В моей жизни есть лишь одно имя, Которое не произносится. Одно единственное, вечное, Которое трудно запомнить или понять, Но нельзя забыть. Таинственное, до ужаса безупречное, Которого, кажется, просто не может быть. (С) Alysia Lis
Алина
- Ты кто такой? – спросила я, вскакивая со стула и призывая свет. Сияние уже струилось из рук, готовое ударить по воле одной лишь мысли. Женя с Зоей тоже приготовились. Ветер всколыхнул мои волосы, но я ощущала столкновение разных сил, словно они спорили друг с другом, примериваясь и оценивая. - Анислав Гжендович, шуур’гатай, отец бури, как прозвали его шуханцы. Знаменитый шквальной, я бы даже сказала, легендарный, - к моему удивлению ответила Зоя. – Я изучала его тактику призыва молний. Мужчина лет сорока перевёл на неё взгляд. Гриши старели медленнее, и возраст не тронул его лицо, лишь глаза выдавали, что он много старше нас. Пронзительные и строгие, они смотрели с толикой иронии, от которой становилось не по себе, но Зоя не дрогнула. Шквальным запрещалось создавать молнии, это требовало большого контроля, и было слишком опасно. Для всех. Но во все времена были те, кого это не смущало. - Да, много мы тогда шуханцев в бездну затащили, - усмехнулся он. - Я почти польщён, Назяленская. Что ты тут делаешь? Анислав выглядел расслабленным. Даже слишком. Спокойным. Но я видела, как он чётко двигается, как чуть напряжены его руки, как внимательный взгляд скользил по нам, оценивая обстановку. Он был одним из участников тайного совета Дарклинга, и он нам не друг, как и мы ему. Я украдкой поглядывала на сердцебитов, которые, готова поклясться, слышали моё сердце лучше меня. Они знали, кто в этом доме самый опасный противник, поэтому действовать нужно быстро: второго шанса не будет. - С подружками за чаем собрались мужчин обсудить. Хочешь присоединиться? – усмехнулась Зоя. Я видела, как Анислав на неё смотрел. С уважением. Бесстрашие Зои ощущали все. А вот я усиленно думала, что же делать, пока она тянула нам время. Анислав – шквальной. Его возьмёт на себя Зоя... - Уж не нас ли, случаем? Он сделал к нам шаг, и напряжение отяжелело, загустело, наполняя собой воздух, словно перед грозой. Я бросила мимолётный взгляд на Женю, она поймала его и едва заметно покачала головой. - Я знал, что с тобой что-то не так, - сказал он Анастасии. Я могу ранить двух сердцебитов, если брошу разрез под правильным углом. Спасибо, Александр, ты многому меня научил. Анастасия так и стояла у стены, во все глаза смотря на Анислава и пытаясь отдышаться. - О вас много кто говорит. Уж поверь, - ответила Зоя. Один целитель и портная против двух сердцебитов. - О, да. И многие из них уже больше никогда ничего не скажут, - усмехнулся он. - Ты знаешь, что я могу вас всех разрезать, - сказала я. - Санкта, Санкта, - покачал он головой, насмешливо улыбнувшись, словно я сказала глупость. – Всех – не успеешь. Да и пойдёшь ли на такое? Убивать своих. - Свои ли вы? – я сузила глаза, оценивая его реакцию. - А вы? – он прямо посмотрел на меня. Анислав провоцировал меня, и его самоуверенность разжигала во мне желание сделать то, чего он совсем не ожидал. - Как ты нас нашёл? – спросила Зоя. - Эта шлюха из вас – самая тупая, - кивнул он на Анастасию. – Удивлён видеть тебя в такой компании, Зоя. Тех ли ты друзей выбрала? Я поморщилась от его грубости. Анастасию я тоже не жаловала, но таких слов она не заслужила. Он будто сводил с ней личные счёты. Быть может, я чего-то не знала. Зоя же выглядела задумчивой. На мгновение мне показалось, что она сейчас кивнёт ему и признает, что ошиблась. Что не имеет к нам никакого отношения. Перейдёт на его сторону, оставив нас в вязкой трясине, которая становилась зыбче с каждым словом. - Эй, не смей так обо мне говорить! Я – дворянской крови! – воскликнула Анастасия и взмахнула рукой. - На четвереньках все бабы одинаковые, спроси у него, - усмехнулся