О сладких мальчиках и вампирских разборках

***

Сан быстро расхаживал по малюсенькой комнатушке, пытаясь высчитать час по расположению редких теней на бетонном полу. Подвал был его любимым логовом в светлое время суток. Наверху он тоже мог прятаться от солнца, но риск попасть под лучи оставался всегда: в конце концов, провиденье ухитрилось отправить его именно к тому клану, в котором солнца не боялся никто. Остальные даже посмеивались над его слабостью — все, включая Хонджуна и Сонхва, которые вообще-то были самыми старшими и мудрыми. Уён не вернулся. Они предполагали, что так может случиться, но, обнаружив, что его нет, Сан едва не выбежал прямо в рассвет. Ёсан остановил — буквально за шиворот затащил в дом и отбуксировал к старшим. Сан кричал, требовал, даже угрожал — за что и был заперт. Хонджун четко дал понять, что Уён на этом задании может рассчитывать только на себя. Хонджун не станет жертвовать остальными. — Он ведь твой сын, — Сан бьет кулаком по стене, делая шаг к Создателю. — Ты его создал. — Его создал я, — отвечает Сонхва, преграждая младшему путь. — Уён знал, на что идет. Это его долг перед кланом, — он сделал паузу, выразительно оглядев Сана с ног до головы. — Его плата за второе желание. Желание. У каждого в клане Ким есть право на желание: они могут выбрать, кого взять в клан. Желание только одно, и после обращения неофит целиком и полностью становится заботой того, кто его выбрал. Уён выбрал Ёсана — и того приняли. А потом Уён встретил Сана. Сана не надо было обращать: только подобрать, отмыть и накормить. Ну, и малость приручить. Сан был диким одиночкой, жестоким, беспринципным… И полностью потерянным. Без дома, без семьи, без малейшего представления, как в этом мире жить, а не выживать. Появись он в настоящем — Охотники не дали бы ему прожить и месяца, но в те времена мир был куда более жестоким местом. А потому и работы у Охотников было куда больше. Встреча с Уёном была случайностью. Сан и прежде встречал других вампиров, несмотря на то, что никогда не знал своего Создателя, а вот у Уёна ситуация была ровно обратная: он не встречал других вампиров, кроме как из своего клана. А тут встретил. И не смог пройти мимо. И все эти годы он платил за это, отдавая старшим все свои силы и всю свою кровь. Платил за то, чтобы подарить Сану лучшую жизнь — сначала. Потом — за то чтобы подарить им двоим будущее. И вот так для него все кончится? — Вы чувствуете, жив ли он? — спросил Сан. — Я знаю, Создатели так могут. — Могут, — подтвердил Хонджун. — Но мы не можем. Не вернется к вечеру — поедешь искать. Если захочешь, — и Хонджун улыбнулся своей премерзкой улыбкой, которая таила в себе столько грязных смыслов, что Сан даже не пытался их разгадать. Потому что если Сан был жесток от отчаяния и по незнанию, Хонджун сделал этот выбор осознанно. Все то время, что Сан тратил на попытки вписаться в клан, научиться управлять агрессией и не обижать своих, Хонджун бережно хранил свою отрешенность и жестокость, проявляя теплые чувства разве что к Сонхва. Ну, во всяком случае эти чувства казались теплыми, потому что звуки из их комнаты доносились… Не теплые. И отнюдь не нежные. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Сан, заранее напрягаясь. — Ты не наш ребенок, я не могу тобой управлять так, как остальными, — поясняет Хонджун. — Но ты, пожалуй, самый ценный из всех после Сонхва. Я бы не хотел, чтобы клан лишился твоего таланта. Вот оно как. Хонджун дает понять, что Сан сможет остаться в этом клане вне зависимости от исхода ситуации с Уёном. Он важен, он ценен… Он дома. И ему не нужно ничего делать для того, чтобы заслужить это место — все давно учтено и оплачено. Только вот… — Без Уёна мой талант не получит ни этот клан, ни какой-либо другой, — отрезает Сан. — Запомни это, Ким Хонджун. — Тогда дождись вечера и поезжай, — пожимает плечами Хонджун. — И не делай глупостей, — добавляет Сонхва. Его Сан в каком-то плане боялся даже больше Хонджуна, хотя бы потому что видел чаще. Сонхва все время был с ними, управлял кланом на месте, отправлялся с ними на задания. Ругал, хвалил — все всегда он. Сонхва