Если любовь путеводит вас, следуйте за ней, хотя дороги ее трудны и тернисты. Если она осенит вас своими крылами, не противьтесь, даже если вас ранит меч, скрытый в ее оперении. И если любовь говорит вам, верьте ей, даже если ее голос рушит ваши мечты, подобно тому как северный ветер опустошает сад. Ибо любовь венчает вас, но она вас и распинает. Она растит вас, но она же и подрезает. Она подымается к вашей вершине и обнимает ваши нежные ветви, трепещущие в солнечных лучах. И она же спускается к вашим корням, вросшим в землю, и сотрясает их.
Всё это творит над вами любовь, дабы вы познали тайны своего сердца и через это познание стали частью сердца Жизни.
(С) Халиль Джебран "Пророк"
Анастасия
Вот и наступила весна. Долгожданная, любимая, родная. Солнце сияло так ярко, что снег, сверкающий россыпью алмазов под его лучами, ослеплял путников, осмелившихся заглядеться на белые просторы. Однако всё ещё было холодно. Тепла стоило ожидать лишь в конце апреля, а март – полноценный зимний месяц для Центральной Равки. Дворец готовился ко дню весеннего равноденствия. Сутки разбивались ровно пополам, а спустя пару дней свет начинал торжествовать над тьмой. И так – каждый год. Две точки баланса, два периода властвования одной стихии над другой. И вечный цикл их смены. Весну я особенно любила ещё и потому, что у меня был день рождения. В родовое поместье к нам приезжали родственники, чтобы повидаться и отпраздновать вместе, приходили друзья. Сейчас, в Малом дворце, я тоже устраивала празднества, обычно мы с ребятами гуляли по Ос Альте, а один раз решили всё-таки выехать в деревню, тогда мы даже заблудились. В этом году мне исполняется двадцать два, но я всё ещё помню, как в пять лет мама подарила мне фарфоровую куклу в малиновом платье со шляпкой, и как она мне полюбилась. Я так и не позволила отдать её племяннице и до сих пор хранила в своей комнате. В моём сердце всегда будет место для этого воспоминания. Александр сказал, что сегодня мы отправляемся на прогулку, однако, как бы я не пыталась выведать куда, он не сознался. Мы выехали со двора в свете полуденного солнца. Оно пробивалось через лёгкую пелену белого как молоко тумана. И в ней виднелись зелёные ели, покатые склоны и рябины с поблескивавшими красными ягодами. Вдалеке на склонах лес, синея, уходил ввысь, в клубы тумана. Там, где они были особенно крутые, пелена разрывалась и плыла хлопьями между купами деревьев. Я ехала на своём сером в яблоках коньке. Он много для меня значил, ведь его подарил отец. Северная лесная порода, цибейская. Весьма редкая, ведь её выводили только там. Чтобы достать такую лошадку, нужно постараться. Эта порода славилась выносливостью, особенно на длинных расстояниях, и мирным характером. Цибейский конь становился лучшим другом своему владельцу и не подводил даже в трудных ситуациях. И вот, в шестнадцать лет у меня появился Гриня. Мы быстро с ним поладили, и он отлично подходил мне по росту. Гриня был низким с крепкими ногами и щёткой волос у копыт, а длинная чёлка застилала его умные глаза. Хвост доходил почти до земли. Я часто расчёсывала его, особенно зимой, когда шерсть становилась гуще, и приносила морковку. Мы неспешно продвигались по тропинке, которую я никогда раньше не видела. Передо мной маячил хвост вороной лошади Дарклинга. Я ненароком отметила, что едва ли получится сбежать в случае чего, ведь это была шуханская скаковая. Высокая, быстрая и красивая. Она казалась мне огромной. Да и характером порода славилась. Такие лошади не позволят неумелому всаднику управлять собой, сразу сбросят или укусят. Как же он справлялся с этим чудовищем? Я не знала, зачем Александр позвал меня. Но то, что мы были вдвоём, могло породить слухи. - А вдруг нас увидят вместе? – спросила я, разглядывая пейзажи вокруг. - Пусть видят, - чуть обернулся он ко мне. Я подъехала к нему сбоку. - Быть может, я этого и хочу, - уже тише добавил он, вглядываясь вдаль. Меня не покидало чувство, что я – приманка в этом спектакле. Именно поэтому он не посвящал меня в детали плана. Чем естественнее я себя веду, тем больше шансов, что мне поверят. Однако эта роль давила на меня, и я каждый раз ловила себя на мысли, что хочу избавиться от всех условностей. Мы остановились на небольшом пригорке. Я бросила взгляд вниз и поняла, почему он застыл, любуясь раскинувшимся пейзажем. Бирюзовое озерцо покрылось льдом, а в центре виднелся снежный островок, от которого расходились белёсые трещины по всей поверхности застывшей воды. Они словно разрисовывали озеро, создавая сложную мозаику из неровных кусочков. Солнечные лучи пробегали по льду, отражаясь как от зеркала, играя огнями на поверхности. Но больше всего меня поразила тишина. Ни один случайный звук не нарушал её. Серые деревья, уже стряхнувшие снег, окружали это место, не пропуская и дуновения ветерка. Недвижимый лес и озеро, пропитанное тишью и солнечным светом, походили на сказку. Зимнюю, морозную, но такую манящую, что ты мечтал окунуться в неё в жаркий день. - О, - выдохнула я, любуясь поверхностью озера. – Здесь красиво. И что мы будем делать? Он не ответил мне, лишь стал осторожно спускаться по склону, и я последовала за ним. Когда мы приблизились к краю озера и стали спешиваться, я увидела, что лёд припорошил снег. Однако метели давно не было, иначе поверхность было бы не рассмотреть. - Ни один мой шаг в последнее время не обходится без внимания, - сказал он, похлопывая животное по шее и доставая яблоко. Лошадь закивала, застригла ушами и потянулась мягкими губами к угощению. Я представила, что за мной следили бы так же, и мне стало не по себе. Есть ли у правителей своя жизнь, тайны, которыми они могли не делиться, свободное время, чтобы привести его наедине с родными и близкими? Не думая о том, что завтра нужно встретиться с дипломатом из Шухана, чтобы предотвратить войну, а послезавтра – с керчийским торговцем, чтобы найти деньги на товары, без которых не обойтись. Где каждое решение несло столько последствий, что просто голова шла кругом. Неудивительно, что Дарклинг стал таким подозрительным. - Это тяжело, - вздохнула я. Он ничего не ответил, лишь подошёл ко мне и стал вглядываться в лес. - Настройся на окружение. Что ты чувствуешь? - Ты хочешь, чтобы я посмотрела местность? Ладно. Я вспомнила всё, чему нас учили перед Шуханом, и настроилась