Анислав, но тут же словно подавился. Сейчас или никогда. Я бросила два разреза: один – в сердцебитов, второй – на крышу. Нужно отвлечь их. Убивать гришей я не собиралась, здесь Анислав меня просчитал, но если считал, что я сдамся без боя… Деревянные балки затрещали, и на нас посыпались обломки с соломой. Я прильнула к стене. Крыша заскрипела. Дышать стало тяжелее, и я не столько услышала, как почувствовала удар ветра. Резкий порыв поменял направление, создавая высокое давление внутри, стёкла не выдержали и разбились, осыпая меня осколками. Я закрылась рукой, защищая глаза. И тут они запульсировали внезапной болью, словно кто-то надавил пальцами на веки. Напряжение внутри головы разрасталось, разрушая концентрацию и собранность. Мир размывался, и я опустилась на пол, чтобы не упасть. Нужно было пить руанит. Кровь шумела в ушах, заглушая остальные звуки. Перед глазами расцветали тёмные пятна, но я всё ещё не теряла связи с настоящим. Зоя дралась до последнего, как настоящая львица, но против сердцебитов у заклинателей мало шансов, особенно застигнутых врасплох. В один момент я всё же провалилась во тьму, словно засыпая от чудовищной усталости, внезапно нахлынувшей в конце тяжёлого дня… И очнулась, лишь когда чужие руки железной хваткой застыли на моих запястьях, заведённых за спину. Я понемногу приходила в себя, влияние сердцебитов слабело и в голове прояснялось. Нас вели в Малый дворец. По знакомым коридорам мы дошли до зала военного совета. У двери стоял Иван, он с удивлением посмотрел на нас, но впустил, ничего не спросив. В зале в резном кресле во главе стола сидел Дарклинг и разговаривал с двумя заклинателями. У меня перед глазами всё ещё плясали пятна, и их лиц я не разглядела. Как и вышивку на кафтанах. Увидев нас, Дарклинг приподнял бровь, но тут же снова принял бесстрастный вид. Неужели нас схватили не по его приказу? - Оставьте нас, - быстро сказал он, вставая, и заклинатели поспешили уйти, одарив нас любопытными взглядами. Я стояла впереди и ближе всех к нему. Нас держали за руки, но это было лишним: никто и не собирался противиться. Голова побаливала, однако уже не так сильно. Я чуть обернулась. Женя стояла спокойно, ожидая уготованной участи. Зоя метала молнии глазами и выглядела так, словно сделала одолжение, придя сюда. И лишь Анастасия дрожала, но это было едва заметно. Однако я не сомневалась: он тоже это видел. - Что это значит? – вяло почти без интереса спросил Дарклинг. - Заговор, мой царь. Против Вас. И Равки соответственно, - сказал Анислав, подходя ко мне. Повисла тишина, столь оглушающая, что казалось, я слышала, как дышу. - Заговор значит, - сказал Дарклинг, сжав спинку кресла, за которой стоял. Ничего в нём не выдавало сомнений или гнева, невозмутимый холодный мрамор его лица оставался таким же далёким, словно мы были незнакомы. Словно между нами не было того, что порой являлось мне во снах. Нам. Я уверена, он тоже их видел. Александр обвёл нас взглядом и остановился на Анастасии. Серый кварц вспыхнул, наполняясь чужеродной тьмой, готовой проглотить радужку полностью. Она задрожала сильнее, и теперь это увидели все. Мы снова разбудили чудовище. - Это так? Алина, - он снова перевёл взгляд на меня. Теперь уже я столкнулась с острыми гранями антрацита, от которых тело едва не дрогнуло, но в последний момент страх отступил. Он всё знает. - Я спросил – это так? – голос такой жёсткий и резкий. - Нет. - Они обсуждали переворот, - добавил Анислав. К Дарклингу подошёл один из сердцебитов и что-то тихо проговорил, тот кивнул. - Алина, тогда зачем ты порезала двух гришей? Одного даже чуть не убила, - сказал он. - Они вломились в наш дом… - начала я. - В котором вы собирались уже много раз, чтобы обсудить свои бездарные планы, - закончил Анислав. Я замолчала. Какой смысл оправдываться, когда тебя не хотят слышать? Тишина снова давила на