Нежность - это единственное, что может привязать человека и приручить животное. (С)
Человек, привыкший только к темноте, должен постепенно привыкнуть к свету.
(С) Фильм "Самадхи"
Анастасия
Незаметно подкрался апрель. Снега стаяли, оставляя обнажённую землю, готовую вот-вот покрыться свежей травой со всполохами яркого цвета. Солнце всё раньше выбиралось на небо, согревая людей и животных, отчего птицы заливались весенней трелью с раннего утра. В конце месяца у меня был день рождения, и я уже обдумывала, как буду праздновать. Однако больше меня заботило, как прошёл этот год. Необычайно насыщенный и опасный. Как я изменилась и выросла, порой оказываясь на лезвии ножа. Жизнь проверяла нас: на выдержку, бесстрашие, интеллект. И не все задания мы проходили легко, однако я верила, что наш учитель окажется ещё и милосердным, чтобы простить ошибки, без которых мы бы не обрели настоящее. Александр, казалось, расслабился в моём присутствии, а вот я не теряла бдительность. Каким бы чудом не была любовь, она не могла изменить человека за один день. И я наблюдала. Пристально. Он всё ещё был подвержен странным переменам, резким и бесконтрольным, от которых моя душа замирала, а дышать становилось сложнее. Но я уже знала, что делать, ведь неплохо изучила его за это время, как и его обители в обоих дворцах. Покои Александра в Большом дворце состояли из двух огромных комнат – кабинета, где он работал один, и спальни. Мы не так часто оставались там вместе, как мне бы того хотелось, но я радовалась, что это время у нас было. Я ждала его и сегодня. Как и всегда, он возвращался поздно вечером, даже ночью, занимаясь тем, до чего мне совершенно не было дела. Мне хотелось вернуться к целительству и только, но я продолжала ходить на тайные советы. Смерть Мэгжин так и не прозвучала на собрании: никто из присутствующих об этом не обмолвился. А значит, охота продолжалась. Я задёрнула тяжёлые шторы и разделась, оставшись в чёрном белье с красными лентами. Надеюсь, ему понравится. В любом случае я всегда могу это снять. Спальня в Большом дворце вызывала самые приятные воспоминания. Она не была такой тёмной и холодной, ведь до этого принадлежала другому человеку, но изменения коснулись и её. Он всегда так делал, менял всё под себя: предметы, помещения и… людей. С последним, правда, всё было куда сложнее, но он находил методы. И часто они нам не нравились. Я была с ним, могла быть рядом лишь потому, что соглашалась и закрывала глаза на его жестокости. Я решила посмотреть, чем были заняты его мысли в свободное время, когда он не со мной, поэтому подошла к полке и взглянула на книги. Сколько же он прочитал? Наверно, поэтому ничему не удивлялся, окунувшись в души людей на страницах увесистых томов. Я провела рукой по корешкам, не зная, какую выбрать, однако моё внимание привлекла одна, чуть выдвинутая, словно её брали совсем недавно. Очередная философия, от некоего Эрика Арендта, весьма потрёпанная, с загнутыми уголками. Я стала листать её, удивляясь частым пометкам, наверно, его тоже заинтересовало, раз он читал её много раз. Замечания были очень любопытны, словно он спорил с самим автором, опровергая его мнение, а где-то даже дополнял. Дверь тихо отворилась, и я вышла из комнаты, остановившись у порога с книгой в руке. - Мой царь, - я отвесила шутливый поклон. - Вижу, ты ждала меня, - сказал он, чуть задержав взгляд на мне. – Что ты читаешь? - Да вот… - показала я обложку, немного смутившись. Хотела добавить про нечто несуразное, но он быстро перебил меня. - О, ты наткнулась именно на неё? Отличный момент почитать. Он так обрадовался, что я удивилась. Не думала, что мы будем читать книги. Особенно сейчас. Особенно такие. - Ну… раз ты так хочешь, - натянуто улыбнулась я. – Я всё для тебя сделаю…. Например, почитаю. - Не сомневаюсь. Иди сюда, - он поманил меня рукой. Я подошла к нему, чуть улыбнулась и положила руку на грудь. Пробежала пальцами пару застёжек на кафтане, повела чуть выше, призывая дар. Энергия загустела, обостряя концентрацию, но он поймал запястье и наклонился ко мне. Губы едва коснулись моей щеки… - Ты только с выражением читай, - прошептал он. И отпустил меня, а сам расстегнул кафтан и сел в кресло. Я быстро совладала с замешательством. Мы продолжали вести эти игры, оба прекрасно понимая, чем они закончатся, но это не делало их скучнее. Ночь только