Дева очнулась ярким полднем в крепких до боли объятиях любимого. Тот спал, не чувствуя взгляда сиды, скользящего по векам, приоткрытым губам… Как-то встретит Бранну инген Колхейн мир, где её единственные союзники - холодный лорд и трехмесячное дитя?
Тьелкормо, проснувшись то ли от света Анара, то ли от пристального взгляда похищенной из Эруландии девы, притворился, что продолжает спать.
Не сдержавшись, Бранна провела тыльной стороной ладони по щеке мужа, замирая от восхищения и пытаясь дотянуться чарами до его сердца… Нет, силы к сиде не вернулись, иначе господин тотчас вздрогнул бы от неясного трепета в груди.
— Доброго дня, Прекрасная-как-серебряный-месяц, — Турко потянулся до хруста костей, наконец-то освобождая деву из своих объятий. — Как спалось? Не замёрзла?
— Доброго дня и тебе, господин мой, — Бранна невольно заулыбалась. — Как долго мы предавались сну… Ночами мне всегда холодно, но не от мороза - это тень смерти надо мной, — просто добавила она.
— Да забудь ты про тени Мандоса, я их вчера прогнал, — Тьелкормо не знал, о чём говорить наутро с девицей. Обычно к этому времени он, всласть утешив аданет, уже покидал её спальню. Но теперь эта красавица будет постоянно спать в его постели…
Тьелкормо облизал сухие губы и улыбнулся в ответ.
— Да, полдень. Прошу, прекрати меня звать лордом, зови Келегормом.
Одной рукой продолжая обнимать сиду, дотянулся до кубка на прикроватном столике и с удовольствием выпил медового взвара.
— Всё, что не пожелает мой лорд - теперь я живу под твоей защитой. Как ты проводишь дни здесь, Келегорм? Не во всех делах я буду полезна, но ты не пожалеешь, что взял в жены хозяйку холмов, — Бранна всем телом прильнула к эльфу. — Дашь ли своим братьям увидеть меня?
— Перво-наперво твой лорд желает тебя, — Тьелкормо со смехом уронил деву на подушки и ещё пару раз утолил свою страсть.
Их любовные утехи прервало мяуканье, донёсшееся из корзины рядом с кроватью. — Йондонья, Мейо?
Сида чутко вслушивалась в незнакомый певучий язык, различая в нем имя сына. Могла ли она мечтать… Бранна взяла дитя из лучшей, чем была у него раньше, колыбели и вернулась с ним в постель.
— Мой лорд желает, чтобы я и дальше кормила… Мейо при тебе?
— А как иначе? При моём отце не посмей сказать, что не хочешь кормить нашего сына… Я прослежу за тем, чтоб ты хорошо питалась и Мейо хватало молока, — Тьелкормо с нежностью провёл ладонью по обнажённому плечу сиды, с улыбкой наблюдая, с какой жадностью сосёт младенец. — Мне уйти, не мешать тебе?
— Ты очень добр ко мне, — сида давно не смотрела на сына с такой любовью, пока голодное дитя терзало её грудь. Может быть, если муж станет о ней заботиться, и впрямь молока станет больше? И былая красота вернётся… Без еды Бранне пришлось научиться обходиться очень давно, но вряд ли кто-то голодает или чахнет взаперти в благой земле.
— Если пожелаешь, я буду рядом. Но могу и уйти в купальню, — Турко не мог решить, что ему хочется больше - смотреть на сына или оставить сиду одну, чтобы не мешать ей кормить.
Вместо ответа Бранна без лишних слов взяла ладонь мужа и вновь очертила ей верх груди, при этом пристально взглянув в глаза лорда Келегорма.
Турко устроился на постели поудобнее. Продолжая прижимать к себе деву, уткнулся носом в её русые волосы и глухо замурлыкал.
Сида была рада, что сумела доставить удовольствие возлюбленному, который сейчас ластился к ней, как домашний кот. Кормление закончилось, но вставать Бранна не спешила, продлевая как можно дольше миг тепла и прекращая думать о том, какой мерзкой ветошью кажется мужу её одежда в этих богатых покоях…
Приоткрыв один глаз, Тьелкормо заметил, что малыш недовольно кряхтит после кормления. Ему ли не знать, что делать с маленькими детьми? Всё-таки на его руках выросли четверо братьев и племянник. Светлый соскочил с кровати, быстро оделся и поманил к себе сиду.
— Ещё успеешь вдоволь поваляться в постели, а сейчас нужно позаботиться о нашем сыне.
— Хорошо, о мой гос… Келегорм, — дева поднялась, не стесняясь наготы. — Но, мой лорд, менять пелёнки? Это недостойно тебя!
— А у меня их и нет, — Турко ухмыльнулся. — Одевайся и пойдём.
Тьелкормо забрал из рук сиды малыша.
Потерпи, котёнок, сейчас всё будет... Уложил в корзину, но накрывать шкурой не стал - в полдень Анар грел ещё достаточно жарко даже на севере.
— Не уговаривай меня вновь рядиться в это, прошу, — за вчерашнюю ночь платью сиды выпали испытания не только водой, но и могучими руками нетерпеливого лорда. И веков её наряду было не менее пяти… — Я останусь здесь, но не опозорю тебя!
— Не медли, мелиссэ, — Тьелкормо уже стоял с корзиной в дверях, когда Бранна заупрямилась с одеванием. Светлый с осторожностью поставил ношу на пол и, подойдя к деве, накинул на сиду свой плащ. — Пойдём.
