такая неожиданность приятно вскружила голову и она даже приподнялась на носочки, прижимаясь к Клаусу, но уже через пару секунд он отстранился, коварно улыбнувшись ей, скользнув взглядом по её раскрасневшемуся лицу и сверкающему взгляду.       — Предположения есть? — спросил он у изумлённой публики.       — Страсть, — тут же ответил Элайджа, ощущая, как Адэлис выводила пальчиком на его спине и плечах замысловатые узоры. Эти действия туманили ему голову не хуже, чем их ненасытные поцелуи или бурбон, который был приятным дополнением этого вечера.       — Верно, брат.       — Однозначно пять с плюсом за демонстрацию, — похлопал Деймон, на что Клаус с благодарностью и с желанием пошутить, поклонился, не отпуская руки возлюбленной. — Дамы, вы определённо вовремя решили вернуться домой.       Кэролайн, присевшая рядом с Клаусом на диван, ответила:       — Видимо, мы почувствовали, в какой момент нужно заявиться.       — Кстати, — оживился Александр, — Ребекка, Саманта, Кэр, Лис, может, присоединитесь к нам? Либо желаете продолжить женский вечер?       — Нам было бы очень приятно, если бы вы присоединились, девочки, — высказал своё согласие Клаус, посмотрев сначала на Кэролайн, а затем на остальных.       Девушки переглянулись, словно без слов решая, что будут делать дальше. Парни напряжённо ждали, переглядываясь между собой и ними.       — Мы присоединимся, — озвучила их решение Адэлис.       — Прекрасно! — обрадовался Деймон. — Только надо придумать, чем заменить недостающие фишки…       В разговор вдруг вступила Кэролайн.       — Уверяю, Деймон, в этом нет необходимости.       — То есть?       — Предлагаем вам новые правила, — Ребекка обошла диван и вышла в центр. — Разобьёмся на команды. Мы с девочками в одной. Мои братья во второй. Сальваторе в третьей. Дарен и Александр в четвёртой. Конечно, мальчики, можете так же объединиться, если хотите, но, думаю, азарта будет больше в нашем варианте. Как смотрите на это?       Парни недолгие секунды поразмышляли, так же молчаливо переглянулись и согласились на условия девушек. Сначала дамы позволили им спокойно доиграть свою игру, в которой, между прочим, выиграл Элайджа. Девушки в то время отнесли платья наверх и поколдовали на кухне для себя, приготовив по чашкам горячего шоколада и достали очередную упаковку конфет. Им не хотелось питаться сыром, крекерами и чипсами. Да и пить после спа особого желания не возникало. Ребекка хоть и хотела побыстрее вернутся домой к щенку, но провести время в такой дружеской компании хотелось не меньше. Поэтому, пока они ожидали завершения игры между парнями, она позвонила в особняк и уточнила у Астры, как себя чувствует Аки. На что черноволосая и бледнолицая девушка с тёмными глазами рассказала ей о том, что щенок чувствует себя отлично и даже попил молока около пяти часов вечера, и два часа назад она отварила ему немного гречки и кусок говяжьего мяса. Аки съел такую полезную кашу с удовольствием, и теперь, по словам Астры, спокойно спал в обнимку со своей мягкой игрушкой. Ребекка успокоилась и попросила её если что звонить.       И когда мужчины наконец-то объявили о том, что их игра подошла к концу, девушки присоединились к ним, заняв свои места на диване. Многим пришлось немного уплотниться, но это никак не помешало так же весело провести им оставшийся вечер и часть ночи. Они играли, меняясь ролями. Например, когда первым выпало задание рисовать, то Кэролайн, к примеру, была первая, а потом, когда вновь выпало такое же задание, уже была Саманта. В командах мужчин тоже участвовали все. Азарт кипел. Соревнование за победу протекало жестоко. И они совсем не замечали, как протекает время.       На самом деле мало кто из них мог подумать, что игры могут сблизить настолько, тем более довольно разных людей. Даже когда Майклсоны и Сальваторе только приехали в особняк Эндерсонов, они никак не могли подумать, что за какой-то вечер, благодаря играм и, разумеется, бурбону, они смогут найти общий язык и как-то лучше понять друг друга. Стефан и Деймон даже перестали сомневаться в мистере Эндерсоне. После того как они увидели, как он смотрит на дочь и общается с ней, стало ясно, что он скорее сам себе голову прострелит, чем ещё раз предаст её. Майклсоны, которые тоже чувствовали весьма неприятный зимний холод в отношении Дарена, сейчас смогли почувствовать потепление. Было понятно, что Эндерсон относился к ним настороженно только из-за слухов, которые до него доходили всю жизнь, ну и из-за своей дочери, за которую он переживал. Он боялся, что им нельзя доверять в полной мере, как это делала Адэлис. Но увидев, как они относятся к ней, Кэролайн и даже Саманте, его пыл поубавился и он остыл, начав относится более лояльнее. Дарен смог понять, что не такие они и плохие, как о них говорят. Даже Клаус. За игрой они все смогли понять друг друга. И в чём-то каждый из собравшихся был похож на другого: взглядами, целями или стремлениями…

