Ночь спускается над городом, на небе высыпают звезды, на улице завывает ветер. Стены необитаемого штаба дрожат, в окнах дребезжат стекла, стучат оконные рамы, и по всем комнатам гуляют сильные сквозняки. Из-за них в доме сами по себе громко хлопают двери, и также сами по себе шевелятся легкие половики, будто под ними быстро проползает что-то живое. Внутри, словно загнанные тараканы, сидят в засаде разведчики и лазутчики. После произошедшего назвать их врагами было бы неправильно, как и друзьями, или хотя бы знакомыми. Люди с несчастной судьбой, которые вынуждены были убивать людей по обе стороны моря. Юнцы с изувеченными, прожженными до пепла сердцами, для которых черное и белое стало единым. Те, кто презирали друг друга всю жизнь, толком даже не зная, по какой причине.
Их картина мира дала трещину, все принципы перевернулись вверх дном и теперь, потерянные, они сидят в одном помещении, не зная, что делать дальше.
Армин, пришедший в себя после сильного удара по голове, не понимает, что произошло за те часы, что он провел в небытие. На лицах сослуживцев замер ужас. Безумные, усталые и покрасневшие глаза утопают в сумраке помещения. Угрюмый Конни, глотая вино, сидит и тупо смотрит в пол. Глаза у него пьяные и затуманенные, словно он давно потерял разум и не может ничего делать, кроме как пить противную жидкость. Но он первым пронзает наэлектризованное безмолвие:
— Вино все же поганое, — тем не менее, он припадает губами к горлышку. Утирает влажный след на подбородке и продолжает. — Желает кто?
Энни, до того забившаяся испуганной мышью в угол, резко поднимается на ноги и идет с одного конца комнаты к Спрингеру. Ее побои уже зажили, однако все равно ее едва ли можно отличить от трупа. У нее побелевшая кожа лица, пара новых морщин на лбу и пятна крови на майке. Скатившись по стенке, она падает рядом с разведчиком и забирает бутылку. Не принюхиваясь, сразу делает пару глотков, едва не подавившись отвратительным вкусом.
— Гадко, — хрипит она, откашливаясь. Впустив яд в горло, стало почему-то лучше. — Порко?
Парень, прижавший ноги к груди, грозно зыркает на подругу.
— Как ты можешь пить после такого?
— Легко, — в подтверждение она отпивает снова, но уже не так много.
Парень недовольно вздыхает, оставаясь на своем месте. Он беспокойно теребит руки, каждую минуту поглядывая на лестницу. Из всех очевидцев драки, он, кажется, был напуган больше остальных. Крик подруги эхом стоял в ушах, разбивая сердце на части. Галлиарду казалось, что при встрече выскажет ей за все случившееся, а после придушит, не почувствовав вины. Однако один взгляд на измученную и заплаканную Вайолет вызывал у него отвращение и обиду на себя. Он не может, не хочет причинять ей боль.
Что же мы творим? — размышляет Порко, едва сдерживая порыв привалиться набок и заснуть вечным сном.
Спустя пару минут и около пяти глотков вина на лестнице показываются движущиеся серые силуэты. Жан с Пик, расположившиеся с разных сторон от Вайолет, сопровождают ее под локти. Выглядит она ужасно, даже хуже, чем после полноценного сражения. Ни сколько раны, сколько ее выражение лица, на котором отразились, кажется, все муки и страдания мира, вызывают страх и угнетение.
В свете пламени темные глаза кажутся золотистыми. Некогда бежевые волосы будто стали более темными, как порох. Они скручены и собраны в неуклюжий хвост. Глазные яблоки набухли и покраснели от слез. Ссадины надежно скрыты за лейкопластырями, из ноздрей торчит вата, однако на бледной коже есть пара выглядывающих из-под повязки багряно-красных синяков.
