Я то, что я с собой сделал, а не то, что со мной случилось. — Карл Густав Юнг Когда в мире просыпается один творец, вся вселенная смеётся вместе с ним.
Макхи
Столица Шухана отличалась не только изящными строениями и жарким летом, приходящим уже в середине мая. Она пестрела жителями разных стран, чьи взгляды отражались на быте и создавали яркую картину городской жизни – символ Амрат-Йена. Здесь каждый мог найти свой уголок, спокойное место, заниматься делом, которое не противоречит шуханским законам. Так говорили, и многие в это верили. Их манили красивые слова о богатой и сытой жизни столицы, но мало кто понимал, что скрывалось за ними. Императорский дворец в Амрат-Йене принимал необычных гостей, о которых знали лишь немногие. Однако, как говорили в Шухане, сложно скрыть коня среди коров. Фьерданцы слишком выделялись – ростом, телосложением, манерами, поэтому Макхи приставила к ним сопровождение, чтобы они не покидали дворцовую обитель. В закрытые части мало кого пускали, и королева убедила фьерданскую делегацию посетить эти места, не забыв упомянуть, что им невероятно повезло. Но всё это нужно лишь затем, чтобы не привлекать лишнего внимания. Все тайны оставались лишь во дворце. Прислуга привыкла не удивляться и хранить секреты королевской жизни. Сегодня тема разговора была необычной даже для королевы и дипломатов. Раннее солнце уже затопило золотистым светом тяжёлый круглый стол, в центре которого служанки успели поставить камелии. В обычное время переговорный зал полнился советниками, но сегодня Макхи делила его лишь с фьерданксим дипломатом. От этого казалось, что дело не заслуживало пристального внимания, однако это было не так. Делегация фьерданцев прибыла неделю назад, и многое они обсудили, однако Макхи продолжала обдумывать сложное решение. Она считала себя разумной королевой, поэтому просчитывала планы до мелочей, и не радовалась тому, что получит Шухан в случае выигрыша. В случае. Да, Небеса им благоволили, и преимущества были на их стороне, но нельзя недооценивать противника. Она слишком хорошо это знала. Наверно, именно поэтому задушила своего кеббена ещё в утробе матери, чтобы не делить с ним власть. Макхи слышала эти слухи про себя и ненавидела их всей душой. Чушь. Порой ей казалось, что у прислуги слишком длинные языки и слишком жидкие мозги. От жары они становятся слишком ленивы и неосторожны, позволяя себе подобные слова. Но в глубине души едкая червоточинка порой напоминала, что правда бывала куда чудовищнее, чем они могли представить. Макхи могла быть убийце ещё до рождения, и эта мысль сдавливала ей горло похуже пылевой бури, иногда накрывающей столицу. В этот раз она даже Тавгарадцев оставила за дверью. Впервые за долгое время. Обученные воительницы – элитная гвардия, которая охраняла королеву и её семью до последнего вздоха. В их преданности она убедилась лично. Они служили ей, как Небеснорождённой и единственной правительнице Шухана, однако Макхи понимала, что стражу могли похитить, отравить, усыпить – в их стране была благодатная почва для таких методов. Поэтому кое-что держала в секрете. Даже от них. - Уважаемая королева, это то, о чём Вы говорили с Ярлом Брумом, - сказал фьерданский советник, протягивая ей сверток с голубой лентой. Сверху виднелась государственная печать. Без неё Макхи даже не притронулась бы к свитку. Она знала, что там увидит. Карта. Новые границы, теперь уже общие для Фьерды и Шухана. И никакой Равки. Плодородные земли решили поделить пополам, но Макхи это не устраивало. Народу у них больше чем во Фьерде. Почти вся Центральная Равка должна была стать Шуханом, Ос Альта – негласной границей. Пока что. Портовые города отходили северянам, они превращались в самую мощную морскую державу, стремясь ограничить Керчию и собирать больше налогов за торговые пути; об этом тоже стоило подумать, ведь это, в конце концов, ударит и по Шухану. Аппетиты Фьерды росли, но они не говорили об этом открыто. Конечно, они смолчат, но затем уже – никого не спросят. Ярл Брум был не таким простым, как мог показаться вначале. - Что же касается дрюсье, - начал фьерданский советник. – Господин Брум настаивает, чтобы они были преданы суду. Фьерданскому суду. О, конечно. С последующим сожжением. Они все знали, что шансов выйти из Ледового Двора у гришей нет. Ни одного никогда не оправдали. Этот упрямец Брум совсем не понимал ценности их дара, тогда почему они должны достаться ему? Уж шуханцы бы точно нашли им применение. Часть колдунов Макхи заберёт себе для создания хергудов, это она уже решила. Их учёные сильно продвинулись за последнее время, не зря же они смогли соединить сталь гришей, рутений и кости, чтобы изобрести новое войско, которое даже для гришей было угрозой. Следующий шаг – за руанитом. Дар гришей – жемчужина, которую Макхи хотела заполучить в королевскую сокровищницу, однако её учёные так и не смогли раскрыть эту тайну. Некоторые полагали, что дар находится в селезёнке, однако теория не подтвердилась. Они и так извели слишком много гришей за последнее время, нужны новые подопытные. Детей с даром можно было забрать из Малого дворца и воспитать уже здесь, в Шухане. Как Тавгарадцев, например, сделав из них элитный отряд. А следующее поколение уже не помнило бы, что истоки его – в Равке. Они бы назвали Шухан своей родиной, не считали бы равкианского царя своим благодетелем и почти что отцом. Время бежит быстро и всё забывается. Они бы стали защищать Макхи как свою любимую королеву, которая спасла их от тирании Равки. Военная мощь Шухана усилится, и даже союз с Фьердой окажется не нужен. Столь