***
Среди покрывшихся пылью и паутиной коробок Конни отчаянно пытается что-нибудь отыскать. Он обшарил весь нижний этаж, а теперь принялся за второй этаж, проверяя кладовую. Поднявшаяся в воздухе грязь заставляет Армина, последовавшего за ним, закашляться, прикрывая лицо. — Тут ничего нет, угомонись, Конни, — взывает он к другу, но напрасно. — Вы не дали мне толком пообедать, а теперь хотите запретить порадовать себя бутылкой вина? — коробка за коробкой, все пусто. — Я чувствую, что уже близок. Отговаривать этого упрямца Арлерт больше не берется, но продолжать стоять и дышать пылью не может. Он выходит в коридор, услышав отдаленно какой-то шум. — Ага! — Спрингер победно вскрикивает, отрыв в самом нижнем ящике в сене бутылку красного. — Я же говорил, — очищая ее от налета прилипших соломинок, он смеется, продолжая обращаться к другу. — Вы никогда в меня не верите, а вот теперь даже не просите поделиться. Все себе заберу! Этикетка успела покрыться пятнами и слегка отклеиться по краям, не позволяя разобрать буквы на ней. Однако ему уже все равно, какого года бутылка, он намеревается выпить все, даже если оно плохое, раз уж разразился столь громкими словами. — Что, даже не будешь пытаться попросить смиловаться? — кидает он через плечо, но не получая ответа, настораживается. — Эй, Армин? Прежде чем он успевает повернуть голову, в его затылок упирается что-то холодное, и все мысли вылетают прочь.***
Пустой штаб, безлюдный, молчаливый; ветер завывает протяжно и грустно. Это кажется таким неправильным для тех, кто застал веселые посиделки гарнизона; знал, как те любили поболтать, поэтому где бы не оказались, приносили шум за собой. У Жана шумит в ушах и отдаленно ему чудится, будто стены до сих пор эхом разносят чужие смеющиеся голоса. На самом деле это правильно. Хочется, чтобы все военные штабы опустели, а лучше вовсе стали местом для чего-то нового, светлого и доброго. Потерявшись в себе, он смутно замечает, как грустно Микаса смотрит в окно, рукой натягивая шарф на нос. Трудно представить, что переживает человек, который был к Эрену ближе всех. Она разочарована? Вряд ли. В растерянности? Вполне вероятно. Кирштайн частично понимает ее. Порой самые близкие люди, которых, кажется, знаешь как заученных, делают то, чего совершенно не ждешь. Первые месяцы на острове он то и дело вел в сознании расследование, пытаясь ответить, почему все так произошло. Безрезультатно. Помыслы что Вайолет, что Эрена, чисты, однако способы достижения… — Говорят, «что мертво, умереть не может», — женский голос спокоен и холоден. — Однако мне кажется, это не совсем верное высказывание. Жан нисколько не удивляется, услышав Пик, даже не приостанавливает беспорядочное перекручивание шомпола в руках. А вот Микаса порывается метнуться к товарищу, но Пик приподнимает руку, демонстрируя пистолет. — Будет лучше, если вы обойдетесь без мороки, — Фингер даже не оглядывается на Микасу, отдавая строгий приказ. — Брось оружие и присядь напротив, — девушка, скрипя зубами, повинуется. На пол падает чехол с ножом и кобура. — Предупреждаю, одно движение, и я стреляю.***
По телу пробегают мурашки не то от холода, не то от встречи с давней подругой. Пока Энни молча съедает меня взглядом, я гадаю, мерещится ли мне это, или происходит наяву. — Ты здесь, — просто констатирую я. Шумное сбитое дыхание ее ответ. Я слышу как скрипят ее зубы, а кулаки до побеления сжимают ткань кофты. Такой взбешённой увидеть ее можно редко, нужна действительно веская причина, чтобы Энни потеряла свое хладнокровие. — Я ждала вашего прихода, — выдавливаю, пытаясь нащупать хоть какой-то контакт, но в ответ мне снова тишина. Чтобы не останавливаться, сжимаю