Порко тут же поднимается на ноги, едва не споткнувшись о развязанный шнурок и направляется к Вайолет. Он не дает ей ничего сказать, заключая в крепких дружеских объятьях и не видя, как девушка морщится от боли, вызванной столь резким и импульсивным прикосновением к потревоженной ране. Воин разгадал тот трюк на площади, проглотил ее обидные слова и хотел узнать лишь, что подруга жива, цела и невредима. В памяти ярко отпечатались секунды их последнего боя — когти, скользнувшие по стройному девичьему корпусу.
— Ты как, чертенок? — он понимает бессмысленность вопроса. Очевидно ей плохо, но требовалось заговорить с ней, чтобы убедить самого себя в реальности происходящего.
— Лучше не бывает, — шутливо хрипит Ви.
Тяжелая ладонь падает Порко на плечо, заставляя оторваться от девушки.
— У нее все тело в побоях, осторожнее, — сердито делает замечание Жан.
— Не ревнуй, — неизвестно откуда Галлиард находит силы подшутить. — Я к ней питаю чисто товарищескую симпатию.
Для Элфорд все происходит как в тумане. Она удивлена тем, что еще держится на ногах, да и мозг продолжает работать, хоть и заторможено. Не замечая, как парни обмениваются хмурыми взорами, она присаживается на ящик и из-под опущенных ресниц оглядывает Энни.
— Так и что будем делать? — Пик приваливается спиной к деревянной колонне и складывает руки на груди. — Есть какой-то план?
— Вы согласны действовать заодно? — с надеждой в глазах спрашивает Армин.
— Мы не можем, — отзывается Порко. — Если предадим свою армию, пострадают наши близкие.
— Они и так пострадают, если не остановим Эрена и Зика, — сухо констатирует Жан. — Нам нужно согласовать свои действия. Если сработаем заодно, возможно это расценят как начало перемирия между Парадизом и Марлией.
— Хочешь за счет Йегеров сдружиться с теми, кто пытался истребить нас столько веков? — Конни говорит медленно, делая большие паузы между словами.
— Выходит, мы выставим их врагами, которых победили общими усилиями?
— Они сами сделали себя таковыми.
— Но они действуют из благих побуждений, — уязвлено заявляет Армин. — Они всего лишь хотят обезопасить остров, ведь в глазах всего мира это мы представляем угрозу.
— Да и к тому же, — лепечет захмелевший Спрингер, — нет гарантий, что даже если мы вместе остановим гул земли, нам дадут спокойно жить.
— Это замкнутый круг, — Ви хватается рукой за голову. Все эти споры уже как заевшая пластинка играют не первый год, — все бестолку, мы не можем доверять друг другу.
— Интересно, почему, — Энни натягивает рукава кофты на ладони.
— Говори.
Леонхарт закатывает глаза и с неожиданной пылкостью говорит:
— Ты знаешь, чем это было для нас обеих! — взмахивает рукой, что Конни едва успевает уклониться, чтобы ладонь не прилетела ему в лицо. — Все то время, что ты провела с нами в Марли, я считала тебя своим другом. И все еще считаю, хотя должна ненавидеть всей душой!
Голос девушки исполнен скорби, голубые глаза краснеют от сдерживаемых слёз. Ее бесит то, что это следует проговаривать. Всю драку Энни выплескивала эмоции, но легче ей не стало. Надеясь измотать себя, чтобы задохнуться от нехватки воздуха, чтобы разбить руки в кровь, в мясо, заставить сознание отключиться, сойти с ума — все что угодно, лишь бы больше не испытывать всего этого.
— Это правда, — произносит тихо Фингер. — Мы не сможем это решить. Вы, — она обводит взглядом разведчиков, а после кивает в сторону воинов, — не сможете доверять нам, а мы вам.
Все мрачнеют и затихают, но губы замкомандира складываются в улыбку, которая всегда дарит спокойствие и знание, что сейчас они обязательно отыщут решение.
