abstractum pro concreto

      — Выглядишь очень мило, детка.       Годжо всегда говорит ей об этом. Даже когда неуместно: Нанами всегда выглядит закрытой. Нанами опрятна, аккуратна, ухожена. На ней не увидишь вульгарной одежды. У нее нет дурных привычек, матом не ругается, с тупых шуток не смеется. Не девушка — мечта. Мечта, которую забрал себе Годжо и лелеет как восьмое чудо света.       Ему всегда нравились чистые, невинные. Девочки.       Такие стеснительные, немного зажатые, робкие. Годжо старше Нанами — она является его студенткой на последнем курсе — и всегда видел в ней потенциал. Не только как мага, но и как личность. Нанами никогда первая шаг не сделает. Но стоит ей попасть на какие-либо конкурсы или соревнования — забирает призовые места. Просто Годжо знает: таких, как Нанами, нужно вести за ручку к победе. Потому что сами не пойдут. Они — ведомые.       И Годжо не прочь вести ее в танце. Скоро Новый год, осталось подождать и остановить головокружительный танец. На Нанами бежевое платье с узорами, облегающее ее спортивное тело и подчеркивающее блондинистое каре. На Годжо роскошный синего цвета костюм-тройка. Очки на макушке задирают челку, не мешая ему рассматривать свою девочку с высоты своего роста. Вокруг них — изобилие преподавателей и студентов, танцующих кто как. Вон, например, Нобара танцует с Ягой танец Чарльстона под абсолютно неуместную музыку; Мегуми молча стоит в углу, прикидываясь мебелью. Каждый занят своим делом.       Всем все равно, что Годжо с Нанами танцуют зажигательный Твист. Сейчас не время медляка, а задницей крутить и отдаваться ритму. Твист задает игривое и легкомысленное настроение, удваивая настрой Годжо на эту вечеринку. Нанами повторяет движения, но стесняется. Поправляет подол облегающего платья, пряча улыбку за волосами. Годжо стоит в метре от нее, глаз не сводит, бедрами из стороны в сторону крутит, будто полотенцем вытирает. Нанами сгибает ступни, воображаемую сигарету тушит.       — Спасибо, — говорит Нанами. — Этот костюм очень вам подходит.       — Ох, да брось. Обычный костюм синего цвета. Понимаю, если бы был такой же узорчатый, как твое платье. Я тебе ведь уже говорил, что ты шикарно выглядишь?       — Только что…       — Тебе бежевый очень хорошо талию выделяет и каре, мне очень нравится, — Годжо смеется, перебивая зажигательную музыку. — Где ты его взяла? Я не видел его раньше у тебя.       — Заказала в интернете, — она до ужаса краснеет от комплиментов. — Неделю назад.       — Отличный вкус. Не хвасталась еще парням обновкой?       — Они и так видят платье. Зачем мне напрямую говорить?       — Не любишь выуживать комплименты? — поддевает Годжо.       — Это будет глупо с моей стороны… я с ними еще даже не разговаривала. Из-за вас.       — Ну, кто же виноват, что я предпочел тебя забрать сразу на танцы? — Годжо ритмично качает головой. — Кто успел — тому ты и досталась. Тем более ты отказалась, чтобы я приезжал за тобой. Это были твои слова: «Сатору, я не накрашена!»       — Вы позвонили слишком рано.       — Не хочешь меня видеть раньше положенного? — смеется он. — Эй, я же шучу. Мы тут Твист танцуем, а не в новогоднюю депрессию впадаем. Чего ты такая?       — Все в порядке. Судя по вашим движениям, Твист не впервые танцуете.       — Ну да, бывало, танцевал, — Годжо щелкает пальцами. — Но мне больше нравится, как ты танцуешь. Научишь?       — Я… — Нанами тут же заливается краской. Моментально. — Я не знаю…       Годжо замечает ее реакцию и делает резкий шаг на нее, но Нанами делает шаг назад. И так три раза, заигрывая друг друга в танце.       — В Твисте главенствующие движения идут на талию и ноги. Быстрый, четкий, энергичный танец. Важно уметь переносить свой вес и чувствовать равновесие, иначе ничего не будет выглядеть динамично. Поверь, я еще плохо танцую и плохо «окурки тушу», потому что то, как делаешь это ты, меня заводит.       