далеко идущие мысли не давали Макхи покоя, но она понимала одно: её долг – усилить небесную империю. Даже такими методами. Рынок в Кобе рос, торговля гришами продолжалась, но у Макхи была личная заинтересованность в этом, поэтому порицать работорговлю приходилось лишь на словах. Это вредило её репутации, но она усердно платила эту цену. Однако был один гриш, интерес к которому не мог сравниться с остальным. Дарклинг. Его уникальный дар… Какого хергуда они могли бы создать. Или из его детей. Сколько же времени и сил она потратила, чтобы найти других подобных ему в мире. Даже несмотря на то, что призвала Фиолетовый лотос, гильдию ассасинов, которая располагалась здесь, в Амрат-Йене. Поиски были пустыми. И это означало лишь одно – самыми сильными гришами, а значит желанными для неё, оставались Дарклинг и эта его Санкта… Её влияние росло, как бамбук под дождём в дворцовом саду, и это тревожило Макхи. Собранная страна, сплочённый народ мог оказаться куда более грозным противником, чем они планировали изначально. И эта ошибка с Западной Равкой… Плохой знак. Этот слабак Раевский в последний момент отказался от сделки и перешёл на сторону Равки. Не без участия Санкты, как выяснилось позже. Однако у Шухана ещё оставались преимущества и главное из них – ассасин в тайном совете Дарклинга. Даже он не смог разглядеть этот фиолетовый лотос на своей поляне, отравляющий их тонким ароматом лжи. Не зря они столько обучали этого равкианца. Но главным была личная неприязнь к своему правителю. Как считала Макхи, Дарклинг порой действовал неаккуратно, не разменивался по мелочам, многим жертвовал, но и многое получал. Эта тактика приносила свои плоды. И не всегда хорошие. Он всё ещё оставался грозным противником, однако сейчас, без Каньона, сила гришей не казалась такой ужасающей. Видимо, внутри у них не было согласия, раз они уничтожили Каньон, лишив самих себя такого оружия. - Хорошо. Я подпишу это после того, как дело будет сделано. Передайте господину Бруму, что предварительная договорённость достигнута, - Макхи улыбнулась и фьерданец кивнул. - А пока – насладитесь красотой нашего дворца. Сейчас как раз цветёт вишня. Слуги вас проводят. Советник поклонился и вышел. Им будет, чем заняться оставшееся время, Макхи в этом не сомневалась. Императорский дворец состоял из нескольких секций, часть из которых была закрыта для простых людей. При входе люди миновали трое ворот, а на выходе – уже пять. Украшенные скульптурами мифических животных и оплетённые цветами, они казались небесной дорогой, о которой так много пели их музыканты. Сам же дворец располагался ровно в центре столицы, при постройке архитекторы сверялись астрономически. По поверьям монаху приснился его план, и он сразу же поведал об этом своей королеве из династии Табан, она и построила дворец, ставший чудесным домом для Макхи и её родственников. Она любила это место, всё здесь было продумано и выглядело грандиозно, однако не навевало мыслей о чрезмерности. Из материалов они использовали мрамор, дерево, плитку, украшая всё золотом и красными тканями. Дабы оградить от врагов, дворец построили фасадом главных зданий на юг, тем самым он обращался спиной к враждебным силам севера. Высокая стена вокруг дворца и его земель скрывала жизнь королевской четы в тайне от любопытных жителей Шухана. Рядом даже был ров с водой и перекинутыми мостами. Два из них предназначались только для королевы, ещё два – для чиновников и лишь один для простых жителей. На земле вокруг дворца было много павильонов, беседок, садов, галерей, озёр и прудов с чистейшей водой, где плавали карпы. Макхи любила здесь гулять, иногда даже устраивала советы на улице, но особенно ей нравился павильон Соприкосновения Неба и Земли, а в беседке Прихода Весны она любила рисовать. Когда фьерданец покинул переговорный зал, Макхи тяжело вздохнула и опустилась на резное кресло. Попытка договориться с Брумом о лучших для себя условиях пока что не увенчалась успехом, но это не значит, что она оставила эту затею. Фьерданец оказался удивительно непреклонным насчёт этого вопроса. Макхи нечем было надавить в подобной ситуации, ведь техническая оснащённость Фьерды поражала, с ними приходилось считаться. Но оставлять всё на данном этапе переговоров Макхи не хотела. Это значило упустить шанс переделать границы, а следующего раза пришлось бы долго ждать. И если она не добьётся этого напрямую, то… Стоит посмотреть в другую сторону. Что будет, договорись она с Дарклингом? Макхи всё ещё слишком мало знала о нём, но и тех обрывков сведений хватало, чтобы понять – таинственный гриш был вполне умён, чтобы понять своё положение. Из всех троих стран Равка находилась в худшем состоянии. И ей не избежать войны, вопрос только с кем. Пройдут ли они между молотом и наковальней, ведь столкновение на два фронта требует огромных ресурсов, или ограничатся короткими стычками на границе. Что если предложить им короткую передышку и не вовлекаться в эту войну, пусть Фьерда ослабит Равку, а потом Макхи захватит её всю. Быть может, даже выдастся шанс сделать это без войны, а значит и без потерь. Дарклинг так опекает своих гришей, будто родных детей, столько вкладывает в их развитие и жизни, так что если предложить ему безопасность - согласится ли? И чем он готов пожертвовать, чтобы сохранить им жизнь?Алина