на окружение. Тишина помогла сосредоточиться, и до меня сразу же донёсся едва уловимый стук сердец птиц и мелких животных. Никого крупнее лисы не послышалось. Я пыталась расширить дар корпориала, скользнув чутьём дальше, вглубь леса. От браслета-усилителя исходило приятное тепло, но даже с ним мои возможны были весьма ограничены. - Ничего… особенного, - тихо сказала я. Краем глаза я заметила, как Александр снял перчатки. Его пальцы коснулись моей ладони, и по руке тут же разлился жар. Я услышала зов его дара, тихий, но уверенный, и моё чутьё встрепенулось, словно ждало его призыва. Разум тут же пронзила мысль: Александр не выпил руанит. Неужели он мне доверяет? Чувства обострились, и я снова окунулась в океан ощущений, который был мне не доступен без его прикосновения. Он поглаживал большим пальцем тыльную сторону моей ладони, и волны энергии расходились по всему телу. Мы стояли около озера, окружённые немыми деревьями, и я слушала дыхание жизни, которое отчётливо раздавалось во мне. В такие моменты я понимала, сколько же оттенков в нашем мире, как они расцветали передо мной, сменяя друг друга в этой гармонии цвета. Словно они появились ниоткуда, будучи всегда рядом с нами, просто я ощутила их только сейчас. Это расширяло моё сознание даже больше, чем пресловутая философия, которую мне пытался донести Александр. Здесь же, когда ты видел всё своими глазами, вернее, чувствовал даром, всё становилось понятно без слов. Осознание расцветало изнутри, не облекаясь в сложные слова, не требуя долгих объяснений. Словно оно было во мне всегда, а сейчас лишь раскрылось, как бутон, дождавшийся своего часа и осенённый любовью солнца. Лес вокруг проявлялся для меня с новой стороны. Привычная картина превратилась в удивительную, и я невольно восхитилась наполненностью всего, что нас окружало. Мелодия мира звучала глубже, словно каждый отголосок стал объёмнее и ярче. Я впитывала новые ощущения, пропуская их через себя. Но больше всего я слышала, как бьются наши сердца, отмеряя хрупкие мгновения жизни. Прямо здесь и сейчас. В такой непосредственной близости. Это был самый различимый звук во всей мелодии, и я невольно прислушалась к нему. - Ну что? Слышишь что-нибудь? – спросил он, отпуская мою руку. - Да… то есть нет, - спохватилась я, всё ещё находясь под впечатлением от обострённого восприятия. – Похоже, что мы одни. - Хорошо, - сказал он и подошёл к лошади. – Может, сегодня нам дадут передышку. Я следила за тем, как он доставал что-то из сумки. - Давно хотел выбраться сюда, но время появилось только сейчас, - он развернулся ко мне, бросая небольшой свёрток. - Серьёзно? – я поймала его. – Ты привёл меня кататься? Коньки. Белые, украшенные лошадкой спереди. Я покрутила их в руках. Мой размер. - Отвлечёмся немного. И план действий обсудим, пока никого нет, - коротко ответил он. - Ты же говорил, что тебе не нужен отдых? – вспомнила я, всё ещё рассматривая коньки. Многое я могла представить, но не то, что Александр приведёт меня отдыхать вглубь леса. Скорее я бы поверила, что он хотел от меня избавиться, но, видимо, ничто человеческое ему не чуждо. - Я говорил, что у меня нет на это времени. Однако, если выдастся полдня, я не премину этим воспользоваться. Он сел на край озера и начал надевать коньки. - Каждый раз удивляюсь, какие они сейчас стали. Всё лучше и лучше. А когда я учился, мы катались на берцовых костях животных, потом – на деревянных брусках с вот таким лезвием из металла, - он показал пальцами ширину. - Не самое удобное изобретение, но мы просто радовались новой забаве. Радовались новой забаве. То есть она родилась при его жизни. Александр с задумчивой мечтательностью рассказывал о прошлом, и я вдруг поняла, что когда-то он был простым человеком и жил совсем другой жизнью. Когда-то. Даже страшно представить, сколько лет назад. - Чего ты ждёшь? – спросил он, вставая на лёд. Я снова посмотрела на коньки в руках. Проблема в том, что я почти не умела кататься. Мне никогда не нравилась эта забава. В основном я разъезжала на лошади или стреляла из ружья. Это Лёшка всегда убегал с друзьями на ближайшее озеро, чтобы вдоволь накататься до разбитых коленок, а затем возвращался домой весь в снегу. Однако сознаваться в своей беспомощности не хотелось, поэтому я попыталась вспомнить всё, чему меня учили в детстве. Я села на снег и стала надевать коньки, копаясь с застёжками, чтобы потянуть время. - Отличный лёд сегодня, только снег немного припорошил. Жаль, шквального нет, - сказал он, оглядывая поверхность озера. Я смотрела, как он уверенно стоит на льду, и думала о том, есть ли навыки, которые он не освоил за семь веков долгой жизни. Интересно, что бы я сделала за такой срок? Наверно, наблюдала бы, как растут мои прапрапраправнуки. И их дети. Неужели он так и не обзавёлся ими? Быть может, просто не знал о них, а в мире где-нибудь рос ещё один заклинатель Тени. Скрывался от всех, в тиши Сикурзоя или Полизной, избегая общества и излишнего внимания, которое обрушится на него, если в мир просочится знание о нём. Мне было бы горестно не иметь потомков, которые могли бы продолжить наш род, рассказать свою историю, вспомнить мою, продолжить естественное течение жизни, в потоках которого мы все находились. А что чувствовал он? Наконец, я встала на лёд, вспоминая всё, чему учил отец. В голове звучала лишь одна мысль. Лишь бы не упасть. Я справлюсь. Как-нибудь. Бывало и хуже. - Ты не умеешь кататься, - сказал он, глядя на меня. - Неправда. Умею, - сказала я, смотря под ноги. - Опять ты мне лжёшь, - недовольно проговорил он, смотря мне в глаза. - Нет, - сказала я, делая пару неловких движений, - видишь, умею. Мне казалось, что я неплохо держусь. - Думал, на севере все умеют, - отвёл он взгляд. - Я просто… давно не каталась. Уже забыла, как это. Лёд местами был неровный, двигаться приходилось осторожно, а трещины на поверхности выглядели пугающе. Что, если я упаду и провалюсь под лёд? Не знаю, что больше разъедало моё сердце: что я рядом с ним или что оказалась в столь неловкой ситуации. Пришлось смириться с происходящим, я не обязана уметь делать всё. Мне не семьсот лет. Надеюсь, он это тоже понимает. Я смотрела на него и всё ещё не могла поверить, что это он. Сейчас рядом со мной был простой мальчишка лет двадцати, мой ровесник, которому я могла отвесить оплеуху или