Владей своими страстями – или они овладеют тобой. (С) Эпиктет Любить – значит, не требуя никаких гарантий, полностью отдаться своей любви в надежде на то, что наша любовь вызовет ответное чувство. Любовь – это акт веры, и кто мало верит, тот мало любит. (С) Эрих Фромм «Искусство любить»
Анастасия
Александр не позволил остаться с ним на всю ночь в первый раз. И в следующий. Подпускал лишь на мгновение, чтобы затем отстраниться, закрыться, заставляя усомниться в хрупких моментах близости. У меня не было шанса побыть в его комнате одной. Он всё ещё не верил мне. Не так, как я бы того хотела. Слишком подозрительный, временами – до паранойи, но всегда безупречный в своём контроле над ситуацией. Я любовалась им. И, конечно, училась. Я понимала, что, порой, всё не то, чем кажется. И нельзя доверять даже себе. Ведь и его контроль дал трещину. Со мной. Хоть и на миг. Но. Его тьма становилась всё ближе. Жёстче, напористей, острей. Смотрела на меня с глубин озер цвета кварца. Я знала. Когда-нибудь я встречусь с ней лицом к лицу. Если, конечно, захочу пойти до конца. Я стояла у зеркала и разглядывала своё тело. После Шухана мышцы стали рельефнее, но сейчас всё приходило в норму. Однако меня интересовало не это. Кровоподтёк. Один, второй… Я провела пальцем по талии. Третий… Близость в очередной раз приносила не только удовольствие. Ох уж эти мужчины… Непременно хотят сделать больно или чтобы больно сделали им. Александр с каждым разом становился грубее, и наша первая ночь начала казаться сном. Слишком хорошо было тогда. Однако, исступление, проглатывающее в конце, полностью и необратимо, заставляло забывать о недовольствах. И возвращаться к нему вновь. Но я верну всё. Сполна. Я вздохнула. В следующий раз поцарапаю ему спину до крови и не буду лечить. Пусть просит другого целителя. И оправдывается дикой шуханской кошкой. Я усмехнулась. Рано или поздно он привыкнет ко мне. Настолько, что расслабится и станет доверять чуть больше. А затем ещё. С людьми всегда так. Просто Александр – сложная личность, поэтому придётся проявить больше терпения. Но я справлюсь. Ведь искусный охотник умеет ждать. Сегодня я снова пришла к нему. Как же поменялось моё восприятие за столь короткий срок. Александр оставался моим генералом, но сложно было ограничить его этой ролью в моём сознании. И я позволяла себе вольности, проверяя границы свободы, изредка натыкаясь на холод с его стороны. Он перестал осуждать меня, и я раздумывала, с чем это связано. Едва ли он поменял взгляды на жизнь за пару недель. Любая игра заметна, чутьё подсказывает, что где-то ложь. Иллюзия. И я пыталась быть искренней. До пределов возможного. Пределов нашей честности. С Александром было интересно, хоть и непросто. Мы больше не возвращались к теме чувств, но я всё думала об этом. О его лжи. Грубой и неприкрытой. Верил ли он сам в свои слова? Прошлое саднило мучительной болью, ведь иначе в его голосе не скользила бы сталь, когда мы говорили об этом. Нет страха, если душа пережила и забыла. Если раны затянулись. Равнодушие – главный признак исцеления сердца. А он закрывался, защищался, показывая тем самым, что всё помнит. И слишком хорошо, раз не позволяет другому проникнуть в сокровенное. Но я знала, как добраться до сердца. Особенно мужского. Я же целитель. И в этот раз нож и скальпель мне не понадобятся. Сегодня мы снова были в его комнате в Малом дворце. Чёрная, шестиугольная. Меня утомляло обилие тёмных цветов, но спать в такой, наверно, приятно. Мой кафтан уже лежал в одном из кресел, а я разглаживала длинные волосы, пытаясь выглядеть естественно. Однако что-то было не так. Тонкое жало тревоги впивалось в сердце, сковывая тело и разгоняя мысли. И я не могла от него отделаться. Александр вольно раскинулся в кресле, а я всё думала, как бы заглянуть в пару документов, которые он принёс. Только если напоить до умопомрачительного состояния. А затем незаметно погрузить в глубокий сон. - Не выпьешь со мной? – спросил он, наливая красное вино. Я посмотрела на кувшин, стоящий на столике. А затем на него. И передумала. Не хочу, чтобы меня трогал и целовал пьяный мужчина. - Нет. И ты не пей, не люблю пьяных, - сказала я, махнув рукой. - Сложный день, - сказал он, снова пригубив. - Что случилось? - Не бери в голову. Как всегда, один ответ. Он со мной не делился. Я прошлась по комнате, ненароком разглядывая её, а затем обернулась к нему. - Хочешь, массаж сделаю? – спросила я. Он смотрел на меня, чуть сузив глаза. Подозревает? Плохо. Пусть лучше пьёт, может, станет хоть немного легче. - Не сегодня. У меня есть идея получше. Я немного подождала, но он молчал. - Не поделишься? – осторожно спросила я. - Пусть это будет сюрприз, - улыбнулся он, продолжая наслаждаться вином. Я подошла к столику, который стоял перед полкой. Налила немного воды. Пить не хотелось, нужно взглянуть, что у него там. - Я в этом участвую? – спросила я, пробегая глазами по книгам и бумагам. Как бы это достать? - Ты – главное действующее лицо. Мои пальцы сжали стакан сильнее. - И что мне нужно делать? - посмотрела я на него. - Подожди немного. Скоро узнаешь. - А если я не соглашусь? - Но ты согласишься, - надменно взглянул он. В женщине мужчина ценил не столько красоту, сколько покорность и смирение. А если ты ещё и красива, то это просто смертоносное сочетание. Но это так скучно. Исполнять чужие указания, подчиняться мужчине, слушаться старших… обладая собственной волей, следовать таким правилам – сущее наказание. Поэтому женщины умнее мужчин. Мы умеем притворяться, подыгрывать, не ущемляя своей души, делая вид, что слушаемся. Нам приходится действовать обходными путями, исполняя их заветные желания и воплощая самые откровенные фантазии, чтобы добиться своего. Чтобы они совершали для нас невозможное. И главное - чтобы им этого хотелось. И мужчины наслаждаются своей победой, не сомневаясь, что сами всё придумали, но в действительности… всё это и всегда принадлежит нам. И мы знаем об этом. И храним эту тайну, называя женской