Магниты

Он так долго бил кулаками по стене, что руки заболели, а соседи застучали по батарее. Легче не стало. Стене было все равно — даже следов не осталось. Видимо, дом делали на совесть. Если честно, Брагин так и не понял, как это произошло: все было хорошо, а потом случился один выезд, после которого Марина его бросила. Решила все за всех, как обычно. Можно подумать, случилось что-то сверхординарное. «Вот именно, что с тобой постоянно что-то случается. Марина не обязана от этого страдать», — предательски напомнил внутренний голос. С другой стороны, она же знала, что он такой…. Но, черт возьми, таких глаз у Нарочинской, как сегодня, он не видел никогда, хотя поводов была масса. Она смотрела так, будто…. Он даже не мог подобрать сравнение. Будто он убил кого-то, что ли. Или на Михалевой женился, например. В принципе, это были бы равнозначные грехи. Но он просто спасал человека, потому что никто другой этого сделать не мог. «Только почему-то твои подвиги во имя посторонних вредят близким. Привык ты просто, что эти самые близкие все стерпят», — продолжать добивать внутренний голос. Брагин никогда не считал себя неуязвимым, как думали многие. Но он знал, что везунчик, и привык рисковать. Не ради риска — ради помощи другим. Не мог иначе. Не умел. Считал единственно верным. «Ты можешь быть бесконечно прав, но какой в этом толк, если женщина твоя плачет?.. Впрочем, она, кажется, больше не твоя». Если бы Марина истерила или ставила условия, на него бы, наверное, это не произвело должного впечатления. Такое уже было, плавали. Но она просто поставила его перед фактом — спокойно и равнодушно, будто для нее это в порядке вещей. Вычеркнула из жизни, вернула ключи, не отреагировала на попытки извиниться. Все решила уже. Все. Так быть просто не могло. Они должны хотя бы нормально поговорить. Брагин подорвался и, схватив рюкзак, вышел из квартиры.

***

Его ключи она отдала, но свои не забрала. То ли забыла, то ли, как надеялся Олег, не планировала на самом деле с ним расставаться. На дворе была ночь, впрочем, его это не смутило: хотя бы полюбуется спящей Нарочинской. А утром они поговорят. Но Марина не спала. Сидела на подоконнике у приоткрытого окна и курила. Причем, судя по запаху, к концу подходила первая пачка. — О, господин Брагин, — удивилась женщина. Не ожидала, забыла о ключах вообще. — Какими судьбами? Неужели больше никто не дал? Так и я не в кондиции сегодня, извини. Можешь валить обратно. — Нарочинская, ты что творишь, — раздраженно отозвался он и отобрал сигареты. Марина не расстроилась — те уже почти закончились. — Ладно ты меня послала, себя-то зачем гробишь? — возмутился мужчина, стащил Нарочинскую с подоконника и усадил на диван. Она не сопротивлялась, пустым взглядом изучая стены. Можно подумать, чего-то там не видела еще. — Не твое дело. — Да тебе нельзя! Опять в больничку захотела? Марина невесело усмехнулась: — Твоими методами действую, Брагин. Наверное, идиотизм передается половым путем. — Ты же говоришь, я только о себе и думаю. Она ненадолго закрыла глаза: — А я не знаю, как у тебя так получается, — это прозвучало как-то жалобно. — Ты и плевать на всех хотел — делаешь только то, что тебе угодно, и, при этом, постоянно себе вредишь. Рискуешь собой ради чего-то. Мне кажется, просто ради риска, — Нарочинская снова посмотрела на мужчину, и у того прошла дрожь по телу от ее стеклянного взгляда. Такой Марину он не видел раньше: — Ты тоже рискуешь сейчас со своими сигаретами, — попытался уловить ее мысль, начиная понимать, что это правда. Он взял ее за руки, но Нарочинская вырвалась: — Ну, обо мне-то переживать некому, так что имею право, — она снова усмехнулась и вернулась к теме. — И к чужим ты относишься всегда лучше, чем к своим. Поэтому и с отцом мне помогал, потому что мы никто друг другу были, — глухо произнесла Марина. — Пыль в глаза пускаешь, видимо. Комплексы у тебя какие-то, что ли... А сейчас думаешь, что я уже никуда не денусь, поэтому и обращаться со мной можно как угодно. Черта с два, Брагин. Ее спокойствие било наотмашь, скручивало все внутренние органы и резало без ножа. Олегу стало страшно: за себя, за нее, за них. Несмотря на холодное поведение Марины, он чувствовал, насколько ей хреново. Гораздо хуже, чем во всех их предыдущих конфликтах. Но даже сейчас она умудрялась сдерживаться. Или чтобы не пугать, или чтобы он ушел побыстрее. — Уходи, Олег. Оставить ее в таком состоянии он не мог. — Нет. Там ночь. — И что? Ее равнодушие добивало, поэтому Брагин решил зайти с козырей: — Я же без машины, опять куда-нибудь влипну. Ты себе этого никогда не простишь. Нарочинская дернулась, словно от удара, и встала: — Спишь на диване, меня не трогаешь, утром выметаешься, — сухо констатировала она. — Ключи можешь прямо сейчас вернуть. — Завтра поговорим и верну. Она покачала головой: — Это ничего не изменит. — Раз не изменит, то какая тебе разница, когда я их отдам?

