Анастасия
Апрель выдался необычайно тёплым. Жар солнца снизошёл благословением небес, и вся земля покрылась зелёным ковром с яркими всполохами жёлтого. Одуванчики уже пробивались вокруг, пробегая по полям до куда хватало глаз; прилетели скворцы, заселив на конном дворе все скворечницы. Жизнь возвращалась в Центральную Равку. В Малом дворце сделалось светлее, словно солнце поселилось в нём самом. На мой день рождения мы уже были в тонких льняных рубахах, порой сменяя и сапоги на лёгкие кожаные ботинки. Наслаждались весенними сумерками, нежной молодой зеленью, запахом медуницы, тишиной и теплом. Мы ждали её. Ждали ещё тогда, когда первые морозы ударили землю, покрывая её белой коркой и обращая в камень. Я хотела сходить на озеро, которое показал мне Александр. Зимой оно обращалось в чудо природы, но весной наверняка было ещё прекраснее. Она уже взломала льды и разливала свои воды. Земля вокруг одевалась юной зеленью травы и листьев, дымилась запахом берёз и молодых сосен, поднявших в лазурное небо свои золотистые свечи. Собирались расцветать черёмуха и сирень. Всё казалось праздничным, всё ликовало. Даже люди в это время года расцветали всем лучшим, что в них было. Однажды после обеда выдалось свободное время, и я решила прибраться в комнате. Зимние вещи отправились на верхнюю полку до следующего года, как и тяжёлое одеяло с коричневым покрывалом, по кромке которого золотились кисточки. В отличие от Александра я украсила комнату тёплыми тонами, и зимние вечера здесь казались уютными и приятными. Вещи, которые напоминали о доме, остались на прежних местах: фарфоровая кукла и картина сада нашего поместья, нарисованная другом-соседом. Когда я закончила с делами, то поняла, что утомилась. Захотелось отдохнуть, покоясь в кресле с кружкой горячего чая в тишине. Одной. Лёгкая, но вместе с тем непривычная усталость показалась очень странной. Я вспомнила, что замечала её у себя последние несколько дней, но не стала заострять внимание, решив, что просто выдумываю. Гриши ведь не болеют, а случаи той шуханской хвори больше не повторялись. И всё же как хороший целитель я должна была проверить. Сев на кровать, я приложила руку к горлу и стала скользить даром по телу, спускаясь ниже. Всё было хорошо, но моё внимание привлекли едва уловимые изменения в крови и лёгких. Мой организм словно перестраивался: одни гормоны уменьшились, другие – увеличились. И это удивляло, ведь такого раньше не было. Рука опустилась на живот, затем чуть ниже, и нутро замерло. Внутри меня что-то билось, очень тонко и быстро, быстрее моего сердца. И не одно. Я слышала два чуждых сердцебиения. Отчётливо и ясно. Они отмеряли мгновения жизни двух крошечных существ внутри меня. Тело резко бросило в жар, а руки затряслись. Нет, так же не бывает… Я бросилась к шкафчику стола. Разум лихорадочно просчитывал все возможные варианты, когда это могло произойти. Сердце ребёнка формируется на четвёртой неделе, значит, это было месяц назад. Вспотевшими ладонями я открыла ящичек, где хранила лекарства. Склянки жалобно звякнули. Бутылка с противозачаточным из руты была наполовину пуста. Я пила её постоянно. Как же так случилось? Конечно, она не даёт гарантии, но… Я стала просчитывать лунный цикл. Что было месяц назад? Мы встречались с Мэгжин. Я пила руанит. Как и он. Наверняка дело в этом. Чёртов руанит. Мы ещё не изучили его свойства при взаимодействии с другими препаратами. Вряд ли кто-то додумался исследовать его влияние на противозачаточные. Не стоило мне ложиться с ним в постель тогда. Ох, не стоило. Ноги подгибались от нахлынувшей слабости, и я вновь опустилась на кровать. Тело била крупная дрожь. Между нами всё только началось, а уже так заканчивалось. Именно так я это и ощущала. Концом. Концом света, концом жизни, концом мира. Для меня. Тревога сжала невидимыми тисками сердце, стук которого отдавался в ушах. Я даже Александра так не боялась, как… О, Святые… Александр. Как же я ему скажу? А если он убьёт меня? А что я поведаю родителям? Забеременеть вне брака дворянской дочке – это несмываемый позор для рода и клеймо на всю жизнь для меня. Я знала истории, как отцы и матери выгоняли дочерей из дома, лишая титулов, рода, наследства и за меньшие прегрешения, лишая всего, и те становились изгоями. Без рода, без племени. Они теряли защиту семьи, и любой мог сотворить с ними, что захотел. Без последствий. Ведь кто будет заступаться за отверженных? Кому нужна обесчещенная девка? Дрожь в теле усилилась. Она била по мне словно молотом, а страх застилал глаза. Я ничего не видела, кроме своего будущего, которое мрачнело с каждой тяжёлой мыслью. Почему всё так глупо получилось? Это самый жестокий урок, который преподносила мне жизнь. Изначально я ходила по очень тонкому льду и вот, сейчас, паутинка трещин расползалась под ногами, рискуя увлечь меня в студёную воду. Я снова положила руку на живот. Может, показалось? Такая глупая и наивная надежда, словно кошмарный сон мог развеяться по одному лишь моему желанию. Но дар подтвердил опасения. Внутри меня росла жизнь, только теперь два сердца бились стремительнее. Они ощущали чувства матери, впитывая мою тревогу, страх, сомнения. Моя жизнь кончена. Из-за двух крошечных сердец. А по сути – из-за меня. Из-за моей небрежности, безрассудности. Глупости. Сколько