солидарностью. Поэтому. План всегда прост. Что стоит опустить глаза, робко произнести слово, кивнуть в нужный момент – сыграть ту самую покорность, которая так сводит их с ума, ведь потом – мы получим всё. - Почему? – я подошла к нему, протягивая ладонь. - Потому что ты этого хочешь, - он взял меня за руку. Контакта не было. Только спустя несколько секунд я осознала, что невольно ждала этого. Ждала, когда его энергия расширит мои границы, заставляя чувствовать себя больше, сильнее и значимее. Эта связь порождала лёгкую эйфорию, которая становилась слишком глубокой пропастью. И я проваливалась в неё, лишь позже осознавая, где оказалась. Ощущение понемногу перерастало в зависимость, и я ловила себя на мысли, что жду его прикосновения. Снова. И мне это не нравилось. Ведь это слабость. Он – моя слабость. Я поманила его за собой, но он не поддался. - Чего я хочу? Он усмехнулся и притянул меня к себе, усаживая на колени. Тело объяла морозная ночь, сегодня особенно глубокая и ледяная. Безлунная. Беспросветная. И страшно было в ней оставаться, ведь у меня словно забрали все силы: не развеять тьму чистым пламенем. Я свесила ноги с подлокотника, проводя рукой по его плечу. - Я и сама порой не знаю, чего хочу. Так скажи мне ты, - произнесла я, поднимаясь пальцами к его скуле. - У тебя больше нет права на вопрос, помнишь? – он убрал мою руку от своего лица. В его высокомерном взгляде был смысл – он ставил нас обоих на место. - Лишаешь меня шанса послушать твои чудесные речи, - усмехнулась я. – Безжалостно. Он рассмеялся. - Твоя лесть так груба, что… - Что похожа на правду? – прервала его я. – Это не лесть. Расширь сознание, посмотри по-другому. Ты сам мне говорил. Он обнял меня за талию и прижал к себе. Наконец выпустил вино из рук. Хотя, судя по тому, что он говорил, оно его вряд ли пьянило. - Расширяя границы сознания, сложно остаться в рамках приличий. - Зачем они нам? Особенно, когда мы вдвоём. Ущемляют инициативу и порой больно впиваются в тело, - я положила руку ему на грудь, поглаживая всё настойчивее и добираясь до плеча. - Как же ты упорно стоишь на своём, - он провёл рукой по моей спине. - Я преданна себе. - А мне ты преданна? – он взял меня за подбородок и заглянул в глаза. Я выдохнула. Его взгляд. Холодный, надменный, пугающий своей отрешённостью. И бликами живой тьмы внутри. Словно я была чем-то чужим для него. И опасным. - Сомневаешься? – мои глаза вспыхнули. - Порой это полезно, - он продолжал смотреть на меня сверху вниз. Внимательно, испытующе, будто решая что-то для себя. - И как я могу развеять эти… глупые, бессмысленные, неразумные… сомнения? Я убрала его руку от своего лица, с каждым словом прижимаясь всё плотнее, опаляя его кожу дыханием. Уже не таким глубоким и ровным. - Хочу, чтобы ты говорила мне только то, что думаешь. Я рассмеялась. - Невозможно. - Почему? - Когда я вижу тебя, мои мысли через одну слишком непристойны. Не хочу смущать. Теперь рассмеялся он. Так непринуждённо. И мне показалось, что холод тёмной ночи немного отступил. - Это будет сложно. Я за свою жизнь столько всего перепробовал, что… - Что? - Что готов жениться на тебе, если ты удивишь меня в этом плане. - Даже так? И что, сделаешь меня своей царицей? - Богиней. И ты говоришь мне про лесть, Александр? Но я не поведусь на неё. Как и ты. - Что мне трон, когда рядом – ты. Почти и не солгала. Почти. Я с обожанием посмотрела на него. Играть страсть было несложно. Слишком много подлинных ощущений я испытывала, чтобы признать, что всё – ложь. И мне казалось, что с каждым разом её становилось всё меньше. Я едва коснулась губами его шеи. Он замер. Лёгкая улыбка скользнула по моему лицу. - Да ну? И правда выберешь меня? – хитро улыбнулся он. - Конечно, - прошептала я совсем тихо. Я водила языком по тонкой коже шеи, выдыхая тихие стоны ему на ухо. В такой полной близости в одежде становилось нестерпимо тесно, но я подожду. Сколько нужно. В конце концов, Александр – всего лишь мужчина, так что… - Веришь мне? – спросила я, поднимаясь к его лицу и замирая у губ. В его глазах играла насмешка. Слишком явная и едкая, чтобы не заметить. А значит она предназначалась мне. - Безусловно, - быстро ответил он, вовлекая меня в глубокий поцелуй. Вкус вина на губах. Терпкий и горьковатый. Я обняла его за шею. Стало так жарко, что я забыла про отблески льда серого кварца. Он растаял, впитываясь в душу и превращаясь в ничто. А может, его и не было? Нет, я – в той же ловушке, что приготовила для него сама. Нельзя позволять жажде туманить разума. Поддаваться мимолётным чувствам, шепчущим, что оно того стоит. Что наслаждение – так сладостно, так реально, что его руки, губы, язык – слишком желанны на моей коже, что… - Что бы ты хотела сегодня? – спросил он, поглаживая мою спину. Я не сразу нашлась, что ответить. Так удивилась вопросу. - Твоей мягкости. Как в первый раз, - сказала я, прижимаясь к нему. – Помнишь? - Конечно помню. Его тон заставил сердце ёкнуть. - Повторишь? - Слишком предсказуемо. - Тогда тебе придётся быть ещё нежнее. - Придётся, - усмехнулся он. - Как же быстро ты начала ставить условия. - Это просьба. Не более. Но уверена, ты прислушаешься. - Смотря как ты будешь просить. Он взял меня на руки и отнёс на кровать. Я с игривой улыбкой смотрела, как он снимает кафтан, быстрым движением пробегая по застёжкам. - Не хочешь раздеться? – спросил он. - Не хочу делать твою работу за тебя. Он приблизился, разглядывая моё лицо. И снова его глаза. Аспидные осколки, пронзающие мою душу. До боли, до трепета, до вожделения. Я уже чувствовала, как страсть дурманит сознание, но держала её в узде. Слишком рано. В эту пучину первый – он. Его пальцы на моей рубашке. Ну же, быстрее. Я всё ещё не помогала ему. Корсет. Он положил ладони на мою обнажённую грудь и сжал их. Его руки. Я думаю о них. Не только на моей груди. Нежно погладил моё тело. Кожа слишком горячая. Пылающая. Мой ремень. Контакта энергий так и не было… Плевать. Я приподнялась, позволяя ему освободить меня от оставшейся одежде. Моё