Завернувшись в тёплую накидку лорда, Бранна инген Колхейн вышла вслед за ним из покоев так, как кидаются зимой в ледяную воду, - только что не крепко зажмурив глаза. Хотя дорога уже была знакомой, деве чудились осуждающие взгляды за каждой полосой света, лежащей под стрельчатыми окнами. Она часто прижималась к родной руке от эха собственных шагов.
— Сегодня ты никому не станешь показывать меня, верно? Заберём вещи - и только.
Промолчав, Тьелкормо провёл сиду по навесному ажурному мостику в донжон и заглянул на кухню.
— Аммэ… Атто дома? — заметив отрицательный жест матери, вздохнул с облегчением и подтолкнул Бранну вперёд, чтобы она тоже зашла. — У меня тут это… сын.
— Тьелко, йондонья! — Нэрданель чуть не выронила нож, которым нарезала овощи.
— Посмотри, какой он хороший, — Турко шагнул к матери с тем же видом, с каким всегда приносил домой раненых зверят.
Бранна вцепилась в дверной косяк и испуганно уставилась на рыжую женщину дикой, не девичьей, необузданной красоты. Нож так и играл в мускулистых руках, внушая ужас. Что же, судя по почтению, с которым подошёл к той Келегорм - это и есть его мать?!
— И где его мать? — Истарнэ сначала не заметила призрачную, как тень, сиду в полумраке коридора и, отложив нож, быстро вымыла руки. Вытерла их фартуком, всматриваясь в бледное личико лежащего в корзине существа. — Тьелко, сынок, ты уверен, что это твой ребёнок?
— Амил, я… я ощутил то, о чем ты рассказывала мне, я не мог ошибиться. Малышу нужны пеленки и всё такое, а его мать - вот она, — Охотник оглянулся на Бранну.
— Аданэт? — Нэрданель скинула фартук и, вытащив из корзины малыша, с ним на руках шагнула к сиде. Нахмурилась. — Майэ?
— Госпожа, ваш сын стал мне мужем год назад, — осмелилась прошептать Бранна инген Колхейн. Зелёные глаза напротив так и стремились пронзить насквозь, вздеть на невидимое копье. — Да не стану я обузой вашему дому, каким из этих прозваний ни наградите.
Тьелкормо прошёл к ведру с ключевой водой и, зачерпнув её ковшиком, с наслаждением напился. Как хорошо, что отца нет в крепости и разговор с ним откладывается на неопределённый срок.
Вернулся к матери, которая ещё не решила, радоваться ей или огорчаться появлению в доме суженой третьего сына:
— Майэ, почему бы и нет. Аммэ, ты поможешь?
— Так, сначала нужно позаботиться о малыше, — Истарнэ заметила грязные пелёнки и решительно направилась в свою купальню. — Пойдём.
Избегая дальнейших расспросов и услышав единственное знакомое «пойдём», Бранна направилась следом за невыразимо пугающей женщиной с огненными, как белтайнский костёр, волосами. За привычным делом сида, слегка дрожа, чувствовала на себе всё тот же недоверчивый взгляд.
Нэрданель молча раскрыла странную пеленку. Все вопросы к сыну позже, ещё успеется. В чашу купели полилась тёплая вода, и Нэрданель бережно передала сыну невесомого, как пушинка, донельзя истощённого младенца.
— Помнишь, как держать такого маленького?
Увидев кивок Тьелкормо, оставила супругов в купальне одних, а сама побежала искать по сундукам пеленки и белье.
— Значит, мастью ты в отца, а не в мать, — вдруг обмолвилась сида и тут же взмолилась: — Не оставляй меня с ней наедине!
За это время лорд успел сделать больше, чем она, а дева никак не могла подать нужную вещь в чужой купальне.
— Наедине? Ты испугалась моей матери, Прекрасная-как-серебряный-месяц? — Тьелкормо привычно помог искупать малыша, завернул его в первое попавшееся полотенце и скомандовал сиде: — Ты тоже искупайся.
— Только если никто не войдёт, — дева зябко передёрнула плечами - последнее, чего ей хотелось бы, так это предстать перед рыжеволосой леди в наполовину снятом плаще, как оборванка! Аккуратно сложив подарок мужа у края мраморной чаши и убедившись, что любимый будет охранять её, недоверчиво спустилась в купель.
— Да кто сюда войдёт! Это покои моих родителей, а отца сейчас нет дома, — ухмыльнулся Охотник, покачивая на руках завёрнутого в полотенце, успевшего порозоветь младенца. К радости Турко, дитя уже не выглядело бледнее полотна.
— А мастью я в бабушку, — добавил Светлый, внезапно вспомнив слова Бранны.
Словно в насмешку над сидой, вода в купели забурлила и вспенилась, как будто где-то рядом была Майрэ.
Нэрданель искала недолго - запасы пеленок остались от сына Карнистира. В том же сундуке лежали и распашонки-рубашонки. Нолдиэ не стала просить верных принести колыбель - без сомнений, Тьелкормо сам захочет сделать кроватку для первенца. Вернувшись с детскими вещами в свои покои, раскрыла шкаф и осмотрела висевшие платья. Определённо, тощей девице все они не годились, но ушивать какое-то из них не было времени. Истарнэ вытащила изумрудно-зелёную тунику свободного покроя и шерстяную котту.