нас тяжёлым пологом, и зловещие предчувствия наполняли моё сердце. - Почему все снова лгут?! Его крик был столь неожиданным, словно разрез тьмы на лазурном небе, и я вздрогнула. Это он ещё о моей переписке с Николаем не знает. Или знает? - Это не ложь! – позволила я себе слово. – Ты же знаешь… Если бы я хотела… если бы я только хотела убить тебя, то сделала бы это. Ты сам давал мне шанс. Он замолчал, обдумывая мои слова. Я взывала к его разуму, потому что к сердцу – было бессмысленно. - А чего же тогда ты хотела? Чего добивалась? Едва уловимые чувства сквозили в его голосе. Он так усиленно скрывал их, но, кажется, сегодня мы поймали его врасплох. И это удивительно. Похоже, Александр и правда доверял нам. Чего я хотела? Очистить тебя от скверны. И всех нас. Каньон был не концом, Каньон был началом. Источник всегда в нас. Но я знала: от этих слов он вспыхнет ещё сильнее, и тогда уже пощады не видать никому. А я всё ещё надеялась, что его милосердие покажется нам как янтарное солнце в мрачный день, озарив столь желанным сиянием. - Женя, - Дарклинг подошёл к ней, но она осталась спокойно стоять на месте. – Милая Женя, мой лучший шпион, от кого же ты получила красный кафтан? А ещё все те воспоминания, когда делила ложе с царём, которые забыла бы… Женя была достаточно мудра, чтобы молчать, и просто отвела взгляд. Александр подошёл к Зое. - Капитан Назяленская. Капитан. Уважаемый, ценимый мною… Кому я поручил столь много во Фьерде. Кого я ставил в пример как лучшего шквального. И её любимую тётю уничтожил в Новокрибирске… Если бы взглядом можно было убить, она бы сделала это. Её вид был столь суров, что я думала, она плюнет ему в лицо. Но Зоя никогда не была дурой. Затем он подошёл ко мне. - Алина… Алина, - улыбнулся он, подняв руку и почти касаясь моего лица, но пальцы замерли за мгновение. Я глубоко вдохнула, глядя ему в глаза – без страха, без ярости, без вожделения. – Моя достойная ученица, я в тебя уже столько вложил, что считал почти что своей. Моя жар-птица, которую я и в клетке не держал. Видимо, зря. Моё неистовое солнце, забывшее свой свет. Твоя скверна ещё ядовитее моей. Его слова не тронули моё сердце. Пусть этот яд отравляет других, а я уже слишком привыкла к нему. Как он пил руанит, так я поглощала его речи, облачаясь в защиту, а кое-что – и беря на вооружение. Александр бросил взгляд на Анастасию, а затем отвёл в сторону. Даже не подошёл к ней. Она единственная из нас боялась, дрожала, и это лишь усложняло её ситуацию. Он смерил её таким обжигающим взглядом, что даже мне стало нехорошо. На улице уже стемнело, и свечи, горевшие в зале, порождали чернильные тени, которые сейчас казались живыми. Пламя металось, заставляя их шевелиться, вырастать, удлиняться… Напряжение обострялось, и у меня вновь закружилась голова. Какогȯ же тогда Анастасии? Ей достанется больше, ведь она – ближе к нему. И она это тоже понимала. Как и говорил Александр, предать может только близкий. А мы… просто кучка юных глупцов, запутавшихся в своём предназначении… мы хотели спасти Равку, помочь всем… Я качнула головой, сбрасывая внезапное наваждение. - Я вас всех, сучек, вырастил, выкормил, вытащил из грязи. Где бы вы сейчас были без меня? А я скажу где. На разделочном столе в Шухане, на костре во Фьерде или на спине в борделе Кеттердама. Там везде равкианок особенно любят, - он не кричал, и от этого становилось только хуже. – Пока мы пытаемся сохранить страну, которая разваливается после незабываемого правления Ланцовых, вы играете в шпионок и строите глупые интрижки. Вы что делаете вообще? Вы в своём уме? Злость, сквозившая в его голосе, заставляла замереть. Я видела, как менялось его лицо, как чувства мелькали яркими всполохами. Я бросила взгляд на Зою. Она сжала челюсть, и я готова была поклясться, что с её языка уже хотели сорваться очередные колкости, но она сдерживалась. - Вы