рассказать дурацкую историю. Он просто наслаждался моментом, оставив свои роли в Большом дворце. Интересно, таким он был рядом с Людой? Такого Александра она любила? От приятной неожиданности на моём лице расцвела улыбка. В миг уверилось, что всё будет хорошо, ведь по-другому просто не может быть. И как я могла в этом сомневаться? Хрупкие моменты счастья именно такими и бывают. Простыми, лёгкими, нежными и… недолгими. К сожалению. Однако это заставляло ценить их пуще всех сокровищ. Наверно, нам всем порой нужно отвлечься. Побыть собой. И с собой. Оставить все дела позади, чтобы раствориться в жизни, настоящей, которая происходила здесь и сейчас. Без условностей, ролей и задач. Не думала же я, что он всё время находился во дворце и занимался делами Равки, какими бы они ни были. Так и сойти с ума можно. Даже ему. - Давай помогу. - Лучше не надо… - начала я, но Александр не стал меня слушать. - Не бойся, - он подъехал ко мне сзади и, взяв под локти, аккуратно подтолкнул вперёд. - Я и… не боюсь, - очередная ложь легко сорвалась с моих губ. И когда я перестану ему врать? Я всё ещё чувствовала себя неуверенно, однако теперь не боялась упасть. Мне даже понравилось. Может быть, кататься на коньках – это не такая уж и плохая идея. И почему я в детстве забросила её? - А теперь давай сама, - сказал он, оказавшись передо мной. Он отпустил мои руки, и я вновь ощутила, какие тяжёлые коньки и скользкий лёд, однако мне не хотелось выглядеть неуклюжей. - Я уже могу, видишь? - улыбнулась я, глядя ему в глаза. - Кто бы сомневался, - усмехнулся он. – Подожди, я подъеду к тому краю озера, посмотрю, что там, а ты пока побудь здесь. Я закивала, радостная, что он не заставил меня ехать так далеко. Однако расслабляться не стоило. Осмелев, я уже быстрее перебирала ногами, но на льду попадались бугорки. И, зацепившись за один, я всё же не удержалась и упала. Паутинка трещин на льду заставила моё сердце замереть. Я застыла, пытаясь не дышать и не двигаться. Коленки пульсировали болью, но это меньшее, что меня заботило. - Что, уже устала? – он склонился ко мне, протягивая руку. Я и не заметила, как он приблизился ко мне. - Ну и что там, на том берегу? – быстро перевела я тему, касаясь его ладони. Тёплая. - Звериные тропы, заледенелый снег… ничего примечательного. Я встала на подрагивающие ноги, тяжело выдохнув. Моё настроение резко испортилось, словно в солнечный день вторглись грозовые тучи, мрачные и тёмные. Они принесли с собой тяжёлый ливень с ветром, от которых хотелось укрыться в уютном доме. Я и сама не поняла, почему так случилось. - Я хочу отдохнуть, - буркнула я и отвернулась, всё ещё пытаясь справиться с нахлынувшими ощущениями. Я подъехала к краю озера и выбралась на снег. Наконец. Его лошадь стригла ушами и пыталась укусить Гриню. Мой конь вёл себя скромно и лишь мотал головой. Такой низкорослый и крепкий, он смотрелся смешно рядом с длинноногой шуханской красавицей, даже карикатурно. Словно они были из разных миров. - Твоя лошадь – злая, - я хотела подойти к ней, но животное, словно в подтверждение моих слов, фыркнуло и ударило копытом. Похоже, я ей тоже не понравилась. - Не оскорбляй Артемизию, - сказал он, подходя к вороной кобыле и нежно поглаживая по холке. Она тут же успокоилась и ткнулась ему в руку, выпрашивая очередное яблоко. - Ей просто понравился твой конь, - он взглянул на Гриню. Конь спокойно стоял в стороне, размахивая хвостом и сохраняя чувство собственного достоинства, словно понимал, что сейчас говорят о нём. - И поэтому она его кусает? – фыркнула я. Александр немного помолчал, скармливая яблоко Артемизии. - Такая разная любовь, - сказал он, подходя к моему коню и поглаживая его по шее. Я глубоко вздохнула и опустила глаза. – Цибейская северная? Хороший выбор, - он дал Грине яблоко, и тот с удовольствием захрустел угощением. Предатель. А вот Артемизия даже не позволила мне подойти к ней. Я подобралась к краю озера и села на снег. Настроение кататься или развлекаться пропало. Совсем. Всё это меня изрядно измотало. Я не понимала, что происходит с ним, что происходит со мной. И почему мне так больно и грустно рядом с ним. Глаза защипало, и я поняла, что совсем не ощущаю холода. Ладони даже без перчаток не замёрзли. Горячая слеза скатилась по щеке. Я быстро смахнула её, но не успела сдержать следующую. - Ты плачешь? – он снова выбрался на лёд и посмотрел на меня. - Снежинка в глаз попала, - сказала я первое, что пришло на ум, отворачиваясь. - Снег не идёт. У тебя всегда такие нелепые объяснения, что даже пятилетний ребёнок не поверит, - рассмеялся он. Радость – младшая сестра любви, и, если он смеётся со мной, то… - Я хочу поделиться с тобой одним воспоминанием. Оно очень ценно для меня, - неожиданно сказал он. - Каким? – удивилась я, вытирая мокрые щёки. Мороз неприятно пощипывал их, но я словно не замечала. Александр ничего не ответил, лишь отъехал чуть дальше и опустился коленями на лёд. Он начал ползать по нему, простукивая рукой, словно что-то искал. Я с интересом наблюдала за ним. - Ты что, рыбу ловить собрался? - Ты такая неромантичная, - упрекнул он, продолжая трогать лёд. – Только о еде и думаешь. - Не правда, - улыбнулась я. - Ещё о занятиях любовью. - Эй, ты ужасен! Не выставляй меня такой… такой… приземлённой! – наконец, подобрала я слово. - А что? Угадал? – усмехнулся он, посмотрев на меня. - Нет, - ответила я, скрестив руки на груди. – Просто у меня нет дел, которые занимали бы все мои мысли. И я люблю вкусную еду. - Вот как? – изогнул он бровь. – Вообще-то ты только что подтвердила мои слова. - У тебя странная логика, - разозлилась я. - Закрой уши. - Зачем? Он резко взмахнул рукой, и перед нами возник разрез. Такой тонкий и изящный, идеально ровный, словно стрела. Я бы упустила его, если бы моргнула не вовремя, так быстро он пропал. Чёрная молния коснулась льда, и новые трещины расползлись во все стороны. По небу прокатился раскат грома. Наконец, мне довелось увидеть это чудесное проявление дара. Высшее искусство концентрации и контроля, доступное немногим. - Зачем ты… - невольно ахнула я. - Ты когда-нибудь будешь меня слушать? – вздохнул Александр. – Иди сюда. Он поманил меня рукой, и я снова выбралась на лёд. Приблизившись к нему, я опустилась рядом. - Ты когда-нибудь слышала, как поёт лёд? – спросил он, водя рукой по