Сида едва удержалась от истошного вопля:
«Убирайся, ты ничего не получишь!» и заставила себя сесть ровно, скрыв под водой болезненно острые колени и локти.
…Если мать Келегорма такова, то с отцом ей точно ещё долго не захочется встречаться, — решила для себя дева. За дверью вновь послышались шаги, и лорд принял стопку новых и безупречно чистых вещей. В такие благородные, мягкие ткани сын ещё никогда не облачался. Перед сидой развернули просторное зелёное одеяние, удивительно схожее по цвету с ранней травой на холмах.
Этот дар можно было принять с радостью, хотя туника могла быть и обносками леди Форменоса.
— Прости, не ведали, что такие гости к нам могут нагрянуть, — фыркнула Нэрданель, заметив пристальный взгляд девы на вещь в своих руках. — Другой не имеется, но голышом ходить по крепости не позволю!
— Амьо, я сегодня же попрошу сшить для Бранны несколько платьев. Она не успела захватить с собой свои наряды, — на скулах Тьелкормо заиграли желваки, и Светлый с сыном на руках стремительно покинул купальню.
Турко бережно уложил малыша на кровать родителей, чтобы завернуть в чистую пеленку.
— Возьми полотенце, — Истарнэ положила вещи для Бранны на скамью и, не сказав больше гостье ни слова, вышла из купальни.
Внутренне ощетинившись, Бранна ледяным голосом произнесла:
— Слов не хватит, чтобы передать мою благодарность, госпожа.
Дева вышла из воды, слегка разомлев от тепла, и, наскоро вытерев тело, стала примерять безнадёжно широкую одежду. Вряд ли муж обрадуется такому виду… В плаще на голое тело и то можно было выглядеть обольстительно, а в этом…
Пока возлюбленная сына одевалась, Нэрданель отправила Турко осанвэ:
«Надеюсь, это был твой осознанный выбор. Где ты её нашёл, сынок? В окрестностях Химъярингэ? Отец знает?»
В ответ Тьелкормо упрямо сжал кулаки:
«Да, по любви. В Эруландии. Атьо не знает. Я и сам не знал про сына, амьо. Вода мне напела, где его искать…»
Светлый с осторожностью взял на руки уснувшего малыша, а Нэрданель споро уложила все детские вещи и пеленки в большую корзину и, позвав одного из верных, попросила отнести белье в башню Тьелкормо.
Ничем не подпоясанная туника походила на мешок. Бранна со вздохом оглядела себя в высоком, во всю стену купальни, зеркале, мысленно сетуя на то, что её внешность далека от местной полнокровной красоты.
Вернувшись в покои, забрала у мужа спящее дитя и почтительно поклонилась леди:
— Должно быть, нам пора идти.
Дождавшись, когда майэ выйдет из купальни, Нэрданель разложила на столике перед Бранной несколько широких лент всех цветов радуги и разной толщины цепочек, которыми можно было подвязать тунику. Обувь предлагать не стала - всё равно будет велика.
— Благодарю. Я привыкла ходить босиком, чтобы чувствовать твердь под ногами, — заранее отказалась Бранна, вновь отдавая Келегорму сына и опоясываясь широкой серебристой лентой. Тонкой серебряной цепочкой перехватила волосы надо лбом. — Могу ли узнать имя той, от которой принимаю дары? Сама я не назвалась - я Бранна инген Колхейн, госпожа.
— Я - мать твоего суженного. Мое имя - Нэрданель Истарнэ, — нолдиэ не сводила глаз с фигуры девицы: интересно, это она после долгого ожидания Тьелко стала выглядеть такой бескровной тенью или всегда была такой? Но вспомнив, как истончилась её собственная хроа во время долгой разлуки с мужем, Мудрая печально вздохнула. К счастью, всё позади. — Надеюсь, мой сын вернёт тебе пламень жизни. Пойдём трапезничать, Бранна инген Колхейн.
Огонь в очаге был услужливо потушен Форменоссэ, поэтому мясо не пригорело, а вот нарезанные овощи, в спешке оставленные на разделочной доске, Нэрданель закинула в котел только сейчас.
Эльфийка засуетилась, накрывая на стол.
— Угощайтесь, — Истарнэ сняла полотенце, открыв черничный пирог, который так любили Амбаруссар. Нарезала сыр и ветчину, кивнула на очаг. — Горячее будет позже, извините.
Принять выбор третьего сына было трудно, но, с другой стороны, майэ - не смертная, которая покинет Тьелкормо через сто лет. С Летицией всё обошлось, хоть Истарнэ поначалу сильно опечалилась тому, что Карнистир выбрал себе жену из аданэт.
Если здесь не знают, как распоряжаться истинными именами, то это знает Бранна. И имя хозяйки она запомнит накрепко, чтобы использовать как оружие, если придёт нужда. Дева не ожидала, что отпустят её нескоро да ещё и пригласят за стол. Мать Келегорма знала толк в готовке, но недавно вставшей с постели сиде есть не хотелось. Она равнодушно взяла кусок пирога, и только после того, как Келегорм доверху наполнил свою тарелку.
Господину нужно было много сил для труда и охоты, и дева, подперев рукой подбородок, стала следить за тем, как тот бойко расправляется с обильной трапезой.
Нэрданель не обратила особого внимания на то, что суженная сына ест как птичка: майэ, много ли ей надо? Истарнэ продолжила готовить ужин, краем глаза поглядывая на спящего в корзине внука.