раз я совершала разные оплошности, и всё мне сходило с рук. Мне просто везло, но, похоже, сейчас фортуна решила по-иному. В этот раз придётся справляться самой. Я глубоко вдохнула и снова подошла к шкафчику. Далеко, задвинутый в самый конец, стоял ещё один пузырёк, который, как я думала, никогда не буду использовать. Отвар из равкианского дягиля. Я редко брала его по делу, но у меня как у целителя он должен был быть. Бутылочка с пробкой полнилась тёмной жидкостью, но мне хватило бы нескольких капель. Совсем не много, чтобы решить все проблемы. Я провела большим пальцем по стеклу, не решаясь открыть его. Как же так? Выезжая в деревню, я ругалась на крестьянок, когда они просили отвар смерти, а теперь сама раздумывала над тем же. Я была готова одним действием оборвать жизнь двум ещё не рождённым людям и перечеркнуть все принципы, на которых строила свою личность как целителя. Я оставила бутылочку на столе, понимая, что не готова принимать решения сейчас. Особенно такие. Я разделась и подошла к зеркалу. Провела рукой по телу. Ничего не изменилось, никто и не заметит. Пока что. Но их двое и недолог срок, когда живот округлится. Несколько следующих дней я бродила словно призрак, стараясь ни с кем не общаться, не вовлекаться ни в какие занятия и просто выполнять работу, которую должна. Мне нужно было время подумать, успокоиться. Хоть немного. Каждый день я подходила к зеркалу и рассматривала живот, словно он мог измениться так быстро. Больше всего я боялась, что Александр позовёт меня, а я буду сидеть и заикаться перед ним. Но он молчал. И впервые я радовалась, что он был занят работой. Это время далось мне тяжело. Это решение… Слишком много на обеих чашах весов. Слишком велики последствия. Перед сном я сидела в кресле, сжимая в руке бутылёк с дягилем и поглаживая его пальцами. Гладкие грани стекла тяжестью ощущались в ладони, и ещё большей – на душе. Можно всё решить. Прямо сейчас. Никто ничего и не узнает. Я снова положила руку на живот, дотронулась их даром. Они словно чувствовали мои раздумья, сердца бились всё так же трепетно и скоро. А ещё они очень хотели жить. Я знала это. Любое создание хочет жить. Хочет быть счастливым. Любить. И быть любимым. Оно борется за свою жизнь, а если ещё слишком беспомощно, то мать защищает его. Порой ценой собственной жизни. Родители всегда любят своих детей чуточку больше, чем те в ответ, ведь именно они создали их. Всё это было неправильно. Наши отношения, моё положение. Но если я отделаюсь от детей, словно от назойливых созданий, то неправильного в моей жизни станет ещё больше. После той поездки в Шухан в юношеском возрасте я решила больше не нарушать правил, и моя жизнь успокоилась. Однако сейчас я словно отрекалась от них, от устоев, что столько лет были моей путеводной звездой. Как я буду смотреть людям в глаза? Ему в глаза? И снова врать? Он ненавидел ложь. Особенно от меня. Казалось, он видел меня насквозь, но эта призрачная дымка, порождённая двусмысленностью и лестью, скрывала мою главную цель от него. Я просто хотела починить его, словно сломанную шкатулку, коей я его и считала. В детстве у меня была такая. С музыкой, под которую я засыпала по ночам, когда мама не укладывала меня спать. Но в один день мелодия исказилась, видимо, какой-то механизм пришёл в негодность, и я решила починить его сама. Долго копалась с устройством, будто что-то понимала, пока музыка совсем не стихла. Как выяснилось, уже навсегда. Я бросилась к родителям, умоляя их отремонтировать игрушку, которая была мне столь дорога, но оказалось, что я доломала её. Так я в первый раз столкнулась со своей глупостью. В первый, но не в последний. О чём я вообще только думаю? Александр прав: мы, люди, слишком вероломные и забываем о своих обещаниях, стоит только обстоятельствам измениться. Грош же цена твоим принципам, если под гнётом судьбы они трещат как гнилое дерево. Я целитель, а не убийца. Чтобы они не разрушили мою жизнь, я готова разрушить их. Жизни наших детей. Наших. Что, если это единственные дети, которые у него будут? У меня? Тело всё ещё дрожало, и, пока моей воли хватило, я швырнула пузырёк в камин, с облегчением заметив, что он разбился. Это наши дети. Так пусть они будут жить. Шли дни, а я пыталась набраться смелости, чтобы открыться хоть кому-то. Алексей уговорил меня встретиться после обеда, и я решила, что это отличный шанс наконец перестать тяготить его тщедушным молчанием. День выдался чудесный, солнечный. Запах распускавшихся почек наполнил весь лес. Туда мы и отправились. Лошадей оставили пастись на поляне, а сами побрели по узкой тропе, которая уводила нас вглубь зелёного царства. Не хотелось, чтобы нас кто-нибудь видел, и я надеялась, что хотя бы там нам удастся скрыться. Мне всё ещё было не по себе от всего, что происходило в моей жизни, от слов Александра, от его постоянной подозрительности и недоверия, поэтому тревога одолевала меня и порой я озиралась по сторонам, боясь увидеть знакомые фигуры. Зато Алексей веселился от души. Как мало ему надо для счастья. Он дома, в безопасности, погода чудесная, а рядом – я. Он светился радостью, и, казалось, это сияние озаряло и меня. - Ты грустная сегодня, - сказал он. – Что-то случилось? - А? Нет, просто скучаю по дому, - быстро улыбнулась