лезете в эти дела, совсем в них не разбираясь, спасая Равку от страшного и ужасного Дарклинга, хотя совсем не понимаете, что голодные волки уже рыщут на границе. Наши враги только и ждут, когда мы совершим ошибку, чтобы использовать её против нас. Вклиниться в трещину нашей защиты, которую вы так неистово хотите пробить. Изнутри. Александр снова стал спокойным: ярость прошла как морок, столь же болезненно, оставляя лишь горечь и сожаление. - Ваша жизнь стала слишком сладкой. Вы заскучали и заигрались, раз у вас хватает времени на заговоры. Что ж, я устрою вам развлечение. А пока – посидите в темнице. У вас есть, над чем подумать. Не хочу никого из вас видеть. Этот змеиный клубок, - сказал он, в последний раз смерив нас презрительным взглядом. – И заберите у них кафтаны. Они больше не Вторая армия. Такие солдаты мне не нужны. Он отвернулся. Сердцебиты начали уводить нас. - Любимый, нет… Нет! Пожалуйста! Всё не так, совсем не так! Анастасия закричала, но нас никто не слушал. Она бросилась к нему, но сердцебит удержал её. - Я не хотела ничего плохо. Клянусь! Ничего! Я люблю тебя! Чем больше она кричала, тем сильнее замирала моя душа. Как всё не вовремя, особенно для неё, но другого момента не было. Однако я знала: бесполезно молить зверя о пощаде, когда с его клыков капает слюна, а в глазах полыхает ярость. - Я беременна! Это твои дети! Даже сердцебиты, ведущие нас, остановились. Александр замер, а затем обернулся. И лучше бы я не видела его лица. - А ей за ложь прижгите язык калёным железом. Уведите их, - махнул он рукой. - Что? Нет! Пожалуйста… позови других целителей, пусть они подтвердят! Пожалуйста! Анислав довольно улыбнулся, а на Анастасию было жалко смотреть. Она просила, умоляла поверить ей в последний раз, обещала и клялась, но Александр оставался бесстрастным. Ледяным, как море на севере, волны которого разбиваются о берега Фьерды. И её мольбы также раскалывались о грани серого кварца, неприступного и надменного сейчас. Даже для неё. - Убери руки, я сама пойду! – выругалась Зоя, когда сердцебит подтолкнул её. В этот раз даже стук её каблуков по полу дворца звучал сурово. Нас так и уводили под возгласы Анастасии, пока Зоя не прикрикнула на неё и та, наконец, не замолчала. Мы погрузились в тишину, давящую и мучительную, пропитанную отчаянием, горьким унынием, но я противилась им. Ведь этому ты учил меня, Александр? В любой ситуации оставаться собой. Стоять на своём. Не бояться. И… действовать. Не нужно много света, чтобы разогнать тьму, порой, лишь свечи хватает. И, если это не я, то кто?Анастасия
Отчаяние. И страх. Они охватили мою душу, словно пожар, ярко разгораясь от безутешных мыслей, наводняющих затуманенный разум. Я поддалась им, позволила войти в самое сердце, и нечего мне было противопоставить этому алчущему полчищу мрака. Так пусть всё сгинет в нём, исчезнет, сгорит, разрушится. Бесследно. Всё оказалось ещё хуже, чем я думала. В очередной раз я ошибалась насчёт Александра, доказывая себе, что не знала его. Я понимала, что он мог разозлиться, вспылить, но не ожидала столкнуться с его недоверием. Почему он так яро отверг слова о беременности? Неужели готов отвернуться от своих детей? Забыть об их существовании? И обо мне? Я сидела на полу темницы, изредка бросая взгляд в крохотное окошко, через которое лился бледный свет звёзд. Было сыро и затхло. Из коридоров раздавались гулкие голоса. Я прислушалась, стараясь различить их, но они почти сразу стихли. Ничего здесь не было. И никого. У нас забрали кафтаны, и в одной рубашке было холодно. Тело подрагивало, но теперь уже не от его слов. Неужели он мог так жестоко обойтись со мной после всего, что было? После всех чувств и ощущений, что я с таким самозабвением подарила ему? Время близилось к полночи, а, быть может, уже и перевалило за неё. Еду не принесли. Даже воды не дали. Придётся терпеть