Анастасия
Жизнь возвращалась ко мне вместе с весной и теплом, оборачиваясь быстроходной рекой, наводнённой талой водой и никогда не замерзающей даже зимой. Я иногда вспоминала слова Александра о вкусе смерти, который он так часто ощущал, и страх её показался мне глупым. Почему я боялась умереть? Почему так испугалась тогда? Здоровому не понять предсмертных мук больного, слишком далеки они в своих чувствах и мыслях. Даже жёсткий опыт, который заставил меня пересмотреть взгляды на жизнь, стал понемногу сглаживаться, казался уже не столь чудовищным, но порой необходимым. Сознание окрашивало его в другие тона, вынуждая забыть неподдельный ужас, воплощённый в твоём мире столько времени. Обеденный зал полнился гришами, и я наслаждалась блюдом из фьерданской рыбы. Её часто подавали зимой и ранней весной, когда торговцам удавалось довезти свежий товар. А ещё – мою любимую друлянку, мясную запеканку с картофелем на сырной лепёшке и овощной подливой в сметанном соусе. В Малом дворце её делали особенно вкусно, за что мне хотелось бесконечно благодарить поваров. Я бросила взгляд на стол заклинателей, где сидела Алина с Марией и Надей. Она не решалась слишком часто появляться с Зоей, показывая, насколько они близки. Осторожничала. Я долго смотрела на неё, но Алина так и не взглянула в мою сторону. Могли ли мои слова по-настоящему задеть её? И если так, то отчего? Пока я размышляла о чувствах Алины, открылись двери, на которые мы привыкли не обращать внимания. Вошёл Александр с сердцебитами. Все тут же притихли и посмотрели на него. Он и так редко бывал с нами на трапезах, но в последнее время мы его совсем не видели за общим столом. - Случилось то, что некоторые из вас с нетерпением ждали. Не сомневаюсь. Поэтому сразу перейду к делу. Я получил интересное послание от наших шуханских друзей. Через несколько месяцев Равку посетит королева Шухана Макхи. По залу прошёлся сдержанный гул. Сама Макхи приезжает. Событие для нас и правда невероятное, мы никогда её не видели. Говорят, королева невероятно хороша собой, той чарующей южной красотой, которая так свойственна шуханкам. Оливковая кожа, чуть тронутая бронзовым загаром, и миндалевидные глаза глубокого тёмного оттенка были их отличительной чертой. А ещё я слышала, что Макхи очень проницательна. И в этом тоже не было ничего удивительного. В Шухане люди беседовали по-другому: не позволяли резких и прямолинейных высказываний, часто пытаясь лавировать между всеми собеседниками, чтобы получить выгоду. Кто-то называл это природной мудростью, кто-то – хитростью. Но в одном сходились все – с ними нужно держать ухо востро, чтобы не поплатиться за легкомыслие и излишнее доверие. Я сразу вспомнила наш поход в Шухан, хергудов и учёного в белом халате, который отравил нас. Мы даже не думали, что можем столкнуться с подобным. Не зря их называли лучшими в своём роде и приглашали в разные страны, в том числе и в Керчию, чтобы разрабатывать технику и продукты. - Это большое событие, поэтому и готовиться к нему будем соответственно, - голос Александра звучал ровно и спокойно, но иллюзий по поводу его настроя не возникало. Похищение детей, гришей, создание хергудов, поставки фиолетового лотоса… всё это тяжкие преступления, которые мы никак не могли простить. Но замешана ли во всём этом Макхи? Мне не хотелось верить, что всё делалось с одобрения королевских особ. Тогда корни скверны и в Шухане слишком глубоки. Но, если подумать, Дарклинг тоже совершал ужасные вещи. И продолжает. Кто знает, чем ещё он запятнал совесть, с чем жил и смирился. Быть может, хергуды покажутся мелочью, по сравнению с его грехами. Да и фьерданцев есть за что пожурить. Вопрос лишь в том, почему у нас такие правители? Чем мы их заслужили? Сильный пожирает слабого, и каждый следующий правитель становится жёстче, беспринципнее и коварнее, иначе он просто не сможет остаться на троне. Его свергнут более хитрые и жестокие завоеватели, а страдать будет народ. Он всегда страдает, в любом случае. Но почему в нашем обществе действуют такие варварские законы? Даже природа милосерднее, устраняя лишь больных особей и не позволяя популяции выродиться. - Макхи – королева, и мы должны выразить ей должное уважение, но не стоит усердствовать. Если кто-нибудь, - Александр замолчал, - хоть кто-нибудь поклонится ей, он лишится головы. Я опустила взгляд, вспоминая, что угрозы Дарклинга – не пустые слова. Когда-то он обещал вырвать мне язык, и я уверена, что он пошёл бы на это, будь я чуточку глупее. Другие это тоже понимали. - Кто будет замечен в излишне тесных контактах с шуханцами, тоже лишится головы без долгих разбирательств, - закончил он и сел за стол. Зал понемногу оживал, продолжая трапезу. Правда, теперь без привычного веселья. Никто не хотел погибнуть по глупости. У нас не так много шуханцев среди гришей, но им придётся нелегко. Всё было слишком серьёзно, но, по словам Дарклинга, Макхи приедет лишь через несколько месяцев, - к концу весны или началу лета. Правители всегда заранее сообщали о своих планах, особенно если это касалось деловых поездок. - Дарклинг переусердствовал с этикетом, - сказала Алёна, развернувшись ко мне. – Неужели это так важно? - Видимо, - ответила я, наливая чай. – Похоже, мы всеми способами хотим показать, что им здесь не рады. Макхи этого не стерпит. Мне показалось, что Дарклинг решил поступить с ней по-шухански. Ни о чём не говорить напрямую, показав отношение парой жестов, и посмотреть, как её дипломатия справится с этим. - И зачем дёргать шуханского тигра за усы? – спросила она. - Я не… - начала я. Кто-то подошёл ко мне сзади и приобнял, чмокнув в щёку. Я замерла от удивления и резко обернулась. Алексей, инферн, который долгое время служил во Фьерде, но Велерад говорил, что многих отправили домой. Я изредка вспоминала о нём, но совсем не ожидала встретить в Малом дворце так скоро. - Родная, давно