Тьелкормо, чувствуя зверский голод после перемещений, с аппетитом поел и ветчины, и пирога, затем взял из рук матери большую миску с салатом и разложил по двум тарелкам, одну из которых поставил перед Бранной.
— Благодарю, амьо. Ешь лучше, Прекрасная-как-серебряный-месяц. Я хочу, чтоб у тебя было вдоволь молока для нашего сына.
— Только ради сына, — вздохнула сида, увидев, как непреклонен лорд. Без особой охоты принялась за курчавый зелёный листок, лежавший на самом верху. В холмах всегда обходились зачарованной пищей, которая хранилась веками и не давала ни сытости, ни пользы - только украшала столы и оборачивалась отравой для неосторожных смертных.
Пока сын с гостьей трапезничали, Нэрданель сняла с вертела подрумянившихся перепелов и отставила в сторону котел с тушеной олениной и овощами. На стол отправился поспевший курник, и нолдиэ присела рядом с сыном немного отдохнуть.
— Мы пришли, — объявил Морьо, церемонно вводя на кухню Летицию и внося сына. — Айэссэ, амьо. Тьелко, ты давно здесь? Решил вернуться, соскучившись по домашней стряпне, и теперь стараешься, чтобы нам ничего не досталось?
Поначалу Карнистир не заметил, что на кухне есть посторонние, и удивился тому, как вдруг напряглись плечи любимой.
Из-за стола повеяло холодом, словно из старого сырого погреба, и что-то недоброе обратило взгляд на вошедших.
…Морьо всего пару раз видел неупокоенные души над курганами в своих землях, но никак не ожидал, что одна из них захочет разделить с ним трапезу.
Костлявая глазастая нежить, видимо, при жизни даже красивая, воззрилась на него с недоумением и испугом, но места не покинула.
— Мы одни видим здесь это?.. Тьелко, осторожнее, эта тварь может быть по твою душу!
— Айя, торон, — Светлый махнул младшему в знак приветствия. — Пришло время познакомить вас с моей возлюбленной и сыном. Морьо, ещё не вечер, а ты уже пьян!
— Здравствуй, мой маленький, — Нэрданель встала со своего места и протянула руки внуку. Мантаро охотно перебрался в объятия бабушки, а нолдиэ покачала головой, услышав столь нелестную оценку суженой Тьелко - как бы сейчас не вышло ссоры между детьми…
— Это ты с пьяных глаз своей смерти хочешь! Торонья, я без оружия, всади в неё нож!.. — Морьо загородил собой Летицию и, проклиная бездействие брата, выкинул руку вперёд: — Именем светлой Элентари изгоняю тебя…
— Не смей так говорить о моей мелиссэ! — Тьелкормо вскочил из-за стола, готовый испепелить за такие слова даже брата. — Она родила мне сына!
— Амьо, посмотри, он совсем обезумел! — Морьо обернулся, подставляя себя под удар. — Как такое могло случиться в исцелённой Арде?
Нечисть пригубила из чаши, явно наслаждаясь зрелищем.
— Морьо, Бранна инген Колхейн - майэ. Не надо, не обижай брата, — Нэрданель покачала головой, но отошла с Мантаро подальше от стола, заметив, как в корзинке завозился, проснувшись от криков, второй внук.
— Ты говоришь о смерти тому, кто вернулся из Мандоса? Что за эдайнские сказки, торон! — вспылил Светлый. — Ещё расскажи мне про любовные чары ирландских ведьм.
— Торон, ты посмотри, какая это майэ? — не унимался Тёмный. — Это умайэ, она может до сих пор служить Врагу! Ты заглядывал в её душу? И какой ещё… — тут Морьо увидел того, кто лежал завёрнутым в пелёнку его сына, побледнел и замолчал.
— Враг давно повержен, торонья! Да умайэ и шагу не смогла бы ступить в благом краю! Не говорю уже про Форменоссэ. Ты уверен, что наш дом позволил бы войти умертвию? — Турко готов был сразиться с братом, защищая свою возлюбленную.
— Я думаю только то, что думаю, — заговорил Карнистир, стараясь не смотреть на лежащее в корзине дитя и прекратить размышлять о том, под какими чарами Турко мог стать отцом этого существа. — Искажение заставило вас заключить этот союз. И ты, верно, был заколдован. Через тебя эта ведьма получила доступ в крепость и теперь удерживает рядом, угрожая уничтожить дитя. Но скажи, моль ты бледная, — Тёмный лорд грозно навис над умайэ, — зачем тебе понадобился мой брат? Что, ты падка на красоту, как обычные атани?
— Морьо, мы живём в исцелённом мире! Искажения больше нет. Не веришь мне, спроси у бабушки, — Турко готов был наброситься на младшего с кулаками, если тот хоть пальцем тронет ставшую белее снега сиду.
Когда это грубое чудовище с какой-то девчонкой под руку принялось бушевать, Бранна инген Колхейн и впрямь поверила, что её убьют и без ножа. Но заметив, что никто на кухне даже не прислушивается к крикам вошедшего наглеца, успокоилась и начала забавляться разразившейся грозой.
— Не угрозой, не обманом, не чарами - только красотой и чистой любовью я добилась того, чтобы стать женой господина Келегорма, — почти искренне ответствовала сида. — Именно поэтому лорд убьёт тебя, если хоть один волос упадёт с моей головы. Что же мне сделать с тобой, грубиян и невежа? — она поднялась со своего стула и шагнула к темноволосому, остро чувствуя его страх. — Запечатать тебе рот или приковать к месту?