* * *

      Особняк Эндерсонов, Мистик-Фоллс       25 июня 2016 года       На часах было больше десяти часов утра, но никто, кто сейчас находился в особняке, об этом даже не думал, потому что ни один будильник этим утром не прозвонил. И, пожалуй, некоторым в этом доме давно так хорошо не спалось. Это утро стало приятным продолжением прошлого вечера и началом нового, хоть и обещанного непростого дня.       Получилось так, что не все вчера, а если совсем точно, — то этой ночью, вернулись домой. Только Ребекка решила вернуться в особняк Майклсонов из-за Аки, за которого переживало её сердце. Вампирша и так чувствовала себя непутёвой матерью, которая бросила только-только родившегося ребёнка. И не важно, что ему два месяца! У Ребекки он появился только вчера. Поэтому она культурно и даже с неким сожалением отказала Дарену и Адэлис в просьбе остаться с ночёвкой, чтобы ночью не тащиться по городу, и покинула дом, пообещав за братьев, что они останутся. Им всё равно дома делать нечего, а так проведут время с любимыми девушками. Конечно, слова были не совсем такими, но подтекст был очевиден. Братья были довольны, хоть и тоже не были в восторге от того, что сестра решила одна вернуться в особняк, но по приезду она отписалась им, проинформировав о том, что добралась в целости и сохранности. Так же в сообщении она добавила, что вернётся утром. Поэтому, она так же написала о том, что Клаусу и Элайдже необязательно возвращаться домой. Всё необходимое она привезёт. Майклсоны, конечно, удивились, но согласились. От Ребекки такого редко дождёшься, но, видимо, все вчерашние действия Клауса очень благоприятно на неё подействовали, раз она решила сделать что-то приятное и для них.       Дарен и сам не знал, какой чёрт его дёрнул за язык, когда он предложил устроить мега-ночёвку. Вообще, сия идея вызвала удивление на лицах каждого, но все её поддержали. Александр, правда, внутри себя испытал лёгкое разочарование после отъезда Ребекки, но при этом прекрасно понимал её тягу домой. На её месте он бы поступил точно так же. Уехала Ребекка сразу, как было принято решение о ночёвке. Поэтому она не знала, что после игры последовал сеанс кино, где под конец фильма, который шёл почти три часа, заснули почти все, кто находился в гостиной. Поэтому, ближе к четырём часа утра было приятно общее решение разойтись по комнатам. Стефан и Деймон тоже собирались уехать, но Адэлис и Дарен сказали, что они вполне могут переночевать в гостиной, при том что размеры диванов к этому прекрасно располагали, а на утро они все вместе позавтракают и дальше будет видно. Ведьма Эндерсон так же, как ответственная и гостеприимная хозяйка, достала им мягкие подушки, пледы и простыни, которые разместила на диване. После пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись по комнатам и этажам.       В связи с долгими посиделками утро у всех выдалось непривычно поздним, потому что дом полный жаворонков сейчас, в двенадцать часов дня, спал беспробудным сном. Никто не желал просыпаться, обнимая любимых, либо видя сны с теми, кого хотелось бы чувствовать и укрывать в своих объятиях, но соседнее место на кровати было таким же холодным, как айсберг в океане…       Ровно в двенадцать часов дня дверь в дом Эндерсонов открылась. Приехавшая, как и обещала, Ребекка, вновь оставила маленького Аки, прежде вдоволь наигравшись с ним и накормив перед своим отъездом. Войдя в дом, держа при этом чехлы с костюмами братьев, она ожидала, что услышит хор голосов, и совсем не ожидала встретить оглушающую тишину. Но она прекрасно понимала, что все дома, потому что даже старенький Шевроле Камаро, принадлежавший Деймону, стоял во дворе особняка. Дверь в гостиную была закрыта. В мыслях уже нарисовалась картинка того, что вся эта весёлая компания могла заснуть друг на друге прямо в этой комнате.       «Если так, то прежде, чем всех будить, я сначала сделаю пару снимков».       Аккуратно повесив чехлы с костюмами на напольную вешалку, она тихо приоткрыла двери и не увидела всей весёлой компании, а лишь Деймона со Стефаном, которые спали на соседних диванах. Игры не было, как и тарелок и бутылок. Очевидно, прежде чем разойтись по комнатам, всё сначала решили убрать. Спали они больно сладко. Деймон обнимал подушку от дивана вместе с пледом, чуть ли не закинув на неё ногу; а Стефан совсем скоро начнёт свисать с дивана и непременно рискует удариться головой. С трудом удержавшись от желания засмеяться, Ребекка достала телефон из белой сумки и сделала пару снимков, прежде выключив вспышку и звук. Тихо хихикнув, почти не издав звука, Майклсон убрала смартфон в сумку, что висела у неё на плече, поставила руки в боки и повысила голос, сказав:       — Завод по производству бурбона закрывается, объявлена мега-распродажа!       