Нанами не знает, куда себя деть: под плинтус или за огромную ширму, закрывающую столы с едой. Но двигать талией, бедрами и ногами в бежевом платье не перестает. Только волосами закрывает смущение, никак не отвечая. Годжо всегда говорит ровно то, что думает, без прикрас. Даже сейчас, сокращая дистанцию из раза в раз, пытаясь в Твисте догнать. Разгар вечеринки — не повод прекратить Нанами подтрунивать.       — Да, я знал, как заставить тебя робеть, — Годжо смеется, но потом зовет ее к себе жестом, сгибая пальцы. — Иди ко мне.       — Лучше нам держаться на расстоянии.       — Ты сейчас от смущения лопнешь. Ну же, подойди.       — Вокруг люди.       — Все заняты своими делами, — Годжо обрисовал руками зал, демонстрируя, что всем пофиг. — Мы тоже можем заняться своими делами.       — Мы и так заняты, — Нанами оглядывается на учителя, понимая его жирные намеки. — Мы — танцуем.       — Но ты уходишь от меня. Не хочешь сократить дистанцию?       — Предлагаете иной способ?       — Обещаю: тебе понравится.       — Кажется, вы выпили, — Нанами все еще уходит от попыток приблизиться. — Наплевали на непереносимость?       — Тогда бы я уже корячился в туалете. Хотя, знаешь… если подумать, то да, я чертовски пьяный.       Годжо сокращает дистанцию телепортацией. Резкий поток воздуха ударил Нанами в лицо, а широкая рука оказывается на талии. Нанами останавливается, хватает руки Годжо, но те упрямо остались на своих местах. Годжо делает шаги вперед, музыка заглушает все процессы. Шаловливые ручки лениво ползут по талии к груди, игнорируя людей вокруг. Нанами пытается его убрать, но безуспешно. Годжо склоняется, лезет ей в лицо, в нос ударяет мужской парфюм. Годжо страстно хочет ее поцеловать посреди танцпола, но…       — Но пьян я не из-за алкоголя.       Нанами выдыхает.       — А из-за очень милой симпатяжки, у которой алые уши.       Нанами сжимает его руки. Заливается двойной краской.       — И я страстно хочу сократить дистанцию до нуля, Кенто, — Годжо притягивает девочку за талию, ударяя об себя. — Заползти руками под твое платье, расцеловать с самого низу, слышать твои стоны… Не желает ли милая леди показать мне, как она двигается вне танцев?       Нанами сейчас тупо умрет.       — Желает.       И свалит всю ответственность на Годжо.       Годжо с молниеносной скоростью оказался с ней в своей комнате. Небольшая, с одноместной кроватью у стены и закрытым балконом. Нанами пихает его на кровать, выуживая довольный оскал. Их освещает мигающая гирлянда, освещение с улицы. Нанами поправляет непослушные пряди за ухо, пытаясь не быть сдержанной, но взгляд Годжо, рассматривающий ее с ног до головы, не гарантирует сдержанность.       — Ты в моей комнате. Тебе нет нужды стесняться, — Годжо специально ее дразнит. — Иначе мы не успеем до полуночи.       — Все зависит от ваших… способностей.       — Воу, воу, — запнулся. — А теперь иди сюда.       Годжо притягивает ее, задирает платье, демонстрируя белые хлопковые трусики. Между ног нет просвета, идеальная депиляция. Нанами закрыла рот кулаком, делая шаг назад, но Годжо тут же притянул за подол. Кулак скрывает выдохи и выражение лица — жаждущее. Годжо знал, что робкие девочки всегда, всегда пожар в постели. Такие, как Кенто, сами первый шаг не сделают. Их нужно подталкивать, закидывать прямотой или жирными намеками, заставляя краснеть ярче помидора. Да сама Нанами никогда слабой не была: она часто спаррингуется с Годжо, оттачивая свою технику, и он с ней изматывается: единственная из всего курса, кто заставляет его включать мозги в бою.       Но выиграть… не выиграла.       Годжо поднимает платье выше пупка. Немного холодные пальцы гуляют по напряженной коже, уползают на задницу. Годжо сжимает ее, игнорируя трусы, но не игнорируя зажатость Кенто и рваные стоны.       — Кенто.       Годжо из принципа целует тазобедренную косточку, рядом с трусиками — действенный способ заставить скромницу заговорить.       — Ты ведь знаешь, какая ты милая? — длинные руки сжимают до синяков. — Сколько мне еще нужно с тобой спать, чтобы ты перестала краснеть так, будто в первый раз?       — Умоляю, замолчите.       — Ох, ты не это хочешь, — целует бок. — Ты так мило краснеешь.       — Сатору…       — Просто наслаждайся. Большего не прошу.       Годжо не устанет заниматься с ней сексом: детка вызывает у него эмоции.       Доносится приглушенная музыка. Годжо залезает пальцами под хлопок, тянет вниз, но не смотрит: себя провоцирует. Кенто помогает снять с себя ненужный элемент одежды. На ней только платье и лифчик. И руки Годжо, внезапно ставшие жарче огня прямо между ног. Нанами уже мокрая. Нанами уже покрылась румянцем. Нанами уже хочет.       А потом Годжо внезапно тянет на себя, усаживая ее на колени. Нанами не рассчитывает вес и падает на учителя, а тот не сопротивляется — она оказывается на его пахе, в полумраке. Широкие руки Годжо моментально оказываются на ее голых бедрах, насильно тянут вверх. Нанами давит руками ему в грудь, не позволяя привстать.       Наманикюренные в белый пальчики лезут под пиджак. Распахивают его, снимают с Годжо не без помощи. Он остается только в белоснежной рубашке, как его волосы, штанах и туфлях. Он не уверен, что хочет и дальше находиться в одежде, но невинная девочка с красными от смущения щеками совсем не хочет вставать с его члена. Который медленно заливается кровью и вожделением.       Он слюнявит два пальца демонстративно, давая намек: Нанами приподнялась. Два пальца — два длинных пальца — скользят по половым губам — набухшим половым губам — и медленно проводят по клитору, уводя дальше, по складкам. Кенто зажимает тут же рот ладонью, заглушая стоны. Ее карие глаза не найдут смелости посмотреть на Годжо под собой: он не скрывает своего удовольствия, упиваясь ее влагой и жаром тела посреди зимы. Годжо знает, как робких превращать в полную противоположность.       В уши доносится не то музыка, не то сдерживающие стоны Кенто. Нанами, может, и зажатая, но если того позволит ситуация, может показать свою теневую сторону. Годжо томно ласкает ее снизу, заигрывая: вставлять пальцы не спешит. Надо растянуть это, выудить из девочки все довольные рожицы, стоны, восклицания. Он бдит за каждой ее попыткой сопротивляться, но знает: слишком девчонка хороша, чтобы оставаться недовольной.       Годжо — искусный любовник.       — Скажи мне, чего хочешь. И я исполню это по первое число, — уводит пальцы к промежности.       Вместо ответа — стон. Ожидаемо.       — Кенто, мы оба знаем, что пальцами не останемся довольными, просто озвучь свой подарок на Новый год.       — А кто вам сказал, что я хочу ограничиться пальцами?       — А?..       — Сделайте как я люблю, пожалуйста…       Если «пожалуйста», то тут самый гениальный учитель попросту не в силе отказать.       Первый замах — по заднице проходится шлепок.       Второй замах — на соседней остается красный след ладони.       Третий замах — Годжо сжимает задницу силой, впиваясь ногтями в багровый след.       Нанами не успевает реагировать в омуте вожделения, но Годжо реакция и не нужна: приподнимается с кровати, бросает ее в коленно-локтевую и устраивается сзади. Кровать под весом двух скрипит и прогибается.       — В омуте ты водишься, — Годжо попал в ажитацию, стремительно расстегивая свой ремень. — Значит, милая чертовка получит то, что так любит.       Годжо сгибается и шепчет на ухо:       — Только потом не жалуйся, что сидеть не можешь.       Да блять. Именно это и ничего больше.       Годжо расставляет ее ноги шире и замахивается ремнем. Шлепает по заднице от души, именно так, как кроткая девочка и желает: грубо, жестко, с ноющей болью. Нанами утыкается в мягкое покрывало, пряча протяжные стоны в нем, пока Годжо достает из прикроватной тумбы лубрикант, презерватив. Пару раз дрочит, натягивает презерватив, смазывает, вставляет — и послушная девочка, греза всех непослушных мальчиков, утопает в порочном. Проходит дальше, углубляет, пока кожаный ремень не проходится по заднице резкой болью. Хлесткие удары один за одним слишком возбуждают.       