пылал силой и здоровьем, не свойственным вампирам его возраста. Он даже на вампира не очень походил, внешне мало чем отличаясь от обычных людей. Иногда Сану даже казалось, что он слышит, как в Сонхва бьется человеческое сердце. Если кто и мог нанести реальный физический вред — это был Сонхва. Хонджун же не производил впечатление сильного вампира совершенно — скорее умного, безжалостного и жутко коварного. Он почти не выходил из их с Сонхва комнаты. Сан его даже в стоячем положении видел нечасто — тот почти все время сидел, облокотившись на подлокотник. Все знали, что без одобрения Хонджуна Сонхва и шагу не ступит, не говоря уже о чем-то серьезном, но все знали и то, что Хонджун доверяет Сонхва абсолютно во всем и никогда не идет против его решений. Если управление кланом — это игра с перетягиванием каната, то эти двое явно нашли способ обмотать этим канатом абсолютно всех и благополучно тянуть всех вместе. Хонджуна уважали не столько как Создателя, сколько как Высшую Форму Жизни. Создателя не вампиров, но всего сущего — это отношение им привил Сонхва. Сонхва боготворил Хонджуна. — Если я не найду Уёна, — говорит Сан. — Мы убьем Хан Джисона? — У нас будут все основания, — миловидно кивает Хонджун. — Тогда это сделаю я. Если он навредил Уёну… — Давай ты сначала его все-таки поищешь, хорошо? — предлагает Хонджун. — Не трать энергию раньше времени. И Сан, — он жестом подзывает его к себе и заставляет наклониться ближе. — Не смей думать, что мои дети мне безразличны. Все это, — он неопределенно обвел комнату взглядом, — я делаю для нашей семьи. Уяснил? — он говорит тихо и вкрадчиво, но каждое слово лезет в ухо как раскаленный гвоздь. Это суперспособность Хонджуна — забираться в мозг. Давить эмоционально, психически. Все это придумал он: и то, что им нужно подобраться к Ли Минхо, и то, что Джисон должен об этом узнать. Он все рассчитал, и все шло по его плану… До сегодняшнего дня. Если конечно план был таков, каким он его описывал. — Я понял, — отвечает Сан. Извиняться он не привык. Но мог ли Сан послушаться? В самом деле послушаться нелепого приказа и ждать чего-то, пока любовь всей его жизни был в опасности на вражеской территории? Сан не выдержал и часа. И так он оказался заперт в подвале на долгие часы. — А я им сразу сказал это сделать, — делится спустившийся в подвал Ёсан. — Твою натуру усмирит разве что кол в сердце. — Стукач, — беззлобно вздыхает Сан. Злиться на Ёсана почти так же бесполезно, как спорить с Хонджуном. Оба непробиваемо твердолобы и верят своим суждениям куда больше, чем стоило бы. Но Хонджун хотя бы был древним и мудрым, в то время как Ёсан был немногим младше Сана. Их отношения сложно было назвать идеальными… Что ж, правильнее будет сказать — они никогда не были даже близки к понятию идеальности. Ёсан с самого начала бесил новенького куда сильнее остальных соклановцев. Ходил вечно вокруг него, присматривался, будто выискивал что-то. И лицо у него было такое непроницаемое, будто он и не живой вовсе. То есть — совсем не живой. Ёсан всегда был пугающе спокоен, почти никогда не проявлял эмоций и, Сан был в этом уверен, не говорил и половины того, о чем думает. Все это бесило первые лет 50, а затем Сан начал привыкать. Даже к этому извращенному чувству правильности и желанию следовать всем законам клана. — А что, надо было позволить тебе сгореть? А то я с радостью, — говорит Ёсан. — Всегда хотел посмотреть, как это происходит. Ёсан не был силен, не обладал особым талантом и единственным его преимуществом перед Саном был иммунитет к солнцу. Мало для того, чтобы обратить на себя внимание Уёна, но более чем достаточно, чтобы снова и снова издеваться над Саном. — Зачем ты пришел? — цокает Сан. — Тебе вообще можно так бросать свое желание? — Юнхо побудет с ним, — отвечает Ёсан. — А мы поедем за Уёном. До заката всего полчаса. К моменту, как доедем до дома Хан Джисона… — Он не там, — перебивает Сан. — Туда ехать бесполезно. — С чего бы? — Если они его убили — там мы не найдем даже пепла. Если отпустили — наверняка увезли куда подальше, чтобы подольше не возвращался и не докладывал о том, что