Вчера.Сегодня.Завтра...

Сегодня на кладбище практически не было людей. Утро, будний день, и большинство людей заняты. Лишь небольшая группа людей столпилась возле новой могилы, появившейся на кладбище сегодня. Именно количество людей и удивляло Павлову, стоящую ровно и прямо смотрящую перед собой. Сначала она удивилась, что такого высокопоставленного чиновника, влиятельного в своих кругах человека в последний путь пришли проводить так мало людей. Но потом она вспомнила, каким характером обладал Алеников, и поняла, что это — вполне закономерно. Закономерно и крайне печально, что даже проститься с этим человеком особо никто и не пришел. Пара незнакомых ей людей из министерства, его водитель, секретарь, и она с Кривицким. Даже Христофорова, которую он сам называл своей подругой, не посчитала нужным прийти сегодня сюда. — Ир, ты как? — тихо поинтересовался Кривицкий, который все это время верно был рядом с ней. — Я? Я нормально. Это же не меня сейчас закапывают. Павлова думала, что сказала это довольно тихо, но когда заметила на себе негодующий взгляд водителя Аленикова, она подвинулась еще ближе к Кривицкому, стараясь не пересекаться взглядом с кем-либо еще. Она смотрела, как сотрудники ритуальной службы привычными для них движениями закидывали лопатами землю в яму. Павлова вздохнула. Как же быстро это всё. Как быстро можно вот так взять и закопать человека. Как быстро обрывается хрупкая человеческая жизнь. Как обыкновенная случайность в совокупности с человеческой неосторожностью могут привести к ужасным последствиям. И как совесть может терзать и грызть тупыми зубами мужчину, который умышленно не сделал ничего, а случайно угробил ни в чем не повинного человека. Кривицкий решился задержать взгляд на деревянном кресте. Как же он ненавидел Аленикова. Как он мечтал, чтобы тот исчез из жизни Иры, как мечтал дать ему по морде, как мечтал избавиться от него. В один день мечта осуществилась. Причем, не без его усилий. В этот день он надеялся, что у талантливых хирургов, коими являлись его коллеги, получится вытащить Аленикова. Получится спасти. Не получилось. Даже у них не получилось. И именно с того дня и до конца жизни он будет жить с мыслью, что от его рук погиб человек. — Кривицкий, — его толкнула локтем Павлова и подняла мобильный телефон, в знак демонстрации того, что по нему сообщили что-то важное. Он автоматически достал свой мобильный и обнаружил четыре пропущенных от Дубровской. — Нина до нас уже больше часа пытается достучаться. Там массовое ДТП. Нужны врачи. — У меня на беззвучном. — У меня тоже. — Я еду, а ты оставайся, — подумав, сказал Кривицкий. — У тебя все равно не то состояние, чтобы работать. — Да, давай, — к огромному удивлению Геннадия Ира даже не стала возражать. — Я ушел. В Склифе была суматоха. Да что там суматоха — дурдом. В Склифе сегодня был дурдом. В приемном туда-сюда возили каталки с пациентами, врачи и фельдшеры скорой помощи пытались перекричать друг друга и старались как можно скорее передать пациентов в руки медработников больницы. Врачи с медсестрами только и успевали бегать из приемного в смотровые и противошоковые, оттуда в операционные и обратно. — У нас и так двадцать человек будет, — буквально кричала в трубку Дубровская, потому что просто говорить среди этого хаоса у нее не получалось. — У нас и так двадцать человек! Детей везите только в том случае, если понимаете, что вообще не довезете. В центре всего этого бардака пыталась не сойти с ума Христофорова. Она, конечно, уже немного привыкла к такому, но вот в такие дни, когда к ним привозили массовую травму, она все еще терялась. Благо, что во время таких массовых травм в отделении были либо Павлова, либо Нина, либо Хромов, которые всегда приходили на помощь. — Лазарев! — Да-да-да, — Костя подбежал в стойке регистрации, где стоял фельдшер с сопроводительным листом и каталка, на которой лежал пациент. — Мужчина, двадцать восемь лет. ЗЧМТ, перелом бедра, голени. Давление — девяносто на пятьдесят, пульс — шестьдесят. Обезболили. — Понятно. В смотровую, — сказал хирург. — Нина, мне Куликова позови, травматолог нужен. — Куликов на операции. — Другого кого-нибудь, значит. — Нина, я здесь, — на ходу заговорил Кривицкий, когда вошел в приемное. Хирург не медлил, решил приступать сразу к делу. Он и так задержался. Дубровская не без радости кивнула и указала рукой на каталку, где лежал молодой парень. — Возьмете? — Да. — Я освободился. Кого взять? — Хромов вышел в приемное и профессиональным взглядом обстановку, которая то и дело менялась каждые пару минут. — Иван Николаевич, девушка вон. — Закрытая черепно-мозговая, — начал докладывать врач скорой, но ему помешала вдруг выскочившая из смотровой женщина. — Только не этот алкоголик! — в суматохе выкрик женщины услышали не много людей. Но все, до кого донеслась фраза, с нескрываемым шоком посмотрели на нее. Хромов растерялся, не зная, что ответить. — Я говорю вам: только не этот врач. Христофорова подскочила к ним. — Что такое? Вернитесь в смотровую. — Я против, чтобы этот алкоголик оперировал мою дочь! Позовите нормального врача, трезвого. — Значит так, — на удивление для Хромова Христофорова заговорила четко, громко и жестко. — Перед Вами стоит прекрасный врач. Трезвый. Который будет оперировать Вашу дочь. Вы не в магазине, чтобы перебирать. Будете шуметь, позовем охрану. Ясно? — Открытый перелом предплечья. Ударилась грудью о торпеду, была не пристегнута. Перелом ребер справа, закрытая травма живота. Пульс семьдесят, давление — восемьдесят на шестьдесят, — врач поспешил закончить, пока эта не совсем адекватная, по его мнению, женщина вновь не начнет скандал. — В противошоковый, — после команды Хромова санитары повезли каталку. Сам Хромов бросил взгляд на взвинченную, хорошо знакомую женщину, и быстрым шагом пошел в сторону противошокового. — Анна Викторовна, что там у нас? — А у нас в квартире газ, Константин Германович, — ответила Ханина с ухмылкой, которую даже через маску можно было отчетливо разглядеть. — На самом деле, все сносно. Давление держит. — Уже что-то. Так, печень мы ушили ему. Но тут разрыв селезенки, — Лазарев задумчиво помычал. — Удаляем селезенку. Прижигаю. Давай зажим. — А известно, как произошло? — Вроде на перекрестке не разъехались. Автобус с грузовиком столкнулся, легковушки задели. — Все-таки, Москва ваша — жуткий город, — резюмировала Ханина. — Не без этого… — согласилась Василиса. Лазарев недовольно покачал головой. Он чрезмерную болтливость в последнее время в операционной не одобрял. — Раз уж ты со мной сейчас, говори, что дальше делаем? — тоном учителя заговорил Лазарев с Василисой, которая вызвалась сегодня поработать в отделении экстренной хирургии. — Ножку селезенки зажимаем и… — Санируем, дренаж ставим, шьем. Правильно? — Пойдет. — Печень ушили. Кровотечения нет, — Хромов отдал иглодержатель Третьяковой, бросил взгляд на монитор с жизненными показателями и вновь сосредоточил внимание на операционном поле. — Дальше смотрим. — А дальше у нас гематома… — протянула Христофорова. — Да. Гематома, — подтвердил слова коллеги Хромов. — Обширная напряженная гематома позади правой почки. — Будем пытаться сохранить? — Мария Владимировна подняла глаза на Хромова. — Ну, конечно! — тут же отозвался он. — Сейчас дренаж поставим. Будем вскрывать, отмывать тоже будем. — Я так понимаю, мы задерживаемся? — анестезиолог грамотно оценил обстановку и мысленно поддержал идею хирургов. — Добавляю? — Да, Кость, — кивнул ему Хромов. — Добавляй, будем пытаться сохранить почку. — Олег Михайлович! — идущего по коридору поликлиники Брагина окликнула Сперанская. Олег Михайлович остановился и одарил начальницу своей фирменной улыбкой. — Кофе в рабочее время балуетесь? — Тамара Васильевна тоже улыбнулась и кивнула головой на стаканчик с еще горячим кофе, который хирург держал в руке. — Так никого нет, я всех уже приговорил, — отшутился Брагин. — Вот решил побаловать себя вашим местным исключительным кофе. — Прямо-таки исключительный