Годжо пиздец как мало надо для счастья. Просто брать Кенто сзади и хлестать ее до следов — именно то, что отличницы в тайную хотят. Член прекрасно скользит в лоно, без препятствий, смазка дает превосходное скольжение. Кенто умирает в ощущениях — в голове сплошной бардак — и прерывисто стонет с каждым толчком и ударом. Из глаз идут слезы, губы не смыкаются из-за стонов. Нанами не в силе связно даже шептать, но звуки, стоны, шлепки кожи о кожу и полный симбиоз двух тел бесит в преподавателе неистовые желания и прихоти. Кенто стоит раком, полуголая, с выпяченной задницей, с таким очевидным «хочу», что Годжо забывает про мир вокруг себя.       Поэтому еще раз бьет по заднице, но уже так, что пришлось от боли всхлипнуть.       — Как я и говорил: ты прекрасно двигаешься, детка.       — Сатору, мхм… — Нанами стонет. — Пожалуйста, ускорьтесь.       Годжо зажимает ее задницу, вгоняя по самые яйца.       — Не говори так, будто это новое стоп-слово…       — Я не шучу, — Кенто дрожит. — Пожалуйста… дайте мне, ну…       — Прям пожалуйста? — Годжо смотрит на ее растрепанное каре. — Ты так сильно хочешь кончить, аж «пожалуйста»? Милая девочка хочет кончить?       — Да, ваша милая девочка хочет этого.       — Милая девочка так бы и сказала.       Нанами теперь не выглядит как сама невинность.       Годжо ускорил фрикции. Углубляет до конца и быстро высовывает, никак не притрагиваясь к клитору: заставит скромницу кончить от своего члена и порки. Зажимает насильно задницу рукой, трахает безбожно. По комнате раздаются похабные, хлюпающие и возбуждающие звуки: Годжо зациклился на них и сжимающих его стенках. Нанами громко стонет, поддается всем телом, ни разу не сопротивляясь. Удары ремня проходятся на старые места, вспыхивая ярко-багровым синяком: Годжо не жалеет.       Нанами сжимает покрывало, оглядывается через плечо — в полумраке гирлянд его глаза сияют как созвездия. Годжо не смотрит на нее — глаза опущены вниз, на ее задницу и проникновение, бесперебойно трахающее киску. Длинные руки вытянуты на бедра, ногти — впиваются в кожу до следов. Годжо критически возбужден — вот что понимает Нанами, отвечая бедрами на каждый жесткий толчок. Годжо задал ритмичный темп, без пробелов и передышек, ударяя задницу об себя. Да, он пиздец как обожает Нанами.       Фрикции не оставляют Нанами выбора: громко стонет, получая феерический, долгий оргазм. А все благодаря учителю, который ни разу не сбавил амплитуду, пока его стеснительная девочка корчилась в экстазе. В ответ бьет по заднице еще раз, прям со всей силы. Годжо громко стонет, получая огромное ментальное удовлетворение, наблюдая всплывающие красные следы и царапины.       Годжо пиздец как доволен.       Ее тело покрыто цветами гирлянды. Блондинистое каре потеряло укладку. Легкий, невинный макияж, поплыл. Годжо рукой ведет по бедру на позвоночник, чувствует ее равномерное дыхание, биение сердца. Нанами молчит, немного успокаиваясь после затяжного оргазма, порки. Годжо остановился только тогда, когда ее оргазм полностью сошел на нет — он не ограничивает ее в удовольствии. Склоняется над ее телом, приближается вплотную, утыкается носом в торчащие через платье лопатки. Нанами смотрит в покрывало, с глаз капают слезы. Годжо целует, не спешит сам кончать.       — Это оно? — тихо спросил, и получил глухое «мгм». — Хорошо. Ты в порядке?       — Мгм… — это все, что может сейчас Нанами. — Шлепните меня еще раз.       Годжо шлепнул. Нанами в ответ развернулась, упала спиной на кровать. Годжо подполз, нависая сверху; отбросил ремень на пол. Холод покрывала обжигает багровые следы на булках. Годжо замечает ее влажные глаза, алые щеки и уши, нахмуренные от усталости брови и приоткрытый рот. Да, она чертовски милая, роскошная, нежная, ласковая. Просто Нанами обожает мужчин, которые умеют в чем-то разбираться — это возбуждает. А Годжо во многом разбирается.       