не насилуй меня, отражение, мон амур: мазохизма без этого, вроде бы, здесь хватает. подожди ещё часик, пожалуйста, — я умру. /стань мне верностью, вечностью, венами, вертухаем/ не дыши тяжело так. не надо. не рви струну, ведь всегда оставляла то крыши, то льды, то похоть. как же это достойно — прочувствовав, утонуть. /не скулить и не рваться. не плакаться и не помнить/ (с) Километры твоей жизни | Николаева
Анастасия
❤❤❤
Я осталась на несколько дней в Большом дворце, в комнате Александра. Дар вернулся, и это придавало сил. Стало легче, ведь я могла чувствовать своих детей. Биение их сердец напоминало, что я теперь не могла думать только о себе. Их состояние было важнее всего. Я хотела попросить Александра вернуть мне кафтан целителя, но пока не решалась. Он всё ещё злился, хоть и умело скрывал это, но я чувствовала его гнев за подчёркнутой вежливостью и отчуждённостью. И как он сторонился меня по вечерам. А я сердилась на него – от опустошающего бессилия, от того, что сидела взаперти одна. Но были и другие мысли, которые не давали мне покоя. Алина, Женя, Зоя… Как они там? Что с ними будет? Сидя здесь, я ничего не узнаю, даже если он убьёт всех. Но после столь откровенного рассказа, что он поведал мне в ту ночь… Неужели он всё ещё жаждет проливать кровь? Думать об этом не хотелось. Я боялась – за себя, за него, за всех. И этот страх снедал мне сердце. Пусть всё закончится – здесь и сейчас. Забудется, как небылица, рассказанная одиноким путникам, заплутавшим в незнакомых тебе местах. Но ведь его память лучше нашей… Я так и сидела на кровати, когда он вернулся к себе. Сегодня – даже раньше чем обычно. Слышала, как он бесшумно затворил дверь, как тихие шаги раздавались по комнате, как наливалась вода в стакан. В последнее время он пил только её. Я вышла из спальни в кабинет. Александр сидел в кресле и читал, даже не взглянул на меня. В неприкрытые шторами окна лился свет вечерней зари, мешаясь с ярким, мерцающим сиянием нескольких свечей, возвышавшихся в серебряном подсвечнике, залитом воском. Я прошла чуть дальше, остановилась у стола, за которым он обычно работал. Опустила взгляд на рукава с кружевными манжетами, которые скрывали следы от руанита. На шее и запястьях так и остались красные полосы, приходилось смазывать их абрикосовым маслом. Длинная ночная рубашка с глубоким разрезом до бедра оставляла простор для фантазии. Я не стала завязывать белые ленты, и пена кружев на груди трепетала от моего дыхания. Александр бросил на меня быстрый взгляд и вновь вернулся к чтению. Я сделала несколько шагов к нему и опять замерла, так и не решаясь отвлечь его. - Чего ты хочешь от меня? – спросил он, не отрываясь от книги. - Ничего, - замявшись, произнесла я. - Да неужели? – наконец, Александр поднял на меня взгляд, захлопнув том. Было так неуютно под взглядом этих серых глаз. Я не хотела чувствовать вину, играть по его правилам, говорить, что он прав, ведь для меня всё было иначе. Я не делала ничего плохого. И всё ещё не понимала, за что он наказывал меня. - Мне одиноко… - осторожно начала я. – Не с кем даже словом перемолвиться. Сижу здесь как… в темнице. Я внимательно посмотрела на него. Черты его лица обострились, и он снова стал похож на статую, бесконечно прекрасную и столь же далёкую, принадлежащую древнему миру, в котором мне не было места. - К тебе Никита приходит, - бесстрастно ответил Александр. Он изредка наведывался ко мне, приносил еду. Тогда я вызнавала жалкие крохи сведений, которыми он неохотно делился со мной. - Мне не нравится сидеть взаперти. - Ты заслужила, - устало сказал он, откладывая книгу. Я уже увереннее подошла к нему, протянула руку. - И твою отстранённость я тоже заслужила? Злиться стоило бы мне, но… Он медлил, а затем всё же обхватил ладонь, притягивая меня к себе. Его прикосновения отзывались в теле приятным покалыванием, но сегодня всё было иначе. Я прильнула к нему, наслаждаясь запахом абрикоса, который окутал нас. Он не прогнал меня, но и не обнял, как раньше бывало, мягко поглаживая по спине и даря чувство покоя. - Я не злюсь. Он всё ещё плохо ощущал свои чувства, не мог смириться с ними, признать, что они сильнее, что существуют вне его воли и контроля. Что влияют на него даже зримей, чем проклятый руанит на дар. - Не наказывай меня, мне и так тяжело, - сказала я, оплетая его шею руками. – Моё сердце болит обо всём. - Тогда тебе тем более лучше оставаться здесь, - сказал он, чуть подавшись ко мне. Моё сердце ускорилось от едва заметного движения, от того, как его рука скользнула по моей талии, медленно перебирая складки ткани. Не было ни сил, ни желания снова спорить с ним, пытаясь пробиться через непоколебимую уверенность. Он не сомневался в своей правоте ни мгновения, не позволяя даже крохотной бреши возникнуть на её идеальной поверхности. - Нет. Я изведу себя бесплодными думами и возненавижу всех. Возненавижу тебя. Но ты же хочешь... хочешь чтобы я тебя любила, чтобы гладила вот так по голове, чтобы говорила ласковые слова, - нежно прошептала я, глядя ему в глаза. Но в этот раз я тоже знала, что права. - Хочешь… - слабая улыбка тронула мои губы. Он не ответил, но я и не спрашивала. Все хотят любви. Даже самые тёмные создания из глубин бездны жаждут её, выслуживаются перед хозяином в надежде получить крохи тепла, которые согреют их в ледяной пустоте. - Так позволь мне… Я провела пальцами по его коже, поднялась к лицу, чуть задержавшись, позволяя ему насладиться моим теплом. А затем коснулась уголка его губ своими, легко целуя, зарываясь рукой в тёмные волосы и прижимаясь к нему теснее. Он ответил мне, открываясь понемногу, проникая в рот языком, крепче сжимая мою талию. Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Прямо сейчас. Ведь через поцелуй я всегда пойму, что он чувствует ко мне. Через то, как сбивалось его дыхание, как толика нетерпения отражалась в каждом его движении, как он прильнул к моим губам, пробуя их на вкус, словно забыл, каково это, как его пальцы перебирали мои волосы, пропуская прядь за прядью. Он говорил со мной через прикосновения, которые пробуждали во мне столь разные чувства. Он всё ещё любит меня. И хочет. Я отстранилась, не давая ему увлечься. Улыбка так и застыла на моих губах. Я опустила глаза и призвала дар, но его тело молчало. Теперь он каждый день пил руанит, но плохой же я корпориал, если надеюсь только на дар. - Я занят. А тебе нужно спать, - сказал он, отпуская меня. Я приблизилась к нему, замерев у лица. Моё дыхание на бледной коже, чуть приоткрытые губы. Если бы он знал, как маняще действует на меня сейчас, заставляя сердце зайтись в сладостном порыве… Я улыбнулась своим мыслям. Нашла его ладонь и стала поглаживать длинные пальцы. Тепло его тела, мягкость моих рук… Я положила его руку себе на бедро, накрыв его ладонь своей. Провела чуть выше, задержавшись на талии, затем к груди. Ткань была тонкой, и я слишком хорошо чувствовала его пальцы сквозь ночную рубашку. Я положила его руку себе на лицо, проведя по ней щекой и прикрывая глаза. Вспомнилась наша прогулка на озере. Словно место из другого мира. И каким он был тогда со мной… юным и искренним… я скучаю… Мои губы коснулись его пальцев. Он потянулся ко мне, потрепав по щеке, провёл рукой по красной полосе, оставленной ошейником из руанита. Взгляд серого кварца задержался на ней, далёкий, бесстрастный, нечитаемый. Он прильнул губами к шее чуть выше ключиц, приспустил ткань ночной рубашки, оголяя кожу. Я повела плечом, сбрасывая сорочку с одной стороны, которая медленно соскользнула с меня, задержавшись на упругой груди. Колдовские чары неспешно возникающей наготы опутывали его, заставляя отдаться мне вновь. Он оставлял влажную дорожку на моей коже, скользя языком от шеи к груди, а затем взял её в рот и начал посасывать. Я прижалась к нему, зарываясь рукой в его волосы. Мои стоны прервали тишину. - Скажи мне… что будет… с Алиной и остальными, - тихо спросила я. - Тебя это не касается, - резко ответил он, отстранившись и прямо глядя мне в глаза. В них сверкнула сталь, а вот мои – полнились дурманом, желанием снова отдать ему больше чем у меня было. - Это всё я… это моя вина. Моя глупая затея. Они здесь ни при чём, - начала я, прижимая его к себе. – Отпусти их. - Даже не знаю, что меня больше задевает – что ты принимаешь меня за идиота или что ты снова мне лжёшь? – его глаза вспыхнули, он переместил руку с моей груди на шею и сжал её. Дышать стало тяжелее, и я замерла. - Ты обещал… - сдавленным голосом произнесла я. - Иди лучше спать, пока я снова не сделал того, о чём пожалею. Снова? Неужели он жалеет, что ударил меня? Или… Он убрал руку с моей шеи, взяв меня за подбородок и до боли впиваясь пальцами в кожу. - У меня лишь одно желание сегодня. И ты его исполнишь. Перестань. Мне. Лгать, - каждое его слово отдавалось эхом в моей голове. – Навсегда. Его взгляд, пронизывающий и обжигающий, говорил мне о большем, чем о простой просьбе. Наконец, он убрал руку. - Хорошо. Доброй ночи, любимый, - холодно сказала я, чмокнув его в губы и возвращая ночную рубашку на плечо. А затем ушла в спальню. После этого я больше ни о чём его не просила. Через несколько дней Александр всё же отпустил меня. Убедился, что со мной всё хорошо: отметины после руанита зажили, а беременность протекала без проблем. О доверии говорить не приходилось, поэтому меня навещала Анна, и Александр узнавал о моём состоянии только у неё. Хотелось перекинуться с ней парой слов, но мы никогда не оставались наедине. Однако я видела чувства, которые отражались в её глазах. И к моей радости там не было осуждения. Я снова оказалась в своей комнате, в которой теперь ощущала лишь пустоту. Даже чуждость. В последний раз мы беседовали здесь с Алёной. Кто же знал, что после этого я проведу столько дней в темнице. Запах сырости и холод снова окутали меня, возвращая в мрачное прошлое, которое всеми силами хотелось забыть. И серый кварц, горящий тёмным огнём ненависти, способным сжечь тебя дотла. Я вздрогнула, сбрасывая мучительные воспоминания, ещё одни в копилку личных кошмаров. Но он обещал… обещал. И я верила ему. Хотела, чтобы беременность заставила его взглянуть на мир иначе. Александр отстранил меня от работы, и я остро ощущала собственную ненужность. Это давило. Неопределённость во всех отношениях быстро сводила с ума. Мир превратился в зыбкие пески, где моим