О сладких мальчиках и вампирских разборках

***

У каждого вампира есть своя история обращения. Кому-то везет больше, и тогда это что-то милое о любви, обещаниях и вечности. Кому-то везет меньше, и тогда это что-то мерзкое и грязное. Что-то об отнятой жизни, потерянных надеждах и одиночестве. Уён относился к третьей категории. Его никто не любил до того, как его обратили, но и потерять ту жизнь ему было нестрашно. Сонхва выбрал его. До него он выбрал Минки и Юнхо — сильных великанов, которые и мухи в своей жизни не обидели. Их Сонхва встретил лет за 100 до Уёна в замшелом госпитале. Минки умирал от какой-то вовремя не диагностированной заразы, а Юнхо держал его за руку и обещал, что все будет хорошо. Хотя конечно же тогда они оба знали, что хорошо не будет ничего. Но Сонхва они оба почему-то очень тронули, и вот пожалуйста — оба они бессмертны. Скованные любовью и кровью. Преданы клану лишь немногим меньше, чем друг другу. Уён нашел Сонхва сам. В каком-то смысле. Просто подошел к нему на улице и предложил купить себя за бесценок. Делайте, добрый господин, что вам угодно. Можете избить, можете трахнуть. — А хотите я вам спою? — Уён старался выглядеть очень уверенным в себе, хотя на тот момент не ел уже дня четыре и полагал, что пятый уже не наступит. У него всегда были большие проблемы с аппетитом: наверно поэтому матушка и выставила его из дома. Просто поняла, что этот рот ей прокормить было не по силам. Уён не знал наверняка причин, но понял бы ее, будь это так. Он и сам себя с трудом прокармливал. На улицах он прижился плохо. Слишком миленький для бандита, слишком слабый для бродяги. Он заболел в первый же мороз, и теперь его легкие болели на каждом вдохе. Пустой желудок — на каждом выдохе. Он не чувствовал телом ничего, кроме боли, и мечтал только о теплом супе. Он не хотел умирать. Но как-то смирился с тем, что иного выбора у него нет. — Ну спой, — ответил тогда Сонхва. Уён и спел. Заработал мелкую купюру, которой долго салютовал незнакомцу вслед. И то была самая вкусная миска супа в его жизни. По совместительству — последняя. Конечно Сонхва не составило труда найти его снова. С собой он привел незнакомца. — Я тебя сейчас убью, — сообщил ему тот. — А потом начнется твоя новая жизнь. Согласен? Уён кивнул от страха. А что еще он мог? Мужчины выглядели очень грозно и, если они решили убить Уёна, не было сомнений в том, что у них это выйдет. А очнулся Уён уже вампиром. И новую свою жизнь он обожал. И искренне полагал, что ее на его месте обожал бы любой, а потому, как и все его старшие и младшие братья, старался выкладываться на полную. Он платил ту цену, что требовал Создатель, делал что положено, ходил куда велено. Он был болтлив, хитер и изворотлив, так что сомнений ни у кого не было — его место в полях. Он стал отличным шпионом для клана. Когда-то приводил людей в их ловушки и капканы. Потом — выменивал у брокеров ценные бумаги. Он единственный в клане не чурался людей, не считал их всех ничтожествами и был готов общаться с ними часами — все это ему и поручили. Ну и было еще кое-что. Плата уже не за свою, но за чужую жизнь. Плата была болезненной, но напоминала о том, зачем все это нужно. Плата только укрепляла любовь. Создатель часто говорил, он непослушен. Своенравен. Создатель часто вздыхал, качал головой и притопывал, когда Уён открывал рот, но Уён все равно его открывал. А его все равно слушали. Может, он никогда не был самым послушным сыном. Но он всегда был верен и всегда был честен. И если спустя 200 лет ему наконец придется ответить за все то счастье, что он забрал у других, приняв предложение Сонхва, он готов. Эта жизнь того стоила. Но между тьмой и неярким светом подвала для него проходит лишь миг. А значит — жизнь снова принесла ему предложение, от которого не выйдет отказаться. К этому Уён всегда готов. — Давай сделаем это повеселее, хорошо? — Джисон скалится. — Я сам все буду говорить за тебя, а ты будешь хлопать моей гениальности, если я прав. Договорились? Минхо наблюдал за всем происходящим, смутно осознавая, что все это реально. Его лучший и единственный друг оказался вампиром. Был ли шанс, что это просто такое совпадение и Уён не имеет никакого отношения к вампиру, который угрожает Джисону? Никакого. Первой мыслью конечно было, что Уён и есть этот вампир, но Джисон бы тогда уже убил его, а не свернул шею. Уён бы сейчас не сидел скованным в их подвале, и они бы не ждали, когда сломанная шея срастется обратно. Да и вообще… Теперь, зная, что Уён вампир, Минхо отлично видел разницу между ним и Джисоном. Уён был чуть выше и, кажется, чуть старше в момент обращения, но аура его была куда слабее ауры Джисона. Старший вампир буквально давил младшего одним своим присутствием, и по реакции Уёна было понятно — он тоже это чувствует. Минхо только не понимал, всегда ли Джисон так выглядит или сделал с собой что-то в честь «визита». На нем была все та же толстовка, капюшон по-прежнему был на голове. Из просто подростка он превратился в угрожающего подростка и стал выглядеть еще более жутким. Пока Джисон с неофитом занимались Уёном, Минхо было поручено закончить с наполнением пакетов и прибраться. Джисон сказал, до пробуждения у них еще пара часов. После он собирался внушить всем собравшимся