начиналась, и я не торопилась. Найдётся время и почитать, раз он того хочет, однако посмотрим, чья жажда окажется жгучей. И у кого её получится лучше обуздать. Я опустилась на пол у его ног и положила руку ему на бедро. Что ж, начнём. - Открой сто пятьдесят вторую страницу, там девятая глава, - сказал он, даже не взглянув на меня. К моему удивлению он оказался прав. - Глава девять «Вожделение», - медленно прочитала я. – Чудесно. Ты всю книгу знаешь наизусть? Зачем тогда её читать? Я пролистала несколько страниц вперёд. - Хочу, чтобы ты тоже её знала. А вот я бы обошлась, но, как и всегда в таком случае, у меня не было выбора. - Самосознание в своей непосредственности есть нечто единичное, и вожделение – противоречие его абстракции, которая должна быть объективной, или его непосредственности, которая имеет вид внешнего объекта и должна быть субъективной. Я мало что поняла, а вернее – ничего. И главное – к чему это всё? Первое предложение привело меня в смятение, и я замолчала. - Давай дальше, - тихо сказал он. Меня охватил ужас, что мы будем читать это всю ночь. Бред нездорового сознания, который не складывался в стройные фразы в моей голове, столь косноязычный и разрозненный. Зная Александра, я вполне могла предположить, что он устроит мне такую ночь. Нужно спасать ситуацию. Любыми методами. В любви ведь как и на войне – всё сгодится. - Самосознание, взятое в себе, знает себя в предмете, который в этой связи соответствует влечению. Продуктом процесса является то, что «я» смыкается с самим собой и, получая таким образом для себя удовлетворение, становится действительным. Как же невыносимо было пытаться осознать это, вникнуть в смысл, который для меня не существовал. Только извращённый разум мог столь изощрённо исказить чувственное восприятие, которое не нуждалось в словах. Сердце всегда на шаг впереди ума. Потому что оно уже знает то, что разуму ещё только предстоит постичь. Если так продолжится, то он не снимет с меня корсет, а я рассчитывала немного на иное. Однако когда я окажусь без одежды... Главное – снять её с себя, но сегодня без его помощи я не обойдусь. Чтобы не мучить себя, я решила отстраниться от чтения и просто думать о том, как нам будет хорошо, когда это закончится. Как он гладит руками моё тело, а я ищу губами его уста, чтобы впиться в них долгим поцелуем… - Мне кажется, ты не дорабатываешь, - сказал он, проводя пальцем по чёрной кружевной бархотке на моей шее. Я отвлеклась от текста, и чтение вышло монотонным. Неужели он правда слушал меня? - Мне кажется, ты слишком строг ко мне, - улыбнулась я, оценивая, сколько страниц осталось до конца. - Я же знаю, на что ты способна, - усмехнулся он. - Мне кажется… ты немного путаешь, - посмотрела я на него. - А ты не отвлекайся. Мы на самом интересном остановились. Я лишь вздохнула. - Вожделение в своём удовлетворении является, таким образом, разрушающим, а по своему содержанию себялюбивым; в удовлетворении способно зарождаться новое вожделение. Он продолжал меня мучить всеми доступными ему методами, сполна наслаждаясь картиной бытия. Будто без этого наша жизнь была невозможна. Будто без этого не существовали мы. Я продолжала читать, плавно поглаживая его бедро, чувствуя мышцы под пальцами. Он немного напрягся, совсем чуть-чуть, но эти ощущения не скрылись от меня. Глава была слишком длинной, и я уже смирилась со своей участью. Даже начала получать удовольствие… Но и она подошла к концу. Я не заметила, как оказалась у последнего абзаца. - И как тебе? – спросил он. - Автор ни черта не разбирается в этом вопросе, - насмешливо бросила я. – Занудно, косноязычно, убого… хотя мне всё же понравилась одна фраза. Вот, - я пролистала несколько страниц, ткнув пальцем в строку. – Без страсти никогда не было и не может быть совершенно ничего великого. Хоть в чём-то он прав. Я захлопнула книгу и швырнула её назад. Наконец-то она покинула мои руки. Надеюсь, навсегда. Он потрепал меня по щеке, проведя большим пальцем по нижней губе. Я приоткрыла рот, обхватывая его алыми губами и начиная вбирать в себя. Сначала лишь кончик пальца, затем всё больше… Я брала всё глубже, поглаживая его языком, ощущая его кожу. И как он замер надо мной. - Мы ещё вернёмся к этому, - сказал он, вынимая палец у меня изо рта. Надеюсь, он не про книгу. Я подняла взгляд. - Теперь ты моя. Увижу с другим – убью обоих. Но тебя, - сказал