не виделись, - радостно сказал он, садясь рядом. - Ты вернулся, – улыбнулась я ему. Алексей ничуть не изменился. Всё такой же крепкий и пышущий здоровьем парень, каким я его и запомнила. Нам даже говорили, что мы похожи внешне и хорошо смотримся друг с другом. Была в этом доля истины, но я отчего-то медлила. Он так настойчиво ухаживал за мной, что я почти сдалась. Вот, наверное, мама обрадовалась бы, узнав, что я определилась с судьбой. Однако я так и не дала Алексею ответа, и выдохнула с облегчением, когда он уехал во Фьерду. Это предоставило мне время. За этот период я взглянула на жизнь по-другому. События последних месяцев многое изменили в голове. И теперь я смотрела на этого мужчину, размышляя о том, что могла бы жить простой жизнью, наполненной счастьем, он бы любил меня за то, что я такая, какая есть, у нас бы родились дети, мы бы гуляли с ними… Он держал меня за руку, и я бы… мои мысли так легко созидали картины безмятежной жизни, которая была так близка, и для которой не требовалось прилагать чрезмерных усилий. Я невольно бросила взгляд на Александра. В один миг он посмотрел на меня, но в его глазах ничего не отразилось. - Да, я теперь надолго в Малом дворце. Фьерда… - он немного замялся, думая о том, что стоит говорить. – Ну, я тебе потом расскажу. Ты лучше поведай, как у тебя дела? Он взял мою руку в свои ладони и стал мягко поглаживать. - Хорошо, - задумчиво сказала я. – Ты наверно не знаешь… про нашу болезнь… и я тоже болела. Но теперь мне лучше. - Это которую по слухам шуханские учёные изобрели? Теперь понятно, почему Дарклинг так недолюбливает шуханцев, - сказал он, отводя взгляд. - О, с Шуханом – это… долгая история. Думаю, у нас много причин, - усмехнулась я. - Ну, теперь у нас с тобой будет много времени, и ты тоже мне всё расскажешь. Я так скучал, только о тебе и думал всё это время. Хранил твой светлый образ в своём сердце. Я видела, как блестели его глаза, пропитанные искренней радостью от нашей встречи, как он подался ко мне… Но могла ли я ответить ему тем же? Едва ли с подобным пылом и намерением, однако я по-прежнему хорошо относилась к Алексею и мне не хотелось ранить его. Он мог стать моей тихой гаванью и вполне определённым будущим. Если я только соглашусь на это. Но затягивать с выбором больше нельзя, иначе я причиню ему боль. И чем дольше длится неопределённость, тем больше боли будет в конце. Я смотрела на Алексея и видела свою семью. Большую и счастливую. Да, он немного ревнивый и слишком заботливый, но едва ли эти недостатки можно считать столь ужасными. Он был бы рад связать со мной жизнь, а вот Александр не женится на мне. Теперь уже – никогда. Раньше, когда он был генералом Второй армии, такой шанс ещё оставался, совсем маленький, но всё же… а теперь… рассчитывать на это не приходилось. Слишком много условностей между нами. Единственное, что нам оставалось, - это редкая близость по ночам. Но меня это не устраивало. Я не хочу такой жизни для себя. Не хочу, чтобы он воспринимал меня так… Любви не ведомы границы, но разве он любил меня? И главное – любила ли его я? От этой мысли в груди всё замерло, словно прислушалось к словам, так не вовремя мелькнувшим в голове. - Уехал так надолго, и что думаешь, я одна буду зимние вечера коротать? – игриво улыбнулась я. - Что? У меня появился соперник? Серьёзно? Он так искренне удивился, что я рассмеялась. - Они у тебя всегда были, - сказала я, вынимая ладонь из его рук. – Так что тебе нельзя расслабляться. Возможно, Фьерда покажется тебе местом отдыха. - Я докажу, что достоин тебя. Исполню твоё самое заветное желание, ты только скажи, - улыбнулся он. Я видела, что Алексей верил в свои слова. Столь искренне и сильно, что это чувство передавалось и мне. И у него действительно были все шансы воплотить мою мечту. - Я подумаю, - опустила я глаза. - Ладно, пойду пока займусь вещами. Я недавно приехал. Сразу же к тебе решил зайти. А тут ещё объявление от Дарклинга, - сказал он, вставая. Он ушёл, оставив нас одних. Я проводила его долгим взглядом. - И всё же этот момент настал, - усмехнулась Алёна. - Похоже, - сказала я, постукивая пальцами по столу. – Но яснее мне не стало. Скорее наоборот. - А мне уже всё понятно, - сказала она, отправляя в рот кусочек рыбы. - А? Что? – удивилась я. - Что он тебе не нужен, - ответила она. - Почему это? – нахмурилась я. - Потому что когда любишь человека, сомнений не возникает. Что-то ведь занимает твоё сердце. Вернее кто-то, да? - А что, так заметно? – вздохнула я. - Ты даже перестала жаловаться на своего брата, - сказала она, загадочно улыбаясь. - Я бы тебе рассказала, но… - протянула я, пытаясь придумать причину. - Когда-нибудь расскажешь, - пожала она плечами. Я отвела взгляд, пытаясь представить её реакцию на правду. Алёна мне не поверит. Я бы и сама не поверила, не оказавшись в такой ситуации, Дарклинг ведь никогда не сближался ни с кем из нас. Во всяком случае, мы не знали об этом. Так пусть всё останется между нами, ведь мир двоих не понять миллионам.Алина