легенду о том, как прошел вечер и отпустить по домам. Всех, кроме Уёна. Его Джисон собрался то ли пытать, то ли допрашивать. Уён не выглядел так, будто эта идея ему понравилась, но какой у него был выбор? Джисон сидел на старой сломанной стиралке, стоявшей в подвале со времени прошлых владельцев. Вид у него был спокойный, будто бы ничего такого и не происходит. Однако перед тем, как вальяжно усесться, он вручил неофиту нож и велел стоять рядом. Неофит, к слову, вид имел очень решительный. Минхо не знал наверняка, была ли это сила Слова Джисона или же какая-то личная мотивация вампиреныша, но Минхо очень не хотел оказаться на месте Уёна. — Ты знаешь, что это, да? — Джисон выразительно смотрит на нож в руках неофита, который сейчас лезвием упирался вампиру в кадык. Уён едва заметно кивает. Нож, кажется, все равно пугает меньше, чем Джисон, потому что он старается под его взглядом даже не шевелиться лишний раз. — Я не сомневался. Но у меня тут два необученных ребенка, так что прости, придется послушать вместе с ними. Детка, малыш, знакомьтесь: оружие Охотников. Обычно они используют клинки. Такие ножи, как этот, выдают для самозащиты новобранцам. Но новобранцы все равно мрут как мухи, поэтому достать такой — не проблема. В клане Уёна тоже такой есть, да? Уён не отвечает. — Ты должен хлопать, Уён. Или мой малыш тебе поможет с этим. Уён стискивает зубы, но хлопает. — Охотники что-то добавляют в сталь, — продолжает пояснять Джисон. — Таким ножом можно даже убить вампира. Или заставить очень пожалеть о том, что сунулся на чужую территорию. Тебя таким резали, Уён? — Только чтобы показать, как это работает, — отвечает Уён с вызовом. В его интонации читается что-то, что Минхо пока не мог расшифровать. — Ну конечно, — Джисон улыбается. — От твоего Создателя я другого и не ждал. Уверен, он так же безумен, как и раньше. Уён не реагирует. — Ты их знаешь? — спрашивает Минхо. — Не сейчас, детка. Я занят. Или ты хочешь поучаствовать? — Да, — отвечает человек, немного подумав. — Мне есть, что спросить. Джисон машет рукой, мол, он весь твой. Он явно наслаждается моментом больше всех присутствующих, но Ли знает, что он безумно зол сейчас. То, что он так легко уступает ему вампира — странный показатель. Впрочем, Минхо тоже был зол и собирался спросить с Уёна за все. — Как давно мы дружим на самом деле? — спрашивает человек. — Пару месяцев. Если подумать, пара месяцев — это буквально все, что Минхо мог вспомнить об Уёне. Он не помнил его на прошлых годах учебы. Просто не придавал этому значения все это время. — И ты… Втирался ко мне в доверие? — сглотнув, продолжает Минхо. — Кому нужно человеческое доверие, когда есть гипноз? — усмехается Уён. — Так это ты меня загипнотизировал? — шипит Минхо. — Нет. Я только поддерживал гипноз. Иногда появлялись слепые пятна. Ты начинал задаваться вопросами. Я должен был делать так, чтобы у тебя этих вопросов не возникало. — Слепые… — говорит Минхо. — Хочешь сказать, это было больше одного раза? — Мы выкачивали из тебя информацию все это время. Все два месяца, что я с тобой дружу. Это было тяжело, учитывая, кто ставил блоки, — Уён переводит взгляд на Джисона. — Кто это делал со мной? Уён молчит. — Кто. Это. Был? — громче повторяет Минхо. Уён продолжает молчать. Минхо бросает взгляд на неофита и быстрым движением выдергивает нож из его рук, приставив его к горлу некогда друга. — За сколько вампир истечет кровью? — спрашивает он с ненавистью. — Быстрее, чем человек? Сейчас он и правда ненавидит Уёна. Он и его клан отнял у Минхо… Он даже не знал, сколько. Мог только надеяться, что ничего важного. Это была вина Уёна, и он должен был за это ответить. Он давит лезвие на горло, пока там не выступает капелька крови, но Уён продолжает молчать. — Оставь, — мягко говорит Джисон. — Он связан Словом и не сможет ответить, как бы ты ни давил. Я прав? Уён хлопает. — Сломай его, — Минхо заводится не на шутку. — Сделай так, чтобы он ответил. Ты ведь можешь? — Слово — не гипноз, детка. Оно нерушимо. Иначе оно бы так не называлось. Только его Создатель может отменить Слово. Если ты хочешь спросить что-то ещё — спрашивай сейчас. У меня ещё есть свои вопросы. О, у Минхо была масса вопросов. Но если Уён и правда связан Словом, ответов на них Минхо все равно не получит. Поэтому он спрашивает то единственное, что может. — Ты хоть считал меня другом? — Конечно, — Уён моргает. — Разумеется мы друзья. И, если тебе интересно, до меня у тебя их не было. Мы переживали, что будет сложно разлучить тебя с другими людьми, но ты ни с кем не общался до меня. — Вот уж спасибо. Спас, — невесело усмехается Минхо. И уходит. Для него все то, что он уже услышал, было чересчур. — Я правильно понял, что вы в городе уже 2 месяца? — спрашивает Джисон. Он кивает неофиту, и тот с готовностью приставляет нож туда же, где его держал Минхо. — И мы удивлены, что ты только сейчас нас заметил, — Уён усмехается и хлопает. Джисон сжимает челюсти. Он и правда слишком поздно заметил, что запах Минхо стал меняться. Проблема была в том, что его обоняние никогда не было настолько чувствительным, чтобы понять, что рядом с человеком появился новый вампир. И, судя по всему, не один. Это был его прокол. Его слабость, о которой главе клана Уёна