у нас кофе? — Ну, лучше, чем в Склифе. — В обычной поликлинике кофе лучше, чем в ведущей клинике страны? — Конечно. Вы знаете, это по новостям только все хорошо, а так… над врачами издеваются. Нас заведующая вообще била. Ой, что Вы. К Вас сбежал, так хоть целый домой прихожу. — Ой, Олег Михайлович, никак к Вашим шуткам не привыкну, — посмеялась Сперанская. — Это дело поправимое, еще успеете, — ухмыльнулся Олег Михайлович и поспешил ответить на входящий звонок, о котором его оповестил зазвонивший мобильный телефон. — Алло. Да, я муж… Сперанская хотела уже уходить в кабинет, но остановилась, когда заметила, как в одно мгновение Брагин из веселого шутника превратился в обеспокоенного и откровенно испугавшегося человека. Ей даже показалось, что на мгновение он затаил дыхание. — Я приеду! — Олег Михайлович, что у Вас случилось? — тут же спросила Сперанская, когда Брагин закончил разговор. — Жена в аварию попала. Я… — Да-да-да, бегите. Брагин оставил стаканчик с недопитым кофе на скамье и уже побежал по коридору, но его остановила Сперанская. — Олег Михайлович, подождите. У Вас права есть? — Есть? — Берите права, вот ключи от машины. Черный Ниссан, номер — восемьсот тридцать восемь, документы а бардачке. — Спасибо, — Брагин буквально выхватил ключи из руки Сперанской и практически вылетел из больницы. Он сразу нашел необходимый ему автомобиль. Брагин открыл машину, вставил ключ в замок зажигания, завел машину и, не дождавшись, пока она хоть немного прогреется, вырулил с парковки. — Ну, Иван Николаевич, по-моему, все прошло хорошо, — Христофорова, идя в ногу с Хромовым, удовлетворенно улыбнулась. — Как думаете? — Согласен, — кивнул тот. — Почку сохранить удалось. Прогресс, думаю, благоприятный. — Вот и скажите об этом её сумасшедшей мамаше, — посмеялась Христофорова, но Хромов только серьезно покачал головой. — Она не сумасшедшая, — тихо сказал мужчина. — Я когда-то, действительно, был пьяный на работе. Поставил её мужу диагноз правильный, в общем-то. А вот прогноз — нет. Неблагоприятный. Опухоль, проросла в мозг, там… Ну, сказал, что либо в нейрохирургии оперировать можно, либо в другой больнице. Сказал, что в нашем отделении его оперировать не будут. Она запах почувствовала, стала ругаться со мной. Ирина Алексеевна вовремя подошла. Христофорова резко остановилась и ошарашенно уставилась на коллегу. Он на такую реакцию лишь отвел взгляд в сторону. — Я догадываюсь, что это было не просто так, но я не ожидала от Вас такого, если честно, — пребывая в некоторой растерянности, сказала Христофорова. — Да я тоже, если честно. — Ладно, я тогда пошла. Сами разбирайтесь с ней, — с ухмылкой сказала Мария Валерьевна и ободряюще улыбнулась мужчине. Выпытывать у него детали она пока не видела смысла. — Ну да, — он тоже улыбнулся. Стоило хирургу выйти в приемное, как навстречу им поспешила та самая женщина. — Ну? Говорите уже, — на ходу выкрикнула она. — Операция прошла успешно, — сразу заговорил Хромов и тут же увидел, как женщина с облегчением выдохнула. — Состояние у нее стабильное, средней тяжести. Пока у нас, в реанимации, потом уже будем переводить в отделение. Какие у Вас есть ко мне вопросы? — А Вы сегодня трезвый, — хмыкнула она. — А я с того самого дня всегда на работе трезвый. Вы завтра утром приходите, к ней нельзя сегодня. И карту её, пожалуйста, принесите. Хорошо? — Хорошо. Спасибо. Павлова открыла дверь и зашла в пустую квартиру. Она устало выдохнула и, вымотанная сегодняшним днем, плюхнулась на пуфик, стоящий в коридоре. Павлова облокотилась на стену и хотела прикрыть глаза, но тут её взгляд случайно упал на плащ Аленикова, который одиноко расположился на вешалке. Взгляд женщины зациклился на предмете мужского гардероба. Кажется, на третий день после случившегося к ней начинает приходить осознание и понимание того, что случилось сегодня, что случилось позавчера. Тогда, когда это все только произошло, когда Гена позвонил в дверь, когда они везли Аленикова в больницу, когда