Сида с улыбкой протянула ладонь, чтобы дотронуться до пылающей алым щеки, однако Летиция, после встречи с майар Мандоса каменевшая при виде любой потусторонней твари, наотмашь ударила по её руке, заставив майэ зашипеть от боли.
— Не смей его трогать!
Тьелкормо тут же усадил Бранну обратно:
— Не лезь к моему брату!
— Бра-ат? — сида продолжала трясти кистью, по которой пришёлся удар. — Надеюсь, сводный, вы совсем не похожи! Прикажи… — но не успела она договорить, как створки дверей широко отворились, и на кухню ввались смеющиеся близнецы: они успели опередить Финвэ, который весьма неспешно шествовал вниз по лестнице из своих покоев на самом верху донжона.
— Айя всем! Аммэ, твоими пирогами пахнет даже в лесу!
— Добыча не большая, всего один зайчонок… — продолжил Тэльво, пихнув в бок отчего-то замолчавшего Питьо, и тот сразу отмер. — А это что за чучело тут у вас?
— Прекратите обзывать мою возлюбленную! — зло рыкнул Турко, одновременно с этим удерживая Бранну за плечо, чтобы дева опять не вскочила со своего места.
— Тихо, тихо, детей напугаете, — Нэрданель вышла с Мантаро на террасу, по пути мельком вновь взглянув на дитя, лежавшее в корзине. И что Морьо вспылил? Малыш как малыш, только очень тщедушный.
Близнецы смутились, заметив, что старший брат готов не только разразиться гневной тирадой, но и силой отстаивать присутствие за столом странной гостьи.
— Да пошутили мы, торонья, впервые видим такое существо здесь, у нас в Форменосе. Она из тёмных?
— Из тёмных, братцы, из тёмных, — вклинился Морьо. — Хоть вы втолкуйте ему.
— Что за шум? Что происходит? — Тьелкормо ничего не успел ответить близнецам, как в дверях показался Нолдоран.
— Атар атаринья, скажи им наконец, что она не умайэ! — Турко, видя, что сида спокойно сидит за столом, подхватил корзину и бросился навстречу деду. — Скажи, он похож на орчонка?
Кошмар ирландской ши на глазах обретал плоть и кровь: столпотворение, устроенное родичами мужа, крики и ругань отзывались звоном в ушах; деве хотелось не то укрыться от потока оскорблений в родном холме, не то самой броситься в атаку. Но разномастное сборище враз заставил утихнуть властный голос…
Тот, кто появился на пороге, вызывал трепет даже в простой одежде: так заметна была королевская стать.
Сида встала, чтобы низко поклониться вошедшему.
— Доброго дня, гостья, — Финвэ сразу заметил призрачный ореол вокруг поднявшейся из-за стола девы. — Я бы не сказал, что нас посетила умайэ. Арда исцелена, но искажение исчезнет не сразу.
— Благодарю, — Тьелкормо прижал ладонь к груди, пытаясь унять бешено стучавшее сердце.
— Тьелкормо, это твой сын? — король очень бережно достал из корзины ребёнка. Под пристальным взглядом Охотника прошёлся с ним до окна и уже там улыбнулся, получив улыбку малыша в ответ. — Какой же это орчонок. Это дитя рождено по любви. Пусть оно не несёт свет Благого края, но я не вижу в нём Тьму.
Турко шумно выдохнул. После столь бурного отторжения его возлюбленной младшими братьями он и правда стал думать, что попал под действие чар тёмной сущности. Его кулаки разжались, и Светлый, поставив корзину на пол, с силой хлопнул Амбарусса по плечам.
— Все слышали? Да, моя Бранна не светлая ваниэ, но и я не зря звался в Эндорэ Жестоким! И я не жалею, что резал телери!
Незнакомые певучие слова в очередной раз словно сами собой слетали с языка сиды:
— Благодарю за то, как добро ты отозвался о нашем сыне, владыка. Он улыбается впервые - в твоих руках. Все здесь вольны называть меня майэ, но я не знаю, кто это, и не несу вам зла. Сюда меня привела любовь…
Господину, должно быть, стало легче, когда прекратились насмешки. Он был так милосерден, что сравнил себя с сидой, оправдывая их союз.
— Тебя никто и не обвинял, — натянуто ответил Морьо брату. — И меня не зря прозвали Тёмным лордом, но со всякой… — Карнистир проглотил слово, — я никогда не якшался. Прости, красавица, но только из-за брата я потерплю твое присутствие.
—
Да, это ты у нас однолюб, — послал брату осанвэ Тьелко, прекратив поигрывать желваками на скулах. —
Учти, если у Бранны пропадёт молоко, моего сына будет кормить твоя Летициэ.
— Успокоились? Всё выяснили? — Нэрданель вернулась на кухню с веранды. — Теперь будете трапезничать холодным.
Нолдиэ ловко управлялась с посудой, даже держа на руках внука. Мантаро с аппетитом хрустел яблоком, сорванным бабушкой с одной из верхних ветвей дерева, когда они прогуливались по открытой террасе. Ужин не успел остыть, но Истарнэ была искренне рада, что Нолдоран смог так быстро утихомирить спорщиков.