Объявление в обеденном зале удивило всех, но меня даже больше чем остальных, ведь я знала, что Макхи сейчас во Фьерде. К нам же она направлялась с официальным визитом, не скрывая ни от кого намерений, это любопытно. После ситуаций с хергудами и болезнью, которую разведчики привезли в Малый дворец, путешествие шуханской королевы в Равку сложно воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Интересно, что думает Александр? Но мне не пришлось долго размышлять об этом: он вызвал меня к себе. Чувства, мелькнувшие в душе, словно разрез на небе, казались странными, даже неуместными, но я решила понаблюдать за их веяниями. Рядом с ним. Это поможет разобраться с собой. И очень интересно, что же я найду внутри. Было страшно узнать такое, что изменит моё представление о себе, но без правды нет силы. А в ней я нуждалась, чтобы нести свою позицию. - Алина, я посмотрел договорённости, которых вы достигли с Раевским. Я не давал тебе указаний собирать свою собственную армию, - сказал он, переведя взгляд с документов на меня. Мы сидели в Большом дворце, в зале с богатыми картами, детализированными с учётом новых сведений от разведчиков. Мягкий свет заливал всю комнату, и я ненароком кидала взгляд на рисунки гор и полей на кожаных холстах. Изменения были существенными, но сколько ещё скрывалось от наших глаз? - Они бы не пошли за тобой. Пусть лучше идут за мной, чем за фьерданцами. - А ты готова им довериться? С чего Раевский так проникся твоей просьбой? - Проникся, - усмехнулась я. – Всё было как раз наоборот. Я думала, он будет лучше ко мне расположен. Я не стала затягивать с результатами поездки в Западную Равку и сразу отдала документы Александру. Думала, он ещё раньше заинтересуется такими существенными отклонениями от его плана, но он вызвал меня лишь спустя несколько дней. А сейчас так спокойно разговаривал, будто изменения были незначительны. Я думала, недовольства будет больше. - Что, оказалось, не все готовы склонить голову перед Санкта-Алиной? – улыбнулся он. - Это их право, - нахмурилась я. – Верить или не верить – выбор каждого. Насаждать силой такое нельзя. Но уважение к себе я буду требовать у всех. - А я говорил тебе про отказников. Для них нет ничего святого. Они ни во что не верят, ничего не понимают. Но тебе это на пользу. Лишилась некоторых из своих иллюзий, - он смерил меня взглядом. Я всё ещё не соглашалась с такой постановкой вопроса, но в чём-то он был прав. Иллюзии по поводу единства равкианцев ушли, даже в одной стране наши менталитеты так сильно различались. Что уж говорить по поводу других государств? - А что святое для тебя? Во что ты веришь? – не удержалась я от вопроса. Вопрос риторический. Я знала, во что он верит. Но, быть может, его взгляды поменялись, как и мои? Обросли новыми событиями, ценностями, опытом. - Ты же знаешь. Удивлюсь, если нет, - загадочно улыбнулся он. - Хочу услышать это от тебя. Только не говори о Равке и будущем гришей. Скажи о себе. Александр, - тихо позвала я его. Как и всегда бывало в таком случае, он замер на мгновение и посмотрел на меня. Его имя на моих губах оживляло особую связь между нами. Близость, порождённую уникальностью дара гришей. Тьма и Свет, оба – отравленные скверной, скреплённые ею, словно оковами, из которых не в силах выбраться поодиночке, вынужденные бродить в лабиринтах сознания до скончания времён, ведь путь смертного – не наш удел. Его серый кварц сейчас казался мне особенно глубоким и проницательным. Каждый раз называя его по имени, я видела, какое волшебство оно оказывало. И как мне нравилось слышать его имя из своих уст, что он доверил его мне. Значит, он тоже чувствовал эту связь между нами. Пожалуй, во всём мире были только два человека, которые имели на это право. Звать его по имени. Его мать и я. Он открыл было рот, но потом словно передумал и промолчал. Впервые за долгое время ему будто нечего было сказать. - Это неважно сейчас. Мы отходим от темы, - наконец, промолвил он. - В прошлый раз ты сказал мне, что никому нет до тебя дела. До твоих переживаний и мыслей. Но сейчас, когда я спросила тебя об этом, ты отталкиваешь меня. Я не давлю на тебя, просто обращаю внимание на противоречивые действия. Они не свойственны ему, но сейчас он поступал так неосознанно, и я знала причину. У каждого из нас есть слабая сторона, которую мы закрываем ото всех, защищаем даже от самих себя, оставляем во тьме, чтобы не видеть её ущербность и измождённость, потому что это принесёт нам ещё больше боли. Когда дело касается её, все наши действия – нелогичны и противоречивы, потому что мы жаждем говорить о том, что важно для нас, что требует нашего внимания, но вместе с тем боимся, что нас осудят и признают слабыми, несостоятельными, что мы потеряем лицо, власть, авторитет. - Ты лезешь мне в душу? – усмехнулся он. - Я твоя Санкта, кому ещё ты позволишь это сделать? – мягко улыбнулась я. Для него это имело смысл и немалый. Я видела это по аспидным глазам, которые так яро меняли цвет, переливаясь от тёмного к светлому. - Предлагаешь мне исповедоваться? – его лицо исказила кривая улыбка. - Не совсем, но если ты желаешь… Я бы с удовольствием послушала, - не сдавалась я. - Алина, ты… - хрипло произнёс он. – Сводишь меня с ума. Интересный расклад, я бы даже сказала необычный. - Нет, я привожу тебя к нему, - вздохнула я. - К той части, о которой ты успел позабыть за столь долгий срок. Мы все заблудились и нам нужна помощь. В этом нет ничего зазорного. Он оправил рукав кафтана. Я видела, как ему тяжело пойти мне навстречу. Как он жаждал этого, но страх показаться слабым владел им столь же сильно, как и желание. Мне нужно склонить чашу весов в свою пользу, показать, что я не использую его слабость против него. - Я никому не скажу об этом. Обещаю, - осторожно сказала я. - Хорошо. Возможно… в этом есть смысл, - он отклонился на спинку кресла и отвёл взгляд. – У меня есть определённые мечты и… амбиции. Личные. Которые касаются только меня. И я хотел бы их воплотить. Хотел бы, чтобы они… разрушили тот капкан одиночества, в который я попал так давно, но я не собираюсь бросать всё то, к чему так долго шёл. Равка, гриши, власть – всё это важно для меня. И поэтому мне нужна та, кто поддержит меня. Моя царица. Моё сердце ёкнуло, а лицо вытянулось от удивления. Не думала, что Александр решит связать себя узами с кем-то. Особенно сейчас. Я встретилась с ним глазами: он так внимательно смотрел на меня, что мне стало не по себе. - И что же, у тебя есть кто-то на примете? Я попыталась сохранить самообладание, чтобы мой голос не дрожал от волнения, но у меня неважно получилось. Сквозь поток мыслей пробивалась одна и очень отчётливая: почему его слова вызвали такую реакцию? - Это дело не