трещинам. - Что? – я следила за его движениями, не понимая, что он имел в виду. - Один дорогой человек научил меня слушать песню льда. Я бы никогда не поверил в это, если бы не убедился сам. И я хочу, чтобы это воспоминание не осталось лишь со мной. Хочу, чтобы оно жило и звучало. Думаю, ты найдёшь, кому рассказать. Он смотрел на руки, и я не видела его глаз. А жаль. Его голос, пронизанный далёкими воспоминаниями, звучал по-особенному тепло. Я чувствовала это. Как они дороги ему, как оживляли всё лучшее, что ещё осталось в нём, что позволяло видеть в нём мальчишку, способного на смелые поступки и великую любовь. Неужели он говорит про Люду? - Это очень тонкая мелодия. Лёд каждый год поёт по-разному. Для меня зима звучит его голосом. Мы столько раз… слушали это… Мы с Людой? Неужели он поделился со мной столь драгоценным воспоминанием? Я просто наблюдала за ним, боясь открыть рот. Страшась, что это – очередная иллюзия, которая развеется, оставив наедине с тьмой, готовой растерзать меня за мгновение. Он лёг на лёд и приник к трещине. Я повторила за ним. - О, это… - улыбнулась я, накрыв рот ладонью. Он приложил палец к губам, и я замолчала. Лёд и правда пел. Странными потусторонними звуками, но по-своему красивыми и даже завораживающими. Это были звуки дикой природы, звуки первородной стихии. И в такие моменты казалось, что она оживала, говорила с тобой на понятном лишь ей языке. Растворяла густые мысли в толще студёной воды, превращая их в ничто. Ты снова возвращался в её объятия, где тебя принимали и любили. Где не было осуждения и споров, где царили лишь её законы, безусловно справедливые и понятные любому живому существу. - Потом расскажи об этом кому-нибудь, - сказал он и перевернулся на спину. Я тоже развернулась, всё ещё думая о нём. Мы смотрели в небо: лёгкие перистые облака тянулись одно за другим, медленно проплывая над нами, убегая за лес, чтобы исчезнуть за горизонтом. Я вспомнила, как в детстве мы с друзьями также лежали в траве, пожёвывая стебелёк и придумывая сказочных созданий из облаков. Они казались такими близкими, вот только руку протяни и… Я украдкой посмотрела на Александра. Он был удивительно мягким сегодня, и я так боялась спугнуть его настрой, поэтому просто молчала и наслаждалась уединением. Тягучим, тихим, пористым, заполняющимся нашими чувствами, которые звучали в унисон мелодии этого места. Внешние звуки затихали, открывая всю глубину ощущений внутри. Мне довелось увидеть его и таким. Не знаю, повторится ли… - А знаешь, - начал он, подложив руку под голову, - раньше мы так делали: устанешь после тяжёлого дня и лежишь в сугробе, смотря в небо. Оно ведь ничуть не изменилось: такое же бескрайнее и пронзительно голубое. Я слушала его и моё сердце замирало. Все мы похожи, все думаем об одном, все когда-то были детьми. У всех нас есть родители, мечты и желания, цели и планы. Все мы дышим и чувствуем. Разве можно ненавидеть друг друга после этого? - Или звёзды. И гадаешь, сколько их там. Чем чернее ночь, тем больше звёзд, ведь в темноте видны даже маленькие огоньки. Смотришь и поверить не можешь, что это всё реально, что создано кем-то, что этот мир – твой… Я смотрела на него, и мне так хотелось его коснуться. Лишь на мгновение. Только для того чтобы убедиться, что этот момент – правда. Но мне было страшно разрушить это волшебство. Вдруг всё так же нереально, как и то, о чём он рассказывал. Как и то, что я чувствовала в этот миг. - И в такие моменты кажется, что ничего неважно кроме того, что происходит в эту секунду, - он улыбнулся. – Чувствуешь себя частью чего-то большего и от этого – неуязвимым. Словно с тобой ничего плохого случиться не может, словно мир – на твоей стороне… - Но он и так на твоей стороне, - вырвалось у меня, и я тут же пожалела. Он замолчал, и магия момента рассеялась, поток прервался. Я испугалась, что он сейчас снова вспылит или разозлится, начнёт мне угрожать, но он лишь вздохнул. - Будь так, всё было бы по-другому. Он прикрыл глаза, и я отвернулась. Я не понимала его. Мир не выбирает сторону, но он помогает мечтателям. Разве он противостоит нам? Почему Александр так думает? Почему соглашается на эти условия? Принимает такую жизнь, даже существование. Вечную борьбу, животную, нечеловеческую. В постоянной погоне за счастьем, которое маячит далёким миражом. Которого никогда не достичь такими мыслями. - Нельзя победить мир, - тихо сказала я, но он услышал меня. - Это мы ещё посмотрим, - проговорил он. Знакомые нотки стали скользнули в его голосе, однако прежней уверенности я не уловила. Он не собирался прерывать тишину, продолжать разговор о своём прошлом… и так доверил мне слишком многое… Я осторожно приблизилась к нему и дотронулась его плеча. Ток энергии пронзил пальцы словно при контакте, шёпот его дара коснулся моего сердца. Я отпрянула, смотря на свои руки. Но почему? Я ведь не касалась обнажённой кожи. Он медленно развернулся и посмотрел на меня, словно ничего не заметил, а я от удивления не могла отвести от него глаз. Его взгляд, спокойный, даже задумчивый: ясный серый кварц без отблесков тьмы, словно её никогда и не существовала. Страх пронзил моё сердце. Столь странные ощущения… будто во мне зародилось что-то неведомое и живое… или, быть может, оно находилось там всегда, но я не замечала этого. Пальцы подрагивали. Я думала лишь об этом ощущении, позволяя ему быть, заполнять душу. И от этого становилось мирно и спокойно, словно всё происходило как нужно и вовремя. Тонкой рябью прошлось оно по душе, заставляя глаза увлажниться. Мне не хотелось ни о чём говорить, не хотелось, чтобы он смотрел на меня в этот момент, чтобы снова видел мои слёзы, значащие столь много, а для него, быть может, - ничего… Я всё равно ничего не скажу ему, ведь это можно лишь ощутить, находясь рядом с человеком, рядом с источником. И никто не заберёт его у тебя. Никто. И никогда. Нет ни у кого такого могущества. Ты свободен быть рядом. Ты. Свободен. Я всё ещё чувствовала его энергию на кончиках пальцев, словно коснулась источника жизни. Она вибрировала, но я не знала, ощущал ли он это. Быть может, это только моё? Я ужаснулась этим ощущениям, но они лишь усилились, разрастаясь по венам и доходя до сердца, где и затерялись, оставляя меня со смущением, долей испуга и пунцовыми щеками. Всё это казалось мне необычайно