***
Тьелкормо шёл с гордо поднятой головой, бережно прижимая к себе сына и твердя себе под нос, что если бы Бранна была из тёмного племени, то она бы не выносила свет Анара, а сейчас дева хоть и жмурилась после сумрака в своих холмах, но спокойно следовала за ним через широкий двор крепости.
По дороге к себе в башню Турко успел договориться с верными, чтоб те принесли через полчаса-час ткани, а ещё материал для люльки, которую лорд Тьелкормо хотел сделать собственными руками. Оставлять Бранну одну ему отчего-то не хотелось.
Сида все никак не могла приноровиться к широкому шагу любимого; кроме того, блуждающий взгляд часто цеплялся за каменную резьбу или изящный изгиб арки, выплывающие из солнечной ряби. Дева несказанно обрадовалась, когда муж защитил её и дитя от нападок родни. Даже темноволосый крикливый юноша не смог подкрепить действием свои угрозы. Впрочем, сиде страстно хотелось, чтобы он оплошал - посмотреть, как тому переломают ребра…
— Прикажи, чтобы все мои платья были с серебряным шитьём, о мой лорд. Я буду носить их в твою честь, — улыбнулась дева.
— Это ты сама сейчас выберешь, с каким шитьём - серебряным или золотым – будут твои наряды, — ухмыльнулся Тьелкормо, входя в прохладный сумрак своей башни и поднимаясь по широкой винтовой лестнице в покои. Скинув у порога сапоги, попросил крепость открыть окна.
— Что ещё дозволишь выбрать мне самой? — словно невзначай спросила дева.
— Например, украшения, — Тьелкормо улёгся на широкое ложе, вытащив сына из корзины и укладывая малыша к себе на грудь. — Котёнок мой, так ты умеешь улыбаться! Прошу, улыбнись атьо. И да, Прекрасная моя-как-серебяный-месяц, привыкай к морозному горному воздуху, я ненавижу спертый дух подземелий… — Светлый не стал уточнять, отчего.
На мгновение Бранна залюбовалась тем, как ласково Господин прижимает сына к сердцу, а потом скользнула к ним на постель, чтобы получить свою толику тепла.
— Улыбнись, отец просит, радость моя, — погладив дитя по голове, запустила пальцы в светлые волосы мужа. — Я вытерплю всё, что хочешь - но отчего подземелья тебе не по душе? Холм огорчится, если ты не посетишь его как полновластный хозяин. Да и мне дух пещер и нор никогда не причинял вреда.
— Мне по душе просторы гор и лесов, а не душные подземелья, — фыркнул Тьелкормо, но, увидев, что сида мёрзнет, накинул на неё меховое покрывало. Затем властно раздвинул края туники, освобождая грудь девы и прикладывая к ней младенца. — Покорми нашего сына, пока не пришли верные…
— Так он выпьет меня досуха, — Бранна едва успела запахнуться и посмотреть на мужа с шутливой укоризной, как в покои нагрянуло четверо слуг. Сиду без всякой жалости подняли на ноги и совсем закружили, снимая неведомые мерки. Деве было неловко, что при муже её трогают то за талию, то за плечи, но Келегорм только лениво наблюдал за происходящим. Его, наверное, повеселила беспомощность Бранны, когда та вконец запуталась в ответах на вопросы о крое, вырезах и длине подолов - ши не знали ни портных, ни швейного инструмента. Наконец, перекинувшись короткими замечаниями, их оставили в покое.
Верные просили гостью открыться в осанвэ, чтобы та показала, о каком наряде мечтает, но Бранна инген Колхейн упрямо мотала головой. Вскоре Турко не выдержал, послав портным видения одежды для своей возлюбленной. Украшения он решил сделать сам.
Кроме платьев, лорд заказал сшить для жены две шерстяных котты и два длинных жилета из песца и чернобурки, раз уж дева так сильно мёрзнет. Бранна и не заметила, что во время снятия мерок крепость потихоньку прикрыла окна и в камине ярко вспыхнул огонь.
Тьелкормо невольно сравнивал хрупкое телосложение силы с ладно сложенной фигурой Ириссэ, и вдогонку верным полетело осанвэ о том, какое бельё он желал бы увидеть на Бранне. После ухода портных настал черёд сапожников, но эти сняли мерки уже в разы быстрее, потому что лорд ещё на входе осанвэ показал им, какую обувь нужно сшить.
Когда верные покинули покои лорда, Тьелкормо сам принялся плести колыбельку, благо вместе с сапожниками приходили и мастера по плетению лозы, которые снабдили его всем необходимым.
Сноровистая работа господина завораживала, и, пока остов колыбельки как будто сам собой оплетался лозой, Бранна разговорилась:
— Прислуга знает свое дело, любимый… Если бы только не их бесконечные уговоры «открыть разум» и этот птичий язык! Но я должна быть благодарна тебе, что скоро местные девы не смогут осудить мои наряды. Знаешь, — вдруг вспомнила она, — у меня когда-то был плащ с серебряными звёздами. Так жаль, что мой первый муж пустил его на половые тряпки…
— Потерпи немного, плащ у тебя тоже будет, о Прекрасная-как-серебряный-месяц, — кивнул Тьелкормо, умело сплетая лозу в сложный узор на боку колыбели. Ещё ему страстно хотелось, чтобы одежда его возлюбленной не уступала по красоте нарядам Индис.
Это Морьо привёз свою невесту из Эндорэ в эдайнских обносках и не удосужился заказать ей платья у лучших тирионских портных, сразу уехав по делам в Альквалондэ.