— Однако, у нас есть общее звено, — ладони Пик ложатся на плечи Вайолет, заставляя ту вздрогнуть и выпрямиться. — Координата. Именно она определяет наше положение в системе. Тебе, Вайолет, под силу остановить Эрена.
Элфорд встрепенулась, чувствуя, как слова девушки кольнули в груди.
Дежавю. Ей не раз приходилось слышать, как ее называли решением всех проблем, но едва ли она может тягаться с Эреном, обладателем титана Прародителя и Зиком, одновременно являющегося обладателем королевской крови и Звероподобным. Было проведено столько опытов, но выявленные способности Вольной оставляют ее вне досягаемости истинных, полноценных титанов. Но, быть может, Пик говорит о том, чтобы она просто возглавила их?
— Что я могу сделать?
Как она может прекратить распри? Заставить разведчиков и воинов работать под единым началом? Явно не одним своим существованием.
Конни прав, если подавим Гул Земли, то останемся беззащитными перед Марлией. Они не оставят Парадиз в покое, пока не истребят всех элдийцев. Что же делать с Эреном и Зиком? Их ни остановить, ни поймать, только — нервно сглотнув. —
убить. Их все же придется убить.
— Есть старая легенда, которую мне поведал Зик, — девушка в общих чертах пересказывает предание о Джереми и Иветте, которая не вызывает особой радости у разведчиков. — Мольба Иветты стала для прародительницы приказом. Это судьбоносное решение было приведено в действие, только лишь из-за сильного желания девушки. Я предполагаю, так сила Вольной Координаты и работает. Ты способна и превращаться, и управлять гигантами благодаря своим стремлениям.
— Хочешь сказать, — Энни недоверчиво скашивает глаза на Ви, — ей под силу не дать титанам выйти из стен?
— Именно так.
На несколько минут воцаряется молчание. Каждый обдумывает услышанное. Некоторые из них не доверяют словам Пик из-за предательства Зика, ведь тот мог блефовать. Другие же напротив готовы рискнуть, использовать любые способы, чтобы предотвратить приближающуюся беду. Однако все одинаково понимают, что решение в этой ситуации остается за Вайолет.
По сути, как такового выбора нет — либо спасать тех, кто живет в Марлии, либо бездействовать, полагаясь на Эрена, оставаясь преданной Элдии. Третий раз обжечься девушка не готова, поэтому без особого энтузиазма соглашается с предрешенной судьбой. Она уже открывает рот, чтобы предложить союз, как на пороге появляется помрачневшая Микаса, заявляющая с порога:
— Эрен сбежал.
***
Пока Микаса выдает новости, одну хуже другой, я смотрю только на Жана, и мне кажется, что даже в богатом бранном словаре солдата не найдется подходящего слова, которое смогло бы описать весь тот грядущий ужас. Его лицо темнеет, становится грубее и будто стареет. Понимание того, что вся ситуация вне нашего контроля, становится совсем отчетливым.
Сторонники братьев Йегер, поддерживающее его позицию и прозванные «йегеристами», намерены сделать все, чтобы Эрен и Зик встретились. В их план входит формирование новой армии во главе со своим лидером, Эреном. Личности и число сторонников неизвестны, но судя по тому, какой раздор они устроили, их более чем достаточно, чтобы свергнуть нынешнее начальство. На собрании командующих Пиксис предложил заключить с ними сделку, и в качестве разменной монеты выдать информацию о местоположении Зика. Тогда появилось сразу два печальных сообщения. Первое — это побег Эрена. Второе — в вине, привезенном волонтерами, содержится спинномозговая жидкость Зика. Стоит Звероподобному крикнуть, как все они превратятся в титанов.
— Откуда узнали о вине? — спросил Армин.
— От Николо, — голос Аккерман становится все тише. — Саша очень просила его достать и для нас коробку, но он стал отпираться, ругаться и в итоге проговорился.