странным, словно это озеро было в другом мире, где прошлые события не имели никакой власти. Что же это? Я так хотела увидеть его таким, чутким и настоящим, а теперь мне кажется, что я не готова к этому. Не было никакого стеснения, когда мы спали вместе, но сейчас, просто находясь рядом с ним, неловкость сковала меня, заставляя так отчаянно медлить. Словно я увидела то, что мне не предназначалось. Словно соприкоснулась с самым сокровенным. - Как тебя зовут? – выдохнула я. Он молчал. Пожалуйста… скажи мне… Он приблизился ко мне и коснулся пальцами щеки. Повеяло уже знакомым морозным утром. - Что ты чувствуешь? Контакт. Мир снова обострился. Моё сердце стучало так, словно хотело вдребезги разбиться о грудную клетку. - Я… - Ну? Есть здесь кто-нибудь? – спокойно спросил он. Я не могла сосредоточиться. Только не на этом. Звук моего сердца оглушал меня, оно билось так громко, что мне казалось, будто все вокруг слышат его. - Похоже, что сегодня и правда никого не было, - сказал он, поднимаясь. Так и не дождался моего ответа. Контакт прервался, и я выдохнула. - Ну что? Поедем домой? – спросил он, подавая мне руку. Я замешкалась, но затем всё же приняла её. Наш день подходил к концу, и меня переполняли разные чувства: сожаление и облегчение, радость и грусть, спокойствие и тревога… Разве так бывает? Не знаю, я теперь мало в чём уверена. Зато этот день подарил мне надежду. Надежду, что когда-нибудь и в это морозное утро придёт весна.Алина
Приятно возвращаться домой с лёгким сердцем, когда смутные ожидания остались позади, превращаясь в ясное будущее. Снегопада не случилось, и кое-где мы проезжали узкими тропами, срезая путь. Все взбодрились, даже Зоя разделила общий настрой и повеселела, совсем редко отпуская привычные колкости. Мне всё ещё с трудом верилось, что встреча так удачно завершилась. Конечно, пришлось пойти на компромиссы, некоторые из которых были сомнительными для нас, и в итоге я отклонилась от плана Дарклинга, но это - разумная плата. Сомневалась ли я в Раевском? Да, в чём-то. Я всё ещё не знала его, и, как показала жизнь, мои представления о нём были очень поверхностными. Сначала он разочаровал меня, потом – удивил. Перемены были столь разительны, что я не хотела строить хрупкие надежды на будущее, которое могло никогда не настать. Лучше буду наблюдать за ним, это важно сейчас. Не стоит упускать из виду Западную Равку. О чём только думал Дарклинг, когда фьерданцы топтали нашу землю с вполне официальными грамотами от Раевского? Мы занялись этим лишь в последний момент. И спаслись по воле удачи. Эта битва была выиграна не без посторонней помощи. Я многое продумывала перед разговором и делала ставку на помощь людей, но в итоге прогадала, зато получила её совсем с другой стороны. В очередной раз убеждаюсь, что в жизни намного больше непредсказуемых событий, чем кажется на первый взгляд. Всё спланировать невозможно, да и нужно ли? Отец Андрей сказал бы, что это – по воле Святых. И был бы прав. Мне хотелось так верить. Эта мысль упрочилась в моём сердце, даруя силу и спокойствие. С каждым разом я всё чаще вспоминала об их влиянии на нас. На обратной дороге я забрала письмо Николая из тайника. Пришлось постараться, чтобы отделаться от Никиты и других телохранителей хотя бы на пару минут и быстро спрятать конверт. Читать его в дороге я не решалась. Нельзя привлекать лишнего внимания. В Малом дворце уже никто не говорил про болезнь, и я поняла, что совсем забыла про неё. Непростая задача в Западной Равке заняла все мои мысли, и старые невзгоды прошли мимо. Разведчики из Шухана болели тяжело. Я хотела справиться о здоровье Анастасии, говорят, она находилась в лазарете. Наверно, мучительно сложно быть целителем и не мочь себя вылечить. Я знала это чувство: когда дар подводил тебя или оказывался бессилен. В такие минуты отчаяние растворяет веру, оставляя обнажённую душу на растерзание ураганам жизни. У всех есть ограничения, даже у самых могущественных гришей. Для Дарклинга пределом его возможностей стал Каньон. Некоторые гриши продолжали пить руанит, но у меня эта мысль вызывала отвращение. Я вспомнила, как находилась в пещере с этим минералом, как болела и пульсировала голова, как немели руки и ноги, а слабость сильными волнами накатывала на тело, тебя словно потрошили изнутри… нет, принимать этот яд – сущее испытание. Это выбор каждого, и я не буду этого делать. Слишком много необъяснимых вещей творилось с моим даром, чтобы я искажала его вновь. Наконец, после горячей ванны и вкусного обеда я могла отдохнуть в своей комнате и прочитать письмо Николая, не опасаясь, что меня заметят. Оно с первых строк вызвало улыбку. Царевич был неотразим в своей самоуверенной манере, которая не отталкивала, скорее, веселила и даже притягивала. Размашистый почерк человека широкой натуры… Это точно он, без сомнений. Однако не все его новости были радостными. Скорее наоборот, но он преподносил их очень разумно. Во Фьерде запретили веру в Святых Равки. Её и так не жаловали, однако многое теперь стало вне закона: книги, сказания, легенды, иконы, храмы… Сильно укреплялась вера в Джеля. Считалось, что именно он построил Ледовый двор, гордость фьерданской нации. Однако мало кто из них догадывался, что этот самый Джель был гришом, именно поэтому его творения были так искусны. По сути – все верили в одно, но нас разделили, и теперь мы готовы перерезать друг другу глотки за это. Все празднества в честь Джеля стали проводиться пышнее и шире, чтобы вовлечь как можно больше народу. Многие фьерданцы были ярыми его поклонниками, ведь на религии строилась поддержка власти. Положение дрюскелей в обществе выросло, они получили больше прав и золота, и теперь много людей вступало в их ряды. Но больше всего меня поразила новость о том, что в Джерхольм приезжает королева Шухана Макхи. Лично. Не помню, когда в последний раз она ездила во Фьерду с визитом, а это значит, что причина серьёзная, обсуждение важных дел, которые нельзя доверить даже дипломатам. Следует поговорить об этом с Дарклингом, однако сделать это осторожно, чтобы у него не возникли вопросы о моих источниках информации. Весь мир словно встрепенулся, тектонические плиты истории тронулись, заставляя нас двигаться вместе с ними, хотели мы того или нет. И лучше бы нам не противиться, иначе изменения грозили перемолоть всех в своих