— Какой слабый...
Кончиком языка облизывает губы, помада оставляет ярко-красный след, кровавый, алчный, влажный — Синьора чувствует эту слабость издалека. Как акула, почуяв запах крови, спешит к своей жертве как можно скорее, чтобы закончить её мучения.Вот только Синьора спешит их начать.
Схватить за горло, сжать, услышать хрипы, вонзиться в плоть ногтями, царапать, царапать, а затем швырнуть, как игрушку, набитую ватой. Показать своё величие, могущество, силу — пока это недоразумение лежит, скрючившись на полу, скуля и всхлипывая.Но Синьора никого не щадит.
Пощада — признак слабости, она уверена. Когда над Собором сгущаются тучи, никакие ветры Мондштадта не защитят своего Архонта от её беспощадного льда. От рук, сквозящих холодом, от взгляда, полного пренебрежения к таким, как он. — Правитель грызунов, — она лишь фыркает, не скрыв холодную усмешку. И впрямь, без своего Архонта жители Мондштадта — словно крысы, переносчики чумы, шныряют тут и там, брошенные, жалкие, отвратительные. Весь город их — трущобы, что свободой мнимой они глупо кличут. — Словно гниёшь в отбросах, и это твоя свобода? Смеётся, хищная улыбка пронзает тело Барбатоса вместе с копьём льда — давай, используй свой любимый ветер, попробуй выбраться из тех оков, в которые закован был своей же жалкою свободой.Вот тебе секрет: свобода без силы — ничто.
Синьора чувствует восторг, когда Архонт, величественный Барбатос — склоняется пред ней, словно пустышка. Когда осколки льда впиваются в него убийственной стрелой, она посмеивается — и это тот, кто пережил войну Архонтов? Смешно.Её кандидатура была бы явно лучше.
Все его оскорбления — не более, чем низость, достойная собаки. Пытается плеваться ими, ведь слабым больше ничего не остаётся. Синьору тошнит от этого: тонкими пальцами вгрызается в его ослабленную грудь, рвётся вперед — и вот оно, такая жалкая вещица, как и сам Архонт, стоит не более гроша. Цена его свободы — не более гроша. Цена его жизни — и гроша не стоит. Презрительно пинает его тело — большего ты не достоин — и уходит. Пускай о нём звучат колокола, пускай все видят, как же жалок тот, кому они свои молитвы воздают.Собаке — собачья смерть.