до утра. В лучшем случае. Я положила руку на живот. Мы справимся. Я не дам вас в обиду. Никому. Даже ему. Вы будете жить несмотря ни на что. Отчаяние истлело, оставляя лишь одиночество, потерянность, холод и боль… Тягостные, пустые. И так хотелось обернуть время вспять. Впервые я сожалела столь сильно, что отдала бы всё за призрачный шанс возвратиться назад. Но так не бывает. Сознание металось в наступившей реальности, словно дикая птица. Билось о прутья клети, пытаясь вырваться из кошмара, который всё ещё не хотело принять. Волосы растрепались, царапины на лице кровоточили, ушибы ныли, но хуже всего был руанит. Оковы и ошейник впивались в кожу, отнимая последние силы, и уже знакомая слабость разливалась по телу. Он будто наполнял кровь, но я ничего не чувствовала. Раны хоть и лёгкие, но теперь я не могла вылечить даже их. Ты больше не целитель, Орлова… - вспомнились слова Маевского. Без сил, без кафтана… без имени и рода… без него… Кем я была? У меня ничего нет. Кроме… них… Я погладила живот. Санкт-Григорий, пожалуйста, помоги мне… Вдруг я услышала тихие шаги. Звук растаял совсем рядом. Дверь отворилась, и в проёме застыла знакомая фигура. Была ночь, но бледного сияния луны хватило, чтобы разглядеть его. Моё сердце встрепенулось, радостно, самозабвенно, в надежде, что он передумал, всё понял, что поверил мне… - Александр, - я поднялась и сделала шаг к нему, не отрывая взгляда от родного лица. Но он остался стоять на месте, и повеяло таким могильным холодом и отчуждённостью, которую я никогда раньше не ощущала. Как же страшно ошибиться. В этот раз. Самый важный. Самый значимый. Он не был моим спасением сейчас, моим теплом, моей радостью… Он пришёл словно морозная ночь в уже расцветающий сад, принося с собой лишь горечь и разочарование… - Александр… - уже тише повторила я, боясь подойти к нему. Боясь сделать даже шаг. Но он сам приблизился ко мне. Заглянул в глаза. - Зачем? Скажи, - прошептал он, положив руку мне на лицо. – Я же всё мог тебе дать. Всё. Касание его пальцев растаяло теплом на моей коже. Я замерла под его взглядом. Из-за мрака темницы зрачок вытеснил серый кварц, превращая глаза в бездонные чёрные озёра. - Я не делала ничего плохого… - Ты солгала мне. Дважды. Та встреча с Мэгжин… - он отвёл взгляд, словно вспоминая. - Лишь для того, чтобы отвести подозрения? Чтобы я поверил тебе? И те слова любви… Вы всё подстроили? Ты знала, что я буду там в тот момент. Я отшатнулась, округляя глаза от ужаса и осознавая логику его мыслей. Мы всего лишь хотели спасти его и Равку, а он полагал, что мы работали на Макхи и Ярла Брума. - Нет! Нет. О чём ты? Как ты можешь так думать обо мне? Осквернять наши чувства таким недоверием, - я протянула руки к его плечам. Он не отвернулся, не отступил, но высокомерный взгляд возводил между нами стену, худшую чем расстояние этой комнаты. - А что мне остаётся думать? Я говорил тебе, что начал чистить ряды, что ловлю предателей… И какого же было моё удивление, когда Анислав привёл ко мне тебя. Видеть тебя в тот момент… Можешь ли ты представить мои чувства? Любимая… Он выплюнул последнее слово так жёстко, что у меня всё сжалось внутри. Всё оборачивалось в пепел: мои желания, ожидания и планы. Я так мечтала услышать от него это слово… так мечтала… - Я не предавала тебя. И не предам. Я же обещала, - заплакала я, отпуская его руки. - Тогда что же ты там делала? Ответь мне. Мне всё ещё нечего было сказать, но я продолжала смотреть в его глаза. Полные мрака и гнева в эту ночь. - Я верил тебе! – он схватил меня за плечи и встряхнул. – Верил! В его глазах пылал тёмный огонь, страшнее чем в ту злосчастную ночь. Чем одержимость, которая овладела им в момент нашей близости. Тогда он любил меня, пускай и нездоровой любовью, порождением безумия, а сейчас – ненавидел. Презирал. Смотрел на меня так, словно я была главным разочарованием