***
Она медленно приходила в себя, выплывая из той темной и густой, как кисель, темноты, где неизвестно сколько прибывала, и попыталась открыть глаза. Не получилось. Попыталась пошевелиться… …так же не вышло. Застонать?.. …и это оказалось нереально. Все тело, начиная от век, и заканчивая кончиками пальцев, словно налилось свинцом, и не подавалось приказам ее вялого разума. Что же это такое?.. Паника стала медленно нарастать в ее душе, а легкие стали сжиматься от недостатка воздуха. Вдруг она ощутила, как к ее волосам прикоснулись чьи-то пальцы и нежно погладили их, а хриплый, словно им редко пользовались, женский голос ласково произнес: — Тихо, моя милая Клаудия. Скоро все пройдет. Мама о тебе позаботится. Голос был довольно молод, и даже приятен, но… Это не голос ее матери! Не голос Миранды Гилберт! «А я не Клаудия», — неожиданно четко подумала Елена, чье сознание до сего момента было настолько рассеянным, что она даже не сразу вспомнила свое имя, кто она такая, и зачем здесь, а потом все вспомнила. Вспомнила, как она с Итаном вернулась в столовую, как они прошли по коридору с ободранными обоями в мелкий цветок желтого цвета и вздутым от влаги паркетом вглубь дома, пока не оказались перед лифтом, наподобие того, что они видели в замке, а потом и когда направлялись в этот особняк, и… …и все. Ее память на этом месте просто обрывалась. Резко и абсолютно. Будто ее память было пленкой, из которой взяли и вырезали несколько фрагментов. Хотя… Она помнила, как ощутила легкий горьковато-сладкий аромат какой-то травы или цветов, перед тем как все исчезло. И ей показалось?.. Впрочем, сейчас Елена так же могла ощутить этот аромат, который был смешан с запахом пыли, нафталина, книг, и… клеем для моделирования. Ее мама подобным пользовалась, когда в течение пары лет увлекалась коллекционированием фарфоровых кукол, и даже сама пробовала их реставрировать. А еще спирт. Она чувствовала отчетливый запах спирта, и… Тут из ее рта вырвался слабый стон, когда Елена ощутила, как в ее отчасти вернувшем чувствительность, теле, а точнее животе, кольнуло болью, будто… из него что-то выдергивали. Ее сердце забилось как сумасшедшее. И предприняв еще одну попытку открыть глаза, в этот раз удавшуюся, хотя и отчасти, вероятно, под действием разлившегося по ее венам адреналина, Елена смогла понять, что лежит в куче подушек, и довольно высоко, так как ей было хорошо видно склонившуюся над ней фигуру женщины в черном платье и черной вуали, которая полностью скрывала ее лицо и волосы, и свой оголенный живот, откуда незнакомка ловко вытаскивала нитки пинцетом. Елену затошнило. Это выглядело ужасно, и мерзко, но… В первый миг обреченно решив, что это такая извращенная пытка и нити, единственное, что стягивала ее рану, и не давало всему содержимому вывалится наружу, из нее вытаскивают, чтобы дать ее внутренностям все же расплескаться по отвратительно розовым простыням. Елена вдруг поняла, что, во-первых, ее шов успел меньше чем за сутки затянуться, а во-вторых, женщина не пытает ее, а обрабатывает ей раны. Она, после каждой вытащенной нитки, бережно вытирала капли крови, выступающие на ее коже, марлевой тряпочкой, смоченной в спирте, запах которого так раздражал ее ноздри. — Она проснулась, она проснулась!.. — внезапно заверещал противный тонкий голос, и прямо перед лицом девушки вдруг возникла… кукла. Та самая, что была изображена на портрете, который висел в холле. Она парила перед ней, ее дырявая и пыльная фата развевалась за ее спиной, а жуткие глаза вполне себе разумно смотрели на бедную Елену, которая уже начинала жалеть, что пришла в себя. Кукла тем временем наклонилась, чтобы еще ближе взглянуть в ее лицо, а потом восторженно захлопала своими деревянными ладошами, отчего уши Елены резанул неприятный скрежет дерева о дерево. — Проснулась, проснулась, проснулась, — вновь заверещала она, и отлетела от лица девушки, которая наконец смогла шире распахнуть глаза, и мимоходом оглядеться. «Это… детская?» — удивленно подумала Елена, увидев, что стены были обшиты светлой тканью с розовыми цветами. Постель, на которой она лежала так же была в розовых тонах, лишь кружевной балдахин был белым. Так же здесь было полно кукол. Они были буквально везде. Фарфоровые, деревянные и тряпочные. Большие