Свежий солнечный луч разрезал крышку стола пополам: он — на свету, я — в тени. По комнате разносился согревающий запах. То, что у марлийцев было принято называть «кофе», стояло налитое в две чашки напротив каждого из нас, но я не видела, лишь слышала как стукается керамика о стол. Перед глазами все еще плыло, и я еле сдерживаюсь, чтобы снова не обжечь щеки слезами. Всячески мять и заламывать пальцы нисколько не помогает, чтобы унять неизвестное чувство внутри. Может это голод? Так всегда говорила Саша, если я переживала, брала под руку и просто тащила меня в направлении кухни.
Поешь и все пройдет. И действительно помогало, но вот только сейчас это вряд ли верный вариант.
Прошел месяц и около недели, да только Жан все тот же. Будто не было этого времени после побега, укрывательства на фермере в качестве исправительных работ для всяких элийцев живущих в Марли. Нет, скорее выживающих.
Вначале, как только мы вошли на территорию, я увидела пару мужчин, перетаскивающих разрубленные полена в дровник. Пик, все еще опасаясь, что я могу ненароком свалиться, предоставила мне свою руку в качестве опоры, ведя меня будто старушку. Остальная часть отряда сначала плелась сзади, пропуская нас вперед, но я замедлила шаг, вынуждая их обогнать нас. Нельзя позволять им оказаться у меня за спиной, кто знает, чего еще можно от них ожидать. Райнер окликнул мужчин, обращаясь к одному из них как к господину Леманну. Возня прекратилась, шаги застопорились. Последний дровец ровно встает на последнее место, завершая ряд, и на меня падает ошеломленный взгляд.
Все тот же, что настигал каждый день в кадетском училище. Нахмуренные брови, вздернутый гордо нос и опущенные уголки губ — любые преграды встречает с напущенной уверенностью и хладнокровием. Я, увы, растеряла, кажется, вовсе навыки контроля над своей мимикой, потому что челюсть сводит от напряжения, висок прибивает пулей, эхом разносясь в пустой голове.
Роговица сохнет от долго взгляда и я много раз моргаю, проверяя, не мираж ли у меня от недостатка свежего воздуха. Но если это лишь греза, то она слишком реалистично двигается ко мне, сокращая расстояние в секунды и останавливаясь лишь у самого лица. Лучи солнца подсвечивают миндалевые радужки и не остается сомнение. Это действительно Жан.
Мне хочется что-то сказать, пускай хоть глупое, банальное или даже просто позвать его по имени, но вот только воздуха будто не хватает. Новый вдох только вредит, он провоцирует слезы, которые я не в силах удерживать. Всю неделю проведенную в той грязной камере, я думала о смерти: о неоплаченном долге родине, о разочаровании всех ближних и о безнадежности нынешнего положения — сплошное сожаление. Я так и не смогла сказать как дорожила дружбой с Сашей и Конни, как благодарна за оказанное доверие и поддержку командующему Смиту, как сильно привязана к Жану. Перекручивая все свои слова в прошлом, я хотела отыскать хоть что-то ценное и значимое, но повсюду лишь зияющая пустота.
Не нашла слов. Не отыскала сил сдвинуться с места и коснуться его. Не позволила сделать этого и ему, отзываясь сразу на приглашение войти в дом, шарахаясь от его протянутой ко мне руки.
Кричащее беспокойство. Обернувшись на прошлое, уже сидя за столом я стала размышлять о том, как сейчас дела у ребят за стенами. Как я посмела забыть о них в этой пучине беспросветных дней в тюрьме? Должно быть, после той бойни мы с Энни оставили большие разрушения и разведка вынуждена помогать с новой стройкой.
Если еще есть что отстраивать.
Та церемония неделю назад, Магат говорил, что отряд войнов вернулся с острова Парадиз с успешно оконченной миссией…
— У меня есть вопросы, — я поднимаю голову, слыша голос Жана и оглядываю присутствующих. Все выглядит слишком по домашнему; Леманн возится на кухне с Пик, шумя и гремя посудой, Райнер прогуливается по двору, Энни попивает кофе, стоя у окна. Некогда такой и была наша повседневность, только вот место и люди другие. — Почему вы позволили нам с Ви встретиться? Очередная манипуляция?