тело слишком чувствительное сейчас. Можно сойти с ума от прикосновений. Его рук. Слишком медленно. Хочу большего. Мои сладострастные стоны. И голос словно извне. - И почему ты ещё в одежде? – прошептала я, тяжело дыша. - Был занят тобой, - сказал он, целуя меня. А затем начал раздеваться. Я с жадностью смотрела, как он расстёгивал ремень, снимал с себя рубашку, брюки… Бросала взгляд на шрамики под левой грудью, которые он почему-то оставил. О них может знать только та, кто проводит с ним ночь. И не одну. Столь они незаметны. Его тело моё. Сегодня. Вновь. Мне снова было слишком хорошо, чтобы помнить, каким жестоким он может быть. Сначала удовольствие, потом – всё остальное. Я таяла в его желании, исчезала в нём, переживая гибель собственной воли, угасая как личность. И это – неиссякаемый источник возбуждения и наслаждения, от которого я не могла оторваться. Он прислушивался к моему телу, так чутко реагировал на запретные желания, о которых я даже не подозревала, что я чуть не выпалила его имя. Это был бы фееричный провал, но меня спас стон. Очередной. Я растворилась в ощущениях, заглушая все мысли и уже предвкушая, какая сильная эйфория проглотит меня в этот раз. Но он так не вовремя остановился. - Нет… хочу… - нетерпеливо произнесла я, впиваясь в него ногтями. - Рано, милая, рано, - сказал он, склоняясь к моему лицу. Его дыхание на моей коже. Я прикусила губу. Не могу терпеть. И он это знает. Дрянь! Теперь уже страсть держала меня на поводке. И весьма коротком. Тело такое влажное. Огонь сжигал заживо, заставляя забыть обо всём. Я была готова пообещать ему свою душу лишь бы содрогнуться от удовольствия в его руках. Вновь. - Мы не закончили твою игру, - прошептал он, прикусывая меня за ушко. - К чёрту, - выпалила я, сжимая его спину. - Мой второй вопрос. Только правда, помнишь? Я почувствовала, как он замер надо мной. - Так кто же послал тебя, Настенька? Понимание не сразу коснулось меня, через мгновение обрушившись холодной волной. Это… невозможно. Я дёрнулась, выдохнув. Он приподнялся надо мной, крепко держа за бёдра. Серый кварц, жёсткий и острый, пронзил меня насквозь. Пламя обернулось льдом. В миг. Я резко вскинула руку к его груди, призывая дар. Мои глаза расширились от ужаса. Зов канул в пустоту. Его тело молчало. Он усмехнулся и резко завёл мои руки мне за голову, сжимая запястья. - И как давно ты используешь свой дар на мне? - Я не… я не… - мой голос дрогнул. – Только во благо. Он рассмеялся. - Сколько раз я это слышал. И тем не менее… Я жду ответа. Я всё ещё чувствовала его в себе, зажав ногами и не давая двигаться. Реальность из наслаждения обернулась ужасом, животным и диким. - И что они тебе предложили? Род Орловых всегда был безупречно предан равкианскому царю. Нарушаешь традицию, - он чуть сузил глаза. - Я предана тебе, - мой голос так предательски дрогнул, что я прокляла всех и вся. Ему всё же удалось подловить меня, когда контроль растаял, ослабел, оставляя на растерзание его воли. Несгибаемой и абсолютной. - Тогда я приказываю тебе сказать мне правду, - сталь в голосе. Возражения неуместны. Игры кончились. Дело дрянь. Я дышала всё так же порывисто. Воздуха не хватало. Критически. - Никто не послал. Надеюсь, это не последний секс в моей жизни. - Ответ неверный. Он склонился ко мне, и я почувствовала, что дрожу. Но он всего лишь поцеловал меня в щёку. Нежно. Очень нежно. Худший момент в моей жизни. Бедро подрагивало от напряжения, когда он гладил его. Мягко и плавно. А затем сжал очень сильно, впиваясь тонкими пальцами в плоть. Я ахнула. Не от боли – от неожиданности. - Итак, повторим. Кто? – голос уже мягче. Я бы подумала, что он меня уговаривает, но… Его рука двинулась вверх по бедру, сжимая живот, талию, грудь. Боль. Резкая и жгучая, такая непривычная. Я вскрикнула. - Тебе нравится боль? – улыбнулся он. О, нет, только не это… - Молчишь, - сказал он, касаясь моей скулы. – Это значит «да»? Он склонился к моей шее. Нет. Нет, нет, нет… Он плавно водил языком по коже, оставляя влажную дорожку и заставляя мурашки пробегать по телу, но я уже знала, что за этим последует. Он укусил меня. И ещё раз. От боли на глазах выступили слёзы. Я старалась держаться, но всё равно вскрикивала. - Пожалуйста, - прошептала я. - Кто? – спросил он, слизывая слёзы с моих висков. - Никто… - они снова брызнули из глаз. Солёные и горькие. Он мягко гладил моё тело. Знал, где прикоснуться, чтобы вызвать волну мурашек. И как. Оно доверяло ему. Безоговорочно. И он пользовался этим, пока моё сознание металось в оковах ужаса и мучений, пытаясь отыскать выход. Я не знала, в какой момент вспыхнет боль, ослепляя и заставляя задуматься о мольбе. Он сжал моё горло, и всё поплыло перед глазами. - Что ж, придётся использовать другие методы, - в его руках появилось лезвие. Я дёрнулась. - Тебе мало, что ты во мне, хочешь ещё нож вонзить? - Я любитель острых ощущений, ты же сама сказала, помнишь? – он криво улыбнулся. - А вот я – не очень, - обречённо сказала я. - Сейчас проверим. Меня пугал не столько нож в его руках, сколько больная фантазия. Я вспомнила, что он сделал с Алиной в Большом дворце. - Наконец, можно не сдерживаться, - сказал он, разглядывая лезвие. - Что? Ты всегда такой? – выпалила я. - Удивлена? Не ты одна играла. Он снова посмотрел на меня, и я задохнулась от увиденного. Тьма смотрела с самых глубин, о которых я даже не подозревала. В меня. Она дышала, слушала, шептала. Звала. Я готова была поклясться, что она реальна. Что обладает мощной волей, быть может, даже более сильной, чем Александр. И это – его тайный источник. Но он платил душой. И сейчас, когда он делил её с этим созданием, мне было поистине страшно. Ведь на что он способен, сейчас… она… - Помнишь, ты говорила про удовольствия от жизни? Так вот, у меня свои методы расслабления. Например, мучать неудачливых шпионов. Я молчала, наконец, взяв себя в руки и просчитывая исходы. - Какой у нас с тобой интересный допрос. Может, хочешь сменить позу? - Я не шпион, - твёрдо сказала я. Его