Дни в темнице текли долго и монотонно, но я не жаловалась – было время подумать. Александр забрал у меня кафтан, снова. Как же глупо, особенно сейчас. Он сам учил меня, что статусы – ничто. Картограф, заклинатель, даже Санкта… всё это – лишь грани, отражающие Свет. Неужели он думал, что сможет ранить меня этим? Задеть? Я уже не боялась его. Да и что он мог сделать? Убить? Но меня мало волновала моя смерть. Забрать всё? Так ведь у меня ничего и не было. И эта пустота дарила спокойствие, о котором я раньше не знала. Освобождение от привязанностей, держащих всех нас в коварной ловушке ума. Дела, прошения, встречи… Я так увлеклась последними событиями, что совсем позабыла о себе, но в темнице привычная жизнь схлынула, оставляя лишь самое важное. И тогда я услышала его. Om̐ anantāya… Снова тот голос. Он преследовал меня уже столько времени, а я отмахивалась, словно от назойливой мухи, но сегодня всё было иначе. Сегодня он – желанный гость, который развеет томительную скуку. И у меня было для него время. Я опустилась на пол, прислонившись к стене, и потянулась за шёпотом, который казался таким загадочным. Снега. Бескрайние, далёкие… И тьма. Первозданная. Белая долина на фоне бесконечного мрака кажется почти нереальной. Но существует ли она?.. Я смотрю вниз. Босые ноги, здоровые и без порезов, но под ними не тает снег, а мне не холодно. Я делаю несколько шагов вперёд, но хрупкий снег не проваливается подо мной, не скрипит привычным хрустом. Поднимаю глаза к небу. Глубокий синий цвет. Нет. Даже чёрный. Надо мной три спутника. Луна, Фатта и Леля – догадываюсь я. Но даже не удивляюсь, почему они на небе. А под ними – волны холодного цвета. Лилового, сиреневого, голубого. Они словно льются с неба, окрашивая его в призрачные тона, завораживая меня тонкой игрой, переливаясь звёздчатым сапфиром. И струятся… струятся прозрачной лентой, раскинутой древним божеством, обитающим в чертогах бесконечной ночи. Такое далёкое… северное сияние. Я читала о нём в книгах, но сейчас на небе оно казалось грандиозным представлением, которое мне чудом довелось узреть. Я двигаюсь ему навстречу, срываюсь на бег, но оно всё так же далеко, недостижимо. Лишь три ока этого странного мира молча взирают на меня, словно ночные стражники. Я бегу вперёд, будто лечу, так движения совсем лёгкие и быстрые, но картина застывает, замирает, являя тщетность моих усилий. В груди поднимается уже привычный трепет, но я останавливаюсь и вскидываю руки. - Да прольётся свет солнца, - срывается с моих губ. Сияние тут же ударяет в небо, заставляя прищуриться, прятать глаза. Я оборачиваюсь, и снег под ногами превращается в песок. Зыбкий, мягкий, похожий на свежемолотую муку, которую Ана Куя хранила в амбаре. С моих рук срывается жидкое пламя, заполняющее собой всё вокруг. Я вновь поднимаю глаза к небу. Северное сияние в ночи пропало, являя мне солнце. Нет. Не одно. Целых два. Большое и маленькое. Законы этого мира не вызывают сомнений. Я смотрю на него и понимаю, что должна бы ослепнуть, но лишь продолжаю вбирать свет через глаза, впитывая кожей, принимая странные правила этого места. - Думал, уже и не позовёшь… - раздаётся гулкий голос. Он появляется ниоткуда и растворяется вокруг. Словно существует везде, словно его и нет. - Кто ты? – оглядываюсь я, но никого не вижу. – Появись. Тот самый голос, который доносился ко мне всё это время. - Как скажешь, Солнцеокая. Передо мной возникает силуэт, сотканный из солнечного света, столь яркого, что я не могу разглядеть говорящего. - Я солнечное существо. Мы служим заклинателям Солнца и являемся проводниками знаний, о которых не дȯлжно забывать. Хранителями библиотеки, о которой ты уже знаешь. Я не могу вымолвить и слова, лишь пытаюсь рассмотреть сгусток света, сквозь который со временем проглядывает силуэт. Глаза привыкают, и он уже не кажется таким ослепляющим. В голове роится столько вопросов, что я не знаю, с чего начать. - Где я нахожусь? - Неужели не узнаешь? – мне кажется, в голосе существа скользит удивление. – Добро пожаловать в чертог твоей души. - Моей… души? – лишь молвю я. Воспоминания о том, как я блуждаю во тьме, и как твари с красными глазами жадно смотрят на меня, готовые кинуться со всех сторон, нахлынывают ярым потоком, заставляя усомниться во всём происходящем. - Не может быть… - Какая же ты упрямая. Я столько пытался достучаться до тебя, и вот, ты здесь. Но всё ещё не веришь. - Как я могу поверить в такое? Быть может, ты всего лишь иллюзия, порождённая моим сознанием. Слишком многое в моей жизни было не тем, чем кажется, чтобы я сразу доверилась чужаку. - Что ж, если таков твой выбор, Солнцеокая, то я исчезну… Свет моргает, начиная бледнеть. - Нет! – пугаюсь я. – Подожди. Сначала расскажи мне всё. - Неточные вопросы порождают ещё более неточные ответы. Что ты хочешь знать? - Расскажи мне про заклинателей Солнца. Почему я одна? Есть ли ещё такие же… и про мою силу. На миг воцаряется тишина. - Трансцендентные души иногда воплощаются у вас… - Какие души? - Трансцендентные. Те, что накопили огромный опыт за череду своих многочисленных воплощений и завершили те уроки, которые многим ещё только предстоят. Это ты… - Я? Но я ничего не знаю. Совсем. Слова солнечного существа кажутся ещё более безумными, чем вначале. Я всего лишь картограф, сирота, без семьи и друзей, дерево, вырванным с корнем, что я могу знать? - Да. Ты только начала пробуждаться от сна. Тебе много предстоит постичь. А вот Беззвёздный продвинулся чуть дальше… - Александр? - Я не знаю ваших имён. Они для нас ничего не значат. Я говорю про живую Тьму, что учит тебя быть Светом, которым ты рождена изначально. Я всё больше запутываюсь в словах солнечного существа, лишь отдалённо чувствуя, что глубоко в словах - правда. Она отдаётся в душе яркими порывами, мириадами частиц вспыхивает в разуме, озаряя то, что