он, беря меня за подбородок. – Ещё помучаю перед этим. - Ты же… …несерьёзно?.. Я выдохнула от неожиданности. - Ты меня поняла? - Д-да, - я слабо улыбнулась, вспоминая, что так и не решила вопрос с Алексеем. И ещё неясно, что скажу ему. - Беда вожделения в том, что оно делает нас слабыми, - проговорил он после недолгого молчания. - Нет здесь никакой беды, - ответила я, забираясь к нему на колени. – Просто позволь себе это мгновение… побыть слабым. Я дотронулась губами шеи, по его коже пробежали мурашки. Как же он чутко откликнулся на столь лёгкое касание, значит, не так уж и спокоен, как хочет казаться. Значит, я на верном пути. Но главное – он не выпил руанит. В таком случае, дорогой, тебе сегодня уже ничего не поможет. - Продолжим с этой книгой в следующий раз, - сказал он, обнимая меня за талию. - А стоит ли? Такого бреда в жизни не читала. И кто только её написал? – прошептала я, прижимаясь к нему. - Я. Её написал я, - сказал он, беря моё лицо в свои руки и заглядывая в глаза. Я не смогла скрыть удивление, как и он – насмешку. Ледяной антрацит опалил меня стужей, своей надменностью и высокомерием, что я вновь не оценила его таланта, не смогла, не захотела… - Это просто слишком гениально, - сладко улыбнулась я. – Ты же знаешь, куда мне до тебя? Он так хотел от меня правды и получил её, когда меньше всего ожидал. Зная, что это Александр написал книгу, я бы солгала не задумываясь. Сказала бы, что она великолепна и потрясающа, что автор, вероятно, очень умён. Мужчины ведь так любят, когда ими восхищаются, когда их ценят, а в случае Александра – и боготворят. Они обожают не столько свою женщину, сколько состояние, которое ощущают рядом с ней. И я готова создать для него эти чувства, ведь мои в этот раз были настоящими. Тогда к чему эта неуклюжая правда? Он ничего не сказал, и я сомневалась, заглотил ли он наживку. Я ступала по призрачной грани между ложью и лестью, выверяя каждый шаг. Она всё ещё была грубоватой, но содержала часть правды, поэтому он не мог отрицать её. Он коснулся моих губ, пробуя их на вкус, сначала мягко, даже бережно, затем – всё сильнее. Я прижалась к нему, оплетая шею руками. Наконец-то мы вместе. О чём я могла ещё мечтать? Мир исполнял все мои желания. И даже если это убьёт меня… Его пальцы скользили по шнуровке корсета, задевая кожу между алыми лентами и посылая мурашки по всему телу. Он приоткрыл рот, и я проникла в него языком, целуя жадно и властно, наконец, не сдерживаясь, не боясь показаться слишком напористой и грубой. Стук наших сердец, сбившееся дыхание, тепло кожи под пальцами… Моего желания хватало на двоих, но я коснулась его даром, проникаясь чужим состоянием. Его тело так отзывчиво сейчас, так послушно. Покорность на кончиках моих пальцев. Эта власть опьянила меня, ударяя в голову как молодое вино. Я поднялась над ним, привставая на коленях. - Что бы ты предпочёл – ошейник или оковы? – спросила я, поддевая пальцем его подбородок и заставляя посмотреть мне в глаза. - На тебе? - На тебе, - томно сказала я. – Хочу тебя у своих ног. Я видела, как его глаза блеснули недобрым огнём, как они потемнели, наполняясь неведомыми мне чувствами, что гулкой поступью поднимались со дна. Он схватил меня за косу и потянул вниз, заставляя осесть ему на колени. - Осторожнее с желаниями. В его голосе слышалась угроза, явная и ощутимая, но я была слишком распалена, чтобы внимать ей. - А что, боишься, что сбудутся? – насмешливо спросила я, проведя пальцем по его щеке. - Они часто сбываются наоборот, - криво улыбнулся он. Я видела, какое тёмное пламя трепетало в его глазах, но была готова поклясться, что и в моих оно было не меньше. - Боишься оказаться в моей власти, - сказала я, беря в руки его лицо. – Боишься, что я буду мучить тебя… но ещё больше боишься, что тебе понравится. Он молчал, и эта тишина вторила моим словам, наполняя меня уверенностью. - И даже не подозреваешь, что можешь получить незабываемое удовольствие. Подумай, - выдохнула я ему в губы. – Похоже, всё-таки есть то, что ты не пробовал. Александр так и не ответил мне, и я довольно улыбнулась. - Почему ты не носишь корону? – спросила я, погладив его по голове. – Ни разу тебя в ней не видела. Тебе бы пошло. - Зачем мне эти побрякушки? Все и так знают, кто я, - равнодушно бросил он. - Да, ты прав, - сказала я, прижимаясь к его груди. – Но побрякушки – красивые. Люблю серебро и меха, а ещё шуханский шёлк на коже и вкус шоколадного десерта, который тает на языке. - Разве что перед Макхи надену. Я вспомнила, что она скоро должна приехать, и сколько проблем это принесёт. Нет, не сейчас. Я села к нему спиной, убирая волосы вперёд. - Опять эти твои завязки, - устало сказал он, потянув за ленту. Я долго думала, что надеть, и решила не облегчать ему жизнь. - Жизнь вообще сложная штука, не замечал? – усмехнулась я. - Да. Даже с тобой приходится бороться в спальне, - сказал он, водя рукой по ленточкам. - Великий Дарклинг, который управляет целой страной, не может справиться с женским корсетом. М-м-м, чудно, - промурлыкала я. - Я всегда могу взять нож, ты же знаешь, - он положил руку мне на плечо. - Милый, давай сегодня... обойдёмся без этого, - сказала я, накрывая его ладонь своей. - Ну, раз ты просишь, - сказал он, целуя меня в шею. Он начал расшнуровывать корсет, и я терпеливо ждала, пока он справится с ним. Мой взгляд наткнулся на книгу, которую я забросила не так далеко, как хотела. Она напоминала о мучениях, которые могли продолжиться в любой момент. Нужно спрятать её. Наконец, я вдохнула полной грудью, ощущая его пальцы на животе. Снова не могу добраться до него первой. Он стиснул мою грудь, и я прижалась к нему. Низ живота наливался жидким жаром, доводя меня до исступления. Он слегка укусил мою шею; скоро там появится новая отметина, но сейчас ему можно всё. Он смелее гладил грудь и живот, погружая меня в чувственные ощущения, которые вытесняли все остальные. Его руки скользнули по бёдрам, освобождая меня от одежды. - А знаешь, душа, противопоставившая себе своё телесное бытие, снявшая его и определившая его как своё, потеряла значение души, непосредственности духа, - сказал он, поглаживая моё бедро. Я таяла в его объятиях, быстро и необратимо, и сейчас мне было всё равно, что он там говорит. Хоть все государственные тайны или чушь из своей книги – я думала только о его руках на моём теле. Он гладил тыльной стороной ладони моё бедро, а я сходила с ума, готовая на всё ради него. Вожделение снова туманило мой разум, и оно мало походило на то, о чём он писал в книге. В этот раз я не боялась отдаться ему полностью, без остатка, погрузиться в этот омут с головой, чтобы ощутить на себе страсть до конца. Я придвинулась к его руке. Он замер на мгновение, а затем прижал к себе спиной, обхватив мою грудь. Я прогнулась, но он держал меня, не давая отстраниться. Его рука стала гладить мне промежность, и тело расслаблялось, ощущая волны удовольствия от каждого движения. Оно всё меньше подчинялось мне, всё больше – ему. Принадлежать кому-то – это лёгкость и свобода. В определённой мере. Свобода от выбора: тебе больше не надо думать, решать, рассчитывать. И в этом – особое очарование, которое манило каждого. Хоть раз. Хоть на мгновенье. Его пальцы во мне, и лишь мои стоны раздавались в тишине. Сначала робкие и тихие, затем – всё громче и сладостнее. Я развела ноги шире, теряя контроль и отдаваясь его рукам, наслаждаясь тем, что он слишком хорошо знает моё тело и мне не нужно направлять его. Стоны становились всё протяжнее… вперемешку с его именем на губах. Дыхание сбилось, порывистое и частое. Он что-то говорил мне, а я соглашалась. Со всем. Заботясь только о том, чтобы удовольствие не прекращалось. Что-то просила, умоляла, обнажая намерения животной сути, пока волна восторга не накрыла моё тело, оставляя наедине с собой. В блаженстве и пустоте. И его имя растаяло на моих устах. Тело ослабело в его руках, но он держал меня, ждал, пока я приду в себя. А мне этого так не хотелось. - Я учту все твои просьбы в следующий раз, - усмехнулся он, целуя меня в щёку. Моё лицо залилось стыдливым румянцем от осознания тех слов и желаний, что я шептала ему в жаркой истоме. Но часть меня хотела их воплотить. - Это лишнее, - сказала я, высвобождаясь из его рук и вставая с кресла. - Просто… - Иди в спальню, - сказал он, оставляя красный след от ладони на моей ягодице. Я ушла в другую комнату и легла на живот, всё ещё чувствуя лёгкое головокружение от его энергетики. Нужно брать его в свои руки, пока он снова не взял меня в свои. Мне показалось, что ожидание затянулось. Неужели у него появились срочные дела, и мне придётся его с чем-то делить? Или с кем-то?.. Я не слышала, как он вошёл в спальню, лишь ощутила поцелуй на