одного дня. Я не собираюсь спешить. Мне полегчало от его слов. Он мог многое сказать про женитьбу, но по факту это могло свершиться нескоро. Очень нескоро. - Но когда решу, тут же воплощу это в реальность, - не задумываясь сказал он. - Но ведь это не только от тебя зависит, - сказала я, отстранившись от него. - Мне не отказывают, Алина. Особенно сейчас. Его улыбка вызвала во мне противоречивые чувства. Александр продолжал решать всё и за всех, но, к слову, многие были готовы к этому. И даже хотели. Он был старше, умнее и опытнее любого из нас, но могли ли мы научиться жить, не совершая ошибок, не принимая свои собственные решения? Я посмотрела в серый кварц напротив и поняла, что он добивался своего с пугающей уверенностью в собственной правоте, которая так или иначе передавалась его жертве. Его искренняя вера в себя, в свою позицию была ключом ко многим вопросам, которые остальным были не по силам. Во рту пересохло, и я не решилась спросить, о ком он думает. - Ты понимаешь, о чём я говорю? Моё сердце отдалось болью, потянулось к нему, словно ощутив что-то знакомое и родное, ту боль, что я испытывала сама. - Да, к сожалению, - сказала я, опуская глаза. – Когда погиб Мал, у меня никого не осталось. Вообще. И в отличие от тебя я даже не знаю, кто мои родители. Кем они были, воинами или крестьянами, торговцами или путешественниками. Меня словно дерево выкопали из леса и посадили в пустыню, туда, где ничего и не растёт, желая посмотреть, как я справлюсь со всем. - Легче не станет, Алина, - усмехнулся он. – Но ты справишься. Ты уже это делаешь. - Но я не уверена, что хочу… хочу такой жизни, как у тебя, - внимательно посмотрела я на него. - Ложь. Все хотят такую жизнь, - улыбнулся он. Его искреннее удивление заставило меня усомниться в своих словах. Быть может, я и правда зря отказывалась. Я ведь по сути никогда и не пробовала её. Всегда хотела жить незаметной, скромной и простой жизнью, чтобы не выделяться из толпы. Сейчас мои взгляды изменились, но так кардинально преобразить всё… была ли я готова к этому? И были ли эти устремления моими или я вновь подпадала под чужое влияние, перенимая посторонние цели, желания, смыслы? - В конце концов, твой следопыт погиб и вы больше не сможете спрятаться в дремучем лесу, словно пара диких зверей. - Хорошо, тогда скажи мне, Александр, могли бы мы сесть за стол переговоров до начала войны и избежать её? С Макхи и Ярлом Брумом? - Договариваются только с сильными, Алина. Слабых никто не спрашивает, их ставят на колени. Я поморщилась от его слов. - А мы слабые? - Скажем так, у них есть причины так думать. Но это даже нам на руку. В любом случае не всё пойдёт по их плану. У нас тоже есть задумки, которые их удивят. - Но, быть может, мы договоримся, пойдём на компромисс, откупимся, чтобы не проливать кровь. - Нет, Алина, и лучше запомни: нельзя вестись на шантаж. Никогда. Откупом дело не заканчивается, лишь сумма со временем возрастает. И, видя, что у тебя ещё так много есть, твой соперник выдавит из тебя последнее, пока ты не дашь отпор, не заявишь о себе. Не покажешь свою силу и волю, непоколебимое намерение стоять до конца. Он говорил так уверенно, словно знал, что так будет. Но я не знала. И у меня не было аргументов из личного опыта, которые можно было противопоставить. - Так, значит, нам всё же есть, чем подтвердить свою силу, - задумчиво сказала я. – Но зачем Макхи приезжает к нам? - Определённо она что-то хочет от нас. И очень сильно. Вопрос в том, что она будет просить. - И что? Ты пойдёшь на это? Соглашения с шуханцами – слишком рискованная авантюра. Да и она могла не только к нам наведаться, - наконец, добавила я. - Тогда она пытается усидеть на двух стульях. Или какое-то соглашение она не собирается выполнять, пытаясь обмануть одну из сторон. Не лучший поступок для правителя, однако победителей не судят, - улыбнулся Александр. - Но победитель всегда один. Несмотря на союзы. - Да. Алина, я должен кое-что рассказать тебе. События, которые грядут в будущем, слишком грандиозны и никто не может предсказать их. Даже я. Я невольно поёжилась от его слов. - Потеряем столицу – потеряем Равку, - коротко сказал он. – Так что если дела пойдут совсем плохо… Я сглотнула. – Не говори так… - Если дела пойдут плохо, - с нажимом повторил он. - Мы должны создать скверну и разрушить всё. Пусть же никому не достанется. Твоя сила выросла. Моя тьма и твой тёмный свет… мы сможем разверзнуть землю и расколоть её до ядра. Один я не смог бы такое сделать, но вдвоем… мы сможем. Я уверен. Я сидела словно громом поражённая. Его предложение казалось мне немыслимым по своей природе, чудовищным, безобразным. Мне вдруг стало всё ясно: он так и не отказался от скверны. И она говорила в нём, ведь такую идею нельзя придумать самому. Обратить мир в хаос, низвергнуть во тьму ради собственного выживания… - Ты готов пожертвовать всем? Всеми нами? – дрожащим голосом спросила я. - Вас не будет. Вашего будущего и ваших детей. Они не оставят вас в живых, - сказал он так спокойно, словно мы обсуждали ежедневные дела. - Этот выбор будет иметь слишком большие последствия, - покачала я головой. – И ты выбираешь за всех, не только за Равку. - Алина, это крайний случай, но если придётся… я рассчитываю на тебя. Я видела этот таинственный блеск в серых глазах, чувствовала чарующее обаяние, которому так сложно противиться. Несмотря на все его задумки, холодный разум и бесчувственность, в нём порой пробуждалось роковое безумие, доступное лишь гениям, страшное, но такое притягательное. Тёмный гений его дара. И оно словно маковое молоко, такое сладкое, но насыщенное, убаюкивало разум, поглощая тебя, заставляя верить, что так будет лучше. Его тяга к разрушению была искренней и всеобъемлющей, словно он пытался изменить мир, захватить его, исправить, но не находил метода. И оставалось лишь одно: решиться на такой ужасающий и впечатляющий поступок, о котором многие даже помыслить не могли. И ужаснее всего, что у него хватало воли. Его рука не дрогнет в случае чего. Но я верила, что мы могли избежать такой участи. Избежать этого помешательства, которое сожрёт всех нас и унесёт в забытье. В нашей жизни слишком много разрухи, и мы здесь, чтобы сделать её упорядоченней. Хотя бы чуть-чуть. - Не придётся, - тихо, но твёрдо сказала я. Он не услышал или не обратил внимания. - Я надолго оставил тебя, дал волю делать то, что ты хочешь и выбирать, но сейчас я хочу увидеть, чему ты научилась. Так что теперь я сам буду тренировать тебя. Будь готова, когда я тебя приглашу.Анастасия