Хромов с Нарочинской его оперировали, она была собранной. Она была готова к летальному исходу, в отличие от Гены, она была готова говорить с Мариной и Иваном Николаевичем, просить их не звонить в полицию, списать все на несчастный случай. Павлова встала с пуфика, сняла с себя пальто, повесила его на вешалку и сняла оттуда пальто Толика. Она достала из шкафа плечики, повесила на них плащ и убрала в шкаф. Сегодня Ирина Алексеевна поняла окончательно, что Алеников из её жизни исчез навсегда. И больше не будет никакого «опять сидишь со своими бумажками», не будет уже привычного «давай подвезу». Самого Аленикова больше не будет. Павлова, как и была в верхней одежде, прошла в кухню. Из полки она выудила уже открытую Алениковым бутылку коньяка. Павлова задумчиво покрутила её в руках. Покрутила, поставила обратно и включила электрический чайник. Мобильный телефон, который она закинула обратно в карман своего пальто, зазвонил, выводя Павлову из своих отнюдь невеселых мыслей. — Да, Ген? — Ир, привет. Пришла уже домой? — Да, — отвечала она и параллельно с этим достала банку с кофе. — Что там в Склифе? — Все в порядке, все оперируют, — отчитался мужчина. Помедлив, он все же решился спросить. — Ир, тебе нужна моя помощь? — Нет, Ген…не нужно… Я на работу завтра приду. Давай, пока. — Пока… Вечером, когда все поутихло, а из пациентов остались только те, которых оперировали Куликов и Кривицкий, медики смогли с облегчением выдохнуть. Лазарев уже сидел в ординаторской, Нина позволила себе расслабиться и позвонить свекрови, которая сидела с детьми, Покровская тем временем проверяла свою послеоперационную пациентку. Хромов сообщил родственникам его пациента о благополучном исходе операции и подошел к Христофоровой. Мария Владимировна, сидя на диванчике, бездумно смотрела в одну точку. — Мария Владимировна, все в порядке? — любезно поинтересовался он. — Да, — она подняла глаза на мужчину и с усмешкой кивнула. — Начинаю привыкать. — Пойдемте в ординаторскую? Чай попьем, там печенье есть. Если еще осталось, — со смешком уточнил Хромов. — Пойдемте, — Христофорова, опираясь на руку, которую галантно подал Хромов, встала с диванчика и вместе с коллегой пошла в ординаторскую. — О, — Лазарев встретил их приветливой усмешкой. — Вовремя. Я как раз чайник поставил. — Точно, у меня же пирог с собой, — спохватилась Христофорова и выбежала из ординаторской, оставив мужчин одних. — Сумасшедший день, да? — глядя на Хромова, сказал Костя. Хромов в подтверждение молча кивнул. — Прикиньте, Иван Николаевич, позавчера два дебила человеку трахеостомию сделали, подумали, что у него аллергическая реакция, а на деле парень диабетиком оказался. — Да уж… — округлил глаза Хромов. Как часто люди, желая помочь человеку, делают ему только хуже. Как, например, сердобольные прохожие человеку, которому стало плохо с сердцем, сразу начинают скармливать нитроглицерин, даже не зная, какое у него давление и есть ли непереносимость препарата. — И такое бывает… — Кстати, — Лазарев подошел к своему шкафчику, достал оттуда что-то и вернулся обратно к Хромову. Он положил на стол два черных силиконовых браслета и пододвинул их к отчиму. — Я знаю, что Вы за здоровьем следите, и контролируете, но… если вдруг что, я не хочу, чтобы какие-то идиоты Вам трахеостомию делали. Поэтому, это Вам. — Спасибо, — Иван Николаевич взял в руки браслеты и рассмотрел. На одном была надпись «Я диабетик», на другом — его группа крови и резус фактор. Костя, заметив замешательство Хромова, тоже растерялся. — Глупо? — Нет-нет, — спохватился Иван Николаевич. — Наоборот. Спасибо большое. Правда, Кость, спасибо. — А группа крови на случай, если… — Меня кто-то опять решит ударить ножом и меня привезут не в Склиф? — с ухмылкой спросил мужчина, на что получил утвердительный кивок со стороны пасынка. — А как рана, часто беспокоит? — Нет, — мотнул головой хирург. — Врете? — Да, — посмеялся он. Хромов надел на руку оба браслета и тепло улыбнулся Косте. — Спасибо большое, буду