с ним делали. — А если его просто заперли? — Зачем? Хан Джисон не идиот, он знает, как работает Слово. Менять Уёна не на кого — вся его шайка при нем. — Просто чтобы позлить? Сан тяжело вздыхает. Есть много вещей, которые он не может объяснить этим клановским детишкам. Им едва знаком голод, они никогда не знали одиночества. Не убивали своих, чтобы не умереть самому. Не служили не тем хозяевам, не боролись за ложные идеалы и место под безопасным солнцем. Им даже в тенях прятаться было не надо. Сан знал таких, как Хан Джисон. Знал таких, как Ким Хонджун. Конечно другие ему не верили, но он знал, как оба составляют свои стратегии. Не досконально, но общее представление имел. А потому знал, Хан Джисон не станет удерживать Уёна. Если он и задержал его в своем доме, то лишь чтобы подумать, стоит ли его отпускать. А потом… Если он решил его не убивать… Куда бы он его повез? Уён не мог сказать, кто его Создатель — Слово бы не позволило. Не мог рассказать о том, где они живут и где бывают. Но Хан Джисон отчаянно нуждается в информации, потому что к этому моменту уже точно знает — он отстает от противника. Не на шаг и не на два — а сразу на десять. И ему во что бы то ни стало надо срочно сократить этот разрыв… Но что он может? Что он может по своему мнению? Ему надо выяснить, чей Уён сын — это основа, знай своего врага и все в таком духе. Куда бы он мог его отвезти, чтобы узнать это? Как бы он мог это проверить?.. Обо всем этом он рассуждает вслух. Ёсан внимательно слушает, почти не моргая, наблюдая за перемещениями парня по комнате. — Если он знает кого-то с той же способностью — то к нему. Он древний вампир, такие не любят решать дела по телефону, — говорит он, чуть подумав. Способность. Верно. Самый верный способ установить родство — проверить способность. Хотел бы Сан, чтобы нашелся хоть кто-то с той же способностью, что у него. — И что тогда? Как нам его найти? — спрашивает Сан. — Очевидно, никак, — пожимает плечами Ёсан. Делает вид, что хладнокровен, а у самого пальцы мелко дрожат. Тот, кто поверит этому напускному спокойствию, либо слепой, либо идиот. — Можно спросить у Хонджуна… — Чтобы он пожелал нам удачи в поисках? Брось, он ни за что… — Уён — его сын, — перебивает Ёсан. — То, что он запер тебя здесь, показатель заботы о вас обоих, а не равнодушия. Я сам спрошу, — и Ёсан, махнув рукой, уходит. Чертов клан Ким. Сан жил с ним больше сотни лет, а так и не привык к их манере общаться и вести дела. Все, кроме Уёна, предпочитали вести себя сдержанно в любой ситуации. Сан только на пятый год понял, что Юнхо с Минки вместе: на публике они вообще не подавали вида, что у них что-то есть. Ёсан — тот вообще точеная глыба льда. Хонджун с Сонхва —отдельная и очень мрачная песня. Среди них всех хоть каким-то подобием эмоций мог похвастаться только Уён. По этой же причине он выглядел в их рядах белой вороной, и Сан бы соврал, если бы сказал, что не подозревал иногда, что все прочие члены клана его ненавидят. И сам Уён, и другие парни много раз объясняли ему, что это вовсе не так, но таким уж был Сан: везде искал угрозу, всех подозревал. Лишенный семьи, он никогда и не думал, что это значит. Если бы не Ёсан, он бы, очевидно, шатался по округе, выкрикивая имя Уёна, потому что сам бы он к Хонджуну со своими гипотезами не пошел. А Ёсан пошел. И вернулся, когда в подвале стало совсем мало света: солнце если не скрылось совсем, то должно было исчезнуть через пару минут. Вернулся с ключами и словами: — Он сказал, что рад, что заточение пошло тебе на пользу. И что ты молодец. Сан поморщился. Похвала у Хонджуна выходила такая же специфичная, как и все, что он делал. — Он знает, куда нам ехать? — У него есть предположение, но он сказал не рассчитывать на многое. Хан Джисон вряд ли знает об этом месте. — Значит, — хмыкает Сан. — Хан Джисон совершенно точно в курсе этого места. — Почему ты так сказал? — уже в машине спрашивает Ёсан. — Что Хан Джисон точно в курсе? — Потому что есть то, чего Хонджун не желает замечать. Они с Джисоном одного поля ягоды. Если Хонджун что-то держит в поле своего зрения, то и Хан Джисон об