прячется во мне столько времени. - Путь его души… очень своеобразен. Очень сложен. Беззвёздный служит другим, выбирая методы, которые порождают скверну. Но зло на благо добра обращается в ещё большее зло. Он запутался в иллюзии обособленного «я». Столь глубоко, что уже не способен сам очнуться от неё. И тем самым открыл врата в себе для скверны. Тебе нужно закрыть их. Даже это странное существо необъяснимым способом связывает меня с Александром. - Он запер меня. Я помню, что нахожусь в другом, более понятном мне мире. Взгляд падает на руки, чистые, белые, без оков из руанита. - Свет нельзя запереть ни в одной темнице. Только если ты сама позволишь. И ты выбираешь это. Но в твоих силах всё изменить одной лишь мыслью. - Звучит слишком чудесно, - вырывается у меня. - Ты и создана творить чудеса. Удивительно упрямые в последнее время заклинатели Солнца. Незрячие, глухие… вы так быстро всё растеряли. Все знания, которые мы тысячелетия собирали и храним. - Но как мне справиться со скверной? – наконец, решаюсь я на главный вопрос. – Она владеет его сердцем. - Не только его. Она есть и в тебе. В этот момент свет внутри существа разрастается, ослепляя меня белым сиянием, и я вижу, как моё тело просвечивает, по венам вместе с кровью разливается тьма, которая питает меня. Как и говорил Александр, скверна помогает. И сейчас она – часть меня. Я хочу очиститься, выпустить её из себя, словно паразита, отделаться от грязи. - Сначала победи себя, а потом… потом ответы будут не нужны. Ты всё поймёшь. Став Солнечной, тебе откроются знания без слов и вопросов. - Я не знаю как. Об этом не написано ни в одной книге, - я хватаю себя за плечи, лишь бы не видеть чёрные потоки внутри. - Ты не можешь не знать. Ты рождаешься с этим, - существо оборачивается, указывая на небо. – Ты уже видела два светила. Большое – солнце вашего мира. Твой личный источник. А за ним – Альциона, центральное солнце, которое питает все остальные. Ты можешь воззвать к ним, очиститься, если ты готова к этому. Но помни, что лишь одна мысль о страхе может разрушить тебя. Обрети меркабу, своё световое тело. Тогда никто не сможет причинить тебе вреда. - Альциона значит… - я смотрю на далёкую звезду, которая словно подмигивает мне белым светом. - Обожжёт… Осторожнее. - Мне уже нечего терять, - усмехаюсь я. – Ставки слишком высоки. Чтобы справиться со скверной, нельзя идти на полумеры. Свет дальней звезды ровно горит перед нами. Я вспоминаю слова Александра про то, что стихия проживает себя: без страха, без жалости, без ожиданий. И в этом её сила. Солнце светит всем одинаково. - Что ж… твой выбор, Солнцеокая. Да будет так и прибудет с тобой сила Всеединого Творца. И помни… Я уже не вижу солнечное существа, оно растворяется в окружающем мире, разноцветными отблесками пробегая по песку. Не существует иной тюрьмы кроме тюрьмы сердца твоего… Не существует иной скверны кроме скверны духа твоего… Не существует бога иного кроме Творца Всеединого… Не существует религии иной кроме Любви. Я смотрю вперёд, на свет, который на миг кажется непривычно чужим. Он сжигает, опаляет, но очищает и возрождает. Это уже случалось со мной, но… даже мне сейчас он видится таким далёким и непонятным. Опасным. Смертельно. Так его и ощущал Александр, когда я говорила ему про очищение. Угрозой для жизни. Кто пройдёт через это? Но если я испугаюсь сейчас, не пойду на свет, то буду жалеть об этом вечно. Ведь какой смысл доказывать свои убеждения, когда можно стать ими? Ради него, ради себя… ради всех нас… В мире есть только два пути – служение себе и служение другим. И только один из них ведёт к Богу, - вспоминаются слова отца Андрея. И я уже сделала выбор. Пусть он сожжёт меня дотла, обратит в ничто, растворит в себе, если я не достойна быть его носителем. Хранителем чистого света в сердце. Я простираю руки к небесам, призывая свет. Как тогда, на поляне вместе с Александром, когда он касался меня, передавая часть энергии, но сейчас мне не нужен усилитель, ведь границы и преграды надуманны. Я поднимаю солнце. Огромное, заполняющее всё пространство, беспощадно палящее. Призываю силы Альционы и ощущаю, как энергия, не знакомая мне, упругая и сильная, рьяная, быстрая, течёт через мои руки, покалывая в ладонях, на всех фалангах пальцев. Она живая, трепещущая, пылающая. Солнце увеличивается, его свет затапливает горизонт, бежит волной по поверхности, выжигая всё и вся. Сжигая скверну, тьму, сжигая страхи и сомнения, сжигая меня. На миг кажется, что он ударит болью в каждой клетке тела, растопит его, словно слабый металл. Но сияние проходит сквозь меня, я не оступаюсь, держу его, словно дикого зверя, которого собираюсь укротить, и лишь наши воли в безмолвном поединке. Зёрна страха зарождаются в голове, и я хочу закрыться, чтобы спастись, боясь, что он уничтожит и меня, но в глубине души уже ощущаю, что со мной ничего не случится, ведь я есть Свет. Это моя стихия. Он проходит сквозь меня, землю, небо, взрывая пространство и изгоняя всё чужеродное, гниющее, оскверняющее… всё, что заставляло меня вязнуть в себе. Кожа тает, словно старая ткань, распадается, исчезает. Сквозь меня, сквозь тело льётся сияние. Особенно через глаза. Я вижу мир в другом свете. Через семена Любви, посеянные Светом в моём сердце. Отныне – чистом. Я ещё более целостная, чем была раньше. Настоящая. - Просыпайся… - шёпот вокруг. Я резко вдохнула, открывая глаза, не сразу понимая, где находилась. Сердце яро стучало, кожа лоснилась. Память по капле возвращалась ко мне, не позволяя забыть всё, что со мной произошло. Я приподнялась на