пояснице, от которого мурашки пробежали по всей спине. - Нравится? – игриво спросила я. Он снял кафтан, но к моему неудовольствию был всё ещё слишком одет. - Да. Почему ты спрашиваешь? Да. Иначе меня бы здесь не было. - Ты самый умный мужчина из всех, кого мне доводилось видеть, но всё равно задаёшь такие глупые вопросы, - подняла я бровь. Он промолчал, забираясь ко мне на кровать. - Считаешь глупой меня? – равнодушно спросила я. - Нет, я хочу понять тебя, - сказал он, поглаживая мне спину. - А любить меня ты хочешь? – спросила я, поворачиваясь к нему. Он лежал сбоку, и наши взгляды встретились. Серый кварц, подёрнутый дымкой тумана, казался таким спокойным, даже задумчивым, но совершенно непроницаемым. Я скользнула рукой к шее, забираясь под воротник чёрной рубашки. Как же приятно касаться этой бледной кожи, которой позавидовал бы любой аристократ. Он приблизился ко мне, словно предлагая продолжить. Я опустила взгляд на тонкие губы, приоткрытые сейчас, будто в ожидании моего поцелуя. Мне нравилось дразнить его, проверять выдержку, которая казалась безупречной. Казалась. Ведь иногда он всё же поддавался – осознанно или нет, но эти моменты притаились в моей памяти и дарили особую радость. Александр так и не ответил на мой вопрос. Пусть подумает об этом. Он открыл мне своё прошлое, назвал своё имя… когда-нибудь признается в любви. Я знаю. Он коснулся моих губ своими, и я ощутила тепло его кожи. Пальцы пробежались по его шее, зарываясь в волосы. Я стала гладить его тело, всё настойчивее и смелее, не скрывая своих намерений. Мне надоело играть. Он отстранился, перевернув меня на спину и забираясь сверху. - Можно? – спросила я, коснувшись пуговиц рубашки. - Не тем, кто спрашивает, - сказал он, прижимая мои руки к кровати. Он прильнул к моей шее, спускаясь к ключицам и оставляя поцелуй в лунке между ними. Дотронулся губами моей груди, и я стиснула его спину, выгибаясь навстречу. Когда же моя жажда ослабнет, растворится насовсем, чтобы вернуть ту свободу, которую я променяла на возможность быть рядом с ним? Его губы спускались всё ниже… и ниже… В мимолётном порыве мои бёдра дрогнули, и я сжала чёрную простынь в руке, издавая протяжный стон. Ночь продолжалась. Я лежала с закрытыми глазами, слушая своё мерное дыхание. Казалось, вся моя кожа сочилась удовольствием, пропитавшись его энергией. Никто не возвращал меня в реальность, и я была за это благодарна, поэтому просто позволила себе покоиться в этой неге, воздушной и приятной. Я открыла глаза, ощущая взгляд серого кварца на себе: Александр лежал рядом, внимательно наблюдая за мной. - Расскажи мне сказку, - попросила я, протягивая к нему руку. - Я всю ночь тебя буду развлекать? – он поймал мою ладонь и поцеловал её. - Да. Я люблю тебя слушать, - добавила я, улыбаясь. Истина. - Ладно, тогда… я расскажу тебе о том, как вода запела огнём, - задумчиво начал он. Я уже знала эту сказку, но в его исполнении она приобретала особую прелесть. - На дне океана есть огромный чертог-наутилус, в котором живут сильдройры. Иногда они выбираются на сушу, и тогда их серебристые хвосты обращаются в ноги, а сами они живут среди людей, пока солнце не позолотит их кожу, обсыпая её веснушками. Их дом-чертог закручен в спираль рога и находится под защитой волшебства. - Волшебства, - хихикнула я. – Его же не существует. Ты сам нам говорил, что всё это Малая Наука. - Для кого-то и наш дар - волшебство, - сказал он, потрепав меня за бок. – Сильдройры пением могли управлять водой и воздухом, вызывать бурю и топить корабли. Волшебство струилось сквозь каждую их песню, которая была недоступна для слуха смертных и лишь сами сильдройры могли повторить её. В один день в подводном чертоге родилась странная русалка, Улла, с землистой кожей и необычными глазами, её волосы были черны как ночь. Её дар волшебства был столь силён, что другие русалки завидовали ей и распускали слухи о её происхождении. Будто у неё совсем не было отца, а мать – человеческая женщина, которая совершила обряд крови, чтобы отрастить хвост своему ребёнку… Он продолжал рассказ про Уллу и её подругу, Сигне, про принца Роффе, и о том, как они отправились на сушу. Как Улла во дворце встретила юношу в чёрном с глазами цвета серого агата, за которым струились тени. И тут меня пронзила догадка. - Это… был ты? Так это всё правда? – удивилась я. - Какая ты наивная. Неужели