этом думает. — То есть Хонджун тоже думал о том, что надо съездить к этому… — Ёсан раскрывает ладонь и смотрит на маркерную надпись под пальцами, — Мин Юнги? — Не уверен, — качает головой Сан. — Хонджун сильно недооценивает Хан Джисона, я вижу это. Специально принижает его в своих и ваших глазах. А на самом деле… — он осекается, понимая, что говорит очень много нехороших вещей про главу собственного клана. — На самом деле? — повторяет Ёсан. — На самом деле Хан Джисон старше. Он больше путешествовал и уже очень много лет у него не было проблем с Охотниками. Он умнее, чем думает Хонджун. И в отличие от выжидающих нас он разумно тратит каждую минуту, потому что знает, что отстает от нас. — Мы выжидаем, потому что уже все сделано, — напоминает Ёсан. — Дорога к дому Хан усыпана трупами. Он обратил какого-то мальчишку — это тоже ему не в плюс. Как бы он ни унижался перед Охотниками в прошлом, это не поможет ему сейчас. Мы победили его, при этом не потеряв никого, а Хан Джисон только-только узнал, кто мы такие. И то это теория, — добавляет он. — Почему мы сами не убили Хан Джисона? — спрашивает Сан. — Ты думал об этом? Нас ведь больше. Пока он был один, мы легко могли схватить его человека, а потом и его. Но мы дали ему время подготовиться и зачем-то повесили работу на Охотников. Ты думал, зачем? Ёсан морщится. Сан по глазам видит, как тот пытается собрать идеальную всего несколько минут назад мозаичную картинку обратно в единое целое. Ёсан не из тех, кто задается вопросами, но он не глуп. — Чтобы мы точно не пострадали? — Ерунда. Сонхва справился бы с ним в одиночку. Для страховки мог бы взять наших Гигантов. Или меня. Со мной все прошло бы быстро и очень болезненно, ты ведь знаешь. — Послушай, — отвечает Ёсан. — У них просто другая стратегия. Они перестраховываются… — Тогда тем более стоило завалить его до того, как он вспомнит Хонджуна. Сейчас это выглядит так, будто мы нарочно даем ему время получше нас изучить, даем им все карты в руки. Почти что подыгрываем. — В благородстве Хонджун замечен не был, — признает Ёсан. — Вот именно. Есть что-то еще, о чем он нам не говорит. Что-то очень личное, куда более личное, чем просто месть. И что бы это ни было, разбираться с этим он заставит нас. — Хонджун ничего не сделает во вред семье, — Ёсан смотрит недовольно, когда Сан хмыкает в ответ на это. — Можешь сколько угодно думать, что приемный папочка не любит именно тебя, но твой цинизм в отношении его чувств к клану неуместен. Он нас всегда защищал. — Он отправил нас на войну. На нас они не нападали, это мы решили напасть. А страдать теперь будут все. — Это только если мы проиграем. — В войне все проигрывают, — буркнул Сан. — Поверь мне. Сан знает, потому что Сан всегда был оружием. И всегда в чужих войнах. Нынешняя тоже не ощущалась им как своя, а потому смотреть на то, как его любимый с воплем рвется в бой, было вдвойне невыносимо. Так вышло, что тот, кто участвовал в десятках войн, давно стал самым большим на свете пацифистом. Или стал бы — если бы позволили. — Давай… Давай решать проблемы по одной, хорошо? Уён на первом месте. — Кто бы сомневался, — фыркнул Сан. — Не начинай. — Я думал, появление нового неофита тебя успокоит. Не ты ли затирал о том, какой он славный и какой у него великолепный голос? — Голос великолепный, — подтвердил Ёсан. — Но где здесь повод успокоиться? Сан перевел на него тяжелый и долгий взгляд. Они оба знали, почему в этой машине они вдвоем. И оба знали, почему за рулем Сан. — Мои чувства к Чонхо не имеют ничего общего с моими чувствами к Уёну, — сдался Ёсан. — А жаль. Всем бы жилось спокойнее, найди ты себе новый предмет обожания. — Уён — не предмет обожания, — резко ответил Ёсан, развернувшись корпусом к Сану. — И хватит так говорить. — А как мне его называть? «Твой возлюбленный»? Тогда нам придется подраться. — Тебе обязательно это постоянно делать? Пытаться меня задеть? Унижать? Ты так сильно меня ненавидишь за то, что я люблю его? Сан не ненавидел Ёсана, но прекрасно видел, как тот раз за разом рисует себе все новые иллюзии, с каждым разом получая все меньше и меньше. Уён никогда