локтях, оглядывая темницу. Я лежала на полу совсем у другой стены. Восприятие изменилось, но я не могла уловить как. Детали приобрели иное значение. Я встала и принялась отряхиваться. Через окошко солнце струилось в комнатку, принося крохи тепла. Руки всё ещё покалывало, будто я призывала стихию, энергия не унималась, рискуя сломать меня, если я не выпущу её наружу. Руанит был моей преградой, но он – всего лишь металл. И Александр доказал это, научившись контролировать его. Вот только я пойду другим путём. Я подняла руку, призывая дар. Ток энергии от сердца быстроходной рекой хлестнул к рукам, усиливая покалывание в пальцах и заставляя окову разогреться до нестерпимого жара. Она горела на моей коже, плавилась, свет пробивался – из рук, из кожи, из-под металла… Белый, без вкраплений тьмы, новый. Мой. Он столь ярко осветил комнатушку, что на миг мне показалось, будто я снова в странном сне, в другом мире, где всё подвластно лишь одному моему зову. Вдруг зашуршал замок, дверь скрипнула. Я отпустила дар, позволяя ему скрыться. Никто не должен знать о том, что я могу. И кем стала. Принесли еду, но аппетита не было. Теперь, став Солнечной, я могла получать энергию напрямую из источника, как и Александр. Осталось решить, как выбраться отсюда. А я сделаю это. И теперь уже ничто не способно меня остановить.Анастасия
Я открыла глаза, наслаждаясь ощущением мягкого одеяла и уюта, о котором успела позабыть за время в темнице. Взгляд терялся во мраке, кажется, была глубокая ночь. Пахло свежестью, сквозь которую пробивался аромат трав. Пустырник, алтей… - узнавал разум по привычке. Я резко поднялась, пытаясь понять, где нахожусь. Цепочка событий выстраивалась в голове, играя с памятью и создавая то, что, как мне казалось, не могло произойти. Сердцебиты, Анислав, Александр… наш разговор в темнице и его пощёчина. Последнее, что я помню, как с меня снимали оковы, а дальше – лишь тьма. Я оглядела комнату. Его комнату. Вдруг мрак в глубине комнаты шевельнулся и поднялся с кресла. Я замерла, вглядываясь в него: силуэт становился чётким, осязаемым. Он медленно приблизился ко мне, опустился рядом на кровать. Страх кольнул сердце, и я дёрнулась в сторону, пытаясь оттолкнуть его, пнуть в живот, промежность… - Уйди! Отпусти меня! Не хочу тебя видеть! – я упёрлась в него ладонями. Мрак не растворился под моими пальцами, но словно загустел, стал более плотным. Он прижал мои ноги к кровати и поймал руку. - Тише… - ласково прошептал он. – Иначе ты потревожишь… их. Одеяло соскользнуло, обнажая тело, и его рука опустилась мне на живот. Я в миг остановилась, всё ещё порывисто дыша, но уже не стараясь ударить его. Он всё знает. И он здесь, со мной. Всё ещё со мной. Вздох облегчения вырвался из моей груди. Я опустила руки на его ладонь на моём животе. - Это твои дети, - слабая улыбка тронула мои губы. - Я знаю. Конечно, ты знаешь. Ты же следишь за всеми… Я посмотрела на его руку на моём животе. Только сейчас осознала, что я совершенно голая, с лица пропали царапины и ушибы, волосы гладкие и распущенные, а руки – чистые. - Кто меня лечил? - Анна. Мой старший товарищ. Надеюсь, не разболтает о том, что видела здесь. Он встал и отошёл к столику. Звякнул фарфор. - Вот, она сказала тебе нужно пить это, чтобы восстановиться после руанита. Только сейчас я поняла, что не ощущала холодного металла на коже, а значит, дар целителя со мной. - И это поможет тебе успокоиться, - он вложил горячую кружку мне в ладони. - Успокоиться? – вспылила я. – Успокоиться, значит? Да что ты несёшь! Я кинула в него кружку, кипяток пролился на кровать. Он поймал её. - Не заставляй меня снова вливать тебе это в горло силой, - холодно сказал он, возвращаясь к столу и зажигая свечу. Одинокого огонька хватило, чтобы разглядеть его лицо. - Да, ведь по-другому ты не умеешь, - с болью в голосе выпалила я. – Зачем тогда снял с меня оковы? - Осторожнее, я всё ещё могу вернуть их. Но мне приходится искать другие пути, ведь вы как дети малые, способны причинить вред не только другим, но даже себе. Сами того не осознавая. Поэтому приходится учить вас силой. Повисла тишина. - Я думала, ты любишь меня, - заплакала я, закрывая лицо. - Я люблю тебя, - сказал он, садясь рядом и обнимая меня. – А вот ты меня, кажется, нет. - И это – твоя любовь? - слова утонули в моих всхлипах. Что может быть страшнее, чем когда тебя бьёт и насилует любимый мужчина? - Я говорил тебе, что люблю, как умею, но ты не слушала - сказал он, прижимая меня к себе и мягко гладя по голове. - Ты ударил меня. Ты. Меня. Ударил. После всего… - Тогда постарайся, чтобы этого больше не повторилось. Его слова хлестнули меня. Как пощёчина в темнице в ту ночь. - Александр, хватит, пожалуйста. Хватит меня мучить. Я больше не вынесу. Но если ты ещё хоть раз причинишь вред мне или моим детям, клянусь, я убью тебя. И никакой руанит тебе не поможет. Повисла тишина, гнетущая, долгая. Она растворяла наши чувства, превращая их в густой поток ожиданий и недопонимания. Я чувствовала, как она давила, теперь уже – на нас обоих, но уступить ему и в этот раз я не могла. - Хорошо. Больше никто тебя не тронет. Даже я. Обещаю, - сказал он, прижимая меня к себе. Я обняла его в ответ. Сколько продлится хрупкое равновесие, воцарившиеся между нами, не знал никто, но я готова пойти на многое ради него. Однако теперь уже было то, чем я ни за что не поступлюсь. Наши дети. - Я не знаю, что мне делать, - прошептала я. - Родишь. Это проблема? – спросил он, вставая и подходя к столу. До меня донёсся едва уловимый запах настоя. - Нет, - чуть подумав, ответила я. – Но я