Порнография объединяет

Проснувшись, Какаши обнаружил, что, вопреки здравому смыслу, находится в своей постели. Это было странно. Воспоминания о произошедшем этой ночью были весьма отчётливы, и мужчина точно знал, что сам он домой не возвращался. — Неужели это был лишь сон? — подумалось ему. Однако опытный глаз ниндзя мгновенно засёк несколько травинок, покоившихся на страницах книги, а так же белые следы на одежде, так и не снятой с него. Нет, всё было взаправду, факт. Однако кто всё-таки его нашёл? Что ж, этому благодетелю явно не пришло в голову, что стоило бы хотя бы раздеть его. Сколько же теперь стирать… Какаши раздражённо качнул головой. Сейчас по-настоящему важным было совсем не это. Необходимо узнать, кто именно нашёл его, как много он видел и насколько длинный у него язык. Учитывая уровень везения Какаши, это точно был Узумаки Наруто — его ученик, который наверняка увидел всё, что не следовало, сделал самые неожиданные выводы, и конечно же, растрепал всей деревне о своей ночной находке. — И кому бы он рассказал первым? — тихо произнёс мужчина, размышляя над сложившейся ситуацией. От ответа на этот вопрос у него похолодело внутри. С кем парень мог поделиться такой новостью, как не со своим новым сенсеем, по совместительству главным извращенцем пяти великих деревень? Да, если это был Наруто, то Джирайя первый узнает о случившемся, и тогда… Об этом даже думать не хотелось. Конечно, Жабий отшельник заткнёт рот пацану, но… Да что тут перед всей деревней ему не будет так стыдно, как перед одним единственным человеком. — Кто угодно, только не он, пожалуйста! — отчаянно простонал Какаши, обращаясь ко всем известным и неизвестным богам. Лучше провалиться сквозь землю прямиком в адский котёл, чем посмотреть в глаза Джирайе-сама после такого позора. Как иронична бывает судьба, не правда ли? Что ж, лежать в кровати дальше не имело смысла, и Какаши это понимал. В конце концов он просто будет надеяться на лучшее, больше в этой ситуации ему ничего не остаётся. Замочив грязную одежду, мужчина отправился на кухню за чашкой кофе. Сегодня бы ему чего покрепче, но по словам Цунаде-сама с утра его ожидает миссия ранга В, и вряд ли Пятая будет сиять от счастья, если он заявится к ней в стельку пьяным и бормочущим что-то несвязное о красоте ночного леса и гейской ебле в нём. Скорее всего, проверни он что-нибудь подобное, его мозги бы уже через пять минут соскребали с остатков тротуара. Нет уж, кофе сейчас — наиболее оптимальный вариант. Какаши любил варить его сам, никогда не прибегая к этой отвратительной растворимой жиже, незаслуженно носящей название столь благородного напитка. Он положил две чайные ложки в турку, поставил её на медленный огонь и уже собирался покинуть кухню для поиска чистой одежды, как увидел в своём окне нежданного гостя, чьи то ли белые, то ли седые, вечно спутанные волосы сейчас закрывали ему весь обзор на улицы Конохи, а на лице было написано привычное притворное дружелюбие. — Доброе утро, Джирайя-сама, — вежливо поздоровался мужчина, пока в его голове со скоростью света проносились тысячи мыслей одна страшнее другой. — Доброе, Какаши-сан. Как вам спалось? «Он, верно, издевается надо мной» — подумал Какаши, а вслух сказал лишь: — Чудесно, а вам? — Конечно, чудесно, а как же иначе, — сказал саннин, проигнорировав вопрос. — Вот на траве было бы куда хуже, я прав, Какаши? Мужчина застыл на месте, не в силах пошевелиться. Кажется, даже его мозг решил ненадолго приостановить работу, оставив в голове лишь одну мысль: «Чёрт, почему я не надел другие треники? В этих, с мопсами, как-то несолидно». А саннин, абсолютно довольный произведённым эффектом, вошёл в дом так, как будто его только что пригласили, и с невозмутимым видом открыл дверцу шкафа, где Какаши хранил бутылку саке. Сам же Какаши, преисполненный решимостью возмутиться столь бесцеремонным поведением, выпал из реальности во второй раз. В руках Джирайи была та самая