бровь изогнулась в недоверии. - Давай сыграем в ещё одну игру, - сказал он и взмахнул рукой. На нас опустилась тьма. - Твоя кожа хранит секреты. Как и твой язык. Угадай, с чего я начну, - его голос, бархатный, как и тьма, в которой слышалось лишь наше дыхание. - Я тебя не боюсь, - зло выпалила я. - Очень зря. - Почему? Убьёшь меня? Заберёшь мою душу? Чего я только не наслушалась про великого и ужасного Дарклинга, - вызывающе рассмеялась я. Кинжал коснулся бедра плашмя. Лезвие. Холодное. - Ты блефуешь, - жёстко сказала я. - Почему? – засмеялся он. - Потому что… потому что… - Ну-у-у, - мягко протянул он. - Ты мне нравишься, - выпалила я. Чего только не скажешь мужчине, который сидит на тебе с ножом. Он замер на мгновение. - Тогда ответь мне, милая. И больно не будет. Только приятно. Я сделаю тебе так хорошо, как никогда раньше. Обещаю. Ты запомнишь эту ночь, - он склонился ко мне. Я её и так запомню, тварь. - Мне нечего тебе сказать, - холодно ответила я. - Что ж. Ты могла бы стонать от удовольствия, но будешь кричать от боли. Так оригинально. Мне даже нравится. И в этот раз твоё желание – закон. Холодное лезвие обратилось огнём. Я закричала. Все мысли обратились к ноге. - Ну же. Ещё. Давай! Ты так сладко кричишь, - столько чувств в его голосе я ещё не слышала. Снова боль. Крик. Слёзы. И кровь. - А ты смелая. Некоторые сдаются, лишь завидев лезвие, - услышала я голос совсем рядом. Ещё порез. Ловкий, быстрый, обжигающий. - Отпусти меня, - с вызовом сказала я. - Ответ, - сталь в голосе. И в моей ноге. Сильное движение, и клинок вонзился в плоть стремительнее. В этот раз он начал вгонять его под кожу, как себе тогда. Но у меня не было его способности отстраняться от боли. Одно неловкое движение, и он заденет бедренную артерию. Я истеку кровью меньше, чем за полчаса. - Ты не убьёшь меня, - разозлилась я, стискивая простынь в руках. - Чем быстрее ты ответишь, тем быстрее всё кончится. Я же не изверг, - сказал он, погружая лезвие ещё на сантиметр. Боль. Невыносимая, опаляющая, жгучая. Дикая. Ещё глубже. Поток ощущений заполнил сознание… Пытка… - Нет! Нет… я скажу… всё скажу, - мой голос предательски дрожал, как и моё тело. Всё сошлось в единой точке. Разум под затмением от боли. У Александра была одна чудесная черта – он умел превращать наслаждение в кошмар. Мгновенно. Порой мне казалось, что мучение и удовольствие сливались в нём в единый океан. И нельзя окунуться в одно, убегая от другого. Такова тьма. Таков он. И, если ты принимаешь одно, то принимаешь и другое. Это закон. - Мудрое решение, - сказал он, целуя меня в уголок губ. Тьма развеялась. Он слизнул кровь с ножа, а затем наклонился к бедру и стал водить языком по ранам. Их было несколько. Вену и артерию он не повредил. Знал, к чему это приведёт. Кровь уже сочилась, капая на кровать. Он, наконец, отпустил меня, и я отползла в сторону, зажимая порезы рукой. Бедро немело, но дар подействовал быстро. Живительное тепло от кончиков пальцев разлилось по ноге, останавливая кровь, стекающую на чёрные простыни. Сегодня было грязно и больно. Александр выжидающе смотрел на меня, поигрывая кинжалом. Даже с любопытством. Как я лечу своё тело, как раны бесследно затягиваются. Словно это не он вгонял мне нож под кожу. - Я проиграла в карты. Это было… пари… - частое дыхание мешало говорить. Я вспомнила рассказ Ярослава в Шухане и на ходу сочиняла историю. Зыбко, опасно, но выхода не было. Я отвернулась от него, делая вид, что мне неловко и страшно. Я правда боялась: того, что он не поверит и в эту мою ложь. Он слушал молча. - Как интересно. То есть я для тебя – развлечение? - Прости, мне правда очень неловко это говорить, - сказала я, поворачиваясь к нему и закрываясь одеялом от его взгляда. - Только я бы не хотела, чтобы это как-то повлияло на наши отношения. - Отношения? А с чего ты решила, что между нами есть хоть какие-то отношения? – усмехнулся он. Я потерялась на мгновение. - Да… ты прав, - натянуто улыбнулась я. – Брякнула не подумав, прости. Тогда я пойду? – я подвинулась к краю кровати. - Нет, - испытующе посмотрел он. Я замерла. Холодно, очень холодно. Морозная ночь не отпускала, вытягивая последние капли тепла. Лишая надежды. И воли. - Сегодня ты спишь со мной. Клинок пропал из его рук, и я выдохнула. Мучения кончились. Однако с Александром ни в чём нельзя быть уверенным, и тело всё ещё было напряжено, словно ждало… ждало удара… или нежного прикосновения. Он придвинулся ко мне, положив руку на лицо. - Ну а пока нам ещё есть чем заняться, - сказал он, целуя в губы и опуская руку около меня, отрезая путь к бегству. - А мне казалось… - прошептала я. Он всё же отнял у меня одеяло. А затем провёл рукой по бедру, где совсем не давно был надрез. - Знаешь, почему я люблю целительниц? – его дыхание на моей коже. Обжигает. Снова. Я напряглась, боясь каждого слова хуже удара ножа. - С вами можно долго развлекаться. Очень долго. Я замерла, осознав смысл его слов. И скольких целительниц он замучил? Таких как я. Которые верили ему. И не знали, с кем имели дело. - Потом убери эту рану полностью. Не люблю, когда на теле шрамы, - сказал он, рассматривая моё бедро. Я не заботилась о красоте лечения сейчас, нужно было справиться с основным. Поэтому вышло неважно. - Не ставь их. - Что есть удовольствие без боли? Пресно, скучно. Так быстро надоедает, что… - Я же просила помягче, - требовательно сказала я. - А я просил тебя быть честнее. Ты меня послушала? В его глазах снова сверкнула сталь. Он убрал руку, и я резко дёрнулась, но он прижал меня к себе спиной. - Я терплю твою ложь. Теперь твоя очередь. Он. Не поверил. Ни единому. Слову. Я поняла это сейчас. Тело дрожало в его руках, и страх снова охватил меня, но я сковала его железной волей. Ещё поборемся. Он чуть сжал горло, придушивая меня. - Отпусти меня. Пожалуйста, - добавила я. - Тебе же нравилось находиться в моих руках. Что изменилось? Я повернулась, касаясь пальцами его скулы. Лицо, ставшее почти родным, такое хищное сейчас. Глаза, нечеловеческие, слишком