***
Анна в этот момент сидела в детской и поглаживала белое кружевное одеяльце, покрывавшее колыбель их сына. Как же всё-таки эфемерен этот мир, нет в нём ничего, за что можно зацепиться. Всё проходит, улетает, и люди не успевают жить. Нельзя упускать момент. Нельзя бояться говорить, делать и любить, иначе окажется, что тебе восемьдесят, и всё давно позади, и ничего не сделано. Кто-то уходит в девятнадцать, кто-то доживает до глубокой старости, нельзя угадать. Можно только не упустить миг, не отказаться от счастья. Как много времени потеряли они с Яковом! Как хорошо, что они могут теперь не бояться и жить, не сдерживая порывов, мыслей, поступков и чувств! Аня всё равно знала, что ей будет мало всех этих лет, чтобы показать Штольману, как он дорог, любим и нужен, чтобы залечить все годы неуверенности, жестокости и одиночества. Но она по крайней мере попытается. А бедный мальчик из участка не сможет больше ничего. Он не узнает любви женщины, многолетней дружбы, обжигающей страсти, горечи потери. Всё это для кого-то другого, не для него. Новая жизнь придёт ему на смену, чтобы тоже когда-то высыпаться песком времени из часов мироздания. Глаза Анны наполнились слезами: что-то она в последнее время чересчур сентиментальна, нужно взять себя в руки. Вот и малыш забеспокоился. Женщина успокаивающе погладила живот, утешая малыша. Повернувшись к окну, Анна вскрикнула. Прямо перед её лицом висел дух нарумяненной женщины в крайне вульгарном платье. Кровь на её затылке сказала Ане, что она была убита ударом по голове. Переведя дыхание и вновь успокоив сына, будущая мать спросила у визитёрши: — Кто вы? Что вам нужно? Призрак медленно склонил голову и осмотрел Анну с ног до головы. — Ты меня узнаёшь? Аня покачала головой: она никогда раньше не видела эту вульгарно одетую особу. Дух, казалось, расстроился. — Не узнаёшь? Да. Да. А они узнали. Оба. Оба меня узнали! И всё. Нет меня больше. Совсем поникнув головой, женщина испарилась. Аня недоуменно поглаживала живот. Кто же эта женщина? И имеет ли она какое-нибудь отношение к убийству Антуана Лангле?Связь
3 июня 2021 г. в 20:30
Штольман и господин Эжени вошли в отделение. Внутри стояла напряжённая тишина. Сотрудники мрачно выполняли рутинную работу. Не было слышно обычных шуток, разговоров или звяканья стаканов с чаем. Убитого констебля любили все. Кто-то за то, что он носом землю рыл в любом деле и всегда был готов работать без сна и отдыха. Кто-то за незлобливый нрав, примиряющий враждующих коллег, если таковые находились. Все жаждали найти и наказать человека, проникшего в их святая святых и с такой лёгкостью отнявшего жизнь их столь юного соратника. Не добавил хорошего настроения и комиссар Перье, только что вернувшийся от безутешной матери. Женщина тяжело пережила новость, ей стало дурно, пришлось вызывать врача и попросить потрясённых соседей, тоже любивших Антуана, присмотреть за Бернадетт Лангле, потому как никого, кроме сына у неё не было.
В общем, всем хотелось дела, а сведений пока было крайне мало. Поэтому появление Штольмана восприняли с некоторым воодушевлением. Все знали о его способности видеть дальше других и делать выводы, которые могли не прийти в голову даже опытным следователям. Сейчас они все вместе налягут на зацепки и что-то да найдут. Яков приветствовал всех, и они с начальником отделения прошли в кабинет, который обычно использовали для допросов. Яков решил начать с наиболее маловероятного подозреваемого — арестованного бандита. Чем быстрее он отринет эту возможность, тем скорее сможет перейти к более правдоподобным версиям.
Ожидая, пока приведут грабителя, Штольман вновь вернулся мыслями к жене. Он надеялся, что за это время с ней ничего не случится. Всё-таки слишком это волнительно — оставлять Аню, обладающую невероятным талантом найти приключения даже сидя дома, одну за неделю до родов. Нет, завтра они приедут сюда вдвоём. Он её устроит комфортно, а сам будет вести допрос, не опасаясь потерять нить следствия. Из размышлений его вырвал громкий голос за дверью, распевающий что-то похабное и гогочущий на весь коридор. В комнату ввели худощавого растрёпанного мужчину с правой рукой на перевязи. Поза его была расслабленная, а выражение лица наглое и вызывающее. Охранники с силой усадили его на стул и встали за его спиной. Было видно, что они и так не очень жаловали людей подобного толка, а уж после подозрения, что он мог быть в чём-то замешан, и подавно.