единственным островком безопасности по иронии стал Александр. Ведь если родители отрекутся от меня, то он не бросит своих детей. Я сидела в глубоком кресле, не зная, чем себя занять. Комната в миг потеряла для меня привычный уют и превратилась в темницу. Необязательно запирать человека, чтобы причинить боль или наказать. Достаточно просто забрать весомую часть его жизни, тем самым разорив душу. Я даже не подозревала, какое это счастье просто ходить в лабораторию корпориалов и заниматься делом, для которого я была рождена. И это неотчуждаемое право распоряжаться своей жизнью у меня забрали. Я провела рукой по подолу розового платья, которое прохладной волной струилось по моим ногам. Теперь же я мечтала о военной форме. Взгляд скользнул в окно, на то, как набухали нежные бутоны яблонь, вот-вот готовые расцвести. В прошлом мае я гуляла под ними, беззаботно радуясь жизни, даже не подозревая, что через год … Раздался настойчивый стук в дверь. Я никого не ждала, но всегда радовалась гостям, поэтому сразу же открыла дверь. На пороге стоял Алексей. Я невольно отступила. - Ну, здравствуй. Его лицо мне сразу не понравилось. Обычно радостное, с сияющими глазами, сегодня оно было серьёзным, даже строгим. - Здравствуй, - лишь ответила я, сжав пальцами ручку двери. - Сторонишься меня… А стоило бы кого другого, - он поджал губы. - О чём ты? - Я разговаривал с Дарклингом. - О чём? – сглотнула я, крепче вцепившись ладонью в дверь. - О тебе. - Обо… мне? Моё сердце замерло. - Да, и он кое-что мне рассказал, - Алексей отвёл взгляд, словно бы собираясь с мыслями. - Что рассказал? - я отступила, впуская его в комнату. Не хватало обсуждать такие вещи на пороге. Он покачал головой. - Даже не хочу произносить. Скажи что это не так, - Алексей прямо посмотрел мне в глаза, подходя всё ближе. В них плескалась надежда, просьба, даже мольба. Что я сейчас скажу заветные слова, и его думы растают, словно лёд по весне. - Что «не так»? – прошептала я. - Что вы... что ты с ним… Как же не хотелось причинять ему боль. Я так устала от этого. Чувствовать её вместе с другим человеком, словно мы все были связаны одной нитью, невидимой, от сердца к сердцу, от ума к уму. Я отвернулась и отошла к окну. - Ты молчишь, - раздался голос за моей спиной. – Говорила, что ты не с ним. Ты солгала мне. Так, значит, он был прав насчёт тебя. Я резко обернулась. - Что он наговорил тебе? – голос прозвучал жёстче, чем мне бы того хотелось. - Что раздевает тебя, где хочет. Это… правда? Кровь отлила от моего лица. Александр, и у кого из нас ещё язык длиннее? - У нас с ним… всё сложно. Я не обязана ни перед кем отчитываться, но Алексей мне не чужой. Грубить ему тоже не хотелось. - Что сложно? Настя, что сложно? – он подошёл ко мне и взял за руки. Я хотела отстраниться, но просто не могла сделать и шага. Лишь опустила взгляд. - Всё и всегда просто – либо да, либо нет. Неужели ты любишь его? Мой взгляд метался от его лица к двери; за окном раздался смех, гриши гуляли в свободное время, и я захотела оказаться среди них. Где угодно, даже в Сикурзое, сражаясь с хергудом, только бы не слушать доводы Алексея. - Да, - во рту пересохло, и от того слово прозвучало смазано. В его глазах взметнулась буря, они потемнели, предвещая ураган из чувств, готовых выплеснуться на меня. - Как ты можешь его любить? После всех слов, что он говорил о тебе… У него столько крови на руках и столько грехов за плечами. Он принуждает тебя? - Нет! – дёрнулась я. – Нет. Не говори так о нём. Слёзы сдавили горло, и я заплакала, спрятав лицо в руки. - Почему вы все так о нём говорите? Хватит. Это всё неправда, неправда! Вы ничего не понимаете! Но только судите. Даже грубые издёвки Анислава не доставляли мне столько боли, как суждения других об Александре. Я не хотела ничего слушать, ведь чужие слова вызывали лишь гнев. Алексей обнял меня и стал гладить по спине. - Зачем ты связалась с ним? Оставь его. Он ничего не принесёт тебе кроме страданий. - Да что ты знаешь? – я оттолкнула его, освобождаясь от чужих рук. – Что вы все знаете о нас? Лишь говорите о нём плохо, убеждаете оставить его, забыть, как фантазию, которую я выдумала будто маленькая девочка. Но какое у вас на это право? А вот мне он и слова плохого про вас не сказал. В моих глазах плясало пламя, я злилась на всех, и Алексей был сосредоточением моего гнева. Он застыл, уголок его губ дрогнул в грустной улыбке. - Скажи мне и я уйду. Прямо сейчас. Его безжизненный голос охладил мой пыл, унял бушующие страсти, которые рвали необычайно ранимую сейчас душу. - Я ведь думал о тебе всё это время, пока служил во Фьерде. Мечтал о твоих объятиях. Пока ты лежала в его кровати… - Я не хочу причинять тебе боль, - быстро сказала я. – Не вынуждай меня. - Я никогда бы не сделал этого, никогда не позволил себе, ты же знаешь, - он покачал головой. – Я ведь не он. Он жёстко бросил последние слова, с неприязнью и болью, с горечью, которая откликнулась во мне, сжимая сердце и заставляя дыхание сбиться. - Ты разбиваешь мне сердце, - сказал он напоследок. Алексей ушёл, оставив мне тяжкие думы и трепещущее сердце, изнывающее от чувств, которые возникали в нём столь часто, что мне казалось, я не выдержу. Пусть всё закончится и как можно скорее… Я тяжело опустилась в кресло, дрожащими руками беря стакан с водой. Гостей сегодня больше не хотелось.Алина