— Выходит, в этой комнате теперь на одного разведчика меньше, — Энни пнула пустую бутылку и по комнате прокатилось звонкое эхо.
Все оглянулись на Конни. Он не выглядит особо напуганным, скорее вялым и поникшим. Знать наверняка, то ли это, или не то отравленное вино, мы не могли, потому что маркировка стерлась. После таких ошарашивающих новостей решать, что делать дальше, стало непомерно тяжело. На всех разом наваливаются усталость и сонливость, и это вполне понятно, ведь самой мне хочется уйти подальше ото всех, свернуться калачиком и уснуть. Каждый раз, как стоит подумать, что хуже быть не может, так мир снова переворачивается с ног на голову.
Утро начинается с ярого негодования, а причиной тому стало исчезновение воинов. «А чего еще от них можно было ожидать?» — сказал Жан, разливая огонь негодования в коллективе, пока обрабатывает мне раны. Такой поступок задушил и вырвал на корню надежду на содружество, так что в адрес почетных марлийцев посыпались всевозможные проклятья.
Но времени у нас на препирательства нет. Каждая минута на счету.
Армин, будучи подавленным, как и все мы, сумел сохранить остатки рациональности и предлагает план действий: наведаться к Эрену и вновь призвать его одуматься. Как по мне, план дрянной. Я считаю, что взывать к его голосу разума пустое дело, но осмелиться сказать о казни не могу, потому приходится соглашаться. Жану этот расклад не нравится категорически, но апеллируя тем, что мне стоит обеспечить безопасность от лазутчиков, которые странным образом забыли выкрасть меня с собой, Арлерт получает его согласие.
И все бы хорошо, но последний, о ком мы хотели позаботиться, упирается как баран. Как бы мы не уговаривали Конни укрыться в деревне у Саши, тот наотрез отказывается.
— Как вы себе это представляете? — возмущается парень. — Мы прошли такой путь, и ради чего? Если мне предстоит погибнуть, я хочу, чтобы Эрен это видел. Чтобы насладился моим перевоплощением в бездумную тварь от и до.
Пораженные проявленной доблестью и отвагой (вперемешку со слабоумием по мнению Кирштайна), ребята поняли, что на кону стоит все. Если не решат конфликт сейчас, то угроза сделать Конни и тысячу других офицеров титанами сбудется, а Гул земли сотрет Марлию с лица земли, вместе с порабощёнными в гетто элдийцами. Во что бы то ни стало, нам следует это предотвратить.
***
Чудом избежав досмотра, они прибывают в Шиганшину, куда по сообщениям от Ханджи стали стекаться все йегеристы. Решено разделиться на группы. Армин, Микаса и Конни отправились в главный штаб к Ханджи, чтобы вместе с ней провести переговоры с йегеристами. Нам с Жаном следует затеряться недалеко от них в центре, как подкрепление на случай внезапной атаки. Однако мы решили поступить иначе, по плану, ранее согласованному с Пик.
Вчерашний вечер.
— Есть какие-то предложения, господа? — спросила Пик, утирая кровь с лица Элфорд.
— Как и сказал раньше, работать сообща, — Жан, присев у колен девушки, наносил мазь на опухшие места на талии. — Хоть мне и не хочется терять друга, но достучаться до него иначе мне уже кажется невозможным.
— О, так ты согласен убить Эрена?
Хватка на боку стала сильнее, из-за чего Ви зашипела от боли. Спохватившись, Кирштайн стал бездумно бубнить извинения. Закусив губу от обиды и от безвыходности, он никак не мог принять факт того, что даже если они оставят Йегера в живых и посадят в самую глубокую пещеру, с силой Молотобойца он не оставит своих безумных попыток выбраться и закончить обещанное. Жан, возможно, один из немногих, кто понимал решения друга и чем тот руководствуется, идя на такое, но он сам пробыл по ту сторону почти год. Он знает, что не все люди плохие, и насилие все еще не выход.