Тайный совет собирался редко, поэтому событий для обсуждения набиралось много. Я успела побывать ещё на паре собраний и уже понемногу разбиралась в происходящем, хотя бы поверхностно. Правда, густой поток сведений заставлял меня вникать медленно, но торопиться не стоило. К тому же я наблюдала за приближёнными Александра, подмечая нюансы и детали, которые укрывались от его глаз. В его плане был смысл, ведь мы обращали внимание на разные вещи. Я просто старалась почувствовать человека, понять, из каких мыслей он состоит, верю ли я ему. Мной руководило то самое чувство, которое рождалось при прямом общении. Почти во всём. Дальше я лишь убеждалась в нём, дополняя портрет человека новыми красками, которые сразу не успела разглядеть. Мне хотелось пообщаться с каждым из помощников, но столкнулась напрямую я лишь с Никитой и Аниславом. Военный советник по Шухану мне не понравился, но я не спешила делать выводов. Его личная неприязнь ко мне мало что значила, ведь он мог быть искренне предан Равке и Александру. Возможно, именно поэтому он так подозрителен ко мне. Через несколько дней после тайного совета Александр позвал меня к себе. Он ни словом не обмолвился о прогулке на озере или откровениях, которые отныне я с таким трепетом хранила в сердце. Уверена, он не знал о том, как они важны для меня, ведь именно такие моменты вселяли веру в непорочную природу души, которая способна обернуть её всю во свет, даже если её пронзила скверна. Обнаружить ту самую узкую тропинку в саду нашего сердца, способную вывести из закоулков каждого из нас. Только у некоторых она так заросла и сокрылась в тени, что отыскать её очень сложно, но она никуда не пропадала. Она всегда есть. В каждом из нас. Вечером я шла в Большой дворец, но в этот раз наткнулась на слуг, которые перешёптывались о чём-то. Увидев меня, они резко замолчали и разошлись. Сложно представить, что о нас говорят простые люди. Я и забыла, что они тоже участвуют в этой игре. Александр ни во что не ставил отказников, но это могло обернуться роковой ошибкой. Я коротко постучала: дверь оказалась не заперта. Могу себе позволить войти в его покои без спроса. На правах личного целителя. Александр стоял у стола с Аниславом и разговаривал. Они оба посмотрели на меня. Анислав немного удивился, но затем сжал губы в тонкую линию и одарил меня неприязненным взглядом. Всё ещё злится. Видит во мне опасность для Александра, возможно, даже для себя. - Дорогая, ты уже пришла? – Александр едва заметно улыбнулся. Конечно, ты же сам меня звал. - Слишком рано? – удивилась я. Он чуть помолчал. - Нет, ты всегда вовремя. Мне хотелось закатить глаза, но я лишь улыбнулась в ответ. Серый кварц был непроницаем для меня сегодня. Я украдкой взглянула на Анислава. Похоже, он разделял мои чувства. Хоть в чём-то мы с ним сошлись. Однако мне хотелось показать, что в этой комнате ему не так рады как мне. В чём-то – даже уязвить, заставить ощутить неловкость. И посмотреть на его реакцию, которая сказала бы о многом. - Что, даже не поцелуешь меня? – игриво улыбнулась я, опуская глаза. Замешательство ощущалось почти физически. Я знала, что Александр не любил проявлять чувства при посторонних, но сегодня мы играли по моим правилам. - Подожди немного, мы скоро закончим, и я займусь тобой. Он отвечал не сразу, немного подумав и выверив каждое слово. - Что может быть важнее меня? – спросила я, снова поднимая на него глаза. Мне хотелось, чтобы он поддался. Хотя бы в этот раз. И у меня был шанс, ведь правила игры теперь существовали лишь для него. - Ничего, милая, конечно же, ничего, но ты же знаешь… - он прожёг меня взглядом. - Мне неинтересны твои оправдания. Просто поцелуй меня, – требовательно сказал я, украдкой взглянув на Анислава. Его глаза темнели с каждым моим словом и с каждым ответом Александра. Я видела, как он сжал руку в кулак, но затем лишь выдохнул и отвёл взгляд. Всё же не решился наболтать про меня. Пусть думает, что у меня есть власть над Александром. Мнимая, иллюзорная… что я верю, что она у меня есть. Александр подошёл ко мне, и я посмотрела ему в глаза. Ледяные огни на поверхности серого кварца не предвещали ничего хорошего. Такие колючие и далёкие, они жалили, заставляя отстраниться, защититься, уйти. Но я уже разожгла это бесцветное пламя, оставалось лишь наблюдать, как оно вспыхивало, поглощая остатки спокойствия, как подбиралось всё ближе, норовя опалить меня. Он склонился ко мне, глядя на губы. Моё сердце вновь зашлось, я вдохнула, забыв выдохнуть, и опустила глаза. Просто ждала, когда… Его рука скользнула к моим волосам. Он едва коснулся губ, и мне даже показалось, что это всё лишь почудилось. - Жди меня в спальне, - он развернулся к Аниславу. - Ты только не задерживайся, - ласково сказала я. - Конечно, нет, - криво улыбнулся он. Я ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Наконец, оказавшись здесь одной, я могла поискать документы, посмотреть его личные вещи, обнаружив что-нибудь интересное. Но как же это подло и низко – рыться в чужих вещах. После всего, что случилось между нами, мне вдруг стало всё равно, что он скрывает, что ещё хранится в его прошлом. Оно не определяло нас сейчас, являясь всего лишь