🌞🌞🌞
Время изменило привычный ход, заставив застыть в моменте, который потерял для меня начало и конец. Я словно вырвалась из обычной жизни и теперь взирала на неё со стороны. Даже темница не пугала меня, не давила и не смердела смертью. Она лишь выглядела временным пристанищем, которое я непременно покину. Временное пристанище… как и всё в этом мире. Иногда я призывала свет, уже не удивляясь тому, что руанит больше не мог меня сдерживать. Это было моей маленькой тайной. И я раздумывала о том, как выйду отсюда, пока в один день за мной не пришла охрана. Дарклинг недолго продержал меня в темнице, но я и не ожидала другого. Однако это означало лишь одно: он нечто приготовил для меня. Ещё несколько месяцев назад я бы не находила себе места, пытаясь разгадать его изощрённые замыслы и каждый раз проигрывая, но сейчас мне было всё равно. Охрана отвела меня в мою комнату. Я расспрашивала их о делах во дворце, но они молчали. Похоже, что Дарклинг запретил им общаться со мной. Пока я собиралась умыться, раздался стук в дверь. Это был Никита. - Алина, - поклонился он мне. Несмотря на то, что в глазах Дарклинга и Анислава я была предателем, Никита всё ещё выражал мне почтение. - Никита, почему я здесь? Он совсем не удивился, словно ждал моего вопроса. - Дарклинг зовёт тебя в тронный зал после обеда. За время твоего… отсутствия набралось много вопросов, требующих твоего решения. Люди хотят видеть свою Святую. Дарклинг не мог так просто отстранить меня от работы. Людям нет дела до наших внутренних перипетий: для Александра я могу быть кем угодно – предателем, убийцей, шпионом, но для людей так и останусь Санктой. И с этим дȯлжно считаться. - Хорошо. Никита, - я схватила его за руку. – Что с Женей и Зоей? Он покачал головой, опустив взгляд на мои пальцы. Обращаясь к нему, я заставляла его пройти меж двух огней, но мне нужны были сведения. Хоть какие-то, прежде чем я заговорю с Александром. И лучше, если они будут правдивы. - Ты знаешь его лучше меня. И что с ними будет… Пока они в темнице. Дарклинг ценил гришей, но никогда не жалел предателей. Вопрос лишь в том, кем он нас считал? Почти сразу же после Никиты ко мне пришла служанка с подносом еды. Я была не прочь появиться в общем зале, но меня не отпустили. Что ж, пришлось наслаждаться картофелем с овощами в одиночестве. Рыбу доставлять уже не могли, а для мяса было ещё рано, поэтому еда была лёгкой. Я лишь притронулась к ней, осознавая, что совсем не хочу есть. Даже несмотря на голод в темнице. Я больше не нуждалась в еде в таком количестве. Единственное, что мне отчаянно хотелось, - смыть запах сырости и затхлости. Вода была холодной, никто не нагрел её, но я радовалась и этому. Теперь и тело чувствовало обновление. Я открыла шкаф, размышляя, что надеть. Дарклинг подтвердил, что мы больше не Вторая армия, но у всего есть две стороны, а это значит, что я больше не подчиняюсь ему. Я провела рукой по золотистому кафтану Санкты. Алмазная россыпь на вышивке играла разноцветными огнями, притягивая мой взгляд, заставляя вспоминать моменты, когда я надевала его. Но действовать грубо больше нельзя, поэтому я выбрала длинное голубое платье с широкой юбкой от пояса и свободными рукавами, которое раньше посчитала бы легкомысленным, но сейчас мне не хотелось стеснять себя. Я надела его и подошла к зеркалу. Ещё влажные волосы белой волной упали на плечи, не скрывая ошейник из руанита. Он практически не ощущался. Как и оковы. Бесполезное препятствие, которое я могла растворить в любой момент. Сердцебиты пришли ко мне, чтобы отвести в тронный зал. Я чувствовала их напряжение, как они сторонились меня, бросали тяжёлые взгляды, не понимая, чего ожидать. Забавно. Неужели боятся, что я убью их разрезом и сбегу? У дверей тронного зала меня оставили одну, но я не стала задерживаться как тогда, боясь увидеть его. Страху больше не было пристанища в моём сердце, теперь мной владело лишь любопытство. Огромный зал полнился светом полуденного солнца; оно заглядывало в каждый уголок, в каждую расщелинку, принося с собой тепло, знаменую скорую смену сезонов. Лето. Оно уже стояло на пороге, вновь рождённое, вечно юное и прекрасное. Ноги в шёлковых туфлях утопали в ковровой дорожке, которая вела к трону. Мы были с ним вдвоём. Я сделала несколько шагов навстречу. Александр выглядел таким серьёзным и задумчивым, погружённым в свои проблемы, что я не смогла сдержать улыбку. Он всегда слишком много времени тратил на дела, которые порой решались сами, не требуя нашего участия. Но его гиблое желание всё контролировать отнимало силы. Сколько всего созидательного и живого он мог бы сотворить, если бы слушал всезнающее сердце. - Тебе смешно, - сказал он, чуть сузив глаза. - А тебе нет? – я пошла к нему навстречу. Он пронизывал меня взглядом, словно пытаясь рассмотреть истину в моих глазах. В душе. - Алина, что происходит? С каждым разом мне кажется, что я понимаю тебя всё меньше. Вот так ирония, а я тебя – всё больше. - Хорошо выглядишь. Власть тебе к