было хорошо известно. Черт бы его побрал. — Что вам известно? — спрашивает Джисон. — Сколько вы выведали у Минхо? — Об этом, — Уён указывает взглядом на нож у горла. — Мы не знали. А о нем, — он чуть отвел голову назад, указывая на неофита, — знали. Минхо его ненавидит, знаешь? О, в этих словах столько хорошо знакомого Джисону. Они как музыка, как приятная и простая мелодия из детства, которую Джисон слышал кучу раз и которую может сыграть по памяти. — Не пытайся со мной играть, ребенок, — улыбается Джисон. — Я хорошо знаю все эти приемы. И меня совершенно не трогают чувства Минхо. Его голова заботит меня больше. Что конкретно вы от него узнали? — Что ты понаставил кучу блоков. Хотя он уверен, что его голова принадлежит только ему. Нам пришлось следить, чтобы найти этот дом — он не называл адрес. О тебе мы мало чего узнали. Все еще пытается влиять. Путает, взывает к совести. Как хорошо, что у Джисона ее давно нет. Он действительно понаставил в голове Минхо кучу блоков — но все ради его же безопасности. Не хватало еще, чтобы он связался с какими-то людьми и по доброте душевной выболтал им все семейные секреты. Люди ведь глупы и суеверны, а еще мелочны и завистливы. Дар Джисона захотят присвоить себе, а Джисону потом весь этот бардак расчищать. Лучше уж изначально сделать так, чтобы Минхо ни с кем лишним не говорил. В конце концов, у него есть Джисон. Кто еще ему нужен? — Но вам это было и не нужно, верно? Ты снова пытаешься меня запутать. — Ты прекрасно знаешь, что я не могу сказать тебе ничего. К чему все это? Убей меня уже. — Убить? Нет, я не этого хочу, — Джисон качает головой. На самом деле, хочет очень, но не признаваться же. — Я не стану тем, кто развяжет войну. Знаю, для тебя это была бы великая честь — умереть так. Прости, — он разводит руками. — И чего ты тогда хочешь? — Чтобы твой Создатель волновался, — скалится Джисон. — Каждую минуту, которую ты проводишь здесь, а не дома, он переживает все больше. Сомнения одолевают его. Ты жив? Ты мертв? Рассказал ли ты что-то важное? Может, я переманил тебя на свою сторону? Или вообще сдал Охотникам? Среди тех трупов есть ведь и твой, я прав? — И кто здесь кому пудрит мозги? — спрашивает Уён. — Твой хозяин тебя хорошо обучил, дорогуша. Но я лучше тебя. И лучше него. Я лучше всех, — Джисон подмигивает и отворачивается, намереваясь уйти вслед за Минхо, но слышит голос за спиной: — Будь с ним осторожен, — говорит Уён. Джисон почему-то сразу понимает, что обращаются не к нему. — И подумай, почему у него все еще нет клана. — Малыш, на выход, — строго произносит Джисон, не оборачиваясь, — оставим гостя в одиночестве. Пусть отдохнет и подумает о своем поведении. — Когда ты меня отпустишь? — быстро спрашивает Уён. Джисон лишь улыбается. Получилось. Он его сломал. Как бы Уён ни храбрился, теперь это все — он в панике. Он хочет домой, к своим, он хочет так сильно, что готов унижаться такими глупыми вопросами. И Джисон, конечно же, не ответит ему. У Джисона есть дела поважнее. — Детка, — зовет Джисон, зайдя в спальню. — Ты в порядке? Глупый вопрос. Минхо, конечно же, не в порядке — никакой человек на его месте не был бы. Но Джисон в эмпатии не силен, а потому и в угадайку играть не хочет. Минхо стоит у окна и смотрит на их задний двор. Уже темно. Так что едва ли он там что-то видит, однако смотрит так сосредоточенно, будто… Ах, он рассматривает себя. Не узнает?.. — Джисон, — зовет он. — Подойди. Джисон обнимает его сзади за талию и тоже смотрит в отражение. Он видит их все такими же. Что видит Минхо — загадка. — Я такой слабый, — говорит он с презрением. — Я ничего не могу. — Верно, — не спорит Джисон. — Но не помню, чтобы учил тебя скулить побитой собакой. Минхо закусывает нижнюю губу. Снова что-то высматривает. Заводит руку назад, давя Джисону на затылок. Он так хорошо пахнет. Наконец-то только собой, а не другими вампирами. Собой и страхом, смешанным с отчаянием. Не самый любимый запах Джисона, но все лучше зловония другого клана. — Укуси меня, — не просьба — приказ. — Я не стану тебя убивать, детка. Из тебя не выйдет хорошего неофита, не сейчас. — Я не сказал «обрати меня». Укуси, — Джисон ждет пояснений, не торопясь выполнять сказанное. — Не хочу, чтобы последними клыками во мне были… Их. Джисон про себя стонет. Знал бы Минхо, что не только чужие клыки побывали в нем. Впрочем, нет, он все же верно сделал, что не сказал. Минхо бы это сломало. Теперь уже точно. Джисон кусает. Глубоко и больно, но кровь сосет медленно и неохотно — потому что осторожно. Сейчас Минхо и правда можно случайно убить. Минхо стонет от боли и чего-то еще, понятного только ему одному. Всхлипывает, когда Джисон глотает, и тянется к своим брюкам, стягивая их слишком быстро для человека, придумавшего это все только что. — Трахни меня, — и снова приказ. Джисон это не любит — ему приятнее быть снизу. Но сейчас дело совсем не в нем, и он не верит собственным мыслям, когда ловит себя на них. Он пытается оторваться от Минхо, чтобы найти хоть что-то, что облегчит его проникновение. Но Минхо не пускает, удерживая Джисона за бедро. Он нужен ему тут рядом, он нужен ему внутри. И ему плевать, чего это будет стоить и чем закончится. Джисон ему нужен. Как никогда. Джисон сдается и, облизнув