— Предлагаю устроить засаду.
— Не торопись, мы успеваем.
И мне следует послушаться совета, потому что натянувшиеся мышцы отзываются болью на резкое движение, когда я переодеваюсь. Стоит отметить, что зеленые кители хоть и прибавляют статности, но облегчают движения. Особенно если вы замышляете бой.
Жан еще немного наблюдает за моими потугами, но когда я окончательно путаюсь в рукавах, приходит на помощь. В чужом доме, в который мы бессовестно ворвались, чтобы подготовить все необходимое для атаки, пугающе тихо. УПМ поблескивет на лучах солнца, проходящих через окно, баллоны с газом ровным строем спрятаны под столом. Никаких шагов на дороге или перезвона чужих голосов, только ветер, одиноко скитающийся по пустым улицам. Самое настоящее затишье перед бурей.
После избавления от тяжелого и душного обмундирования на плечах становится значительно легче, вот только Жан продолжает держать меня рядом. Я поднимаю голову и упираюсь прямо в янтарные радужки с широкими зрачками. Одна его ладонь поглаживает здоровый бок, а вторая путается в волосах на затылке. Некоторое время мы молча смотрим в глаза друг друга, будто стараясь прочесть чужие мысли.
Я понимаю, что он боится за меня, за себя, на нас. Будущее определится сегодня. Каков будет итог, увы, никому не предназначено узнать заранее. Я подступаю ближе, обнимая его обеими руками и до треска сжимая складки плаща, будто сейчас мы прощаемся навсегда. Страшно потерять его снова, только в этот раз, возможно, уже безвозвратно.
— Не думай об этом, — знающе шепчет он мне на ухо, убирая прядь волос.
— Откуда ты знаешь? — я едва отпрянула, чтобы посмотреть ему в лицо.
— О чем же еще ты можешь думать, дуреха, — он улыбается так ярко, будто знает наверняка, что все будет хорошо. Изгиб его губ успокаивает и уверяет, что сомнений в ином исходе быть не может.
Мое сердце мучительно сжимается, когда он нежно целует меня в лоб. Я не могу заставить себя думать, что это все не на прощанье. Его губы спускаются ниже, целуя краешек моего рта, и я, пересиливая подступающие слезы, открываюсь ему навстречу, привставая на цыпочки, чтобы стать еще ближе. Жан задерживает мое лицо в ладонях, потираясь кончиком носа о мой нос. Как в кадетстве, когда мы были беззаботными и невинными, и мое смятенное сердце затапливает нежность.
Через полчаса мы выглядываем из-за угла дома на собравшихся на площади солдат, которые беззаботно о чем-то болтают, курят и смеются. Никто даже не предвещает, что грядёт настоящее побоище. Складывая руки в козырек, Жан смотрит из-за угла, как наших друзей с конвоем уводят в подвал бывшего газового хранилища. Такой финал мы более чем предвещали еще вчера. Никаких переговоров не будет. Однако оставить друзей бороться Йегер не может и не хочет, поэтому для безопасности решил закрыть их за решеткой.
— Нас ожидает та же участь, — Жан взглянул на наручные часы. — Уверен, что он приказал обыскать все дома и каждый закоулок. Нам стоит найти надежное убежище, еще полчаса.
Я из своей позиции внимательно слежу за движущимся в нашу сторону караулом. Если не уйти сейчас, нас заметят. Ковыряя кожу кутикулы, я теряюсь в сомнениях того, что собираюсь сделать. Сердце колотится бешено, а от скачущих мыслей голова раскалывается как орех под прямыми лучами солнца.
— Та башня выглядит надежно, и там всего двое разведчиков, — предлагаю я, сжимая ладони в кулаки. — Двое на двое, уложим их и займем оборонительную позицию.
— Выглядит неплохо, — оценивающе окидывает взглядом строение Кирштайн. — То, что нужно.
— Иди первым, я за тобой.