ледяной и влажный край раковины. — Нам следует поговорить. — Заткнись, — выплевывает Леонхарт и в один шаг оказывает передо мной, хватая за воротник. Я на автомате хватаюсь за ее кисти, но не пытаюсь оттянуть их от себя. Напряжение нарастает, я почти слышу, как трещат ее нервы. Голубые на солнце глаза сейчас превращаются в острую сталь, о которую можно порезаться. — Мне плевать на это все, — она дергает меня ближе, и я позволяю, заставляя себя отпустить ее запястья. Мы буквально дышим одним разгоряченным воздухом. — Ты сделала свой выбор. Голос рассекает слова, больше напоминая рычание разъяренного пса. Я не в состоянии отвести взгляд от ее сузившихся от гнева зрачков и капилляров, что вот-вот, кажется, лопнут. Я впервые лицом к лицу сталкиваюсь с ее яростью, но точно знаю, что это заслуженно. Ее дом разбомбили, некоторые товарищи погибли и всему виной та, за кого она брала на себя все эти годы безоговорочную ответственность. Энни всегда та, кто принимала решения, заботилась о моей шкуре. А еще, как я узнала в ту злосчастную ночь, она до тех пор считала меня своим другом. Я же ее совсем не знаю, даже не предпринимала попыток узнать. Отвратительное чувство крутится в желудке от безвыходности положения. — Знаю, знаю, — повторяю я, но так, чтобы это не звучало небрежно. — Но выслушай… — Выслушать? — перебивает Энни, скалясь. Стоило понять, что эти слова ни к чему доброму не приведут. Она круто разворачивается на девяносто градусов, швыряя меня за воротник в стену в коридоре. — Сожаления, я предупреждала тебя о них, но ты поступила как поступила. Я отлетела как тряпичная кукла. Позвоночник и затылок горят, в голову будто кувалдой долбанули. Опомниться мне не дают, нависая надо мной и поднимая за грудки. — Они погибли, понимаешь? — Энни задыхается от возмущения. — Удо и Зофия! Ты могла их уберечь! Слова прощения застревают в горле. Этого мне не простит ни Энни, ни ее товарищи, ни родители детей, но в первую очередь я сама. Доказывать подруге, у которой рассвирепевший вид, что я оказалась между двух огней, бесполезно. Леонхарт сверлит меня взглядом, ожидая чего-то. То, что позволит нажать на спусковой крючок, развяжет руки, даст сигнал к действиям: — Поздно говорить это, они мертвы, — и я даю ей право вершить суд. Руки резко тянут меня выше и в живот прилетает удар коленом, вышибающий из меня весь дух разом. Я буквально чувствую весь гнев, вложенный в этот удар. Становится тошно. Настолько тошно, что я хотела бы умереть от одного ее движения, как маленькая собака на грязной улице. Но можно ли так легко спустить мне с рук столь страшное наказание? — Вставай! — приказывает Энни, пиная меня по ногам. — Вставай и дерись. — Не стану, — вяло отзываюсь я, пытаясь начать дышать. — Тогда я убью твоих друзей, прежде чем забрать тебя обратно, — Энни держится напротив, глядя из подлобья. Когда она заговаривает вновь, я чувствую жутковатый холодок, разливающий по спине, рукам, пронизывающий кожу и сжимающий сердце до крови. — Ты втянула их в это, раз они здесь, — она говорит вполне твердо и честно. — Я убью их, ты знаешь. Ложь, прозвучавшая будто из уст капризного ребенка в истерике. Но я понимаю, что столь мощное гложущее Энни чувство просто так не отпустит. Делая глубокий вздох, я медленно поднимаюсь, карабкаясь по стенке. Это был несерьезный урон, но он дал большой прилив адреналина. Она заслужила шанс отомстить, выплеснуть все чувства в удары по мне. Я заслужила наказание и если мое избиение хоть немного поможет Энни, пускай. — Ладно. Леонхарт выходит в коридор, обходя меня как тигр, прежде чем наброситься и загрызть жертву. Она встает в стойку, вытягивая руки перед собой. Никакой