Она лежит на его кровати в его комнате. С первого этажа слышится музыка. Их двоих освещает сверкающая гирлянда. Оба тяжело дышат в его комнате. Оба на друг друга смотрят в его комнате. Оба падают в эту пропасть медленно, ритмично, за руку. Именно в этой позе и проблемы позади.       Нанами не сдерживается: берет Годжо за щеки и тянет в поцелуй. Не грязный, без языка. Просто поцелуй в губы, прикрыв глаза. Годжо даже не пытается превратить безобидный поцелуй в яростное слияние языков: хочется почувствовать скромняшку всем сердцем. Нанами обжигает дыханием, непорочным поведением, красными щеками, нежными руками и губами. Она — девочка-девочка. Любимица всех подруг и мамы. Отличница. Успешный маг.       А потом они слышат фейерверки, овации, крики, хлопушки.       Годжо не рискнул задрать голову на окно: и так понятно, что наступила полночь.       Годжо сжимает покрывало. Нанами опускает руки ему на плечи, сама отстраняется. Ярче звезды глаза смотрят сверху, обожают, никогда не раскроют их отношения и никогда не посмотрят на Нанами косо, а только как на самую милую, чувственную, идеальную девушку для такого высокопоставленного мага, как Годжо. Фейерверки не прекращаются, они улыбаются друг другу, не двигаясь.       — С Новым годом, — первым заговорила Кенто. — Пусть у нас все будет хорошо.       — И даже лучше.       Нанами мягко улыбается. Тянет учителя в кроткий поцелуй, вспоминая про его возбуждение:       — А как вы… Мне помочь с этим?       — Как пожелает божий одуванчик, — отшучивается Годжо, ухмыляясь.       Нанами не ответила, но Годжо томно застонал: девчонка молча сняла с него презерватив, собрав всю смазку, и прикоснулась к голому члену. Годжо передернуло как от удара током, прикрыл глаза, сильнее сжал покрывало. Нанами ворует стоны в невинный поцелуй, но глаза не закрывает: Годжо в поцелуе хмурится, через раз отстраняется для стонов и довольного шипения, но целоваться не перестает. Она доводит его до оргазма быстро: знает его слабые точки, где нужно нажать, ускориться, притормозить. Сперма оказывается на пальцах, а в голове Годжо — зыбкая пустота.       Хорошее начало нового года.       Открывает глаза — Нанами не может найти место грязной руке.       — Это было… очень-очень, — в молчании собрал мысли Годжо, наслаждаясь послевкусием оргазма. — Не хочешь тортика?       — Вы только что кончили, а уже хотите есть?       — Мне нужно восполнить силы, — отшучивается, сидя на ней; выпрямился, застегнул ширинку. — Я шучу. Пошли, я помогу тебе прихорошиться, милашка. Или так оставим?       — Сатору…       — Ладно. Я пытался.       Годжо на шатающихся ногах телепортировал их в свою скромную ванную, но ее телепортировал на столешницу — забыл, что ей теперь дискомфортно сидеть. Нанами сползает, быстро прячет все свои мягкие места платьем, включила воду и прочистила руку. Годжо быстро нашел ей ватные палочки, расческу, фен Dyson и когда-то очень давно забытую ее же косметику: губная помада, тушь, пудра. Минимум, что поможет ей вернуть первоначальный вид; вид, что Годжо смачно ее не ебал.       Через пятнадцать минут Нанами молча привела себя в порядок.       Пять минут Годжо ее целовал, прижав к двери прямо перед выходом. Внешний вид опять испорчен.       Еще через пять минут они, все же, спустились к ликующему народу. Как ни в чем не бывало. Пацаны косо смотрят на нее, но вопрос не задают: обмениваются комплиментами, подарками, поздравлениями, пожеланиями и добрыми словами. Мегуми оценил платье по десятибалльной на четверку со словами: «слишком обтягивает», Юдзи — на сто.       Через три Нанами на Годжо смотрит с другого конца зала, с тортом на подбородке и щеках.       Через две секунды он подмигивает ей. Демонстративно слизывает торт со среднего пальца.       Через одну Нанами отворачивается от смущения. И облизывается.       Годжо не устанет ее смущать.       И будет ее смущать еще раз.       И еще раз.       И все оставшееся утро, срывая платье и целуя покрасневшие щеки.