Деймон первый открыл глаза, подскочив:       — Где распродажа? Ой, чёрт, свет, — поморщился он от слишком яркого света, который не доходил до него всё это время благодаря высокой спинки дивана.       — Какой завод закрывается? — в непонятках спросил Стефан, с трудом разлепив глаза. А когда, наконец-то, сумел разлепить веки, задал совершенно неожиданный вопрос. — Где я?       — Вы, что продолжили вчера пить до утра? — с неким удивлением спросила Ребекка. — Что ж, это тогда объясняет, почему в особняке, который сейчас вмещает в себя девять человек, хотя уже десять — с моим приездом, — царит тишина.       — А сколько времени? — спросил Стефан, поставив руку ко лбу, пытаясь избавиться от навязчивого яркого света или хотя бы привыкнуть к нему. Деймон делал то же самое.       — Двенадцать часов.       — Да ладно? — удивлённо спросил Деймон. — Нет, стоп. В первую очередь меня интересует бурбон. Ты это несерьёзно?       — Нет, конечно, — хохотнула древняя. — Хотя лицо у тебя было что надо. Даже жаль, что это всего-то моя выдумка. Не забуду это озабоченное, потерянное, сонное и ничего непонимающее лицо.       — Противная! — Деймон кинул в неё подушку.       — Знаю, — Ребекка совершенно спокойно её поймала и запустила её обратно, попав прямо Деймону в лицо. Он хотел уклониться, но Ребекка это предугадала. Стефан усмехнулся. У него это никогда не получалось. — Пойду остальных будить.       — Реально все спят? — спросил Стефан и прилёг обратно.       — Да, — ответила Ребекка, когда уже снимала чехлы с напольной вешалки.       — Ты только там аккуратно, — с усмешкой предостерёг её старший Сальваторе. — Я бы на твоём месте к ним не врывался.       — Меня не испугают обнажённые тела, — ответила Ребекка, начав подниматься.       — А сам процесс? — крикнул вдогонку Деймон.       — В первый раз что ли… — буркнула себе под нос Ребекка, усмехнувшись, но братья Сальваторе, имея хороший вампирский слух, всё равно всё услышали.       Тем временем в каждой из спален было тихо. Казалось, что они даже пустуют, но в каждой из них сладко спали влюблённые и одиночки…       Вошедший через приоткрытое окно лёгкий ветерок неприятно пощекотал женские босые ноги, отчего она тут же спрятала их под одеяло. Ведьма, натянув во сне одеяло чуть повыше, крепко прижалась к рядом спящему древнему, который весь остаток ночи и утра обнимал её. И заснул тогда, когда оставлял на её лбу многочисленные поцелуи, а рукой перебирал гладкие волосы. Сонно приоткрыв глаза, Адэлис посмотрела на спящего Майклсона. Сейчас его лицо было таким ровным, расслабленным, что она залюбовалась, хотя прекрасно помнила, что хотела поцеловать. Его подкаченная грудь вздымалась при каждом вдохе, приковывая к себе женский взгляд. Его рука всё ещё обнимала её, покоясь на женских плечах. Приподнявшись, она поцеловала его и провела рукой по гладко выбритой щеке. Почти сразу на его губах появилась нежная улыбка, а ладонь, которая до этого лежала на плечах, сползла к ней на талию, сминая шёлковую ночнушку. Другая ладонь тут же оказалась на женской шее, вновь притянув любимую к себе. Губы вновь сошлись в нежном и бодрящем поцелуе.       — Как спалось? — спросила Адэлис, когда поцелуй прервался.       — Чудесно. Впервые за то время, как я уехал от тебя после нашего испорченного свидания.       Она усмехнулась, положив свою ладонь к нему на грудь, начав ноготком рисовать узоры.       — Благо, сон нам никто не испортил… Я думала, что всегда хорошо спала, но я ошиблась, — она вдруг засмеялась о чём-то подумав.       — Что смешного?       — Собственные мысли забавляют.       — Поделишься?       Её губы исказились в хитрой и какой-то двусмысленной улыбке, и прежде чем ведьма успела что-то ответить, в спальню постучали.       — Войдите, — чуть на повышенном тоне прокричала Адэлис.       На их общее удивление, в спальню вошла Ребекка. Как хозяйка, она подошла к высокому белому шкафу, который был встроен в стену, открыла его и повесила внутрь чехол с костюмом старшего брата.       — Доброе утро, — наконец-то сказала она, улыбнувшись им. — Долго вы спали.       — А сколько времени? — спросил Элайджа.       — Ты будешь удивлён, дорогой брат, двенадцать часов дня, — стоило Ребекке это произнести, как на лицах пары изобразилось совершенно одинаковое удивление. Ребекка рассмеялась. — Боже, если и у остальных будут такие лица, то я умру от смеха.       — Ты шутишь? — спросила Адэлис. — Быть не может, чтобы мы так долго спали…       Элайджа протянул руку к тумбочке, смахивая телефон, чтобы посмотреть время. Тут же повернул его экраном любимой, продемонстрировав, что Ребекка не шутит.       — Почему же, Лис? Вполне может, учитывая, сколько они вчера выпили и во сколько вы, допускаю, заснули.       — Мы пропустили все тренировки, — разочарованно произнесла ведьма, уткнувшись в плечо Майклсона.       — Меньше спать надо, — дразнила её Ребекка. — Собирайтесь. Вам бы ещё перекусить всем. Пойду разбужу Ника, — она подмигнула к ним и направилась на выход. — Не задерживайтесь, — сказала древняя перед тем, как закрыть дверь.       — Я давно столько не спал… — усмехнулся Элайджа.       — Я тоже, — кивнула Адэлис.       — Моя сестра нас перебила, — вспомнил он, вновь вернув телефон на тумбочку, и заставил ведьму лечь на себя. — Что там насчёт твоих мыслей, Адель?       — Никак не могла подумать, что наш первый совместный сон состоится на такой ноте…       — Фактически мы уже спали вместе в той нежно-голубой комнате, когда ты не захотела оставлять меня наедине с галлюцинациями.       — Ты прав, — хмыкнув, она захотела приподняться, но Элайджа удержал её. — Твоя сестра будет зла, если мы задержимся и продолжим валяться.       — Уверен, мы будем не единственные опоздавшие, и Ребекка поймёт. И знаешь, что-то мне подсказывает, что ты озвучила не все свои мысли, Адель.       Она с большим усилием подавила желание улыбнуться и невинно пожала плечами, посмотрев нежным взглядом, в котором плясали огни.       — Кто знает… В моей голове твориться много разных вещей, Элайджа.       — Я был бы рад разделить твои многие вещи.       Она приблизилась к его губам, но не поцеловала. Ведьма непрерывно смотрела в его глаза.       — Ты — главная вещь, которая занимает все мои мысли, Элайджа.       Её дыхание опалило его тонкие губы, разойдясь жаром по всему телу. Не отдавая себе отчёта, Майклсон нежно взял ведьму за подбородок и поцеловал, крепко прижимая к себе. Её нежные руки упёрлись в подушку по обе стороны от его головы, а с уст сорвался сладкий стон, который тут же утонул в очередном поцелуе.       «Я не против поиграть с утра, Элайджа».       Резко сев и разорвав поцелуй, Адэлис рукой, едва касаясь подушечками пальцев, начала проводить рукой по его груди, спускаясь всё ниже к напряжённому торсу.       — Уверен, что у нас есть время на игру этим утром? — спросила она нежным и сладким голосом.       Его разгорячённый взгляд скользнул по её оголённым плечам и ночнушки, которая прикрывала остальную часть тела, пряча под собой прекрасные изгибы. Резко схватив Адэлис за талию, Элайджа перевернул их, вытянув её руки над головой, придерживая лишь одной своей рукой. С её губ сорвался неожиданный вздох, а глаза расширились, не ожидая такого поворота событий. Другая, свободная ладонь Элайджи прошлась по её плечу, приспустив лямку ночнушки, слегка сжала небольшую грудь и скользнула на талию, а затем к ягодицам и бёдрам, вынуждая закинуть одну ногу за себя.       — Уверен, — он так же опалил своим ответом её приоткрытые губы.       — Прекрасно, — стоило сказать это, как её вторая прошла между его ног, а губы исказились в хитрой ухмылке, почувствовав, насколько Майклсон оказался возбуждён.

* * *

      В комнате Кэролайн царил мрак и полная тишина. Она спала, повернувшись на бок в сторону окна, а Клаус крепко обнимал её, прижимая к себе и согревая своим теплом. Этой ночью они спали спокойно, не просыпаясь из-за каких-либо снов, крепко сжимая ладони друг друга. И кто бы знал, сколько это прекрасное мгновение могло длиться, если бы не стук в дверь, который в первую очередь пробудил Клауса.       — Мы спим, — сонно бросил он в сторону двери. Кэролайн, будто подтверждая это, повернулась лицом к нему, прижалась к его груди и обняла, задышав в шею гибрида.       Он рассчитывал, что кто бы там не был, он просто возьмёт и уйдёт, но не тут-то было. Дверь открылась, впуская полоску белого света, который даже не дошёл до их кровати. Недовольно поморщившись, Майклсон оторвал голову от подушки, но не выпустил Форбс из своих объятий.       — Кромешная ночь! — пробубнила Ребекка, проходя всю комнату и в один момент резко распахнула все шторы, тут же за спиной услышав злобный рык брата. — Вставайте, влюблённые голубки, — она взглядом нашла тёмный дубовый шкаф и, открыв его, так же повесила чехол с костюмом внутрь.       — Ребекка, вот что тебе не спиться? — сонно пробубнила Кэролайн, приподнявшись на локтях, и поправив лямку шёлкового топа.       — Это не мне не спиться, а вы спите слишком долго. Двенадцать часов дня, Кэр.       — Как двенадцать? — остатки сна сдуло в один миг. Кэролайн потянулась к мобильнику, с трудом достав до него из-за крепких мужских объятий, которые держали её рядом.       — Не так уж и много, — пробубнил Клаус, смотря в потолок, пока его любовь ошарашенными глазами глядела в экран телефона, осознавая, что они пропустили все часы, которые каждый день выделяли на тренировки.       — Да, брат. Ну, это если не считать, что через три часа мы должны выезжать на бал. Это, конечно, если вы помните.       — Точно! — хлопнула в ладони Кэролайн. — Не успеем! Клаус, — она повернулась на закрывшего глаза гибрида.       — Да, любовь моя?       — Встаём! — затормошила его любимая.       — Правильно, Кэр, — поддержала её Ребекка, показав палец вверх. — Так его! Тормоши, буди, можешь ещё одеть.       — У меня есть руки, сестра. Пока могу одеть себя сам, — он хитро улыбнулся. — Хотя не буду против если ты, дорогуша, приложишь к этому свою руку, — Майклсон поцеловал её ладонь, на что та лишь лучезарно улыбнулась.       Ребекка сморщила лицо.       — Просыпайтесь, — древняя сказала это, поспешив на выход. — И, пожалуйста, не заставляйте всех ждать.       — «И, пожалуйста, не заставляйте всех ждать», — шёпотом передразнил её Клаус, закатив глаза.       — Я всё слышу, Ник, — с улыбкой ответила она, после чего закрыла дверь.       Кэролайн рассмеялась, заметив на лице Никлауса не менее сверкающую улыбку. Она быстро чмокнула его в губы, сказав:       — Встаём.       — Нет, подожди, — он удержал её за локоть, притянув на себя.       — Клаус! — она попыталась вырваться, но он держал её достаточно крепко.       — Неужели ты думала, что я позволю тебе уйти от меня без сотни-другой пробуждающих поцелуев?       — Пробуждающих или возбуждающих? — Кэролайн многозначительно изогнула бровь, почти в невесомом жесте коснувшись его щеки и отросшей щетины.       — Меня устроят оба варианта, — он вовлёк её в страстный поцелуй и начал пробираться руками под шёлковый розовый топ, — а ещё совместный душ.       — Совместный душ, значит… — Кэролайн вздрогнула от его горячих прикосновений к эрогенным точкам, что находились под одеждой.       — Просто совместный душ, — ответил он, припав к её нежной шее.       — Я тебе не верю, — томно выдала она, запрокинув голову.       — И правильно делаешь.

* * *

      Тем временем Ребекка направилась прямо в спальню, которая находилась напротив комнаты Кэролайн. Вежливо постучавшись, она услышала позволение войти. Саманта, видимо, пока единственный человек, кто соизволил проснуться сам, потому что она уже застёгивала своё повседневное красное платье на изгибе талии.       — О, Ребекка, привет! — ярко улыбнулась она. — Не думала, что ты уже приехала.       — А я не думала, что по моему приезду весь дом будет находиться в сонном царстве.       — Никто ещё не встал? — не скрывая удивления, спросила Франс.       — Нет, — покачала она головой. — Я разбудила Деймона со Стефаном и братьев с девчонками, — древняя вдруг усмехнулась. — Думаю, если бы не я, то они бы проспали ещё часа три. Мне сказали, что вы поздно легли вчера… сегодня.       — Очень! — кивнула Саманта. — Наверное, Дарен тоже не встал.       — Я могу разбудить его, — предложила Ребекка, заметив, как Франс едва с вопросом взглянула на неё. — Либо буду рада оставить это дело к тебе, а сама направлюсь к… Александру.       — Я схожу, — убедила её Франс, поправив свои рыжие локоны.       — Отлично! — обрадовалась древняя. — И ещё, ты не против, если я переоденусь в твоей комнате и подготовлюсь к балу. Я, конечно, могла бы это сделать дома, но как-то не хотелось одевать платье раньше времени.       — Конечно! — Саманта подошла к Ребекке, в одобрительном жесте коснувшись плеча. — Моя комната в твоём распоряжении.       — Прекрасно! Тогда, после того, как навещу Коулмана, принесу платье из машины и переоденусь здесь.       Дамы вышли из спальни, направившись дальше по коридору, минуя комнаты и расстояние. Комнаты Александра и Дарена так же находились друг напротив друга, поэтому девушки сначала культурно постучались. Саманта первая дождалась разрешения войти, поэтому скрылась за дверью, кивнув Ребекке. А сама Бекка задержалась, потому что так и не услышала позволения войти. В спальне стояла тишина — это она слышала прекрасно, поэтому, решив, что она всё же сначала культурно постучалась, значит теперь имеет право войти. Приоткрыв дверь, она вошла в спальню со светло-зелёными стенами, ореховыми, как и во всём доме, полами и кремовой мебелью. Александр лежал на постели, зарывшись в подушки. С порога она даже не видела его голову, лишь голую мускулистую спину. Смогла даже разглядеть несколько не совсем маленький коричневых родинок.       