Я падаю так долго, что казалось бы, дальше уже некуда. Но падение продолжается. Когда это закончится, я, наконец, разобьюсь?
У нее так много вопросов к нему, но она знает, что не получит ответа ни на один из них. Он заткнет ее поцелуем, отвлечет укусом. Хотеть, не значит любить. Работает в обе стороны. За что, собственно, она могла его полюбить? Однозначно, это все самообман. Хитросплетенная иллюзия сознания. И вот, чувства уже холодеют. — Стервочка, в последнее время ты обделяешь меня вниманием. Тебе должно быть стыдно. — Я просто теряю интерес. — Вот как, — удивленно приподнимает он брови и улыбается. — Интересно, стервочка. Значит, ты меня никогда не любила. — Видимо так. — Лгала мне. — Я никогда тебе не признавалась. — Твое тело делало это множество раз. И даже сейчас, ты не смотришь мне в глаза. Лгу–нья, — тянет он последнее слово. — Ты думаешь, что тело всегда искренно? Я так не думаю, — горько отвечает она. Она хочет разрушить его давно устоявшиеся принципы. Бесстыдно врывается в его сознание, желая устроить в сердце дебош. Ее слова смущают его, это правда. Ее пессимизм заражает его. Она словно выбивает почву у него из-под ног. — И чему же тогда верить? — Я не знаю.***
— Постоянное удовлетворение удовольствий — это скучно, — говорит она. — Фригидная женщина, — отвечает он. — Тебе это все не надоело? — Это не может надоесть, стервочка. — А мне кажется, тебе настолько не хватает чего-то, что ты всеми силами пытаешься восполнить эту утрату развратом. Думаешь, что счастлив? — Нет, я не счастлив, стервочка. Я вампир. Ты не знаешь той скуки, которую знаю я. Ты не жила так долго. Но то, что ты так отрицаешь, приукрашивает мою жизнь, и я вполне этим доволен, — отвечает он, закинув руки за голову, и улыбается. — Пытаешься казаться равнодушным, но на деле ты просто боишься риска. Когда-то уже обжигался и не хочешь почувствовать это вновь? Ты жалок, — цедит она от злости. — Ну-ка повтори, — трезвит грубый голос, а рука сжимает хрупкую шею.***
С каждым днем она становится все увереннее. Это проявление ее сумасшествия? И сколько ей осталось, пока она не переполнит чашу его терпения? Лайто казалось, что он уже приручил ее. Но чем дальше заходит дело, тем больше он начинает в этом сомневаться. Так действует пробуждение? Ханаби ускользает, за нее все сложнее ухватиться. Она же в противоречивом сплетении обстоятельств все ближе тянет свои руки к его мертвому сердцу. Она должна быть наказана за это, но как же она будоражит его интерес.***
Следы от его рук на шее еще кажутся свежими, только укусы давно зажили. Кажется, словно она бьется о непреодолимую стену. Ничего, если верить его словам, пожалуй, она любит боль.***
То, чего поистине хотят люди, кажется ему недостаточным. То, что как ему кажется, достаточно для него, мало для людей. Человек пытается познать любовь, о которой говорят в книгах, но ее не существует. Лайто верит, что ее не существует. Убедить его в обратном. Из всех вампиров он больше всего жаждет любви. Он ненасытен, потому что в душе он глубоко отчаялся. Он разочарован.Неизвестно, какой силы свет должен прорваться в его душу, чтобы вернуть надежду.
— Во что погрузилась с таким вниманием, стервочка? — В детстве я любила эту книгу. Это «Изумрудный город». — Решила вернуться в детство? — Я и забыла, как мне нравится железный дровосек. — Почему это? Ей в голову пришло странное сравнение. Лайто, кажется, похож на железного дровосека. Поэтому она питает к нему чувства? — Мне было его искренне жаль. Сжималось сердце, когда я о нем читала. Так благороден и так несчастен. Если бы я могла, я подарила бы ему свое сердце. Показалось, что мертвое сердце забилось. — Как ты это красиво сказала, стервочка. Иди-ка ко мне...***
Как благородно! Она бы подарила железному дровосеку сердце. А если бы я подошел к ней и вырвал бы звонко бьющееся сочное сердце из ее груди, как бы она отреагировала? И когда это сердце будет у меня в руках, что почувствую я?***
Любовь — это всего лишь ложь. Ханаби убеждает его, что и то, во что он верит, ложь. Что же она делает с ним? Во что ему тогда верить? Если он вовсе перестанет верить, то его душа может совсем очерстветь, и, возможно, он станет таким безжалостным монстром, каким его породила когда-то природа. Что же ты делаешь, Ханаби? Он должен заставить ее замолчать...***
Всецело отдаваться вожделению, достигать пика наслаждения — все это бесполезно? Она говорит, как его дядя Рихтер. Откуда ей знать? Что она вообще видела в жизни, чтобы так уверенно судить? Либо она дура, либо она запуталась. Он выведет ее из этих потемок. — Тебе так хочется верить в обман? — Я не верю, что настоящая любовь — это обман.***
В последнее время он стал серьезнее, чем раньше. Непривычно видеть его таким. Ей непроизвольно захотелось его обнять, и ее руки обвили его шею. — Что ты делаешь, стервочка? — Я зря подошла? — Нет... можешь остаться.***
Впервые сталкиваюсь с такой. Ей недостаточно нашептать слова любви, чтобы заставить поверить. До чего же она ненасытна. Напоминает меня...***
— Ты усложняешь себе жизнь, стервочка. Гораздо легче жить, когда знаешь, что любви не существует. Ты обманываешь, тебя обманывают, но это уже и не радует, и не огорчает, ммм...ха... — прерывается лишь на поцелуй. — Разве это не более легкий, счастливый и приятный образ жизни? — Нет, это пустой образ...ах... жизни, — отвечает она, прерываясь лишь на стон. — Твое видение мира тоже обман. Тебе кажется, оно менее болезнен...ах..ное, но... от твоего способа жить мне еще хуже, чем когда я страдаю от любви. — Почему так? Еще хуже? Ее стоны говорят об обратном. — Может потому, что я человек? — Тогда я даже...ах... не знаю, что хуже: быть человеком или вампиром, — и легкая, но позже казалось, что горькая, ухмылка появилась на его лице.