пощады — изнывает во мне, когда я повторяю за ней, тратя секунды перед началом жесткой драки на то, чтобы заставить свое тело приготовиться принимать бесчисленное количество ударов. Я первой бросаюсь к ней, хватаю за бицепсы и валю на пол. Ловкости не хватает, я теряю преимущество, когда Энни тут же переваливает меня на бок. Ее колено придавливает мне ноги, одна рука хватает обе мои, прижимая к полу, а вторая придавливает лицо к полу. Пальцы зарываются в волосы и, приподнимая мою голову на пару сантиметров, с силой бьет об пол. Набитая минутой ранее шишка ноет от нового удара и мне приходится прикусить язык, чтобы не закричать. С большим трудом, моя нога выскальзывает из-под нее и бьет под ребра, заставляя отцепиться от меня. Небольшой размах и кисть моей руки прилетает ей по щеке. Пользуясь небольшой паузой, я отползаю подальше, поглаживая голову с задней стороны, которая, кажется, кровоточит. Я обливаюсь потом, поэтому не различаю, что за жидкость на моих волосах. — Скажи, — приглушенно произносит она, все еще смотря в одну точку, не двигаясь. — как давно ты знала о налете? — я сжимаю губы, не находясь с ответом. Она явно узнала о нападении раньше, чем оно должно было произойти, но все равно не предотвратила. Правильно спросить ее о том же. Я поднимаюсь на ноги и жду, когда она встанет тоже. Каждый колкий взгляд кричит: Ты разорвала меня на части! Каждый рык, обвиняет: Надеюсь, ты знаешь, что в наших руках было всё! Каждый удар плачет: Я хочу, чтобы тебе было больно так же, как сегодня ты сделала больно мне! Выпад, блок, еще выпад и снова блок. Стоит мне неудачно поднырнуть к ней, как она хватает за волосы на загривке и бьет точно в переносицу. Это выбивает почву у меня из-под ног, полностью дезориентируя в пространстве. Не знаю, как я не свалилась на пол, но, качнувшись, успела привалиться к стенке. Леохарт в отличии от меня сохраняет правильное дыхание и заносит кулак для нового удара. Я едва успеваю отскочить к другой стене, но голова кружится и следующий молниеносный кулак попадает по цели. Неглубокий порез на боку вспыхивает и это слишком, чтобы задушить стон в себе. Просыпается внезапно агрессивность в совокупле с адреналином из-за нависшей угрозы жизни, я смаргиваю и более крепко встаю на ноги. Кидаюсь к Леонхарт и она, не ожидав такого напора, ударяется о стенку, с которой крошится штукатурка от столкновения. Левой рукой быстро хватаю ее за горло и, насколько хватает сил, приподнимаю ее мускулистое тело вверх. Мускулы напряжены до предела, и я уже хочу свободной рукой ударить ее по носу. Энни смотрит на меня, закашлявшись, но успевает поймать кулак в полете. Прорычав, она острым коленом бьет мне между ног, что тут же заставляет меня опустить затекшие руки. Запястье ноет от вцепившихся ногтей, когда меня дергают на себя. Энни отодвигается, позволяя себе больше пространства и, качнув головой, со всего маха бьет лбом по моему лицу. Такое столкновение выводит меня из равновесия, заставляя упасть на пол. Ладони непроизвольно тянутся к носу, который сильно кровоточит. Металлический привкус попадает в рот, когда я ловлю воздух. В глазах рябит, а в ушах шумит, но через силу, через боль, мне удаётся перевалиться набок. В месте, над которым я склонилась всего на пару секунд, образовывается лужа крови, и руки совершенно бесполезны в том, чтобы остановить кровоточение. Я не надеялась, что Энни обойдется со мной мягко, но до каких пор это будет продолжаться? Пока вся ее ярость не выйдет наружу, а я не окажусь на грани смерти? — Я хочу, чтобы ты проиграла, как проигрываю я, — искаженно слышу чужой шепот. Я не знаю, кому он принадлежит. Энни? Мне? Заставляю себя присесть и, опираясь спиной о стену, приподнимаюсь вверх. Удерживать себя в стойком положении тяжело. Мы дрались и хуже, но то были тренировки, пространство было открытым, да и мы могли остановиться в любой момент. Леонхарт все еще кипит, она не оставит меня просто так. Она еле сдерживается, дожидаясь пока я соберусь по частям окончательно, чтобы снова ринуться в бой.***