и маленькие. В темных платьях и светлых. Со светлыми глазами и темными. Волосами из нитей, волос (настоящих?!) и без волос вообще. Их были сотни. На полках, на подоконнике, в кресле, на шкафу, и внутри него, как подозревала Елена, и даже на кровати, где она лежала. В ее ногах лежал и сидел целый ряд этих игрушек, и парочка мягких лежали рядом с ней. — Нравится? — сказала кукла и наклонила голову набок, как и… женщина. Ее закрытое вуалью лицо, теперь было обращенное к Елене, хотя она ничего и не видела сквозь плотное кружево, а ее голова удивительно синхронно с куклой наклонилось набок, будто… Они были единым целым. Да нет… Бред же! Ведь так?.. Тут ее руки, коснулась прохладная ладонь женщины, и кукла расстроенно промолвила: — Не нравится? Мы ведь так старались! Делали их для тебя!.. Елена моргнула, и облезав губы, неуверенно просипела: — Нет, нет, они довольно… милые. Плечи женщины, словно в облегчение, опустились, а кукла опять захлопала в ладоши, тем самым еще больше убедив Елену, что кукла и женщина были связаны между собой. …кукольница Донна Беневиенто, — неожиданно всплыли в ее голове слова Герцога, который именно так называл хозяйку здешних мест, и судя по всему, как раз она сейчас перед ней и была. А раз так… То, с учетом того, что она едва могла пошевелиться, стоит лучше подыграть, ведь кто знает?.. Может она тоже, как и леди Димитреску, может превращаться в огромного монстра. Но… — …где Итан? — выпалила она прежде, чем успела себя остановить, и только из-за того, что сила и подвижность в ее конечности возвращалась медленно, но верно, не выдернула руку из пальцев… Донны, выходит. Кукла странно дернулась, как будто по ней прошла судорога, а потом визгливо проворчала: — Этот гадкий мальчишка тебе не друг, Клаудия. С ним не следует дружить. А пальцы кукольницы сильнее стиснули ее руку. Елена быстро посмотрела на марионетку, а потом на женщину и обратно, начиная осознавать, что они не просто связаны, а что Донна… говорила через нее. Это было жутко. Хотя ей было интересно, почему так? Кукольница, вроде, не была лишена голоса. Она ведь говорила с ней, когда Елена только начала приходить в себя, так зачем?.. — Но где он? — продолжила настаивать Елена, и попыталась сесть, но тут женщина встала и толкнула ее обратно в подушки, а кукла подлетела к ее лицу, и пригрозив пальчиком, сказала: — А-та-та, милая девочка. Ты не должна о нем думать. Он не подходящая для тебя компания, и мама позаботится, чтобы он тебя больше не беспокоил, — она махнула своей деревянной ручкой вокруг, и добавила: — Лучше познакомься со своими новыми друзьями, Клаудия. Эти куколки так и ждут, когда ты дашь им имена. А мамочка и Энджи пока приготовят тебе суп. Но последних слов Елена даже не услышала, как и не заметила, как женщина, опустив сорочку, тем самым прикрыв ее живот, накрыла ее одеялом, и вместе с кукольной невестой вышли из комнаты. Она в этот момент испуганно отпрянула от толпы кукол, который вдруг резко повернули свои головы к ней, и уставились на нее своими стеклянными, пуговичными и нарисованными глазами, и затаила дыхание. «Кажется, у меня появилась новая фобия», — сглотнув, подумала Елена, смотря на игрушечную армию, зорко блюдущую за ней, и с трудом подавила желание, натянуть себе на голову одеяло и по-детски скрыться под ним от всего мира.***
Игра в гляделки продолжалась минут пять, но поняв, что они ничего, кроме как смотреть на нее, не предпринимают, Елена решилась вновь сесть. И сделала это с легкостью, которая, казалось, была ей доступна давным-давно. Былая усталость, терзающая ее тело, как ни странно, исчезла, синяки и раны не столь сильно ныли. Отбитые части тела, еще после падения с высоты в замке, вроде, были в порядке. Живот, который она вновь осмотрела, задрав шелковую сорочку, правда короче и с прилагающимися к ним тонкими штанами, которая подозрительно была похожа на ту, что она нашла впервые очнувшись в этом аду (и в которую ее, очевидно, успели переодеть, явно еще перед этим искупав, так как ее волосы, были слегка еще влажными, собранные во французские косы, и пахли лавандой, а тело было чистым, без следов крови и пыли), и впрямь выглядел так… будто его вскрыли не сутки назад (или больше?.. меньше?), а пару недель как. Елена неверяще коснулась кожи, где