его жизни. Страх сковал меня, а язык будто прилип к нёбу. - Как ты могла предать моё доверие! После всего, что я говорил тебе… что хотел сказать… - Александр, послушай, я не... – я задохнулась всхлипами. - Ни на что ты не способна! Кроме… - он отпустил меня, отвернувшись. - Я же люблю тебя, - мой голос сквозь слёзы. Он ударил меня ладонью по лицу. Сильно. Словно огнём опалил. Я отшатнулась к стене, прижимая руку к щеке и стараясь не упасть. - Не произноси больше этих слов. - Александр, пожалуйста… хотя бы ради наших детей. Умоляю… Слёзы продолжали струиться по щекам, смешиваясь с грязью на лице, разъедая царапины. - Всё в тебе – ложь, - процедил он, окинув меня ледяным взглядом, и ушёл. - Но не они, не они… - лишь одними губами прошептала я. Сон не шёл, голова болела от слёз и напряжения, а я бы с удовольствием провалилась в забвение. Лишь бы подальше отсюда, физически, морально… хотя бы ненадолго. Последние надежды разбились с приходом Александра, оставляя меня с расколотой душой. Больше нечего ждать. Уж лучше обманываться, но жить с верой в сердце и умереть за неё, чем остаться в одиночестве. Остаться ни с чем. Я не могла понять, где нахожусь. Может, я просто сходила с ума? По-настоящему. Как в книге Санкт-Григория. Я так и не стала островком света, который мог исцелять окружающих одним лишь присутствуем. Теперь, с руанитом на теле я не могла вылечить даже царапину. Впервые в жизни. Я никому не нужна. Никому. Так и умру здесь. В темноте, в сырости, в одиночестве. Нет, я должна жить, хотя бы ради них. Я села, опираясь спиной на стену. Голова отяжелела, пульсируя тупой болью, и сложно было осознать, что было вчера, а что – сегодня, где правда, а где сон. Надо было сбежать и никому ничего не говорить. Укрыться в Новом Земе. Я бы выжила, ведь целитель всегда найдёт работу. Слабость овладела мной, нутро трепетало, ведь нас так и не кормили, а мне нужна была еда, не мне – им. Я погладила живот, однако без дара не могла ощутить их, лишь разумом понимая, что от моего состояния им не становилось лучше. Лишь бы они не пострадали. Я сделаю всё для этого. Но сначала стоило успокоиться. Мне бы помог дар, однако не всё зависело от него. Много способов знали и деревенские знахарки. С одной я близко общалась, пока выезжала из Ос Альты, и мы обменивались опытом. Кто бы знал, что я воспользуюсь им в таких условиях. Я выровняла дыхание и стала надавливать пальцами на левую кисть по акупунктурным точкам. Само занятие, столь простое и монотонное, отвлекало, и со временем мне правда стало легче. Я ухватилась за хрупкое равновесие, служившее слабой, но опорой, и попыталась уснуть. Больше никто не приходил ко мне.Алина
Прошло столько времени, что оно казалось вечностью. И вот я снова здесь. Стены темницы, одиночество и тишина. Не худшее, что ожидало меня. Молчание прерывали далёкие звуки. Его рычание, её всхлипы. Тогда я тоже молила его о милосердии. Фигуры другие, картины всё те же. Я тяжело вздохнула – ничего не изменилось. Знала бы, чем всё закончится, не унижалась бы. Но в том и была суть – никто не ведал будущего. Иначе жизнь стала бы слишком пресной. На миг мне показалось, что воздух в темнице загустел и словно бы с трудом проталкивался в лёгкие. Мрак зашептал свою странную песню, но я больше не пугалась её. Он сам учил меня не бояться. Триста двадцать два, триста двадцать три… Он зашёл ко мне в темницу, пока я отмеряла очередной круг, обходя тесную комнатку и погружаясь внутрь себя. - Ну а ты? Что хочешь сказать мне ты? – резко спросил Александр. В голосе сквозила боль. Кровоточащая, живая. Настоящая. Я спокойно посмотрела ему в глаза и покачала головой, продолжая напевать странную песенку и отсчитывать круги. Он выругался и хлопнул дверью. Триста двадцать четыре…Александр