окровавленные зубы, садится на колени у человека за спиной. Помогает расправиться с неугодными штанами на лодыжках и стягивает с него и белье. Толкает, заставляя упереться руками и грудью в стекло, и разводит руками ягодицы. Минхо почти что кричит и бьет кулаками в стекло, когда язык Джисона проникает внутрь. В нем нет наслаждения, нет желания — одна лишь ярость. Ярость и попытка запачкаться, пометить себя тем, кого выберет он сам. Минхо не знает, что с ним произошло, но все равно ненавидит свое тело. Считает его предателем из-за человеческой хрупкости, которую Джисон в нем и обожает. Это не акт любви, не акт обладания. Это акт самоненависти. Минхо надо, чтобы было больно. До крика, до упора, до любых последствий. Он ко всему готов. Джисон, закончив с вылизыванием, кусает его в бедра тут и там. Пьет совсем немного, но кусает больно — и на каждый укус Минхо реагирует стоном. Его член уже так налился, что, кажется, он бы и так кончил, без проникновения, от одних укусов. Но он приказал иное, и Джисон не будет вредничать. Он подставляет головку ко входу и двигается внутрь. Член сжимают узкие стенки, и Минхо шипит так сладко, что хочется снова вонзиться ему в шею. Джисона держит только мысль, что в этом случае дотрахивать он будет уже труп. А на Минхо у него все еще большие планы. Он медленно входит до упора и останавливается, царапая бедра Минхо. Вдыхает его аромат, вжимается носом в шею. Минхо хватает его за загривок и держит, не дает отодвинуться. Джисон и не собирался. Он двигает бедрами назад, а затем резко входит снова до конца. Минхо подкидывает, его голос срывается, и звуки теперь больше похожи на скулеж. В них и нечленораздельные обещания, и мольбы, и ругательства. Если и соглашаться быть верхним, то только ради них, потому как обычно Минхо ведет себя куда скромнее. В нем тесно почти что до боли — тут роль играет и плохая растяжка, и то, как сильно сам Минхо его сжимает. После наверняка будет мучиться от боли, но сейчас он в ней полностью растворился и едва ли замечает, что немного больно даже Джисону. Он сейчас больше в себе, чем где-либо еще. Он возвращает себе контроль. Некоторые бы посчитали такой способ ужасным, но не Джисон. Джисон знает — боль мотивирует как ничто. А потому продолжает двигаться в Минхо, покусывая его шею и царапая бедро. У Минхо мелко трясутся колени. Он вспотел и теперь еще сильнее пахнет собой. Запах невероятно дурманящий. Но стоит только Джисону подумать о том, что это должно длиться вечно, как Минхо вздрагивает и кончает прямо на стекло, к которому его Джисон прижимал последние пару минут. Джисон помогает ему устоять и кладет ладонь поверх его прижатой к окну кисти. Он кончает немногим позже, укусив Минхо чуть сильнее, чем стоило бы. Не сдержался. Минхо ничего не говорит, лишь поворачивается и долго смотрит, пока по внутренней стороне бедра течет сперма Джисона. Вид у него такой, словно бы ничего и не произошло, хоть он и бледнее, чем был до. Джисон не предлагает ему помочь с душем. Минхо хочет все сделать сам. — Куда мы едем теперь? — спрашивает Минхо, ерзая на сиденье. Зад немного болит после ночного нервного срыва. Час назад они разделались с ночными гостями, и Джисон велел им срочно собираться в дорогу. — Увидишь. — Я за рулем вообще-то, — напоминает Минхо. — Просто назови адрес, я вобью его в навигатор. Сзади что-то громко стучит и дергается так, что машина трясется. Неофит на заднем сиденье ежится и хмурится, крепко стиснув зубы. — А нельзя было ему хотя бы еще разок шею сломать? — морщится Минхо. — Если его засекут… Ему уже не жаль Уёна, совершенно не жаль. Он даже немного удивлен, что Джисон его не добил. Он бы сам добил, да сил не хватит. — Не засекут, — отмахивается Джисон. — Он шалит для порядка. Как только выедем на трассу, он сразу затихнет. — Почему это? — Во-первых, — Джисон поднимает указательный палец, — ему тоже не нужны проблемы с полицией. Привлечешь полицию — привлечешь Охотников, тут по-другому никак. Во-вторых, — он к указательному поднимает средний, — он захочет запомнить, куда его везут. Бузить и запоминать одновременно тяжело. — А везем мы его… Джисон вздыхает и протягивает Минхо карту весьма потертого вида. Края давно пожелтели, а вдоль линий улиц встречаются названия, которых Минхо никогда не встречал. — Какого года эта карта? — спрашивает он. — Не помню, — пожимает плечами Джисон. — Но тебе же достаточно координат? То есть, твоей умной коробочке их хватит? — он говорит с насмешкой. Джисон с новыми технологиями сходился неохотно, особенно с теми, которые в любой момент могли сказать «потеря связи со спутником» или «сеть не найдена». — Без умной коробочки мы бы сейчас добирались по звездам, — отвечает Минхо. Он наконец находит на карте выделенный маркером участок и, сверив координаты, забивает их в навигатор. — Туда ехать три с половиной часа. Он зыркает в зеркало заднего вида и встречается с очень уверенным взглядом неофита. Грубый комментарий как-то сам собой комкается и теряется под языком. Вместо этого Минхо спрашивает: — Никому не надо в туалет? Джисон его игнорирует, а неофит очень уверенно качает головой. Минхо чуть улыбается и заводит машину. В пути Уён и правда ведет себя как паинька, не издавая ни одного лишнего звука и не совершая