не знаешь, что русалок не существует? - загадочно улыбнулся он. Я внимательно посмотрела на него, всё ещё не доверяя его словам. Он так искусно вплетал истину в сказку, что разобрать, где кончалась ложь и начиналась правда, было просто невозможно. Александр закончил рассказ, и я поняла, что в его исполнении она звучала совсем иначе. Глубже, таинственнее и мрачнее. Быть может, это старое сказание, и он читал её давно, или всё же… - А ты мне потом расскажешь десятую главу моей книги. - Не-е-ет, - протянула я. - Уже стонешь, а я ведь ещё ничего не делал. - Так, может, уже пора, - сказала я, думая о том, что точно спрячу эту книгу очень далеко. Он придвинулся ко мне, опаляя кожу своим дыханием и мягко покусывая шею. Поцелуи становились всё сильнее и жёстче, приобретая звериные очертания. Боль, поначалу размытая, обострялась, заставляя меня напрягаться и подрагивать. Он грубее сжал моё тело… - Нет! – я попыталась оттолкнуть его, но у меня не получилось. - Не надо! Меня захлестнул страх, и я вскинула руку, призывая дар. Воздух покинул его лёгкие, и я успела выбраться из-под него, прежде чем вернула дыханию прежний ритм. На мгновение наши взгляды встретились: со дна серого кварца поднимался зловещий мрак, и я меньше всего хотела потеряться в нём, встретиться с многоликими чудовищами, обитающими в глубинах его души. Прямо сейчас. - А знаешь, - он опустил взгляд, ухмыльнулся. – Я ведь доверяю тебе. Как видишь, даже руанит не пил, а ты… используешь свой дар на мне. - Я испугалась! – выпалила я, осторожно пятясь к краю кровати. - И чего же? От его улыбки моё нутро опустилось вниз, мышцы задрожали, и противная, такая вязкая слабость разлилась по телу. Страх. Я ненавидела это чувство. Особенно рядом с ним, ведь он словно чувствовал его, питаясь им, питаясь мной, пожирая энергию и волю. Это ощущение, словно паразит, пробиралось по коже и проникало под неё, находя самые мелкие ранки, чтобы выпить тебя изнутри. Я спустилась с кровати, ощущая невероятную уязвимость; так хотелось одеться, но ничего рядом не было. На мне была лишь одна бархотка, казавшаяся столь нелепой сейчас, и от этого неловкость сковывала меня ещё сильнее. Он начал расстёгивать рубашку, и мои ноги невольно задрожали. - Не подходи ко мне, а иначе… иначе… - дар на кончиках пальцев уже чувствовал его дыхание и биение сердца, в существовании которого я на миг усомнилась. - Что? Убьёшь меня? Давай, осмелься, - в его глазах отразилась неприкрытая насмешка. – Только пусть твоя рука не дрогнет. Не люблю слабаков. Если уж взялась, то сделай это достойно. Тварь. Провоцирует, насмехается, дразнит, - знает, что я не пойду на это. На столь опрометчивый шаг. Но преимущество в даре всё ещё на моей стороне. - Только не мелочись, ведь, если просчитаешься, я надену на тебя ошейник и оковы из руанита. Кажется, о них ты говорила сегодня? Я наблюдала, как его пальцы скользили по пуговицам, оставляя мне всё меньше времени для действий. - Теряешь хватку, - ухмыльнулась я. – Без руанита со мной уже и справиться не можешь. Я попыталась расслабиться. Бояться – слишком предсказуемо и невыгодно. И заведомо проигрышно. - Давай, чтобы было честно. Твой дар против моего. Честно? Он приподнял руку, и на нас опустилась тьма. Непроглядная, густая, подвижная. Живая. Я бы не удивилась, если б он ощущал всё с помощью неё. Чувства обострились, и моё дыхание показалось мне необычайно громким. Я слышала, как шуршала его одежда, как звенела пряжка ремня, и тошнота плавно подкатывала к моему горлу. Конечно, можно было усыпить его или ввести в обморок, но тогда он исполнит угрозы, и в следующий раз я буду перед ним в оковах из руанита, а мне этого очень не хотелось. Ещё меньше чем… Я отступила: спина коснулась стены, и от ощущения опоры стало немного легче. Я двинулась вдоль, пока не наткнулась на него. - Я знал, что ты сбежишь. Попытаешься. Вы все так поступаете, - сказал он, прижимая меня к себе спиной. Я чувствовала его тепло, его руки, его желание, и моё тело невольно откликалось на эти порывы, словно давая согласие. Что бы он ни делал, я уже слишком глубоко увязла в его грехах и пороках, и отстраниться так просто не получится. Злость, рождавшаяся вместе со стыдом, поднималась волной, вытесняя другие ощущения. - Что? Даже сопротивляться не будешь? – спросил он, сжимая мою грудь. - Не хочу доставлять тебе удовольствия, - зло