Для Жана ощущать, как дуло пистолета упирается ему в затылок, не ново. Таких ситуаций было предостаточно в прошлом, чтобы научиться не поддаваться панике и вести себя послушно. В подростковом возрасте он бы вспылил, кинулся на рожон, за что, между прочим, однажды не расплатился жизнью. Маленький шрам на ухе от встречи с ворами на УПМ стало отличным напоминанием, что порой лучше засунуть язык в задницу, а свой буйный нрав приручить. Он подразумевал, что раз Пик все еще не посеяла в его голове свинец, то дело может обойтись мирно. Микаса, поймав его взгляд, поняла, что все под контролем, и нужно просто подчиняться приказам захватчиков. — Каковы будут дальнейшие указания? — спросил он, попытавшись повернуть к девушке голову. — Дождаться, когда все будут в сборе, — Фингер надавила пистолетом на кожу затылка, давая понять, чтобы тот вернулся в былое положение. — И скольких гостей нам еще ждать? На его вопрос послышалось шорканье пары сапог и через пару секунд в холле показался Конни, волочащий на спине вялое тело Армина, а следом Порко в форме разведки и с ружьем в руках. Тут до Кирштайна быстро доходит, что за Вайолет скорей всего тоже отправился один из них, и скорее всего это Энни. Спрингер с опасением зыркнул в сторону друга, как бы спрашивая о дальнейших действиях. — Чего встал? — грубо спрашивает Порко, но тот не двигается с места. Лишь когда получает в ответ отрицательный кивок головы от Жана, продолжает идти. Стоило Галлиарду закончить связывать двух разведчиков, как он заметил на себе пристальный взгляд Кирштайна. Унылое лицо, будто омертвевшее от усталости и зноя. — Паршиво выглядишь, — заявляет ему нескромно Жан, на что получает злобный рык. — Помолчи, — предотвращает перепалку Пик. — Я думал, вы пришли как раз поговорить. — С узурпаторами никаких переговоров, — встревает Порко, опускаясь на один из ящиков возле пленных. — Кто еще здесь узурпатор? — подобное обвинение не могло не всколыхнуть в Конни волну негодования. — Обе стороны по-своему не правы, и называть кого-то виновным в случившемся просто глупо. Галлиард рад бы со страстью возразить, доказать то, что доказывал пару лет назад каждому, кто был не согласен. Однако, сколько воду не мути, правда все та же — они все тут не герои, а злодеи в чужих историях. — Так, а вы значит нас ждали, — вернулась к прошлой теме Фингер. — С какой же целью? Перебить всех окончательно? — Обстоятельства складываются так, что такой финал вполне возможен, если мы не объединим усилия. Жан вкратце описал ситуацию, сказал, что Эрен стал автономен и никакой связи никто из них с ним не поддерживает. Он не мог увидеть эмоции Пик, но вот Порко… С каждой минутой его рассказа тот точно лунатик отходил от сна и пытался понять, почему находится тут, с этими людьми, и почему в его руках ружье. Микаса и Конни тоже помрачнели. Одно дело просто знать, держать в голове эти устрашающие мысли, а другое произнести, что сродни тому, чтобы признать, что все так и есть, что это происходит прямо сейчас и действительно с ними. Самому ему говорить это было тяжело, но не из-за страха, а из-за усталости, внезапно навалившейся на него всем весом. Столько лет потрачено, столько жизней отдано, а они все еще рвутся в бой. И все они прекрасно знают, что это неправильно, но все равно сражаются. Жан понял и признал простой