Яков молча смотрел на мужчину. Этот человек из тех, которые гордятся собственной лихостью и искусственно её поддерживают, даже тогда, когда бы этого делать не стоило. Вот и сейчас — Штольман посмотрел в папку — Бриан Крото расселся на стуле настолько свободно, насколько позволяли рана и кандалы и смотрел на полицейских с этаким налётом безразличия и превосходства. Яков часто сталкивался с подобными молодчиками. Они быстро теряли апломб, попав в настоящую тюрьму, а не в камеру предварительного заключения. Единицы из них завоёвывали настоящий авторитет среди сокамерников, обладая не только наглостью, но и способностью постоять за себя.
Штольман открыл папку. Пробежал глазами по материалам дела и проговорил:
— Тебя поместили в камеру вчера в три часа пополудни. До пяти занимались твоей раной. По записям врача я могу судить, что пуля застряла глубоко, должно быть руку тебе разворотили будь здоров.
Бриан откинулся на стуле насколько позволяли цепи и, растянув губы в улыбке, ответил:
— Коновал, а не доктор. Ковырялся во мне железками своими, думал от боли Богу душу отдам. Шили меня потом. И гадость какую-то пить заставили. Обращеньице не людское, господа хорошие.
Штольман не улыбнулся в ответ.
— Никто тебя с подельниками не тянул людей грабить. Не пошёл бы на разбой, не подстрелили бы тебя, так что нечего жаловаться. Будь любезен на вопрос отвечать. Я к тому тебе это всё сказал, что ночью ты не спал явно, рука не давала. Камера твоя крайняя, ты не мог ничего не слышать. Рассказывай, что знаешь.
— А что мне за это будет? Задарма говорить язык отсохнет! — наклонившись вперёд и растягивая слова, проговорил преступник.
Штольман вышел из себя. Этот человек без стыда и совести ещё смеет требовать чего-то! Он уже открыл рот, чтобы объяснить грабителю что к чему, но начальник полицейского участка его опередил.
— Я тебе скажу, любезный, что тебе за это будет. За твои разговоры ты вернёшься в камеру, а завтра тебе вновь перевяжут рану и нальют того же пойла, что накануне. Если же ты предпочтёшь молчать, то у нас есть прекрасная неотапливаемая карцерная. Повязочку мы тебе снимем, удобства ради. Обрабатывать тоже не будем. Вот и посмотрим, какое у нас обращение — с крысами, без лекарств и бинтов. Горячка, медленная и вытягивающие все силы, и животные, идущие на запах крови. От чего ты покинешь наш бренный мир быстрее, я не берусь судить.
Крото сел ровнее. Умирать он не хотел. Умирать медленно и мучительно — тем более. А по виду этих господ с них станется так сделать. Он слышал, что молодого флика порешили, а все знали, что легавые за своих горло перегрызут. Нет, нужно говорить, а то и правда сдохнешь в этом застенке.
— Да что слышал-то? Ничего не слышал. Сначала разговоры громкие. Потом совсем тихо стало. Только изредко переговаривались. Дверь хлопнула. Совсем уж поздно было. Потом двое только говорили. Долго говорили, минут двадцать. Рот не закрывался у них. Слыхал только «у банка» и «по голове», всё остальное тихо было. Да и всё, стулья по полу скрипели, звякнуло что-то. Потом один из говоривших громко попрощался и дверь хлопнула. Дальше тихо было.
Яков задумчиво смотрел на Бриана.
— Ты спал ночью?
— Да. Сморило меня. Хоть руку и пекло как в огне.
— Ничего не слышно больше было?
— Нет, я до утра спал, хоть и ворочался.
Арестованного увели обратно в камеру. Надёжность замков не вызывала сомнения, следов взлома не было найдено. Убить констебля и сесть обратно за решётку было бы совершеннейшей глупостью. Этот вариант можно отмести, как и предполагалось. Тем более Штольман был уверен, проверни этот субъект такую операцию, он не преминул бы похвастаться и утереть нос сидящим перед ним полицейским.
Яков повернулся к господину Эжени.
— Мне нужно посмотреть дела, которые ведутся сейчас в участке. Есть ли какое-то происшествие, связанное с банком? Убийство около него или в нём? Ограбление?
Квартал у них был небольшим, и Штольман бы знал, как и вся улица, если бы что-то произошло, но проверить было необходимо. Этьен ничего подобного припомнить не мог, но велел сотрудникам составить отчёт. Сводку ждали через полчаса. Яков и господин Эжени направились к нему в кабинет наметить планы на завтра и распределить роли.