ему ничего не обещал, даже знаков никаких не давал, что у них что-то может быть, но Ёсан почему-то никак не желал сдаваться. Казалось, он научился получать удовольствие от простого общения, от факта дружбы — и это Сана ужасно раздражало. Никто не должен путать любовь с дружбой. Этот самообман по итогу выйдет боком всем. Поэтому при каждом удобном случае он пытался Ёсана осадить, охладить его пыл и напомнить, кто есть кто. Уён бесспорно обожал Ёсана — иначе не стал бы просить его обратить. Но он считал его другом, братом, своей опорой и главным доверенным лицом. Даже Сан не знал об Уёне столько, сколько знал Ёсан. Но на этом все. Это нельзя было назвать «всего лишь», но эти отношения никогда не были «почти». И Сан, в отличие от Ёсана, был уверен, что это навсегда. Потому что собирался сделать для этого все, что было в его силах. — Я ненавижу твои мечты о том, как я испаряюсь, а ты занимаешь мое место. Даже если тебе удастся меня убрать, это Уёна в тебя не влюбит. — А то я не знаю, — усмехается Ёсан. — Я планирую, как бы соблазнить вас обоих. Он, конечно же, шутит. Шутит же?.. По лицу не понять. — А если серьезно, — аккуратно уточняет Сан после недолгой паузы. — Мы оба понимаем, что Уён никогда не выберет тебя, пока есть я. Но смог бы ты принять меня? Быть третьим, я имею в виду. Чего Сан не знает: Ёсан уже принял его. Пришел к Уёну и сказал: бери мое желание. Пусть его примут в клан, я перебьюсь. А Уён спросил: зачем тебе это? А Ёсан не знал, что ответить. Потому что этого хочешь ты? Потому что мое счастье — это твое счастье? Потому что знаю, что на меня ты так никогда не посмотришь? Потому что мне тошно от того, что ты обрек меня на вечную жизнь подле тебя, но никогда не будешь любить меня так, как я любил тебя всегда? Ёсан тогда ничего не ответил, просто повторил предложение. Уён отказался, сказав, что Ёсан ещё захочет кого-нибудь для себя. Может, потому что захочет спасти. Может, потому что восхитится кем-то так, что не захочет отпускать. А может потому что полюбит кого-то. Будь мир более справедливым местом, он бы добавил «как я тебя». Но мир таковым не был, а потому Ёсан просто спустился на следующий круг Ада, добавив к неразделенной любви пытку отношениями Уёна. Он быстро понял: они не расстанутся. Между Саном и Уёном проскочила лишь искра, но им хватило ума заметить ее, задержать и помочь разгореться. Ёсану было тошно смотреть на Сана не только потому, что Уён его любил, но и потому что Ёсан прекрасно видел, почему он его любит. Видел не только глазами Уёна, но и своими собственными. Быть может, встреть Ёсан Сана раньше, сейчас бы тосковал по нему. А может бы и не тосковал, хотя это вряд ли: Уён с Саном сошлись еще на небесах, просто им потребовалось умереть, чтобы найти друг друга. — С чего вдруг такая щедрость? — спрашивает Ёсан. Не то чтобы он собирается рассматривать это предложение, совсем нет. — Ты ведь хочешь его? — цокает Сан. — Уже давно. Так давно, что ты себе и не представляешь, мысленно отвечает Ёсан. — Наши отношения сложнее, чем ты себе представляешь, — отвечает Ёсан уклончиво, но, не сдержавшись, добавляет: — главным образом из-за тебя. — Ревнуешь? — Боюсь за него. Он до конца своих дней вынужден будет кормить Сонхва и Хонджуна — потому что тебя привел. И помыкают они им, потому что тебя привел. Никого больше они так не шпыняют, как его. Он дурной конечно, заслуживает иногда, но не так часто. Чего не знает Ёсан — это что шпыняют Уёна как раз из-за Ёсана. Уён запретил так говорить, но в клане, по сути, нет никого более бесполезного, чем Ёсан. Гиганты были сильны. У Уёна был уникальный дар, у Сана тоже. У Ёсана проявился лишь дар клана, и сам он никогда не был достаточно силен. Если уж чьим изгнанием Уёну и угрожать — так это изгнанием Ёсана за ненадобностью. Сан знал это, потому что слышал своими ушами, и слышал, как Уён сказал, что лучше позволит выгнать Сана, чем Ёсана. Оно и понятно — такие, как Ёсан, в одиночестве не выживают, тогда как Сан привык справляться самостоятельно. Обиды за выбор он не держал, а вот на главных злился. — И это волнение мешает тебе его хотеть? — Сан