факт — не всегда возможны переговоры. Это кажется так просто, — открыть рот, вместо того, чтобы стрелять, — но всё и всегда упирается в одно. Уроборос, который все никак не научит людей принимать свои ошибки и не допускать их снова. Сверху падает нечто, пролетая быстро, как мешок картошки, и с грохотом валится на пол. Никто толком не успевает понять, что происходит. Вот они разговаривали, а вот Вайолет разваливается звездочкой на полу, мутным взглядом смотря на пыльные полы. С носа стекает кровь, попадая через сухие губы на язык. Веки тяжелые, они слипаются, и девушка уже чувствует, что отключается. Она не в состоянии разобрать испуганные голоса, окликающие ее, отдаленно лишь слышит ухом, прижатым к полу, вибрации, скрип, и стук каблуков. А потом глухой выстрел. Кто-то порывался прийти ей на помощь, но один из воинов припугнул их залпом из пистолета. В голове мутная каша с комками, так что с трудом удается поднять ее, чтобы оглянуться. Энни запыханно спускается по ступеням, поглаживая разбитые костяшки. Волосы ее всполошены, губа кровоточит, на скуле расцветает синяк. Она может себя излечить в любой момент, а вот Вай нет. Режущим взглядом она велит Ви подняться. Отвращение и бешенство — вот что в них читается. Но, судя по тому, как угрюмо ее голова припадает к собственному плечу, она тоже на пределе. Элфорд качается, поднимаясь, как сломанная игрушка, медленно подтягивая к себе руки для опоры. Она старается не смотреть на прикованные к ним глаза, устремляя все внимание к Энни. Подобравшись, она сплевывает кровавый сгусток на пол, сжимая и разжимая кулаки. Руки дрожат от напряжения, усталости, и желания ударить. Ярость и тошнота сплелись в один густой, колючий, отвратительный ком в груди. Леонхарт идет на нее с уверенностью, что еще один удар станет нокаутом. Не спускаясь до конца, она спрыгивает с лестницы, занося в воздухе руку. Для обеих момент замирает. Виви смотрит на приближающуюся фигуру и не хочет отвечать. Пусть все закончится так, — думает она, — Пускай Энни меня добьет. Но кто испытает от этого облегчение? В последнюю секунду, она уворачивается и кулак Энни пробивает дощечку пола. Из полуприседа Вайолет бьет девушку в живот, так, что весь воздух вышибает из легких. Не давая очухаться, она подныривает к Энни, двумя руками подхватывает за ногу и, раскручиваясь волчком, отпускает, отправляя девичье тело в полет. Леонхарт впечатывается в стену и падает на пол. На месте удара образовывается паутина треснувшей стены с осыпавшейся штукатуркой. Она бездвижно лежит, потеряв сознание. Ранения начинают дымиться. Это конец. Тело Вайолет теперь не способно удержать дрожь. Ее трясет как листву под проливным ледяным дождем. Ватные ноги сдаются, она падает на колени и вымученно кричит, вкладывая в силу голоса всю боль, душевную и физическую. Он звучит скрипуче, царапая горло, но с каждой секундой становится легче в груди. Когда же воздух заканчивается, она открывает рот и дышит, как лошадь, сумевшая сбежать со скотобойни. С губ срывает всплих вместе со слюной. Злые слезы душат, жгут, сбегая по щекам. Она так устала, чертовски устала. Она не сумеет и пальцем шевельнуть, что уж говорить о том, чтобы остановить рыдания. Все присутствующие испуганно продолжают таращиться, не зная, что предпринять, что сказать. Жан, не взирая на угрозы быть подстреленным, падает рядом с Вайолет. Его ладони осторожно обхватывают ее зареванное лицо, впитывая влагу и жар. Его руки обнимают ее, притягивая к груди и позволяя уткнуться в плечо. Он так испугался, увидев ее в луже собственной крови. Клокочущее чувство тревоги разрывает сердце, и он закусывает губу, дабы не поддаться чувствам. Как же паршиво.