чёрные, слишком глубокие, бездна… Я никогда не видела его таким. Тьма поглотила всю радужку, казалось, поглотила его, и все демоны и химеры были готовы вырваться на свободу. Меня сложно напугать чем-то, но сейчас… Нет. Я нашла в себе мужество выдержать взгляд, проедающий душу. Мой дух, моя воля. Нерушимы. И мне хватит сил сдержать его тьму. - Хочешь, я… - я опустила ладонь вниз, пробегая пальцами по всей длине несколько раз. Поединок контроля. И чей же лучше? - Нет, - сказал он, ловя меня за руку. – Сегодня я хочу по-другому. Он развернул меня спиной и прижал к себе, снова покусывая за шею, но уже нежнее. Больно ещё будет. Сегодня. Я знала это. Он ласкал мою грудь, спускаясь к животу, промежности… - Нет, - я сжала ноги. - Куда ты денешься. Он выдохнул стон мне на ушко и прижался ко мне, вдыхая запах моих волос. А затем снова поцеловал шею. Его рука всё ещё поглаживала бедро. Слишком много ощущений. Я снова растворялась. Забывая, что случилось несколько минут назад. Но нельзя… нельзя… Я прогнулась, выдыхая стон. Ноги чуть шире, его руки выше. Хочу… хочу… уйти… Всё ещё… - Ещё немного, правда? – прошептал он. - Нет… Моё тело слишком мягкое. И горячее. Его желание – мой морок, наведённый тьмой. Такой сладкий. Приторный. Вызывающий жажду всё сильнее… Его пальцы во мне. Наконец… Нет… не хочу… Я не сдерживала стоны… всё сильнее вжималась в него. Чувствуя его тело спиной, ягодицами, бёдрами… Такое горячее и сильное… как и моё… И страсть, которая охватывала нас обоих, поглощая остатки человеческого нутра, последние капли разума и искорки добродетели… Он сжал мою грудь, скользнул рукой выше, чуть придушив меня. Мои бёдра такие влажные. Я уже чувствовала это. И он тоже. - Всё ещё не хочешь меня? – насмешливо спросил он. Д-да… - Нет! – мой ответ прозвучал не так уверенно, как мне бы того хотелось. - Отличный самоконтроль, жаль, только бесполезный. Очередной стон. Мой. Он надавил большим пальцем на нижнюю губу, приоткрывая мой рот и проникая в него. Мне никогда не было так мерзко и сладостно в один момент. Мучительно-приятно. Он практически насиловал меня. Но я чувствовала, какие влажные у меня бёдра. Какое мокрое тяжёлое тело. Как волосы прилипали к спине,плечам,груди… Как трудно становилось дышать. Казалось, температура резко подскочила, и жидкий жар плавил меня, растворяя всё сопротивление. Чёрт, как же хорошо… Желание ломало волю. Безжалостно и быстро. И я ненавидела себя за это. За то, как напрягались мои бёдра, как я ласкала его пальцы в моём рту. Языком. Мягко поглаживая… Пусть это длится… длится… Я закрыла глаза, погружаясь в небытие, забывая, где нахожусь. И с кем. Как мне хотелось его… И как я ненавидела его за то, что он со мной делал. Заставлял отрекаться от сказанных ранее слов, показывая, что все они – ничто. Что все мои доводы и принципы – пыль. И под огромной толщей порочного желания, прожигающего душу и разум, билась эта мысль… Как же я ненавижу его… и себя… Секс – это ещё один способ получить власть над человеком. Помимо страха и вины. Ведь они со мной не сработали. И мне всё больше хотелось отдать ему всю свою волю, душу, тело, всю себя, отдаться до последней капли, последнего вздоха, чтобы… - А сейчас? - Я… - мой ответ растворился в стоне. Хотелось принять его глубже, и он чувствовал это. Ловил моё состояние, доводя до исступления. Полного, абсолютного, совершенного. Движения всё чаще, мои стоны громче... А затем так резко остановился. Снова. - Тварь! Ты… животное… - прошипела я, ощущая, что легче умереть, чем вынести это вновь. - Нас здесь двое таких, - усмехнулся он. - Дай мне… …закончить… - Попроси. Ты же знаешь как. Хотя тебе, наверно, неудобно будет говорить, - снова усмешка. - Гори ты…синим пламенем… - зло выпалила я. - Только вместе с тобой, милая. Он надавил мне на плечи, заставляя опуститься локтями на кровать. Его ладонь прижгла мою ягодицу. У меня уже не было сил сопротивляться. И желания. Лишь бы побыстрее… Он погладил мои волосы и потянул их назад, я прогнулась. Его руки на моей талии. Дурацкая поза. Ненавижу её. Сегодня он меня не жалел. Его стоны смешивались с моими. Я пыталась применять дар, чтобы расслабиться и не вскрикивать от боли каждый раз, как... Плохой день. Боль и наслаждение – слишком приторное зелье, чтобы пить его залпом, но меня не спрашивали, мне приказывали. Я закрыла глаза, желая лишь одного: чтобы это всё поскорее кончилось. Очень плохой.Алина
Даже если ты разовьёшь свой контроль, ты всё равно никогда не достигнешь моего уровня… То есть ты решила вырезать часть себя как какую-то опухоль?.. Разве ты не поумнела за столько времени?.. Гриши вроде нас не рождаются просто так… Любовь точит скверну… Мысли… Яростный поток метущихся воспоминаний, не дающий услышать себя. Слишком громкий, чтобы не обращать внимания. Я стояла у озера, где тренировались заклинатели, и пыталась сосредоточиться. Разрез требовал предельной концентрации. И точности. Им легко убить, поэтому чёткость движения – превыше всего. В этом и была сложность, ведь энергия смеётся или плачет вместе с волей. А значит мне нужно увереннее управлять даром: он должен слушаться меня. Беспрекословно. Не размениваться по мелочам, соглашаясь на блёклые вспышки, когда я могу призвать солнце. Пускай и не такое жаркое как раньше. Я отделила себя от потока мыслей и прислушалась к тишине внутри, вылавливая отголоски дара. Багра права. Он был везде. В каждой клеточке, вздохе, движении… Он делал нас особенными и могущественными. И эта энергия сквозила в пространстве. Не только внутри, но и вокруг. Свет был повсюду. Я могла зацепиться за него далеко в небесах и разрезать облака, ослепляя птиц, но пока что удавалось создавать лишь несколько лучей, пускай и весьма мощных. Голова опустела, оставляя меня наедине со мной. Ничто. Вокруг – бесконечность. Я есть бесконечность. Я есть… Свет… Мысль молнией прорезала пустоту внутри, и я вскинула руку, выпуская безжалостный поток вверх, зарницей мелькнувший над озером. Разрез. Короткий и яркий. Гром