скашивает взгляд на Ёсана и кладет одну руку ему на бедро. — Или меня? — он ведет руку выше, к поясу. Ёсан нервно сглатывает, но не останавливает. Впрочем, не похоже, что горит желанием, а заставлять Сан никого не собирается, а потому лишь вздыхает и убирает руку. — Подумай об этом, — говорит он. — Может, это выход. — Для кого? — качает головой Ёсан. — Я не люблю тебя, ты не любишь меня, как и Уён. Какой это выход? — Смотри на это иначе. Это сделает счастливым тебя. А значит и Уёна, потому что, что бы ты ни думал, ему важно твое счастье. А там, где счастье Уёна, хорошо и мне. Да и вообще… — он не договаривает, лишь загадочно осматривает Ёсана с ног до головы. Тот ерзает и отворачивает голову к окну. Сан таким эффектом доволен. Они едут молча, пока Ёсан вдруг не вскрикивает «Уён!», указывая куда-то вперед. А там и правда Уён: идет себе довольный вдоль трассы. Вид ничуть не помятый, даже какой-то бодрый. Сан, сам не понимая, почему, машину тут же останавливает, и к Уёну они бегут вдвоем. Тот, видя их, приветливо машет рукой и хохочет, когда Сан крепко стискивает его в объятьях. — Ты где был? — спрашивает Сан. — Без понятия, — радостно отзывается Уён. — Старичок сказал, я вспомню, только если спросит Хонджун. И я правда не помню! — кажется, он даже восхищен. — Помню, было страшно… Но потом меня покормили… И там еще цветы были… ай, — он несильно бьет себя по голове, — это за то, что пытаюсь вспоминать. Ай, — теперь бьет себя по лбу. — Тогда не вспоминай, — Ёсан мягко отводит его руку и сжимает ладонь меж пальцев. — Мы волновались. Сан чуть не вышел до заката. — Дурак, — фыркает Уён и быстро целует парня в губы. — А… — Сан чувствует, что тоже должен что-то сказать, — а Ёсан помог мне понять, как тебя искать. И договорился с Хонджуном, — он делает паузу. — Его тоже поцелуй. Уён смеется, но перестает, когда видит, что парни не смеются вместе с ним. Смотрит на поджавшего губы Ёсана. Затем на чересчур спокойного Сана. — Меня не было меньше суток, — говорит он. — А вы успели подружиться? Знал бы я, что все так просто… — Уён, — перебивает Сан. — Мы в сложном положении. Мы втроем, — он по очереди указывает на каждого из них, — всегда были, но сейчас в сложном положении весь клан. Ёсан сегодня доказал мне, что готов меня принять ради тебя. Я ради тебя тоже готов принять его. И если это… Мы… Втроем… Если это поможет нам выжить, я за. Я хочу знать, ради кого сражаюсь. И я готов сражаться за вас обоих, если вы сделаете то же для меня. Ёсан сделает. А ты? — А чем я сегодня, по-вашему, там занимался? Я Хан Джисону так навалял, что ух… — Уён, он не об этом, — перебивает Ёсан. — Ты сражаешься за нас обоих. А надо, чтобы и за себя тоже. Но ты так боишься обидеть то меня, то его, что постоянно забываешь о себе. Ты готов был умереть, лишь бы с нами все было хорошо, а надо было просто попросить у нас помощи. У обоих. Мои чувства… — он опускает взгляд, но затем кладет руки на плечи Уёну и решительно подходит ближе. — Они никуда не денутся. И если тебе со мной настолько некомфортно, то лучше убейте меня. Не хочу, чтобы ты умер из-за того, что тебе со мной некомфортно. — Мне никогда не было с тобой некомфортно, просто это… Ну, я как-то… Мы же друзья, а вы до вчерашнего дня убить друг друга хотели… — Как я и сказал, — кивнул Сан. — Теперь мы хотим выжить. Все вместе, если этого хочешь ты. — Давай хотя бы попробуем, — предлагает Ёсан. — Я сам не в восторге, но вы оба правы: сегодня многое поменялось. Этот день… Он был худшим за все время. Куда хуже, чем когда ты сказал мне о Сане. Уён тяжело вздохнул и поднял глаза к небу. Оба видели, что его что-то останавливает, что-то, о чем он даже заговорить не решается. — Давайте хотя бы не на дороге обсуждать наши отношения? — просит он. — Вернемся домой и… — Нет, — говорит Сан. — Дома нам поговорить не дадут. Тебя сразу позовут старшие, и мы не увидим тебя до завтра. А завтра тебя отправят отрабатывать наше существование, и все повторится. — Ну хоть уехать мы можем? — морщится Уён. — Кафе какое-нибудь?.. — Мы проезжали отель, — тихо вставляет Ёсан, — минут тридцать назад. Все трое