я. – Но это ничего. Я уже привыкла. Расскажи лучше о себе. Ты как? Уже ездил домой? - Ещё нет. А знаешь, чего скучать? Поехали вместе к моим родителям? – заметно оживился он. – Тебе понравится. Алексей давно звал меня в гости познакомиться с родителями, погулять в родных ему местах, которые он с такой любовью описывал. Для него они тоже много значили. А вот я находила сто и одну причину для отказа и отнекивалась, понимая, что это слишком важный шаг в развитии наших отношений, которых, по сути, пока и не было. А ведь всё могло быть иначе. Я могла забеременеть от Алексея, и, уверена, он был бы рад. Все были бы рады. Алексей рассказывал про свой дом, и я искренне прониклась историей его семьи, она помогла оторваться от бесплодных размышлений, которые изводили мою душу. Вдруг я поймала себя на том, что невольно поглаживаю живот. Это выглядит странно. Нужно следить за собой. Лёгкая ненавязчивая беседа заставила меня забыть о своих проблемах и ощутить мир, которым дышал он. Сейчас всё для меня предстало в ином свете. Однако поздно было об этом думать. Александр уже не отпустит меня так просто, да и наши дети… Время от времени Алексей касался моей ладони будто невзначай, а затем всё же поймал её и наши пальцы переплелись. Его прикосновение было таким мягким и тёплым, словно солнце летним утром, когда его ласка согревает, но не обжигает. Тропинка уводила всё дальше в лес, а я нервно озиралась по сторонам, боясь увидеть или услышать что-то странное. - Что-то не так? – спросил он, замечая моё состояние. - Да нет, всё… - начала я, повернувшись к нему. Алексей поцеловал меня. Сгрёб в охапку и прижал к себе. Я лишь ахнула от неожиданности. Он держал моё лицо и углублял поцелуй, вот только я ему не ответила. - Ты что делаешь? – выдохнула я излишне высоко, когда он отпустил меня. Я невольно вспомнила объятия морозного утра, которые дарили мне столь разные чувства: страх и любовь, трепет и тревогу, сладость и боль… - Я так давно хотел этого, - сказал Алексей, обнимая меня за талию. – Настя, давай не будем вести себя как подростки. Я уже давно хочу быть с тобой. Я готов жениться на тебе. Хоть сейчас. Но если ты хочешь подождать, то я готов. Но только прошу, не мучай меня. Не томи бесплодным ожиданием. Повисла тишина. - У меня другой, - сказала я, прямо посмотрев ему в глаза. Алексей заслужил правду. И это хороший момент, чтобы начать её говорить. Черты его лица обострились, а глаза вспыхнули. Казалось, он был удивлён. - Кто? Я ни с кем тебя не видел. Я промолчала. Он всё ещё держал меня за талию, а я упиралась руками ему в грудь, боясь, что он снова меня поцелует. - Кто? Скажи, - он осторожно приподнял моё лицо, заглядывая в глаза. - Не могу сказать, - произнесла я, убирая пальцы от своего лица и высвобождаясь из его рук. - Почему? - Просто не могу. - Или не хочешь. Но я всё равно узнаю. И вызову на дуэль. Я ощутила, как он напрягся. Словно не верил мне или не желал верить. - Нет! – выпалила я. – Нет, пожалуйста, Алексей. Это плохая идея. - Боишься за своего избранника? Так он тебя даже защитить не может? – усмехнулся он. Дурачок… - Что? Нет! Я за тебя боюсь… - Зря, ведь я не пострадаю. Я прошёл через Фьерду и чего только там не видел. Она изрядно закалила меня. Приходилось прятаться от дрюскелей и шпионить за Ледовым Двором. - Нет, тут… это не поможет. - Ты так уверенно говоришь, что это даже странно. С кем ты? Я лишь вздохнула, понимая, что Алексею скажу об этом в последнюю очередь. Если вообще сделаю это. - Ну не с Дарклингом же ты? Правда, - улыбнулся он. Я вздрогнула. Если бы Алексей только знал, как он близок к правде. - Конечно, нет. О чём ты? – вымученно улыбнулась я. - Вот и славно. Тогда мне нечего бояться, - сказал он, обнимая меня. Кровь отхлынула с моего лица. Я надеялась только на одно: что фортуна разведёт их дороги и не даст столкнуться друг с другом. Уж лучше пусть Алексей будет с Аннэт, чем… Я так и стояла в объятиях того, кто любил меня столь чисто и непосредственно, думая о другом. О том, кто уже не раз вонзал кинжал в моё трепещущее сердце. И, готова поклясться, сделает это снова. Не дрогнув. Что же со мной не так? Следующие несколько дней мою голову занимали мысли о беременности. Новое положение казалось чем-то чуждым, непонятным, но я знала, что справлюсь. Я помогала людям в деревне, водилась с младшим братом, и это хорошее подспорье, но иметь своих детей – это большая ответственность. В скором будущем на меня будут смотреть две пары глаз, и я впервые услышу от них. Мама. В такие моменты сквозь леденящие страхи и тревоги, тяжёлые размышления и мрачные мысли пробивалась одна – тёплая и живая, словно стебель свежего цветка. Я стану матерью. Принесу жизнь в этот мир. Нет чуда большего, чем созидание, в основе которого лежит Любовь. Так учил нас Санкт-Григорий. И я хотела, чтоб дети стали плодом нашей с Александром любви. Но как он отнесётся ко всему? Я решила: даже если отвернётся – я уйду, но всё равно сохраню их. Лишь бы он оставил нам жизнь. Один раз мы задержались в лаборатории корпориалов с Алёной вдвоём, настал поздний вечер и все ушли. Я услышала, как затворилась дверь, глухо щёлкнул замок. - И долго ты будешь скрывать? Я резко обернулась. Она стояла, прислонившись к столу и скрестив руки на груди, смотря прямо