гулким раскатом пророкотал в небесной синеве, такой безоблачной и цельной. Получилось… Гриши на поляне затихли, а затем захлопали в ладоши. - Получилось! – закричала я. – Ура! Я прыгала от радости:столько попыток и, наконец, результат. Долгожданный. Теперь, когда мне понятны тонкости концентрации, я могла создавать много разрезов. В любой момент. Просто нужно потренироваться с дальностью, чтобы ловить свет не только рядом с собой. - Алина! Я обернулась. Женя. Она покусывала губу и сжимала полы кафтана. - Что случилось? - Дарклинг тебя срочно зовёт, быстрее! Я вздрогнула. Мне не нравилось, что Дарклинг помыкал мной, словно я была девочкой на побегушках. У меня были свои дела и время, которые не хотелось ни с кем делить. Он должен уважать моё личное пространство. Но Женя была так взволнована, что я не хотела её подводить, и сразу же отправилась в Малый дворец. - Надеюсь, это не… - тихо сказала я, наклоняясь к ней. - Не знаю, Алина, не знаю, - ответила Женя, бросив на меня быстрый взгляд. Дарклинг сидел за столом в зале военного совета. Я сразу ощутила ледяное напряжение, потоками льющееся от него. Тишина, мёртвая и вязкая, давила на разум, заставляя искать любые темы для разговоров, лишь бы прервать этот немой покой. Столь неуютный и удушающий. - Что… - начала я. - Помолчи, - он прервал меня рукой, и я не решилась продолжить. Казалось, сам воздух отяжелел, и я села рядом, ожидая, когда он сам заговорит со мной. Он смотрел мимо меня сосредоточенным взглядом, постукивая пальцами по столу, а затем встал и подошёл к карте. - Ты едешь в Западную Равку, - наконец, сказал он. Я так удивилась, что даже не нашла, что ответить. - Немедленно, - он обернулся ко мне. - Могу я узнать зачем? – осторожно спросила я. - Нужно вразумить Раевского. В Ос Керво сожгли двадцать три гриша. Горечь в его голосе осела пеплом на моём языке. - О, святые, - ахнула я, прижимая ладонь ко рту. – Как же… как же так? Убили. Гришей. Сожгли. Эта мысль не хотела укладываться в моей голове, то и дело ускользая в потаённые уголки сознания. - Хотел бы я знать. Всю патрульную группу сожгли. С твоим именем на устах. Поэтому я отправляю тебя, - он тяжко выдохнул. Очередное признание пронзило мне сердце, оставляя глубокую дыру. Я думала, что уже решила эту проблему. Что с фанатиками покончено, но как же я ошибалась. Эта зараза прорастала в разных местах, не искоренённая до конца, расползалась как сорняки и так же выживала.И из-за моей беспечности… нашей беспечности погибли гриши. - И что же? Раевский всё отрицает? - Он молчит. Пока. В Центральной Равке всё спокойно. Ты справилась, и антигришовые настроения не расцвели, но вот с западной стороны… Там всё сложнее. Фьерданские замашки на лицо. И тлетворное влияние Кеттердама. Там люди чувствуют больше воли и свободы, живут богаче, да и позволяют себе больше. Купились на сытую жизнь. - Возможно, они помнят тот случай с каньоном, - заметила я. Слишком много всего было посеяно. Слишком много ошибок допущено. Но история помнит всё, поэтому нам придётся разбираться с последствиями, а отрицать и замалчивать – глупо. Сейчас, когда идея Дарклинга с каньоном провалилась, он не хотел признавать свои ошибки и извиняться перед народом Западной Равки. Он не сделает этого. Уже нет. Но в этот раз ошибку совершили они. Мне же нужно попытаться уладить эти разногласия, иначе Дарклинг уничтожит их всех до последнего. За гришей… за нас он пойдёт на любой шаг. И принесёт любую жертву на алтарь нашего выживания. - Они много помнят, если речь идёт об их правах, вот только что касается обязанностей... Забыли, что присягнули равкианскому царю. Нужно напомнить им, кто хозяин в доме. Я всегда знал, что слишком много свободы – плохо. И вот он результат. Он помолчал, обдумывая план действий. Мне сложно было противопоставить ему что-то, ведь в глубине души я была с ним согласна. В этот раз. То, что они сделали, - непозволительно. Можно кричать недовольства на площади, писать мне прошения, но убивать… - Виновные должны быть наказаны. И они будут. Его глаза сверкнули серыми отблесками. Я нисколько не сомневалась в его словах. - Я еду обсудить всё с Раевским. Хорошо, - задумчиво сказала я. – Ты думаешь, он меня послушает? - Если нет, то будем разговаривать по-другому. Я не собираюсь с ним церемониться. Слишком много проблем от него в последнее время. - Александр, пожалуйста… давай не будем… выбирать такой путь, - осторожно сказала я. - Тогда ты уж постарайся, ведь переговоры зависят от тебя. А иначе не будет никакой Западной Равки. Я не собираюсь рисковать в преддвериях войны. И если они выберут не ту сторону, значит их участь – смерть. Я невольно поёжилась, представляя, что он может сделать с ними. Убить всех, оставив тела на растерзания диким животным, или того хуже – превратить в волькр. Теневое воинство, не подвластное даже ему. - Но, быть может, наши враги и хотят того… чтобы мы разделились. Ведь тогда им легче будет нас задавить… - Да, разделяй и властвуй. Ты совершенно права. Молодец, Алина. Мыслишь как стратег. Мне бы тоже не хотелось терять такой богатый и весомый кусок земли, с выходом к морю и торговлей, которая обеспечивает нас столь важными товарами. Это будет болезненный удар. Весьма болезненный. Для нашей экономики и не только. Поэтому я хочу, чтобы ты понимала весь груз ответственности, который лежит на тебе. Я не готова к такому. А если у меня не получится? А если я окажусь слишком слабой? А если… Но у нас нет времени на подобные раздумья. Мир диктовал свои правила, которым приходилось следовать. И, глядя на Дарклинга, я понимала, что этим вопросом лучше заняться мне, какой бы неопытной я себя не ощущала. - Тогда Раевский может быть невиновен? - Едва ли, - усмехнулся он. – Ос Керво – не такой большой город, чтобы упустить казнь двадцати трёх человек. Гришей. Он сделал акцент на последнем слове, и я поняла, что он всё ещё ставит нас выше простых людей. Научится ли он когда-нибудь принимать отказников? Ключевой вопрос для будущего. Нашего. Для