жерновах. Центральная Равка послужила началом этих перемен, Западная – продолжила. Пожар раздора там больше не разгорится, но расслабляться было рано. Через несколько дней после приезда меня нашла Анастасия и сказала, что нам есть, что обсудить. Судя по всему, сведения появились не только у меня. Мы договорились встретиться в домике Зои в саду. Темнело уже значительно позже, поэтому я дождалась, когда последние отблески заката скроются за горизонтом и лишь тогда отправилась по знакомой тропе. Едва различимые следы привлекли моё внимание: кто-то был на месте. Мы давно не были в нашем тихом пристанище, о котором, как я надеялась, никто не знает. Маленький домик на окраине, окутанный тайной и пропитанный ею. У каждого она есть, и сложно представить, что творится под сводами дворцов Джерхольма и Амрат Йена. Включаясь в эту игру, ты начинал видеть в каждом врага, подозревать всех, постоянно просчитывать возможные исходы. Жизнь в таком накале истощала. Раньше я не понимала, как Дарклинг существовал в таком состоянии, сейчас же сама втянулась в это и испытала всю тяжесть на себе. Не знаю, что помогало ему не сойти с ума, но я думала лишь об одном: всё тайное рано или поздно становится явным. Когда-нибудь мы узнаем, что происходит в чужих дворцах, когда-нибудь Дарклинг узнает, что я веду дела за его спиной. И в очередной раз заставит пожалеть об этом. Я всё ещё не знала, что делать с Александром. В тот раз он выслушал меня, но едва ли принял слова близко к сердцу. Мне оставалось надеяться и верить, что мои речи зародили семена истины в его душе. Со временем они прорастут и принесут плоды, но можем ли мы ждать? Скверна во мне оживала рядом с ним, просыпалась, и её зловещий шёпот призывал кануть во тьму. Сопротивляться этой силе было мучительно сложно. Я не могла найти опору, в моих словах сквозили сомнения. Ощущал ли их Александр? Чувствовал ли эту раздвоенность, которая заставляла меня быть ближе к нему, ощущать его нутром, даже понимать. Понимать так, как никто. Это пугало меня. Даже с крупицей знания, которая была мне доступна, я осознавала, как разрушительно сказалась скверна на его душе. И это осознание не давало мне покоя. В нём я видела своё будущее. Возможно, именно поэтому я так хотела спасти Александра. Не только ради него самого или ради Равки, но чтобы доказать себе, что всё может закончиться иначе и для меня самой. Чем сильнее дар гриша, чем шире его могущество, тем меньше человеческого в нём остаётся. Оно отпадает как рудимент, как нечто слабое, устаревшее, ведь ты живёшь совсем иными понятиями и принципами. Обрастаешь целями планетарного масштаба, становишься мессией или кошмаром цивилизации, создаёшь и разрушаешь миры, - для тебя это всё едино. Важен лишь масштаб. Это не могло не пугать меня. Я знала, что уже встала на этот путь, но не желала превращаться в нечто. И видела лишь один выход: создать своё будущее, совсем иное, неописанное ни в одной книге Святых, то, которое приведёт меня к спасению. Но сначала мне нужно изгнать из души скверну, обрести истинный свет, не подвластный самому глубокому мраку. Без этого я обречена. В домике уже были Женя с Зоей. Тепло приятно обволакивало покрасневшую от холода кожу. На столе горели свечи, совсем простые, без подсвечников из Малого дворца, и мне сразу вспомнились вечера в Керамзине в уютном кругу друзей. За последнее время я очень сблизилась с Зоей. Ни одно далёкое путешествие не обходилось без её компании. Я привыкла к нашему общению и кое-чему научилась. Мне хотелось отблагодарить её и помочь, освободив от жёсткой защиты, которая ранила всех, кто пытался приблизиться к ней. Несмотря на все её колкости в мою сторону, я знала, что она – преданный друг. Если ей не понравится ход моих мыслей, она выскажет мне в лицо, изрядно покритиковав, но не станет обсуждать это за спиной, и я ценила это. Скоро пришла и Анастасия. Я заметила, что она похудела, а взгляд её стал более задумчивым. - Как твоё здоровье? Ты всё ещё пьёшь лекарство? – начала я. Я внимательно смотрела на неё и думала о том, какого же ей общаться с Александром. Её дар не был уникальным, в её душе не было скверны. Едва ли она чувствовала его так, как я, но у неё не было шанса ввергнуться во мрак. Какой же эксперимент я затеяла, сама того не подозревая. - Да, небольшую порцию, - грустно улыбнулась она. – Надеюсь, что скоро расстанусь и с ней. - Но это влияет на твой дар? – поинтересовалась Зоя. - Да. Весьма сильно. Даже не представляю, как долго нужно пить, чтобы привыкнуть к этому, - скривилась она. - Дарклинг принимал его около полугода, но и доза у него… была сильнее. Когда мы узнали, что Дарклинг случайно обнаружил лекарство от болезни и сам долгое время принимал руанит, я осознала, насколько наивной остаюсь. Его мышление не укладывалось в мои рамки: я бы не подумала делать раствор из этого минерала и пить его. Даже не знаю, пугало меня это или восхищало. - Это многое объясняет, - улыбнулась я, возвращаясь мыслями к разговору. Например, то, почему он выглядел болезненно, а теперь не опасался корпориалов. - У Дарклинга есть тайный совет, на котором он и ещё пять гришей всё решают, - продолжила Анастасия. Зоя обернулась на неё, явно удивившись услышанному. - Да, я подозревала это. В любом случае он не мог вести дела один. И кто эти люди? – я внимательно посмотрела на неё. Она назвала пять имён, но последнее заставило меня призадуматься. - Никита значит. А я всё думала, кто из них, - я отвела взгляд, вспоминая время, проведённое вместе с ним. Дарклинг не дал мне самостоятельно выбрать телохранителей не просто так. В этом его поступке тоже был смысл. Никита почти всегда был рядом и знал о каждом моём шаге за пределами Малого дворца. Он мог обо всём рассказать Дарклингу. И рассказывал. Однако я была весьма осторожна и не болтала с ним открыто, хотя он и располагал к себе. - Я немного знаю Никиту и не могу сказать о нём плохого, но всё же будь осторожна, - сказала Анастасия. – Он не так прост, как кажется. Удивительно, что Дарклинг принял его в тайный совет. Со слов Анастасии, все остальные участники были много старше и опытнее Никиты. Чем же он руководствовался? - Никита – слишком интересный и неоднозначный человек, чтобы я определила его на сторону Александра, - я склонила голову к плечу. - Порой мне кажется, что его мысли весьма