на меня. - Осторожнее! Я чуть не пролила очередной настой, но всё же успела поймать его. - Неужели ты думала, что я ничего не узнаю? – Алёна с укоризной смотрела на меня. Я обещала рассказать ей всё, но продолжала испытывать нашу дружбу, проверяя её терпение. Нет, я не могла потерять и её. Слишком много людей могли отвернуться от меня сейчас. Мои губы дрогнули, а глаза резко увлажнились. - Ничего я не думала, - пискнула я и расплакалась. Её лицо резко изменилось, смягчилось, подозрительный взгляд растаял. Она подошла ко мне и обняла. Как же мне этого не хватало. Человека рядом, который не ждал от меня ничего, не осуждал, не читал нотации… Я держалась. Долго. Думала, что выдержу и в этот раз. Общаясь с Александром, я выучила, что слабость стоит слишком дорого, но у меня не каменное сердце и я не могла затворить в себе чувства и ощущения, которые всколыхнулись последними событиями. Я была рада поплакаться на её плече, она гладила меня по спине, нежно шепча слова утешения, а я никак не могла успокоиться, словно выплёскивая всё, что накопилось за последнее время. Наконец, и этим слезам пришёл конец. - Давай мы сейчас пойдём к тебе, выпьем успокаивающий чай, и ты мне всё расскажешь, хорошо? – мягко спросила она, беря меня за руки. Я лишь кивнула, не в силах произнести ни слова. Через несколько минут мы уже сидели у меня в комнате, а чашка чая с ромашкой и мелиссой обжигала мои руки. И это ощущение заставляло меня чувствовать реальность, своё тело и свои мысли. Алёна выжидающе смотрела на меня, не желая давить и начинать самой. И я была ей за это благодарна. Всё же несмотря на её прямолинейность, она знала, когда промолчать, а когда поддержать меня, и я снова порадовалась, что нашла такого человека. Я продолжала постукивать пальцами по кружке, пытаясь собраться с мыслями. - Знаешь, это, наверно, случай один на миллион, и он почему-то случился со мной, - начала я, посмотрев на неё. Она вздохнула, поставив свою кружку на столик. - Сначала скажи, кто отец. Я улыбнулась, отвела взгляд. Снова улыбнулась. - Дарклинг, - чуть помолчав, ответила я. - Нет, - у неё вырвался короткий смешок. – Шутки у тебя, конечно… Я многозначительно посмотрела на неё, тяжело вздохнув. - Нет, серьёзно, – Алёна побледнела, и улыбка сошла с её лица. – Поверить не могу. Как и я на её месте, ведь он никогда не обращал внимания ни на кого из нас. Или мы просто не знали об этом. Но, помани он к себе, и любая была бы рядом с ним. - Как ты там оказалась? Несколько свечей на столе полностью освещали комнату, и я хорошо видела её глаза. - Сама к нему пришла. Повисла тишина. - Ты никогда не говорила, что он тебе нравится, - Алёна провела рукой по светлым волосам, словно вспоминая что-то. - Я и не думала о нём. Раньше. Не думала, что так всё выйдет, - усмехнулась я. У меня всегда хватало ухажёров, и я не терзалась напрасными размышлениями о тех, кто был недостижимо далеко. - Ох, Настя, никто не думает в такие моменты, поэтому так и получается. Ты же целитель, сама понимаешь… - Да, - снова отвернулась я. – Я и не пренебрегала настоями. Никогда, ты же знаешь меня. Но всё-таки… всё-таки… слишком много неизвестных было в этой формуле. Я знала, что такой исход возможен, но его вероятность казалась столь малой, что думать о нём совсем не хотелось. Кто же знал, что этот кошмар – один из тех, что обретёт плоть в моём мире? - И всё же. Зачем ты пошла к нему? Ты же понимаешь… Я не искала интрижек ради удовольствия, однако с ним всё так и началось. Я понимала, как это выглядит со стороны, и меня это совсем не красило. - Зачем? – опустила я взгляд. – Я скажу тебе, но не спрашивай больше об этом. Я рассказала Алёне про наши встречи с Алиной, кратко упоминая некоторые события. Мы многое прошли вместе, будучи студентами, рядовыми целителями, но, кажется, такого она не ожидала. Её лицо мрачнело, словно небо перед грозой. - Я, конечно, понимаю, почему ты молчала, но ты могла сразу обратиться ко мне. К нам. И мы помогли бы, - наконец, произнесла она. - Я просто не хотела вовлекать вас в свои проблемы. Да и готовое решение, казалось, маячило у меня под носом, - я вновь посмотрела на неё. - Такими историями весь мир полнится, но не мир дворянского сословия. Сердце снова сжалось, и накатила дурнота. В этом и была проблема. Ребёнок вне брака для нас был клеймом позора на всю жизнь. - Я не… знаю, что мне делать, - покачала я головой. - Нет, ты знаешь. И уже сделала выбор. Иначе плакала бы по другой причине, - с тяжёлым вздохом сказала она. Похоронила бы я их? Без имён, без надежды, без сожаления… - Не… бросай меня. Хотя бы ты, - мой голос дрогнул. Мне нужно было знать, просто необходимо, что хоть кто-нибудь останется со мной. - Как же ты можешь так обо мне думать? - После всего, что я пережила, я уже ни в чём не уверена, - произнесла я, проведя рукой по лицу. - Я всегда буду с тобой, - сказала она. – Что-то должно оставаться прежним. Пусть это будет наша дружба.Алина