лицу. Он не изменился – ни во взгляде, ни в улыбке. Не показал растерянность, даже если она была. Столь же собранный и уверенный, как и всегда. Владеющий ситуацией. Я не стала его разубеждать. Он мог убить одним лишь разрезом, одним жестом, одним движением воли, но это угроза ощущалась столь эфемерно, что я просто не могла в неё поверить. - Зачем ты отпустил меня? - Скоро узнаешь, - мрачно улыбнулся он. Я многозначительно закивала, смотря ему в глаза. Серый кварц словно покрылся толстым льдом, под которым двигались мысли – быстро, медленно – давая понять, что он говорил меньше, чем мог бы. Много меньше. - Ты же знаешь, что нет никакого заговора против Равки. Отпусти Женю с Зоей. Хотя бы их. Это всё я придумала. Он рассмеялся, и я позволила себе присоединиться к нему. - Это забавно, но тебе я верю. Кто ещё мог такое придумать? И втянуть Орлову в наши с тобой разногласия, - Александр отвернулся. – Неужели ты думала, что я не узнаю эти методы? Я и сам когда-то подложил Женю царю. - Только не говори, что тебе не понравилось. Я всё-таки старалась, - усмехнулась я. – Да и ты приставил ко мне Никиту. - Знал, что ты обратишь на него внимание. Никита – моё секретное оружие. Он может наладить отношения с любым. Но главное - он мне безгранично предан. Александр отклонился на спинку трона, пробежался расслабленными пальцами по подлокотнику. - Рада, что ты хоть кому-то доверяешь. Я говорила искренне. Вера должна начинаться хоть с чего-то. Хоть кому-то. Истинная вера, при которой сияние не подпускает ни единой тени сомнений в твою душу. - А знаешь, Алина, я тебе даже благодарен за Анастасию. Отличный выбор. Я почти повёлся, - сказал Александр вставая. Почти? Я улыбнулась лишь глазами, опуская взгляд. - Я сразу всё понял, ведь про Люду знала только ты. Так что твоя затея была глупой с самого начала. Он говорил твёрдо и уверенно, не допуская возражений, знаменуя лишь одну истину, но я знала, что за такой непоколебимой убеждённостью всегда кроется пускай и слабое, но сомнение. Не позволяя ему быть, ты лишь взращиваешь его в себе. - Тогда за что ты меня ругаешь? – мягко спросила я. Он подошёл вплотную и опустил взгляд на ошейник из руанита, столь знакомым движением убрал волосы с плеч, что у меня невольно затрепетало сердце. Пальцы прошлись по холодному металлу, словно случайно задевая кожу над ним, рука застыла. Я не отстранилась, пусть полюбуется на свои указания. Наши взгляды встретились, и теперь серый кварц уже не отливал сталью и не веял стужей. - Почему ты играешь против меня? Я столько раз просил тебя встать на мою сторону, говорил, что я не враг тебе. Александр взял меня за руку и стал мягко поглаживать тыльную сторону ладони. Зов его дара, в этот раз – тихий и ласковый, просящий ответить, манящий в глубину, медленно разливался по телу, обретая голос и власть во мне. Только не откликнуться, только не сейчас… Он не должен знать, что я его чувствую, что могу использовать свет, что сейчас уже всё по-другому. Моё лицо окаменело, и я попыталась скрыть все переживания, наполняющие меня в тот момент. Внимание обернулось во внутрь, следуя за чужим зовом, который змеился по просторам моей души. Я просто наблюдала, готовая в любой момент вышвырнуть его оттуда – никто не имеет права нарушать мою волю. Он лишь усмехнулся и, наконец, отпустил мою руку. Я так и не поняла, что он осознал от прикосновения. Несмотря на все знания и способности, что я получила, Дарклинг всё ещё оставался для меня серьёзным противником. И самым опасным. - Ты дрожишь, тебе холодно? – он опустил глаза. Я проследила за его взглядом и поняла, что моя рука подрагивает. Что бы он ни подумал, это совсем не то, что мне нужно. - Нет. - Даже не просишь снять с тебя оковы. Неужели начинаешь привыкать? – он протянул мне руку и я, повинуясь мимолётному порыву, приняла её. Александр столько раз заковывал меня в кандалы, самые разные, надеясь удержать, но по сути – боясь потерять, забывая, что и сам стал их узником. Оковы иллюзий, которые он носил уже столько времени, впились в его разум, заслоняя истину бытия. - А что, если попрошу, освободишь? - Конечно, всё ради тебя, Алина, - сказал он, проводив меня до трона. – Садись. Он давно ждал тебя. Александр разместился рядом со мной. Я вспомнила, как мы сидели здесь во время праздника, на котором гриши с Нового Зема и Дрожащих Островов подносили нам дары. - Всё ещё хочешь видеть меня своей царицей? – снова расслабилась я. Он никогда не боялся говорить напрямую, обнажал всё, раня окружающих. И в этот раз я решила поступить так же. - Ты не оставляешь мне выбора. Возможно, когда ты окажешься со мной совсем рядом, ты перестанешь видеть во мне врага, - серьёзно сказал он. - Место рядом с тобой уже занято. - Неужели ревнуешь? – усмехнулся он. - И не подумаю. Моё сердце не дрогнуло. Я не дам ему поссорить нас. - Я ничего не предлагаю тебе, Алина. Пока что. Но ты же знаешь, когда я предложу, у тебя не будет шанса отказаться. Я не стала перечить ему сегодня. - Зачем ты позвал меня? – наконец спросила я. - Приготовься, представление начинается, - он хищно улыбнулся, и моё сердце сжалось. Впереди была самая неприятная и ужасающая часть встречи – и в ней мне уготована роль жертвы, однако я желала остаться бесстрастным наблюдателем. Я смотрела в его сердце и не видела света. Той самой искорки, что в каждом сияла по-разному – тускло и блекло или ярко, порой даже ослепляющее, что говорило о развитых добродетелях. И чем сильнее и ровнее был этот свет, тем ближе он был к Творцу, тем больше его питал источник. Зачастую сияние было неровным: оно угасало и вспыхивало в зависимости от того, в какой ситуации находился человек. Вернее, какие мысли его наполняли. Если же оставался верным себе несмотря на сложности, свет не мерк, даже усиливался, укреплялся. Я могла бы воззвать к свету в сердце или даже создать его внутри, выжечь всю скверну, оставив зияющую дыру в душе, но это бы убило его, поэтому искала другой путь. Дверь распахнулась, и сердцебиты впустили мужчину в годах. Высокого, с суровым лицом, глаза его прятались под густыми бровями. Борода же с проседью, точно спрыснутая молоком, была аккуратно подстрижена. На его могучей фигуре был коричневый сюртук, подпоясанный кушаком. Сапоги же, сделанные из негнущейся кожи, напоминали бересту деревьев. Он смутился, увидев, что рядом со мной Александр. - Царь, - поклонился мужчина. – Санкта-Алина. Я видела, как его глаза заблестели, когда он обратился ко мне. Как задержался в поклоне. Я бросила мимолётный взгляд на Александра, но он словно превратился в статую, бесстрастную и холодную, и ничто больше не напоминало о нашем разговоре. Вечное божество, наблюдающее за миром, создателем которого сам и являлся. - Я Богдан, староста деревни Артын, что недалече отсюда. Всё у нас шло хорошо, да и на что жаловаться, покуда хлеб на столе, да земля родит… Он держался одной рукой за кушак, иногда перебирая его пальцами, словно он мог исчезнуть. Ему было так неудобно быть здесь, под этими высокими сводами и тяжёлым взглядом Александра. Я вспомнила, как меня первый раз привели к царю, и я совсем не знала, когда подойти к нему и как поприветствовать. Каждый шаг, казалось, обрекал меня на провал. - Не бойтесь, расскажите о своей заботе, и мы попытаемся помочь. Я снова бросила взгляд на Александра, но он никак не отозвался на мои слова, от него исходил леденящий холод, который ощущался на коже. А мне хотелось приобщить его к помощи своему народу. Нашему. Именно поэтому я говорила от нашего имени, а не только от своего. - Пропал сынишка мой младший, Радко. Не знаем, где искать его. Уже четыре дня прошло, мы все леса в округе осмотрели. Не дай Святые медведь его сожрал… Я настроилась на энергию внутри себя. Некоторые святые могли прорицать, но мне это было чуждо, однако я всё же доверилась силе. Просьба была простой и вполне вероятно, что я могла ощутить что-нибудь. Я видела свет в душе Богдана, более яркий, чем у обитателей дворца. Сердце жителя деревни очищалось природой и трудом, сохраняло изначальный свет, не ржавело так спешно от нераскаянных грехов. Они оставались простыми людьми и не сеяли в почву души семян пороков, доступных нам здесь. - Скажи, приезжали ли к вам сулийцы с представлениями неделю назад? – задумчиво произнесла я, поглаживая подбородок. - Сулийцы значит? Да, были такие… очень уж их артисты приглянулись нашему люду. Затейливые и весёлые, - оживился мужчина. - Радко уехали с ними, захотел мир посмотреть. Но не горюй – вернётся он. Дай ему время. Иначе он снова может сбежать. Тяжело родителям отпускать своих детей, особенно столь рано, но я чувствовала, что так будет лучше. Я видела, как лицо Богдана посветлело, когда он узнал, что Радко жив. Где бы он ни был, но с ним всё хорошо, и это главное. Я несла не только прямой свет, но и утешение людям. Как могла. И Творец помогал мне в этом. Он даровал мне очищение от скверны, и я должна была очищать других. А люди всё шли и шли. Но говорила лишь я, Александр не проронил ни слова. Просьбы были столь разные, что я не успевала удивляться, кто-то даже просил растолковать сон. Святые прозревали и исцеляли не по естественным способностям или приобретенным с помощью развития в себе скрытых сил, но по дару благодати Творца. Прозревать душевное состояние других людей – также одна из его способностей. У святых результат действия зависел от обращения к Нему, а не от многочисленных практик и тренировок. Конечно, они тоже давали результат, но кто мог сравниться с Создателем? Я смотрела на людей, столь непохожих и совсем разных, но вместе с тем обладающих одной чертой, которая сквозила в каждом их движении, сияла во взгляде и наполняла слова. Они считали святых чем-то далёким, недоступным, непонятным, но правда была в том, что любой мог стать святым. Более того – это долг каждого. Святость есть жизнь в согласии с Творцом, когда человек в своих поступках избирает добро, а не зло, предпочитает истину, а не ложь, стремится к правде, а не к заблуждению. Творец говорил через меня, наполняя мои речи любовью. И люди верили мне. Очередным просителем оказался молодой мужчина с худым и длинным лицом, он выглядел юно, однако уже обзавёлся семьёй и детьми. Его звали Биран. Из-под простого гречушника выбивались пряди прямых и светлых, как лён, волос. Стройный, с большими глазами, длинными пальцами, весь