попыток побега. Минхо это удивительно. Учитывая, что машина у него никакая не сверхъестественная, вырваться из нее наверняка не составит труда для кого-то типа Уёна. Поэтому Минхо никак не может подавить волнение на этот счет и смотрит на задние габариты чуть чаще, чем следовало бы. — Он не рискнет, — будто читая его мысли, поясняет Джисон. — Я старше, сильнее и быстрее. А еще у меня тут неофит. Он будет слушаться до момента, когда почувствует, что ему точно ничего не угрожает. К тому времени он уже будет не нашей проблемой. — А чьей? — тут же цепляется Минхо, надеясь выведать хоть что-то о пункте назначения. Судя по карте, это была какая-то далекая и мало заселенная деревня. Не факт конечно, что она была такой и сейчас, но это только сильнее настораживало. Как и то, что Джисон не отвечал на его вопросы. — Я не стану говорить при нем, — это он об Уёне. — Чем меньше он знает — тем нам всем лучше. — И мы снова возвращаемся к тому, что стоило сломать ему шею. Джисон вздыхает и качает головой. — Когда ты только стал таким заносчивым и наглым, понять не могу. О, у Минхо много предположений. Например, когда Джисон перестал делиться информацией. Или когда притащил в дом неофита. Или когда выяснилось, что его лучший друг — вампир, а кто-то из его клана кормился Минхо. Можно было просто пересказать события последнего месяца, чтобы причина обнаружилась сама собой. Хотя бы в чисто накопительном эффекте. Но Джисон бы не хотел это услышать, а Минхо не хотел ругаться при Уёне. Нельзя доставлять врагу столько радости. Минхо мысленно запинается об это слово. Враг. Так он теперь относится к Уёну? Так теперь он будет видеть мир? Он знал об опасностях с малолетства. О жестоких людях, о страшных Охотниках, о голодных вампирах. О службе опеки и полиции, в конце концов. Но никого из них он не считал врагами. Они были как огонь, как большая высота или темная глубина — опасностями, которых стоит избегать и немного бояться. Враг — это что-то более личное, что-то с лицом и характером. Враг — это что-то совсем не из человеческого мира, потому что у людей враги бывают только на войне. Минхо даже в армии еще не служил, какая ему война? А вот она, нашлась сама. Без спроса и одобрения. Подстерегла в лице лучшего друга, коим и называть-то Уёна теперь не следовало. Минхо отлично понимал, что он в этой войне — пешка, причем уже сметенная с доски. Он ничем не поможет Джисону, и он уже абсолютно бесполезен для клана Уёна. Ему оставалось наблюдать и… Ждать? Ждать конца, ждать, чем все разрешится. Очевидно, если убьют Джисона, то и Минхо тоже убьют. А если не убьют… Он скашивает взгляд на вампира рядом. Лучше бы, конечно, убили. О другом думать невозможно. В машине висит густое напряжение. Джисон с показушным спокойствием пялится в руководство пользователя. Читает что-то про ось и подвеску. Но будь он человеком, его мышцы давно бы свело судорогой — столько в нем было напряжения. Даже недавняя кормежка и секс теперь не могли отвлечь его в достаточной мере, что означало одно — они в полной жопе. Был конечно шанс, что он так нервничает из-за поездки, но это, по мнению Минхо, не сильно-то успокаивало. Если такого древнего вампира, как Хан Джисон, беспокоит это место, то жалкого человека Ли Минхо оно должно волновать втройне. Неофит тоже беспокоен: цепляется пальцами в обивку сиденья и вжимается в него так сильно, как только может. Видно, что все его мысли начинаются объектом в багажнике и им же заканчиваются. Вид у него до пугающего собранный. Вчерашний щенок вдруг резко стал натасканной на убийства собакой — так это ощущалось. И Минхо все никак не мог разгадать, с чем такая перемена связана. Может, это Джисон что-то сделал. Может, это инстинкты. А может он наконец вернул себе разум и теперь, как и Минхо, понимает, в какой ситуации они оказались. Минхо, конечно же, понятия не имеет, в какой именно. Он прекрасно понимает — Джисон многое умалчивает. Но все словно становится чуточку яснее, когда они, следуя за навигатором, подъезжают к высокой ограде, увитой плющом. За ней вдалеке виднеется особняк. Настоящий, мать его, особняк в корейском стиле. — Куда мы приехали, Хан Джисон? — строго спрашивает он прежде, чем потянуться к звонку у ворот. Он всем видом показывает, что не нажмет, пока не получит ответ, но в итоге это и не требуется — ворота сами открываются перед ними, отчего Минхо становится еще хуже. — Лучше не заставлять его ждать, — говорит Джисон. И впервые за долгое время не звучит расслабленно. Вообще ни на грамм. Минхо слушается и, нервно сглотнув, переключает передачу и въезжает на территорию особняка. Все вокруг в зелени. Ухоженные кусты, зеленые деревья и просто бесконечное количество цветов. Ничего из этого Минхо не располагает, напротив: вспоминается только маковое поле из Волшебника Изумрудного Города. Минхо читал его для уроков английского в школе. Он даже на автомате проверил, закрыты ли окна, и теперь очень сильно опасался момента, когда из машины надо будет выйти. На огромной лужайке перед особняком их уже ждали. Вернее, делали вид, что не ждут: молодой парень с садовыми ножницами в руках оглядывал розовые кусты. На подъехавшую машину он не обратил никакого внимания. На нем был светлый мягкий кардиган, светлые же штаны и