Тренировки становились всё тяжелее, а Александр – невыносимее. Казалось, он делал всё, чтобы вывести меня из себя: поначалу я не обращала на это внимание, доверяла ему в вопросах развития, но, в конце концов, выдыхалась и много ошибалась. Как и подобает хорошему учителю, Александр через поступки и события ставил меня в ситуацию, когда я всё понимала сама. Объяснять уже не требовалось. Да и забыть такое невозможно, ведь опыт становился твоим. Полностью. Однако мне не хватало концентрации, а любое действие или движение со стороны разрушали состояние равновесия, которое я с таким усилием выстраивала на каждой тренировке. Мы применяли разрезы на деревьях, пытаясь лишь коснуться острой гранью стихии хрупкой зелени, не задевая ствол или ветки. Неудержимая сила и совершенная точность – вместе они превращались в истинное чудо дара гришей. - Помнишь, как-то я рассказывал тебе про Аннику… тогда я использовал разрез на себе. Рисковал, - он усмехнулся, проведя рукой по волосам. – Но уже тогда не боялся. Даже не думал про страх. Угроза от других была ощутимее. - Да, и как ты догадался? Я бы не смогла так, - смутилась я. - Правда? – усмехнулся Александр, снимая кафтан. – Давай проверим. Он закатал рукав чёрной рубашки, и моё сердце застучало от безумных догадок, молнией промелькнувших в голове. - Используй разрез на мне, - он выжидающе посмотрел в глаза, наслаждаясь моей реакцией. Серый кварц, подёрнутый сизой дымкой задумчивости, всё ещё хранил секреты, которые я, быть может, не разгадаю никогда. Ещё недавно я лелеяла в душе месть и хотела его убить, сейчас же он сам предоставлял мне такой шанс. Только я боялась. Боялась, как никогда. Будто и правда могла убить его. Будто он стал мне дорог за время нашей учёбы. Несмотря на все разногласия, я видела, что ему нравилось учить меня. Он делился тем, что познал за столько лет, и этот опыт становился нашей общей тайной. Сокровенной, неразрешимой, почти что святой. Она сближала нас. - Давай, Алина, только очень нежно, едва касаясь. Как ты обычно это делаешь. Серый кварц снова остановился на мне, пронзительный и острый. Александр улыбнулся. Святые, как же он улыбнулся… Сложно не забыться в этих глазах, которые видят в тебе то, о чём ты сам не ведаешь. Улыбка – это проявление души. Всегда. Если, конечно, она искренняя. У Александра же в чертоге сердца имелась тысяча улыбок. Суровая, как зимняя стужа, пробирающая до костей и заставляющая дрожать. Лёгкая и мимолётная, словно весенний ветерок, чтобы показать заинтересованность. Ядовитая и пугающая… А была такая, что заставляла чувствовать себя значимым, ценным, особенным. И в этот раз он улыбался мне именно так. Даже сейчас, предложив мне столь убийственную затею, он выглядел так, будто ничего страшного и случиться не могло. Излучая уверенность и спокойствие, оставался верным себе. А я всё ещё не верила его словам, пытаясь разглядеть очередную уловку, проверку… Готова? Смогу ли? Я бы без усилий разрезала дерево, но рассчитать такую точность… Ошибившись, я бы отсекла ему руку или убила. Мы тренировались лишь на предметах. Мгновение я колебалась, словно и правда боялась ослушаться его приказа, однако дрожь в руках оказалась сильнее меня. - О, Святые, Александр… - мой голос дрогнул. Нет… Он смотрел мне в глаза и понял всё за миг до того, как я опустила руки. - Неужели моя Санкта боится меня убить? Александр так и стоял, не двинувшись с места. Бледное лицо осталось беспристрастным, словно он ожидал, что так и будет. Мне стоило удивить его, поступить, как он просил, но чувства оказались сильнее. - Не проси меня о таком, - покачала я головой. - Так не пойдёт, - сказал он. И я была с ним согласна, вот только он имел в виду совсем иное. Я выдохнула, ощущая, как напряжение отступает, растворяется, как расслабляются руки, и пальцы вновь становятся лёгкими и послушными. - Шуханцы называют мозг неподготовленного – пьяной обезьяной, знаешь почему? Мы стояли на той же поляне, где обычно тренировались, солнце разливало по зелени яркие лучи, а ветерок приятно холодил кожу. По-весеннему тёплый он приносил ароматы свежей травы и только распускающихся цветов. Запахи лета, которое скоро вернётся к нам. - Они что, догадались напоить бедное животное? – спросила я, откидывая белые волосы за спину. – Покажи мне её, тогда и скажу. - Не ищи подвоха, здесь всё прозаичнее, - улыбнулся он. – У тебя хорошо получаются разрезы, даже несколько, ты научилась концентрироваться. Правда, только на короткий момент. И ты всё ещё забываешь, зачем нужен разрез. Но вспомни, мы говорили с тобой про границы возможного. - Которых не существует? – улыбнулась я. – Ты меня так проверяешь? Я помню. Он отвёл взгляд, чуть помолчав, а затем продолжил. - Стихии не терпят слабости, особенно такие, как у нас с тобой, они будут стремиться ускользнуть от тебя, вновь вернуться в окружающий мир, а между ними и тобой – лишь твоё сознание. Твоё намерение, твой приказ. Чтобы долго держать их, ты должна концентрироваться. Постоянно. Всё время находится в этом состоянии. А твой мозг шатается из стороны в сторону как та самая обезьяна. - Эй, вообще-то уже не так сильно, как раньше, - подняла я бровь. - Да, но всё ещё недостаточно, сегодня ты это подтвердила, и поэтому… Я возненавидела тренировки. С тех пор каждый раз битое стекло под моими ногами окроплялось моей кровью. Какая же нестерпимая боль пронзала мои ступни, пальцы, превращая кожу в изрезанные полотна. И каждый раз он заставлял меня обращаться к целителю, чтобы я не привыкала, не терпела, и кожа не грубела, позволяя мне просто выносить боль. Чтобы я не теряла чувствительность