выживания нужно сплотиться, а он продолжал нас делить. Играть на руку противникам. Дарклинг готов пожертвовать всеми отказниками, лишь бы спасти гришей. Жизнь за жизнь, но уместна ли такая цена? - Раевский в ответе за всё. Даже если был против. - Но ты не веришь в это? – спросила я, подмечая его интонации. - Нет. Слишком многое говорит против него. В наших рядах есть предатель. - Да? И кто же? – я нахмурилась. - Ты думаешь, я сказал бы тебе об этом, если бы знал кто? – усмехнулся он. И какую игру ты затеял, Александр? Будешь всем рассказывать об этом и смотреть на реакцию, ловить взгляды, распиная душу давлением стальной воли? Всех ли поймаешь, вычислишь? Самый крупный хищник может учуять беду и скрыться в глубине леса, пока ты вылавливаешь мелких лгунов. - Значит, ты не считаешь меня предателем? - Я такого не говорил. - И ты доверяешь мне такое важно дело? Ты веришь мне? - Главное – что они поверят. И всё же… нет. Не веришь. Интересно, он хоть кому-нибудь доверяет? Надо встретиться с Настей, спросить, как идут дела. Он пристально посмотрел на меня. - Алина, кто может предать? - Все, - удивилась я, услышав его вопрос. - Нет, не все. Предать может только близкий человек. И чем ближе – тем больнее. - Но ты не считаешь меня близким человеком. - У тебя был шанс. И не один. Но ты всё испортила. - Я испортила? – моя бровь взметнулась вверх. - Это твои ошибки, не перекладывай их на меня. - Мои? Ты хочешь, чтобы я и тебя считал своей ошибкой? И снова угроза в голосе, но злость кипела во мне. - Мне плевать. - Неужели? – он подошёл к столу и опёрся о него руками, прожигая меня взглядом. Я отвернулась. Не могу смотреть ему в глаза. Не в такие моменты. Мы опять смешивали политику с личными отношениями, и мне это совсем не нравилось. Почва становилась зыбкой, прошлые обиды и разногласия влияли на настоящее. И будущее. Вот только зачем ему это? - Чего ты от меня хочешь? – спросила я, снова смотря ему в глаза. Он продолжал изучать меня, уже с меньшим напряжением, но всё также внимательно. - Настало время говорить откровенно. Юлить уже не получится. Ставки слишком высоки. Алина… Я напряглась. Дышать становилось тяжелее, но мне незачем волноваться. Я не предавала себя. И Равку. - На чьей ты стороне? Вопрос прозвучал громом среди ясного неба. - О чём ты? – я сжала руки под столом. - Знаешь, мне даже интересно. Если ты хочешь избавиться от меня, то как ты видишь ваше будущее? Кто будет принимать решения по военным вопросам, экономическим? Ты? – его бровь изогнулась в насмешке. Я долго думала, не решаясь произнести и слова. Слишком провокационный вопрос. И любой неточный ответ может сказать ему слишком многое. - Я не хочу править. По крайней мере пока. - А чего ты хочешь? Он не верит мне. Но я не лгу. - Хватит подозревать всех и во всём! Ты сойдёшь с ума! Нельзя так жить, - яростно выпалила я. Не хотелось вновь оказаться под его давлением, и я всеми силами старалась отодвинуть границы. А, как известно, лучшая защита – нападение. - Алина, почему? Почему по-твоему я должен рисковать всем, доверяя каждому, ради чего? - Потому что… так правильно. Нельзя жить так, как это делаешь ты. Только выживать. И необязательно доверять всем и всё, хотя бы кому-то. Мне казалось, я понимала тебя хоть в чём-то, хоть немного, но сейчас я уже не уверена. Ты никогда не верил мне. Быть может, сейчас я и не заслуживаю твоего доверия, но раньше… Ты так и не решился на этот шаг. Ты мог рассказать о каньоне правду. Хотя бы мне. Я же хотела понять тебя. И принять. Ты думаешь, так проще, но нет. Ты ошибся. Так не проще. Терять уже нечего. Открываться – так полностью. - Да, возможно. Я выживаю. И делаю это весьма успешно. Слишком многое от меня зависит, чтобы я шёл вслепую и отдавал себя людям, которые этого не стоят. Которые льнут ко мне из-за моей силы, власти, красоты, а потом лгут, лгут, лгут… - он замолчал, словно вспоминая что-то. – Я не помню, когда кому-то в последний раз действительно было интересно, как у меня дела, что я чувствую. Вам же всем плевать, что там внутри. Лишь бы всё работало так, как вам нужно. Пытаетесь найти мои уязвимости, наперебой соревнуясь в манипуляциях. Но я их столько знаю уже, что у вас даже шанса нет, Алина, даже шанса! Но вы пытаетесь. И ты говоришь про людей и их чувства? Сама-то ты видела во мне человека? Хоть раз, Алина? Только честно. Я опустила глаза. Мне было что сказать, но стоило ли? - Вы не видите во мне человека, так получайте чудовище! Я уступлю вам. В этот раз. И единственный. Буду тем, кого вы хотите во мне видеть. Буду гнуть вас, пока вы не сломаетесь или не согнётесь так низко, что жизнь покажется страшнее смерти! Риторику вы выбрали сами, - он резко взмахнул рукой и отвернулся. Я вздрогнула. Никогда не слышала, чтобы он кричал. Но мне стало легче. Я увидела что-то живое, с чем могла соприкоснуться. Что ставило нас на один уровень, с которого я могла общаться с ним на равных. Ведь в чувствах возраст – ничто. Важна щедрость души. И открытость. Интересно. Он признал, что ведёт себя как чудовище. Значит, всё понимает. Значит, есть что-то внутри, что способно оценить свои поступки с нравственной точки зрения. И сделать это весьма объективно. Осколок сознания, не запятнанный скверной, не извращённый тьмой, не тронутый столь долгой жизнью, способной изменить любую личность. Что-то остаётся прежним. Всегда. - Это неправда! Ты сам выбрал быть таким. Ты просто не умеешь по-другому. Сейчас уже не умеешь… Мне захотелось подойти к нему, и я поднялась с места, медленно направляясь в его сторону. Он внимательно следил за мной. За каждым движением. Как я осторожно приближалась к нему. Словно могла ударить. Или убить. - И теперь кричишь на меня за это. Ты даже не на меня кричишь. На себя. Своё нутро. Оправдываешь свою жестокость тем, что мы этого хотим. Но никто этого не хочет, - я подошла к нему и взглянула в глаза. – Посмотри на меня. В них плескались злость, надменность. И что-то ещё. Я не могла распознать это чувство. - Александр, поверь