— Вот тогда не будет стыдно сопровождать тебя на праздниках, — обрадовалась дева. — Ни один из твоих братьев так не балует свою жену, верно? — девчонка, которая ударила сиду, выглядела не лучше ирландской крестьянки. Искусные руки Келегорма тем временем уже выплетали косу по краю колыбели.
— Балует, кто тебе сказал, что не балует. Открой осанвэ, я тебе покажу наряды и украшения Лэхтэ, жены моего брата Куруфина. Да, Бранна, по крепости уже идут слухи, что я выкрал тебя из постели, посетив один из множества миров, — Светлый довольно прищурился, как наевшийся сметаны кот.
Люлька для Туркафинвиона была готова, но прежде, чем верные принесли для неё матрасик и простыни, Тьелко вновь заставил Бранну покормить сына, после этого самолично поменял ему пелёнки и только тогда уложил малыша в колыбель.
На крепость совсем незаметно опустились ранние осенние сумерки, в нишах зажглись светильники, а огонь в камине вспыхнул ещё ярче.
Едва дождавшись ухода верных, Турко скинул с себя тунику и шагнул к Бранне.
— Иди ко мне, согрею тебя…
***
Невыносимо острая головная боль и сердце, пустившееся в бешеную скачку — вечные дары Самайна для Бранны инген Колхейн. Она всегда была далека от грызни дворов, Благого и Неблагого, почитая оба собраниями безумных… Но зову Дикой Охоты не мог противиться никто, и в этот вечер предзимья даже жаркие объятия Келегорма не могли отвлечь сиду от яркого видения: копыта неистовых скакунов взрезают землю её холма…
— Я тоскую по дому, свет мой, — проговорила дева. — Променять свой сид даже на королевский дворец - такого земля не прощает… Ты сам сильно привязан к этой крепости, верно?
Верные постарались для лорда Туркафинвэ на славу, и теперь его возлюбленная щеголяла в высоких сапогах для верховой езды, тёплом белье и тунике, поверх которой Тьелко накинул песцовый жилет. Осень в этом году стояла на удивление солнечная и тёплая, но по ночам землю сковывал лёгкий морозец. Довольный видом жены Охотник нахмурился при её упоминании Ирландии.
— Не прошло и пары дней, как ты рвёшься обратно? Соскучилась по своим сёстрам и подруге?
— Лорд Келегорм знает, что я благодарна ему за всё, — опечалилась дева. Потянулась, чтобы разгладить резкую складку между густых бровей. — Знает также, что в Ирландии у меня нет подруг. Но представь, каково сейчас холму в одиночестве?
— Твой холм принадлежит не только тебе, но и твоей семье, Бранна, — Светлый продолжал хмуриться, несмотря на попытки сиды заставить его улыбнуться. — Ты теперь моя жена и жить будешь здесь, в Форменосе. Если хочешь прогуляться по окрестностям, мы попросим аммэ присмотреть за нашим сыном…
— Твоя воля… — Бранна прерывисто вздохнула. — Я поцелую каждую пядь этой земли, если она признает меня. Но ты верно говоришь - холм принадлежит не только мне одной, он сделал тебя хозяином, здесь же я не хозяйка твоему дому! И если место мое рядом с мужем, всё равно не проси меня выйти из крепости в эту ночь! — как наяву перед сидой возникли лица всадников, покрытые коркой льда, послышался вкрадчивый голос в темноте…
«Нет, смилуйтесь, я не ваша! И почему лорд не хочет избавить любимую от такой боли…»
— Ты хочешь вернуться домой только для того, чтоб вновь быть хозяйкой? Никто и не зовёт тебя гулять в ночи. Завтра утром, с первыми лучами рассвета, оставим сына моей матери, а сами проедемся верхом. Покажу тебе красоту наших гор. Чем тебе моя башня не нравится? Будь в ней хозяйкой, — Тьелкормо прошёлся по комнате и вытащил из шкафа кувшин с мирувором. Отпил прямо из горлышка. — Назад я тебя не отпущу, даже не проси.
В ответ сида прошептала:
— С господином и неволя в радость...
Бранна откинулась на высокие подушки в изголовье. Судя по звуку, лорд вновь подкреплял силы вином. — Утром… Конечно, утром. —
«Только бы дотерпеть.» — А башня не будет прислушиваться ко мне, я уже пыталась поговорить с Форменоссэ.
— Твоя земля осталась далеко за морем, Бранна. Привыкай к тому, что никто не поколотит тебя за пересоленный ужин и больше не обзовёт непотребными эдайнскими словами, — Турко прищурился, решив сменить гнев на милость. — Хочешь, вместе поговорим с Форменоссэ? Только для этого, любовь моя, тебе всё-таки придётся открыть мне свою фэа.
— Я раз за разом убеждаюсь, что «открыть душу» - это такое наказание. Пусть и мягче, чем ругань и побои. Не знаю, что нужно для этого, и - прости! - не верю, что после этого твой дом заговорит со мной.
— Тогда я накажу тебя. Недаром меня прозвали в Эндорэ Жестоким Лордом Келегормом, — расхохотался Турко и, подхватив сиду на руки, с жаром поцеловал в губы.