к энергии, но легче мне не становилось. Конца я не видела. Мне хотелось накричать на него, обвинить во всех грехах, обозвать глупым… Но дело ведь было не в этом. И снова. Алое пламя под моими ногами всполохами резкой боли обжигало кожу. Оно горело чёрным страданием, и пепел прошлых мыслей оседал в глубинах разума, оставляя меня наедине с мукой. Горячие слёзы. Горячая кровь. Струились. Я не могла думать ни о чём, и искренне не понимала, как можно не чувствовать боль. В такие моменты мысли были лишь об одном: как же чудесно быть здоровым, когда тело не донимает тебя, а дыхание спокойно. Я опустила взгляд: стекло окрашивалось алым, со щёк капали слёзы, но я их уже не замечала. Александр приблизился и сжал мой подбородок, приподняв лицо, чтобы заглянуть в глаза. - Что такое боль? Всего лишь ощущение. Ещё одно. Как стужа на коже, дыхание в лёгких или сладость на языке. Да, это яркое ощущение, я бы даже сказал, ярчайшее, - его глаза вспыхнули, словно он чувствовал боль вместе со мной, - но это не меняет сути. Ощущения – это лишь ощущения, но они не равны боли. Устреми внимание вверх. В сознание. Куда направляешь своё внимание, тем ты и становишься. Мои глаза застилала пелена слёз, и его лицо размывалось, словно я была в призрачном сне, который вот-вот развеется. Но Александр лгал. Боль была настоящей. И она заставляла меня ненавидеть всё вокруг. - Направляя внимание в себя – становишься собой, - сказал он, приподняв руку. Я увидела, как он достал кинжал из стали гришей и провёл лезвием по ладони. Это не был ложный порез ради притворства, он давил клинком на кожу, и она рассекалась, обнажая плоть и сочащуюся кровь. Она стекала по его руке, капая рядом с моими ногами, на которые я боялась смотреть. А затем он бросил разрез пораненной рукой, доказывая, что концентрации не мешало ничто. Его концентрации. - Я так больше не могу, - прохрипела я от саднившего горла. Над нами прокатился гром. Среди ясного неба он казался неестественным. - Обретение себя настоящего - это твой выбор, Алина. Если не можешь, так навсегда и останешься лишь отсветом истины. Вдруг я услышала шёпот. Словно листва шелестела на ветру. Om̐ haraye namaḥ… - Что? Что ты сказал? – тихо спросила я, но он не услышал меня. Александр отошёл в сторону и поднял голову. Уже стемнело, и на небо выползла луна. Ещё не полнолуние, но её сияние было ярким. - Когда-то их было три, - тихо сказал он. – Ты знала об этом? Александр обернулся ко мне, а я всё ещё не могла сдвинуться с места, стопы утопали в траве, но казалось, что подо мной стекло, жидкое пламя, терзающее тонкую кожу. Я лишь покачала головой. - Их звали Луна, Фатта и Леля. По сказаниям это было около ста тысяч лет назад. Даже для меня это слишком, - усмехнулся он. – Сначала рухнула Леля, а затем и Фатта. Их осколки образовали наши континенты, разделили их. До сих пор можно наблюдать некоторые изгибы, которые родились благодаря их падению. Ты же помнишь карты. Тема завораживала, но я была слишком занята ощущениями в ногах, чтобы задавать вопросы. - А знаешь, почему нет заклинателей Луны? – продолжал он. – Потому что Луна светит отражённым светом, у неё нет собственного. Так же и ты, пытаешься примерить на себя нечто чужое, словно это может тебе помочь. А нужно смотреть в себя. Ведь у тебя есть свет. Тебе и не нужно никому подражать, ведь подражают – тебе. И пока ты не научишься управлять своим вниманием, так и будешь давиться слезами. Он кивнул на мои ноги, а я поняла, что готова отдать всё, чтобы опустить их в холодную воду. Книгу, которую дал Александр, я решила прочитать полностью и очень внимательно. Сведений о заклинателях Солнца оказалось не столь много, как я рассчитывала, но и они – на вес золота. Я узнала о библиотеке, хранителями которой они являлись, а также о солнечных существах. Их было много, но почему я осталась одна? И одна ли? От этой мысли сердце затрепетало. Если в мире ещё жили подобные мне, значит, я не одинока. И никогда не была. Я бы навсегда избавилась от тоски и отчуждённости. И наверняка они знали обо мне больше чем я. Больше чем Александр. Также в книге давались советы, которые заинтересовали меня двойственностью. Она, по словам Александра, присутствовала во всём. Всё должно выйти на поверхность. Нельзя очистить то, что не проявляется. И тогда, отпустив всё ненужное, почувствуешь единение со стихией, позволяющее творить чудеса, о которых ты даже помыслить не мог. Великая мудрость заключалась в том, чтобы подняться над проблемой. Увидеть её глазами света. Не гнева и злобы. Перестать бояться и жаловаться. Это и значит быть солнечным. Так писали те, кто оставил осколки моей истории. Те, кто стал гармонией и красотой. Они несли ясную истину без искажений, ведь уже не могли иначе. Те, у кого чистое сердце, позволят свету войти. Всё, что является светом, притягивает свет. А значит – чистое сердце притягивает истинное знание. Ключ всегда был внутри. И сколько не ищи снаружи, все истории сходятся на одном. Всё очень просто и сложно. Снова дуальность, которую не способен постичь разум, но легко раскрывает сердце. Я внимательно следила за воздвижением монастыря на месте Каньона. Письма от монахини приходили постоянно. Она писала, что им помогают люди, много, кто хотел бы внести вклад в столь значимое