шлепанцы — это выдавало в нем отнюдь не садовника. Кем бы он ни был, было понятно, что приехали они именно к нему. Минхо повернулся к Джисону и увидел то, чего никогда еще не видел. Джисон вжался. Буквально врос в сиденье и смотрел на парня немигающим взглядом. Минхо обернулся назад: неофита колбасило еще хуже. На его лице читался ничем не завуалированный страх. И даже тишина из багажника теперь ощущалась совсем иначе. Минхо не ошибся. — Он нам поможет или мы приехали суициднуться? — спросил он. Он старался добавить в голос насмешку, но вышло хрипловатое отчаяние. Парень с ножницами поднял голову и посмотрел прямо на него. Слабо улыбнулся и вернулся к розам. — Я выйду, — твердо сказал Джисон. — Вы сидите. Даже не дышите. — Очень мило, спасибо, — сказал Минхо. Джисон посмотрел на него так, что Минхо понял — сейчас действительно лучше помолчать. Джисон вышел из машины и, убрав руки в карман толстовки, пошел к парню. Тот обратил на него внимание не сразу — лишь когда Джисон поклонился. Джисон, кажется, тоже не сразу понял, что надо поклониться, потому что до этого пытался привлечь его внимание голосом. Парень посмотрел на него и мягко улыбнулся. Потянувшись к его голове, скинул капюшон и потрепал по волосам, что-то сказав. Джисон напрягся, но снова поклонился. Парень перевел взгляд на машину и что-то сказал. Джисон что-то ответил. Парень пожал плечами и вернулся к розам. Джисон снова попытался привлечь его внимание, но безуспешно. Он вернулся к машине. — Выходите, — велел он. — Он хочет, чтобы вы ждали в доме. — Берет нас в заложники? — уточняет Минхо. Джисон вздыхает. — Он не позволит мне это так назвать. Вы гости. Минхо, переглянувшись с неофитом, отстегивается и открывает дверь машины. Теперь они с неофитом держатся очень близко друг к другу, идут почти вплотную. Неофит доблестно идет так, чтобы закрывать Минхо от взглядов парня, но обоим ясно, что толку от этого никакого. Когда они на пороге дома, а Джисон — снова возле парня, тот наконец говорит: — Теперь поговорим. Дальнейшего разговора Минхо не слышит. Гулять по чужому дому ему страшно, поэтому он все больше ходит у окон, из которых видно Джисона и второго парня, пытаясь хотя бы по лицам различить, о чем идет речь. Получается у него плохо, но он не сдается. Неофит ходит за ним гуськом и иногда вздыхает. Минхо его почти что жаль. — Хотите лимонада? — раздается голос у них за спинами. Неофит реагирует мгновенно и, пока Минхо вылавливает из желудка упавшее от испуга сердце, закрывает его собой, чуть присаживаясь как перед прыжком. Парня с подносом это ничуть не смущает. Он мило им улыбается и чуть протягивает поднос вперед, указывая тем самым на стаканы. — Это же кровь, — замечает Минхо холодно. — Ну да, — кивает он. — А вы не вампиры? — Я — нет. А он — да, — он выходит из-за плеча неофита. Тот смотрит на него жалобно. — Да выпей уже, — Минхо почти что касается его плеча, но неофит уворачивается. Он подлетает к парню так быстро, что Минхо на его месте уже бы бежал в другой конец дома, но на лице парня все та же блаженная улыбка. Неофит залпом осушает оба стакана, едва не роняя их, но, вовремя вспомнив о манерах, бережно ставит их обратно на поднос. Парень кивает. — А ты? — спрашивает Минхо. — Ты человек? — Конечно, — улыбается парень. — Иначе меня бы здесь не было. Так говорит Хозяин. — И на каких ты тут правах? Хозяюшка? — с насмешкой спрашивает Минхо. Неофит округляет на него глаза. А парень все так же не реагирует. — Присаживайтесь, — все с той же легкой улыбкой приглашает парень. — Как вас зовут? — Я Минхо. Это… — Минхо едва не давится этим словом, — малыш. — А я Чимин, — улыбается парень. — А твоего Хозяина как зовут? Парень опускает голову и не отвечает. Он вообще словно теряет интерес к действительности. Рассматривает свои брюки, терзает край кардигана — очень похожего на тот, что на парне снаружи. Дышит и моргает. На этом все. Он — закончившийся алгоритм, конец сценария. Выполнил все, что было велено, и тут же сник. Считай, уснул. Минхо от него жутко. Представить, что Джисон вполне мог поступить так и с ним — промыть мозги, сделать своей тупой марионеткой… Ему тошно от этого. Он в самом деле всегда считал, что Джисон ужасно с ним обходится, но теперь, кажется, пришло время кое-что переосмыслить. Неофиту он тоже ужасно не нравится, Минхо даже начинает опасаться, что придется вампиреныша оттаскивать — настолько он беспокоен рядом с ним. — Будь тише, — просит Минхо. — И не трогай его. Нам отсюда не уйти, если будем трогать чужие игрушки, — неофит смотрит на Минхо, а затем переводит жалобный взгляд на дверь. — Мы не можем уйти. И помочь Джисону тоже не можем. Надо слушаться. Господи, кому я это объясняю… — Минхо закрывает лицо руками и откидывается на диване. Довольно быстро он теряет счет времени и полностью уходит в свои мысли. И среди них — ни одной радостной. В том, что тот парень на улице — вампир, сомневаться не приходится. Он довольно старый и, как и Джисон, не горит на солнце. Возможно ли, что Джисон привез его к Создателю Уёна? И что тогда будет? Война? Прямо сейчас? Тогда почему неофиту было велено сидеть тут? Кто вообще так воюет? И этот парень… Чимин. Не так много в мире причин, по которым вампиры держат подле себя людей. Даже