мне, никто, - сказала я, касаясь дрожащими пальцами его лица. Мне было страшно, но мы ведь не чужие друг другу. Совсем не чужие. - Санкта… Заигрываешься, - он накрыл мою ладонь своей, мягко погладил, а затем сжал. До боли. Мои губы дрогнули, но я не отдёрнула руку. Только не сейчас. - Всё также пахнешь летом, - он взял мою руку и прикоснулся губами к пальцам. – Поздним, увядающим, теряющим свою власть. Санкта… Да, именно так я себя и чувствовала рядом с ним. Воплощением добродетели, которой ему так не хватало. - Умирающим, чтобы возродиться вновь. Я вечна. Как и ты, - я слабо улыбнулась, с теплотой разглядывая его лицо. - Твоя тьма не может осквернить меня, потому что она сияет, в основе своей имея свет. Разве ты не веришь в это? Ты нужен нам. Исцелённым. - Какая полемика, лучезарная, - он криво улыбнулся. – Моя вера давно уже превратилась в знание. Но, сдаётся мне, ты путаешься в понятиях. - Если не веришь мне, спроси Багру. В основе всего - свет и любовь. Не принимая это - ты порождаешь скверну. Я всё правильно поняла. Но о чём же тебе говорят твои знания? - Алина, я уже устал от этого. Слишком устал. Слишком много в моей жизни было подобного. Так где же искренность? Та хвалёная человеческая добродетель. Сколько ты её встречала? Мне проще поверить в драконов и русалок, чем… - он замялся, словно ему тяжело было произнести это слово. Нет, Александр, не проще. - И, если я увижу её в ком-то, - поверю. Клянусь. Сразу же… Признаю. Возможно, даже изменюсь. Перестану выживать, как ты говоришь, - он горько усмехнулся, отпуская мою руку. Я опустила взгляд, понимая, что ещё немного и расплачусь. Тема доверия… она ведь… болезненная не только для него. Мы все учились это делать. Вот только кто-то продолжает верить людям. Несмотря ни на что. Вытаскивая кинжалы предательств из спины. Со стоном, болью, всхлипом. Неважно, как мучительно и сколько их… Один, второй, третий… И улыбаться. Ведь это… тоже опыт. Опыт любви вопреки. А иначе зачем… зачем жить… Чтобы закрыться от мира и забыть, что такое чувства?Забыть, что такое жизнь? Забыть, что ты – человек? Мы живём, когда чувствуем. И умираем, когда перестаём. Когда душа перестаёт биться. Когда больше не видим отблесков счастья и горести в ряби реки и просторах неба, в пении птиц и смехе детей. Когда исчезает любовь и ненависть, оставляя холодную пустыню в душе. - Пусть лучше боль, чем ничего, - сказала я, чувствуя, как по щеке покатилась слеза. - Понимаешь? Нет. Он не… Мои руки дрожали, и я вложила одну в другую, пытаясь скрыть это. Он продолжал смотреть на меня, отстранённо, немного свысока, словно я несу чушь, несусветную и такую далёкую. Бесконечно далёкую от него. Но я продолжила. - Меня тоже предавали. Мне тоже было больно. И что же? Я перестала верить людям? Нет. И никогда не перестану. Пусть лучше так, чем… И ты знаешь, в этом – моя сила. Так что же? Неужели юная заклинательница Солнца в чём-то сильнее всемогущего Дарклинга? – усмехнулась я, утирая лицо ладонью, по которому уже хлынули слёзы. Наверно, мне не стоило открываться ему. Вновь. Быть может, он и добивался этого. Так равнодушно взирая на мои слёзы… Но я пошла на этот шаг сознательно. Ведь если ты плачешь не только от боли и горя, то ты – человек. Человек. Не доказывай своё мировоззрение, стань им. И я стану. Светом и верой. Для себя, для него, для всех. Путём к спасению всего народа Равки. И не только её. - Ты не выживешь, - бесстрастно бросил он. - Плевать. Лучше сгореть яркой вспышкой, чем тлеть миллионы лет. Свету нечего бояться. Он бессмертен. - А ты ведь теперь и гореть не можешь, какая ирония, - усмехнулся он. – Быть может, сам мир показывает кто прав, Алина? Да, я лишилась жёлтого солнца, но не света внутри. - Он уже давно показал, Александр, давно. Только ты не заметил. Я успокоилась, прислушиваясь к размеренным ударам своего сердца. Внутри была пустота. И лёгкость. Словно ничего не имело значения кроме моих слов. И я предана им, предана своему пути. Своему миру, который ведёт меня. Через Свет. И Тьму. Свет и тьму. По пути возрождения. Творец не оставит детей своих. Никогда. Он всегда с нами. Но с ним ли мы? - Алина, да будет так. Пусть мир нас рассудит. Его приговора не избежит никто, - спокойно сказал он. – Но ты не ответила мне. Чего ты хочешь? Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты. - Ты знаешь, я уже говорила тебе об этом. Я хочу, чтобы Равка процветала, чтобы люди жили в достатке, чтобы у них всегда был кусок хлеба, чтобы гришей не сжигали на кострах. Чтобы мы хорошо общались с соседями. И чтобы гриши и отказники были равны. Отказники… - я поморщилась. – Что за слово. Оно унизительно. Творец не отказывался ни от кого. И ты это знаешь. - Наивная маленькая девочка, - он отвернулся, но я успела заметить грустную улыбку на его лице. - Не называй меня так. Это неправда. Больше нет. Твои взгляды на жизнь слишком стары. Мир меняется. Сейчас всё возможно. Ведь я же здесь. Заклинательница Солнца. - Всё возможно… Ладно, Алина. Тогда докажи это. Уговори Раевского выдать нам предателей и выступить на нашей стороне. Докажи, что верна Равке. И тогда я буду смотреть на тебя по-другому. Обещаю. Дарклинг всё же вынудил меня пойти на столь опасный шаг и принять ответственность. И обыграл всё так, чтобы я сама этого захотела. Чтобы отказ означал предательство моих ценностей. И себя. А в таком случае никакая цена не может быть слишком велика, и ты согласишься. На всё. - А если они меня убьют? - Поедешь во всеоружии и с большим отрядом. Нужно напомнить им, кто такие гриши. - Хорошо, тогда я пойду собираться, - сказала я. Мне было спокойной. Несмотря ни на что. Я верила в себя. И себе. И мой мир в меня верил. Я чувствовала это. Он молча кивнул, и я уже собиралась открыть дверь, чтобы уйти. - Алина, и ещё кое-что… Я обернулась. - Напомни этой падали, что каждый шаг может быть последним. Ведь в конце концов революция пожирает своих вождей, - он криво улыбнулся, и мне показалось, что эти слова предназначались не только Раевскому.