дело. И это радовало. Однако не обошлось и без проблем. Похоже, что строительство затягивалось. Но весной дело шло быстрее, и мы надеялись, что к концу лета скромная обитель сможет принять первых людей. Денег собралось даже больше, чем мы планировали, их решили потратить на внутреннее убранство и украшения. Анастасия вновь пригласила нас на встречу в домик Зои, но я была столь занята размышлениями, что не придала ей значения. Даже не предвидела, что могло случиться… Темнело позже, и мы не зажигали свечей. Лёгкие сумерки вуалью накрывали землю, обещая скорый приход ночи. Анастасия молчала, но я чувствовала, как невысказанные слова повисли в воздухе, готовые вот-вот обрести смысл. - Я беременна. - От кого? – вырвалось у меня. Обрести смысл, в который я не хотела верить. - Что значит «от кого»? От Александра, конечно, - она скрестила руки на груди. Воцарилась тишина. Каждый думал о своём, а я лишь приоткрыла рот, не зная, что сказать. Наконец, Зоя нарушила молчание. - Ну что, натрахались? Что теперь делать будешь? – спросила она, приподняв бровь. - Зоя, хватит! – воскликнула Женя. – Хватит. Пожалуйста. Мы же договаривались. Зоя покачивала изящной ножкой, сдерживая порывы, которые одолевали и меня. Казалось, в гневе она становилась ещё прекраснее, её красота вспыхивала, как молния посреди затянутого тучами неба. Даже к кафтану шквальной она умудрилась подобрать сапоги на каблуках. Я такие не носила. - Прости. Не могу остановиться. Каждый раз, как к нам заявляется Орлова с объявлением, так это та ещё новость. Что потом скажешь? Что выходишь за него замуж? Я видела, как Зоя попадала вопросами в цель, как они отражались болью и тревогой на лице Анастасии. Хоть эти слова и были излишне прямолинейны, но правды это не отменяло. Внебрачный ребёнок – плохо. Для дворян – плохо вдвойне. А то, что он от Александра, усугубляло всё стократ. Слова Анастасии вызвали во мне бурю чувств, но в глубине души я сочувствовала ей. У меня не было родителей, не было Мала, по сути – никого не волновало моё положение и будущее… лишь сплетников да врагов, любящих собирать слухи, но до них мне не было никакого дела. Впервые я увидела, что положение сироты оказалось лучше, чем у другого человека. Её голубые глаза поблекли, и я думала, что Анастасия сейчас расплачется, но она сдержалась. - Я не знаю… не знаю… я просто хочу, чтобы меня все оставили в покое, - она коснулась пальцами лица и отвела взгляд. Анастасия не оставляла уколы Зои без ответа и, случись это раньше, - поднялась бы очередная глупая перепалка, от которой у меня заболела бы голова, но сейчас её потерянность остудила даже запал шквальной. Зоя просто сидела на стуле, закинув ногу на ногу, в такой же глубокой задумчивости, как и все мы. - Ты ломаешь все наши планы, - сказала я, кашлянув. Теперь, даже если я захочу быть с Александром, она и её ребёнок встанут между нами вечным напоминанием. Вечным, как и мы с ним. Только если он оставит их в живых. Столько времени прошло, а я так и не спросила его о детях. Ведь если бы хотел, так обзавёлся бы. А, значит, не хотел. И что же сейчас? В сердце неприятно кольнуло от осознания того, что мне было бы легче, если бы он избавился от них. - Алина, кому ещё известно его имя кроме нас? – спросила Анастасия. - Никому. Только Багре, - покачала я головой. - Тогда он знает про нас с тобой. Я думаю, что он знает, - быстро сказала Анастасия, не поднимая на меня взгляда. – Будь готова. - Да, Алина, будь готова, - начала Зоя. – Теперь она составит тебе компанию в темнице. - Нет, - нервно выпалила Анастасия. – Нет, только не темница… - Так, спокойно. Никто не пойдёт в темницу, - твёрдо сказала я, подняв руку. – Он скоро сам всё узнает. И лучше пусть от меня, чем от других. - И что ты скажешь ему? – спросила Женя. - Правду. Он её заслужил. Пусть послушает, - просто сказала я. Кто-то должен был открыться первым, и лучше я, чем он. - Но я всё-таки не пойму, - начала Зоя. – Как целитель… целитель мог так… Она пыталась подобрать слово. - Ошибиться. Да, мне тоже интересно, - продолжила я за неё. – Ты весьма точно работаешь. Работала. Не допускала серьёзных ошибок. Мы посмотрели на неё. - Женя, нужно изучить влияние руанита на остальные… средства. Думаю, что исследований его реакций с рутой никто не проводил, - повернулась к ней Анастасия. – И не называйте ошибкой… моих детей. Она положила руку на живот. - Детей? – удивилась Женя. - Их двое. Быть может, это дар свыше, - отстранённо произнесла Анастасия. - Как ты быстро обернулась в веру. Достаточно случиться жуткой беде, и ты уже веришь во всех святых. Так удобно. Алина как раз станет для них второй матерью и окропит святой водой в новом монастыре. Я скривилась, понимая, что у меня нет никакого желания это делать. - Мы тут переворот готовим, а ты… - Какой ещё переворот? Что ты собралась переворачивать? – спросила Анастасия. - И как он только тебя терпит, - усмехнулась Зоя. - Он меня любит! - И когда он тебе это сказал? Повисла тишина. Я прислушалась. Анастасия молчала, отведя взгляд. - А, так, значит, ты сама придумала. Продолжаешь верить в сказки о принцессах, которые обряжаются в парчовые платья и живут с принцами в пряничных дворцах? В Первой армии я давно поняла, что так не бывает. Принцесс выдавали замуж насильно, чтобы