вольные, и он по-своему служит Равке, в чём-то даже расходясь во мнениях с Александром, но находя компромиссы и не предавая его. Я вспомнила наши разговоры о вере, Фьерде, политике. Не хотелось считать его врагом, но и к друзьям я его отнести не могла. Двойственность Никиты в моём восприятии заставляла мысли всё чаще обращаться к нему, искать мотивы и цели, принципы и ценности. Дарклинг тоже должен был понимать, что у людей с опытом и умом есть свой взгляд на вещи, непохожий, свободный, уникальный. Требовал ли он от них беспрекословного повиновения или давал волю при исполнении приказов? С такого рода людьми нельзя перегибать палку, иначе они могли пойти против тебя, а, обладая такими талантами и знаниями, имели все шансы стать катастрофой. Лишь обычные люди, которые ни о чём не задумывались и не хотели нести ответственность или принимать решения, были готовы следовать приказам, совсем не размышляя о том, к каким последствиям они могут привести. - И всё же… Может, он намеренно расположил тебя к себе, чтобы ты доверилась ему. Кто знает, - сказала Анастасия. – Как говорил Дарклинг, глупцов среди его советников нет, а значит, каждый их шаг имеет причину. - Возможно, - согласилась я лишь для того, чтобы не продолжать этот разговор. В её словах был смысл, но я не хотела в очередной раз разочароваться в людях. В глубине души я даже боялась этого. Раевский вселил в меня надежду в лучшее, и я не хотела расставаться с ней так скоро. Это могло привести к роковой ошибке, но я верила, что Никита не враг. Каким же лицемерием нужно обладать, чтобы говорить о вере и творить за спиной мерзость. Конечно, это могло быть лишь искусной игрой, но Никита наш сверстник и не обладал столь богатым опытом лицедейства как остальные советники и тем более Дарклинг, а значит, его игру мы заметим. - Я кое-что знаю о Йоване, - вдруг сказала Женя, привлекая к себе внимание. – Мне кажется, это о нём иногда говорил Давид. Мы общаемся с фабрикаторами из Нового Зема через него. Его предки жили в Керчии, а сам он воевал вместе с Дарклингом ещё лет двадцать назад. Вроде бы весьма не плохой человек. - Двадцать лет назад… - протянула Анастасия. – Теперь понятно, о чём говорил Анислав, подразумевая, что они его дольше знают. И, тем не менее, кто-то из них – предатель. Со слов Александра. Она пожала плечами, и все замолчали. Пока мы скромно пытались понять планы Дарклинга и направить его в нужное русло, кто-то вполне серьёзно пытался разрушить нас изнутри. Слишком много движений происходило в один момент, и всё это вместе порождало ещё большее количество исходов, которые были ясны одним лишь Святым. Настоящее превращалось для нас в чистый хаос. - Как интересно, - усмехнулась Зоя. – Он так долго скрывал тайный совет от всех, но привёл тебя туда. И как он это объяснил? - Никак. Сказал, что имеет право делать то, что хочет, - улыбнулась Анастасия. - Да, очень в его духе. Однако необдуманные решения – не по его части, - сказала я. – Это все понимают. - Да, мы уже обсудили, кто и что мог подумать. Сошлись на том, чтобы снова разыграть глупость, теперь уже – перед ними, - обречённо сказала она. Я увидела, как потускнели её голубые глаза, превращаясь почти в серые и безжизненные. - Кажется, Александр оценил твою игру. Возможно, даже поверил, раз предложил обмануть своих советников. Теперь у тебя есть шанс… - Нет, Алина, - резко сказала она. Её глаза ещё потемнели, и я невольно напряглась от жёсткости, мелькнувшей в её словах. - Нет, - уже мягче добавила она. – Пожалуйста, не проси меня больше об этом. Хотя бы ты. - Пути назад нет. Раз уж ты здесь, тебе придётся следовать изначальным договорённостям. Нам всем, - спокойно сказала я. – Или твоё слово ничего не значит? Мне совсем не нравилось то, куда заходил наш разговор. - Он не доверяет мне и вряд ли поверит после всего… Все мои попытки оказались безуспешными. Всё кончено, Алина. Стоит признать, изначально эта затея была неудачной. - Теперь понятно, почему у Дарклинга в совете одни мужчины, - усмехнулась Зоя. – Зачем ему такие мямли как ты. Ты вроде такой раньше не была. Что с тобой стало? - Зоя, они только выздоровели, побывав на волосок от смерти, - заступилась Женя. – Нервы у многих были на пределе. Не дави на неё. Нам всем нужно время. - Роскошь, - фыркнула Зоя. – Всё происходит прямо сейчас. Некогда ждать. - Как раз наоборот. Всё только начинается, - прервала их я, обращаясь к Анастасии. - Ты попала туда, где мы мечтали побывать уже давно. И теперь будешь рассказывать нам обо всём, что там происходит. Она глубоко вздохнула. Похоже, ей это не нравилось, но противопоставить она ничего не могла. - Допустим. Но один вопрос всё ещё остаётся открытым. Почему он привёл меня на тайный совет? Там же только доверенные лица… Я не понимаю. Думаю, здесь что-то не то, - сказала Анастасия, касаясь пальцами лица. - Зря ты так думаешь, - улыбнулась я. – После всего, что случилось, он просто решил, что ты не опасна, поэтому и привлёк к своим делам. Это же хорошо. - Но он использует меня, - нахмурилась она. – Мне это не нравится. - Только сейчас догадалась? Добро пожаловать в мир Дарклинга, дорогуша, - усмехнулась Зоя. Я посмотрела на неё и вспомнила, что Зоя, будучи сильной шквальной, была на хорошем счету у Дарклинга. Он отправлял её во Фьерду на задания и порой общался лично. Их взгляды на работу были схожи, поэтому её мнение было ценным для нас. - Мы для него – солдаты. И, если с нами что-то случится, он заменит нас, не моргнув взглядом, - закончила она. Как ни печально это звучало, но в глубине души я понимала, что это так. А моя ценность была выше только из-за редкого дара. Но скрывалось ли что-то большее за откровенным цинизмом и расчётом Александра? - Нет, Зоя. Всё не так просто. Я не верю, - Анастасия замолчала на мгновение, словно вспоминая что-то. – У людей есть сердце. Оно бьётся и чувствует одинаково. И не спорь со мной, я знаю это, как корпориал. Все мы плачем от боли и смеёмся от радости. Грустим в одиночестве и любим близких. Всё это знакомо нам, потому что у людей есть сердце. А он – человек. - Ах, вот как? Это он тебе сам сказал? – спросила Зоя, криво улыбаясь. - Твоя ирония неуместна, - ответила Анастасия, поджав губы. - Почему же? А мне кажется как раз… - продолжила Зоя, скрестив руки на груди. - Хватит, - подняла я руку. Каждый из