светлый и всё-таки приятный. На нём был застёгнутый сюртук и поношенные брюки, стоптанные внизу. Он долго сюда шёл, и от того на губах играла спокойная и вместе с тем печальная улыбка. Его глаза смотрели на меня так, как смотрят только глаза человека, исполнившего самую заветную мечту. - Санкта-Алина… я просто… я… хотел увидеть тебя. Я прошёл весь путь до Ос-Альты пешком. И всё это время думал о тебе. Хотел прикоснуться к твоей благодати. Я смотрела в его сердце, и свет улыбался мне. Той самой кроткой улыбкой, что сейчас озаряла лицо этого человека. Сияние было даже ярче чем у других жителей деревни, ведь мужчина принял аскезу. Я медленно поднялась с трона и направилась к Бирану. Зал полнился тишиной, но говорить мне не хотелось, ведь слова искажали истину. Когда я подошла к мужчине, он опустился передо мной на колени и коснулся губами полов моей одежды. Мне стало так неловко, я никогда не хотела этого, да мне это было и не нужно. Несмотря на мои силы, вечность, которую пророчил мне вновь обретённый свет, я не чувствовала себя лучше и сильнее остальных. Я вообще об этом не думала. Я протянула к нему руку, касаясь его лица, и он взял мою ладонь в свои. Мне захотелось дотронуться его светом, но я знала, что не могла призывать его здесь при Александре. Ну, ничего… в тебе ведь и самом его достаточно. Когда он отпустил меня, я вернулась к трону и опустилась на сидение. - Ну что, Алина, нравится тебе наш гость? Слова Александра прозвучали так неожиданно, что я резко обернулась на его голос. - В моём сердце найдётся место для всех, - лёгкая улыбка тронула мои губы. - А для меня? Ты же знаешь, я люблю единовластие. Дух окружающего пространства изменился: он налилось свинцовой тяжестью, страхом, вялостью, разрушая ту лёгкость и непосредственность, что я старалась привнести в общение с людьми. Александр встал и подошёл к мужчине, который уже поднялся с колен. Моё сердце замерло: я знала, что всё этим не ограничится. Слишком просто и легко, слишком хорошо. Однако к моему удивлению Биран не дрогнул, когда Александр приблизился к нему. Я помнила, как ещё тогда, в шатре у Каньона, дрожала перед Дарклингом, когда меня первый раз привели к нему, как готова была спрятаться, лишь бы он не смотрел на меня, не пригвождал пронизывающим взглядом холодных серых глаз, которые, казалось, смотрели в самую мою душу. - Алина, давай вспомним семь смертных грехов, которыми обладает каждый человек, и наш гость в том числе. Я нахмурилась. Александр снова заигрывал со смыслами, переворачивая правду так, как ему бы хотелось. Это и привело его в точку безысходности, его настоящее пристанище. В нас и правда таились пороки, будь то жадность или зависть, но те, кто освобождался от них, могли называться святыми. Я думала о том, что такие люди ещё были, жили в отдалённых уголках, не обозначая своего присутствия, не звали себя особенными. Это и было главным подтверждением их силы, ведь святой не думает о своей святости. - Ты молчишь… давай тогда я начну. Лезвие сверкнуло в его руках, и он отсёк палец Бирану. Тот вскрикнул, а я подалась вперёд, отчаянно сжимая подлокотники трона. - И первый – это вожделение. Необузданное желание, превращающее нас в рабов плоти. Я так и застыла в неудобной позе, слова не успели сорваться с моих уст. - Знаешь, Алина, я вижу в вожделении один очень весомый недостаток – оно делает нас слабыми. Угадай, почему? - Я не собираюсь играть с тобой в эти игры, - строго сказала я. - Очень жаль. А я думал, мы повеселимся. Неужели Санкта не подчинится своему царю? – он посмотрел на меня. Александр стоял там, внизу, но я чувствовала давление его воли, несгибаемой и такой злой в этот раз, что мне невольно поёжилась. - Алина, я так долго хотел тебя, что позволял тебе слишком многое. И твоя свобода завела тебя очень далеко. Непозволительно далеко. Но когда дело касается тебя, я всегда становлюсь рабом своих желаний. - Чего ты хочешь? – я говорила спокойно, потому что не могла позволить себе гнев. Больше нет. - Чего я хочу? Ты наконец-то задалась правильным вопросом. Мужчина дёрнулся, хотел уйти, но Александр грубо схватил его за плечо. - Может, я просто хочу, чтобы ты провела со мной время, поддержала мой разговор… Кстати, кто продолжит? Александр стряхнул кровь с кинжала и быстрым движением снова отсёк палец Бирану. Тот стоял не в силах пошевелиться и в этот раз закричал сильнее, зажимая кровоточащую рану. - Снова я? Вот незадача. Ну что ж… Второй – чревоугодие. Никогда не понимал обжорства, - скучающим тоном добавил Александр. - Что ты… - я не могла подобрать слов, чтобы остановить это непотребство. Платье сдавило грудь, дышать стало тяжелее. - Третий – жадность. Очередной грех желания. Как же глубоко она погружает человека в трясину этого мира. Все мы тонули в ней однажды. Мужчина резко дёрнулся, но Александр удержал его за руку и снова лишил пальца. Я сглотнула и резко поднялась с места. - Хватит, - сказала я, посмотрев на него сверху вниз. - Алина, если ты будешь мешать мне и здесь, я убью его сразу, - холодно бросил Александр. Мы встретились с ним глазами. И снова этот нечеловеческий блеск. Дикий, яростный, звериный. Я не видела там внутри