переглядываются. Ну конечно это должен быть отель, что же еще? И если Уён согласится, то… — Ладно, — говорит он. — Отель так отель. — А теперь еще раз, — говорит Уён, закрывая дверь номера, — в какой момент вы додумались… До такого? — Я предложил в шутку, — Ёсан поднимает руку. — А я спросил, пойдет ли он на это, если ты будешь не против, — продолжил Сан. Уён смотрит то на одного, то на другого с нескрываемым изумлением, а затем устало опускается на кровать. — Слушайте, — вздыхает он. — У меня ближе вас двоих никого нет. Я все сделаю, чтобы вы были счастливы. Но это… — он неопределенно гладит покрывало, — правда поможет нам? Я знаю о ваших чувствах ко мне, но ваши чувства друг к другу?.. — Мы ведь сами предлагаем, — напоминает Сан. — Так что думай о себе, а не о нас. — Вы сумасшедшие, — качает головой Уён. — Что, если это все только усложнит? Ёсан усмехается в голос. — Куда уж сложнее? — спрашивает он, и в голосе слышен надрыв. Почти отчаянный. — Я на вас смотрю уже так много лет, что почти не помню, как было до Сана. Я про него думаю чуть меньше, чем про тебя. И вижу его так же часто. Но злости во мне всегда было столько, что я даже говорить с ним не хотел, а сегодня… Ее больше нет. Злости. Я… Я не влюблен в Сана, точно не так, как ты, но в остальном… Я бы хотел попытаться. — А я устал, что из-за меня между вами вечно какие-то неловкости, — продолжает Сан. — Я тоже не пылаю любовью к Ёсану, но, думаю, он… Хороший. И точно сексуальный. — Ясно, — говорит Уён, — вы оба просто перевозбудились и решили затащить меня в койку, пока эмоции свежи. Согнать адреналин. А потом мы встанем и… Сан быстро наклоняется к нему и целует, заставляя приоткрыть рот. Уён пытается отвернуться, пытается оттолкнуть Сана, но тот не позволяет. И, когда сопротивления становится чуть меньше, неспешно опускает руку ему на промежность. — У тебя у самого стоит, дурень, — говорит Сан. — Ты ведь на пределе, потому и такой дерганый, — Уён упрямо сопит, и Сан смягчается, — что, так сильно боялся? Все в порядке, если да. Ты был в плену у врага. — Я не за себя боялся, — признается Уён. — Боялся, что он сможет сломать Слово. И что… И что из-за меня все… А потом боялся, что больше вас не увижу. И когда увидел… Оно само… — Ясно, — мягко говорит Сан. — Это нормально для вампиров, — он переводит взгляд на Ёсана, — и нет ничего постыдного в том, что у тебя встал на друга. Да? Уён кивает, и в этом кивке куда больше, чем просто подтверждение. Это согласие. На все и прямо сейчас. Ёсан впервые видит его таким… Мягким. Таким податливым. Таким открытым и готовым довериться. А ведь это он тот, кто знает все его секреты. Сан прав: любовь дружбой не заменить. Ни один диалог не подарит той близости, что секс. Не для Ёсана. Сан садится на кровать и, погладив Уёна по колену, заставляет его шире развести ноги. Тот будто бы смущен, но слушается, а следом тянется за поцелуем. А Ёсан, глядя на это, впервые не чувствует себя лишним. Он подходит к ним и, опустившись на колени, расстегивает Уёну ширинку. Тот, если и переживает по этому поводу, слишком увлечен языком Сана, чтобы что-то возразить. Впрочем, его член так подергивается, когда Ёсан снимает и белье, что едва ли возражения в принципе могли быть. Ёсан не медлит ни секунды. Он мечтал об этом так давно, так… Так тяжело было прокручивать в голове все это, зная, что это не случится. Но это происходило. И черта с два он упустит свою главную влажную фантазию. Секс как таковой его всегда мало волновал, но он часто думал о том, что хочет сделать приятно другим. Чаще всего — Уёну. Пару раз и чисто случайно — Сану. Минет вряд ли бы кто назвал мечтой всей жизни, но у Ёсана жизнь бесконечная — о чем хочет, о том и будет мечтать. Он берет в рот и быстро опускается до середины. Солоно. Великолепно. Уён чуть приподнимает бедра, и Ёсан довольно жмурится. Ему приятно. А Ёсану приятно все, от чего приятно Уёну. Сан помогает Уёну снять футболку и покрывает поцелуями его ключицы и грудь, пока Ёсан спускается все ниже, подпуская головку все ближе к горлу. Он делал так когда-то, потому что выбора не было — за это платили. Он