остался лишь уродливый красный шрам и небольшие ранки от вынутых ниток, а потом решительно опустила рубашку. «Надо сваливать», — твердо подумала она, чувствуя, как в ней нарастает беспокойство за Итана, о котором обещала позаботиться «мамочка». Елена откинула одеяло, и развернувшись, спустила ноги, на которых оказались милые носки с рюшками, на светлый ковер. Она настороженно посмотрела на кукол, но те продолжали молча смотреть на нее и не двигаться. Девушка встала, и пошла к двери, которая была сразу около кровати, продолжая подозрительно оглядываться на игрушки. Ручка без труда повернулась, и сделав вдох, Елена медленно открыла дверь и вышла в коридор. А точнее в смежную комнату, как она поняла секунду спустя. Черт!.. Это была смесь мастерской, гостиной, и кабинета, без единого окна и лишь газовые лампы, да свечи ее освещали. К сожалению, как показал краткий обыск, кроме ножниц, оружия или чего-то подобного, как и ее вещей, ну тех, в которых она была, когда вырубилась, здесь не было. — Проклятие, — выругалась Елена, и хлопнула по столу, в котором сейчас шарилась, ежесекундно прислушиваясь к посторонним звукам. От ее удара корзинка с везде сущим шитьем подскочила, и ткань, которая ее накрывала, упала на пол. И Елена замерла. Ведь там было… ее платье, то самое, в котором она была, когда ее самолет приземлился в злополучном Бухаресте, точнее лоскуты от него оставшиеся. Они были в крови, да и узнала она его только из-за ярко зеленого цвета, все еще видневшийся сквозь пятна и из-за нелепых желтых цветов. Оно было дурацкое, спору нет, но такое удобное! А в тот момент, когда она его купила, ее живот был огромен, и ничего не налазило. Елена лихорадочно вытащила его из корзинки, и увидела, что на дне так же лежали ее балетки, и сумка через плечо, где лежали ее карточки, наличность, и паспорт с билетом до Валенсии. А еще там был небольшой набор, где лежали те самые нитки, которыми был зашит ее живот, но или очень похожими на них, медицинская игла, пинцет, вата, марля, пузырек антисептика и что-то черно-смолистое в небольшом пузырьке, чьего названия Елена даже не хотела знать. Она упала на стул, и с изумлением поняла, что ей, кажется, стоит поблагодарить за свое спасение именно кукольницу. Матерь Миранда-то весьма ясно в том видении возмущалась тем, что она жива. Но поче?.. Прежде, чем Елена успела додумать, ее взгляд зацепился за фотографию на столе, и, чувствуя нелепое дежавю, как тогда, когда она нашла фото Кэтрин у Стефана, она встала и протянула руку вперед. Это была она , ну она лет эдак в девять-десять. Вот только у нее определенно никогда не было черно-белой фотографии со столь плохим качеством, где она изображена была бы с кудряшками, в которых запутались ленты и в викторианской одежке. А это значит… — …да сколько же нас всего? — обреченно пробормотала Елена, подозревая, что смотрит на детского изображение своего очередного двойника. Клаудию, как она понимала. Впрочем, может это было просто феноменальное сходство. Мало ли в мире похожих людей, тем более маленьких девочек?.. Но мысль дальше она развить не успела, так как вдруг поняла, что, едва взяв фото, небольшой выступ на столе, где та стояла, выровнялась с остальной поверхностью, а за ее спиной что-то скрипнуло. Елена сглотнула и медленно обернулась. К счастью, никто не появился там, чтобы ее убить. Это был лишь тайник, который со скрипом-то и открылся в стене, а внутри стояла… — Роза… — облегченно выдохнула девушка, увидев уже знакомую желтую колбу с надписью «Ноги Розмари У» и свои вещи: пистолет, несколько коробок патронов, кинжал, который она забрала из замка и мешочек монет. Правда не ее, а принадлежавшие явно хозяйке, так как он был намного больше и полнее. Елена быстро огляделась и найдя матерчатую сумку на кресле, в которой лежали какие-то отрезки ткани, опустошила ее, и сунула туда свою найденную дамскую сумочку, колбу с ногами малышки Итана, коробки с патронами и кинжал, предварительно обернув его в ткань. Она натянула балетки на ноги, после чего крепко сжала пистолет в руках и щелкнула затвором. Елена стремительно покинула комнату, где больше не было ничего для нее интересного, так же гонимая инстинктом, который вопил, что если она здесь задержится еще хоть на секунду, то ее найдут.