Александра и понимала, с чем имела дело. Но как же тяжело сдержаться, просто не разрушив здесь всё. Неистово хотелось поддаться этому чудовищному безумию и снизойти до уровня животного, но тогда всё теряло смысл, ведь я сразу же проиграла бы. Я видела, как свет в душе мужчины мерк, как тьма в душе Александра густела, наливаясь злостью и мощью. - Он хотел увидеть Санкту? Он увидел. Так пусть страдает за неё, - он обернулся к мужчине. – Не думал же ты, что своими грязными лапами можешь касаться Святой? Всё чего-то да стоит в этом мире. И за своё желание ты лишишься рук. Биран что-то пробубнил, но я не услышала его. - Дальше лень, - с нажимом продолжал Александр, а я всё никак не могла отвести взгляда от человека перед нами. – Печаль о духовном благе. Я лихорадочно думала, как остановить Александра. Как прекратить мучения человека. Бездействие стоило слишком дорого. - Ну а сейчас перейдём к главному. Всё ещё никто не хочет продолжить? – он бросил на меня взгляд. – Гнев. Сейчас ведь ты испытываешь его, да, Алина? Он снова отсёк палец. - Нет, хватит, Александр, хватит. Чего ты хочешь? – я всё же позволила себе шаг в его сторону. - Хочу напомнить тебе цену твоих поступков, Алина, ты ведь никогда об этом не думаешь. А очень зря, - он посмотрел на лезвие и отрубил ещё два пальца. Биран уже просто скулил и упал на колени, больше не мог держаться и зажимать рану. Вокруг хлестала кровь. - Самые сладостные – зависть и тщеславие. И кто только назвал их грехами? Гордыня помогает столько достичь. Особенно за долгий срок, - он усмехнулся. Разные чувства наполняли мою душу, но я не позволяла им овладеть мной. Они больше не встанут во главе моих действий. - Что ты наделал? – воскликнула я. – Как он теперь будет работать? Кормить семью и обнимать детей? - В этом нет нужды. Это ведь ещё не конец. - Отпусти его. Неужели ты думаешь, что можешь задеть меня, убивая других? - А разве нет? Давай проверим, - жестокая улыбка застыла на его губах, и я тут же пожалела о сказанном. Александр поднял руку, и над ней заклубилась тьма. Чёрные волны становились гуще и насыщеннее, тяжелили, словно бы поглощая весь свет вокруг, впитывая и искажая его. Вязкие, словно смола, потоки мрака начали втекать Бирану в глаза, в нос, в рот, и он истошно закричал, взывая к свету, взывая ко мне. И тут я поддалась лукавой слабости, испугалась, всё же позволяя страху взять верх на мгновение. Тьма наполняла мужчину, пульсировала в нём, и я наблюдала, как свет внутри превращался в ничто, пытаясь бороться, смело, отчаянно, из последних сил… но всё же угасая, теряя веру капля за каплей, уступая власть всепоглощающему мраку. Я видела, как каменело лицо Александра, как стекленели его глаза, затягиваясь тёмной пеленой, как всё вокруг замерло, пытаясь справиться со скверной, чуждой этому миру. И всему живому. Пространство разрывалось, и из зияющего провала хлестала тьма, искажённая, уродливая, чужая. - Санкта! Санкта! – кричал Биран, и каждое его слово било мне в сердце, заставляя содрогаться. Я всё больше ощущала инородное присутствие скверны, и дух во мне восставал против неё. Против грязи, что я победила в себе. Сила поднималась во мне, осознанная, уверенная, готовая вырваться в любой момент. Я не могла отдать человека на растерзание скверне. В последний момент, когда мои руки засветились, Александр поднял на меня взгляд, но было уже поздно. - Нет, - процедила я, кидая в него разрез. Загрохотал гром, нас оглушило. Я призвала свет, не пытаясь остановить его потоки, просто позволяя ему литься с рук, заполнив собой всё пространство, цепляясь за последнее светлое, что осталось в человеке, чтобы спасти его жизнь. Его душа откликнулась, и я растворила скверну, которая тут же отступила, потеряв силу своего владельца. Белый свет мягко растворился вокруг, обнажая картину, которая раньше повергла бы меня в шок. Александр стоял передо мной с разрубленной до плеча рукой, кровь впитывалась в кафтан, капала на ковёр. От разреза она обрызгала всё вокруг, запятнав моё платье. Он поддерживал раненую руку, оглядывая место удара. - Алина, - ухмыльнулся он. – Ты всё же смогла. - В следующий раз я отрежу тебе руку, - бросила я ему, подойдя к Бирану и склонившись к нему. Он лежал без сознания. - В следующий раз я буду готов, - ледяным тоном ответил Александр. - К чему? Я не собираюсь сражаться с тобой, - сказала я, прикладывая руку к сердцу мужчины. - Ты уже это делаешь, - его глаза блеснули. Я вздохнула, вставая в полный рост. Руанит оплавился на мне, превращаясь в уродливые подтёки, которые должны были обжечь мою кожу, но я ничего не чувствовала. Мой взгляд падал на его руку, на кровь вокруг, и разумом я понимала, что нам нужен целитель. И не один. - Полюбуйся, ты всё же сделала это, - сказал он, проведя рукой по разрезу, смотря на своё тело так, будто оно было чужим, будто не его кровь стекала на пол, и чуть оступился. Я нахмурилась. Неужели переборщила? Я бросилась к выходу из тронного зала. - Эй, целителя, кто-нибудь! Передо мной показалось встревоженное лицо Никиты. - Алина, что слу… Он заглянул в тронный зал и остолбенел. - Целителя! А лучше – двоих. Только не Орлову, ей нельзя это видеть.