воспоминанием. Я осторожно села на кровать, словно не хотела выдавать своего присутствия. В его спальне было мало предметов, даже слишком мало, оттого она казалась такой просторной. Его цвет. Чёрное покрывало на кровати… я провела рукой по нему. Не знаю, сколько они ещё разговаривали, но время для меня словно остановилось. Тянулось густой патокой, замедляя свой ход. Я не могла дождаться, когда выйду отсюда. Наконец, он распахнул дверь, и ледяное пламя в его глазах снова вспыхнуло. - Да что с тобой? – недовольно спросил он. Я лишь вопросительно подняла бровь. - Ты ведёшь себя как несносная девица. И выставляешь меня дураком. Не смей так со мной разговаривать. - Женщин вы себе сами выбираете. Кто виноват, что тебе такая досталась? – пожала я плечами. Я видела, как он сердился на меня, как сузились его глаза, делая взгляд ещё более строгим. - Иди сюда. Я медлила. - Быстро, я сказал, - его голос, такой низкий, с нотками явной угрозы, которую мне уже довелось ощутить. Я последовала за ним, не решаясь противиться в этот раз. Ледяное пламя в миг могло разгореться в чудовищный костёр, предназначенный мне, но я не хотела проходить через это вновь. - Садись, - он кивнул на кресло. Я послушалась. Он расположился напротив, смотря в окно, за которым уже сгустилась тьма, усыпанная звёздами. Молчал. Долго. Я просто сидела в тишине рядом с ним, в тишине, от которой хотелось сбежать. Она обволакивала, заключая в ледяные объятия, такие зябкие и колючие, что ты не мог пошевелиться, чтобы стряхнуть это наваждение. И вокруг – лишь она. Тишь. - Что ты думаешь по поводу них? – его голос разрезал пустоту. Под стать ей – столь же проникновенный и невозмутимый. - Ты уже была на нескольких советах, какое твоё первое впечатление? Я встрепенулась, возвращаясь мыслями к делу. - Ты специально нас столкнул у себя в комнате? Ты же знал, когда я приду. Он промолчал, но я уже всё поняла. - Анислав меня терпеть не может. - Ему всегда не нравились мои женщины, - усмехнулся он. – Хотел посмотреть, как он с тобой себя поведёт. Я не решилась уточнить, какие именно. - И как? Оправдал ожидания? – насмешливо спросила я. - Вполне. - Не думаю, что он – предатель. - Отчего же? Мне показалось, что он удивился. На столе горели свечи, и я легко могла разглядеть его лицо. - Мы с ним виделись, скажем так… Будь он предателем, разговор вышел бы другим. Александр внимательно смотрел на меня, словно решая, стоит ли доверять моим словам, насколько я проницательна и главное – преданна ли ему в этом вопросе. - Возможно. А другие? - Скажи мне, почему ты взял Никиту в совет? Все остальные много старше его. - Он хороший подчинённый. Я нашёл в нём то, чего не было в других. Он тебя настораживает? - Нет, скорее Игорь, - отвела я взгляд, вспоминая последнюю встречу. - Да? И чем же? - Не знаю, закрытый он, - пожала я плечами. - Я тоже закрытый, - сказал Александр, проведя рукой по волосам, после чего резко замолчал. - А Игорь – хороший казначей. Сколько бы я не смотрел его документы, всегда всё сходится. Я промолчала. Сложно объяснить словами то, что неподвластно логике. Чутьё. Мне просто так казалось. Конечно, я могла ошибаться. Именно поэтому требовались факты, которые я могла получить, теперь уже зная, куда смотреть. - Хорошо, - наконец сказал он. – Тогда работаем дальше. Но я ещё раз повторю: ты должна вести себя соответствующе своему положению и не перечить мне, тем более – требовать, подвергая мой авторитет сомнению. Не заставляй меня прибегать к методам, которые едва ли будут тебе приятны. Я глубоко вздохнула, в груди всё сдавило. - Нет нужды. Я и так всё сделаю. Я же обещала помочь. Его слова всё же опалили меня. Не думала, что его так заденет моё поведение. Александр снова воспринимал это, как личную угрозу, а я лишь хотела, чтобы он… - Мы воевали с Аниславом и Велерадом двадцать три года назад, - внезапно начал он. - Я помню, как они росли, как учились… как получили усилители. Анислав прикрыл мне спину, тогда, двадцать три года назад. И почему я забываю, что Шуханцы такие изобретательные. Он усмехнулся, словно рассказывал историю сам себе, а я была лишь немым свидетелем его встречи с воспоминаниями. - Кто знает, что случилось бы? Может, я и не умер бы, но был бы тяжело ранен. А он спас меня, пострадав сам. Не знаю, способен ли он предать меня сейчас, многое изменилось, но… Он продолжал рассказ, а я думала о том, как же важны для мужчины товарищи по оружию. Там, на войне, многое случалось, что заставляло смешивать кровь и становиться братьями тех, кто никогда бы не встал плечом к плечу в мирное время. Там многое случалось вопреки и не было места игрищам. После небольшого погружения в прошлое Александр вновь закрылся и стал рассказывать про совет. Он вёл себя подчёркнуто вежливо и холодно, и это сводило меня с ума. Даже здесь, в его покоях, когда мы были наедине… когда не нужно было притворяться. Но, быть может, для него это – правда. Так больно в очередной раз видеть его таким безжизненным и равнодушным, с остекленевшим взглядом, и я хотела закрыться от этой боли. Слышать его ровный голос… после того, как я знала его другим, как ощущала его чувства и теплоту… почти физически больно. Неужели это всё? Всё, что мне предназначалось? Тот день? Те крохи искренности, которые он преподнёс мне как самый ценный дар, на который только способен человек. Пламя свечей изредка подрагивало, быть может, от сквозняка, привлекая моё внимание. Его лицо казалось бледнее обычного, неужели он снова выпил руанит? Я коснулась его даром, ощущая ровный пульс и дыхание. Он не заметит мягкого воздействия, которым я лишь проверила свои догадки. Нет… всё же нет. Я ощущала, как нутро восставало против меня, как волна чувств плавно поднималась, достигая небывалых высот, смешиваясь со страхом, что я не сдержу её. Дар выпорхнул из рук, и я перестала слышать его тело. Мне не хватило