— Принимаю твою кару, о Жестокий, — Бранна задохнулась от поцелуя. Жаждущая Дикой охоты душа разом открылась господину, чистая боль сломила все замки и засовы. Если лорд всё ещё хочет воздать ей за несговорчивость, противиться сида не будет…
Тьелкормо не зря выпил мирувора перед тем, как просить Бранну открыться ему. Майэ не понимала, да и не могла даже предугадать, что на неё тотчас хлынет встречный поток воспоминаний и эмоций Келегорма. Так что открыться Бранне осанвэ для Светлого было не меньшим испытанием - если быть откровенными друг с другом, то до конца…
На сиду обрушился поток видений из долгой жизни Охотника: он был далеко не юным эльфом, а нежитью, как она, совсем недавно вновь пришедшим в этот мир. Пламенная клятва отца, исход во тьме из благого края, резня в Гаванях, битвы первых эпох, разбитое сердце, предательство Хуана, холодные объятия смерти от ран в Дориате…
Но не только боль и обиды были в осанвэ Тьелкормо. Он щедро делился с Бранной воспоминаниями о детстве и поре взросления в благом краю, учебой у вала Оромэ и образом своей счастливой семьи до того, как валар освободили Моргота из заточения в Мандосе.
Ещё в его осанвэ был мрак и леденящий душу холод чертогов Небытия…
Боль потекла чёрным ручьем, покидая тело Бранны и устремляясь к Келегорму. Дева отчаянно пыталась перекрыть ей путь, но все преграды разом рухнули, сметённые неистовым напором лорда. По колено в тёмном потоке скакали Всадники Охоты, за их спинами вздымались холмы, и тоска по дому стальной иглой впивалась в сердце. Сида знала только, что всё это видит не только она, тонкая белая фигурка в непроглядной черноте: боль и ужас просачивались в сознание господина, как вода из решета.
Душа Бранны инген Колхейн поведала Келегорму все тайны сиды, одну за другой, с тех давних времён, когда была сотворена земля. Пиры, танцы, узоры на одеждах, череда смертей, сплетни сестёр, лица каждого из её ирландских мужей, и так без конца… Но конец всё же настал, и тогда сознание заполонило прошлое Келегорма, да так, что дева ощутила себя… им.
Тьелкормо постарался забрать боль и тоску сиды. Всю, без остатка. Ей ни в коем случае нельзя было волноваться - Турко не простит себе, если у матери его сына пропадёт молоко.
Малыш беспокойно ворочался в колыбели, одновременно с родителями впитывая видения открытых друг другу душ. Светлый заполнил разум Бранны воспоминаниями о иной охоте - мчавшегося на могучем Нахаре Оромэ, прикладывающего к губам Валарому, чьё пение так радостно и торжественно разносилось по всей округе. Светлые леса Алдарона и сады Йаванны, хрустальные мосты Тириона и золотые башни Валмара. Освещенные лишь светом фонарей Альквалондэ и призрачный Тол-Эрессеа.
Напоследок жестокий лорд приготовил свет, струившийся от сошедшего в Арду Эру, без остатка растворяя в сияющем потоке боль Бранны инген Колхейн…
Свет причинял боль, но так обжигает целебная мазь, нанесённая на раны. Лихорадка Самайна прошла, и блаженному покою вторила тихая музыка бессмертного края.
«У тебя великая судьба, — проговорила Бранна, не выдав себя даже движением губ. —
Ты не безгрешен, но тебе платили ещё большим злом, меняя благословения на проклятия. И всё же мой лорд остался светел, даря свет такой, как я…»
И тут вдруг фигуры эльфа с сидой окутало тепло. Невидимые струны натянулись, зазвучала странная, доселе не слышимая Бранной мелодия, и крепость приняла сиду, показав деве чудные видения: как лорды не гнушались таскать камень во время строительства и как черноволосый статный владыка наравне со всеми месил раствор и стругал доски. Кроме этого Форменоссэ показала сиде и свою вековечную боль - как ужасный Враг всего живого обрушил на Финвэ огромный молот, а Унголиант окутала камни твердыни непроницаемой, не зримой простым глазом мерзкой паутиной…
– Тебе было страшно? Мерзко?
— Не страшнее, чем тебе выдержать это наказание, — Тьелко чуть ослабил объятия, больше похожие на стальные тиски, и улыбнулся.
Крепость, словно выросшая из самого сердца мира, снизошла до общения с девой. Её признание хотелось заслужить, гнев на воров и убийц - разделить сполна. Пока не схлынула волна тепла, сида успела краем глаза заметить нечто особенное. Видение бегущего по бесконечным, освещёнными косыми лучами солнца коридорам заливисто смеющегося юного принца, чьи волосы серебряным ореолом метались по худеньким плечам…
Тьелкормо вновь извлёк кувшин из глубин шкафа, но в этот раз оставил его на прикроватном столике. Плеснул в кубки чудодейственного, светящегося мируворэ и одну из чаш подал Бранне.
Тепло, исходящее от камней твердыни, не исчезало. Огонь в камине горел по-прежнему, если не ярче, а на витражных узорах окон плясали отблески пламени.
Светлый взглянул на сына - малыш крепко спал, и на его губах играла улыбка, отчего Турко невольно улыбнулся в ответ. Улёгся на широкое ложе и похлопал ладонью по постели, приглашая Бранну возлечь рядом.
— Сегодня лорд наказал меня так мягко… — сида забралась к нему под покрывало, не замечая в себе и тени прежнего сонного оцепенения. Камни башенных стен источали тепло, и дева была уверена - никто и ничто не потревожит их сон до самого утра…