них был прав, и я не хотела вставать на чью-либо сторону. - Напомнить вам, сколько людей он убил в Новокрибирске? Вместе с моей тётей, - сказала Зоя. Я вернулась мыслями к тому моменту. Снова. Сотни загубленных жизней и голова Аны Куи передо мной. Тот злосчастный постоялый двор, в котором я ударила его, всё ещё являлся мне в кошмарах. - Просто пока это не коснулось твоих родных, да и тебя самой… Что бы было, если б он причинил вред твоему любимому братцу? Или, быть может, ты думаешь, что тебя это минует? Считаешь себя особенной? – продолжала Зоя. - Не говори, что меня это не коснулось. Я тоже пострадала от него… от его тьмы. Просто не считаю, что это выход. Оставлять его в таком состоянии, - Анастасия тоже скрестила руки на груди и посмотрела на Зою. - Ты просто влюбилась в него, так и скажи. Мы поймём, - рассмеялась она. Анастасия встрепенулась и округлила глаза, но ничего не сказала. - Зоя, не стоит, - осторожно сказала Женя. - Женя, а почему ты вообще на её стороне? – спросила Зоя. - Потому что ты перегибаешь палку. - Просто рублю правду-матку, - сказала Зоя, поправляя волосы. Пока она препиралась с Женей, я следила за Анастасией. Мне открывалось много чего интересного. - Да, возможно, я что-то и чувствую к Александру, - хрипло сказала она. – Но в любом случае это не ваше дело. Зоя вздохнула. - Орлова, ты… - Зоя! – прервала её Женя. Зоя закатали глаза, но всё же остановилась, переведя взгляд на меня. Однако в моей голове мелькнула та же мысль, что и у неё. - То есть, - мягко начала я. – Ты что-то чувствуешь? К нему? - Да. В сердце что-то кольнуло. Очень явно и болезненно, добираясь до каждого уголка. Ревность. Я уже успела забыть это чувстве со времён Первой армии, когда была простым картографом, а вокруг Мала всегда увивались девицы с округлыми формами. Я же видела, как он на них смотрел. Меня он не одаривал такими взглядами. Не думала, что и Александра буду ревновать к кому-то. Но это означало лишь одно. Что он мне нужен. Я покусывала губу, не в силах отпустить эту мысль. Столь неожиданную и оттого болезненную. Мне казалось, что всё позади. Забыто и прожито. Всё поменялось, и пути назад нет. Порой, я увлекалась чувствами и размышляла о них, но совсем не думала встретить среди них ревность. Похоже, я многого о себе не знаю. - Он не стоит твоих чувств, - высокомерно бросила я. – Никого из нас. - Алина, - скривилась она. – Это очень жестоко. Возможно, именно поэтому он стал таким. Мы не можем больше это продолжать. Все мы. Каждый заслуживает уважения. И любви. - Оправдываешь его жестокость нашим бездействием? Тем, что мы не хотим мириться с его скверной? – спросила я, поднимая бровь. - Нет, просто нужно быть добрее. Нельзя закончить зло злом. Так мы только продолжаем это. - Я не могу больше это слушать, - сказала Зоя, взмахнув рукой и послав порыв ветра, который развеялся ударом о стену. Я хотела остаться справедливой, но ядовитая неприязнь к Анастасии затопила пульсирующее ревностью сердце. Мне просто хотелось уколоть её, да побольнее. Чтобы ей было плохо, так же как и мне когда-то. Я завидовала ей. Что не смогла принять его сторону тогда, не смогла принять его самого, как это делала она. Я выбрала Равку, пожертвовав собой и нашими с ним отношениями. И считаю, что это был правильный поступок, первый шаг на пути к исцелению, но… счастливее от этого мы не стали. Лишь породили больше поступков, забыть которые никто не в силах, что уж говорить о прощении. Я не могла позволить выплеснуть желчь на Анастасию. Это слишком низко и мелочно. Какая я Санкта после этого? Да, мне удастся скрыть истинные чувства и сохранить лицо, но ревность отравила мне душу. - Давайте закончим на этом. Продолжим после, когда все успокоятся, - наконец, сказала я, понимая, что перерыв нужен мне даже больше чем им. - Когда кто-то прозреет, - сказала Зоя. Женя предупреждающе кашлянула. - Вы просто злые, - сказала Анастасия, вставая. – Женя, спасибо за поддержку. Разберитесь сначала в себе, а потом уже ко мне в душу лезьте. Всего хорошего. И она ушла, оставив нас втроём. Я выдохнула. - Не принимай её слова близко к сердцу. Дураки всегда добрее. Они просто ничего не понимают, - сказала Зоя. – Легко судить, когда ничего не видишь и не знаешь. А на глазах – шоры влюблённости. Это так, но жить с большим и открытым сердцем легче, ведь мир любит тех, кто ему улыбается. Искренне и весело, по-детски веря в чудеса и добро. Это удел простых смертных. Цари и влиятельные фигуры не могут себе этого позволить. Такого цена за власть. - Алина, ты что, ревнуешь? – осторожно спросила Женя. Я невольно вздрогнула, заставляя себя раскрыться, но быстро собралась. - Нет, я не ревную, что за глупости? – нахмурилась я, уже понимая, как неубедительно звучат мои слова. - Я, конечно, не настаиваю, но ты так говоришь о нём… как будто пытаешься убедить себя, насколько Дарклинг плохой, чтобы не испытывать к нему ничего хорошего. Я открыла рот, но передумала говорить. Лучше поразмышлять одной, это слишком тонкая и опасная тема, чтобы рассуждать вместе со всеми. Тем более я не знала, к какому выводу приду. На душе словно шёл неистовый ливень, размывая землю и обнажая прошлое, о котором я успела позабыть. На долгий срок сердце перестало донимать меня, и я отвлеклась на борьбу со скверной, однако мысли и чувства никуда не ушли, они лишь затаились, чтобы вернуться в самый неподходящий момент, напомнить о себе, вонзаясь ножом в спину. Это предательство. Но так они мстили за то, что я отстранялась от них, считая совсем не важными. - Дарклинг слишком хорош, чтобы в него не влюбиться, - задумчиво сказала Зоя. - Хотя бы ненадолго. Однако он сам позаботится о том, чтобы период влюблённости не длился долго. Так что, Алина, можешь не переживать по поводу её чувств. - Я и не переживаю. Просто… удивилась, - оправдалась я. - Не знаю, почему я так разозлилась. Этого и стоило ожидать. Она всегда слишком часто руководствовалась чувствами, поэтому всё так и получилось. Закономерно и понятно. Мы все через это проходили, - сказала Зоя. - Ты так говоришь, будто Дарклинг – это болезнь, которой надо переболеть, чтобы никогда больше не заразиться, - сказала Женя. - Кто знает? – пожала она плечами. – Быть может, и так. Но не всем суждено вылечиться. Некоторые предпочитают лихорадить, пока не умрут. Посмотрим, что выберет она.