впервые делает это по собственному желанию и впервые ощущает это как потребность, а не необходимость. У него у самого в штанах так тесно, что, если бы не нужно было держать колени Уёна, давно бы позаботился и о себе. Уёну требуется совсем немного времени, чтобы кончить: буквально несколько мягких толчков в горло, и Ёсан уже отводит голову, чтобы сглотнуть сперму. Уён тяжело дышит и откидывается на матрас, закрыв глаза. — Теперь ты, — мягко говорит Сан, протягивая Ёсану руку. — Не нужно, — качает головой тот и, сообразив, как звучит его отказ, добавляет: — я уже все. Сан смотрит на него, чуть нахмурившись, но Ёсан выдерживает его взгляд спокойно. — Пойду вытрусь, — говорит он и уходит в ванную. Естественно, он не «все», но даться Сану? Уму непостижимо. Сан ведь… Сан. Ёсан включает воду в раковине и, приспустив брюки, обхватывает член ладонью. Надо сделать все быстро, чтобы они могли поехать домой… Но дверь с силой дергают, вырывают замок прямо с щепками, а в следующую секунду Сан уже присаживается на край раковины — как раз между зеркалом и Ёсаном. Все происходит так быстро, что Ёсан даже испугаться не успевает. Сан — страшный противник. Это заводит. — Так и знал, — говорит он. — Ты не хочешь, чтобы это был я, или… — Думаю, ты сам этого не хочешь, — выдавливает из себя Ёсан. Ему, честно говоря, не до разговоров. Он хочет кончить, пока воспоминания об Уёне, о его вкусе еще свежи. — Не обманывай себя и оставь меня. Сан чуть склоняет голову набок и, спустившись с раковины, притягивает Ёсана ближе. Кажется, ему нравится вторгаться в чужое пространство. Чувствует силу? Власть? Кто его знает. Но он сам обхватывает член Ёсана рукой. Тот громко стонет и упирается подбородком в плечо Сана. Вид в зеркале совершенно дикий. Еще и затылок Сана… Господи, они правда делают это? Они правда делают это. — Расслабься, — говорит Сан. — Я не буду нежным. Ёсан всхлипывает и, ухватившись за Сана поперек лопаток, сам подается навстречу ладони. Мгновение замирает. Ёсана качает между реальностью и какой-то другой, зазеркальной явью. Все кажется ненастоящим, но ощущается так ярко, так сильно, так… Жестко. Сан и правда совсем не нежен, его движения резкие, почти грубые. Ёсану почти больно, но он и не думал, что будет так хорошо. Так не должно было быть, Сан вообще не должен был… Сан кусает его за мочку уха, вонзаясь клыком в самый центр, и Ёсан кричит, чувствуя, как подгибаются колени. А Сан все двигает рукой, все быстрее и быстрее. Уже, кажется, удерживая Ёсана в стоячем положении. Ситуация полностью под его контролем, он четко знает, что делать, словно бы они делали это уже кучу раз. И Ёсан кончает, потерявшись в собственных глазах, в объятиях Сана, потерявшись в самом времени. Сан помогает ему опуститься на пол и сам садится рядом, поглаживая по волосам. — Так вот почему он выбрал тебя, — хрипит Ёсан. — Теперь понял. — Влюбился? — хмыкает Сан. Ёсан качает головой и тихо смеется. — Пойдем, — говорит Сан. — Уён должен мне минет. И ты точно захочешь видеть, как он его делает. Возражений как-то не находится. Домой все трое едут умиротворенные и очень тихие. — Все-таки как-то странно, — замечает Уён. Он с Ёсаном на заднем сиденье, улегся головой ему на колени, позволяя гладить себя по волосам. — Что первое предложение о тройничке ты получил от нас. Меня всегда удивляло, как ты вообще можешь быть один. Ты же такой красавчик! Сан молча кивает. — А кто вам сказал, что это предложение было первым? — хмыкает Ёсан. — И что я ни с кем не спал все это время? Я, по-вашему, не вампир? Тут Сан уже оборачивается. — Никогда бы не подумал, что наши Гиганты любят эксперименты. — А это и не они. — ЧЕГО?! — Уён орет, вскакивая, и, притянув Ёсана, трясет его за плечи. — Ты трахался со старшими и ничего не сказал?! — Как они это предложили? Когда? Как это было? — вторит ему Сан. — С чего вы взяли, что я расскажу? — спрашивает Ёсан. — Вы же обязательно спросите, у кого член больше. — У Сонхва, — авторитетно заявляет Уён. — У Хонджуна, — не соглашается Сан. — Стой, а ты вообще согласился? — вдруг вспоминает Уён. Ёсан тихо посмеивается и качает головой.