книга. Когда он только успел её взять? — Так вот как тебе нравится, — протянул саннин, отпивая прямиком из горла. — Что ж, буду знать. Вот честное слово, Какаши не хотел. Слова просто сами вырвались наружу, каким-то чудом обходя стадию проверки на адекватность. — А как нравится вам? — Мне? — удивлённо переспросил Джирайя. Да что там, автор этих слов и сам был удивлён не меньше. Даже не так. Он был в шоке. — Мне… — продолжил мужчина, как ни в чём не бывало. — Нравится когда долго и чувственно. Обожаю смотреть как на лице партнёра эмоции с невероятной скоростью сменяют друг друга. Страх, сомнение, уверенность, боль и блаженство — всё это можно ощутить за одно мгновение. Ты же любишь необычные ощущения, а, Какаши? — Угу, — ответил мужчина, ещё не до конца осознавая происходящее. Странная всё же штука — человеческое сознание: за доли секунды оно обрабатывает информацию о местоположении врага, а вот принять тот факт, что человек, в которого ты безответно влюблён херову кучу лет, сейчас сидит на твоей кухне и рассказывает о своих предпочтениях в сексе, он не может. — А хочешь узнать, что ещё я люблю? — Хочу. Джирайя приблизился, вставая за спиной мужчины. Его горячее дыхание обожгло кожу где-то в районе шеи. По хорошему Какаши бы сейчас уйти куда подальше, но… Один раз он уже потерял свой шанс и теперь знает, чего ожидать. Оказывается, что упущенные возможности — это чертовски больно. И теперь, когда широкая ладонь лежит где-то в районе талии, а чужой подбородок упирается в плечо, он не хочет сопротивляться. Саннин ещё даже не начал говорить, а его уже бросает, то в жар, то в холод. — Я люблю, когда мне подчиняются. Люблю, когда умоляют о продолжении, когда выполняют любой приказ. Мне нравится видеть, как человек, перешагнув грань дозволенного, уже не может вернуться обратно, теперь он никогда не будет наслаждаться обычным скучным сексом. Ты ведь видишь эту линию невозврата? Могу поспорить, что ты перешагнул её вчера, когда стонал моё имя под тем деревом. Ты ведь даже не заметил, как я пришёл, верно? А если бы и заметил, то всё равно не смог бы остановиться, просто знал бы что я рядом, но продолжал своё представление для одного единственного зрителя — меня. Скажи, Какаши, в глубине души, хотел ли ты, чтобы я смотрел? Сердце мужчины забилось с удвоенной, нет утроенной силой. Хотел ли? Конечно же. — Да, Джирайя-сама. — Знаешь, в тот момент ты был невероятно хорош. Это зрелище для настоящих ценителей, вроде меня. Я повидал много тел, и твоё, — здесь он запнулся, впрочем тут же продолжив свою речь, — твоё — самое сексуальное из тех, что я знал. Мне хотелось взять тебя прямо там, без подготовки или резинки, без прелюдий, нарушая все свои принципы, просто трахать тебя, выбивая стоны один за другим. Я хотел смотреть в твои глаза и видеть, как их застилает пелена похоти, хотел, чтобы ты забыл об этой жалкой книге, полностью сосредоточившись на мне. Ведь то, что бы ты чувствовал в тот момент, я никогда бы не смог описать, никто не смог бы. Губы саннина впились в оголённое плечо Какаши, оставляя пока ещё еле заметную метку, грозящую в скором времени расцвести всеми оттенками красного. Мужчина глухо застонал, прогибаясь в спине. Горячие губы поднимались к шее, оставляя за собой след из засосов, которые после надёжно укроет от чужих глаз костюм, далее перешли на выпирающие ключицы, которые Джирайя нещадно кусал, грозясь переломить тонкую кость, снова пара поцелуев в шею и вот уже остаётся ровно миллиметр до желанных губ, как… — Что. Здесь. Сука. Происходит. — раздался за их спинами женский голос, наполненный праведным гневом. — Цунаде, — начал саннин, непроизвольно отступая от Какаши. В его голосе слышалось бесконечное раскаяние в своём поступке, которое не укрылось ни от кого. Сердце, только что трепетавшее от счастья, вновь сжалось от боли. Как он мог забыть… Правда в том, что Джирайя любит только одну женщину на Земле. И эта женщина стоит прямо перед ним.