носить. — Круто, — Костя тоже довольно улыбнулся, радуясь, что его идею Иван Николаевич оценил. Мирную беседу мужчин нарушила раздраженная Покровская. Александра почти что кинула папку на стол и под удивленные взгляды Хромова с Лазаревым стукнула кулаком по столу. — Сейчас у пациентки была, к ней муж пришел. Все хорошо, благодарил, а потом я мимо проходила, услышала, как он с кем-то по телефону говорил. Жаловался, что у его жены вместо хирурга баба какая-то. Саша с шумом выдохнула, чем заставила двух мужчин тихо хихикнуть. — Саш, — Лазарев встал и приобнял за плечи взвинченную супругу. Такое поведение со стороны его спокойной жены несколько шокировало. Но, видимо, такое она слышала не первый раз, раз так отреагировала. — Не обращай внимания на этого идиота. Ну, ты чего. Мы знаем, что ты классный хирург. Да, Иван Николаевич? — Да, — честно подтвердил Хромов. — Саш, правда. Не расстраивайся из-за всяких дураков. Умный такого не скажет, а на такие глупые высказывания реагировать — свои нервы тратить. — Да обидно просто, ребят, — она, наконец, села на стул и сложила руки в замок. — Злит, что люди, не имеющие ни малейшего отношения к медицине, уверены, что знаю точно, кто может быть хирургом, а кто нет. — Хочешь, мы его побьем? — посмеялся Костя. — Иван Николаевич вон любит людей о стойку регистрации бить. — Это было один раз, — напомнил ему Хромов. — И что? А Вы применяйте навыки, вспоминайте. Зря Вас, что ли, в вашей армии рукопашному бою учили, — продолжал веселиться Костя, но серьезные Саша и Иван Николаевич портили все. — Кривицкого с Куликовым тоже учили, вот к ним и приставай. — А они на операции. — Болтун, — в один голос сказали Саша с Иваном Николаевичем и улыбнулись. — Коллеги, а вот и пирог. Надеюсь, никого не отравлю, — посмеялась Мария Владимировна, когда поставила контейнер с пирогом на стол. — Вот чай лучше сделай, а не болтай. — Дедовщина, — наигранно обиженно фыркнул Лазарев, но чай делать пошел, потому что помнил, что утром на всех чай делал Иван Николаевич. Брагин ждал уже пятый час. Ждал и думал, что время — невероятно странная материя. В операционной, когда он стоит со скальпелем в руке и от его действий, и от действия бригады в целом, зависит исход операции, время буквально летит. Когда он сидит на скамье и ему ничего не остается, кроме как верить в здешних хирургов и надеяться, время тянется неимоверно долго. Боже, он даже не знает толком, что случилось. Авария. А какая авария, как все случилось, была Марина за рулем. Что именно там произошло… Какие у нее травмы, правильный ли поставили ей диагноз, правильную ли тактику выбрали… Столько вопросов, а ответа — ни одного. Лучше бы Марину, конечно, привезли в Склиф… Там Куликов, там Хромов, там Лазарев. Им он мог доверить Марину. Пока Брагин боролся с желанием побежать в операционную и лично проконтролировать ход операции, он стал замечать, как проходящие мимо сотрудники больницы с интересом на него поглядывали. Поначалу этот повышенный интерес его удивлял, но потом Брагин осознал причину — все это время он сидел в халате, в котором выбежал из поликлиники. Какие все люди любопытные. Брагин пренебрежительно фыркнул и опустил голову, потупив взгляд в пол. — Вы муж Брагиной? — в реальность его заставил вернуться голос, раздавшийся над ухом. За долю секунды вникнув в суть сказанных слов, Брагин подорвался. — Меня зовут Белых Константин Алексеевич, я оперировал Вашу жену. — Ну? — Успокойтесь, коллега, — продолжил хирург свою спокойную речь. — Операция прошла нормально. Была тупая травма живота. Мы лапароскопию сделали, обнаружили разрыв мочевого пузыря. Делали лапаротомию. Потом, внутреннее кровотечение. Печень ушили. У нее еще перелом малоберцовой кости. — К ней можно? — Вы же сами знаете, что нет… Ладно, — вздохнул он. — Пять минут. Пойдемте, по дороге остальное расскажу. Бахилы наденьте, халат уже на Вас. — Спасибо, — это пока было единственным словом, которое мог выговорить Брагин в порыве благодарности и облегчения.