выпалила я. - Ты в любом случае это сделаешь, - сказал он, склоняясь ко мне и покусывая шею. Для него игра продолжалась, а вот для меня – превращалась в кошмар. Липкий и ядовитый, от которого у меня не было противоядия. Я вспомнила все свои самые важные тренировки и решила воспользоваться моментом. Удар вышел сильным, но смазанным. - Думаешь, я не знаю, чему Маевский учил вас? – рассмеялся он. – Но у тебя отлично получилось. И правда. Любой другой бы уже отпустил меня или хотя бы оступился, но с ним ведь всегда всё сложнее. Однако удар в бок он не смог сдержать, но словно не придал этому значения. Паника снова охватила меня. - Отпусти меня! Отпусти! – взвизгнула я, дёрнувшись. Мои щёки покраснели. - Не кричи, - он положил руку мне на горло, сдавив его. Я уже ощущала тщетность своих попыток, словно внутренне согласившись с происходящим. Давая ему это право, которым не стоило делиться ни с кем. Никуда я не сбегу. Ни тогда, ни завтра, ни сейчас. Я это знаю. Как и он. - Делаешь вид, что тебе не нравится. А сама приходишь сюда. Снова и снова. - Я больше… не… - с усилием выдавила я из себя. - Какие же вы, люди, вероломные, - перебил он, до боли сжимая мои ягодицы. – Говорите, что никогда… вы больше никогда так не поступите, и каждый раз забываете об этих словах, словно и не произносили их. Словно о них никто не помнит. Но моя память лучше вашей, и я на кратчайший миг становлюсь для вас совестью, чтобы напомнить, что ваши клятвы – ничто. А вместе с ними – и вы. Его руки блуждали по моему телу, пробуждая его. Он просто давал мне время свыкнуться с мыслями, которые с каждым мгновением уже не казались столь чудовищными. Я с трудом развернулась к нему лицом, и он подтолкнул меня к стене. Ощущение опоры, но в этот раз оно не принесло облегчения. Он подхватил меня под бёдра, и я обняла его за плечи. Пожалуйста… За удовольствие приходилось платить. В его случае – всегда, но я надеялась исправить это. Его пальцы впивались в мои ноги, до боли, до дрожи, которая била всё моё тело. Он опустил меня на пол и развернул к стене. Как же мне этого не хотелось… Я выставила руки вперёд, чтобы не вжиматься в стену. Тишина заполнилась нашими стонами. Мои – больше похожие на сдавленные крики. Он держал меня за волосы, и я почти не могла пошевелиться, не причиняя себе больших страданий. Он закончил в меня, оставляя часть жидкости на моём бедре. Когда его хватка ослабла, я развернулась к нему, с размаху влепив пощёчину. Не думала, что попаду, но я слишком хорошо его чувствовала сейчас. - Мне же больно! Животное… Казалось, он не обратил внимания. - Скажи, что любишь меня, - он взял моё лицо в свои руки, словно мог его видеть. – Скажи. Даже таким… От его слов у меня внутри всё замерло. Даже мысли рассеялись, унося с собой ярость и страх. Он ждал. Я чувствовала это. Ждал, что я послушаю его и здесь, снова подчинюсь ему, как и прежде. По своей воле. - Я… - мой голос дрогнул, а глаза увлажнились. - Скажи… В его голосе слышалась просьба, даже мольба, отчаянная и горячая. Он так остро нуждался в моём принятии, словно от этого зависела жизнь. И это испугало меня сильнее, чем вся его многоликость с самыми глубокими и тайными уголками. - Я… - слеза покатилась по щеке. Он поглаживал одной рукой моё лицо, а я не могла вдохнуть полной грудью, хватая воздух, словно загнанное животное. - Хочу это слышать, - раздался шёпот, совсем рядом, словно внутри моей головы. Словно озвучив моё желание. - Я люблю тебя, - наконец, выдавила я. Тело сжалось, словно ожидая пыток. Тьма развеялась, и я увидела его глаза. Он смотрел прямо на меня. Его одурманенный взгляд, страстная одержимость мной пугали. Казалось, разум отступил перед тем, что жемчужиной зарождалось на дне каждой души, больше не внимавшей бегу веков. Пройдёт много, очень много времени, и его сердце, застывая, постепенно раскроет свою сущность, имя которой – безумие. - Всё хорошо, - стала успокаивать я его, гладя по голове. На его лице всё ещё алел след от пощёчины. Ни черта не хорошо. Он ткнулся носом мне в щёку, потёрся о неё. Я замерла, не зная чего ожидать, но он отстранился. Напряжение таяло, оставляя странный осадок, который надолго останется с нами. Я его успокаивала, но и сама нуждалась в этом. Чтобы кто-нибудь сказал, что мне привиделось, почудилось, что всё это – лишь игра нашего больного воображения. И вернул мне