Пик прекращает нарезать овощи, неловко улыбаясь, переводит взгляд на меня, затем на Энни и продолжает работать ножом. Леонхарт прислоняется к подоконнику и делает еще глоток, прежде чем заговорить:
— Пик, может поведаешь нам всю историю этого гребаного путешествия?
Девушка смахивает последние дольки помидор в миску и, откладывая нож, берется за ложку, чтобы перемешать салат.
— Ты видела письмо от мистера Леманна. Завтра мы отправимся на…
— На кой черт мы взяли Вайолет?
Неужели ее не посвятили в подробности? Я считала ее статус воина привилегированным, дающим доступ к любой информации касательно операций.
— Энни, какая ты бессердечная! Тебе разве не жаль, что девочка просидела столько времени в тюрьме под землей? А тут ферма, свежий воздух, одна польза для здоровья…
— Пик, — рычит Энни, громко ставя кружку на поверхность оконника. Определенно ей хотелось услышать все еще на пути в поселение фермеров, но тогда были лишние уши — мои. Хотя не похоже, что в данный момент ей как-то мешает наше с Жаном присутствие. Тогда отчего же Пик откладывала разговор?
Вся лучезарность и напущенное смущение спадает маской. Она упирается обеими ладонями в столешницу и смотрит грузно в одну точку.
— Пока Зик улаживает все дела на право обладания Координатой обществом биологического исследования титанов, нам стоило покинуть город, для нашей же безопасности. Это большой риск для всех воинов, поэтому он отправил нас прочь. Вайолет, это целое состояние и если совет Марли получит ее, то неизвестно какие последствия это будет иметь для всех нас. К тому же, Райнеру действительно стоит уравновесить свое душевное состояние, а нам справиться с завалом на реке.
— Это не ответ на первый вопрос, — вмешиваюсь я, сминая мочку уха от беспокойства. — Когда я просила о встрече с Жаном, всякий раз мне отказывали, говоря, что это невозможно.
Если нас хотели отослать, то могли увезти в другое место. Думаю, этот Зик, которого они называют своим предводителем, имеет какие-то связи и мог отослать нас на любую другую ферму. Кольт говорил о том, что если нам с Жаном позволят увидеться, то мы непременно сговоримся и предпримем попытку к побегу. Разумеется так бы и было, но вот только, чтобы так очевидно предоставлять для этого возможность… как-то странно. Должна иметься какая-то иная причина.
— Твои последние результаты на устойчивость нервной системы были плохими, — я пытаюсь игнорировать настороженный взгляд Жана, рассматривая узоры на своей чашке. — Отдых за пределами тюремной камеры, к тому же в компании друга, должен помочь улучшить состояние.
— С трудом верится в вашу заботу, — отзываюсь уверенно, но тихо.
В памяти, да и на теле, все еще живо напоминание о недавних побоях. Словно мышь в подполье, угодная только для опытов — я провела месяц в Ребелио и этого хватило чтобы в голове прочно закрепилось: здесь люди не предрасположены к милосердию.
— Что на счет Парадиза? Я хочу знать, что случилось после того, как мы покинули остров.
Плечи Жана вздрагивают, теперь все его внимание обращено к Энни. Очевидно, он так же как и я прибывает в неведенье. Единственными свидетелями того дня остается Браун и Леонхарт.
— Это прошлое, Марли теперь ваш дом. Останавливайте свои мысли на делах касающихся
нашей страны.
Пик дает четко понять, что обсуждать это никто с нами не будет, но чтобы так нагло заявлять о том, что Марли наш дом…
Правая рука молниеносно сметает стоявшую чашку со стола. Я подскакиваю с места, стукая кулаками по столу. Спадающие пряди закрывают обзор, но и так ясно, что все следят за мной. Глубоко дыша, стараюсь убаюкать просыпающегося монстра внутри, готового метать и крушить все вокруг.