Решив всё-таки подойти, она сцепила ладони в замок, внимательно осматривая перевёрнутые одеяла и в некоторых местах съехавшую простынь. Его руки так крепко обнимали подушку, от чего почему-то создавалось впечатление, будто он кого-то обнимал. Ребекка делала так же, когда по юности засыпала в одиночестве без любимого человека, тоскуя в одиночестве. Да что уж греха таить, порой и сейчас она делала то же самое. Она не знала, как лучше его разбудить: просто позвав или аккуратно потормошить. Подумав, что ей бы самой хотелось, чтобы её будили осторожно, а не голосом, который резко может вырвать из сна и даже по началу напугать, Ребекка Майклсон присела на кровать рядом с ним, как-то неловко заправив волнистую прядь волос себе за правое ухо. Её руки потянулись к Александру и аккуратно, почти в невесомом жесте коснулись его.       — Александр.       Сначала ему показалось, что он услышал голос во сне, который видел прежде, чем проснуться. Ему снилась Ребекка. Она ничего не говорила, просто стояла напротив него и молчала, но при этом улыбалась. Но когда он почувствовав лёгкое и нежное прикосновение, то напрягся и сон развеялся, а зов повторился. Её голос звучал наяву, совсем рядом. И эти касания…       Открыв глаза, он даже сначала не понял, откуда доносится голос и где Ребекка, но поняв, что он вообще уснул лицом в подушку, при этом край совершенно другой так же лежит на его голове, Александр приподнялся, скинув с себя другую подушку и посмотрел на неё.       — Вот так доброе утро, — улыбнулся он, перевернувшись на спину. Ребекка убрала руки, сложив их у себя на коленях.       — Вообще-то день, — поправила его древняя.       — Серьёзно? — удивлённо, но не так, как все остальные, уточнил он.       — Двенадцать часов уже… — кивнула та, проведя руками по ногам. Ребекка, как ни странно, чувствовала себя неловко.       — Ого… Даже и подумать не мог, что будучи вампиром столько просплю однажды.       — Такое бывает, тем более когда долго нормально не спишь.       — Да уж… А ты откуда здесь?       — Приехала ближе к полудню, как и обещала, — повела она плечами. — Думала, как прибуду, то вы уже точно позавтракаете, а оказалось, что весь дом прибывал в сонном царстве. Пришлось всех, кроме Саманты, будить.       — Видимо, сегодня из всех нас, только ты и Саманта ранние пташки, — с усмешкой ответил он, наблюдая за её неловкой улыбкой. — Рад, что ты и обо мне не забыла.       — Ну, тебе тоже пришло приглашение… Не хорошо будет, если опоздаешь.       — Ну да, точно…       Александр улыбнулся, любуясь её странным поведением и всеми этими неловкими улыбками и взглядами. Он вот только никак не мог понять: чего конкретного Ребекка смущается?       — Как Аки?       — Прекрасно! — радостно улыбнулась она. — Бегал, играл, вкусно кушал и спал со мной. Не могла я его одного оставить на полу. Сердце разрывалось, — ухмыльнулась Ребекка. — И разрывалось, когда вновь оставляла его. Чувствую себя непутёвой матерью.       Александр вновь не смог сдержать улыбки и тихого смеха. Он, присев, коснулся её плеча в поддерживающем жесте.       — Ты хорошая мать, Ребекка, — его голос был серьёзен, даже несмотря на довольную улыбку. Она тоже не осталась в стороне, благодарно улыбнувшись.       — Я пойду, — Бекка поднялась, чувствуя на себе сопровождающий взгляд Александра. — Дождусь вас всех в гостиной вместе с Сальваторе, — она, не обернувшись, прошла до двери. — Не задерживайся, Коулман.       — Так точно! — отозвался он, наблюдая за тем, как дверь закрылась. — Дорогая…

* * *

      Войдя в спальню Дарена, Саманта обнаружила его лежащим в кровати. Она уверенной походкой прошла внутрь, осматривая голубые стены и бело-голубое постельное бельё. Ей нравился стиль этого дома. Каждая спальня была в своих тонах, но все они были нежным, пастельными. Эндерсон приподнял голову, встретив Саманту с улыбкой.       — Похмелье? — поинтересовалась она, присев рядом с ним.       — Нет. Я просто наслаждаюсь моментом, раз уж ты меня разбудила. Редко бывает такое, что на улице светит яркое солнце, — повернулся он на окно, — не единого облачка. В доме полная тишина… А ещё меня разбудила прекрасная ты. Это начало идеального утра, — поднял он руки, слегка взмахнув ими, и снова сложил их где-то в районе солнечного сплетения. — Только завтрака не хватает.       — Если повезёт, то успеешь что-то перекусить. Уже двенадцать часов дня…       — Ого… Не помню, когда столько спал. И, раз в доме такая тишина, допускаю, что спят все? — он с вопросом посмотрел на неё.       — Уже нет. Ребекка приехала и начала всех будить. Нам в три выезжать, а готовность всё ещё на нулевом проценте, скорее всего. Поэтому повезёт, если вы успеете хотя бы немного перекусить.       — Думаю, это будет правильнее. Потому что есть что-то там я не горю желанием. Кто знает, что они могут добавить в еду и напитки.       — Согласна. Но вы же что-то приготовили с Адэлис на этот случай ещё четыре дня назад? — припомнила она, когда застала их ночью за каким-то кулинарным, но не очень приятно пахнущим творением.       — Да… Мы варили специальный отвар, который я называю защитником тела. Помогает от неблагоприятного воздействия, которое может попасть через еду и напитки. Я всегда варил его, когда шёл на какие-то подобные собрания. Разное может быть на уме у людей, — хмыкнул колдун, — тем более у них. Я только переживаю, что он мог не настояться.       — А сколько нужно дней на то, чтобы он успел настояться?       — Пять. В идеале семь.       Саманта вздохнула, облизав губы, но затем улыбнулась, коснувшись его руки.       — Надеюсь, оно успело настояться. Иначе просто не будем ничего пить, только сделаем вид.       Дарен согласно кивнул, накрыв её ладонь своею.       — Как ты вообще себя чувствуешь? Как твоя… магическая энергия?       — Почти как заново родился, — вновь широко улыбнулся Эндерсон, приподнявшись. — Чувствую себя прекрасно, поэтому хочу завтра снять с Адэлис блок. Чем дольше она с ним ходит, тем сильнее меня это тревожит.       — Я понимаю. Главное, чтобы ты уверен, что будешь способен его снять по своим физическим показателям колдуна.       — Смогу, — убедил её колдун. — Снять блок довольно просто. Это не тульпу создавать, на которую уходит море энергии.       — Чудесно, — она чмокнула его в щёку и поднялась, ловля на себе удивлённый взгляд. — Собирайся. Я буду внизу.       Улыбнувшись, Саманта поспешила выйти из спальни, оставив Дарена в одиночестве. Он изумлённым взглядом проводил её и закрывшуюся дверь, коснувшись своей ладонью щеки, на которой горел оставленный поцелуй от которого, кажется, на его голове даже зашевелились волосы.

* * *

      Особняк Уилсона, Вирджиния       Музыка уже звучала как и в самом доме, так и за его пределами на заднем дворе, где была установлена сцена, танцпол, стояли столики и бродили официанты. В честь дня летнего солнце стояния из строгого поместья сделали нежную конфетку, украсив его обилием цветов. На шведском столе было множество закусок, которые в основном включали в себя небольшие блюда с ягодами и фруктами. Первые гости уже начали прибывать, а из окон некоторых комнат можно было прям стоять и наблюдать за практически нескончаемым потоком прибываемых машин. Некоторое время Дарсия так и делала, прокручивая на безымянном пальце правой руки обручальное кольцо, которое она пока не нашла смелости снять. Будто что-то её останавливало, хотя тот же Алистер попрощался с кольцом в тот же день, как Саманта оставила его. Казалось, что он даже вздохнул с облегчением, стоило ему это сделать.       Почти всю прошедшую неделю Дарсию преследовали противоречивые чувства. С одной стороны ей хотелось побыстрее расквитаться с ними со всеми: со своим бывшем, хотя всё ещё по документам — настоящем мужем; с дочерью; со всей этой шайкой вампиров… Но и в этот же момент она постоянно пытается представить, сможет ли убить собственного мужа. И каждый раз становиться больно. Да, он предал её, врал… Но они были вместе столько лет. Возможно за последние пол года отношения между ними похолодели, но Дарсия всё ещё его любила и пока не могла представить, что рано или поздно ей придётся убить его, пусть и головой она понимала, что так будет правильно.       Выйдя из гостевой спальни, она в коридоре столкнулась с Алистером, который шёл с другого конца дома. На нём был нежно-голубой костюм, белоснежная рубашка, галстук-бабочка и сверкающие запонки, которые он сейчас поправлял. Сама Дарсия была одета в белое приталенное платье в пол, а её сделанное пару недель назад мелированое каре было аккуратно уложено.       — Прекрасно выглядишь, — сделал ей комплимент Уилсон.       — Спасибо, — улыбнулась она, но при этом ответ казался каким-то сухим.       — Кто-то из интересующих нас личностей приехал?       — Видела лишь одного. Думаю, остальные скоро прибудут.       — Прекрасно. Жду не дождусь шоу.       — Да уж… — со вздохом сказала она. — Шоу будет незабываемым.       Алистер предложил ей свой локоть, который Дарсия сначала смерила каким-то тусклым взглядом, но потом улыбнулась, как-то насмешливо закатив глаза, взялась за него и Уилсон повёл их вниз прямо к уже прибывшим гостям…

* * *