учитывая их с Джисоном отношения, Минхо понимал — он был, есть и будет запасной кормушкой. Десертом. Джисон это особо и не скрывал. Но то, что Минхо видел сейчас перед собой, уже и на человека было мало похоже. Он был скорее вещью, чем человеком. Находиться рядом с ним Минхо было крайне неприятно. Он не знал, сколько времени прошло перед тем, как замок входной двери щелкнул. — Мы уезжаем, — сообщил Джисон с напряженной улыбкой. Минхо с неофитом тут же вскочили. — Не волнуйтесь вы так, — добавил Джисон. — Сегодня никого не убьют. На так и не очнувшегося от своего литургического сна Чимина он даже не взглянул. Когда тебе больше 7 сотен лет, начинаешь действительно по-другому смотреть на вещи. Личный комфорт и спокойствие уже куда важнее былых страстей. Важнее власти — ведь ты видел, как правители сменяли друг друга, столько раз, что уже и считать перестал. Важнее денег — ведь, когда тебе столько лет, ты как-то и перестаешь их считать, а если вдруг их лишаешься — всегда знаешь, как их получить. Или как прожить без них. Важнее семьи — ведь ты похоронил уже не одну, не две и не три. Когда тебе больше 7 сотен лет, чужие разборки тебя совершенно не заботят. Но когда к дому подъезжает машина и твоя кровь взывает к тебе, ты просто не можешь не откликнуться. Это нарушает твое спокойствие и твой комфорт, но иначе ты поступить не сможешь ни за что — ведь кровь не взывала к тебе уже многие сотни лет. И даже если зов тебе неприятен — ты его не проигнорируешь. Нажмешь на пульте нужную кнопку, пропуская гостей на свою территорию. И чем ближе будет машина — тем отчетливее будет зов. И боль, которую он принесет. Боль отчуждения, боль предательства, боль нереализованных надежд, которые, казалось, ты давно оставил в прошлом. Да, когда тебе больше 7 сотен лет, ты смотришь на вещи совсем иначе. Но иногда этот мир все еще удивляет тебя. — Отец, — зовет Джисон. Старый-старый вампир, ты не слышал этого обращения уже так давно, что и не думал, что его кто-то помнит. Но Джисон помнит. Джисон всегда был немного не таким, как остальные. Чего удивляться, что из всех презренных детей только он все еще обращается к тебе так? Это ведь Джисон. Невинно убиенный и случайно спасенный. Глаза как два стеклянных блюдца, дрожащие синеватые губы и бесконечная преданность в глазах. Когда так смотрят — ты знаешь, что все было не зря. Старый-старый вампир, ты уже знаешь, за чем он приехал. Ты чувствуешь это так же отменно, как чувствуешь самого Джисона. И ты смотришь на него, а видишь — другого. Не того, кого создал. Тот был грозен и хитер. Этот почти что наивен. Столь же глуп, как тот первый, но уже совсем другой. Старый-старый вампир, возможно ли, что лишь тебя не коснулось время? Может, над тобой одним не властны перемены? Смотреть на такого Джисона неприятно. И говорить с ним тоже. Но ты все равно даешь ему шанс преобразиться, заинтересовать тебя, выказать уважение. И он выказывает его, кланяясь. Это уже лучше, но этого все еще недостаточно. Ты чувствуешь его страх, и ты недоволен, что он пытается его скрыть. Сбрось свою защиту, Джисон. Тебя здесь не обидят, а может, тебя здесь убьют, но все едино — тут ты над собой не властен. Не в присутствии того, кто сделал тебя тобой. Он зажимается, когда ты тянешься к его голове, но послушно принимает твое прикосновение. Нет, в этом Джисоне все еще есть кое-что от старого Джисона. Он все такой же верный и покорный. И тебе хочется его выслушать. — Проводи их в дом. Он хочет что-то ответить — ты это знаешь, но тебе ответы не нужны. Это ему они нужны, а потому — он будет слушать. Он кланяется и уходит к машине. До двух его придатков тебе совершенно нет никакого дела, хотя один из них — и твой придаток тоже. Старый-старый вампир, когда-то ты был бы рад познакомиться с новым членом семьи. Может, время все же меняет тебя. — Что насчет того, что в багажнике? — уточняешь ты. — Хочу, чтобы ты на него сам взглянул. Ты едва заметно соглашаешься, а он делает вид, что не кидается к багажнику со всех ног. — Не лебези, — просишь ты, — никогда этого не любил. Он старается. Правда старается. Он распахивает багажник. Еще одна пара преданных глаз. Не ему, и не тебе, но тому, кого вы оба знаете слишком хорошо. — Убедился? — спрашиваешь холодно. — Да. Спасибо. — Что еще хочешь знать? — Выходит, он жив? Он связывался с тобой? — Первый вопрос не имеет никакого смысла, если ты задаешь второй. Подумай еще раз, о чем хочешь спросить, — делаешь выразительную паузу. Она вам обоим нужна. — Или попросить. — Я убью его. С твоего позволения или без него. Киваешь, но не в знак дозволения. — Или он тебя. — Но он не просил? — Он знает, что я жив, только потому что сам жив. Впрочем, как и ты. Старый-старый вампир, иллюзии — это не для тебя. — Я оставлю его, — Джисон кивает на багажник, — тут. Делай с ним, что хочешь. — Я ничего не хочу с ним делать, — пожимаешь плечами. — Он не ценнее моего мальчика. — У тебя новый сын? Смеешься. Громко и заливисто, запрокинув голову назад. На секунду ловишь отражение в окне — смех так тебя молодит. Но стоит заметить — мираж исчезает. Ты — снова ты, старый-старый вампир. А рядом с тобой — твой глупый-глупый сын, которого, вероятно, скоро не станет. Ты никогда не стремился выделять кого-то из детей. Тебя