способность здраво мыслить. Как же мы все оказались во власти человека, который уже не чувствовал связи со временем? Который ничего не боялся, не просил, не верил? Его безумие тогда, окроплённое болью, породило Тенистый Каньон. Так что же изменилось сейчас? И изменилось ли? В отблесках тёмных озёр я видела те же надежды и чаяния, что пронзали душу в беспросветные времена. Какая же дикая силы должна покоиться там, чтобы ткань мироздания расползалась, обнажая тёмный источник скверны, к которому любой гриш побоялся бы приникнуть. Но не он. Александр отпустил меня, и я легла на кровать, призывая дар, чтобы восстановить ноющие мышцы. Приятное тепло растекалось от пальцев по всему телу, принося облегчение – физическое и душевное. Я провела рукой по шее, убирая последние отметины. - Этот – оставь, - сказал он, прильнув к моему плечу. Он лежал совсем рядом, смотря на меня сверху вниз, а я уже не боялась ничего. Часть прядей выбились из косы и щекотали мне лицо. В такие моменты мне казалось, что мир ввергал слишком многое в мои руки, заставляя раскрывать другие грани себя. Грани, о которых я не ведала сама. Но я выдержу. Конечно, я выдержу. Ведь, в отличие от Александра, я не только сильная. И сейчас, смотря в серый кварц, на дне которого блуждала готовность пойти на всё, вплоть до разрушения – мира, себя, нас – я знала, что мне с этим делать. - Всё должно было быть не так, - сказала я, проводя пальцами по его груди. - А как же тогда? – криво улыбнулся он. Я приблизилась к нему, властно целуя и укладывая на кровать. Он стал упираться, но мои пальцы сдавили ему горло, чуть придушивая. Пока он будет вести себя как животное, буду поступать с ним как с животным. Диким, неразумным, опасным. А я видела, как отец воспитывал глупую животину. Наши взгляды встретились, но в этот раз мне нечего было терять. Главное – не показывать слабину. Лишь одна мысль о страхе способна разрушить всё, лишь одно робкое сомнение способно заставить зверя броситься на тебя. И никакая физическая сила тебя не спасёт, если дух твой слаб. Я забралась на него, целуя всё напористее и проникая в его рот языком. Прикусила губу, опустилась к шее, оставляя пару отметин и там, испытывая мстительное удовольствие, что он не избавится от них без меня. Буду делать с ним всё, что захочу и даже больше. В конце концов, сегодня он мой. Сегодня, завтра, какая разница? Я плавно водила рукой по его груди, животу, плечам, призывая дар и обостряя ощущения. Любое его движение – под моим контролем, и это придавало мне уверенность. Я приподнялась, и он взял меня за талию, прильнув губами к груди. Я выдохнула, пытаясь отодвинуться, но он держал меня. Знал, что не захочу отдавать инициативу. Я подрагивала, ощущая его язык на груди, начиная стонать и опускаясь на локти. Он провёл рукой по моей спине, а затем стал поглаживать бедро. Ноги расслаблялись, и я чуть опустилась, прижимаясь промежностью к его руке. Он приподнялся, и я обняла его за плечо, усаживаясь сверху и скрещивая ноги за его спиной. Мне нравилось заниматься любовью в таком положении. Руки были свободны, и я могла касаться его, обнимать, целовать и главное – смотреть в глаза... чтобы видеть как ему хорошо со мной. Как он желал меня, только меня. Видеть его, чувствовать в себе, касаться… Так близко. Всё это сводило меня с ума. Заражало его безумием, от которого сейчас не хотелось избавляться. Он придерживал меня за бёдра, позволяя двигаться на нём. Я обняла его руками, выдыхая стоны ему в губы. Жар разливался по телу, сжигая всё, что было между нами. Мне захотелось быстрее, но не в этом положении. Я подобрала под себя ноги, надавливая ему на плечи и усаживаясь сверху. Он стиснул мои бёдра до боли, когда я начала двигаться на нём, с каждым разом прижимаясь всё сильнее. Его взгляд блуждал по моему обнажённому телу, а я уже не контролировала себя, вдавливая его в кровать и стараясь взять глубже. Пока в один момент мы не содрогнулись в едином порыве, самом сильном сегодня. - Любимый… ты такой сладкий, - выдохнула я. Он приподнялся, обнимая меня за талию. В такие моменты женщина привязывалась к мужчине ещё больше, а вот он наоборот, и это казалось мне нечестным, поэтому я призвала дар, добавляя и ему в кровь окситоцин. - Ты же не пробовала, - сказал он, опуская взгляд на мои алые губы. – Хочешь?.. - Хочу, - сказала я, целуя его. Ночь продолжалась…