же… мы же… дети вне брака – это… У меня в горле пересохло, когда я вновь вспомнила, чем грозила эта ситуация. И что мне ещё предстоит. - Я подумаю над этим, - он вновь подошёл и протянул мне кружку, садясь рядом. Я попробовала настой, очень насыщенный и оттого горьковатый. - Ты не женишься на мне, - наконец, озвучила я свои мысли. - Не женюсь. Я уставилась в кружку. Конечно. Я знала, что так и будет. Чего ещё я ожидала? Он женится на Алине, Макхи или, в крайнем случае, – на какой-нибудь княжне, а я для него – слишком неподходящая партия. Я тяжело вздохнула. Никогда не думала, что моё положение когда-нибудь окажется недостойным. - Я устрою для тебя брак, - сказал он. – Никто не посмеет усомниться в твоей репутации. Я понимала, зачем он это делал. Пытался защитить меня, как умел. Из-за любви, которую он дарил мне, как умел. Осенённые разумом, его чувства превращались для меня в искажённый язык, который всё сложнее было понимать. Сердце наполнялось тяжестью от его слов, сжималось, не желая соглашаться с происходящим, разбиваясь о реальность и правила, которые довлели надо мной. - Нет, - выпалила я. – Не нужно. - И как же ты будешь? Я пожала плечами, опуская взгляд. Никакого выхода для себя я не видела, но точно знала, что не хочу соединять судьбу с чужим человеком, даже ради своего благополучия и репутации. Александр положил руку мне на лицо, приподнял его, вынуждая посмотреть ему в глаза. Я не хотела, боялась, но всё же… всё же… Встретилась с ним взглядом, окунувшись в прохладу тёмных озёр, казавшихся такими бездонными, даже пугающими своей загадочностью. Александр медленно приблизился ко мне, запечатлев мягкий поцелуй на лбу. На миг я ощутила его чувства, такие нестройные, смутные, казалось, непонятные даже ему. Он вздохнул, погладив меня по щеке, и поднялся с кровати. Я так и сидела не шелохнувшись, лишь грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, словно шею сковал руанит. Он прошёл к креслу и опустился в него, переводя взгляд на меня. - Ты же любишь сказки. Я поведаю тебе одну. Правда, боюсь, она тебе не понравится. Я приподняла подушку, устраиваясь поудобнее. Спать сегодня больше не придётся. - Её звали Люда… Ты спрашивала как-то… Люда, - повторил он, словно удивляясь, как оно звучит из его уст. - Она была целительницей, правда сама долгое время не знала об этом. В те века за дар могли сжечь даже в Равке, и мы прятались как животные по норам, избегали людных мест, словно прокажённые, грязные, недостойные… Я тяжело вздохнула. История, его история… и я слишком хорошо знала, какой у неё конец. - Я уже тогда научился прятаться и легко скрывался, не оставляя следов. Особенно после того случая с Анникой, моей подругой, которая обманула меня, решив, что мои кости в качестве усилителя дороже, чем дружба и любовь. И я впитал устои с детства: не доверяй никому, не болтай много, работай, и тогда ты понравишься. Особенно простым крестьянам. Так я и поступал, кочуя из одной деревни в другую, попутно ища сведения о даре и гришах, чтобы развить свою силу. Его голос, пропитанный равнодушием, звучал так отстранённо, словно он рассказывал мне небылицу, словно это и не случалось с ним никогда. Другой человек не разглядел бы за напускной небрежностью лёгкую грусть и принятие, которые тонкой нитью скользили во всём его повествовании. Многие века, стоявшие между нами, навсегда делали нас непохожими, непонятными друг для друга. Его жизнь была много тяжелее любой нашей, и я сомневалась, что могла бы вынести его невзгоды и остаться в рассудке. Сила духа стала основой для человека, которого я знала как Александр, и позволила ему построить лучшую жизнь. Для нас. И мы принимали её как данность. Мир стал лучше, приятнее, чище, теплее и безопаснее, но не для него. Александр продолжал жить так, словно война не окончена, да и видел ли он сам её конец? Но она никогда не завершится, если не остановить её внутри себя. - Пока не забрёл в одну, на северо-востоке, на границе с Фьердой. Рядом были озёра, укрытые густыми хвойными лесами, столь непролазными, что лишь лоси да медведи могли пройти, поэтому мало кто знал о ней. Жили там неплохо, спокойно, и я понадеялся, что смогу пробыть там дольше, быть может, даже останусь. Какой же я был наивный дурак, - усмехнулся он сам себе. – Староста отнёсся ко мне хорошо, и я поселился в доме одной вдовы с ребёнком. Помогал им, чем мог. Однажды я вызвался с отрядом из деревни отправиться в лес на крупных животных, чтобы запастись мясом к зиме. Холода там были, конечно… не то, что здесь. Его рассказ яркими картинами вставал перед моими глазами. - Я с севера, - тихо напомнила я, улыбнувшись. – Зимы нам не чужды. - Считаешь себя северянкой, но даже не видела настоящей зимы. Видимо, фьерданцы тоже охотились, потому что мы встретились с ними в лесу, и они напали на нас. Многих ранили, кого-то даже убили… У меня задело руку и верх лёгкого. Даром я тогда пользоваться не рискнул, а фьерданец с мечом оказался искуснее меня. Раненых отвели к знахарке и её дочке. Но какогȯ же было моё удивление, когда я, почти мёртвый, потерявший столько крови, через несколько дней встал на ноги, словно ничего и не было. - Она вылечила тебя, - снова улыбнулась я, отпивая чай. - Да. Но удивлён был не только я. Она не поняла, что произошло. Я живой усилитель, и когда она коснулась меня, её дар пробудился. Представляю, как она испугалась. Я вспомнила, как проснулся мой дар. Изначально у корпориалов не было разделения, но первый раз зачастую показывал склонности к разрушению или созиданию. - С того момента я насторожился. Захотел