и не просили. Ты и не станешь. — Мои клыки давно источились, — качаешь головой. Это метафора, но смысл ее понятен. — Игрушка, значит? — Очаровательный юноша, — улыбаешься чуть разбито. — В нем было столько героина, что я отходил неделю. Теперь смеется уже он. В нем нет осуждения. Как и заинтересованности. Это в нем и радует. — Есть ведь еще один вопрос, — напоминаешь ты. — Есть. Но я знаю, что это невозможно. Мне ведь уже тоже не десять. — И все-таки, — замечаешь с интересом, — доказательство в багажнике. Выходит, возможно? — Выходит, я не вижу картину целиком. Смотришь на него почти что удивленно. Старый-старый вампир, твой сын так вырос. Тебе его почти жаль. — Тебе следует быть осторожным, — не сдерживаешься. Старый глупый вампир, не давай ему оружия, которое он не удержит. — Беспокоишься? Обо мне? — не удержал. — Не больше, чем о нем, — снисходительно. — Оставляй паренька и уезжайте. Ты меня утомил. Старый-старый вампир, в тебе сил на свержение империй, но ты предпочитаешь вести себя как дряхлый старик. Дряхлый старик в вечно молодом теле. Джисон тут же вынимает юного вампира из багажника и буквально швыряет на землю. Грубо, но справедливо. Тот шипит, но говорить не решается — косится испуганно на тебя. Умный мальчик. Еще одно очко не в пользу Джисона. Троица гостей выходит из дома, и ты только сейчас осматриваешь придатки. Один, несомненно, человек. Взгляд затравленный, но все же… Ты видишь. Видишь и не можешь не сказать: — С огнем играешь, Мин Джисон. Человек с неофитом, не оборачиваясь, садятся в машину. Джисон тормозит у двери и, обернувшись, поправляет: — Я Хан. Хан Джисон. Избалованный, смелый Джисон. Хан Джисон. Они уезжают. Ты провожаешь их взглядом, а потом почему-то замираешь и долго глядишь им вслед. Старый-старый вампир, ты жалеешь? Сопереживаешь? Беспокоишься? Нет, в твоем сердце давно нет места таким страстям. — Хозяин, — тихо зовет тебя твой человек, — я соскучился. Ты ему улыбаешься. — Проводи гостя в дом. И налей ему лимонада. Джисон веселеет все больше по мере того, как они отъезжают от особняка. Он все еще задумчив, но настроен уже как-то более позитивно. Неофит тоже приободрился — вон как ерзает туда-сюда, чуть ли не хвостом виляет. Минхо понимает — время вопросов пришло. Если Джисон что-то и объяснит, то именно сейчас. — Ну? — да, можно было спросить иначе, но Джисон и так ведь все поймет. — Хонджун, — наконец изрек Джисон, зевнув. — Так зовут моего брата. Уён, я полагаю, его сын, хотя все это очень и очень подозрительно. К таким новостям Минхо был не совсем готов. — Почему? — сейчас лучше просто продолжать спрашивать. — Хонджун не мог создавать вампиров, — пожал плечами Джисон. — От отца, от главы клана Мин, мы оба унаследовали иммунитет к солнцу, но Хонджуну повезло меньше. Способность обращать в принципе не передается, это всегда индивидуальная черта. У меня это проявилось, у него нет. — Но у Уёна тоже иммунитет к солнцу, — напоминает Минхо. — Значит, все же сын? Джисон вздыхает и неопределенно качает головой. — Я предполагал, что Создателем Уёна может быть Мин Юнги, но он смотрел на него так, будто видит впервые. Это точно не он. — У тебя есть еще братья или сестры? — Минхо сложно делать предположения, но он старается. — Живых — нет, насколько я знаю. И способность клана Мин достаточно редкая. Шанс, что Уёна создал кто-то из другого клана, минимален. Не равен нулю, но... Это был Хонджун, теперь я уверен. — Получается, твой брат явился со своим кланом, чтобы… Что? Что ты ему сделал? Джисон вздохнул. — Не говори, что не помнишь, — злобно цедит Минхо. — Я в самом деле не помню, — качает головой Джисон. — Ну что? Моя память не так хороша, как ты думаешь. Мы с ним были обращены в совсем другие времена. Убийства, предательства — это все было нормой в наше время. Может, я убил кого-то не того, — и, чуть менее охотно, добавляет: — я много чего натворил. — Может, стоило спросить у дедули? — спрашивает Минхо. — Шутишь? Он и так меня чуть не убил, — усмехается Джисон. — Говорю же, в наше время мир был жестче. Уверен, отец в ярости оттого, что оба его блудных сына все еще живы да еще и организовали свои кланы. Для вампиров его возраста это страшное оскорбление — уйти из клана и взять другую фамилию. А я ближе к веку отчаянно захотел свободы. Стал создавать неофитов. Потом вообще отделился, взял фамилию Хан. Потом… — Джисон не договаривает. Лицо его мрачнеет на несколько мгновений, а затем он продолжает как ни в чем не бывало. — Хонджун всегда этому завидовал. Отделяться без клана не имеет смысла, а создать себе свой клан он не мог. — Он что-то сделал? — спросил Минхо. — С твоим кланом? Джисон отворачивается к окну. — Хонджун всегда был слабее меня. С кланом или без — я сильнее. Не ищи повода в этом сомневаться. Ему не победить. Кажется, эти слова должны Минхо успокоить, но он только сильнее бесится. Он устал от этих глупых попыток оставить его в стороне. Пускай он разменная монета в этой вампирской игре, но он все еще жив. Значит, все еще имеет право знать и понимать. — Однако неофита ты все же создал, — бурчит он себе под нос. — Фе… — от неожиданно низкого голоса из-за спины Минхо чуть не вдарил по тормозам. Джисон тоже вздрогнул. — Феликс, — сказал неофит. — Меня зовут Феликс.