скрепить союзами страны, дворяне выбирали пару по расчёту, изучая родословную и богатство другой семьи, а про бедняков и говорить нечего. Мы просто пытались выжить, а вместе – всегда легче, поэтому часто женились рано. - Делайте с троном и страной, что хотите, только отдайте мне Александра. Кошмар. Я слушала их глупую перепалку, понимая, что контроль утекал из моих рук. Иллюзии воздвигала не только Анастасия. Я никогда и не владела ситуацией. Слишком много случайных элементов в этом плане. Женя украдкой бросала на меня мимолётные взгляды, а я задумчиво покусывала губу. В голове покалывало, словно невидимая энергия струилась с неба, проникая в меня и пульсируя на коже. И снова едва уловимый шёпот… Om̐ apavargapradāya… И только тут я поняла, что его никто не слышит. Никто кроме меня. Он стал являться после того, как я открыла книгу, которую дал мне Александр. Странную смесь чувств я испытывала к Анастасии: с одной стороны хотелось её ненавидеть, с другой – помочь. И моё сердце, раздираемое противоречиями, сжималось, точно я стояла перед серьёзным выбором. - Так, - я подняла руку. – Прекратите. Ситуация сложная. Будем решать проблемы по мере поступления. Когда ты скажешь Александру? - Я пойду к нему завтра, - ответила Анастасия. - Хорошо, мне тоже есть, что сказать, так что встречусь с ним после. Он знает про нас с тобой и при этом выжидает. Мне это не нравится. Не к добру это. Я не настолько глупа, чтобы верить в его прощение. Будто он не заметил наш маленький заговор, спустил его с рук, как шалость детям. И страшно было представить, что готовил его изощрённый разум. - Алина, - тихо позвала Анастасия. – Александр пугает меня. Теперь я боюсь не только за себя. Его странные необъяснимые порывы… и страшные состояния… Её взгляд блуждал по комнате, а разум – в мрачных воспоминаниях. Глаза тускнели, отражая боль прошлого, которое всё ещё было слишком значимым. Я понимала её. Слишком хорошо, чтобы злиться. Зоя хмыкнула, а Женя вздохнула. Наши судьбы находились в руках человека, который в любой момент был готов на всё. И это пугало. До дрожи в пальцах и тяжести в сердце. До отчаяния, которое говорило, что мы ничего не изменим. Что всё напрасно. Что не стоило и пытаться. Скверна во всех и везде, и мы – её часть. Нам не победить. Но я знала этот шёпот, он лгал, заставляя верить в выдуманные глупости. Скверна боялась, что свет проснётся. Во всех нас. Пробудится и восторжествует. Наша задача – лишь дать ему власть и право. - Он не посмеет тронуть тебя, - твёрдо сказала я. И эта уверенность дорого мне стоила. Как я могла говорить за Александра? Кто помешает ему, встанет на пути, когда он снова захочет разрушать? Мелочные мысли, порождённые ревностью, отступили, возвращая на привычную высоту раздумий. Я не просто человек. Я Санкта. И более того я – Свет. Александр слишком долго прожил со скверной, позволил ей врасти в себя, заполняя сердце и разум. И сейчас она говорила в нём, твердила его устами ложные истины, которые отравляли слабые умы. Поэтому он так яро противился исцелению и не пойдёт на это по доброй воле, она не позволит. Но в этот раз нельзя отступать. Я – его противовес. Его Санкта, его Свет. - Я смогу защитить нас. У меня есть для этого силы. Мы избавим его от скверны. - И как ты себе это представляешь? – спросила Женя. - Мне нужно решить кое-какие проблемы. А там и на всё остальное ответы найдутся. Уверена. И мой дар здесь играет не последнюю роль. Пускай даже и искажённый, но природа его – Свет. Я не хотела делиться откровениями о даре. Ни с кем. Это лишь моё. В душе всё менялось, и, пока процесс не закончится, я не откроюсь. - Он убьёт тебя, Алина, - сказала Зоя. - Или я его, - задумчиво покусывая губу, сказала я. – Но надеюсь, всё закончится иначе. - Не надо никого убивать, - быстро сказала Анастасия. – Пожалуйста. - Да, действительно. Иначе его дети отплатят нам с лихвой, - усмехнулась Зоя. Я впервые задумалась. Кем они станут, что будут желать, чего добьются? Отравит ли жажда могущества их, как и Александра? Быть может, ненависть всего мира к ним будет столь лютой, что имя Дарклинга померкнет, а мы пожалеем, что выбрали такой путь. Но лишать жизни ещё не рождённых детей и их мать из-за призрачного страха, который мог раствориться без следа, - трусость, до которой нельзя опускаться. - Я взращу их в любви. Они будут хорошими. Они не будут убийцами, как… - Анастасия запнулась и, казалось, впервые осознала, кем являлся Дарклинг. Но он никогда и не скрывал этого. - Как он, - закончила Зоя. - Ну? Чего ты боишься? Мы все здесь такие. Просто кто-то по колено в крови, а кто-то – уже захлёбывается ею. И глупая же ты, если думаешь, что в душе Дарклингов есть место милосердию. Они могут и превзойти деяния своего отца. Мы ещё говорили о ситуации в стране и за её пределами, когда Анастасия отправилась к себе. Уходили по одному, тихо и в тайне, не привлекая лишнего внимания. Она встала и подошла к двери, чуть задержавшись, чтобы кивнуть нам на прощание, но та резко распахнулась, и порыв ветра ударил её об стену. Зашёл мужчина. Гриш. В синем кафтана с серебристой вышивкой. Рядом с ним были несколько сердцебитов. Я насчитала четверых. На каждого из нас. Он развернулся к нам, окинув цепким взглядом. - Ку-ку, сучки, пора встречать гостей.