Нельзя, еще не время, мы у них на мушки, тут три воина-гиганта, а я до сих пор не знаю как совладать с собственной силой, к тому же… это большой риск для Жана.
— Не смейте произносить подобные снова, — отчеканиваю слова, дрожащим от ярости голосом.
Боковым зрением вижу, как на Жана движется чья-то тень и я уже готова замахнуться, чтобы не позволить Леонхарт дотронуться до него, но она направляется ко мне. Оглядывает разбитые куски бывшей чашки, затем поднимает серые глаза на меня.
— Пойди проветрись и больше не швыряй чужую посуду, — я — раскаленный металл, который она спокойно погружает в воду, говоря такое после моей агрессии таким воспитательным тоном. — Жан составит компанию.
Она подходит ближе, снимает со спинки стула рубашку и всовывает ее мне в руки, после чего снова отпивает из кружки. Если бы с нами был Галлиард, то я бы уже лежала на полу с простреленной головой, а Энни на удивление холодна как никогда. Будто вовсе нет никакой угрозы от моего переменчивого настроение, которое в прошлый раз чуть не обернулось трансформацией в титана.
***
Хозяин фермы все еще чувствует неприятный осадок после ссоры, но всеми силами старается отвлечься на готовку ужина, которым решает заняться самостоятельно, отмахиваясь от предложенной помощи. Пик уже не пытается быть веселой, просто усаживается на свободное кресло, наблюдая за возней у плиты господина Леманна.
— В этот дом явно не поместятся еще парочка титанов и тем не менее, ты позволила ей уйти, да еще и с парнишкой, — носком левой ноги Пик ведет по правой голени с нажимом, стараясь стряхнуть второй сапог. — А сейчас убираешь за ней осколки. Теперь уже вопросы у меня к тебе, Энни.
Девушка не отвлекается от совка, в который заметает последние остатки белых острых крошек. Поднимаясь с корточек, она высыпает осколки в мусорное ведро.
— Волноваться не о чем. Ты сама сказала, она здесь чтобы прийти в устойчивое состояние. Если будут какие-то проблемы, ответственность на мне, как на ее попечителе, — Энни нисколько не испугалась, когда Ви в порыве злости поднялась из-за стола. Она прекрасно знает ее, к счастью или сожалению. — Хоть Вайолет и вспыльчивая, но в ее силах в последний момент отступить от пропасти безрассудства. Она всегда анализирует ситуацию и она знает, что если бы не остудила пыл, то мог пострадать Жан. Теперь, кажется, я понимаю план Зика.
Безусловно Вайолет может остановиться, но не тогда, когда ей нечего терять. Чтобы обезопасить ее от полета в бездну неизвестности, мы привяжем к ней Жана. Он — напоминание, что если вздумает выдать дурацкую выходку, то он отправится в след за ней. Одно неосторожное действие — один прыжок — одна смерть на двоих — размышляет Энни глядя в окно на удаляющиеся фигуры.
— Я знаю, что делать, — уже в слух произносит она, заверяя больше себя, чем Пик. — А тебе стоит извиниться. Как бы мне не было гадко от твоего образа ангела, тебе стоит поддерживать с ней хорошие отношения. Твоя дружелюбность подкупает, это может помочь ей перестать чувствовать себя чужой. Ей нужны хоть какие-то друзья.
— О, — со всей наигранной нежностью тянет Пик. — Так мило с твоей стороны переживать о ней. Ты возишься с ней как мамаша с малым дитем.
Последняя фраза обжигает как пощечина, пробивает все внутренности жаром молнии. Леонхарт чувствует то же желание, что и Ви парой минут ранее. Только ей хочется нацелиться посудой в лицо Фингер. Есть все-таки что-то общее между ними, и это ненависть к правде. Как бы не желала ее больше всего Ви, как бы не боролась за нее, но когда наступает момент узнать, ей хочется отступить, закрыть глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать той беспощадной истины. Энни тоже не любит горькую правду и она предпочла бы, наверное, скрыть подальше от всех людей, только чтобы не быть ввязанной в их бессмысленные распри.
