***
Марина закончила позже Олега. И совсем не удивилась, когда услышала, что приемном кто-то скандалит. Эта рабочая неделя по определению не могла завершиться нормально. «Кем-то» оказались родители Юли, которым не давали пройти дальше Рита и, кто бы сомневался, вездесущий Брагин. Но не успела Нарочинская вмешаться, как рядом с Олегом нарисовалась Павлова. Она оценила обстановку и опасно-вежливым голосом сообщила: — Ваш сын с друзьями избили трех человек, двух — до жизнеопасных состояний. К палатам приставлена охрана. Юля, Салам Магомедович и Олег Михайлович, — женщина кивнула на Брагина, — заявили в полицию. И если с кем-то из них или наших сотрудников что-нибудь случится, то вы автоматически станете первыми подозреваемыми. Даже если будете непричастны. Мать Юли запнулась на полуслове, а отец перешел на фальцет: — Вы угрожаете? — Предупреждаю, — еще опаснее улыбнулась Ирина Алексеевна. — Мы всем институтом Склифосовского помогаем Саламу Магомедовичу и его девушке, поэтому понятия не имеем, кого ваша семейка изберет следующей мишенью. Я понятно излагаю?.. Они ушли только тогда, когда Павлова пригрозила позвонить в полицию. — Спасибо, Ирина Алексеевна, — с облегчением выдохнула Рита и вернулась на пост. — Следователю позвоню, предупрежу, — самой себе сказала заведующая. И только сейчас заметила, с какими изумленно-недоверчивыми лицами смотрят на нее хирурги. — Что? — Ну вы даете, — широко улыбнулся Брагин. — Так рвать и метать за своих сотрудников. Уважаю. Павлова усмехнулась: — Только Гафурову не рассказывайте об этой сцене. — Почему? — не понял мужчина. — Он хоть вас бояться перестанет, — Марина ткнула его острым локтем в чуть ли не единственное здоровое место на туловище — правый бок, и Брагин возмутился. — Ты че пихаешься? — Пусть лучше боится, — продолжила Павлова. — А то обнаглеет и станет вторым Лазаревым. Или Брагиным, что еще хуже. Марина громко хмыкнула, а Олег состроил демонстративно-разочарованную мордашку: — А я-то думал, что нравлюсь вам, Ирина Алексевна. — Хватит с вас того, что вы нравитесь Марине Владимировне. Высказывание начальницы ударило Нарочинской прямиком по нервным окончаниям. Нейрохирург идейно ненавидела, когда лезли в ее личную жизнь: — Вам показалось, Ирина Алексеевна, — равнодушным тоном бросила она. Олег практически подпрыгнул на месте и забыл про все договоренности: — В смысле?! — В коромысле, — уж что-то, а передразнивать его манеру общения Марина научилась мастерски.***
Когда Павлова ушла, Брагин затащил Нарочинскую в ординаторскую: — Марин, это что было? — Где? — прикинулась ветошью она, но, встретив по-детски обиженный взгляд, нехотя буркнула. — Ничего. Олег нахмурился: — Не понял. Ты наказать меня хочешь? — предположил он, увидел непонимание и пояснил. — Ну, за мое поведение. Нарочинская посмотрела на него как санитарка психбольницы на пациента, который забрался на люстру: — Брагин, ты дурак? — А че, — начал паясничать он, — так заметно? — Марина продолжала сверлить его синими глазами, и мужчина стал серьезнее — В чем дело тогда? Она покусала губы, но все же призналась: — Не люблю, когда в личное лезут. — Да Павлова давно в курсе, — Олег благоразумно не стал напоминать, что именно из-за его реакции на Нарочинскую и в курсе. Женщина стояла на своем: — Одно дело — знать, другое — лезть. Брагин скучал весь день, несмотря на их ссору. Сейчас не выдержал и, наплевав на боль в теле, прижал женщину к себе: — Маринка моя, ну чего ты свирепствуешь?.. Ма-рии-наа, — теплое дыхание у линии роста волос вызвало мурашки по всему телу. Она поежилась: — Испугалась страшно. — Чего? — не сообразил он. Нарочинской казалось странным, что приходится объяснять настолько очевидные вещи. Но Олег не отводил от нее цепкого взгляда, и Марина, снова покусав губы, сформулировала: — За Салама, за вас с Юлей. За тебя так совсем, — женщина пыталась держаться, но мимика ее выдала с головой. — А ты с больничного сбегаешь и лезешь со своими шуточками. Будто тебе все равно. От такой тирады, очень откровенной для Нарочинской, Брагин выпал в осадок: — Марин, — начал гладить ее по голове. — Ну ты че, ну, — Марина на него не смотрела, и он, помедлив, заставил себя признаться. — Это же привычка просто. Защитный механизм от гадостей жизни. — Да знаю я, — устало отозвалась Нарочинская. — Только у меня полное ощущение, что ты от меня защищаешься, а не от жизни, — и такая безнадега просквозила в ее голосе, что Олегу стало не по себе. Он прислонился лбом к ее лбу: — Все не так, слышишь?.. Марине казалось, что эта неделя никогда не закончится. Но она прошла, оставив после себя полный раздрай в душе.