концентрации. Казалось, я просто утону в нахлынувших чувствах, наконец, позволив им заполнить меня. А он словно специально продолжал этот разговор, безответный, непрерывный, последовательный, который я почти и не слушала, пытаясь справиться с тягостными ощущениями, пытаясь в очередной раз не расплакаться перед ним. Я резко встала и подошла к окну, скрестив руки на груди и отвернувшись от него. Стало чуть легче. Не видеть его… словно он был далеко, словно его здесь не было. Он замолчал, и теперь пустота без его голоса звучала пронзительно. Напряжение вновь вернулось, заставляя сделать хоть что-то, любую ошибку, глупость, всё, чтобы освободиться от него. - Почему ты не стал меня мучить? – спросила я, чувствуя, как слеза покатилась по щеке. – За то, что обманула тебя? Соврала. Я всегда тебе врала. Во всём. Я быстро вытерла слезу. - Почему? – настойчиво повторила я, повышая голос, и чувствуя, что сейчас разрыдаюсь. - Ты правда хочешь знать ответ на этот вопрос? Хорошо. Я скажу тебе. Но в глубине души ты уже всё поняла, - его голос наносил последние удары по моему хрупкому равновесию. - Мы играли с тобой. Каждый из нас справлялся с ролью. Я принял твою игру и даже позволял тебе выигрывать какое-то время, ну а затем, конечно, решил повести. И, надо сказать, в некоторые моменты я верил тебе. Ты казалась такой настоящей, такой органичной в этом своём фарсе. И я долго думал об этом, почему так… И знаешь, к чему я пришёл… любая подделка, будучи очень искусной по своей природе, содержит в себе нечто подлинное, оттиск мастера, его уникальность, если быть точным. И я верил, что, может быть, ты всё же… Он замялся. - Кажется, я становлюсь слишком сентиментальным на седьмом веку. Мне показалось, что он улыбнулся. - Но я уже выплакал все свои слёзы за столь долгий срок. Так давно выплакал. Но всё ещё чувствую боль… Честно сказать, это удивительно. Даже неожиданно. А меня мало чем можно поразить. Каких ухищрений я только не видел, и, наверно, всё можно допустить, простить и отпустить. Всё, кроме одного. Игры с чувствами. Ведь это предательство, которое едва ли можно искупить. И ты знаешь, как поступила. И каковы последствия. Он замолчал. Этот разговор, душераздирающий для меня, и такой спокойный – для него. Я чувствовала, как всхлипы, готовые вырваться наружу, душили меня изнутри, как подрагивала моя грудь, как сжимались в кулаки руки. - Ты всё знаешь, иначе не стояла и не плакала бы здесь, в моей комнате, надеясь, что я не увижу. Я вдохнула и замерла. Мои глаза расширились. - А теперь мстишь мне так мелочно, по-женски, сама того не осознавая. От собственного бессилия. Провоцируешь. Хочешь, чтобы я мучил тебя, резал, насиловал и истязал, чтобы это сняло с тебя ответственность и вину за поступки, которые ты совершила, и от которых так хочешь отделаться. Чтобы это стало для тебя искуплением, ведь ты понимаешь, что поступила неправильно. И хочешь, чтобы я в очередной раз оказался хуже тебя, сказал своё последнее веское слово, тем самым освободив тебя от душевных мук и угрызений совести. Доказал, что я чудовище, с которым можно поступать, как тебе заблагорассудиться, и не чувствовать вины. Его голос, каждое его слово причиняли мне боль, открывая те раны в душе, которые я так неистово жаждала исцелить. - Но этого не будет. Я не дам тебе того, что ты хочешь. Освобождения. Я просто оставлю тебя с твоими чувствами и буду смотреть, как они терзают тебя, каждый раз напоминая о том, что ты так усердно хочешь забыть. И каково же таким как ты жить, играя с чувствами людей. И разбивая сердца. Ведь ты думала, что у меня его нет. Как может у такого чудовища как я быть сердце, так ты думала? И каково же было твоё удивление, когда ты поняла, что ошиблась. В самом главном. Ведь остальное уже ничего не значило в тот момент. Его слова, вторящие моим собственным мыслям, проникали в самые тонкие трещины защиты, заставляя её разламываться, раскалываться изнутри, оставляя меня совершенно бессильной, хрупкой, обнажённой. Он словно стал моим внутренним голосом, который я так усердно заставляла замолчать. - Я мог бы вгонять тебе иглы под ногти, вырезать узоры на теле, насиловать, пока ты не стала бы умолять о смерти, но скажи мне, дорогая Анастасия, зачем это всё? Всё это никчёмно по сравнению с наказанием, которое ты уже назначила себе сама. Ведь самые жестокие и справедливые судья для нас – это мы сами. Я развернулась к нему. Он смотрел на меня аспидными глазами, такими спокойными и глубокими, ледяное пламя растворилось в тёмных озерах, последний раз вспыхнув и разлетевшись искрами. А я просто поверить не могла, что о подобном можно говорить так отстранённо. - Так пусть каждый из нас останется с этим воспоминанием, и оно истязает его до конца дней… до прощения, которое он никогда не получит. Улыбка, мелькнувшая на его губах, выглядела столь дико и неуместно, что я поёжилась. Таким знаменуют не радость от случившегося, таким скрывают горечь потерь. - Нет, - тихо сказала я. – Нет. Я быстро подошла и поцеловала его, обхватив лицо руками. Последние слова всё ещё звучали в голове, вторя неистовым ударам в груди. Я прижалась к нему, чувствуя какое мокрое и горячее у меня лицо, как дрожат мои губы, как стучит моё сердце. От невыплаканных слёз. И если у него их уже не осталось, то во мне их было предостаточно. Необъятный океан, который сейчас поднимался по зову неведомой мне силы, словно внутри проснулась первозданная стихия. Я чуть отстранилась, прижимаясь лбом ко лбу и закрыв глаза. - Нет. В душе всё замерло, словно прислушалось, притаилось, боясь оказаться настигнутым, боясь, что на чувства вновь прольют свет, который сейчас казался таким губительным. Но слёзы продолжали катиться по моему лицу. - Нет, пожалуйста. Это жестоко… Я прильнула к груди, касаясь его лица и ощущая, как подрагивают непослушные пальцы… от безмолвных всхлипов. И как слёзы