Это стало самым глубоким потрясением за последнее время. Столь неожиданным и оттого – болезненным. Он погрузился в дела вовне, следил за врагами в других странах, даже не подозревая, что самые опасные – притаились рядом. Так близко, что он не сразу поверил своим глазам. Он расслабился, и это стало его ошибкой. Начал думать, что люди меняются. Почти поверил в это. Поверил им. Стал открываться, отдавать часть себя, понемногу, совсем по чуть-чуть, чтобы не ранить их своей правдой. Не убить то светлое, что ещё осталось, что пульсировало жизнью, погребённое под опытом столетий. Она ведь так просила. И как он мог отказать, когда порой видел в ней ту, что навечно останется в его душе, пускай и в воспоминаниях. Анастасия так смотрела на него… Как же сложно облечь чувства в слова. Её взгляд, наполненный необъяснимым трепетом, живительным теплом… любовью. Смотрела, будто и правда любит. Но сколько же он будет спотыкаться на этом? Женщины способны играть много искуснее мужчин – с чувствами, с разумом. Оставаясь верными лишь наполовину. Эта двойственность, недосказанность, туманные намёки, которые каждый раз оборачивались на пользу лишь им. Они сами не понимали, чего хотят, что чувствуют, о чём мечтают… И с Анастасией было так же, он сам додумал за неё, за что и поплатился. Но всё-таки… быть может, у неё были чувства к нему? Однако какой в этом смысл? Теперь уже – никакого. Боль. Осталась лишь она. Хотя бы она. Не пустота и безразличие, напоминавшие смерть. Однако скоро пройдёт и это. Он держался за скрытые чувства, пускай и мучительные, потому что они делали его живым. Но и это не будет длиться долго. Ничто не вечно, кроме его жизни, которую он порой недолюбливал, хотя иной раз сомневался – способен ли на ненависть. И короткими всполохами на его пути запечатлятся лишь моменты подлинных чувств, что он питал когда-то к редким людям… Но он в очередной раз выставил себя дураком, доверившись той, кто открыто играл с ним всё это время. Нельзя было этого допускать. И поэтому он пообещал, что больше уже никому не поверит. Никому. Особенно – женщине. Так пусть это будет последний глоток чувств, таких разных, но испепеляющих и яростных. Перед забвением, которое он подарит себе потом. У него всегда будет власть. И сила. Основа, на которой зиждятся империи. Равка будет держаться лишь одним его авторитетом, и любое его слово – значит больше, чем целая их жизнь. Нужно работать, нет времени сейчас на душевные заботы. Да и дела никогда не разочаровывали его: здесь всё предельно просто и предсказуемо, понятно. И это приносило ему желанное удовлетворение. Пора начинать войну с Фьердой и Шуханом. Вялая дипломатия и так затянулась, позволяя врагам лучше подготовиться, и это могло дорого обойтись Равке. Пора обратить полмира в пепел и мрак, чего они и заслужили. Выжечь дотла скверной, сделав их земли бесплодными как в Каньоне, чтобы они зависели от него. Чтобы посеять голод, который сделает их послушными и сговорчивыми. Ни один народ не стерпит правителя, если на столе нет куска хлеба. И он пойдёт на это, чего бы это не стоило. Александр сидел в тронном зале, принимая очередных просителей, которых не становилось меньше. К его облегчению Никита отсеивал большинство дел и поручал их другим – советникам, Алине, высокопоставленным гришам – а иначе он только бы и занимался глупостями. Даже те дела, что требовали его участия, казались ему незначительными. Последним к нему зашёл Алексей, инферн, который приехал из Фьерды. Велерад хвалил его. Александр вспомнил некоторые факты о нём. Всегда полезно знать детали жизни подчинённых, так он понимал, кого и куда поставить или перевести. Мальчишка показал стальной характер и бесстрашие во Фьерде, чем и заслужил повышение. Храбрость и амбиции, свойственные молодости. Но иногда – и глупости. - Царь, - поклонился Алексей и улыбнулся. Александр равнодушно скользнул по нему взглядом. - Царь, ты же всё знаешь. Скажи, где Анастасия Орлова? Ищу её уже несколько