узнать, почему она так рисковала, выдавая себя, выдавая, кто она есть, свой дар. Я подловил её в лесу, когда она собирала травы. Тогда и понял, что она знает меньше моего. Её мать тоже была целительница, но скрывала это даже от мужа, надеясь, что это проклятие не заденет её детей. Проклятие… - он задумался на мгновение. - Как же нам всем тяжело жилось. Дар – проклятие. Я размышляла над этим, понимая, что нравы того времени казались мне дикими. Как можно отрицать часть себя, называть непотребством и убивать за это? А что бы они подумали о скверне? Сейчас наших знаний хватало, чтобы понять, чем является дар, чтобы очистить его и развить, научиться владеть силой. И начал это всё – Александр. - Я стал следить за ней – не расскажет ли, не придут ли за мной в один день. Был настороже. Долго. Но время шло, а никто так и не явился в мой дом. Кроме неё. Сначала она расспрашивала меня про дар, мы стали гулять, встречаться чаще. Она научила меня кататься на коньках и слушать песню зимы каждый год. Тогда я узнал, как поёт лёд. А потом ты поведал тайну мне. Разделил сокровенные воспоминания со мной. - Она была красивой? - Да. - Прямо как я? – лёгкая улыбка тронула мои губы. - Как ты. И всё же… было в нас что-то похожее для тебя, Александр. Я обрадовалась его словам, но улыбка быстро сошла с моих губ: он помрачнел, столь сильно, что меня на мгновение окутал холод, сковывающий всё живое, словно неведомый волшебник открыл окно в зиму. Я натянула чёрное одеяло до самой шеи, однако оно не спасло меня. - У неё был наречённый жених. Его звали… нет, пусть сгниёт в безвестности, и забвение станет его проклятием, - его голос стал жёстче прозвучал сталью и льдом. - Их родители уже договорились, но мне было плевать. Я впервые за столько времени встретил человека, которому мог доверять, которого мог полюбить. И любил. Я готов был договориться со всеми тогда, а если бы не получилось – просто украл бы её и увёз подальше, чтобы никто не мешал нам. - Ну а что же она? - Мы дрались с ним постоянно. Она перевязывала нам обоим раны, пока на празднике в середине лета, наконец, не выбрала меня. Тогда поздно вечером, после всех игрищ и забав, когда пары стали разбредаться в уединённые места, я увёл её в лес. Она поначалу сомневалась, знала, куда я веду её, но всё-таки пошла. И там мы занялись с ней любовью. Я стал её первым и единственным. О эти чувства, когда я наконец заполучил её. Для неё, наверно, всё было немного иначе. О, да… для нас и правда всё по-другому. Холод бесшумной поступью покинул его слова, сменился теплом и нежностью, которые откликнулись в моём сердце. И как же трепетно слушать его историю, случившуюся столько веков назад. - Так мы стали встречаться ещё чаще, иногда уединяясь по разным местам. Я учил её дару, тому, что знал тогда. А знал я немного. - И сколько тебе было? – я поставила пустую кружку на столик у кровати. - Двадцать один. - Боюсь представить, сколько было ей. - Да, ещё меньше. Но в те времена взрослели раньше. Замуж выдавали лет в четырнадцать. Никто никого не спрашивал. Но мы были осторожны. Так осторожны, что в один день нас обнаружили. Поднялась большая смута, говорили все: родители того ублюдка, отказываясь от женитьбы, родители Люды, соседи… Для неё это был кошмар, тогда я просто взял её за руку и увёл в другое место. Я поёжилась. Мне это только предстояло. Столкнуться со слухами и дурным мнением о себе. Тогда вся деревня болтала, а что же будет со мной? - Мы жили в домике за лесом, на самом краю, и никто не знал о нас. Она пошла за мной. Ну а что ещё ей оставалось? В тот раз я губил не только свою жизнь. Однако какое-то время мы неплохо жили. Больше не скрывали свои дары. Она лечила меня, когда я неудачно охотился, - он улыбнулся. - И я многому тогда научился. Но главное – выживать. Мы больше не боялись быть вместе, и в один день она забеременела. Моё сердце ускорилось, а мышцы напряглись. Мы приближались к роковому концу, который послужил началом всей его истории, истории Дарклинга, Чёрного Еретика, которого не боялся разве что глупец да безумец. - Зима тогда выдалась особенно лютой, и я долго скитался по лесу, ночевал прямо там, выслеживая лося. Было очень тяжело. Как никогда. Я уж думал, что умру, замёрзну прямо там, так меня подкосило. И держало лишь то, что я не мог бросить её одну. С нашим ребёнком. Поэтому пошёл на то, чтобы применить разрез. Это нас и сгубило. Если бы я только знал… Мрак сгустился, тени ожили, и время словно замерло. Я ощутила, как целиком и полностью погружаюсь в ту эпоху, в его прошлое, в его чувства, становлюсь частью его мира, который сейчас казался более реальным, чем наш. И его сердце вновь открывалось мне. Мы все порой совершали ошибки, но как жестоко, что его – оказалась столь дорога. - Я даже не думал, что мой разрез приведёт к нам врагов. Но именно так и случилось. Я всё ещё помню тот день, - он замер на мгновение, остановился, и я ощутила всю тяжесть его мыслей. - Не стоит, если ты… - осторожно начала я, кутаясь в одеяло. - Нет, я закончу, - быстро перебил он, будто боясь, что и правда не сможет. – Тогда я был в лесу, охотился на мелкую живность да собирал дрова. А когда вернулся – её уже схватили и привязали к дереву. Я старалась не проникаться его чувствами до конца, мне и так не поздоровилось недавно, не хотелось снова погружаться в пучину отчаяния. - Этот ублюдок чуть не изнасиловал её. Беременную. Если мне когда-нибудь суждено умереть, то я и в аду его достану. Зная Александра, я была уверена, что так и будет. Именно поэтому ты сделал всё, чтобы мы могли себя защитить, - Малый