застилают глаза. - Я знаю, - он обнял меня, прижимая к себе. - Нет, я так больше не могу, пожалуйста… Зачем ты так со мной? Зовёшь к себе, обнимаешь, делишься самым тёплым и сокровенным, а потом… потом… - всхлипы снова задушили меня. – А потом делаешь вид, будто ничего этого не было. Сколько ты будешь ранить меня, резать своим холодом, шипами своего сердца, которое так и не решился никому доверить… Отравлять меня надеждой… наслаждаясь моим страданием, капля за каплей… Он отстранился, глядя мне в глаза. Я говорила о том, что у меня на душе. Наконец, позволив волне чувств выплеснуться на берег между нами. И не было ничего важнее прямо сейчас. Сказать ему то, что заставляло мысли постоянно возвращаться к драгоценным моментам… Но я ощущала, как натыкалась на стену, глухую, плотную, непроницаемую, и от этого отчаяние съедало меня всё сильней. - Как ты можешь быть таким глупым… и.. и слепым! – разозлилась я. – Не видеть, что я… Он молча смотрел на меня, отстранённо, но с толикой нежности, словно в ожидании. - Да нет же, - он взял моё лицо в руки и чуть улыбнулся, - глупышка это ты. Из нас двоих – всегда только ты. Думаешь, я не вижу? Совсем ничего не вижу? Нет, я всё хорошо понимаю. Даже слишком. Он мягко держал меня в объятиях, словно я была родной для него, но моё тело подрагивало, не доверяя его рукам. - В конце концов, даже ты не верила в моё исцеление. И знаешь, это тоже больно. Когда тебя списывают со счетов, как безысходный случай, как тот, у кого нет шансов, от кого отвернулся мир, тем самым забирая последние крохи надежды, в которой так нуждается любой больной. Ты ведь знаешь об этом. Ты сама недавно была на грани. И каковы же шансы у больного, если даже целитель не верит в его исцеление, скажи мне? А ты должна была верить. Должна была верить как никто. Но ты просто избрала самый лёгкий путь. Так как же я теперь могу поверить в твои чувства, чего они стоят после всего? После всей лжи, которая так легко срывается с твоих губ. До сих пор… Я содрогнулась от его слов. Таких честных и от того страшных, будто их нельзя было говорить, ни при каких обстоятельствах, но он всё равно пошёл на это. Обнажил то, что должно скрываться в недомолвках и догадках, понятных лишь двоим. Он никогда меня не полюбит. Никогда. Слёзы вновь задушили меня. Это было невыносимо, осознавать, что то, чего я жажду больше всего на свете, невозможно в нашем с ним мире. Жизнь без любви – серая, бесцветная, ничем не примечательная, в ней нет ярких моментов, она тяжёлая и обладает тем самым вкусом смерти, о котором он говорил тогда. - Неужели ты не слышишь, как бьется мое сердце? – я приложила его руку к своей груди. - Неужели тебе этого недостаточно? Неужели ты не веришь в это? Не чувствуешь? Не ощущаешь? Разве может оно лгать? - слёзы вновь сдавили моё горло. Мы оба замолчали на мгновение, и в этой тишине слышалось лишь наше дыхание. - Останься, - томно прошептал он, погладив меня по спине. Он приблизился, и я ощутила дыхание на своём лице. Такое ровное… Я смотрела на его приоткрытые губы… хотелось впиться в них, прижать его к себе, поглощая пламенным поцелуем… послушаться и остаться с ним, в его объятиях, ведь лишь они даровали хрупкое убежище от тягостных мыслей, владевших мною сейчас. Но кем же я стану, если буду отдаваться ему по первому зову его прихоти? Он медлил всего мгновение, но мне хватило его, чтоб отстраниться, разрывая это непреодолимое желание, готовое снова бросить меня в бездну. Я дёрнулась, но он держал меня, его руки обвились вокруг моей талии. Казалось, он задумался на секунду, решаясь на что-то, но затем всё же отпустил меня. - Она бы никогда не позволила тебе стать таким. Я встала с кресла и отошла, чувствуя, как волна оседает, уползает, унося с собой всё плохое и хорошее, все страхи и ощущения, которые дарили мне жизнь, но каждый раз словно лишая меня себя. Столь странный обмен оставался неразрешимой загадкой, которую я не желала раскрывать, словно боясь, что пьянящие чувства растают, перестанут быть столь значимыми, оставляя лишь хмурое утро после ночи наслаждения. - Она ушла. Все когда-нибудь уходят, - мрачно сказал он. В его словах не было горечи, лишь принятие, путь к которому занял так много лет. - Нет, ты просто отпустил её. То, что болит, - ещё живо. Это знает каждый целитель. И если его сердце дрогнуло, то не всё потеряно. Его можно вернуть к жизни. Но это будет непросто, ведь за столько лет оно обросло слоями обид, претензий, травм… Однако внутри нас всегда есть любовь. Она повсюду, мы сотканы из неё, как и планеты со звёздами вокруг нас. Она – наш маяк в этом подлунном мире, а сердце – её проводник. Благодаря ей мы живём, это основа мироздания, суть нашей природы и души. Она словно фонарик внутри нас, но когда на нём много грязи, мы перестаём видеть свет. И наша задача счистить её, разрушить стену, возведённую из-за ран, чтобы вновь обрести его. Я смотрела на него, проникаясь простой истиной, которую до этого совсем не понимала: любовь сама по себе исцеляет. За счёт контакта душ и разгорания искры, два человека зажигают друг друга, создавая вспышку, которая обращает в пепел слои боли и обид. И мы даны друг другу, чтобы через этот контакт вылечиться, смотря любящими глазами, раскрывая лучшее, что в нас есть. Не только он излечивался от соприкосновения, но и я. Нельзя остаться неизменным, вступив в этот океан. В этом и заключается великое таинство чувств. Готов ли ты рискнуть и следовать зову сердца или останешься в тисках разума, до конца жизни гадая, как она изменилась бы, выбрав ты другой путь? Я ушла, оставляя его в раздумьях. Вопрос, на который каждый отвечает сам. И мне так хотелось, чтобы в этот раз он ответил правильно, но давление и манипуляции здесь неуместны. Нельзя заставить сердце полюбить, но можно помочь ему открыться. И тогда не будет нужды в вопросах: всё станет понятно без слов.