дней. Никто ничего не видел. Может, ты её на задание куда отправил? Его звонкий голос растворился в тронном зале, и повисла тишина. Александр посмотрел чуть выше Алексея, упираясь взглядом в большие деревянные двери. - Зачем она тебе? - Люблю я её, - Алексей не смутился, сказал как на духу. – Жениться на ней хочу, благословишь? Александр усмехнулся. Визит инферна приобретал новые черты, становясь всё интереснее. Что ещё он узнает о ней? - Любовь, значит… Какое прекрасное чувство. Отчего же не благословить? Грех вставать между влюбленными. Он хищно улыбнулся, но Алексей продолжал смотреть ему в глаза. - Вот только тебе надо узнать кое-что про неё. Ведь, будь уверен, она тебе не расскажет. А если спросишь – то обязательно соврёт, - его глаза блеснули. - Что ты имеешь в виду? - Она пришла ко мне. Сама. Забралась на стол, и я раздел её. Повисла тишина. Улыбка сошла с лица Алексея. Глаза на миг сделались стеклянными. Он опустил взгляд, словно собираясь с мыслями. - Брехня, - бросил он, справившись с возникшими чувствами. - А ты, похоже, её не знаешь. Совсем не знаешь. И сколько же тебя ждёт открытий, - Александр снова улыбнулся. – Как быстро светлые идеалы окропляются грязью. А я ведь и сам переживал это когда-то. Лет этак в пятнадцать. Ангелов не так много по земле ходит, и это явно не она. - Говоришь так, будто знаешь её. Откуда бы?.. – процедил Алексей - Мне не так много времени нужно, чтобы увидеть вас насквозь. Всё и всегда повторяется. Никто из вас не способен удивить меня. А что касается её… Я уже все родинки на её теле запомнил. Особенно мне нравится та, что на правой груди, - он наслаждался реакцией Алексея. - И как она стонет на мне… Мне даже стараться не нужно, она и сама всё сделает. Он понимал, что говорит. Осознавал в глубине души. Поливал её образ грязью, по большей части – для себя, ведь так было легче. Внушить себе, что был с ней ради приятной близости по ночам. Что чувства – лишь игра, чтобы сделать секс не таким пресным и пустым. Он хотел причинить боль Алексею. И не только ему. Пусть больно будет всем. - Если ты не догадывался про нас, то, кто знает, с кем ещё она была? Скольких обманывала? Ну а ты продолжай верить в светлый образ Настеньки, которого никогда и не было. Лицо Алексея мрачнело, но он боролся с дурными чувствами. Как можно верить в слова того, с кем они были почти что соперниками? - А знаешь, забирай. Я с ней уже наигрался, - улыбнулся Александр. – Но когда-нибудь я позову её. И она, конечно, придёт. Снова исполнит все мои желания… Алексей вздёрнул подбородок, и на миг Александру показалось, что он не сдержится. - Ты готов её на руках носить, а передо мной она на колени встает. Как думаешь, почему? – он лениво отклонился на спинку трона, взметнув бровь и одарив Алексея высокомерным взглядом. Алексей уже не мог выносить подобных слов. Он коротко кивнул и развернулся, чтобы уйти. Он не посмел бросить ему вызов, конечно, не посмел. Благоразумие возобладало. Стоило ли из-за неё рушить свою карьеру? Слова Александра зародили в нём сомнения, он видел это в его глазах, в сжатых челюстях и напряжённых руках. Ох уж эти птенцы. Александр даже не злился на Алексея. В конце концов, они оба были обмануты этой девкой. Он вспомнил молодость, когда из-за Люды бил рожи деревенским петухам. Постоянно приходилось от неё кого-то отгонять. Но если бы кто-нибудь, хоть кто-нибудь сказал ему про Люду то, что он сегодня поведал Алексею, он бы разрезал его не задумываясь. Боль чуть утихла, осела тяжестью на дне души, но никуда не пропала. Во рту снова ощущался вяжущий вкус смерти. Горечь. Он думал о ней, о последних словах, очередной ложью слетевших с её губ, которые он целовал совсем не давно. Он ещё не придумал, что сделает с ней за ту боль, что терзала его сердце. И пока он не заставит её испытать ту же муку… Эта лживая сука принадлежит лишь ему.