дворец, ордены гришей и обучение. - Они сожгли её как ведьму, а меня заставили смотреть. Мне готовили ту же смерть, вот только всё пошло не так, - горько усмехнулся он. – Дар, подкреплённый моими тёмными чувствами, хлынул наружу, чистый, незамутнённый. Но напитываясь ненавистью и жаждой мести, он тяжелел и искажался, разрывал пространство, создавая то, что сейчас вы называете Каньон. Называли. Многих энергия убила сразу же, и они превратились в волькр, мертвечину, вечно голодную, слепую от боли и гнева, охотившуюся за живыми, не столько из-за пищи, сколько из желания убивать. Волькры. Я никогда не видела их, только слышала, но и эти рассказы пугали. Дети скверны, неестественные, уродливые, с расщеплёнными душами, потерянные и забывшие себя. Уже навсегда. - Но трое сбежали. Однако у меня впереди была вечность, а вот у них… Я шёл за ними, и кровь лилась мне под ноги. И столько её было… - его глаза блеснули, и я ощутила, как мрак в его словах обретал силу. - Я сжигал деревни, где они жили, убивал всех, кто помогал им, их семью вырезал до последнего человека. Весь их род. Я даже рукописи сжигал, чтобы не было никакого упоминания о них. Чтобы весь мир забыл о них, словно их никогда и не было. Молва обо мне пошла даже дальше, чем я ожидал. И вот, когда осталась последняя жертва, тот самый ублюдок, её наречённый жених… я специально оставил его последним и дал немного времени, чтобы страх выбил из него всю душу к моему приходу. Он говорил, а всё в моей душе холодело, покрывалось ледяной коркой от слов, что я слышала, от картин, которые стояли перед моими глазами, - мёртвыми крестьянами, уродливыми волькрами, тьмой Каньона и Людой на костре. Жестокость жителей деревни к Александру и Люде обернулась нечеловеческой жестокостью с его стороны. И сложно было судить его, но и принять я это не могла. Слишком тяжёлая ноша, слишком большая потеря. И слишком мучительная боль. Ох, Александр, что же ты наделал… С миром, с собой… со своей душой, что до сих пор хранит память тех веков. - И я нашёл его. Конечно, нашёл. Он отлично прятался, но в конце уже подустал. Потерял надежду. И не зря. Я бы у самого дьявола его из пасти выдрал, чтобы лично растерзать его душу. Я убил его не сразу. Долго думал, как буду это делать. Представлял себе в деталях, однако я тоже ошибся. Всё было не так. Я бросал разрезы один за другим, пока всё его тело не превратилось в кровавое месиво, а затем сжёг его дом, - он говорил про огонь, и пламя полыхало в его глаза. Пламя ненависти, пламя мести. - Но вопреки ожиданиям моя душа не успокоилась. Пока я был гоним местью, у меня была эта цель, смысл жизни, планы, но вмиг я потерял всё. Мне больше незачем было жить. Я молчала. Всё мне было предельно понятно. Так бывает, когда посвящаешь всю жизнь разрушению. На этом нельзя построить счастья, ведь, причиняя боль другим, ты ранишь и самого себя. Но по его действиям мне казалось, что он так и не понял простой истины. От этого призраки прошлого порой являлись ему, обретая плоть в других людях и пугая. - Куда ты ушёл? - На юг. За знаниями. В Шухан. Но это уже другая история. Он отвёл взгляд, и мне стало легче дышать. Прошлое вновь обратилось в пепел, оседая внутри, и позволяя реальности стать ярче и важнее. И вот, она снова перед ним, его беременная любимая, которую он потерял так давно. Я ощущала его задумчивость, лёгкую, невесомую, почти неуловимую мысль, которая овладела им в тот момент. Столько лет прошло, и мы снова на пороге катастрофы. Перед ним целительница, и снова – беременная от него. Что это? Насмешка мира, ирония, совпадение?.. Путь, который он однажды не завершил? Неправильно свернув единожды, был вынужден застрять в причудливом лабиринте, пока не найдёт выход. Не примет важное решение. Не скажет верных слов, которые давно должен был сказать… Я медленно поднялась с кровати, откинув тяжёлое одеяло. Тусклый свет догорающей свечи скользнул по моему обнажённому телу. Он посмотрел на меня, хотел ли отстраниться? Я подошла к нему и взяла за руку, осторожно перебирая его пальцы, а затем опустилась ему на колени, устраиваясь в тёплых объятиях. Прижалась теснее, снова вдыхая запах морозной ночи, которую сегодня мы прошли вместе. - Мне так жаль… так жаль… Так не должно было быть. Ты этого не заслужил, - я коснулась губами его щеки. Он промолчал. Ничего уже не изменить, но это и не нужно. Прошлое дано не для того, чтобы его менять, а чтобы на его основе построить лучшее будущее, осознав свои поступки, какими бы они ни были. Мы так и сидели в объятиях друг друга. Я горячо шептала ему нежности, пытаясь исцелить взбухшие на душе шрамы, что он открыл мне сегодня. Я ласково гладила любимое лицо, приручая его самого, его боль, которая утихала с каждым тёплым словом, с каждым невесомым поцелуем, сегодня значащим больше чем страстные порывы в прежние ночи. Я положила руки ему на плечи, заглянув в глаза. Мы думали об одном. - Я твоя Люда? – мой тихий голос растаял в бархатной тишине. Я долго вглядывалась в серый кварц, пытаясь увидеть то, что он так привык скрывать, уловить его истинные чувства, сонастроившись с ним, без слов рассказать, что в этот раз всё будет иначе, окрасить будущее в иные тона светом своего сердца. Поделиться ровным сиянием, на которое откликнется его душа. - Нет, ты моя Анастасия, - он, наконец, улыбнулся мне, погладил по голове. Александр поделился своей историей, и я надеялась, что она больше не будет давить на него. Всё когда-то заканчивается, так пусть же его рассказ останется в прошлом. Нужно жить дальше. Тем более, что нам теперь было ради чего жить.