***
Мы шли какое-то время молча. Я своевольно вышла за калитку, устремляя шаг в неизвестном направлении, где ранее из виду скрылась повозка. Жан не смеет меня останавливать. Шаг быстр, неразборчив, но ноги продолжаю нести как можно дальше. Этот «побег» не кончится ничем хорошим.
— Решила так сразу отправиться обратно на остров? — негромко раздался вопрос, от которого в горле только сильнее разрасталась колючка. Ни разум, ни сердце не желают ничего сейчас обсуждать.
Я чувствовала себя глупо. Спустя всего месяц я забыла напрочь о том, какого находится в компании Жана. Меня это тяготило и тогда, но в родных стенах все ощущалось иначе. Наши отношения только развивались, я училась доверять ему, до злополучного дня, когда прорвали стену Мария. Малые доли доверия с таким трудом собранные за недолгое время улетучились как пыль в ветрах, ничего не веся, ничего не знача.
— Может поговоришь со мной? Мы не виделись столько времени, — он сказал это тихо и грустно, но внутри его голос отозвался диким воплем, заставляющий замереть от ужаса.
Около тридцати дней разлуки, преследующая волком тревога, выгрызающая все кости, заставляющая не спать, теряться в галлюцинациях и предаваться истерике, которую слышала лишь глухая земля. В моменты поглощения полного отчаянья, я пыталась соврать себе, что вот его руки обнимают меня, хоть в действительности это были мои собственные, а дряхлое старое одеяло создавало малое тепло, вовсе не похожее на человеческое. И вот, то о чем я мечтала в заключении — я встретилась с ним, я могу теперь почувствовать его настоящие объятья, спасающее от вражеского холода…
Но вместо этого ухожу.
Шум стелющейся травы под ногами стихает. Пара сапогов останавливается позади.
— Я скучал, Вайолет.
Собственная ходьба стопорится. Повисшая кукла над землей, нет своей воли, своей решительности и правда вершить действие. Ну же, кто-нибудь, потяните за веревки, заставьте меня повернуться. Но нити будто срезают и я стихийно падаю в мягкие заросли. Все в моих руках, вся власть, которой я пытаюсь утереть свое лицо.
Сразу же подлетает Жан, склоняется надо мной.
— Что такое? Плохо себя чувствуешь? — жалкие всхлипы говорят за меня. Его грубая ладонь накрывает мою, призывая поднять голову к нему. И как я могу смотреть ему в глаза, после всего произошедшего?
Слабое сопротивление оборачивается крахом. Я жду осуждения, презрения или отвращение — все что привыкла видеть в чужих взглядах. Но то есть Жан. По каньонам радужки растекается черное озеро зрачка. Песчаные, их трогает только нежность и страх. Попавши в его зависимость, я произношу немую просьбу о тишине. Жан, кажется, улавливает послание и неуверенно протягивает мне руки.
Эта рваная близость ломает, я подаюсь вперед, утыкаясь лбом ему в грудь, ладонями сжимая края рубашки. Меня тут же окольцовывают, прижимая ближе. Жан осторожно поглаживает волосы, его сердцебиение глушит меня, окликает, и мое сердце отзывается, неистово стуча в ответ.
Так просто. Мне бы те слова дались куда труднее, а он так просто заявил о том, что скучал. На миг кажется, что я больше не на вражеской земле, а под ногами сухая степь вблизи базы кадетов. Все метания сошли на нет, рябь улеглась и наступил штиль, стоило Жану оказаться рядом. Власть его чар и я покорна, безоружна. Все чего так сильно хотелось с момента попадания в Марли: простое присутствие Жана, позволяющее расслабиться, опустить кулаки, почувствовать безопасность.
Я ошиблась. Мое доверие не рассеялось, а лишь улеглось где-то далеко, в ожидании того самого близкого человека.