***

Ночь он не спал, все ворочаясь и прислушиваясь к тому, что происходит в спальне. Но слышно не было — то ли Марина и правда уснула, то ли делала вид. В шесть утра он не выдержал и зашел к Нарочинской. Она сразу же села в постели. — Марин. — Иди домой. — Я постараюсь так не делать, — кажется, это было единственной возможностью все исправить. В ее глазах было столько боли, что Олег захотел сломать самому себе нос. — Я тебе не верю. Ключи на столе оставь, дверь захлопни. — Что, это все? — он даже не почувствовал, что по щекам потекла соленая жидкость. Ощутил только, что видеть Марину стал как-то нечетко, однако не понял причины. Упрямо заморгал, но слезы так и стояли в глазах. Нарочинская это заметила и, посмотрев в стену, дрогнувшим голосом ответила: — Все. Он остановился у выхода из комнаты: — Пожалуйста, не кури больше. Женщина услышала, как хлопнула дверь, и прошептала в пустоту, стараясь сдержать рыдания: — Ладно.

***

— Михалыч, у тебя все нормально? — поинтересовалась Нина, глядя на непривычно понурого друга. — Нормально, — солгал Брагин, чтобы не грузить происходящим еще и Нинку. Но Дубровская видела его насквозь: — Не ври, а. Это из-за Маринки? — Что — «из-за Маринки»? — Не знаю, — пожала плечами регистратор. — Только она пришла сегодня ни свет ни заря, еще раньше меня. На контакт не идет, — доложилась женщина. — И лицо такое, будто умер кто. Олег едва заметно дернулся, и от внимательной Нины это не укрылось: — Че, из-за подвигов твоих поссорились? Олег протер лицо ладонью: — Поссорились — это мягко сказано. — В смысле? — Дубровская выпучила глаза. — Нин, не заморачивайся, — он махнул рукой и собрался пойти работать, но услышал комментарий: — Вообще-то я ее понимаю. У нее из близких один ты остался, а ты вечно рискуешь собой. Неоправданно. Мужчина попытался улыбнуться, но вместо этого на лице нарисовалась болезненная гримаса: — Все такие правильные, слова не скажи. А Нина, видимо, решила его добить: — Вспомни, что с тобой было, когда Лариса, — она не договорила. — Хочешь, чтобы Марина оказалась на твоем месте? У Олега потемнело лицо, а руки сами собой сжались в кулаки. Он опустил голову, поднял, каким-то больным взглядом посмотрел на подругу, развернулся и быстрым шагом ушел на улицу. Почти убежал.