      Мистик-Фоллс, Мир мёртвых       Джон сидел с задумчивым выражением лица в гостиной, наблюдая за бунтующем пламенем в камине и крепко сжимая в руках хрустальный бокал с виски. Пару дней назад они нашли несколько уязвлённых мест в границе, которые служили переходом в другое, скрытое ото всех место. Тогда он, вместе с Кэтрин, Двэйном и Брэди не решился перешагивать и пробивать границу, пока не будет готов. Ребята его поддержали, так же напомнив об оковах, которые красовались на его запястьях.       После того, как он помог ребятам в баре, служивые псы, что бегали на поводу у некоторых Высших, увы, выследили его и напали большой толпой. Эндерсон пытался отбиваться до последнего, но им удалось его перехитрить, использовав чары иллюзий. Тогда они и нацепили на него эти чёртовы оковы, которые не дают ему использовать магию. Каждое его заклинание отслеживается. Если что, то звоночек сразу поступит туда, куда не нужно. В реальном мире он с таким не сталкивался, поэтому как снять этот аксессуар — не имел ни малейшего понятия. Знающие его колдуны и ведьмы точно так же разводили руками. И мысль о том, что кто их надел, тот и только сможет снять, уже не казалось такой бредовой, а вполне реальной.       Вдруг на его плечи легли чьи-то женские руки, которые слегка сжали их и сползи на спину лёгким поглаживающем движением.       — Я волнуюсь, Джон, — нежный голос Агнес заставил его обернуться.       Когда он умер, то и почему-то подумать не мог, что встретит её здесь, в этом доме, а не с родителями. Она же сказала тогда, что была готова ждать его столько, сколько потребуется.       Она совершенно не изменилась. Всё так же красива, молода. Её каштановые волосы были длиною по талию, искрящие голубые глаза были всё такими же живыми и горящими. Прекрасные розовые щёки вновь радовали его глаз. И эти веснушки на носу и щеках, по которым он так соскучился, так же пробуждали в нём желание в сотый или тысячный раз за день прикоснуться к ним своими губами. Джон взял её за руку и молчаливо повёл вдоль дивана, желая, чтобы она присела рядом.       — Уверяю тебя, Агнес, нет поводов для беспокойства.       — Я хоть и далеко не сильнейшая ведьма. Я даже свой дар не развивала… Но прожитые годы с тобой научили меня тому, что повод для беспокойства есть всегда, — её голос был нежный, но при этом не переставал излучать тревогу. Агнес дотронулась до его щеки, поглаживающим движением заскользив по ней. — Ты можешь не выйти из этой игры победителем. Ты это понимаешь, Джон?       Он тяжело вздохнул.       — Я понимаю, Агнес, — качнул он головой, смотря ей в глаза. — Но по другому я не могу. Эти чёртовы духи загубили множество невинных душ, отправив их покорять горизонты забвения. Невинные люди потеряны навсегда! Их не вернёшь! И всё потому, что они осмелились пойти против, дать отпор, не подчиниться… Меня ждёт то же самое. Я могу давать им отпор бесконечно, могу играть на их нервах, но рано или поздно они найдут причину отправить меня туда же, а я этого не допущу. Я переиграю их прежде, чем они захотят сделать это со мной. Они пол моей жизни охотились за мной. Им нужны такие люди. Знаю, что и охотятся за Адэлис. Я не позволю им добраться и до неё. Если Богам плевать на этот мир, раз они озабочены только о своём, значит рано или поздно должен был появиться тот, кому не будет всё равно.       — И, конечно, это никто иной, как ты, знаменитый Джон Эндерсон с раздутым чувством обострённой справедливости, — с усмешкой произнесла она. — Чтобы одолеть их, нужна армия сильнейших колдунов и ведьм, которые разбросаны по всему этому миру. И не все хотят участвовать в этом перевороте. Многие хотят просто спокойной жизни на тот срок, что им здесь отведён…       — Я и не буду принуждать кого-то выбирать стороны. Всё исключительно добровольно, — он как-то хитро ухмыльнулся. — Скоро ночь Кровавого Суперлуния. Это идеальное время для вторжения на скрытую территорию. Я доберусь до них и приложу все усилия к тому, чтобы не проиграть во второй раз. Один раз меня уже в могилу свели, сделать это во второй раз я не позволю! — его голос был твёрд и полон решимости, что Агнес всегда радовалось. Джон всегда говорил так, словно уже завоевал весь этот мир. Святая вера в свою победу и аналитический склад ума позволял ему побеждать. Ей хотелось верить, что в этот раз всё будет так же, но чувство тревоги за того, кого она любила все эти годы, никак не хотело покидать её сердце.       — Я люблю тебя, — она обняла его, ощутив, как он оставил поцелуй на её виске и с радостью ответил на объятия. — Но я не хочу потерять тебя снова. Прошу, Джон, приложи все свои силы к тому, чтобы вернуться домой целым и невредимым. Чтобы ты не делал, чего бы не задумал, просто пообещай мне, что ты выживешь.       — Обещаю, Агнес. Я вернусь, ведь знаю, что дома меня ждёт любимая женщина, которую я не потеряю во второй раз.